Дневник старого панка, или Из прошлого с приветом (джен)

Год 2010

Х**вертило Миху знатно. То, что молодость прощала, хоть и мстила порой (но только на утро, а не сразу же после употребления!), после 30-ки оборачивалось теми ещё американскими горками. Отпраздновал, бл*дь, удачное выступление, не отходя от кассы. Точнее, касса та никогда, почитай, и не закрывалась. Пара банок — для разогрева, ещё парочка во время, чтоб поддерживать проспиртованность организма, ну а после можно и вообще упиться! Скакать по сцене нужда отпадает до следующего вечера, а то и до следующей недели — как повезёт, по-разному бывало. Не всякий раз спрос имелся на тру панк-рок.

Так сколько выпил? А кто ж считал? Организм разве что. Вот потому и выворачивает его в итак заблёванном туалете мелкого клубешника. Ничуть не нарушил он местную экосистему, скорее уж, поддержал. И вообще — не фиг жаловаться. Где выступили, там же и приняли, там же и назад выдали. Круговорот сансары. И не вырваться оттуда. Тошно ему сейчас? О да! Но и на трезвую голову не лучше. Тошно, но уже от жизни. Пусть уж лучше от продуктов распада алкоголя крутит, чем и дальше думать о том, куда житуха завела. Что лучшие годы позади, а он так и не достиг того, о чем мечтал, а дальше лучше не будет. Лишь хуже.

Прокравшиеся в чуть протрезвевший организм мыслишки прогнало внешнее воздействие. Сначала сзади громко хлопнула дверь, затем острые быстрые шаги процокали по кафелю. Остановились прям за спиной. Ему б посмотреть, кто такой интересный нарисовался в мужском, если верить побитым писсуарам у стенки, туалете. Ну не станет же нормальный мужик каблучки носить звонкие?! Как и не станет нормальная бабенка в этот срачельник влетать! Ему б выяснить, кому так охота пронаблюдать, как он тут себе желудок выблевать пытается, да сил не хватает даже голову чуть отвернуть. И хорошо — не хочется все же попасть блевотиной на бесстрашную незнакомку.

Только подумал, как чужая тонкая рука внезапно отвела и забрала назад спутанные пряди его волос — Мишка аж вздрогнул от неожиданности. Вторая рука крепко и надежно придержала за плечи. И всё же не пидор. Уж женские конечности он в любом состоянии отличить способен.

— Доблюешь, надо попить, — раздался рядом спокойный голос. — У меня вода есть.

Горшок в очередной раз вздрогнул. Что за дела? Это что за Фея Блевонина ему примерещилась?! Ну не может же это в реальности быть? А если может, то какого хрена какая-то бабёнка в его дела вмешивается? Да и что вообще забыла в мужском туалете? Извращенка, блин! Хотел обматерить, чтоб свалила подобру-поздорову, да у организма были другие планы — пришлось вернуться к прерванному занятию.

То растянулось. Вот далеко не в первый раз так выжимает его барабан, а всё каждый раз поражается, как в него это помещается. А вот и желчь. Много. Может, хватит? Сдохнуть в столь зловонном местечке — это, конечно, панковская смерть, но не прям у толчка же. И не в компании таинственной мамзель, что, к слову, так и не ушла, пока он извергался.

Лишь когда внутри всё наконец-то перестало перекручиваться, сумел худо-бедно рассмотреть свою неожиданную помощницу, привалившись к стене и мелкими глотками отпивая воду из протянутой бутылки. Обошёлся бы, дополз до раковины и как собака бы полакал, заодно голову остудил, но… На ползти тоже силы нужны. Поэтому, спасибо за сервис, дамочка!

Брюнетка, молодая ещё, глазами тёмными сверкает не то сердито, не то виновато. Поди пойми. Он и так-то женщин не понимал, а таких безбашенных тем более. Ну вот что надо, а? Неужто заинтересовал, даже в таком состоянии выползания?! Ну, красивая, что уж тут, да не в его вкусе — кожа да кости, ухватиться не за что. И нет, он сейчас не привередничал. Просто оценил с единственной привычной для себя стороны в отношении женщин. С обёртки. С внутренностями у такого, как Мишка, никак не складывалось. Ну не уживался он, не любил, когда его лечить начинали и словом, и делом, лезть в его жизнь вздумалось им, а не только в штаны!

— Так, хорошо, — пользуясь замешательством, девчонка отняла бутылку, а вот это обидно, как и то, что он слаб и вернуть пока не может. — А то опять рвотным вулканом станешь, — пояснила на полный обиды взгляд. — Минут через десять ещё дам воды.

Сильная дамочка, ну или он совсем уже того. Ослабел.

