2012. Сиракузы (гет)

Гарри Поттер получил письмо. Такие письма приходили примерно раз в месяц на липовый адрес некого Джона Смита. Под этим псевдонимом скрывался сам Гарри — самый молодой глава аврората за последнюю тысячу лет.

Почему под псевдонимом? Потому что содержимое этих писем необходимо было скрывать от любопытных глаз. И тем более, нужно было держать в тайне, что их получателем является Гарри Поттер, начальник магической полиции и прочая и прочая.

К слову, сам автор писем не имел ни малейшего представления, кем является его визави. Автором являлся один политолог, чья точка зрения по важнейшим вопросам отличалась объективностью и поражала точностью оценок. А самое главное — она кардинально расходилась с официальной версией происходящих в мире событий.

Политолога год назад нашла Гермиона, которая вечно читает всё, что попадается под руку; а потом, возмущённая, в пух и прах поносит «этих скиттерписцев», независимо от того, магглы это или маги. Но с тем парнем вышло иначе. Гермиона случайно наткнулась на его статью в какой-то задрипанной газетёнке, а потом притащила её в аврорат. «Ты должен это прочесть! — заявила она безапелляционно. — Там всё, о чём я тебе говорила!»

Слово «должен» всегда имело на Гарри особое воздействие. «Должен, должен. И так — всю жизнь. Эх!»

Читать аналитические статьи было для начальника аврората делом нудным и неблагодарным. Гарри всегда тупо проглядывал тексты, насыщенные такими мудрёными терминами, как, к примеру, «менталитет», «обскурант» или «синкретизм». И если о значении первых двух он имел некое общее представление, то последний вызывал у него лишь неполиткорректные ассоциации.

Но та статья, на удивление, была написана нормальным человеческим языком, хотя сделанный в ней вывод был неутешителен — мировая война неизбежна, а зачинателем её, как водится, станет сильнейший: страна — лидер одного небезызвестного блока. Итоги войны будут трудно предсказуемы, учитывая, что все договорённости о применении оружия массового поражения теперь каждая страна трактует, как хочет, и изменяет, как хочет.

Короче, мир рехнулся!

Политолог писал обличительно, невзирая на лица, так что не удивительно, что после этой статьи он куда-то исчез. Гермиона отыскала его в маггловской каталажке, «отмазала» от полиции и других компетентных органов, залечила синяки и ушибы и спрятала от всех. С тех пор тот по договорённости присылал Джону Смиту свои изыскания, хотя сам мистер Смит, он же Гарри Поттер, он же самый молодой... вы-знаете-кто, письмам этим совсем не радовался. А кому приятно каждый раз осознавать, что скоро твой мир рухнет, как карточный домик?! И ты об этом знаешь, и ничего не в силах сделать? Ни-че-го.

* * *

Расстроенный аналитическими выкладками политолога, Гарри не мог сосредоточиться, чтобы заняться рутинными аврорскими делами: составить отчёт для министерства, просмотреть результаты инспекции по кадрам, составить план работы на ближайший месяц... «Тьфу ты! Даже думать об этом противно! Мир летит к катастрофе, а я сижу и перебираю идиотские бумажки!..»

«Пойду, ребят проверю», — подумал Гарри и отправился на первый этаж, где отдыхали после рейда рядовые авроры. Молодёжь смотрела на Гарри с восхищением, а он с горечью думал о том, что не заслуживает, совсем не заслуживает ни восхищения, ни уважения, ни даже доброго слова. Осознание бессилия перед катящейся, как лавина, угрозой отравляло жизнь.

«Война, война. Гео-, прости Господи, -политический передел. Мировая бойня. Угроза цивилизации. За этими словами безликого политолога скрывались вполне реальные жизни. Вернее, вполне реальные смерти. Смерти миллионов магглов и магов. Этих мальчиков-авроров, которые считают его живой легендой; их семей, МОЕЙ семьи...

Нет! Этого допустить нельзя!

А может, этот парень врёт? И не всё так плохо? Как узнать? У кого спросить? К Трелони пойти, разве что?»

Командир оперативной группы старший аврор Дженкинс отчитывался перед начальником о прошедшем дежурстве. Глядя в его глубоко посаженные тёмно-карие глаза, Гарри подумал, что следует с опаской поворачиваться к Дженкинсу спиной; и что вряд ли в голодный год кому-то придёт в голову попросить у старшего аврора хоть корку хлеба. Не даст, да ещё собак пустит по следу, чтоб неповадно было. А таких как он в аврорате — большинство.

Псы министерские. Вечно голодные, жадные псы. Всё им мало. Взятки, липовые дела, незаконные аресты. И галеоны, галеоны, галеоны. Нет, не сладить ему с ними никогда! Стоит поприжать одного, мигом накинутся всей сворой, сожрут и не подавятся. По большому счёту, в серьёзном деле рассчитывать Гарри может только на молодых пацанов, ещё не испорченных властью; тех, которые читали о нём в учебниках по новейшей истории.

В серьёзном деле. А будет ли оно? Слишком всё шатко и зыбко. Но сидеть сложа руки тоже нельзя.

Гарри и не сидел. Он ходил и доказывал всем свою правоту. Говорил, что нельзя допустить, чтобы магглы развязали войну на уничтожение. Что это чревато гибелью обоих миров.

На него смотрели, как на контуженного. Мол, парень в детстве не навоевался. Да ещё приплели разные истории его жизни у Дурслей. Мол, Гарри Поттер хочет отомстить всем магглам за своё несчастливое детство, деревянные игрушки. Уроды!

Его обсмеяли в Визенгамоте:

— Как вы сказали, ядрёная бомба?

— И что, прямо на земле вырастает гриб гигантских размеров?

— Хираси... чего?

— Ракета сама летит через океан? А откуда она знает, куда лететь?

Уроды! Невежественные, тупые уррроды! Об... Обс... Обскуранты... с-с-синкретические!

Да что там, год назад Гарри и сам не был в курсе всех этих проблем, и считал себя достаточно осведомлённым человеком. Но он-то себя преодолел! А эти, с позволения сказать, «мудрецы» ничего не хотят знать. Ни-че-го.

* * *

— Кингсли, ну ты-то должен меня поддержать! Ты-то ведь понимаешь, что угроза более чем реальна!

Министр магии тяжело вздохнул и сказал:

— Давай откровенно, Гарри. Победить нашу систему практически невозможно. Она сложилась много столетий назад, и один из её незыблемых постулатов — «Статут о секретности». Мы не можем открыто вмешиваться в дела магглов, и, тем более, нам не позволят влезать в их внешнюю политику. Слишком много сил уходит на сокрытие от них наших собственных тайн, а уж на то, чтобы раскрыть их секреты, наших усилий явно не хватит.

— Но ведь мы имеем разные рычаги давления, о которых они не подозревают! Достаточно воздействовать на умы их руководителей, и проблема будет решена!

— А чем, по твоему, занимаются невыразимцы?!

— Что? — удивился Гарри.

— То, — Кингсли поморщился — проболтался, тролль задери. Он так привык хранить тайны министерства, что любое отхождение от режима секретности вызывало у него головную боль. — Мы давно воздействуем на магглов, но теперь, боюсь, это мало помогает. Что-то происходит в мире. Какое-то нашествие хаоса. Невыразимцы не справляются со своей задачей.

— Значит, нужно привлечь новые силы! Хватит заниматься ерундой! Полминистерства привлечены к сохранению тайны нашего существования, в то время как эти опытные люди могли бы оказать неоценимую помощь в предотвращении войны! Чёрт с ним, со Статутом! Пусть займутся реальным делом!

— Гарри, не сходи с ума. "Статут о секретности" — залог нашего благополучия! Если магглы узнают о нас — мы просто исчезнем. Магглов — миллиарды, нас — несколько тысяч. Силы слишком не равны.

— А если мы будем просиживать задницы, погибнут все!

— Я думаю, ты всё-таки преувеличиваешь.

— Очнись же ты, Кингсли! Война неизбежна!

— Поттер! — повысил голос министр.

— Что?! — с вызовом бросил Гарри.

