Старый друг (джен)

Позвольте рассказать о первом настоящем задании, которое Генри получает на передовой. Капралу поручили взять с собой патруль из семи человек: их задача — добраться до немецкого наблюдательного поста, дождаться выхода дозора и ликвидировать его; а заодно разведать, какие работы ведутся во вражеских окопах. В состав этого маленького отряда выбирают Генри и Эрнеста.

Перед выходом все проверяют штыки, убеждаясь, что они бесшумно выскальзывают из ножен; револьвер Генри тщательно смазан; всё лишнее снаряжение оставлено, кроме палочки из осины, которую он прячет в рукаве.

Когда сумерки становятся достаточно густыми, они выбираются к передним траншеям, взбираются на бруствер и скатываются вниз как можно быстрее, чтобы не выделяться на фоне последних лучей заката. Каждый солдат в этом проклятом месте живёт с мыслью, что, возможно, именно этот закат был для него последним, ибо это самое опасное, что может быть на войне.

Они пробираются сквозь полосу заграждений из колючей проволоки вдоль зигзагообразной тропы, проходящей примерно через тридцать ярдов этой колючей мерзости. Эту тропу знают лишь немногие, но каким-то образом братьям Поттер всегда удаётся показать верный путь. Ночную тишину нарушает лишь кваканье лягушек, уханье совы и грохот далеких орудий на юге.

Они медленно и осторожно продвигаются вперёд, пробираясь по грязи около сотни ярдов, мимо двух рядов иссохших, скелетоподобных ив и через то, что когда-то было ручьём, а теперь превратилось в сплошной ил. Там они лежат, ждут и прислушиваются в абсолютной тишине целый час. Это мучительная игра, крайне изматывающая для нервов, поскольку слух и зрение напряжены до предела. Малейший звук кажется оглушительным — крыса, грызущая труп, или бегущий заяц заставляют всех вздрагивать от страха.

Из немецких траншей доносится слабый гул разговоров. Рядом ничего не слышно, но это зловещий знак, нисколько не утешающий: никто не стреляет, не запускает сигнальные ракеты и даже не слышно никаких рабочих команд или стука лопат. Это может означать лишь одно — патруль противника тоже где-то рядом.

Внезапно совсем рядом с капралом и Генри в траве раздаётся тяжёлый шорох. Сердце Генри колотится так сильно, что, кажется, они должны его услышать. Лицо покрывается холодным потом; взводя курок, он слышит отчётливый щелчок. Он вспоминает о более надёжной защите и, дрожащими пальцами нащупав палочку, шепчет невербальный Протего, не выпуская револьвера из руки.

Из травы выскакивает лиса; кто-то из солдат стреляет в неё и промахивается. И тут же начинается самая настоящая катастрофа из немецких криков и грохота доставаемого оружия…

— Назад, — жестом приказывает капрал, — ложись!

Генри быстро соображает: на ходу накладывает за собой магглоотталкивающие чары, а Эрнест посылает вдаль пару громких взрывов, чтобы отвлечь внимание. Благодаря этому им удаётся выбраться целыми и невредимыми.

Подобное продолжается много месяцев. Остальные солдаты гадают, что стало причиной их внезапной волны удачи. У них, пожалуй, самый низкий уровень потерь на всей линии фронта. Рядовой Сидни Уэббер клянётся, что помнит, как после взрыва видел собственную руку в нескольких ярдах от себя, но рядовой Карлус Поттер уверяет, что тот ошибся и, наверное, просто увидел чужую.

Несколько раз кажется, будто враги по другую сторону ничейной земли идут в атаку, но потом как будто внезапно отступают, словно передумав. Они решают, что это хитрость, чтобы держать их в напряжении и сбить с толку, но никто не понимает зачем.

Однажды, когда при рытье новой траншеи обрушилась стена, братья Поттеры вызываются её починить и на удивление ловко справляются с задачей. Позже никто из них даже не выглядит уставшим. Кажется, что и тропинки в грязном лабиринте траншей стали после этого чуть шире, суше и надёжнее под ногами.

По ночам Генри вновь отправляют в разведку: ползать на животе по ничейной земле, прятаться у вражеских окопов и добывать сведения, а порой делать всё это приходится в одиночку. Его успехи поражают всех, хотя, разумеется, всё куда проще, когда у вас есть моя мантия-невидимка. Колючая проволока, похоже, тоже никогда не становится проблемой, когда поблизости находятся Поттеры: вот она есть, а уже в следующую минуту легко прорывается.

