2012. Сиракузы (гет)

Лирическое отступление

Все мы знаем историю про Золушку. А есть ещё одна история, о которой почти никто не слыхал. Я вам её расскажу.

Золушка была трудолюбивой, умной и красивой девушкой. И у неё, как у всякой уважающей себя Золушки, была фея-крёстная, которая с удовольствием приходила к ней в гости, чтобы понаблюдать, как она растёт и хорошеет день ото дня. А ещё фея очень любила кушать золушкины пироги, которые та пекла специально для неё. Поглощая ароматную сдобу с начинкой из тыквенного варенья, фея постанывала от удовольствия и, подобрев, обещала Золушке, что непременно выдаст её замуж за прекрасного принца. Девушка с радостной надеждой взирала на крёстную и верила ей безоговорочно.

И вот однажды Золушка встретила своего принца и полюбила всем сердцем. Едва дождавшись визита феи, она выпалила, что нашла того, за которого хочет выйти замуж. Фея, отведав пирога, благосклонно согласилась помочь девушке.

Крёстная устроила так, чтобы принц взял Золушку во дворец и окружил почестями и уважением. Та была счастлива, потому что теперь почти всегда была рядом с любимым; а он, оценив её ум и трудолюбие, советовался с ней по важным государственным вопросам. Но... замуж так и не позвал.

— Ты подожди немножко, вот придёт время, и, клянусь, ты выйдешь за него, — обещала фея, утирая губы после любимого кушанья.

Но прошёл год, другой, а принц так и не сделал Золушку своей женой.

Крёстная появлялась периодически, пробовала золушкины пироги и всё так же обещала, что свадьба непременно состоится.

А ещё через год принц обручился с другой девушкой. Она была красива и умна, но, конечно, не так красива и умна, как Золушка.

В отчаяньи та бросилась к фее и, рыдая, умоляла сделать хоть что-нибудь. Крёстная пожалела девушку и предложила подождать ещё чуть-чуть, а заодно попросила испечь её знаменитый пирог с тыквенным вареньем.

Вскоре принц женился на другой, и у них родились дети. Золушка каждый день наблюдала, как счастлив её избранник, как ему хорошо с супругой, как он любит своих детей; и молча страдала.

В королевском дворце жил один придворный. Был он молод и хорош собой, но, конечно, не так хорош, как принц. Полюбил он Золушку за ум и красоту и предложил ей руку и сердце. Но Золушка отказала ему — не могла же она предать свою любовь! И потом, фея ведь поклялась...

Золушка стала смиренно ждать своего часа. Но время шло, а он всё не наступал. Принц уже стал королём, потом у него родились внуки, он постарел и поседел, но Золушка по-прежнему любила его больше жизни.

А затем король умер в окружении своих многочисленных детей и внуков. В день его смерти все говорили, что он прожил счастливую жизнь.

Золушка вся в слезах кинулась к крёстной и запричитала:

— Как же так?! Фея, ты ведь обещала!!! А теперь он умер!

— Прости меня, моя деточка, — скорбно сказала крёстная и опустилась перед ней на колени. — Я страшно виновата перед тобой. На самом деле твой принц никогда бы не женился на тебе, потому что не ты была предназначена ему судьбой, и он никогда бы тебя не полюбил.

— Но зачем же тогда ты всё время просила меня подождать?!

— Затем, что я очень люблю твои пироги.

— Я не понимаю! — воскликнула Золушка.

— Ах, дорогая моя, ведь они — самое вкусное, что я ела в жизни. И знаешь, почему? Потому что в каждый из них ты вкладывала капельку своей надежды. А на свете нет ничего слаще надежды.

— Что же мне теперь делать? Вся моя жизнь прошла зря, — горестно пробормотала Золушка, опуская руки.

— Нет, не зря. Я виновата перед тобой и хочу всё исправить. В награду за труд и терпение я выполню любое твоё желание. Хочешь снова стать молодой и прекрасной и выйти замуж на принца?

— Но ведь он никогда меня не полюбит!

— Ну и что? Зато ты осуществишь свою мечту.

Золушка помолчала в задумчивости.

— Нет. Теперь не хочу, — твёрдо ответила она. — Я устала жить надеждой. Сейчас я хочу просто жить.

И она попросила фею, чтобы та вернула её в то время, когда ей предложил руку и сердце тот самый придворный. Крёстная так и сделала, и Золушка согласилась стать его женой, а вскоре они обвенчались.

