Такова Доля (гет)

Распни меня, Демон, — уничтожь мою душу,

Убей, тихо молвлю. Сними эти оковы…

Драко, довольный, вытянулся на кровати; все тело охватила приятная истома. Да, все-таки оно того стоило — покорное и нежное женское тело дарило столько удовольствия!

От глубины оргазма Малфоя до сих пор слегка потряхивало.

Да… она точно для него. Таких ощущений он не испытывал ни с одной женщиной.

Мерлин! Какой же он молодец, сделал правильный выбор. Дошел до конца, сломал ее. А теперь… Внутри все вибрировало от переполнявшего удовольствия.

Он протянул руку и коснулся жены, высокая грудь с торчащими сосками мгновенно покрылась мурашками. Драко провел рукой дальше — подушечки пальцев медленно скользили вниз по нежной бархатистой коже. Тонкий изгиб талии, животик, пушистый холмик, бедра — как зачарованный он обводил руками свою собственность. Поглаживая эту гладкую, словно шелк, тонкую кожу.

«Маленькая глупышка… ну зачем ты сопротивлялась так долго своему предназначению? Ведь и сил то, как у воробышка, через раз сознание теряешь… А туда же — сопротивляешься…» — беззлобно думал мужчина.

Но дела не ждут. Особенно, когда они касаются чьих-то жалких жизней — у него на сегодня, к сожалению, было намечено несколько сделок.

Вскоре Малфой поднялся, натянул штаны и босиком вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. Щелкнул язычок замка, и девушка тихо выдохнула, открыв глаза — все закончилось.

Наконец-то она одна. С нее будто спали невидимые оковы, она снова могла дышать. Просто дышать.

Он ушел.

Ее муж, супруг и сюзерен изволил покинуть ее! Мерлин, какая ирония!

Все прошло… словно было сном.

Это какое-то сумасшествие! Что за новые игры в любовь? Зачем он был с ней нежен? Она же все равно ему не верит… У них же все равно ничего не получится!! Да и что должно получиться?

Для нее все кончилось. Она перестала быть человеком. Она…

Куртизанка, наложница, рабыня — можно продолжать до бесконечности!

Гермиона подтянула колени к животу, укутываясь в одеяло, и вдыхая ставший уже привычным пряно-мускусный запах — в комнате все еще явственно чувствовался аромат Драко, он неуловимо смешивался с безумным запахом секса.

Все не так и страшно, не так и больно. Просто унизительно сознавать, что ты — лишь чья-то игрушка. Знать, что тебя используют для слива спермы, целуют и ласкают, только потому, что ему это доставляет удовольствие. Что это уже не твое тело, а его собственность. Его способ достичь запредельное удовольствие…

И теперь она должна все время оглядываться на Книгу.

Этот пресловутый Кодекс, мантикора его задери!

Что можно, что нельзя — везде только запреты и условности. Сколько можно?! Хотя она сама виновата, хватит уже себя жалеть. И теперь ЭТО ее жизнь?!

Дала слово — теперь держи его…

А родовая магия Малфоев поможет тебе в этом. Терпеть — твоя участь.

Но больше никакой боли!

Мерлин, нет!

Хватит… С нее хватит…

Она постарается не нарушать его гребаных правил, будет выполнять все его требования, делать, то, что захочет этот безумный дикарь, но чтобы он больше никогда не поднимал на нее руку!

Нет больше Гермионы — есть лишь некто миссис Малфой, и она постарается с этим смириться.

Как когда-то смирилась с Войной. Или не смирилась? Попробует смириться?! Сможет ли?!

Мерлин, как же хочется жить… Без боли, без унижений — просто спокойно…

Да какая уже разница… Все это было далеко. Там, в другой — уже не ее — жизни.

Гермиона смиренно лежала, перебирая в памяти какие-то обрывки воспоминаний, какие-то мысли. Постепенно те потекли в другом направлении; ей было интересно — чья эта спальня? Ведь оформлена очень по-женски. Бежевый цвет, спокойный, но в тоже время чувственный. Туалетный столик на резных ножках светлого дерева, мягкий пуфик, обитый бархатом молочного цвета, тяжелые портьеры, не пропускающие ни лучика солнца, тонкое полотно тюли и королевское ложе, из такого же светлого дерева. Да что уж говорить, даже гардероб — все было олицетворением женственности и стоило огромных денег, но здесь априори не может быть дешевых вещей.

Все дышало комфортом, уютом, несмотря на пафос обстановки. Красивые вазы, наполненные только что срезанными огромными белыми розами, как в столовой, были расставлены практически везде: на столике, на полу, на подоконнике. Их тонкий, нежный аромат наполнял комнату, уводя горести и печали куда-то далеко. Казалось, она находится у себя — что снова вернулась в безмятежное детство…

Стены были отделаны панелями старинного мореного дуба, который менял оттенки в зависимости, от того, откуда на него смотреть. Когда смотришь прямо, он казался цвета слоновой кости, но стоило чуть повернуть голу — и оттенок уже неуловимо менялся на сливочный.

Неужели это были апартаменты матери Малфоя, Нарциссы? Хотелось бы Гермионе тогда взглянуть на комнаты Люциуса и самого Драко. Но только остальные двери всегда оказывались запертыми… Магия. Возможно даже, что родовая. Покои хозяев поместья, в которые закрыт доступ их безвольным женам.

Статусным игрушкам!

И, как всегда, у Малфоев все лучшее, и даже эти гребаные статусные игрушки! Лучше, чем у других! Нарцисса славилась своей красотой, а она, Гермиона Малфой, — полный букет достоинств, как же… Героиня Войны, самая умная выпускница Хогвартса за последние сто лет…

Прав, ой, как прав был этот повернутый на наказаниях пращур — у Малфоев действительно все самое лучшее! И даже их малоценное имущество, жены!

Жены… Они же служат для декора. Для удовольствия, для покорения. Ведь так гласит этот гребаный Кодекс?

Будь он проклят!

Будь оно все проклято!

Как же она устала…

Девушка легла на спину, вглядываясь в потолок, и только тут обратила внимание, что он отделан таким образом, что казалось, будто там наверху сверкают и переливаются маленькие звезды.

Яркие блестящие звезды на светлом потолке.

Может, оно и к лучшему, что все завершилось? Не надо больше думать, сопротивляться, надо просто жить, пока хватит сил терпеть все это. А потом… А что потом?

Гермиона не знала.

Время тянулось бесконечно медленно, или же наоборот — настолько быстро, что девушка не успевала следить за ним. Как бы то ни было, чуть погодя она поднялась с кровати, устало разминая мышцы. Спина непонятно покалывала. Но ведь, если вспомнить тот вечер в подземелье, в Зале Пыток…

Что же все-таки с ее спиной?!

Все равно ощущения были какими-то не такими — это другое… такое… непонятное чувство, как будто на спине… паутина? Да, невидимая, но цепкая и крепкая шелковистая нить паутины, опутавшей ее спину. Казалось, эта паутина въелась в нее саму — так, что исчезло ощущение гладкости кожи…

Дрожь пробежала по всему ее телу, от пяток и выше, заканчиваясь неприятным копошением на затылке. Словно Малфой незримо был рядом, или его взгляд неотступно преследовал ее.