— А тебе, чё, больше всех надо? — рявкнул шепотом — горло от напряжения сводило и громче говорить не получалось. Знавал он таких «добреньких», с которыми счинишься, а потом не отмоешься. — Я тебя о помощи просил, что ли?

По-хорошему, поблагодарить надо было бы — не лишняя подмога всё ж таки оказалась, но она, блин, такая уверенная перед ним стояла, руки в боки — супервумен, бл*ть.

— Не просил, — спокойно, даже как-то размеренно отреагировала на его вспышку дамочка, точно чего-то такого и ожидала. А потом прибавила чуть сердито, задрав нос: — Но не в моих принципах проходить мимо нуждающихся в помощи.

— Жалеть меня надумала? — Ну всё, его уже откровенно понесло: в самом деле, мало того, что в столь унизительный момент застала, так ещё и жалостью сквозит от неё, как из форточки в сиротском доме. — Не нуждаюсь, проваливай.

— Во, дурак, — с чувством, толком и даже расстановкой покачала головой девица, а потом добавила: — Не тебя жалко, себя. Потом буду мучиться угрызениями совести, оно мне надо, а? По ночам вскакивать и думать, не из-за моей ли равнодушности отечественная рок-сцена не досчиталась одного из своих мамонтов?!

— Это я-то мамонт? — Горшок аж ощетинился, вспоминая присказку про лохов. Это кем она его считает, а?!

— Ну, называй, как угодно — смысл у песни тот же будет, Ти-Рекс, ты, окаменелый! — а у дамочки был очень острый язык.

Миха, вообще-то, мог бы много высказать в ответ, начиная с того, что случайно проходить через, а не мимо мужского толкана — это надо призраком быть, а на мертвую женщину та не похожа. Как и на пониженной социальной ответственности! Заканчивая тем, какого хрена та приперлась на концерт такой устарелой древности, ископаемой, как он, коли так считает, а?! Неужто настолько делать нечего было? Мог бы — всё это выкрикнул, но тратить силы на слова казалось сейчас несусветной тупостью.

— Встать помоги, — вместо этого просипел. Ну а что — всё равно тут стоит добрая-добрая самаритянка.

Незнакомка молча, ухватив за предплечье, потянула вверх. Кое-как поставила, прислонив к стенке, и критически оглядела:

— Не, не вывезешь сам, — как вердикт в суде вынесла. Может, в системе работала бабёнка, а? Голос-то поставленный, командный, грубый. Хотя… Он снова её оглядел — для этого она слишком неформал. Странная, короче.

— Да я ща, постою, немного в себя приду и пойду, — Горшок сам-то не верил своим словам, но ситуация начинала напрягать. Кто она такая, чего надо, а? Он сейчас и так уязвим. А ну как утащит в секс-рабство? Последняя мысль заставила его заалеть не только ушами. Ну что это, право, с ним сегодня такое? Лезет тут в голову всякое. Кони двинет, вот и всё рабство. За всё платить нужно. А его увлеченные ширяния по вене сделали из него потребителя Виагры. Представляете, какие у него, порой, коктейли внутри плескались? Удивительно, что Конёк-Горбунок ещё не издох.

— Пошли давай, — скомандовала девчонка, подставляя плечо, — обопрись. У меня такси вызвано.

— Куда нах?! — запоздало спросил Мишка, уже позволяя вытащить себя сначала из туалета, потом и из клуба. Так, если в сексуальном рабстве от него проку немного, то какие могут быть ещё варианты? Органы? Да кому те сдались в его убитом в хлам состоянии?! А может, просто маньячка? Он вывернул голову, вглядываясь в лицо дамочки… Или сектантка-сатанистка, и хочет принести его в жертву? А вот это может быть.

Такси, говорит… Ну это сообщник может быть. Действительно, какая-то машинка-то без наклеек фирмы стояла уже. То ли от выпитого, то ли ещё почему, но голова была тяжелой, сопротивляться не хотелось. Ну расчленят его или ритуально заколют… Интересная смерть. Необычная. По-любому — многие о нём вспомнят. Так что, пускай, всё одно жизнь такая собачья опротивела. И Мишка мысленно плюнул и растёр.

— Ко мне, — хмыкнула рьяная спасательница или шизанутая маньячка, всё решит доживёт ли он до завтра. — Я не имею привычки к незнакомым мужикам домой ездить, — о, правильную продолжает из себя корчить. — А оставлять тебя сейчас неразумно, буду потом думать, не захлебнулся ли ты где рвотой собственной, — а теперь и вовсе Святошу врубила, ну ё-моё.