С тех пор прошли годы, у Золушки родились дети, а потом — внуки. И хотя Золушка всю жизнь продолжала любить своего принца, они с мужем прожили долгую и счастливую жизнь и умерли в один день.

Конец истории.

В кабинете министра Гарри и Гермиона увидели Хьюго. Он лежал прямо на полу в неестественной позе, лицо его было абсолютно белым, а в широко раскрытых глазах застыло удивление. Больше в помещении не было никого.

Гарри бросился к парню, пощупал пульс, и, резко побледнев, испуганно глянул на Гермиону — Хьюго был мёртв. Она в страхе прикрыла рот ладонью и так застыла, не решаясь сказать ни слова. Смерть молодого аврора могла означать, что, пока они были в Хогвартсе, кто-то воспользовался ситуацией и... За этим «и» следовала пугающая в своей катастрофичности мысль. Не теряя времени на раздумья, Гарри выхватил палочку и рванул к выходу.

В коридорах министерства, несмотря на предрассветный час, ходили толпы орущих людей. Все они стремились к выходу в фойе. Гарри пошёл вместе с другими. В полутьме никто не обратил на него внимания.

— Они распечатали ещё один камин! — закричал кто-то впереди. — Бежим!

Толпа ответила ему радостными возгласами.

Людской поток вынес Гарри в фойе, где находилась каминная сеть, и там он обнаружил, что маги собираются у двух каминов и... по одному исчезают в зелёном пламени, называя место перемещения:

— Хогсмид!

— Косой переулок!

— Годрикова лощина!

Посреди фойе стояла большая коробка, к которой подходили и брали тёмный порошок — летучий порох.

— "Наконец-то кончился этот дурдом! — услышал Гарри из толпы. — Сейчас вернусь домой и хоть посплю в своей постели".

Толпа одобрительно загудела.

Гарри понял, что теряет всё то, чего достиг за последние дни. Вне себя от ярости, он подбежал к коробке с летучим порохом и взмахом палочки поднял её высоко под потолок.

— Стоять! — рявкнул он, оглядывая всех. — Вы никуда не пойдёте!

Люди опешили от неожиданности, а потом раздались злобные выкрики:

— Вот он!

— Держите этого психа!

— Попался, Поттер!

— Отдай коробку, гад!

Гарри подумал, что они не то пьяны, не то одурманены, и что у них по-прежнему нет с собой палочек. Все палочки в своё время были отобраны и переданы на хранение в наспех созданный специально для этой цели архив. Но всё же, кто распечатал камины? Кто убил Хьюго?!

И вдруг откуда-то со стороны лифта прямо на Гарри полетела красная молния. Едва увернувшись, он отбил её и устремил взгляд поверх шумной, взвлнованной толпы.

— Кто это там швыряется? — выкрикнул он с вызовом. — Выходи!

Ещё одна молния, но уже не красного, а изумрудного цвета вылетела в ответ и чуть не задела его плечо.

Люди испуганно шарахнулись в стороны, и в образовавшемся проходе появилась фигура в серо-голубой аврорской мантии. «Дженкинс!» — узнал Гарри. За старшим аврором плотной стеной стояли его товарищи — Гарри насчитал человек шесть.

— Ну, я швыряюсь, — тихо сказал Дженкинс. — И что?

— Это ты распечатал камины?

— Да, — просто ответил тот, и в его голосе Гарри почувствовал не столько угрозу, сколько уверенность в превосходстве над противником.

— Зачем? — Гарри непонимающе развёл руками.

— Люди устали сидеть здесь и ждать неизвестно чего. Я распорядился выпустить их.

— С каких это пор ты здесь распоряжаешься?! — со злостью выкрикнул Гарри.

— С тех пор, как перебил твоих щенков, Поттер. Тот гадёныш, что валяется в кабинете министра, был последним. Ты теперь... ОДИН, — произнёс Дженкинс и глумливо ухмыльнулся. — Зря ты надеялся, что сможешь держать меня в узде простым Империусом. Это была твоя главная ошибка.

Он выставил палочку, остальные авроры последовали его примеру.

— Что ты будешь делать? — спросил Гарри, лихорадочно соображая и держа Дженкинса «под прицелом». — Вернёшь власть Шеклботу?

— Зачем? — проговорил тот, презрительно усмехаясь. — Теперь я — главный, Поттер, и никакие министры мне — не указ.