— Дружба дружбой, Гарри, но нельзя принимать на веру всё, что говорит твоя подружка Грейнджер, — сказал Кингсли увещевательным тоном. — Эти её опасения, мягко говоря, беспочвенны и давно уже всем надоели. Но она никто. А ты, Гарри, должностное лицо! — голос Кингсли обрёл стальные нотки, а взгляд стал жёстче. — И я не позволю тебе сеять панику среди населения! Всё ясно?

— Куда уж ясней.

Гарри вышел из кабинета министра, чувствуя, как наваливается усталость.

«А может, он прав? Может, я паникёр? И не стоит верить Гермионе с этим её гением от политологии? Но как же тогда информация о том, что войска приводятся в боевую готовность? Что повсеместно проводятся проверки состояния ракетных баз? Что, чёрт возьми, на базы начинают подвозить боеголовки, начинённые смертью? Информация, которая в итоге оказывается правдой».

Гарри уже давно никому не верил на слово. И аналитические отчёты парня подвергались определённой проверке. Да, всё подтвердилось.

Мир готовится к бойне. Хаос наступает...

«Почему жизнь миллионов зависит от кучки уродов? Почему?! Взять бы да поприжать им хвосты! Но только как? Как?!»

Шрам болел уже неделю. Ничего особенного, просто ныл, как ноет на непогоду старая рана. А погода в октябре, понятно, не сахар. И метеопрогнозы не предвещали улучшений. Да и остальные прогнозы тоже.

В другое время Гарри бы забеспокоился: отчего бы вдруг шраму болеть? Но сейчас ему было не до этого.

Стало известно, что президент той самой страны прекратил все публичные выступления. И вообще, перестал появляться на людях. В новостных хрониках показывали лишь чёрные бронированные автомобили с флажками, на большой скорости выезжающие из подземного гаража правительственного здания и несущиеся по улицам столицы. Это был плохой знак.

Тем не менее, в основных печатных изданиях каждый день появлялись обращения президента к народу. И всякий раз тон их становился всё истеричнее.

«Мы не допустим!.. У нас хватит сил для симметричного ответа на агрессию!.. Наши войска в полной готовности!» — кричали эти статьи.

Гарри прочитывал заокеанскую прессу и с мрачным удовлетворением отмечал про себя, что людей планомерно и неотступно готовят к мысли, что война — дело, в принципе, естественное и неотвратимое.

Но он не был бы матёрым аврором, если бы черпал информацию только из газет. Главным её источником были данные, полученные в результате работы тайной организации, которую он возглавил полгода назад. Целью её было защитить: самих себя, своих близких и, если получится, — весь остальной мир. Название решили оставить старое — «Армия Дамблдора» или сокращённо АД. Хотя армией её мог назвать только сумасшедший. Штаб из пяти человек: Гарри, Гермионы, Рона, Луны и Невилла. И пятнадцать человек рядового состава из числа подчинённых лично Гарри молодых авроров, многим из которых не исполнилось и двадцати. Это всё. Два десятка человек на пять миллиардов магглов. Надо быть полным психом, чтобы счесть эту группку способной остановить мировую катастрофу.

Но Гарри не задумывался о масштабах и остальных деталях. Он поставил себе цель предотвратить войну и шёл к ней с упорством носорога.

* * *

Заседание штаба АД проходило в тайном убежище на окраине Лондона, защищённом от вторжения и прослушивания всеми возможными чарами.

Гарри, сузив глаза от нарастающей боли в шраме, спросил:

— Итак, что у нас в сухом остатке? Я так понимаю, местные маги нам помогать не будут. Это их окончательное решение?

— Да, — ответила Гермиона, которая в последнее время занималась тем, что безуспешно налаживала связи с заокеанским магическим сообществом; а точнее, призывала его вступить в союз с АД и действовать вместе. — Они заявили, что не станут сотрудничать непонятно с чем, даже если это «непонятно что» возглавляет сам Гарри Поттер.

И посмотрела так, как будто извиняется за всех, кто не верит в него.

— А что они вообще собираются делать?! — раздражённо спросил Гарри.

— У них там обстановка ещё хуже, чем у нас: общество разделено на два клана. Большинство считает, что никакой войны не будет, и что вся эта шумиха кончится пшиком на манер Карибского кризиса; у других в головах — какая-то каша из лозунгов о превосходстве их нации, мол, пусть магглы истребляют друг друга, меньше народу — больше кислороду; ну, и так далее. Сплошная демагогия. Они уверены, что бомбы не подействуют против магии...

— Идиоты! — яростно вставил Гарри, ударив кулаком по столу.

— ...Лишь единицы готовят подземные жилища, делают запасы, но им наплевать, что будет с остальными.

— С кем-нибудь из этих единиц удалось связаться?

— Есть один человек... Даймон Фицпатрик. Довольно надёжный.

— Понятно. — Гарри ещё больше помрачнел. — Короче, придётся действовать самим.

— Самим? — прервал сосредоточенное молчание Рон. — Двадцать человек на все их ракетные базы? Пупок надорвём!

— Нет. Мы не будем вторгаться на базы. Это бессмысленно. Даже если удастся единожды остановить запуск ракет, мы не сможем постоянно контролировать всех, кто их обслуживает. Не говоря уже о том, что это очень и очень рискованно, — ответил Гарри и вымученно прикрыл глаза: нарастающая боль в шраме, казалось, достигла пика.

— И что ты предлагаешь? — Невилл нервно сцепил руки.

Гарри с трудом преодолел желание застонать и лишь позволил себе коснуться преисподней в его голове так, чтобы со стороны могло показаться, что он просто задумчиво почесал лоб.

— Мы нанесём... лишь один удар... самый главный, — выдавил он из себя.

— План «Б»? — понимающе спросила Гермиона, понизив голос.

— Да.

— Что?! Я думал, это шутка! — воскликнул Рон.

Они действительно обсуждали эту возможность несколько месяцев назад, но тогда она казалась настолько нелепой и нереальной, что никто не отнёсся к ней всерьёз. Ещё бы — проникнуть в президентский дворец! Гермиона тогда, смеясь, назвала её планом «Б».

Да, несколько месяцев назад они ещё могли смеяться. А сейчас им было трудно даже ободряюще улыбаться друг другу. Осознание тяжёлой ответственности будто сковывало изнутри.

— Не шутка. Мои пацаны произвели разведку и подкупили технического специалиста, который поможет отключить всю сигнализацию. На самом деле, проникнуть в апартаменты президента — не сложнее, чем попасть в Министерство магии. Есть только одна проблема... — Гарри замолчал.

Все подумали, что он выдерживает многозначительную паузу, чтобы придать своим словам больший вес. Но это было не так.

Голова как будто раскололась надвое, словно в неё воткнули острый тесак.

И тут, подобно ужасу из далёкого прошлого, перед глазами Гарри появилось странное существо, похожее на замызганного, неухоженного младенца с припухшими красными веками. Младенец медленно раскрыл совсем не детские глаза. Его внимательный взгляд не выражал ничего, кроме исследовательского интереса. Гарри показалось, что его затягивает в глубину этих глаз, как в чёрную бездну.

— Что за проблема? — прервав общее молчание, спросил Рон.

Младенец разлепил иссохшие, потрескавшиеся губы и широко раскрыл рот; из его тёмной, зияющей утробы послышалось:

«Гарри, Гарри-и...»

— Эй, что за проблема?

— Проблема? Ах, да! — Наваждение вдруг рассеялось, и Гарри снова взял себя в руки. — Проблема в том, что, если мы ворвёмся в правительственное здание любой страны, то, по международному статусу, становимся вне закона. Если нас схватят, то влепят пожизненный срок. Это я вам как аврор говорю. А если не схватят там, то нас должны будут арестовать здесь. Поэтому нам нужно принять все необходимые меры на тот случай, если мы не вернёмся. Или если вернёмся ни с чем. То есть обеспечить безопасность родным и близким.

Последовавшее молчание говорило, что такой резкий поворот событий требовал серьёзных размышлений. Необходимо было принять, как данность, что они больше не увидят своих...

— Здорово! Получается, у нас будет только один шанс! — воскликнул Рон. Его щёки запылали от возмущёния тем, что судьба, как всегда, предоставила слишком призрачную возможность для спасения.