Дорогу Мишка не запомнил — кажется, он вообще выключился, организм решил: хватит, делайте со мной, что хотите. Очнулся уже в чужой квартире, когда его плюхнули на диван, да пледиком прикрыли. Последняя связная мысль, мелькнувшая перед тем, как снова отрубился — как эта тонкая пичужка его, медведя этакого, от машины до этого дивана доперла? Не иначе ведьма какая… А может, и сообщник-водитель помог! Только пледик-то зачем, а, граждане-маньяки, душегубы-убивцы?

Утро было тяжелым. Но оно было, значит, всё же зря он давеча так плохо о дамочке думал. Впрочем, мысли эти меркли по сравнению с головной болью и жутким похмельем. Его так давно не крыло. Пить хотелось сильно. С трудом, закрывая рукой глаза от бьющего света, словно застигнутый врасплох древний вампир, сполз с дивана и медленно двинулся в сторону предположительно ванной — квартирка вполне типичная, найти можно искомую комнату. Дорогу осилит лишь идущий, понимаете, да?! Ну или ползущий.

— Неси тушку на кухню, — раскалывающийся жбан тронул приказ. То была вчерашняя незнакомка (и как только его шебуршания услышала!), махнула рукой в другом направлении.

Пришлось топать, куда сказано. И там уже послушно проглотить какой-то отварчик, горький до жути. Неожиданно вспомнилась мелькнувшая было характеристика — ведьма. Только почему он ещё жив и, вроде как, цел? Откармливают для ритуала, а вечером следующим что? Шабаш?!

— От похмелья, — пояснила девица, словив удивленный взгляд. — Бабушкин рецепт, — ну, допустим, он поверил, ё-моё. Хотя жить, в отличие от вчерашнего ночера, хотелось.

— Как тебя зовут-то? — в голове то ли от отвара, то ли от сна прояснилось, и он, наконец-то, и некоторые моменты решил прояснить, да и вообще о банальной вежливости вспомнить. — Я…

— Михаил Горшенёв, — перебила хозяйка квартиры. — Я была на концерте. — напомнила она. — Агата, кстати, — подсказала имя, упустив фамилию.

— Вот и познакомились, — вздохнул Горшок, Агата — вполне неплохое себе имя для ведьмы, сильное. Ну или просто не вполне обычное имя. — Ну, спасибо, что ли.

— Пожалуйста, — Агата пожала плечами, немного нервно покосилась на него. Странная — это точно. — Ты б шёл отдохнул ещё. Оклемаешься, вызову машину, поедешь домой, — о как. Значит, никакого шабаша. Просто помощь ближнему. Интересно, а дамочка в карму верит, что так расстаралась или…

— Ты фанатка? — глупый вопрос, но эфирную тишину надо было заполнить чем-то. Ну и это бы объяснило хоть что-то.

— Нет, просто музыка у тебя хорошая, — ну раз нет… Вообще, а почему бы ему так просто взять и не поверить бы в чужое неравнодушие? Не одними же злыми или просто умотанными собственными проблемами людьми полон мир? Есть и добрые, а не добренькие для галочки. Хоть и вымирающий вид. Вдруг ему повезло?

Только вот упало ему во внутренности какое-то ощущение, что не в этом дело. В чём-то ещё. Потому что по мере того, как они спокойно перебрасывались общими фразами, у Михи почему-то крепло осознание: откуда-то он эту странную Агату знает.

Хотя поклясться мог бы, что впервые в жизни видит её. Ну, либо вот да — настолько мозги пропил, но верить в это не хотелось. Иначе совсем труба — к чему цепляться, если разум предает?

С ней было хорошо почему-то. Может, от легкого будоражащего ощущения опасности — то приятно разгоняло начавшую мертветь кровь. А может, дело в том ощущении, что его знают, понимают, каков он, и не пилят мозг, молча помогают. Или же в чём-то ещё. С Агатой как будто получалось ненадолго отпустить все свои загоны. Ну или приглушить их.

Может, поэтому пригласил дамочку на следующий концерт с проходкой в гримёрную, ожидая, правда, что откажется. Но та, на удивление, согласилась. И пришла за кулисы прямо на глазах у изумлённой молодежи, которую Миха в очередной раз понабрал. Кажется, тех несказанно удивило, что к нему ещё могут ходить такие дамочки. Хоть ничего и не было, но, черт возьми, знаете ли, приятно ощущать, как другие понимают, что ты всё ещё мужик, во!

Агата на этом не успокоилась. Стала приходить снова и снова. Играли-то они в основном в Питере, про кабакам да барам, редко когда куда-то за пределы выбирались. Как-то так оказалось, что стала ведьмочка почти постоянным зрителем. А потом и не только зрителем — не, лезть под юбку Мишка и не стал (а та почти и не носила), зачем общение портить!

