Вдова мистера Коллинза (гет)

«Школа Мейнард,

Девон,

3 октября.

Дорогая матушка и сёстры,

прошу простить меня за то, что я не написала вам в первый же день моего пребывания в школе, однако эти три дня были столь суматошными, что я едва находила в себе силы, чтобы дойти вечером до своей постели. Карета с кучером уже наверняка воротилась в Лонгборн, так что о том, как прошло моё путешествие, вы уже наверняка осведомлены. Но позвольте всё же и мне рассказать вам обо всём, так как я ещё ни разу в жизни так далеко не уезжала от дома, а посему меня переполняют эмоции.

Первые два дня пути прошли довольно непримечательно и легко, так как расстояние между остановками было не очень длинным. А вот последний день дороги стал для меня настоящим испытанием, и я не постесняюсь в этом признаться, ведь от Чиппенхама до школы ехать пришлось почти сто миль, и я понимаю, почему: по пути не было ни единого сколько-нибудь приличного трактира. Выехать из Чиппенхама нам пришлось ещё затемно, а в Мейнард я прибыла, когда все ученицы уже завершили ужин.

Встретили меня с большим радушием. Ко мне сразу же приставили наставницу, которая в ближайший месяц будет мне помогать привыкнуть к здешней жизни. Обычно у наставниц бывает по десятку учениц, находящихся под их надзором, но, так как я прибыла в школу на месяц позже остальных, то делить её мне ни с кем не придётся. Все ученицы здесь живут в комнатах по четыре человека, и кровати наши разделены лишь ширмами, но всё же я не смею жаловаться, потому что все девушки оказались очень приятными особами.

Что касается распорядка дня, то с понедельника по пятницу мы с утра проводим час за изучением Библии, что, честно признаться, мало кому здесь нравится, но затем, после завтрака, начинаются весьма интересные занятия. Миссис Эшер преподаёт историю и географию, и я даже предположить не могла, что эти науки могут быть столь занимательными. Так же перед обедом мы занимаемся каллиграфией, грамматикой и арифметикой, которые как не преподавай, всё равно они будут смертельно скучными. После обеда начинаются уроки итальянского или французского. Оказывается, здесь сами ученицы могут выбрать, какой язык изучать. Я выбрала итальянский, потому что на этот же урок ходит одна из моих соседок по комнате, с которой я уже успела подружиться, ведь французский она уже знает с детства. Затем нас обучают танцам, музыке и живописи, а моя соседка всё не перестаёт уговаривать меня присоединиться к книжному кружку, который возглавляет главная наставница школы, миссис Риверс. Но пока я не дала согласия. Слишком уж много всего нового на меня навалилось здесь. Как мне сообщили, суббота здесь проходит за развлечениями и отдыхом, а в воскресенье после мессы единственными обязательными занятиями будут шитьё и вышивка.

Мне следует завершить письмо, так как послеобеденный перерыв уже подходит к концу. Я очень надеюсь, что все вы в добром здравии, и в Лонгборне всё хорошо. Прошу пишите мне почаще. Лиззи, я очень надеюсь, что ты не обижаешься на меня за те слова, которые я успела наговорить тебе в последние дни моего пребывания дома. Китти, не забывай писать мне про всех джентльменов, с которыми ты танцуешь на балах. Мэри, если я всё же присоединюсь к книжному кружку, то обязательно напишу тебе, какие книги здесь читают. Джейн и маменька, я очень по вам скучаю и надеюсь, что вы тоже напишите мне хоть несколько строк.

Неимоверно тоскующая по вам сестра и дочь

Лидия Беннет.»