— Да, Рон. Только один, — согласился Гарри.

— Мы справимся, Гарри, — сказала Луна, и её спокойный голос немного разрядил обстановку.

— И что нам даст эта акция? — спросил Невилл.

— Мы захватываем президента и его помощников, заставляем их выступить с открытым заявлением о прекращении подготовки к войне и сесть за стол переговоров с соперничающей державой.

— Думаешь, это поможет? — засомневался Рон. — Всем известно, что их президент — конченный болван. Кто его будет слушать? Страной давно управляют другие люди.

— Это верно. Но, во-первых, это даст нам время, которого с каждым днём, да с каждым часом всё меньше! А во-вторых, — тут Гарри тяжело вздохнул, — в общении с тамошними магами у нас будет очень хороший козырь. Под угрозой разоблачения мы заставим их слушать себя! Пусть президент болван, но ему будет интересно узнать, что у него под носом бродят настоящие волшебники.

— Ты хочешь нарушить "Статут о секретности?" — с тревогой спросил Невилл.

— Кому нужен этот Статут, когда не сегодня-завтра весь мир полетит в тартарары?!

— Хорошо, допустим эти маги прислушаются к нам. Что это даст? — снова спросил Невилл.

— Это даст нам шанс прекратить безумие сообща, а не только силами АД. Согласись, если нас будет не двадцать, а две тысячи, решать невыполнимые задачи станет гораздо веселей.

— А если они не согласятся? — не унимался Невилл.

— У них не будет выбора. Когда полиция начнёт шерстить магические поселения, им придётся принять наши условия.

— Как шерстить? А магглооталкивающие чары? Как полиция их сможет снять?!

— Их снимет не полиция, — ответил Гарри, твёрдо глядя Невиллу в глаза.

— А кто? — с недоумением проговорил тот.

— Мы.

— Что?! Мы?! Но это же... предательство! Мы не можем! Это противоречит всем законам! Могут погибнуть люди! Маги!

— Выбирай, Невилл, — жёстко сказал Гарри. — Или пара десятков магов или все.

«Браво, Гарри!»

«Браво, Гарри».

Этот голос в его голове.

«Что тебе нужно? Почему сейчас? Как это не ко времени».

— Когда мы начинаем? — деловито спросила Гермиона.

Гарри благодарно посмотрел на неё. Из всего штаба АД она единственная принимала его решения без возражений и сомнений. Но Гарри совсем не был уверен, что она поддержит его в решающий момент, когда надо будет проявить жёсткость или даже жестокость. Одно дело воевать против Пожирателей смерти, против истинного врага. Другое — против своих же магов.

Война против своих — это война против всех.

Но иначе он не сможет никого убедить. Он вынужден насаждать разум силой.

— Послезавтра ночью. У нас два дня на проработку деталей и на то, чтобы спрятать семьи.

Поздней ночью члены штаба АД ждали неподалёку от президентской резиденции. В здании светилось несколько окон — единственное, что можно было разглядеть с этого расстояния, да во мраке выступал силуэт самого дворца с куполообразной крышей: ночные подсветки были убраны — в последнее время правительство придерживалось режима экономии электроэнергии.

Вдруг в одном из окон загорелся голубоватый свет, погас, потом загорелся вновь. Это был условный сигнал, означающий, что нужная персона находится внутри и в данный момент готовится ко сну.

— Вперёд, — скомандовал Гарри, и пять тёмных фигур бесшумно двинулись в сторону дома, а потом вдруг растворились в темноте.

Одинокий прохожий, почувствовав что-то неладное, вздрогнул, остолбенел и торопливо пробормотал: «Господи, спаси и сохрани».

Перекрестившись, он поспешил покинуть это место, на ходу приговаривая: «Надо меньше пить».

Было решено не трогать внешнюю охрану, а пройти сквозь неё под дезиллюминационными чарами. Как только группа приблизилась к решётчатому забору, сработала лучевая сигнализация внешнего периметра, отключить которую не представлялось возможным. Однако на этот счёт была припасена одна идея. Когда пространство пронзил противный звук, Гермиона бросила у забора шарф из настоящей ангорской шерсти, а потом трансфигурировала его в овцу. Прибежавшие охранники с недоумением уставились на животное, и долго соображали, откуда на лужайке перед президентским дворцом появилось столь экзотичное для этих мест создание. Один из стражей предположил, что у овцы под шерстью спрятано взрывное устройство, поэтому необходимо вызвать спецподразделение. Так и было сделано. Начальник охраны приказал не спускать с животного глаз и на всякий случай велел усилить бдительность. К овце было приставлено шесть человек. Под прицелами пистолетов она жалобно блеяла.

Пока животное привлекало к себе повышенное внимание, Гарри вместе с остальными членами АД незаметно проникли на первый этаж здания. Внутренняя охрана была посерьёзнее внешней, поэтому пришлось наводить на людей "Империусы" и "Обливиэйты." Электронные системы безопасности внутренних помещений были отключены заранее.

В назначенном месте на первом этаже их должен был ждать Даймон Фицпатрик, которому Гермиона поручила незаметно следить за перемещениями президента и его семьи. Именно он подавал им условный сигнал.

Гарри издал свист-пароль, и из темноты вышел маленький темноволосый человек и сказал:

— Приветствую, господа. Рад вас видеть.

Гарри кивнул и сказал:

— Здравствуйте, Даймон. Обойдёмся без обмена любезностями. Покажите, где сейчас президент? — и сунул ему под нос план здания.

— Вот здесь, — сказал ирландец и ткнул коротеньким дрожащим пальцем в место на карте.

— Третий этаж, правое крыло. Отлично, — сказал Гарри и тут заметил, что коротышка бледен, как мел. — Вы пойдёте с нами.

— Но мы так не договаривались! — испуганно зашептал Фицпатрик.

«Осторожно, Гарри. Ему нельзя доверять!»

«Тебя мне ещё не хватало! — в сердцах подумал Гарри, когда вдруг услышал этот голос. — Будь добр, заткнись!»

«Я серьёзно, Гарри. Он тебя предал!»

Гарри снова глянул на ирландца, тот засуетился и посмотрел на Гермиону в поисках поддержки.

«Предал? Или нет? — подумал Гарри и вытер со лба холодный, липкий пот. — Что делать? Времени на принятие решения почти нет».

— Гарри, мы действительно так не договаривались. Операция очень опасна, а у Даймона семья, — вступила в защиту ирландца Гермиона.

— Да-да-да! У меня трое ребят!

Гарри почти придавил коротышку взглядом. Почему он так бледен? А может, действительно...

— Ты пойдёшь с нами в ту самую комнату, куда показал, — жёстко сказал Гарри. — Или пожалеешь.

Фицпатрик побледнел ещё больше и обречённо кивнул.

Медленно, как будто чугунными ногами, он пошагал к лифту. Гарри пошёл следом, не обращая внимания на осуждающий взгляд Гермионы. Остальные последовали за ним с палочками наизготовку.

На третьем этаже Гарри распорядился, чтобы ирландец шёл впереди, а остальные — цепочкой чуть поодаль. Так у них будет шанс спастись в случае нападения.

Теперь коротышка быстро перебирал ножками, дёрганно оглядываясь на портреты, развешанные по стенам. Гарри нацелил палочку прямо ему в спину.

«Чем чёрт не шутит, а вдруг правда предал», — думал Гарри.

«Правильное решение!»

«Заткнись!» — приказал Гарри ЭТОМУ голосу.

Коротышка замедлил шаг, остановился и вдруг завопил:

— Они меня убьют!!!

И с неожиданной прытью припустил по коридору, а потом исчез за одной из дверей.

И в ту же секунду из-за портретов стали выскакивать люди в мантиях и с волшебными палочками. Три... шесть... восемь... Гарри насчитал человек десять, не меньше.

— Буэнас ночес, мистер Поттер, — вальяжно проговорил один из них, высокий и смуглый, и, по всей видимости, главный. — Странное место вы выбрали для ночных прогулок.

Он довольно оглядел заговорщиков и усмехнулся.