Этот контроль, эффект его присутствия…

Или она уже сходит с ума? И этот ублюдок мерещится ей уже везде?

Мерлин…

Нет, она должна увидеть, что сделал Малфой с ее спиной.

Что там? Сплошная ссадина? Рубцы? Что?! Но не кровавая рана это точно! Может, безобразное месиво шрамов?!

Как же страшно!

Не хочется, чтобы твоя спина была обезображена шрамами… Обычное девичье желание… Глупое желание…

Хотя… не все ли равно уже?

Это же так просто — подойти к зеркалу и обернуться, просто посмотреться в него. Ничего сложного, Гермиона. Абсолютно ничего.

Что стало с гордой и своенравной гриффиндоркой?

Но Гермиона боялась… боялась уродующих шрамов. Казалось, что вот она — некая последняя грань, отделяющая ее от той, прежней Гермионы, бывшей старосты, заучки, бесстрашной воительницы… Смех, да и только!

— Это все твоя вина, Малфой, — обреченно выдохнула она, становясь в пол-оборота перед старинной зеркальной рамой. Старинная амальгама зеркала таинственно потемнела — казалось, это зеркало из самой глубины веков. Чистое, глубокое, мистическое; золоченая рама, покрытая фигурками ящериц, отлитыми из черного серебра, где вместо хищных глазок вставлен блестящий аспидный оникс.

Тонкие пальчики девушки коснулись зеркала, зачарованно лаская гладкую поверхность; и, шумно выдохнув, она стянула простыню, в которую была замотана.

Обескураженная, нагая…

О, Мерлин! Ну, кто сказал, что такое возможно?!

Химера была страшна, как ночь, безумна, как ночь. И черна, как ночь — тонкие переплетения узора завораживали, они буквально горели на бледной коже девушки.

Крик отчаяния комом замер в горле Гермионы.

Это не может быть…

Он татуировал ее! ЕЕ!!

Как так можно! Это же не игра! Это же теперь ее клеймо! Как можно, не спросив, ее согласия?! Наплевав на ее чувства?

Хотя… о чем нужно спрашивать бессловесную тварь?! Ведь только скот клеймят, а она жена Малфоя, значит, тоже должна быть заклейменной…

Малоценное имущество…

На белой и нежной коже спины чернел страшный рисунок, созданный чьим-то безумием, чьей-то злой волей. Прихотью ее мужа.

Его наказание за побег — за ее строптивость, за ее своеволие…

Перечишь — получай хлыст, противишься выполнять супружеский долг — синяки и ссадины, попробовала сбежать — получи клеймо на всю спину.

Заколдованная плеть… Оставляла не раны, а рисунок, который пожелал хозяин. Плеть — как магглы иголочкой — всей своей мощью, удар за ударом, наносила татуировку, ранила нежную кожу.

Вот поэтому все и было в крови!

Гермиону передернуло от ощущения фантомной боли ТОГО дня — судорога свела ее тело.

Вот поэтому так нестерпимо болело во время пытки!

Он клеймил ее игольчатой плетью, а потом — прижигал свежие раны огневиски… Ее затрясло, когда она вспомнила всю изощренность и жестокость этой чудовищной пытки.

На спине Гермионы было изображено страшное чудище с головой и шеей льва, туловищем козы и хвостом в виде змеи.

Химера!

Мерлин, химера!!

Казалось, что она живая… Она грозно взирала на девушку из зазеркалья, скаля свои страшные клыки. Зверь был расположен так, что его огромная голова была ниже поясницы, опираясь прямо на ягодичные ямочки, а хвост химеры змеился по позвоночнику вверх, где в кисточку искуснейшим образом было вплетено родовое клеймо Малфоев.

Химера…

В переносном смысле — необоснованная, несбыточная мечта.

Нежная белая кожа и страшная черная татуировка!

Ирония судьбы, ее клеймили несбыточной мечтой! Несбыточной — но для кого? Для Малфоя, взявшего в род грязнокровку? Или для Гермионы — мечта о свободе?

Перед глазами потемнело. Гермиона лихорадочно сглотнула, силясь взять себя в руки. Но реальность буквально уплывала… От татуировки исходило какое-то непонятное волшебство. Сердце бешено колотилось, гоня взбудораженную кровь по телу, голова кружилась.

Непонятная магия проникала внутрь, лишая покоя, держала все время в напряжении… О нет, это не просто татуировка!

Эта какая то магическая хрень, которая давала эффект надзора за ней, как будто кто-то чувствует ее на расстоянии.

Наплевав на тихий голос разума и страха, она дрожащими руками схватила халат, просто обмотавшись им, и, на ватных ногах, вывалилась в коридор мэнора.

Где он?

Где этот гребаный Малфой?!

Она должна найти его! Сейчас же!!

Ноги не слушались…

Он должен сказать — за что?! Почему?!

Заперто… Заперто… Ступеньки… Пусто… Нет его… Нет… Нет!

Обессиленная, Гермиона прислонилась к стене, съезжая вниз, на пол, не способная сдержать слез.

Будь оно все проклято! Проклято!!

И девушка с размаху ударила кулачком по ледяному камню. Холодному, бездушному — как и все здесь.

Как и сам хозяин поместья…

Но тут ее как водой окатило!

А, собственно говоря, что он ей должен сказать?

Она дала клятву. Быть покорной, послушной. Она сдержит слово, выбора нет.

И он… никогда не отпустит ее.

Она его.

Навсегда…

А ведь Малфой в своем праве! Он может ее бить, трахать, наносить клейма и татуировки. Может ласкать, дарить иллюзию оргазма…

Он ей не клялся.

Он ничего не обещал. Он просто взял ее, лишил всего, забрал к себе и теперь — все! Конец!!

А она?! Она должна быть послушной и покорной.

Смириться.

«Успокойся…» — твердил ей обезумевший и надломленный разум. — «Успокойся… Успокойся… Не бывает так, чтобы было только плохо…»

Ледяной мраморный пол быстро привел ее в чувство, холод пробирал до костей, и девушка медленно побрела в комнату. Свою ли?

Злость и отчаяние постепенно сошли на нет, когда Драко снова появился в спальне, — Гермиона бездумно лежала на покрывале, теребя в руках поясок от большого махрового халата. Вид у нее был отрешенный, а глаза — пустыми.

Вся такая потерянная и несчастная, как испуганная маленькая девочка среди незнакомых взрослых, которая не знает куда пойти.

Злость и бешенство на нее испарились. Но она же, как неразумный щеночек. Нужно проявить строгость и жесткость, таков был принцип Драко.

Строгость и жесткость.

Воспитательный процесс долгий, а сам он не отличался терпением; но сейчас, когда она такая несчастная, такая потерянная, так не хотелось ее наказывать.

— Почему ты не спустилась в столовую? Не позавтракала?

Надсмотрщик? Нянька?

Малфой был полностью собран. Свежевыглаженная рубашка, идеально отутюженные брюки, до блеска начищенные ботинки и отполированное серебро мужских украшений, зачесанные назад волосы, открывающие высокий лоб с двумя глубоко заложенными поперечными морщинами — все было идеально.

Но не успела Гермиона хоть слово сказать, как вслед за ним в спальню прошел Забини, деловито щелкнув пальцами, чтобы домовики закрыли за ним дверь.

