Последние из Хогвартса (гет)

Шли недели, превращаясь в месяцы. Лето сменилось осенью, окрасив леса этого разрушенного мира в багровые и золотые тона, а затем и зима заявила о своих правах, принеся с собой пронизывающий холод и снег, укрывший шрамы земли белым саваном. Гарри и Гермиона, закаленные лишениями и постоянной борьбой за выживание, продолжали свой путь, свою отчаянную одиссею в поисках дороги домой.

Гермиона полностью оправилась от ран и болезни, хотя шрамы на ее теле и в душе остались навсегда. Испытания не сломили ее, а лишь закалили, превратив умную, книжную девушку в опытную, выносливую выживальщицу. Ее знания по-прежнему были их главным оружием — она научилась распознавать съедобные и ядовитые растения, разбираться в следах, находить укрытия и предсказывать погоду с удивительной точностью. Она стала глазами и ушами Гарри, когда его собственная усталость притупляла бдительность.

Гарри, в свою очередь, стал ее защитником, ее несокрушимой скалой. Его магические способности оставались сильно ограниченными, каждое заклинание отнимало слишком много сил, поэтому он полагался на свою физическую выносливость, инстинкты и те психические навыки, которые развил в мертвом мире — невероятную концентрацию, хладнокровие перед лицом опасности и способность почти сливаться с окружающей средой. Его ржавая труба и охотничий нож стали продолжением его рук. Он научился двигаться бесшумно, как тень, и сражаться с дикой, первобытной яростью, когда это было необходимо.

Их отношения, прошедшие через горнило смертельных опасностей и отчаянной разлуки, углубились и трансформировались. Молчаливое понимание, разделенная боль и общая цель связали их узами, которые были крепче любых заклятий. В редкие моменты затишья, укрывшись в очередном заброшенном доме или пещере, они находили утешение друг в друге — в тихом разговоре, в теплом прикосновении, в молчаливом взгляде, полном невысказанных чувств. Страсть, вспыхнувшая в ночь ее спасения, не угасла, а тлела под пеплом ежедневной борьбы, готовая вспыхнуть в любой момент, напоминая им, что они не просто выживают, а живут, любят, надеются.

«Осколок Иномирья» оставался их главным ориентиром, их загадочным компасом. Гермиона проводила часы, изучая его, пытаясь понять принципы его работы. Она заметила, что кристалл едва заметно теплел и вибрировал, когда они находились в местах с какой-то… аномальной активностью. Это были не всегда места скопления зараженных. Иногда это были старые, заброшенные военные базы, иногда — странные геологические образования, а однажды — центр огромного, выгоревшего круга в лесу, где не росло ничего живого.

Они двигались от одной такой «точки» к другой, надеясь, что одна из них окажется местом, где завеса между мирами истончена, где может скрываться еще одна Арка, еще один проход. Их путь вел их все дальше на запад, через разрушенные города, вымершие поселки, бескрайние леса и заснеженные равнины. Они видели следы других выживших — иногда дружелюбные, чаще — враждебные. Они научились избегать контактов, полагаясь только друг на друга.

Однажды, когда зима была в самом разгаре, «Осколок Иномирья» начал вести себя необычно. Он стал заметно теплее, а его пульсация — более частой и сильной. Это произошло, когда они пересекали горный хребет, занесенный снегом. Кристалл явно указывал на одну из вершин, самую высокую и труднодоступную.

— Это оно, Гарри, — сказала Гермиона, ее голос дрожал от волнения и холода. Ее щеки раскраснелись от мороза, дыхание вырывалось белым облачком. — Я чувствую. Он никогда так сильно не реагировал.

Путь на вершину был невероятно трудным. Ледяной ветер пронизывал до костей, снег слепил глаза, а каждый шаг по обледенелым склонам грозил падением в пропасть. Но они упорно карабкались вверх, подбадривая друг друга, делясь последним теплом и остатками сил.

И они нашли ее.