Элизабет с нескрываемым удовольствием прочитала это полученное ею ещё прошлым вечером письмо своим домочадцам за завтраком. Последние несколько дней миссис Беннет места себе не находила из-за того, что от её младшей дочери не приходило никаких вестей. И даже заверения кучера и лакея о том, что добрались они до Мейнарда без каких-либо затруднений, а мисс Лидия была встречена лично директором и главной наставницей школы, не смогли успокоить растревоженные нервы обеспокоенной матери. Она просто отказывалась верить, что у её малышки Лидии всё хорошо, пока она сама о том не напишет. Но теперь миссис Беннет могла немного расслабиться, хотя по мере того, как Элизабет читала письмо, не могла не возмутиться тем, как же были загружены учёбой девушки в Мейнарде. Китти, в свою очередь, была немного раздосадована тем, что она сама не могла присоединиться к Лидии, ведь, по её словам, вдвоём им было бы куда веселей в школе. По правде говоря, Элизабет была бы не против и её отправить в школу, однако тот факт, что Китти уже была представлена в обществе, не позволял ей вступить в число учениц не только Мейнарда, но и любой другой школы для благородных леди. Воодушевлённая тем, что Лидия явно смогла сдружиться с весьма образованной и благоразумной девушкой в школе, Элизабет лишь было интересно, кто эта юная особа, которая уже успела так положительно повлиять на неё, что Лидия даже решила посещать уроки итальянского, несмотря на то, что его она не знала совершенно, в то время как основы французского были ей знакомы, а значит и посещать уроки по нему было бы проще. К тому же эта юная леди даже почти добилась того, чтобы Лидия занималась литературой. Видимо, её новая подруга была весьма вразумительна. Однако её имени Лидия не упомянула, так что необходимо было ждать следующего письма, к тому же по правилам школы ученицам разрешалось писать не больше одного письма в неделю и получать не более трёх, так что ожидание вполне могло затянуться.

— Ах, бедняжка Лидия, — запричитала миссис Беннет, — как же ей, должно быть, тяжело… Столько занятий! У неё, наверное, с понедельника по пятницу вовсе и минуты свободной нет.

— Мама, что вы такое говорите? — усмехнулась Джейн. — Она же смогла найти время письмо написать. А третьего октября был четверг. Так что не волнуйтесь. К тому же, Лидии, кажется, хоть и не все занятия нравятся, но от большинства уроков она получает удовольствие.

— Похоже на то, — отметила Мэри и с подозрением взглянула на Элизабет. — Лиззи, ты что-то скрываешь от нас, так ведь? Слишком уж поведение Лидии переменилось тем утром после бала. Она даже мою копию Проповедей Фордайса с собой забрала. Сказала, что хочет в дороге её почитать. Видели бы вы моё лицо, когда она мне это сообщила, — даже по прошествии недели Мэри всё никак не могла отойти от шока.

— Просто мы с Лидией поговорили по душам, — сказала Элизабет, складывая письмо.

— Если уж ты до Лидии смогла достучаться, то ты кого угодно сможешь привести на путь истинный, — хмыкнула Мэри. — Может, проповедником стоило быть тебе, а не твоему супругу?

— Для этой профессии у меня волосы чересчур длинные, Мэри, — рассмеялась Элизабет. — Да и не пристало пастору ходить в корсете.

— Если верить слухам, то как раз мистеру Коллинзу корсет не помешал бы, — не удержалась от едкого замечания Китти, но веселье её было недолгим, ибо она испугалась, что этими словами могла оскорбить Элизабет, и, устыдившись своих мыслей, закрыла свой рот руками.

Однако её сестра была нисколько не уязвлена высказыванием Китти и лишь насмешливо взглянула на свою младшую сестру, слегка качая головой.

С отъездом Лидии в Лонгборне установилась крайне несвойственные сему имению тишина и покой, и даже миссис Беннет немного угомонилась после того, как пришло письмо от её младшей дочери. Все обитатели дома были заняты самыми обыденными делами: Китти упражнялась в живописи и музицировании; Мэри читала каждую новую книгу, которая приобреталась в Лонгборне, и часто присоединялась к Китти за фортепиано; Джейн и миссис Беннет навещали арендаторов и разрешали некоторые возникающие бытовые проблемы; а Элизабет полностью взяла на себя обязанности хозяйки Лонгборна, управляя делами имения и слугами, что, впрочем, мало отличалось от её жизни в Хансфорде, но приносило куда больше радости и не омрачало её жизнь неприятными аспектами замужества.