Также идеален, как и Малфой.

Мантия, обувь, грива роскошных волос с каким-то древесным ароматом. Казалось, мужчины соперничают друг с другом в элегантности. И она — в простом махровом халате, на который Драко неодобрительно покосился, поджимая губы.

Плевать, твердо решила девушка, пусть смотрит, раз это его желание! И она упрямо подняла подбородок.

Мир снова переворачивался с ног на голову.

Зачем он здесь? Что ему нужно? Она не больна уже; но слова возражения тают при его появлении.

Этот, с позволенья сказать, доктор!

Доктора, целители — они призваны облегчать страдания. Они дарят надежду, исцеляют… Исцеляют тело, собирают воедино душу… С ними хочется говорить, впитывать от них энергию здоровья…

А этот?

Мужчины разговаривали про нее, новые лекарства…

Мерлин! Опять?!

Зачем ей новые снадобья? Как же унизительно, когда твой сокурсник осматривает тебя! Трогает! А еще и то, что ты не в праве пресечь это…

Ну, сколько можно терпеть это? Его цепкие, жесткие пальцы, которые были, казалось, везде. Ощупывали, трогали. Хотя, конечно, стоит признать, хватали они пусть и требовательно, но не больно… А его взгляд?! Он проникал внутрь, будто хотел вывернуть всю ее на изнанку.

От его взгляда было ощущение полной обнаженности. Гермиону снова, в который раз уже за это утро, передернуло.

— Хм… Хм… — все продолжал хмыкать Блейз, осматривая девушку.

Драко напряженно стоял рядом с кроватью, следя за каждым движением своего бывшего сокурсника. Забини, вроде бы, это совершенно не трогало.

Он спокойно, не торопясь, коснулся лба, приподнял подбородок, слегка коснулся груди; и вот его руки сомкнулись на ее талии.

— Хм… Драко, сколько она прибавила? Не знаешь?

И Забини вскинул одну бровь. Казалось, что он руками пытался проверить наличие прибавки веса, сжимая талию Гермионы своими стальными пальцами.

Первый раз осмотр причинял ей боль, пальцы сдавили тонкую талию девушки так сильно, что Гермиона, не сдержавшись, поморщилась.

Темноволосый, с атласной кожей. Насыщенные карие глаза, смотрящие на все дьявольским взглядом — он беспокоил Гермиону. Не то, чтобы она боялась его, но ей было некомфортно в его присутствии. Она опасалась его рук, слов, зелий, которые была вынуждена принимать в его присутствии, под его строгим надзором.

Пугал…

Нет. Точно нет. Его она просто опасается, а боялась она совершенно другого человека… Того, кто стоял чуть поодаль. И с все возрастающим беспокойством смотрел на руки Блейза, так по-хозяйски расположенным на талии его жены. Как чужие пальцы крепко сжимают изящное, тонкое — безумно желанное женское тело.

Однако Забини же не смущало ничего, он был сосредоточен только на здоровье и благополучии пациентки, и совершенно не важно, что она та, с кем они соперничали и конфликтовали много лет в Хогвартсе.

Кто, собственно говоря, не побоялся пойти против них, его и Малфоя, и даже вроде как победить в битве. А вот, как в итоге все повернулось. Победила-то она — они, — а вынуждена терпеть и слушаться его и Драко.

Не хочет, чтобы до нее дотрагивались! Бедняжка… А сказать боится… Как же это приятно…

И Блейз специально осматривал ее очень тщательно. И очень долго.

Кожу покалывало в тех местах, где он прикасался к девушке. Странные чары диагностики, замешанные на Темной магии, не иначе.

— Почти нисколько не прибавила… Мда-а-а, — он сам же ответил на свой вопрос. И скептически сжал губы. — Плохо.

Неизменный чемоданчик Блейза раскрылся, повинуясь палочке хозяина, и оттуда вылетели две небольшие колбочки.

Рот Гермионы тут же наполнился желчью. Она не хочет пить больше никаких зелий!

Нет!

Она больше не будет! Ее уже тошнит.

Гермиона чуть не зажала свой рот руками.

Чертов… Чертов Забини!

Почему ее никто не спрашивает?! Она не хочет, чтобы он лечил ее! Как Малфой не видит опасности, исходящей от этого человека? Как может верить ему?!

— Плохо. Очень плохо. Почему ты не следишь за ней, Драко? Не ест — так заставляй!

Кто у вас хозяин?! Или ваша кухня настолько плоха, что твоя жена отказывается есть? Или она это делает намеренно, не желая беременеть?!

Голос Блейза буквально-таки сочился злым сарказмом, и девушка с ужасом наблюдала, как у Малфоя заходили желваки. Как шрам у виска пришел в движение, неприятно рисуясь рваной бледной линией. Как напряглись вены на его шее…

Драко мгновенно пришел в бешенство от почти невинного замечания друга. И еще это замечание о беременности!

Это его жена! Его…

Гермиона побледнела, глаза ее расширились, и она застыла в ожидании бури, урагана эмоций, и обреченно опустила голову. Душа оборвалась, и сердце заколотилось, как бешенное.

Блейз тоже наблюдал за другом, сидя на кровати в пол-оборота, и почти что мягко улыбнулся.

Очень интересно! Как же забавно — от его замечания бедная девушка впала в самый настоящий ступор, а глаза Малфоя… Они обещают ей все казни, какие только можно придумать.

Так не пойдет, иначе он искалечит бедняжку, а в планы Забини это совсем не входило. Надо это учесть, мысленно рассуждал он. И принять меры.

Драко взял себя в руки и успокоился. По крайней мере, внешне.

— Она будет есть, — с угрозой ответил он и посмотрел на испуганную Гермиону.

— Корми хорошенько, — как ни в чем не бывало отозвался лекарь. — А ты всегда плохо ела, насколько я помню. Насколько я могу помнить что-то о гриффиндорке, подружке Поттера. Хотя, конечно же, я помню, еще бы — знаменитое Золотое Трио! Такая хорошенькая грязнокровка цепляла внимание уже тогда.

«Золотое Трио Придурков, твою мать», — оскалился Драко.

Девушка дернулась.

Гарри…

— Неужели Поттер со своим оруженосцем не следили за тобой? Или же они съедали твою порцию и радовались твоему плохому аппетиту? — продолжал свой допрос Забини.

Он уже собрал обратно свой чемоданчик и отлеветировал прочь из спальни.

— Гарри… он… ему не до меня было. Наверное, — как-то невнятно ответила она, теребя кончик одеяла.

Малфой усмехнулся.

— Да? А что с Поттером? Кстати, а куда он делся — о нем после Войны совсем ничего не слышно, — искренне удивился Блейз.

Нет, он действительно удивился. Надо же, вездесущей занозе в заднице, великому Золотому Мальчику нет дела до своей подружки? Понятно, что аврорат не стоит на ушах, когда Грейнджер пропала. Ведь они тоже уже под тотальным контролем Драко, как и пресса. Но, думается, сил у Поттера хватило бы послать тотальный контроль Малфоя в задницу, и найти-таки свою подругу.

Если бы он захотел.

А он, почему-то не захотел.

Странно все это. Шрамоносец-то уж мог бы лично поискать свою ненаглядную Грейнджер.