— Не выпускай людей, Морольт, — проникновенно обратился к нему Гарри по имени. — Они могут погибнуть.

— Да чушь всё это! — вдруг вскипел Дженкинс. — Бросай сюда свою палочку, и закончим этот разговор!

— А если я не брошу? — спросил Гарри, в отчаянии обдумывая свои дальнейшие действия.

— Не бросишь... Ну-ну, — с угрозой сказал Дженкинс, качая головой, словно сокрушаясь над глупостью своего оппонента. — Тогда она умрёт.

Он сделал знак своим товарищам, и один из них выволок вперёд... Гермиону, грубо схватил её за волосы и приставил палочку к виску.

— Какие будут предложения? — спокойно спросил Дженкинс у Гарри.

Тот увидел, как в тусклом свете факелов глаза Гермионы заблестели от слёз; свежий кровоподтёк на её щеке и... опустил палочку.

— Кидай на пол! — приказал аврор.

«Гарри, не делай этого! Она того не стоит! Если ты сдашься, то погибнут все! Подумай: она или все!»

— Кидай! — приказал Дженкинс.

«Они ведь убьют её, как убили Хью!»

«Может быть, да, а может, нет. Тебе придётся рискнуть, Гарри. Решайся!»

— Кидай, я сказал! — В голосе Дженкинса прозвучало бешенство.

Толпа, вполголоса обсуждавшая происходящее, вдруг затихла. Люди забыли о том, что только что рвались на свободу, и стояли в ожидании.

«Посмотри на него, Гарри. Такой ни перед чем не остановится. Ты забыл, как он минуту назад хотел тебя убить? Вспомни про Хью и остальных!»

Гарри сосредоточился. Сейчас ему предстояло принять решение, возможно, самое важное в его жизни. Он вспомнил последние дни: сколько сил потратил на то, чтобы спасти людей от грядущей неминуемой гибели; сколько ночей не спал; как втоптал свою душу в грязь ради всеобщего благополучия, как убивал и отдавал ужасающие приказы. Ради чего?! Чтобы этот ублюдок вот так просто взял и всё разрушил?!

Да ни за что!!!

В душе у него поднялась такая ярость, что, казалось, если она вырвется наружу, то разрушит всё министерство.

«Такие, как он, не ведают пощады, убей его! Таких нельзя обезвредить, таких можно только уничтожить, убей его! Убей!!! УБЕЙ!!!»

Гарри посмотрел Дженкинсу прямо в глаза, и даже с расстояния пары десятков футов заметил, как в них промелькнул страх. И в тот же миг от палочки Гарри вылетела молния и осветила изумрудным светом лицо противника. Дженкинс пошатнулся, нелепо всплеснул руками... его тело тяжёлым грузом опустилось на пол. Стоявшие рядом отпрянули и, следуя животному инстинкту, заставляющему всё живое избегать смерти, отошли подальше.

В наступившей тишине неожиданно звонко раздался стук упавшей волшебной палочки поверженного мага. Она покатилась по полу и остановилась в двух шагах от Гарри.

По толпе пронёсся коллективный возглас изумления.

— Отпусти её! — резко приказал Гарри, обращаясь к аврору, державшему Гермиону. — Ну!

Тот растерянно глянул на тело Дженкинса, дёрнулся и чуть ослабил хватку. Но тут вперёд вышел другой сторонник убитого и твёрдо сказал:

— Нет, Поттер, мы не дадим тебе творить беззакония!

— Что?! «Беззакония»?! — яростно крикнул Гарри.

Его захлестнула дикая злоба — как они смеют так говорить о нём?!

Коробка с летучим порохом, всё ещё болтавшаяся наверху, завертелась волчком и рухнула на пол, позади Гарри, обдав всех, кто стоял неподалёку, облаком пыли из драгоценного порошка. Гарри, не замечая этого, медленно, как пантера перед прыжком, подходил к кучке старших авроров — те настороженно отступили на полшага. И лишь тот, кто осмелился перечить Гарри, выставив палочку, непреклонно стоял и смотрел ему в глаза.

«Давай, Гарри, этот — последний! Покончишь с ним — и всё, считай, ты выиграл! Остальные подчинятся сами!»

Гарри медленно, и даже картинно вскинул палочку, и тут в испуганно молчавшей толпе кто-то крикнул:

— Он совсем спятил! Бежим! — и рванул к камину.