— Приключения закончились, господа британцы. Сдавайте ваши палочки, — сказал он и встал в наполеоновской позе.

Гарри огляделся. Десять человек — это не так много. Раскидать эту шайку тренированным бойцам АД в узком коридоре — дело пяти минут. Вопрос в том, сколько их будет ещё?

— Имейте в виду, здание оцеплено нашими людьми. Аппарировать здесь нельзя, так что сбежать вам не удастся.

«Он блефует! Гарри, не слушай его! Посмотри, у него руки дрожат!»

Гарри глянул на смуглого — действительно, у того слегка подрагивали руки.

— Что ж, если так, — сказал Гарри сокрушённо, — мы сдаёмся.

И протянул смуглому свою палочку.

Тот широко улыбнулся и сделал шаг навстречу. И он, и сопровождающие его люди явно расслабились.

«А вот это вы зря!» — подумал Гарри и мысленно завопил «Ступефай!», направляя палочку на смуглого.

Тот даже не успел изумиться, как красный луч опрокинул его навзничь. Оставшись без предводителя, толпа магов растерялась, а бойцы АД в миг обезвредили противника.

— Уходим! — крикнул Рон и побежал к выходу, перескочив через распластанное тело поверженного мага.

— Нет! — властно крикнул Гарри. — Мы идём за президентом!

— Но, Гарри, сейчас здесь будет целая толпа авроров!

— Мы успеем, — тихо сказал он и кивнул в сторону президентских покоев. — Идём.

Гарри первый побежал по коридору, а за ним, бросив на Рона растерянный взгляд, помчалась Гермиона.

Невилл и Луна отправились следом. Рон поморщился и сжал губы, а спустя миг побежал за ними.

Гарри ворвался в президентскую спальню и застыл на месте — комната была пуста. Постель аккуратно заправлена, словно никто и не собирался ложиться. Вещи в полном порядке, а на мебели лежал тонкий слой пыли. Похоже, спальня пустовала не меньше недели, и за это время никто даже не удосужился стереть пыль. Где прислуга?!

Гарри побежал по коридору, открывая «алохоморой» все двери. Двери с треском распахивались, но за ними не было ни души. Лишь в одной из комнат Гарри услышал странный шорох. Прислушавшись, он сделал резкий выпад палочкой в сторону платяного шкафа. Створки распахнулись и обнажили спрятавшееся в нём и дрожащее, как осиновый лист, содержимое — Даймона Фицпатрика.

— Не убивайте меня! Пожа-а-алуйста, — заверещал ирландец.

Гарри схватил его за шкирку и закричал:

— Где все?! Где президент?!

— А вы меня не убьёте? — с надеждой спросил коротышка.

— Говори! — он приставил палочку к горлу Фицпатрика.

— Он, он в бункере. Да-да, в подземном. Уже неделю как уехали, с семьёй. И-и-и охрана, и прислуга, и в-в-все секретари и помощники. Все, все уехали!

— Где этот бункер?!

— Я-я не знаю. И никто не знает. Никто. А если кто и знал, того уже нет в живых. В-война ведь... вот-вот начнётся.

— Легилименс! — произнёс Гарри, проникая в мысли ирландца.

«Он не врёт. Охрана защищает пустое здание. Операция изначально была провальной. Меня «сделали», как мальчишку. Всё кончено».

«Нет, не кончено, Гарри! У тебя ведь есть другой план. Я же знаю!»

«Всё-то ты про меня знаешь».

— Что мы будем делать, Гарри? — спросила Гермиона. — Возвращаться? Или прятаться?

— Надо уходить, — тихо сказал Рон.

— Да, уходим, — скомандовал Гарри, и они покинули президентский дворец, едва успев избежать встречи с местными аврорами.

* * *

Спустя пять минут, штаб АД собрался в условленном месте, которое было скрыто от непосвящённых сильнейшими чарами.

— Вопрос остаётся актуальным. Что нам теперь делать? — начала Гермиона.

Никто ей не ответил. Гарри сидел, опустив голову; Невилл, сцепив руки, смотрел в окно; Луна задумчиво изучала рисунок на обоях, а Рон стоял, облокотившись о дверной косяк, и старался не смотреть на друзей. В комнате воцарилась растерянная тишина.

— Мы возвращаемся домой и объявляем всеобщую эвакуацию, — вдруг сказал Гарри, не поднимая головы. — Надо успеть спасти кого можно. Если ещё будет можно.

За этими словами вновь последовало молчание. Только оно было другим. Так молчат, когда кто-то говорит нечто совсем неприемлемое.

— Но как?! — спросил Невилл. — Нас ведь схватят.

— Ничего, отобьёмся. Я своих ребят подключу, — сказал Гарри будничным тоном, как будто то, что они возвращаются, — дело решённое.

— А как ты объявишь об эвакуации? Это ведь не просто взять и указ издать! Там чары всякие нужны. И чтобы люди тебе поверили. Такие возможности есть только у министра! — возразил Рон. — А ты всего лишь начальник аврората, да и то, наверное, уже... бывший.

— Значит, Гарри должен стать министром, — как всегда, отрешённо и спокойно сказала Луна.

Рон фыркнул, Невилл удивлённо открыл рот, а Гермиона посмотрела на Луну так, как смотрят на ребёнка, ляпнувшего чушь.

— Ты права, — отозвался Гарри, поднимая голову. — Если объявить эвакуацию может только министр, значит, я им стану.

«Слова не мальчика, но мужа».

«Заткнись, Риддл!»

«О, что я слышу, ты уже не боишься называть меня по имени?»

«Пошёл ты!»

«Куда ж я пойду, Гарри?»

Стылым ранним утром Гарри и остальные стояли перед входом в министерство магии. Но войти так и не успели, потому что путь им преградили авроры во главе с Дженкинсом.

— Поттер, — сказал старший аврор, — тебя приказано арестовать по обвинению в международном терроризме. То же самое касается твоих спутников. Прошу сдать волшебные палочки и следовать за мной.

Он шагнул к Гарри, и в тот же миг толпа авроров окружила всю группу.

Гарри цепким взглядом ухватил среди них парня по имени Хьюго и едва заметно кивнул ему. Тот понимающе кивнул в ответ. Хью был самым преданным ему человеком в аврорате и не раз доказывал это делом. Рядом с ним стояли и молча ждали приказа ещё шестеро ребят из тех, кому Гарри доверил бы свою жизнь, не задумываясь. С такой поддержкой ему удастся переломить ситуацию. Явных противников — «стариков», прослуживших в магической полиции не менее пяти лет, было семеро, включая Дженкинса.

Семь на семь. Судьба, как всегда, улыбалась Гарри.

— Нет, Дженкинс, это ты сдашь мне свою палочку и не будешь путаться у меня под ногами, — веско произнёс Гарри и протянул к старшему аврору руку. — Я жду.

Тот зло прищурился и зашипел, кривя губы:

— Я знал, что ты просто так не сдашься, Поттер. Но на этот счёт у меня есть особое указание Визенгамота. Мне разрешили использовать против твоей шайки непростительные заклятья...

«Вот даже как! — подумал Гарри. — Здорово же они тут переполошились».

— ...Так что хватит пререкаться. Ты мне уже не начальник. Я всегда знал, что таким психам как ты — место в Мунго, в смирительной рубашке.

«Гарри, ты теряешь время! Заткни ему рот!»

Но Гарри всё ещё пытался решить проблему мирным путём. Спокойным, ровным тоном он произнёс:

— Дженкинс, я не хочу с тобой драться. Просто прошу по-хорошему — уйди с дороги. У меня куча дел, в том числе и по спасению твоей задницы.

— Взять его! — скомандовал Дженкинс, и на Гарри посыпались красные молнии.

Гарри успел отбить две и уйти с линии огня.

— Хью! — крикнул он. — Останови их!

Хью тут же «подсёк» стоявшего рядом с ним «старика». Другие молодые авроры взяли на себя остальных.

Почувствовав, что путь свободен, Гарри рванул к телефонной будке, из которой можно было попасть в атриум Министерства магии. Рон, Гермиона, Луна и Невилл забежали в будку вслед за ним, и скоростной лифт понёс их вниз.