Странно все это, рассуждал Блейз. Надо бы покопаться в таинственном самоустранении Героя.

А то ведь скоро Малфой совсем бедняжку замучает. А в его планы это совсем не входит. Придется старому доброму Блейзу Забини играть роль придурка-Поттера.

Гермиона замялась. Лицо ее побледнело еще больше, глаза моментально потухли — будто все чувства, ощущения и переживания разом покинули ее.

— Не знаю… Он… замкнулся в себе. Гарри очень плохо…

Гермиона тяжело дышала, на глаза навернулись слезы, и Драко, наблюдая за реакцией девушки, тут же положил руку на плечо Забини, будто подгоняя его, выпроваживая.

Ему уже в конец надоело, что тот сидит и откровенно пялится на его жену. Смотрит, трогает, расспрашивает.

Хватит.

— Отстань от нее, Блейз. Нужен Поттер? Иди к нему сам.

Блейз покладисто поднялся, убирая палочку.

Они ушли, причем на лице Забини застыла крайняя заинтересованность, а она так и не успела задать свои вопросы Малфою.

Как долго ей пить эти зелья?

Когда можно будет… сделать хоть что-нибудь? Что-нибудь другое! Она уже не может просто есть, пить, спать и спариваться с этим диким самцом.

Клеймо!

Мерлин всемогущий!

Когда все это уже закончится…

Когда…

Появившийся домовик не добился от нее ровно никаких результатов. Даже его «я сказать Хозяину» не возымело на девушку должного эффекта.

Пусть говорит.

У Гермионы не было аппетита, на еду даже смотреть не хотелось — во рту все еще стоял неприятный привкус микстур. От нечего делать она пыталась разобраться в составе зелья, как учил профессор Снейп, но выходило плохо. То ли она забыла все, то ли варево было чересчур сложным и, со слов Малфоя, экспериментальным. Тогда Забини действительно мастер своего дела.

— Хозяйка должна есть, — снова и снова повторяло существо, практически пихая завтрак (или уже обед?) ей под нос.

Гермиона лениво отмахивалась от левитируемого подноса, морщась и кривясь.

И это «хозяйка». Да какая же она хозяйка, в самом деле?

Этот эльф-без-имени издевается над ней?

— Я не голодна.

Девушка откинула одеяло в сторону, собираясь встать.

— Хозяйка должна остаться в кровати. Должна отдыхать. Хозяин сказал. Я все рассказать Хозяину.

О, Мерлин…

Разочарованный домовик, ворча, исчез с характерным хлопком, но все же оставил поднос с едой на уже пустой кровати — Гермиона больше не могла лежать, чтобы кто ни говорил и ни приказывал ей. Пошла и села на подоконник, и бездумно глядела в окно.

Тот, широкий и мраморный, приятно холодил. А из окна открывался прекрасный вид на сад — кроны деревья покрыло буйство красок, зеленый цвет листвы мешался с красным. И не просто красным, а несколькими оттенками — и багряный, и пурпурный, и огненно-красный. Часть листьев была желтой, от золотистого до светло-желтого.

Осень дышала умиротворением и покоем. Вековые деревья, цветы, трава, пруд, темнеющий вдалеке…

Все настраивало девушку на мирный лад; Гермиона выбрасывала из головы мысли, что она пленница «прекрасного дворца». Надеялась, что Драко все-таки разрешит ей выйти на прогулку. Только не по зачарованному Лабиринту…

Да, она выйдет на прогулку и сможет пройти по еще не увядшей траве, сорвать прекрасные, гордые георгины. Присядет на маленькую скамеечку и будет долго любоваться на высокое синее небо с пушистыми и белоснежными облаками, воображая, будто она на свободе.

Гермиона повернула голову. Опять комната. Четыре стены и она. Пленница.

Девушка вздохнула.

Все так осточертело…

Она страдала.

И остальное было неважно.

За окном пошел дождь. И небо — такое синее в ее мечтах — затянулось безмолвными серыми облаками — как и сердце девушки.

Драко вернулся вечером, когда солнце уже скрылось за горизонтом и в поместье вспыхнули зачарованные факелы.

Пьяный.

Гермиона забеспокоилась — один ли он? Или… с ним снова его… дружки? Подельники. Аристократы.

Ублюдки.

Чего ей ждать? Он трезвый — злой как черт, а пьяный? Душа ее трепыхалась от неизвестности.

Но снизу не доносились звуки посторонних голосов, только Малфой что-то злобно рычал и бесновался. Девушка могла поспорить, что это услужливые эльфы доложили своему лорду о «непокорности их хозяйки», как же иначе.

— Хозяин хотеть видеть вас внизу. Хозяин ждать вас в столовая.

А за ней быстро прислали, надо же. Гермиону передернуло. Холодок прошелся по ее спине, отчего девушке показалось, что мурашки точно повторяют безобразный рисунок на ее коже.

Магия!

Гребаная магия!

Она сдержано кивнула домовику и направилась к шкафу. Если Малфой был пьян — значит, был повод. И будет не лучшим решением спуститься к нему в халате.

Платья, платья, платья… Сплошные платья. Синие, зеленые, красные, желтые, черные, белые — всех цветов не перечесть. И все длинные, отдавая дань классической магической моде.

Роскошные, модные, шикарные.

Гермиона, не имея желания копаться во всем этом, выбрала одно насыщенно темно-бордового оттенка, привлекшее ее почти полным отсутствием отделки. Платье было совершенно простого фасона, что было несвойственно вкусу Малфоя, который одевал ее (о, Мерлин, как смешно это звучало!) в какие-то чересчур вызывающие и пафосные тряпки.

Она не спорила, одежда была красивой. Просто не для нее. Не для Гермионы.

Небольшой, даже скромный, вырез декольте, отороченный тонким черным жгутом, узкие длинные рукава и немного расклешенная юбка до пола — все так же отороченное. Спереди, на груди, таким же шнурком был отстрочен крест, имитируя корсет. Ткань — нечто среднее между бархатом и шелком, жгуты из атласа.

Просто, изящно, со вкусом.

Но Гермиона не думала об этом. Главное — поменьше украшений, поменьше пресловутого блеска камней.

И — словно прочитав ее мысли — в спальне снова материализовался домовик. Эльф поклонился ей, держа в руках деревянную шкатулку, после чего поставил ту на трюмо и исчез, напомнив своей хозяйке, чтобы та поторопилась.

Судя по схожести шкатулок, эта тоже была с драгоценностями… Не иначе, как Малфой решил разодеть ее. Снова.

Хорошо еще, что не поднялся самолично облачить ее в платье! И не выбрал его предварительно…

В шкатулке оказались рубины.

Точнее, массивный гарнитур с рубинами. Одного взгляда хватило, чтобы понять — это тот самый, частью которого является ее обручальное кольцо.

Ожерелье было тяжелым. Очень тяжелым. Оно буквально сдавливало грудь, сжимало легкие, плавя под собой кожу.

Огромная золотая змея кольцом легла девушке на грудь. Голова и хвост рептилии встречались точно на впадинке под шеей. Чешуя твари была покрыта бриллиантовой и рубиновой пылью и вместо глаза, как и на кольце, только в несколько раз больше — огромный алый рубин.