Вскоре после того, как от Лидии было получено первое письмо, в Лонгборн пришла гостья, которую Элизабет с нетерпением ждала, хотя и знала, что сия особа крайне скрупулёзно относилась к правилам приличия, а потому на встречу с ней в первые три месяца вдовства Элизабет не надеялась. Конечно, они мельком виделись по воскресеньям в церкви, но вдове не полагалось проявлять радость или интерес к людям в обществе, а потому они до сих пор не обмолвились ни единым словом.

— Миссис Коллинз, — обратилась к Элизабет миссис Хилл однажды после обеда, когда она сидела в библиотеке, — к вам пожаловала гостья.

Элизабет удивлённо вскинула брови и оторвалась от чтения письма от тётушки Гардинер, которая написала ей, дабы одобрительно отозваться о её решении отправить младшую девочку семейства в школу, а также выразить надежду, что она с супругом и детьми в скором времени смогут навестить Беннетов в Хартфордшире.

— Неужели? И кто же это? — спросила Элизабет.

— Мисс Лукас, мадам.

— Ах, пригласите её сюда, — радостно улыбнулась Элизабет, складывая письмо и пряча его в ящик стола, намереваясь дочитать его позже.

Миссис Хилл присела в реверансе и вышла из комнаты, а через пару мгновений на пороге появилась долгожданная гостья.

— Шарлотта! — воскликнула Элизабет и чуть ли не бегом направилась к своей давней подруге, дабы крепко её обнять. — Как же я по тебе скучала!

— Дорогая Лиззи, — улыбнулась Шарлота, обнимая свою подругу в ответ, — как я рада снова тебя видеть! Дай хоть взглянуть на тебя, — сказала она и немного отпрянула от Элизабет и оглядела её с ног до головы. — Господи, как же ты повзрослела! От той шестнадцатилетней забияки, которую я помню, и следа не осталось, — засмеялась Шарлотта.

— А вот ты ничуть не изменилась, — ответила Элизабет. — Ты всё та же серьёзная юная леди, которую я помню.

— Ну, уже и не такая юная, — покачала головой Шарлотта. — Всё-таки 26 лет для женщины — возраст весьма солидный.

— Ах, не говори глупостей, — отмахнулась от её слов Элизабет. — Прошу, присаживайся, — сказала она, указывая рукой в сторону софы, рядом с которой стоял небольшой столик, и позвонила в колокольчик. — Я сейчас попрошу, чтобы нам принесли чай.

На её зов немедленно явилась Бэтси и, выслушав просьбу хозяйки имения, отправилась на кухню за угощением.

— Я смотрю, ты полностью вошла в роль хозяйки Лонгборна, — с улыбкой заметила Шарлотта, когда Элизабет села подле неё.

— Что ж, кто-то же должен был, — усмехнулась Элизабет. — К тому же это дало мне возможность быть деятельной в то время, когда список одобряемых занятий для меня крайне ограничен. Если бы не мои обязанности, то, боюсь, я сошла бы с ума от скуки.

— Полагаю, что до недавних пор ты, помимо дел имения, была занята и устройством дальнейшей судьбы твоей младшей сестры, — отметила Шарлотта. — Должна признаться, я была довольна услышать такие новости. Когда она посетила Лукас Лодж и пригласила нас с Мэрайей на якобы намечающееся празднество в Лонгборне, все были столь поражены, что не знали, как реагировать. Все наши друзья и соседи были в не меньшем смущении. Однако твоё решение заняться воспитанием Лидии было всеми встречено с большим одобрением. Даже почтенные матроны стали уважительно перешёптываться о тебе, — улыбнулась она.

— А с чего вы все взяли, что это было моё решение? — нахмурилась Элизабет. — Я ведь ей не мать… Не логичнее было бы заключить, что на то была воля миссис Беннет?

— Лиззи, — едва не закатила глаза Шарлотта, — всем в округе прекрасно известно, как миссис Беннет относится к Лидии. Она бы никогда сама не решилась отослать свою младшую дочь в школу, да ещё и в столь дальнюю!