* * *

В атриуме было, как всегда, многолюдно. Они ворвались в зал и бросились к ближайшему камину, чтобы попасть прямо в кабинет министра. Гарри опасался, что к его появлению будут перекрыты все входы, но был приятно удивлён.

«Либо не успели, либо они меня недооценивают», — подумал он, врываясь к Кингсли.

Министр сидел за столом и, увидев Гарри, встревожено нахмурился.

— Поттер?! — воскликнул он, вставая и хватая палочку.

Гарри быстро указал Рону и Невиллу на камин и дверь, чтобы они держали входы под прицелом, потом подошёл к министру и, глядя ему прямо в глаза, заявил:

— У тебя есть последний шанс, Кингсли. Война начнётся через считанные дни, а может, и часы. Мы ещё можем спасти людей. Объяви о всеобщей эвакуации.

Министр нервно оглядел каждого из группы Гарри, тяжело вздохнул и проговорил:

— Я знал, что этим кончится, Поттер. Твоё безумие зашло слишком далеко. Однако я до последнего часа надеялся, что ты выкинешь эту чушь из головы. Но теперь вижу, что зря.

— Думай, что хочешь, Кингсли. Только послушай меня! Всего лишь один раз сделай, как я прошу!!! Потом можешь запереть меня в Азкабан или в Мунго на всю оставшуюся жизнь!

Кингсли весь напрягся, как тигр перед прыжком; но вдруг, словно решив про себя, что лучше не усугублять, он, не сводя настороженных глаз с Рона и Невилла, медленно сел на стул. Потом перевёл взгляд на Гарри и спокойно, с интонацией человека, привыкшего владеть ситуацией, спросил:

— Хорошо, и как ты себе представляешь проведение этой... эвакуации?

Гарри открыл было рот, но его прервал Голос:

«Гарри, он тянет время. Не поддавайся! Он тебя не послушает! Он ждёт авроров. У тебя есть только одна возможность. Используй её!»

«Заткнись!» — мысленно посоветовал Голосу Гарри и сказал, обращаясь к Кингсли:

— Часть людей мы эвакуируем в подвалы Гринготтса, часть — в подземелья Хогвартса; я думаю, там разместятся, в основном, женщины и дети, учитывая уровень защиты школы и налаженные поставки продовольствия. Все основные социальные институты, включая госпиталь Мунго, переберутся сюда, в Министерство — в его подземных помещениях достаточно места. Кроме того, надо эвакуировать всех волшебных тва...

Гарри не успел договорить, потому что в камине появился растрёпанный Дженкинс, а в дверях — несколько запыхавшихся авроров.

Кингсли приподнялся из-за стола, а Дженкинс под прицелом палочки Невилла заорал:

— Министр, это измена! Часть авроров встала на сторону Поттера!

И вдруг из-за двери и из камина высыпала толпа людей и заполнила собой комнату.

В следующие несколько секунд в довольно просторном кабинете министра набилось столько народу, что стало трудно дышать. Это были, в основном, сотрудники аврората. Те, что помоложе, выстроились рядом с Гарри, с волшебными палочками наизготовку. «Старики» встали напротив и с холодной и мрачной решимостью смотрели на мальчишек. В сгустившейся атмосфере помещения явственно ощущалась угроза.

— Поттер, немедленно прекрати! — зло и испуганно зашипел Кингсли. — Вели своим людям опустить палочки, и мы всё обсудим миром.

«Не верь ему, Гарри! Действуй сейчас или проиграешь!»

— Я пытался поговорить с тобой миром много раз. Безрезультатно. А теперь хватит разговоров! Ребята, — обратился Гарри к аврорам, — слушай мою команду: арестуйте министра за саботаж!

— Гарри, нет! — воскликнул Невилл, но его крик потонул в других возмущённых и испуганных возгласах, в свисте и шипении красных и жёлтых лучей: «старики» среагировали молниеносно — целый сноп заклятий полетел в сторону Гарри и его союзников.

Хью и другой молодой аврор безжизненно упали к ногам Гарри.

— Нет! — воскликнул он и подскочил к Кингсли. Схватил министра за шею, приставил к его виску палочку и закричал:

— Всем не двигаться!!! Или я его убью!

Люди изумлённо застыли. Казалось, то, что сделал Гарри, было последним, что каждый из них мог ожидать.

Гарри грубо прижал к себе Кингсли и громко и внятно произнёс:

— Опустите палочки!

Люди стали растеряно переглядываться.

— Я сказал: опустить палочки! Живо!

Медленно и неуклонно руки опустились вниз.

— Рон, Гермиона, Невилл, заберите палочки у министра и старших авроров!

— Поттер, ты за это ответишь, — пробормотал отошедший от шока Кингсли, отдавая палочку Гермионе. — Ты же псих!

— Молчать! — яростно крикнул Гарри.

Рон, Гермиона и Невилл, не менее растерянные, чем их противники, забрали у них палочки и попрятали в карманах.

— Луна, посмотри, как там Хью, — приказал Гарри.

Луна подошла к молодому человеку и пробормотала: «Энервейт». Потом привела в чувство второго.

Оба молодых аврора встали, настороженно озираясь. Медленно до них дошло, что ситуация в корне изменилась.

— Что теперь? — спросил Невилл, исподлобья глянув на Гарри.

— Накладывайте на них Империус, — приказал Гарри, кивая в сторону «стариков».

Несмело поднялись руки с волшебными палочками, и нестройный хор голосов произнёс:

— Империо...

«Молодец, Гарри!»

«Отвали, Риддл!»

— Ты выиграл этот раунд, Поттер. Но со мной Империо не пройдёт, — оскорблено пробормотал министр.

— Я знаю, Кингсли, что ты не поддаёшься Империусу. Так же, как и я, — Гарри горько усмехнулся. — В том, что произошло, ты виноват не меньше, а может, и больше меня. Я пытался тебя вразумить. Теперь не мешай мне.

— Что ты сможешь сделать? Неужели ты думаешь, что ты и твоя... хунта продержитесь у власти хотя бы час? Это глупо.

— Глупо зарывать голову в песок и делать вид, что всё отлично. Хватит разговоров! — закричал Гарри и направил палочку прямо в лоб министру. — Силенцио! Инкарцео!

Он закинул связанного и онемевшего Кингсли в кресло и обратился ко всем остальным:

— Слушайте все! Министр низложен. Я объявляю в стране чрезвычайное положение. С этого дня Визенгамот распущен. Все, кто попытается собрать его заседание, должны быть арестованы и посажены в Азкабан. Это ясно?!

Присутствующие дружно и покорно закивали.

— Теперь главное. Мы начинаем всеобщую эвакуацию...

Чуть позже, когда рядовые авроры во главе с Хьюго отправились по приказу Гарри наводить новый порядок, в кабинете остались только члены штаба АД.

Гарри по специальному каналу связи вызвал к себе руководителей основных отделов министерства.

«Раунд номер два», — мысленно настроил он себя, пребывая в ожидании.

Ждать пришлось долго. Министерские чиновники не торопились «предстать пред очи» нового начальства.

«Они не придут, Гарри!»

«Покажи им свою силу! Не давай спуску!»

— Ну, ладно, — сказал Гарри и встал.

В этом «ну, ладно» было столько угрозы, что Гермиона и Невилл с беспокойством переглянулись, Рон насупился, а всегда спокойная Луна прижала руки к груди, как будто защищаясь от этого нового, неизвестного ей Гарри.

— Пойдём, — приказал Гарри и взмахом палочки приподнял с кресла безмолвного, связанного Кингсли. — Покажем им.

Ворвавшись в кабинет начальника финансового департамента, Гарри с ходу крикнул:

— Экспеллиармус! — и палочка сидящего за столом чиновника полетела к нему в руку.

Гарри взмахом своей палочки буквально закинул на стол обездвиженное тело Кингсли. Чиновник испуганно вздрогнул, бумаги слетели на пол, из упавшей чернильницы вылилась чёрная лужица.

— Мистер Бэйкер, разве я не приглашал вас в кабинет министра? — спросил Гарри елейным тоном, сквозь который явственно слышалась сдерживаемая ярость.