Сережки, отдавая дань роскошному ожерелью, были маленькими и почти незаметными: просто камушек на английском замочке. И это только подчеркивало всю мощь и величие огромной золотой змеи.

Нет, это не украшение — это оковы.

Платье моментально заиграло другими красками. Вкупе с дорогим рубиновым гарнитуром оно больше не казалось простым и непритязательным.

Теперь его смело можно было называть даже вычурным.

Мерлин…

Малфой все портил. Все!!

Даже это.

Гермиона стянула волосы на затылке в хвост, перевязав их лентой в цвет платья; она нашла ту в ящике трюмо.

Идеальная леди, твою мать.

Просто потрясающе.

Хозяйка Малфой-мэнора!

Он был один, хотя эльфы накрывали на трех персон. Кто-то будет? И… она входит в это число трех?

— Подойди ко мне, — последовал простой приказ.

Драко сидел во главе стола, медленно потягивая огневиски из хрустального бокала. Взгляд его был устремлен куда-то в сторону, но глаза были пустыми, мертвыми, словно он вообще мысленно был не здесь.

На кресле в углу столовой валялся черный пиджак — Малфой даже не поднимался в свои апартаменты, как вернулся в поместье. Вот уж странно.

Однако стоило Гермионе подойти к нему, как мужчина вернулся из небытия, уцепив своим тяжелым взором украшение на девушке.

Внимательно осмотрел ее с головы до ног.

Было все-таки не понятно, остался ли он доволен выбором Гермионы или же нет? Просто любопытство…

— Так и знал, что ты наденешь это платье. Я тебя хорошо изучил, не правда ли… Гермиона?

Она так и не привыкла ко вкусу своего имени у него на губах. Это было дико, неправильно.

Тем временем Драко снова пригубил янтарной жидкости. Гермиона же так напряженно и стояла перед ним, вытянувшись в струнку, когда, наконец-то, он все-таки опустил свой тяжелый взгляд, смотря куда-то в сторону.

Гермиона поправила платье, чтобы занять свое место рядом с Малфоем. Услужливые домовики отодвинули стул, когда Драко резко поднял руку:

— Нет, подойди ко мне поближе.

Девушка замерла.

На ее лице отразилась вся гамма чувств — непонимание, страх, желание поскорее уйти отсюда.

Подальше от него…

Она опять боялась!

Боялась его, боялась сделать, что-то не так. Боялась его недовольства… Мерлин! В кого она превратилась?

Но как же хочется просто быть как можно дальше от него!

— Встань на колени Гермиона, — и Драко откинулся на спинку стула и выдвинулся из-за стола.

Он же не собирается… снова… как тогда, на приеме для его партнеров.

Мерлин, нет!

Не нужно!

Девушка задрожала.

— На колени, грязнокровка! Долго мне ждать?! — взревел он, залпом допивая огневиски.

Ее снова ждал Ад.

Это неизбежно. Но она покорится, она будет послушной.

Гермиона медленно встала на колени перед ним, не смея поднять голову и посмотреть на этого поддонка, отравляющего ее жизнь, ее суть, ее саму…

Драко едва касаясь, почти нежно, полюбовно, провел рукой — той самой, с изувеченным пальцем — по щеке девушки. Опущенные ресницы Гермионы затрепетали, по спине спустился вниз неприятный холодок. Рука прошлась по ее лицу, лаская девушку, заправила выбившуюся прядку каштановых локонов за ушко. Гермиона затрепетала, заволновалась — она же и так все делала по правилам, ЕГО правилам, что же он хочет от нее?

Какие дьявольски мысли бродят у него в голове?!

Но Малфой просто разглядывал ее.

— Моя красивая жена… — выдохнул он, проводя указательным пальцем по ее нижней губе. — Моя глупышка… Положи руки мне на колени, да. Подними глаза.

Нет, это еще не Ад. Это только прелюдия.

— Моя маленькая гриффиндорка… — продолжал шептать Драко, лаская свою жертву. — Тебе понравилась моя татуировка? Скажи. Ты ведь хотела меня спросить о ней утром, не так ли?

Гермиона тяжело сглотнула. Тело девушки буквально одеревенело, она не чувствовала ничего — только его касания, его пальцы на своем лице.

И глаза в глаза; ее огромные, напуганные, страдающие от неизвестности, и его — холодные, непроницаемые, спокойные глаза маньяка.

Палач и жертва. Как это ужасно!

Как это прекрасно…

Но Малфой и не ждал от нее ответа.

— Это страж. Он позволит мне знать о тебе все. Даже то, о чем ты думаешь своей прелестной головкой, — устало проговорил он, касаясь холодным пальцами ее головы. — Знать, что ты делаешь. Что не делаешь. Все это мне подскажет Химера.

Гермиона не верила своим ушам.

— Я занятой человек, дорогая. Но, заседая в Парламенте, вынужден думать о тебе. Кушаешь ли ты? Легла ли ты отдыхать, как я велел? Вместо того чтобы принимать законы, облегчающие мне бизнес, планировать будущее, наше будущее, я постоянно, через Стража, вынужден тебя контролировать, — медленно продолжал Малфой.

Как нашкодившему котенку хозяева снова и снова пытаются объяснить правила их игры. Тычут в одно и то же.

— Так не пойдет, Гермиона…

Ну вот. Его голос опустился до зловещего шепота.

Страх липкой волной затмил разум девушки.

— Домовик, принеси вазу.

Эльф тут же беспрекословно выполнил приказ своего хозяина, материализовав слева от девушки огромную вазу.

Старинная, китайская. Судя по всему, эпохи Мин — такие вазы были популярны среди аристократии того времени. Вазы для веток сливы и цветов.

Белая, с красными фениксами, которые, благодаря магии, не потускнели со временем, не выцвели, не стерлись.

Древний художник вкладывал в нее свою душу, а уже позже волшебник присваивал ей определенный символ удачи, любви, богатства, долголетия.

Китайский феникс, насколько помнила Гермиона, священная птица в их мифологии и, как правило, на орнаменте изображается похожим на фазана — поэтому она сразу узнала его.

«Считалось, что Феникс является царем всех птиц, а также приносит удачу. Он символизирует солнце, плодородие, обильный урожай, счастье и долголетие», — читала она когда-то. Курсе на втором, кажется.

«Во время династий Мин и Цин китайский Феникс был принят в качестве символа для императрицы и соотносится с инь, отрицательный закон космоса, в то время как Дракон был выбран в качестве символа императора и мысли, который будет ассоциироваться с ян, положительный закон космоса».

Ее Дракон был сейчас перед ней — Малфой любовался женой и вазой. Наслаждался произведенным эффектом. Морщины его разгладились, взгляд будто смягчился. Даже шрам на скуле не выделялся так сильно.

Огромная ваза. Полная прутьев.

— Так вот, дорогая. Тебе повезло… Забини сказал, что наказывать тебя Круциатусом нельзя, иначе нарушиться баланс организма. Пороть плетью и хлыстом нельзя, поскольку, как сказал Блейз, это очень сильные болевые ощущения, и они могут также негативно сказаться на твоем лечении, — Драко выглядел недовольным.

Гребаный актер, думала Гермиона, переводя испуганный взгляд то на вазу, то на своего экзекутора.