— Может, Девон и не самое близкое к нам графство, но это не Нортумберленд, — засмеялась Элизабет. — Однако это действительно было моё решение. Я не могла более смотреть на то, в какую особу превращается Лидия, и решила действовать. Вернувшись в Хартфордшир, я открыла для себя, что миссис Беннет воспитывает самую младшую из нас куда менее строго, чем остальных, отчего у неё не сложилось мнения, что, дабы порадовать матушку, ей следует проявлять скромность, благоразумие и непритязательность манер. А коли этого от неё не требуется, чтобы угодить окружающим, то она не видела смысла в таком поведении и среди общества. Но наш мир так устроен, что юная леди, не приученная вести себя сдержанно и почтенно, обрекает себя на очень незавидную судьбу. Моё решение отправить Лидию в школу было продиктовано лишь моей заботой о ней.

— Дорогая Лиззи, любой, кто хоть раз находился в компании с Лидией, поймёт твоё решение и сочтёт его благоразумным, — кивнула Шарлотта, взяв с только что принесённого Бэтси подноса чашку горячего чая. — Хоть мне это и не до конца понятно, но наше общество с готовностью закрывает глаза на множество несовершенств у противоположного пола, а нашему никогда их не прощает. А потому счастье и покой любой семьи в наибольшей мере зависит от репутации именно дочерей, а не сыновей.

— В таком случае, мы, Беннеты, просто обречены, — засмеялась Элизабет, и к её смеху присоединилась сама Шарлотта, понимая, что сказано это было лишь для того, чтобы сменить тон разговора, который вдруг стал столь серьёзным.

— Элизабет, расскажи же мне немного о своей жизни в Кенте, — попросила Шарлотта. — Мы ведь почти совсем не переписывались, да и в тех немногих своих письмах ты была крайне немногословна, словно в жизни твоей не происходило ничего нового. А ведь ты уехала в другое графство, управляла собственным домом, проводила время в обществе весьма почтенной дамы и её дочери, как мне говорили. Неужто тебе было нечего рассказать?

— Шарлотта, — вздохнула Элизабет, — дело вовсе не в том, что у меня не было новостей, а в том, что те перемены в моей жизни нисколько меня не радовали, а потому я не желала переживать их вновь, записывая их на бумагу. Замужняя жизнь оказалась не той романтичной сказкой, в которую я верила в шестнадцать лет. Не пойми меня неправильно, мистер Коллинз вовсе не был изувером, однако он считал своё желание видеть меня такой, какой он вообразил себе свою будущую супругу ещё до приезда в Лонгборн, выше моего благополучия и счастья. Полагаю, что моё отношение к нему было бы совершенно иным, знай я хоть немного о его истинных недостатках наперёд.

— То есть, коли ты была бы осведомлена об изъянах его характера, то не вышла бы за него замуж? — удивлённо спросила Шарлотта.

— Нет, моё решение сочетаться с мистером Коллинзом узами брака было продиктовано вовсе не моими иллюзиями, а нуждой, а потому я сомневаюсь, что отвергла бы его предложение, даже если бы была знакома с ним целый год, — покачала головой Элизабет. — Однако это уберегло бы меня от многих тщетных попыток стать ему истинной жизненной спутницей.

— Романтичные мечтания юных леди в наш век стали камнем преткновения во многих браках, как я начинаю замечать, — отметила Шарлотта. — Может, не зря наше духовенство порицает увлечённость дочерей джентльменов французскими романами?

— Я не берусь судить об этом, ибо не в моей компетенции вынести вердикт о характерах всех представителей противоположного пола, — усмехнулась Элизабет. — Моё общение с мужчинами было недолгим, а после свадьбы ограничивалось лишь моим супругом.

— Неужто твой круг общения в Кенте был столь узким? — спросила Шарлотта. — Насколько мне известно, мистер Коллинз находился под патронажем весьма высокородной дамы, разве не так?

— Да, леди Кэтрин де Бёр и её дочь часто приглашали меня в своё имение, Розингс Парк, на обед или чтобы просто составить им компанию. А со временем мисс де Бёр даже стала мне доброй подругой, несмотря на нашу разницу в возрасте, — улыбнулась Элизабет.

— Разницу в возрасте? — поинтересовалась Шарлотта.

— Да, она почти на десять лет меня старше.

— И она до сих пор живёт со своей матушкой? Но ведь я слышала, что она единоличная наследница своего имения. Неужели она всё ещё не замужем?