Люди недоумённо глянули на паникёра, который, стремительно собрав с пола рассыпавшийся летучий порох, юркнул в камин и исчез в зелёном пламени. Кто-то последовал его примеру. В толпе поднялся ропот, несколько человек двинулись к выходу, откуда только что полыхнуло малахитовым огнём.

Гарри, нацелив палочку на аврора, яростно выкрикнул:

— Ступефай! Экспеллиармус! — убедившись, что тот упал, отброшенный заклинанием, резко повернулся к камину.

И тут всё изменилось. Тело внезапно ослабло, а сознание окутал густой, плотный туман, сквозь который Гарри увидел, что маги уходят: один за другим, деловито собирая с пола летучий порох. Воздух будто стал мутным и вязким, и через это непонятное и опасное марево до Гарри едва доносились шум пламени и слова:

— На...пно... е На...рье...

— Хог...ид...

— Ко... ой пе...ул...к...

— Стойте! Нельзя уходить! Вы умрёте там! — отчаянно выкрикнул он и, пошатнувшись, чуть не упал.

С трудом сохраняя равновесие, Гарри почувствовал, как силы оставляют его. Видно, последние два заклинания исчерпали их до донышка. В нём больше не осталось злости, которая подпитывала, давала стимул что-то делать. А радости и надежды он не испытывал уже очень давно. Душу охватила растерянность, а неимоверная усталость стала гнуть книзу, тяжёлым камнем навалившись на спину. И лишь чувство долга заставило его действовать.

Гигантским усилием воли Гарри заставил себя выпрямиться и поднять палочку. Он хотел запечатать камин, но в этот миг ощутил страшный удар в спину и упал ничком.

* * *

Гарри очнулся в темноте. Тело нестерпимо болело, и сложно было определить, где болит больше; казалось, оно превратилось в одну большую рану. Лицо неприятно стягивало, Гарри потрогал щёку и ощутил что-то липкое — наверняка, кровь. Похоже, его безжалостно избили, когда он был без сознания. Что ж, слишком многих он разозлил за последнюю неделю.

Рядом кто-то еле слышно всхлипнул.

— Кто здесь? — спросил Гарри и поморщился: разбитую губу пронзила резкая боль.

— Это я, Гарри, — раздалось сбоку, и Гарри узнал голос Гермионы.

— Как ты? — спросил он с тревогой.

— Нормально. Меня не тронули. Так что я в порядке.

— Это хорошо. Где мы?

— В камере, на пятом уровне.

— Что произошло?

Гермиона тяжело и прерывисто вздохнула и рассказала:

— Когда ты упал, авроры бросились на тебя и стали... избивать, и другие маги тоже... присоединились. Они бы убили тебя, если бы не Шеклбот. Кто-то снял с него все заклятия. Он появился и велел прекратить самосуд. Сказал, что нас с тобой надо запереть в камеру, и что нашу участь решит Визенгамот. А потом... нас бросили сюда.

— Понятно. Что с людьми?

— Я точно не знаю, но думаю, что, возможно, Шеклбот приказал всех выпустить.

Гарри застонал: столько усилий — и всё зря!

— Сколько времени мы здесь? — вымученно спросил он.

— Несколько часов. Сейчас, вероятно, около восьми вечера.

Вдруг раздался резкий скрежет — видимо, снружи открывали дверь камеры. С замками возились довольно долго, и Гарри горько усмехнулся: надо же, сколько мер предосторожности. Дверь раскрылась с леденящим душу скрипом, и камера озарилась ярким светом. Гарри сощурился, вглядываясь в проём.

— Здравствуй, Поттер, — услышал он бархатный голос Кингсли, а потом и увидел его самого. Министр выглядел осунувшимся и уставшим. Он вошёл, держа факел, и дверь за ним захлопнулась. Снова заскрежетал замок.

— Кингсли, ты что, пришёл один? Не боишься меня? — спросил Гарри с вызовом.

— Тебя уже никто не боится, Поттер, — спокойно ответил министр и тяжело присел на край тюремной койки. — Ты исчерпал все свои силы.

Гарри хотел вскочить и схватить его за грудки, но едва смог приподнять руки. Обессиленный, он привалился к стене и презрительно прикрыл веки.

— Завтра Визенгамот примет решение относительно вас двоих, и оно будет не в вашу пользу. Вам грозит пожизненное заключение.

Гарри усмехнулся.