Ну что он еще задумал?

Казалось, она должна была ликовать, оттого, что удалось избежать самого страшного — пыточных заклинаний и адских орудий порки, но почему же так неспокойно?

Что придумает этот Дьявол во плоти потом? Завтра? Через неделю? Через… месяц?! А в том, что придумает, Гермиона не сомневалась.

— Я решил, что ты не понимаешь ничего, кроме наказания. Итак, если ты не будешь есть и спать днем, и если домовики еще хоть раз пожалуются на тебя, эти розги каждый вечер будут гулять по твоей попке. Поняла? В моей твердой руке можешь не сомневаться, будет больно и стыдно. Очень.

Холодный, безэмоциональный голос, лишенный хоть капли сочувствия и понимания. Лишенный всего.

Что она должна была ответить ему?

Гермиона застыла от ужаса. Она должна есть и спать так, как скажет он? Нонсенс! Даже это у нее отбирают.

Но нет, будь он проклят… только не розги!

Она, гребаный Мерлин, будет есть и спать!

О, она будет!

— Да, Драко.

— Вот и умница. Страж будет контролировать выполнение твоего обещания, — Малфой удовлетворенно хмыкнул, придерживая Гермиону за подбородок. — А теперь, поднимайся. Мы поужинаем. Блейз сейчас придет.

Девушка облегченно выдохнула. Похоже, секс сейчас не входил в планы этого гнусного ублюдка.

Ну что же, а есть, и вправду, нужно побольше, ей нужны силы. Она еще отыграется…

И Гермиона с облегчением села за стол.

Огромный обеденный стол был из такого же черного дерева, как и вся мебель в том мебельном склепе, в гостиной; его покрывала белоснежная скатерть. Салфетки насыщенного оливкового оттенка из самого тончайшего льна, что девушка встречала когда-либо, лежали на скатерти, на них — тарелки из практически невесомого фарфора цвета слоновой кости. Столовые приборы, перевязанные лентами под стать салфеткам, как не странно, были не золотыми, а серебряными, с ручками, украшенными причудливыми узорами, выполненными, без сомнений, с большой искусностью.

Гермиона села, выпрямив спину, и положила руки на колени, в ожидании.

Забини пришел, как всегда, принеся с собой аромат сандалового дерева. Старинный Арманьяк, выдержки больше пятидесяти лет, который он презентовал хозяину поместья, Малфою оказался по вкусу, и бутылка была осушена еще до появления блюд.

Ужин прошел быстро, а потом они сидели в каминной зале, выпивали, даже шутили — мужчины развалились на креслах, призванных из гостиной. Небольшой столик ломился от закусок и огневиски, хотя ужин прошел вполне сносно.

Гермиона поела. Немного. И ей было даже дозволено выпить немного красного вина. Из бузины… Совсем каплю, под строгими контролем ее надзирателей.

Гермионе приготовили столик сервированный чаем, сладостями, фруктами и шоколадом. Она сидела недалеко от них и, казалось, была предоставлена самой себе.

Мужчины коротали вечер за виски.

Драко и Блейз смеялись, это были их разговоры. Девушка же все явственней ощущала себя неким предметом мебели. Но и в этом была своя выгода — они почти забыли про нее. И разговор их протекал так, будто ее и на самом деле не было с ними в зале.

Попив чай, Гермиона прилегла на кушетку, сдвинутую вместе с роляем в противоположный от мужчин угол.

Как же хорошо, что она не наедине с Малфоем!

Похоже, он может быть не только жестоким и грозным — вон, как весело они хохочут с Забини!

Нет, это все не ее жизнь…

Ей казалось, что о ней — слава Мерлину — забыли, но это было лишь иллюзией. Две пары глаз все время наблюдали за ней. С разными мыслями, с разными намерениями, но неотступно и неотрывно. Однако погруженная в свои мысли молодая женщина не замечала ничего. Беспокойство отпустило ее, похоже, физической расправы не будет. О ней и вовсе могут забыть, главное вести себя тихонечко.

До нее мало что доносилось, да Гермиона и не хотела вслушиваться, ее кушетка была у далеко. Можно считать, практически одна.

Бездумно лежала. Бездумно — но так хорошо.

С низкой софы ей был виден этот старинный рояль, сегодня павший в немилость хозяину поместья. Клавиши были сделаны из слоновьих бивней, и, похоже, инструмент стоил огромных денег.

Гермиона тяжело вздохнула.

Сколько же и по чьей прихоти погибло животных? Хотя… что слоны? Она по все той же дикой, звериной и неукротимой прихоти сама превратилась не понятно во что…

— Ну, как там твоя жена? Воспитал-таки? Она послушна… Может прийти просто так сюда? Не будет противиться? — спросил Блейз, наблюдая, как играют блики от огня на бокале.

Его глаза, такие же непроницаемые, как глаза Драко, казалось, затеяли только одному ему ведомую интригу. И, похоже, он был в разы трезвей хозяина мэнора.

— Конечно, без вопросов, — пожал плечами Малфой.

Конечно, думал он, конечно. Теперь, когда она под властью неугомонного стража… Он контролирует ее всю — от кончиков пальцев, до ее кудрявой макушки. И пусть только попробует ослушаться! Его сладкой малышке тогда мало не покажется!

Драко сосредоточился и через кольцо отдал приказ — подойти к ним. Гермиона вздрогнула, почувствовав покалывание.

Ну что еще?!

Сытую, спокойную девушку несколько секунд назад буквально-таки клонило в сон, и тут мысль Малфоя стала материальной, она будто слышала его голос. Будто он обращается к ней, как это делают обычные люди.

Гермиона хотела игнорировать непонятный порыв, но сердце заколотилось в таком диком темпе, что оставить без внимания его ЗОВ она просто не могла.

Моргнув, сбрасывая не то видение, не то наваждение, девушка осторожно поднялась с кушетки. Надев туфли, она осторожно двинулась к мужчинам.

Такая уютная, мягкая — несмотря на массивное украшение на шее, она все равно была похожа на домашнюю кошечку, а не на грозную львицу. Мягкие линии стройной фигуры, бедра, грудь, опущенные глаза, трепещущие реснички — мужчины заворожено смотрели на нее.

— Садись к камину, побудь с нами, — и Драко трансфигурировал для нее кресло из подушки, вытащив ту из-за спины.

О, как мило! Просто прелестно.

Живая куколка… Подошла, села.

Гермиона послушно подошла и села в предложенное ей кресло. Это новая игра?

— У меня для тебя кое-что есть, — сказал он, отпивая из бокала.

Девушка недоверчиво уставилась на Малфоя.

Кое-что? Кое-что из серии безобразной татуировки на ее спине?

— Возьми, это подарок тебе.

Книга. Просто книга.

Да нет, не просто!

Гермиона глазам своим не верила. Одежда, драгоценности, наказания — вот подарки, которые она привыкла получать от Малфоя.

Но книга?

Неужели он знает, что на самом деле может доставить ей радость?!

Старинная книга сказок. Огромный фолиант в синей бархатной обложке с золотыми буквами еле уместился у нее на коленях. Волнуясь, девушка погладила обложку кончиками пальцев.