— Дело в том, — не удержалась от смешка Элизабет, — что леди Кэтрин лелеет надежду выдать свою дочь замуж за своего племянника, мистера Дарси, а потому даже не пытается вывести её в свет. Мисс Энн часто жаловалась мне на то, что её матушка просто отказывается признать, что мистер Дарси нисколько не заинтересован в браке с ней. Если честно, мне кажется, что она уже смирилась с тем, что ей предстоит участь старой девы, ведь она оказалась в капкане безосновательных амбиций своей матери.

— Разве мисс де Бёр так ограничена в выборе жениха?

— Вовсе нет, — покачала головой Элизабет. — Розингс Парк приносит доход в семь тысяч фунтов в год, хотя само имение выглядит так, словно приносит в два раза больше, что, полагаю, является следствием работы многих поколений. Но леди Кэтрин непреклонна в своём желании объединить богатства своего рода и рода Дарси, который хоть и не носит титула, но обладает более обширным состоянием.

— Что ж, похоже, что любые крайности приносят лишь разочарования. Возвышенные романтичные мечтания приводят к унынию, а сухой расчёт — к отчаянию, — отметила Шарлотта.

— Где же нам набраться такой мудрости, чтобы сохранять равновесие? — задала риторический вопрос Элизабет.

— У тех, кто это равновесие не смог постичь, пострадал от этого, а ныне имеет возможность предостеречь других, — дала неожиданный ответ Шарлотта, красноречиво взглянув на свою подругу.

Элизабет удивлённо взглянула на свою давнюю подругу. Она и помыслить не могла, что хоть кто-то мог рассматривать её жизненную ситуацию в таком свете, но слова Шарлотты заставили её задуматься. Все молодые незамужние женщины не имеют ровным счётом никакого представления о том, что в себе таит брачный союз с мужчиной, а те, кто уже состоит в браке, закованы в кандалы правил приличия, которые не позволяют им просвещать юных особ о возможных неурядицах и горестях, поджидающих их в будущем. Те же дамы, которые были освобождены от брачных уз либо теряли своё положение в обществе, ибо развод, будучи явлением крайне редким и позорным, влёк за собой гонение такой дамы из уважаемого общества, либо, вследствие смерти супруга, были уже в тех летах, которые не позволяли им стать наперсницами юным особам. До сего момента Элизабет ни разу не задумывалась о том, насколько её жизненная ситуация была уникальной в своём роде.

— Прости мне мою прямолинейность, Лиззи, — потупила взгляд Шарлотта, — но я видела твой взгляд, когда мы мельком виделись в церкви, и в нём не было скорби. Лишь меланхолия. Я дерзнула сделать вывод, что траур твой заключается лишь соблюдении правил приличия, а не в искренней печали по почившему супругу.

— Ты как всегда проницательна, Шарлотта, — хмыкнула Элизабет. — Но я надеюсь, что ты свои дерзновенные выводы не сделала достоянием общественности? — саркастично спросила она.

— Право, твои подозрения беспочвенны, — улыбнулась Шарлотта. — Хотя смею заметить, что в Мэритоне разве что только последний глупец считал мистера Коллинза достойным тебя джентльменом, так что бóльшая часть наших знакомых хоть и шёпотом, но поздравляют тебя со столь скорым избавлением. Господи, прости меня за такие речи…

— А как же те слухи, которые ходят в городе о здоровье мистера Коллинза перед смертью и моей якобы причастности к его кончине? — нахмурилась Элизабет.

— Ах, Лиззи, тебе об этом известно? — удручённо воскликнула Шарлотта. — Прошу тебя, не придавай этим злым языкам значения. Эти мерзкие инсинуации были распространены озлобленными маменьками, которые только спят и видят, как бы собственных дочерей выдать замуж поудачней. Ты же знаешь, что если юная девушка выходит замуж, то все незамужние леди старше её выглядят в глазах общества старыми девами. Вот их маменькам и неймётся, — засмеялась она.

— В таком случае, мне не стоит бояться моего возвращения в общество следующим летом? — усмехнулась Элизабет.

— Ни в коем случае.