— Мне жаль, — горестно сказал министр. — Если я смогу что-нибудь сделать для ваших родных — только скажите.

— Всё, что ты можешь сделать — это не выпускать людей из убежищ! — с трудом проговорил Гарри и тяжело задышал: теперь любая эмоция требовала невероятных физических затрат.

— Нет, это невозможно, — твёрдо ответил Кингсли.

В наступившем молчании сквозило отчуждение.

— Позвольте людям остаться в подземельях Хогвартса! — подала голос Гермиона. — Хотя бы на неделю!

Министр с досадой глянул на неё, видно было, что он надеялся на просветление в этом, как ему казалось, охватившем её безумии, но напрасно. Он тяжело вздохнул и встал.

— Тогда пусть наши родные останутся в Хогвартсе! — отчаянно воскликнула Гермиона. — Это единственная просьба!

Кингсли задумался и, помолчав, сказал:

— Хорошо. Ваши родственники останутся там... ровно на одну неделю. Потом их изгонят из школы.

— Спасибо, — с облегчением выдохнула Гермиона.

— Прощайте, — бросил министр и постучал в дверь. Сразу за этим заскрежетал замок.

— Ты совершаешь большую ошибку, Кингсли, — с трудом выговорил Гарри. — И будешь сожалеть о ней всю жизнь. Если выживешь.

— Пусть так, Поттер. Это мой выбор.

Кто-то открыл дверь снаружи, и Кингсли вышел.

— Не выпускай людей! — крикнул ему в спину Гарри. — Они погибнут!

Кингсли обернулся и проговорил:

— Их уже выпустили. Министерство ещё никогда не было таким пустым. — И дверь с грохотом захлопнулась.

Гарри в бессилии застонал и прижал дрожащие кулаки к лицу. Злость больше не подпитывала его, долг оказался никому не нужным, надежда иссякла. Раздавленный, он опустил руки и ощутил, как по щекам текут горячие слёзы. Последний раз он плакал несколько лет назад, когда родилась Лили. Он был так счастлив, что не мог сдержаться. А теперь представил, что больше никогда не увидит ни её, ни мальчиков, ни Джинни, что они все погибнут, а он... Он ничего не сможет сделать!

Содрогаясь всем телом в бесшумном плаче, Гарри опустился на лежак и поджал ноги.

— Гарри! О Гарри! — послышался жалостливый голос Гермионы.

В кромешной тьме он почувствовал, как она подошла и села рядом. Прохладная рука опустилась на голову и нежно погладила затылок.

От этой неожиданной ласки стало ещё хуже. Как рык раненного льва, из горла вырвалось рыдание, и, обдав стены камеры нечеловеческим страданием, разнеслось горестным эхом.

Гермиона наклонилась, обхватила Гарри за плечи и прижала к себе, зашептав:

— Ну-ну, тише, тише...

... Они лежали вдвоём на тюремном лежаке, и Гермиона гладила его по голове; от её замёрзших рук веяло мягкой прохладой.

С трудом он заставил себя успокоиться и выровнять дыхание.

— Вот и хорошо, — прошептала она.

— Прости меня, — сказал вдруг Гарри. — Я должен был отпустить тебя с ним... С Роном. А теперь... Надо было тебе бросить всё и уйти.

— Не говори глупостей, Гарри. Я осталась с тобой, потому что должна была. И потому что... Потому что... сама этого... хотела.

Гарри задумчиво лежал на боку. Слова Гермионы не утешили. Во всём случившемся он виноват САМ. А она лишь предприняла добродетельную попытку снять с него ответственность. Нет, нет, нет. ОН виноват.

«Надо же было быть таким дураком! Глупым, самоуверенным дураком. Не просчитал, не додумался, позволил себе расслабиться. Нельзя было покидать министерство! Нельзя было отправлять часть авроров в Гринготтс! А теперь их нет! Этих мальчишек, которые слепо верили ему, больше нет! Они мертвы, а я жив! Я жив, а они мертвы!.. Если кто и заслуживает смерти, так это — я. Человек, предавший своих людей!

Но справедливость существует. Гарри Джеймс Поттер закончит свою жизнь в Азкабане и будет остаток дней молить их души о прощении. А сколько этих дней будет — неизвестно».

«Эх, Гарри, Гарри, чувство вины — плохой советчик. Люди и их прощение ничего не стоят. Они — лишь плацдарм для осуществления цели. У кого ты хочешь просить прощения? Да они должны быть благодарны за то, что ты позволил им помогать тебе!..»