Бэйкер ошалело уставился на Кингсли и нервно сглотнул.

— Я, я-я... — начал он.

— Видите, что бывает, когда не выполняют мои распоряжения, — сокрушённо проговорил Гарри, указывая на тело поверженного министра. — Вы ведь не хотите, чтобы с вами случилось то же самое?

— Нет, — быстро ответил Бэйкер. — Я сейчас же прибуду куда следует.

— Отлично. Я буду ждать. С нетерпением. Там же получите свою палочку, — сказал Гарри, не спуская с него глаз.

Бэйкер испуганно закивал, порывисто встал и стал суетливо собирать бумаги, как будто готовил их для доклада начальнику.

Гарри наложил на Кингсли «Мобиликорпус» и отправился с ним в следующий кабинет. В коридоре его догнал Рон. Первый шок от стремительных действий друга прошёл, и Рон уже мог внятно сформулировать свои мысли:

— Гарри, ты что творишь? — возмущённо зашептал он. — Это же... нелепица какая-то!

— Нелепица?! — воскликнул Гарри, резко останавливаясь и пронзая друга взглядом. — Ты что, Рон?! Какая нелепица? Если мы сейчас всё оставим как есть, нас просто арестуют! И кто тогда спасёт их всех? А?! — он поводил рукой, как будто приглашая Рона лицезреть окружающих. — Ты же видишь, они слепы! Они ничего не знают и не хотят знать! Они сдохнут, если мы их не вытащим!

— Я согласен, согласен! — пошёл на попятный Рон. — Но можно же как-то по-другому... Не так жёстко.

— Я пытался по-другому, — проговорил Гарри с тихой злостью в голосе. — Мы все пытались, разве ты не помнишь? Мы целый год пытались достучаться до них. Всё без толку! А теперь у нас нет времени на уговоры. Поверь мне, я чувствую, оно вот-вот начнётся! И если мы сейчас не поторопимся — всем хана, понимаешь?!

— Откуда ты можешь знать наверняка?! — недоверчиво воскликнул Рон, но увидев ярость в глазах Гарри, осёкся и продолжил примирительным тоном: — То есть, я к тому, что ещё же ничего не ясно... Может быть, ничего и не будет, а?

— А если будет? Если будет, Рон? Что тогда? Кого мы будем обвинять в том, что знали и ничего не сделали?!

Рон молча опустил глаза.

— Обвинять уже будет некого, — сам себе ответил Гарри и вдруг взял Рона за плечо. — Ты должен быть со мной, Рон. Я на тебя надеюсь... Пойдём.

Гарри быстрым уверенным шагом направился к кабинету начальника департамента Чар и, широко раскрыв дверь, вошёл туда, как хозяин. Нелёгкая внутренняя борьба отразилась на лице Рона, но он вошёл следом.

Гермиона и Луна остались ждать в коридоре, нервно поглядывая на ссутулившегося и бледного Невилла.

В коридоре стояла гнетущая тишина. Обычно многолюдное и жужжащее, как улей, министерство теперь словно вымерло — люди прятались по кабинетам в ожидании грядущих перемен.

— Как-то всё не так, — сдавленно пробормотал Невилл. — Всё не так.

Хриплый, бесцветный голос выдал, какой раздрай творился в его душе.

— А что ты хотел, Невилл? — спросила Гермиона, быстро глянув на Луну. — Что они так просто отдадут власть?

— Мы ведь никого не убили, не покалечили, — сказала Луна, как обычно пугая своей откровенностью. — Все живы. Только министр слегка пострадал, но он это переживёт.

— Мне кажется, что это только начало, — мрачно предсказал Невилл и тяжело вздохнул. — Жертвы ещё будут. Я боюсь, Гарри не владеет собой.

— О чём ты? Гарри делает всё что может и даже больше. Если бы не он и его люди, у нас бы ничего не получилось, — отчитала его Гермиона и опять глянула на Луну, ожидая кивка или ободряющего взгляда.

Но Луна задумчиво смотрела на Невилла, анализируя его слова, сообразуя их с собственной логикой.

В этот момент из кабинета вышел Гарри и решительно направился в следующий. Связанный Кингсли безвольно плыл за ним по воздуху. Следом из-за двери выглянул Рон. Лицо его словно враз постарело, а в глазах застыло выражение угрюмого неприятия всех произошедших перемен.

Гермиона заглянула в кабинет департамента Чар и увидела там человека, который блевал прямо на стол.

— О боже, что произошло? — испуганно спросила она мужа.

— Он наложил Круцио, — тихо ответил Рон и мрачно глянул в спину Гарри.

— Кто наложил? — не поняла Гермиона.

— Он, — ответил ей муж и кивнул на Гарри.

Гермиона недоверчиво нахмурилась.

«Экспеллиармус!» — послышалось из кабинета, в котором скрылся Гарри, и буквально через несколько секунд там загромыхало, как будто уронили что-то тяжёлое.

Друзья подбежали к двери, но никто из них не решился войти внутрь, словно они боялись увидеть, как их мальчик-который-выжил измывается над кем бы то ни было.

Дверь открылась, и из комнаты вышел взлохмаченный Гарри. Он вздохнул, расправил плечи и бросил друзьям:

— Пойдём в кабинет министра. Сейчас все эти «бумагоделы» придут туда.

И зашагал вперёд, не оглядываясь на соратников и подгоняя палочкой тело Кингсли.

Они молча переглянулись и отправились за ним.

* * *

Через десять минут в кабинете министра стало многолюдно. Пришедшие руководители отделов и департаментов бросали испуганные взгляды на обездвиженного Кингсли, скованно сидящего в кресле.

Гарри, восседая за министерским столом, долго сосредоточенно оглядывал чиновничью гвардию и вдруг сказал:

— Итак, господа бюрократы, с сегодняшнего дня вы поступаете в моё распоряжение.

Нависла гулкая тишина. И лишь один седовласый колдун, возраст которого позволял ему ничего не бояться, сварливо прошамкал:

— А как же министр?

— Я думаю, министр не возражает. Правда, Кингсли? — обратился Гарри к связанному человеку в кресле.

Кингсли только злобно и обречённо прикрыл глаза.

«Второй раунд выигран, Гарри! Вчистую!»

«Пошёл ты, Риддл», — самодовольно подумал Гарри, развалившись на стуле.

* * *

Эвакуация, казалось, никогда не начнётся.

Люди не спешили покидать свои дома, увещевания и уговоры не помогали. Гарри, замучившись в бесплодном ожидании, приказал аврорам выпроваживать людей из домов силой и загонять в специально приготовленные терминалы, а оттуда их потом телепортировали в Гринготтс, Хогвартс или Министерство. Люди бунтовали и грозили аврорам расправой.

Нашлись проходимцы, которые воспользовались ситуацией. Каждый час поступали сведения, что мародёры обчищают брошенные дома. В Гринготтсе гоблины были вынуждены накрепко запечатать входы в отдельные хранилища, потому что в переполненном людьми банке участились случаи грабежа.

В Хогвартсе учителя едва справлялись с наплывом непрошеных гостей, возникали ссоры, склоки и даже потасовки. Домовики с трудом обеспечивали питанием возросшее население школы.

Министерство постепенно наполнялось орущими людьми, и сил авроров явно не хватало, чтобы сдержать народный гнев.

И во всех бедах обвиняли лишь одного человека.

* * *

Гарри шёл по атримуму среди галдящего, разномастного люда, под градом раздавашихся со всех сторон возмущённых возгласов.

— Когда это кончится?

— Кто тебе дал право?

— Диктатор!

— Мальчишка, возомнил о себе!

— Сколько можно здесь сидеть?!

— Ребята, айда отсюда!

— Посмотрите, он же — ничтожество!

Авроры изо всех сил сдерживали толпу, чтобы она не снесла его.

Гарри взобрался на бортик фонтана и закричал:

— Молчать!!! Все слушайте меня!

— Да кому нужно тебя слушать!

— Кто ты такой?!

Гарри усилил голос "Сонорусом" и объявил:

— Я — начальник аврората! И я взял на себя функции министра, потому что Шеклбот не в состоянии обеспечить вам защиту!