На самой вершине горы, среди заснеженных скал, продуваемая всеми ветрами, стояла она — Арка. Она отличалась от тех, что они видели раньше. Эта была сложена из черного, блестящего камня, похожего на обсидиан, и казалась невероятно древней, словно была частью самой горы. В ее проеме не было ни колышущейся завесы, ни клубящейся тьмы. Вместо этого там мерцало и переливалось слабое, перламутровое сияние, словно северное сияние, заключенное в камень. От Арки исходил едва уловимый гул, низкий и вибрирующий, который ощущался скорее телом, чем ушами.

«Осколок Иномирья» в руке Гарри пылал жаром, его вибрация стала почти болезненной.

— Это она, — прошептал Гарри, чувствуя, как по спине пробегает знакомый холодок, смесь страха и надежды. — Это наш шанс.

Они подошли ближе. Перламутровое сияние в проеме Арки манили и пугало одновременно. Куда она вела? Домой? В еще один чужой, враждебный мир? Или в небытие?

— Что мы делаем? — спросила Гермиона, ее взгляд был прикован к мерцающему свету. Она крепко сжимала руку Гарри.

— То же, что и в прошлый раз, — ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно. — Кристалл. Он должен открыть проход.

Он шагнул вперед, подняв руку с «Осколком Иномирья». Но в тот самый момент, когда он собирался прикоснуться кристаллом к обсидиановой поверхности Арки, с ледяного склона горы донесся пронзительный, леденящий душу вой.

Они резко обернулись.

Из-за скал, из снежной метели, на них неслась целая орда зараженных. Но это были не обычные бегуны или сталкеры. Это были кликеры, много кликеров, их уродливые грибные головы щелкали в унисон, создавая жуткую, многоголосую симфонию смерти. А среди них, возвышаясь над остальными, двигались несколько топляков — огромных, раздутых тварей, покрытых толстым слоем грибковой брони, изрыгающих ядовитые споры.

Откуда они взялись? Как они их нашли? Не было времени на вопросы.

— Быстрее, Гарри! — крикнула Гермиона, выхватывая свой нож.

Гарри снова повернулся к Арке. Он должен был активировать ее, пока зараженные не добрались до них. Он прижал «Осколок Иномирья» к холодному камню.

Вспышка! Но не ослепительная, как в прошлый раз, а мягкая, пульсирующая. Перламутровое сияние в проеме Арки стало ярче, интенсивнее, гул усилился. Проход открывался!

Но зараженные были уже слишком близко. Первый кликер, с яростным щелканьем, бросился на Гермиону. Она увернулась, полоснув его ножом по ноге, но тут же на нее накинулись еще двое.

— Гермиона! — крикнул Гарри, отвлекаясь от Арки.

Он бросился ей на помощь, его палочка уже была в руке. — Импедимента! — Заклинание отбросило одного из кликеров, но второй уже вцепился Гермионе в руку.

— Конфринго! — Взрывное заклятие ударило в грудь нападавшего, разрывая его на куски. Гермиона вскрикнула от боли, когда ее отбросило ударной волной. Гарри почувствовал резкий упадок сил, голова закружилась. Два мощных заклинания подряд — это было слишком.

А орда все прибывала. Топляки приближались, их тяжелые шаги сотрясали землю. Один из них изрыгнул облако ядовитых спор, которое медленно поползло к ним.

— Гарри, Арка! — крикнула Гермиона, поднимаясь на ноги, ее лицо было бледным, рука кровоточила. — Мы не сможем их всех сдержать!

Он знал, что она права. Их было слишком много. Он снова повернулся к Арке. Сияние в проеме стало почти ослепительным, гул достиг пика. Проход был открыт.

— Иди! — крикнул он Гермионе, отталкивая очередного кликера, который пытался вцепиться ему в ногу. — Я прикрою!

— Нет! Вместе! — ее голос был непреклонен. Она не оставит его. Никогда.