— ... понимаешь? — услышал Гарри.

Погружённый в мысли, он не заметил, как Гермиона, оказывается, что-то говорила.

— Ты ни в чём не виноват. И я ни о чём не жалею! Я рада, что мы по-прежнему вместе.

— Спасибо, — на выдохе сказал Гарри и затих, едва коснувшись губами её щеки.

Гермиона неожиданно обняла его ещё крепче, и Гарри ощутил на лице её порывистое дыхание. Она осторожно поцеловала его в уголок рта, а потом, чуть приподнявшись, прильнула губами к его губам. Гарри застонал — разбитый рот заныл нестерпимой болью.

— Прости, — зашептала Гермиона и, смутившись, слегка отпрянула от него. — Я забыла.

— Нет, нет! — поспешил успокоить её Гарри, — это было приятно. Сделай так... ещё.

Она принялась покрывать его лицо лёгкими поцелуями, перемежая их нашёптыванием заклинаний; и Гарри почувствовал, что разбитая губа перестала гореть болезненным жаром, а скула — ныть пульсирующими толчками. Невероятно, но с каждым прикосновением Гермионы он чувствовал себя всё лучше.

— Как ты это делаешь? — хрипло спросил он.

— Это старинное заклинание. Так ведьма может облегчить боль раненного мужчины.

— Никогда не слышал об этом.

— Это неудивительно, — пробормотала Гермиона и обнажила ему грудь. — Ты, вообще, мало что замечаешь.

Она поцеловала его в шею, затем спустилась ниже. Гарри лёг на спину и с облегчением отдался её ласкам, ощущая, как постепенно проходит ломота в груди. Вскоре он смог вдохнуть прохладный воздух темницы без мучительной рези в боку, которая, вероятно, исходила от сломанного ребра.

Гермиона расстегнула ему мантию, и Гарри почувствовал тепло её губ на животе. Она зашептала странные слова, которые, Гарри готов был поклясться, он никогда не слышал раньше. Сколько же знаний скопилось в голове у его подруги? Действо продолжилось, и вот уже боль улетучилась вовсе.

— Как ты? — спросила Гермиона, приподняв голову над его животом.

— Как младенец, — ответил Гарри. — Иди ко мне.

Она запахнула его одежду и легла рядом. Он подложил руку ей под голову и тесно прижал к себе.

— Надеюсь, ты понимаешь, что после этого ты обязана на мне жениться? — неуклюже пошутил Гарри.

Гермиона промолчала и лишь устало выдохнула.

— Поспи, — сказал Гарри. — У нас в запасе ещё сутки.

Всего через пару мгновений раздалось мерное сопение — Гермиона уснула.

«Ты действительно многого не замечаешь, Гарри. То, что она сделала, возможно лишь в одном случае. И ты, конечно, понятия не имеешь, в каком?.. Ну, естественно, откуда тебе знать! Ты же у нас — всеми обожаемый Гарри Поттер, человек, который не нуждается в знаниях любовной магии».

«К чему ты клонишь?»

«К тому, что таким способом ведьма может облегчить муки только того мужчины, которого страстно любит».

«Что?»

«А ты не знал? Ха-ха! Ты не замечал, как она смотрит на тебя? Как вожделенно пожирает глазами? Ах, ну да! Она делает это тайком, стоит тебе отвернуться. А потом бессонными, томными ночами мечтает о тебе, фальшиво постанывая под слюнявым Уизли. С каждым толчком его тела она представляет, что это ТЫ лежишь на ней, входишь в неё, пользуешь её во всевозможных позах, как портовую девку. Кто знает, сколько запретных желаний рождается в этом рациональном мозгу, стоит ей закрыть глаза и представить, как ты заваливаешь её на постель; сколько мучительно сладостных часов провела она, следя за движением твоих рук; сколько жаркого пота вылилось на её одежду, когда она сгорала от стыда, наблюдая, как ты целуешь свою жену и видя СЕБЯ на её месте! Сколько горячего сока вытекало из её лона, когда она...»

«Заткнись!»

«Гарри, это шанс! Призрачный, но шанс!»

«Что?»

«Она любит и пожертвует жизнью ради тебя! Тебе нужно лишь попросить...»

«О чём?!»

«Пусть она скажет Визенгамоту, что наложила на тебя Империус, и ты действовал не по своей воле!»