— От кого нас защищать? От свиного гриппа, что ли? — послышался насмешливый голос.

— Магглы готовятся к войне. К войне на уничтожение. Если вы выйдете наружу, вас убьют. Вы просто сгорите заживо со всем вашим скарбом! — продолжил Гарри.

— Да врёт он всё! Не будет никакой войны! Это он специально сделал, чтобы нашим имуществом завладеть!

Толпа вновь загудела.

— Будет война! — бросил Гарри в толпу, словно камень в воду.

— Даже если и будет, мы её и так как-нибудь переживём. В сороковых — выжили, и эту войну переживём!

— Не переживёте! В этой войне выживут только те, кто укроется под землёй. Когда начнутся бомбардировки...

— А когда? Когда они начнутся?

— Я не знаю, — устало ответил Гарри.

— Он не знает! Нет, вы посмотрите на него!

— Да он вообще ничего не знает!

— Загнал нас сюда, как кролей, и измывается!

— Ату его, ребята, и пошли по домам!

Толпа, всего две секунды назад внимавшая ему, вдруг стала неуправляемой. К Гарри стали подбираться озлобленные люди. Он сделал знак Хьюго, и группа авроров встала плечом к плечу на защиту своего предводителя. Однако нескольким мальчишкам не удалось сдержать натиск разъярённой братии.

Маги свирепо расправлялись с Хью и его командой.

Полетели заклятия.

Надо было что-то делать.

Гарри взмахнул палочкой, указывая на фонтан, и вода, слушаясь малейшего мановения его руки, полилась на толпу, как из брандспойта.

Раздались захлёбывающиеся крики, кто-то упал, на кого-то наступили, с кого-то слетела шляпа, кто-то сломал или потерял палочку. Гарри управлял потоком до тех пор, пока люди не отошли от фонтана на несколько метров.

Когда вода перестала течь, он оглядел притихшую толпу и тоном, не терпящим возражений, сказал:

— Никто отсюда не уйдёт! До тех пор, пока я не разрешу!

Потом сделал знак Хьюго, чтобы тот шёл за ним, и отправился в свой кабинет. Рон двинулся следом.

— Гарри, нам надо поговорить! — сказал он, когда они шли по коридору.

— Да, Рон, мы поговорим... Чуть позже, — бросил Гарри через плечо. — Заходи, Хью, — сказал он молодому аврору, и они вдвоём скрылись за дверью кабинета.

Рон униженно потоптался у двери и хотел было уйти, но остался и стал прислушиваться к разговору.

— То, что произошло, больше не должно повториться, — говорил Гарри. — Нужно выявить зачинщиков бунта и изолировать от всех.

— Хорошо. Только, куда их девать? Всё министерство буквально забито людьми, а к этим ведь ещё охрану надо приставлять, — сказал Хью.

— Тюремные камеры есть пустые?

— Да, вроде были.

— Вот туда их и засунь.

— Слушаюсь!

— И ещё. Возможно, нам придётся конфисковать у людей палочки, чтобы они не поубивали друг друга. Подумай, как это лучше сделать.

— Да, сэр!

— Ступай.

Хьюго вышел, едва Рон успел отпрянуть от двери. Аврор насмешливо посмотрел на Рона, сделавшего вид, что вовсе он и не подслушивал; и пошёл своей дорогой.

Рон хотел войти в кабинет к Гарри, но передумал и отправился к себе.

* * *

Гарри целый день решал текущие вопросы и раздавал указания. Необходимо было наладить каналы поставок продовольствия и ингредиентов для зелий на случай долгой блокады. Нужно было вести переговоры с другим магическим людом: гномами, кентаврами, великанами, русалками и ещё бог знает с кем, чтобы уломать их присоединиться к магам. Необходимо было решить вопросы о размещении людей и припасов... Да мало ли какие проблемы легли на плечи человека, который решил взять на себя ответственность за весь магический мир Британии! Гермиона и Луна изо всех сил помогали ему. Невилл отправился в Хогвартс, чтобы организовать эвакуацию его любимых оранжерей. Рон занимался вопросами безопасности.

Поздно вечером Гарри вспомнил, что Рон хотел с ним поговорить. Они в последнее время и без того мало виделись, а теперь совсем отдалились друг от друга. Только постоянные: «Да, миссис Уизли», «Слушаюсь, миссис Уизли», которые он слышал, когда Гермиона отдавала распоряжения, напоминали ему о том, что Рон где-то рядом.

«Пойду, поговорю с ним, — решил Гарри. — Заодно выясню, за что он на меня дуется».

Он подошёл к кабинету, где жили Рон с Гермионой, и собрался было распахнуть дверь со словами: «Ты хотел со мной поговорить?», как вдруг услышал:

— Гарри сошёл с ума! Он ведёт себя как какой-то... Волдеморт! Ты представляешь, сегодня он пытал в тюрьме какого-то бедолагу Круциатусом! Хотел выяснить, кто замышляет бунт! Обалдеть просто!

— Рон, я уверена, это была вынужденная мера! — раздался голос Гермионы.

— Вынужденная?! Герм, о чём ты говоришь?! Да скоро мы все под его дудку плясать начнём! А я не хочу!

— Рон, мы должны ему помочь! Иначе — какие же мы друзья?

— Друзья? Да разве мы — его друзья?! По-моему, он больше общается со своими архаровцами! Один этот Хьюго чего стоит! Настоящий бандит.

— Гарри доверяет ему.

— А я — нет! Такое ощущение, что он готов меня заавадить в любой момент...

Гарри поражённо стоял, слушая бешеное биение сердца: такого вероломства от Рона он никак не ожидал.

«Наслаждаешься? — спросил ехидный Голос. — Вот она — сладкая песня предательства!»

Гарри не нашёлся, что ему ответить. Даже привычное «заткнись» или «пошёл ты» не лезло в голову.

— Слушай, давай уедем, а? Заберём детей и махнём на острова, подальше отсюда, — послышалось из-за двери.

— Рон!

— Решайся, Герм!

— Нет, Рон. Это неправильно.

«А что ты хотел? Он ведь бросал тебя уже однажды», — сказал Голос.

Гарри всё ещё молчал. Слова Рона были ударом поддых.

«Ты должен его убрать. Выгнать, вытурить... убить. Потому что он слабое звено».

«Выгнать Рона — что за крамольная мысль!»

«А ЕЁ ты должен оставить. Она тебе нужна».

«Отстань, Риддл. Я сам всё решу!»

Гарри взял себя в руки и постучал в дверь.

— Привет, — сказал он с деланной улыбкой, когда дверь открылась. — Не помешал?

— Заходи, Гарри, — гостеприимно отозвалась Гермиона, а Рон мрачно кивнул.

Кабинет был переоборудован под жилое помещение: в углу стояла двуспальная кровать, тумбочки, комод и умывальник. Теперь почти все министерские помещения выглядели примерно так же.

— Я хотел спросить, как Джинни с детьми, устроились?

— Да, всё нормально. В Хогвартсе за ними присмотрят. Там Луна и Невилл, — ответила Гермиона. — Чаю хочешь?

— Да, неплохо бы, — сказал Гарри, устало присаживаясь прямо на канцелярский стол.

— Ой, сахар кончился, — воскликнула Гермиона, заглядывая в сахарницу. Было похоже, что она изо всех сил борется с охватившим её смущением.

— Я принесу, — сказал Рон и резко сорвался с места.

— Да не надо! — крикнул ему вслед Гарри, но тот уже вышел за дверь.

Гарри вздохнул и ободряюще посмотрел на Гермиону.

— Устала?

— Нет. Хотя да, очень, — ответила она с вялой улыбкой.

— Посиди со мной, — предложил он, хлопнув по столешнице рядом с собой.

Гермиона села.

— Я тоже устал... Смертельно, — Гарри низко ссутулился, закрыв лицо руками.

— Да, я представляю, — посочувствовала ему Гермиона.

— Обними меня.

— Что? — не поняла она.

— Пожалуйста, обними меня. Мне очень тяжело.