С ней было удобно и хорошо так, без всякого секса: можно было поговорить, Агата никогда не лебезила, как некоторые постоянные слушательницы их группы. А такие имелись, да. Как и оголтелые фанатки, правда, не настолько оголтелые, чтоб его в туалете караулить да к себе домой Буратино увозить. Ведьма эта всегда резала правду-матку, иногда ударяя тем самым по-больному, но чувствовалось в ней что-то такое, по-настоящему заботливое, то, чего ему, порой, так не хватало. Того самого тепла человеческого. Так, постепенно, Нигровская стала его другом.

Тем самым, которого в штатах, наверняка, вписали бы в контакты экстренные в медстраховку. Это ведь она, всегда закатывая глаза, забирала! Когда Горшок пропадал в невменозе, нужно было — шипя злобной кошкой, и таблетки привозила. Фурия эта только выглядела страшно, на деле же… Злость её, как, впрочем, и нотации были даже приятны — ей было не всё равно, как кинувшим его друзьям и прикидывающимся добреньким брату.

Вот и сегодня поспешила на помощь: его персональная скорая помощь, словно почувствовала что-то, заявилась с аптечкой и знакомым уже отваром. А как полегчало, то уже привычно профилактически (но бесполезно!) мозг немного повыносила, с требованием срочно к врачу обратиться.

Мишка вяло пообещал — ну, впрочем, он постоянно ей обещал, не мог сопротивляться. Потом, правда, забивал. Столь же успешно, как и обещал, во. А она хоть и не верила, но каждый раз немного успокаивалась — такой вот замкнутый круг.

После её ухода в раздумьях тяжелых схватился за верную музыкальную подругу. И тут сразу же заметил: гитарка-то его тоже что-то тяжело да глухо звучит. Неужто и её жизнь приплюснула, да не может быть! Потряс гитару—точно, внутри что-то лежит, и совсем не закатившийся медиатор.

Выматерившись, полез искать причину. И вскорости нашёл, хоть и попыхтел, выуживая, заламывая руку — какая-то непонятная сила, и он даже знал, какая именно — кудрявая темноволосая — засунула внутрь тетрадку непонятную. Для чего? Ну это ж Агата, может, послание какое оставила, напоминалку. Типа, я записала тебя к доктору на завтра — ха, неужто думает этим его пронять?

Распахнул, догадку проверяя — совершенно чистая тетрадь-то. Намёк, что ли. Чтоб что-то новое написал? А то материал его — старьё по большей части. Не крутится, не вертится мысль в башке, и не растёт кокос, увы.

Пока думал — на его глазах случился форменный пздц: на первой страничке распахнутой тетрадочки взяли и сами собой проявились буквы, в слова тут же сложившиеся: «Привет! Не выбрасывай и не сжигай тетрадь! Поговорить надо!». Вот это фокусы сознание проворачивает! Но трезв ведь он, аль Агата в самом деле ведьма и только сейчас за его курощение всерьёз взялась? Только почему на него выбор пал, как на жертву, а?!

Похлопав глазами, дико возмутившись, схватил ручку, да и накарябал в ответ: «Ты чё за х*йня паранормальная? Че за пранк?» — нет, ну а что? Горшок спуску не даёт. Тем более каким-то там тетрадкам-самопискам.

«Сам ты пранк и х*йня паранормальная!» — кажется, бумага всё же не стерпела и обиделась. Ну ничего себе!

«Я панк!» — Мишке вдруг тоже стало обидно, так-то, какого черта тетрадка обзывается? Влезла, понимаешь, в личное пространство, а теперь ещё и на него давит, после того, как командовать удумала!

«Ага, панк-анархист, — согласилась тетрадочка, — а будешь маяться хренью, скоро загнешься и будешь мёртвым анархистом. Слушай внимательно: я из будущего, хочу помочь.»

«Чем докажешь, помогатор хренов?» — оснований доверять какой-то левой фигне у Михи вообще не было. Хотя угроза, конечно, реальна. Но такое будущее ему любой мало-мальски знающий его человек предсказать мог. Так-то!

«Напиши СМС Агате. Я его дословно воспроизведу», — ну вот, тетрадочка, фактически, расписалась в своей связи с ведьмой.

А всё равно ж… Хм, странно. Уж не сама ли Агата таким образом пранкует? Или подельник есть, как ему изначально показалось, м? Хотя в душе вдруг что-то заинтересованно вспыхнуло: если не розыгрыш какой, получается, что тот мир непознанного, который он тщетно искал, возможен? И некоторые фокусы, хтонью выворачивающиеся, вполне реальны?

Не упуская тетрадочку из поля зрения, потянулся за мобильником — пусть доказывает этот дух, в тетрадочку вселившийся. Заодно и проверим, существуют ли ныне в Питере ведьмы.