И всё это время они неустанно пишут, отправляя доклады и прошения в Визенгамот, письма в «Ежедневный пророк», записки влиятельным знакомым. Они просят поддержки, умоляют магическое сообщество вмешаться на самом высоком уровне и постараться положить конец этому безумию.

Но как бы ни старались братья Поттеры, они не волшебники, и мне, увы, есть чем заняться. Я собираю кости павших, топлю их в отравленном воздухе, сдираю плоть на морях колючей проволоки, оставляю жемчужины вместо глаз. Скелеты деревьев в отчаянии тянутся из грязи.

Иногда Генри смотрит в перископ и даёт трупам имена — Фред, Фриц, Фридрих, Фрэнк, Фрэнсис. Грохот пулемётных очередей, раскат тяжёлых орудий и гул самолётов ещё долго отдаются в ушах в жуткой тишине холодных ночей.

«Газ! Газ! Газ!» — раздаётся порой крик, и они поспешно натягивают противогазы, когда запах хрена и чеснока подкрадывается всё ближе тошнотворным жёлтым облаком, клубясь волнами и скапливаясь в лужах и воронках после бомбёжки.

Сердце колотится от волнения, и Генри оказывается у пулемёта; люди, не совершившие иного преступления, кроме как родиться в другом месте, несутся на них по мёртвой земле между траншеями. Братья, насколько возможно, пытаются мягко переубедить нападающих с помощью магии, но их слишком много, и атака застала всех врасплох. Она началась ещё до того, как их выдернули из постелей. Генри изо всех сил старается промахиваться, но, как я уже говорила, их чересчур много. Они падают так же бесстрастно, как ветер склоняет колосья ячменя на полях Годриковой Лощины.

И вот всё кончено. Я собираю последние мерцающие души с грязной земли. Генри и остальных угощают небольшим глотком виски, и будничная рутина новой жизни возвращается без лишних слов и церемоний. Генри пьёт в оцепенении; сцены падения людей снова и снова прокручиваются в голове и будут преследовать его всю оставшуюся жизнь. Братья молчат — все, кроме Карлуса, который ушёл с раненым солдатом. Если бы не он, если бы не его палочка, спрятанная среди бинтов, я бы уже забрала того солдата. И всё же, как ни странно, он проживёт ещё много лет, пока в его лёгких не начнёт расти опухоль.

Генри думает о своей глупости, наивности и детской самоуверенности. В ушах звенит издевательский смех Визенгамота. И в это он втянул своих братьев? Даже юного Уилла? Он смотрит на него, на бледное лицо, обрамлённое копной тёмных волос, на небесно-голубые глаза, устремлённые в пустоту, пока сам Уилл что-то медленно жуёт. Это ведь совсем не то, что они себе представляли. Они воображали, что станут благородными защитниками, стражами и даже спасителями. Генри понимает, какими же высокомерными, глупыми и по-юношески самоуверенными они были.

— Нам нужно исчезнуть, — шепчет Генри позже, наклонившись к Карлусу. — Мы ведь могли бы. Аппарируем к побережью и вернёмся домой портключом.

— И унизиться, признавшись всем, что не справились? — так же тихо отвечает тот. — Не в твоём стиле, Гарри, упрямый ты ублюдок.

Генри невольно ухмыляется в темноте.

— Думаю, мы пережили бы и это. Нас и так не слишком-то почитают в обществе. Надеюсь, ты не строил планов насчёт женитьбы на богатенькой дамочке?

— Ха-ха, — мягко говорит Карлус, и Генри чувствует его ответную улыбку. — Не волнуйся, я не питаю никаких иллюзий.

Наступает долгая пауза, и я вникаю в их мысли.

— Мы делаем здесь доброе дело, — наконец продолжает Карлус. — Не так много, как надеялись, но всё же хоть что-то. Мы меняем ситуацию к лучшему.

— Ты сегодня спас жизнь тому солдату, да?

«И не смог спасти многих других», — думает Карлус, но Генри об этом не знает. Это знание только между нами.

— Мы все, — отвечает Карлус. — Никто и не говорил, что будет легко. Особенно ты. Но мы хоть немного помогли, и это уже что-то значит.

Вот за что Генри держится изо всех сил. За много миль отсюда доносится грохот выстрелов, похожий на раскаты грома. Он закрывает глаза и представляет себе ячменные поля.