Но не успела девушку и первую страницу перелистнуть, взбудораженная подарком, как пресловутый Ад напомнил о себе.

От него никуда не деться.

— Гермиона, как твоя грудь? — как ни в чем не бывало спросил Блейз. — У тебя матка гораздо больше, чем должна быть перед месячными, ничего не болит? Если есть неприятные ощущения, ты должна мне сказать.

Она прикрыла глаза, мысленно считая до трех.

Краска залила ее щеки. К такому невозможно привыкнуть — ровесник, слизеринец, так запросто спрашивает о ее цикле, разговаривает о матке!

Мерлин!

Будь они все прокляты…

— Не болит, — тихо ответила Гермиона.

«Оставьте меня в покое!» — кричала она мысленно. — «С вашей фальшивой заботой, с вашими словами, едой, зельями! Как будто вам есть дело до меня!»

Да…

Один приобрел живую игрушку и наслаждается, отдавая свои садистские приказы, пугая расправой, трахая, как вздумается.

А второй?!

Да кто ж его, Пожирателя, знает! Но неспроста такая забота, неспроста…

Они пили. Они снова смеялись. Они жили, а она просто сидела рядом.

Мебель…

Огонь размеренно потрескивал, убаюкивая своей мелодией, а его играющие блики пусть на мгновенье, но позволяли девушке забыться. Камин, книга, мягкое кресло — почти идиллия.

Волнуясь и предвкушая настоящее удовольствие, девушка перевернула страницы, углубляясь в чтение.

Драко вдруг нахмурился, морщины его стали четче; он щелкнул пальцами, и возле Гермионы зажглись канделябры со свечами.

— Тебе же темно, почему не сказала? — его пьяный, но суровый голос заставил ее вздрогнуть.

Но никто не ждал от нее ответа — Малфой просто смотрел на нее.

Как завороженный.

Мужчины уже изрядно выпили, и градус алкоголя зашкаливал. Контроль за своими эмоциями уже не действовал, и разговор между ними затих.

И чем больше Драко любовался ей, тем явственней ловил себя на мысли, что такую Гермиону он никогда не видел. В Хогвартсе она была вечным его противником, он постоянно задирал ее: в библиотеке она была очень сосредоточенной, на занятиях — излишне целеустремленной, раздражающей его.

Проклятая грязнокровка, изначально предназначенная для него.

Сколько времени он провел, наблюдая за ней, за ее дружбой с этими двумя обормотами? Как же она его бесила!!

Но, оказывается, все это в прошлом. И сейчас у него к ней совсем другие чувства. Теперь он просто любуется своей женщиной, как же она хороша! Настоящая Малфой, изящная, хрупкая, нежная.

С живыми эмоциями…

Теперь эта девушка напоминала милого ребенка. Сбросив туфли на пол и поджав под себя ноги, она забралась в кресло, как когда-то любил он сам. Щеки окрасил легкий румянец, глаза торопливо бегали по строчкам… Она кусала указательный палец, переживая за героев — такой невинный жест.

Ну, еще бы! С такой книжкой он сам когда-то забывал обо всем на свете.

Малфой хорошо знал эту книгу сказок. Он сам помнил свое знакомство с ней: картинки были исполнены искусными мастерами, а если прикоснуться к изображению, то образы принимали лица тех, кого хотелось видеть читателю. И Драко хорошо помнил, как его принцесса, которую он увозил на своем белом единороге от ужасного и разъяренного дракона, приняла облик Нарциссы. На картинке та спрятала свое лицо на груди у принца, и тогда впервые Малфой почувствовал, как ощущение собственной силы буквально переполнило его.

Оно зашкаливало…

Он был рыцарем, и это — настоящая магия книги. Драко до сих пор буквально-таки ощущал эти ощущения ветра в лицо, страх, что чудовище вот-вот их настигнет; и его принцесса…

Как же давно это было…

Но ощущения… Ощущения такие живые до сих пор — вот что значит настоящее волшебство старинной книги!

И теперь, возвращаясь домой и, проходя мимо магазина, торгующего книгами, увидел на витрине эту старинную книгу. Это был минутный порыв — Драко знал, что его маленькая жена из мира магглов, и, естественно, читала только книги, содержащие знания, как говорила она сама. И такую книжку, которая открывала мир волшебных сказок — настоящих сказок из мира магов — не видела никогда.

И — да, Мерлин! Да! — ему захотелось, чтобы его Гермиона с восторгом переворачивала старинные страницы и, приложив свой палец к иллюстрации, она представила в роли своего принца-защитника его самого, Драко. Поэтому, больше не думая ни о чем, Малфой зашел в магазин и выложил очень приличную сумму за книгу. Ведь та, что когда-то принадлежала ему, была сожжена.

Превращена в пепел.

А теперь его жена сидела и переворачивала страницы, переживала за героев и с восторгом разглядывала картинки.

Ее огромные глаза, румяные щечки, локоны.

Вот Гермиона заулыбалась во весь рот и задела пальцем страницу книги, и Драко, по расширившимся от восторга глазам, понял, что картинка ожила, и девушка с восторгом рассматривает волшебную иллюстрацию.

Это сладкое зрелище… Непонятное ощущение потери пространства на миг закрутило его, вырывая из реальности.

Но тут Драко затопило ощущение ужаса и отчаяния, передавшееся через родовое кольцо. Он осторожно повернул голову и, к удивлению, это далось ему с трудом.

И от открывшейся картины его волосы буквально стали дыбом.

Малфой стоял перед креслом Гермионы — как он туда попал, Драко не помнил. Рука, от локтя до кисти, была плотно прижата к руке Забини. Блейз, весь напряженный и собранный, стоял рядом, внимательно следя за происходящим.

Но внимание Драко приковывала волшебная палочка Блейза — испускающая волны магии.

Все будто сквозь туман…

Малфой совсем ничего не понимал, все его существо было скованным, как под Империусом — тело не слушались его. Внутри все переполнял ужас… и исходил он, несомненно, от родового кольца, и тревожилась, очевидно, Гермиона.

Ее страх был животным, отчаяние зашкаливало и с каждым толчком сердца, отрезвляло и вытаскивало Малфоя из непонятного марева, которое подчинило его тело.

Второй рукой Забини схватил ничего не понимающую девушку. Его мужская хватка уверенно удерживала и свою тяжелую палочку, и тонкую кисть Гермионы.

Чужой и жесткий захват его жены взбесил Драко окончательно — такая хрупкая кисть, пальчики казались игрушечными в грозной кисти хирурга.

Этот взгляд…

Этот страх, затмевающий собой все… Он плескался на дне ее зрачков, топя под собой все вокруг…

Когда с конца палочки стало выходить магическое кольцо, Драко с ужасом понял, что он просто-напросто произносит слова Нерушимого Обета.

Что он, сам того не желая, дает клятву.

Страшную клятву.

Внутри все леденело…

— Я, Драко Люциус Малфой, — слова тянулись, как слизь, — клянусь своей магией и магией своего рода, что не буду чинить препятствий, к тому, чтобы моя жена, Гермиона Малфой, в случае моей смерти и своего вдовства, стала женой Блейза Лучиано(1) Забини. В случае появления наследников, повелеваю опекуном над моими детьми и имуществом назначить также Блейза Лучиано Забини. Если же мой брак с моей женой будет бесплоден, клянусь, что магия рода и имущество перейдут полностью в род Забини, моя вдова обязана будет носить двойную фамилию и имеет право родить наследников во втором браке…

Это катастрофа!