Она бросилась к нему, и они встали спиной к спине, отбиваясь от наседающих тварей. Гарри сражался с отчаянием обреченного, его труба свистела в воздухе, круша грибные головы. Гермиона, несмотря на раненую руку, яростно отбивалась ножом, ее движения были быстрыми и точными.

Но они были окружены. Кликеры лезли со всех сторон, их щелканье сводило с ума. Топляки приближались, их огромные тени нависали над ними.

Внезапно один из топляков, самый крупный, издал оглушительный рев и с невероятной скоростью для своей массы бросился прямо на них… или, скорее, на Арку, находившуюся за их спинами.

Гарри и Гермиона не успели среагировать. Огромная туша врезалась в древний обсидиановый камень.

Раздался оглушительный треск, словно раскололась сама гора. Арка, их единственная надежда, их путь домой, содрогнулась. По ее черной, блестящей поверхности побежали трещины, из которых вырвались снопы перламутрового света. Сияние в проеме замерцало, стало нестабильным, а затем… с ужасающим, всасывающим звуком, оно схлопнулось, исчезло, оставив после себя лишь клубы пыли и мелких осколков обсидиана.

А затем, с последним, протяжным стоном, древняя Арка начала рушиться. Огромные каменные блоки с грохотом падали на землю, поднимая тучи снега и каменной крошки.

Гарри и Гермиона замерли, глядя на это с ужасом и отчаянием. Их путь домой… исчез. Разрушен. Прямо у них на глазах.

Но времени на отчаяние не было. Разрушение Арки, казалось, привело зараженных в еще большую ярость. Они с новой силой бросились на них.

— Бежим! — крикнул Гарри, хватая Гермиону за здоровую руку.

Они бросились прочь от разрушающейся Арки, прочь от вершины горы, вниз по склону, преследуемые ревущей ордой. Падающие камни и лавины снега, вызванные разрушением Арки, отсекли часть преследователей, но многие все еще были у них на хвосте.

Они бежали, не разбирая дороги, скользя по льду, проваливаясь в сугробы, их легкие горели от ледяного воздуха и нехватки кислорода. Боль в раненой руке Гермионы была невыносимой, но она бежала, подгоняемая адреналином и страхом. Гарри тащил ее за собой, его собственное тело было на пределе, но он не мог остановиться.

Наконец, после того, что показалось вечностью, они оторвались от преследователей, воспользовавшись узким ущельем, где огромные топляки не могли пройти, а более мелкие кликеры застряли или были сметены небольшой лавиной, которую Гарри спровоцировал отчаянным, почти бессознательным магическим импульсом, едва не лишившись при этом чувств.

Они рухнули на снег у подножия горы, задыхаясь, израненные, разбитые. Вокруг них была тишина, нарушаемая лишь их собственным прерывистым дыханием и воем ветра.

Гарри посмотрел на вершину горы. Там, где только что стояла их надежда, теперь была лишь груда черных, дымящихся камней.

Все кончено. Арка разрушена. Пути домой больше нет.

Он повернулся к Гермионе. Она сидела на снегу, прижимая к себе раненую руку, по ее лицу текли слезы, смешиваясь с тающим снегом и грязью. Ее взгляд был устремлен на вершину, и в нем читались неверие, боль и безмерное отчаяние.

Он подполз к ней и обнял ее, прижимая к себе так крепко, как только мог. Он не знал, что сказать. Любые слова казались пустыми, бессмысленными перед лицом этой катастрофы.

— Мы… мы не вернемся, да? — прошептала она, ее голос дрожал.

Гарри закрыл глаза, чувствуя, как его собственное сердце разрывается на части. — Я… я не знаю, Гермиона. Я не знаю.

Они сидели так, обнявшись, посреди заснеженной пустыни, двое потерянных, отчаявшихся людей, чья последняя надежда только что рассыпалась в прах. Будущее, которое и так было туманным и опасным, теперь казалось абсолютно беспросветным. Они были заперты в этом мире. Возможно, навсегда.

Вой ветра звучал как погребальная песнь по их несбывшимся мечтам.