Сукин сын!

Задумал прибрать к рукам все — и имущество и жену!

Забини все продумал, этот его французский коньяк был слишком хорош.

Хитрый, привыкший выживать мозг Драко, заметался, забесновался, причиняя своему хозяину беспощадную боль отрезвления.

Малфой слишком поздно понял, что, выпив непонятное зелье, вынужден выполнять чужеродную волю, а его Гермионе выпала участь быть свидетелем этого дикого Нерушимого Обета. И закрепить его магией.

Это ведь ее ужас перед происходящим привел его в чувство…

Думай, Драко, думай!!

Забини отвлекся от переплетенных рук, расслабился, и его большой палец начал поглаживать руку Гермионы — просто взрыв непередаваемого и липкого ужаса разорвал Малфоя изнутри.

Ее ужаса…

Она поняла, что это полная катастрофа. Этот Нерушимый Обет разрушил ее жизнь до конца, привязав ее искалеченную душу еще к одному слизеринцу.

Как же она боится! Она же понимает, что это крах для нее — попасть в руки еще большего чудовища! Что может быть страшнее?!

Ну нет, свою женщину Драко не отдаст никому и ни за что!

Этого мгновения Малфою хватило, и он, преодолевая чужую волю, скрипя зубами, продолжил Нерушимый Обет.

Но игра шла уже по его правилам.

— Моя клятва будет действовать только в том случае, если Блейз Забини не будет причастен к моей кончине и будет делать все, дабы спасти меня от ранения или от болезни. И не будет причастен к бесплодию нашего брака. В противном случае, моя жена может быть свободна от исполнения этой клятвы.

Глаза Блейза расширились от изумления.

Что?

Как? Почему?!

Он же все просчитал! Все!! У него не было права на осечку! Зелье ведь было строго дозировано, Малфой не должен был прийти в себя. А дальше — Обливейт и все!

Лицо его исказила гримаса разочарования и бешенства — карие глаза потемнели до черноты, казалось, они вовсе лишились цвета. Кожа Забини посерела, она будто стала каменной.

Магическое кольцо, испускаемое волшебной палочкой, окутало руки мужчин, закрепив тем самым принесенный Обет.

На лбу Блейза выступили капельки пота. Ноздри его раздулись, вены на висках вспухли, желваки на скулах неприятно заиграли.

Он же все просчитал…

Разочарование было таким сильным!

От понимания, что ситуация вышла из-под контроля, он до одурения сжал руку Гермионы, до синяков.

Снова боль…

Бедная ее рука — Гермиона даже не пыталась вырваться из жесткой хватки слизеринца.

И девушка, не в силах совладать больше с напряжением, с болью, упала в обморок. Кисть Блейза разжалась, выпуская Гермиону из плена — и женское тело мягко легко на ковер.

Отрезвление.

Дикое, безумное — отвратительное.

Ищи выход, Забини, ищи. Иначе Малфой тебя живым не выпустит.

Друзья тяжело дышали и смотрели друг на друга.

Бывшие друзья…

Оба были на пределе, но Забини быстро пришел в себя. Лицо его опять приняло непроницаемое выражение, дыхание выровнялось.

— Браво, Драко, умыл меня. Справился…

Говорил он рвано. Чувствовалось, что магия Обета забрала у него немало сил.

— Ну, а тебе Гермиона, — он обратился к бесчувственному телу у их ног, — мои поздравления! Теперь ты будешь замужем до конца своих дней! Не Малфой — так Забини, дракловы кости! Драко, твоя жена отлично пристроена!

Малфой не сказал ни слова.

Он подошел к Гермионе, аккуратно взял ее на руки и бережно положил на софу. Драко оправил ее платье, укладывая девушку. От его цепкого и внимательного взгляда не укрылось, как побледнело ее лицо. А не заметить красные следы за запястье от пальцев Блейза было невозможно.

Синяки… на нежной коже ЕГО жены! Никто не имеет права причинять вред ЕГО женщине!

Она тихо дышала, и где-то внутри мелькнуло беспокойство о том, что надо все-таки укреплять ее слабое здоровье. Завтра. Он займется этим завтра. А сейчас не закончено еще одно дело.

Малфой поджал губы, превратив их в тонкую линию, после чего все же произнес заклинание, убирающее эти безобразные, уже синеющие, следы, с кисти Гермионы.

Забини так и не сдвинулся с места. Не пытался помочь бывшему сокурснику, его волновала Гермиона, но он не знал, как вести себя.

Боялся сделать что-то не так. Он не привык к краху своих планов. В первый раз такая крупная ставка: жена и наследство — и сорвалось!

Все же было просчитано…

Все должно было произойти по его плану…

Но постепенно некое подобие оцепенения спало — он взял со столика распечатанную бутылку огневиски, наполнил почти до краев свой бокал и залпом, до дна, выпил обжигающую жидкость. После чего подошел к софе, где сел на пол рядом с Драко.

— Зачем, Блейз?

— Ты же знаешь — выгода, — просто ответил тот.

Драко понимал, что Забини просто воспользовался случаем положить лапу на его жену и имущество. Что он — слизеринец, и подобное у него в крови… А также Малфой понимал, что теперь Блейз будет вынужден ему оказывать помощь — выхаживать Драко и вытаскивать его из любых передряг.

Один выгоден для другого, и никуда они не смогут деться.

Да, теперь он женат, и нужно будет весь риск свести до минимума. С этой неосторожной клятвой Малфой не простит себе, если что-то попадет в чужую семью. Надо завязывать с криминальными делами и становиться респектабельным лордом. И наконец-то заняться здоровьем Гермионы — что бы он ни говорил, его безмерно беспокоили ее обмороки, отсутствие аппетита, меланхолия.

И сам Блейз это тоже прекрасно понимал.

Он и так в выигрыше. Спасал задницу Малфоя со времен войны, ну а теперь, при образе жизни Драко, да с его криминальными делишками, велика была вероятность назвать Гермиону — миссис Забини.

Ничего, все не так плохо.

Плохо то, думал Блейз, что теперь не применишь зелье от беременности. Ему хотелось — ох, как хотелось! — чтобы чета Малфоев была бесплодна.

Они же были друзьями… В каком-то смысле. В своем смысле. Дружба — дружбой, а свои интересы — превыше всего!

— Ты давал зелье бесплодия? — внезапно спросил Малфой.

— Не успел. А сейчас уже и не смогу, ты меня положил на обе лопатки! Вывернулся ты как всегда, Дракон!

Гермиона все так же, без сознания, лежала на софе, укрытая заботливым мужем. Малфой и Забини, будто сторожа ее спокойствие, сидели на полу, прислонившись спиной к диванчику. Между ними — бутылка виски.

— Запомни, Малфои своего не отдают!

— Забини умеют ждать!

И мужчины, не чокаясь, выпили. Каждый за свое.

__________

(1) Второе имя Блейза Забини — Лучиано — дикая фантазия Автора, поскольку информации об этом нет. Говорилось лишь про итальянские корни юноши, что и подстегнуло Автора.