В его голосе было столько усталости и горечи, что у Гермионы защипало в глазах. Она положила руку на его опущенные плечи, а потом запустила пальцы в непослушные чёрные волосы на затылке. Гарри приподнял голову и вдруг обхватил Гермиону и прижал к себе. Она смутилась и застыла, не зная, как реагировать.

— Гарри, что ты делаешь? — пробормотала она.

— Ты нужна мне. Очень, — прошептал он, крепче прижимая её к себе, и потёрся небритой щекой о её щёку.

— Гарри, ты что? — недоумённо спросила Гермиона, слегка отстраняясь.

— Обними меня. Пожалуйста, Герм, мне больше ничего не нужно! — жалобно прошептал он.

Она медленно и неуверенно обняла его за шею, и тогда Гарри неожиданно поцеловал её прямо в губы.

— Я всегда знал, что этим кончится! — раздался голос Рона.

Они синхронно повернулись к двери — Рон стоял на пороге. В руке у него на листе пергамента белел сахар.

Рон, презрительно усмехаясь и ни на кого не глядя, подошёл к столу; медленно, будто рассчитывая каждое движение, открыл крышечку сахарницы и стал ссыпать в неё белую горку...

Ш-ш-ших... Словно крупинки в песочных часах...

— Рон, это не то, что ты подумал... — начала оправдываться Гермиона.

— Не надо, Герм, — Рон с болью глянул на жену. — Не будь жалкой.

— Скажи ему, Гарри! — обратилась Гермиона, повернувшись к виновнику ситуации.

Гарри сидел молча и пытливо смотрел на Рона.

— Гарри! — В голосе Гермионы сквозило отчаяние.

Гарри прищурился и отвернулся, но ничего не сказал.

— Рон, это — недоразумение! — воскликнула Гермиона. — Просто... Просто...

— Ты идёшь со мной? — вдруг с нажимом спросил её Рон.

— Что? — опешила она.

— Я не хочу знать, что тут между вами было. Мне даже не интересно, как долго это длится. Но ты — моя жена. Я ухожу. Ты идёшь со мной?

— Рон, я не... — растерянно пробормотала она, а потом обратилась к Гарри: — Скажи что-нибудь!

— Останься, Гермиона, — тихо сказал Гарри, просительно заглядывая ей в глаза. — Ты нужна здесь.

— Гарри, о чём ты говоришь? — удивлённо прошептала она сквозь слёзы.

— Пожалуйста, — ещё тише проговорил Гарри. Казалось, в его глазах сосредоточилась вся боль разлук, которые он испытал. — Не бросай меня.

— Ты идёшь?! — крикнул вдруг Рон.

Гермиона вздрогнула, слёзы потекли по её щекам.

— Я не могу, Рон, — надрывно произнесла она.

Рон резко выдохнул, схватил дорожную мантию и подошёл к двери. Там он замешкался, видимо, хотел обернуться... Гермиона сделала к нему шаг в надежде остановить, но он вышел, хлопнув дверью.

— Ро-он! — крикнула Гермиона, выбегая из комнаты.

Гарри осмотрел пространство нервным, блуждающим взглядом, потом резко встал и отправился следом.

* * *

В министерстве все камины были запечатаны, чтобы никто не сбежал. Действовал лишь один — в кабинете министра, но он находился под неусыпной охраной авроров. Очевидно, Рон мог покинуть здание только оттуда.

Гарри вошёл в кабинет в самый разгар событий.

— Рон, пожалуйста, останься! — уговаривала мужа Гермиона.

— Мистер Уизли, я могу выпустить вас только с разрешения мистера Поттера, — сказал стражник, преграждая Рону путь к камину.

— Выпустите его! — громко приказал Гарри, и все повернулись в его сторону.

Рон презрительно и горько усмехнулся и, оттолкнув недоумённого стражника, вошёл в камин.

— Рон! Гарри! Да что же это! — в отчаянии воскликнула Гермиона.

— Ты идёшь со мной?! — Рон резко протянул ей руку и замер в напряжённом ожидании.

Она расширенными глазами посмотрела на эту протянутую руку и застыла, не решаясь сделать выбор.

— Гермиона, — тревожно проговорил Гарри, — не уходи.

Она глянула на мужа — глаза её наполнились слезами — и сделала короткий шаг... назад.

Лицо Рона словно заледенело от горького разочарования. Не говоря ни слова, он исчез в зелёном пламени.

Гермиона обессилено упала в кресло.

Гарри стоял, не зная, что сказать.

— Зачем ты... его... отпустил? — спросила она, захлёбываясь плачем.

Гарри посмотрел на авроров — те переглянулись, пряча любопытство в глазах, — подошёл к Гермионе и сказал:

— Пойдём, поговорим в другом месте.

Она безвольно опустила голову. Тогда он схватил её за плечи и встряхнул.

— Гермиона, возьми себя в руки! Нам надо поговорить! Пойдём!

* * *

Он привёл её обратно в комнату, где только что разыгралась драма, и посадил на стул; а сам присел на стол напротив. Гермиона обхватила себя руками и молча сидела, тихо всхлипывая.

— Гермиона, — позвал Гарри.

Та не ответила и не пошевелилась.

— Гермиона! Посмотри на меня!

— Чего ты хочешь? — устало спросила она. Казалось, ей был безразличен его ответ.

— Пойми, мы не можем позволить себе распри. Всё слишком серьёзно. Я знаю, что Рон... хотел... уйти. Да, я знаю! И я считаю, что то, что произошло — к лучшему.

Она подняла на него глаза и нахмурилась. Теперь до неё стал доходить смысл сказанного.

— Да, к лучшему! — неуверенно произнёс Гарри, и было похоже, что он убеждает не столько её, сколько себя. — Он ушёл один, и при этом... никто не пострадал...

Такое неожиданное косноязычие выдало его волнение. Он наткнулся на её пронизывающий взгляд и стыдливо опустил глаза.

— Ты сделал это специально, — догадалась Гермиона. — Да?!

И посмотрела так, будто хотела услышать от него «нет».

— Я не хотел, чтобы он ломал себя. Ты же знаешь, если Рон решил уйти, его лучше не останавливать. А так у него... появился повод. Но я уверен, он вернётся. Он же всегда возвращается.

«Угу, как тараканы».

«Молчи, Риддл. Не до тебя сейчас!»

Гермиона с тяжёлым вздохом опустила голову на ладони, словно хотела спрятаться от тех обстоятельств, в которых оказалась по чужой вине.

— Из лучших побуждений, — тихо пробормотала она с горьким сарказмом.

«Зря ты ей признался. Надо было сказать, что она тебе давно нравится. А теперь она тебя возненавидит».

— Уходи, Гарри, — твёрдо сказала Гермиона.

«Ну? Что я говорил?»

— Гермиона... — попытался успокоить её Гарри.

— Уходи, — прервала она его с отвращением.

«Малыш, ты должен что-то сделать. Оскорблённая женщина способна на многое».

— Прости меня, Герм.

— Я устала от тебя, Гарри. Иди.

— Ты же не бросишь меня? — с надеждой спросил он.

Она промолчала.

«Сделай что-нибудь!»

Он медленно подошёл к двери и сказал:

— Гермиона... Тот поцелуй... Это было... приятно.

Гарри вышел, а Гермиона схватила с пола старый башмак Рона и запустила ему вслед.

* * *

Гарри шагал по коридору, а в голове у него звучало:

«Приятно? Хм. В принципе, неплохо, на твоём месте я действовал бы более решительно. Женщина — всего лишь самка. Она покоряется сильнейшему. Тебе бы следовало подчинить её, пока не поздно. Иначе она может составить тебе оппозицию. А в твоем положении это — чревато трудностями».

«Гермиона никогда не пойдёт против меня».

«Нет, конечно, нет! Однако, там, где необходимо проявить силу, женщины часто проявляют... милосердие. И это их милосердие — штука слишком заразная».

«О чём ты мне тут толкуешь?!»

«Гарри, она должна принимать тебя таким, какой ты есть! Без оглядки на мораль и прочую чепуху! А это возможно только в одном случае! Ты ведь знаешь, о чём я...»

«Заткнись, Риддл! Заткнись навсегда!»

«Молчу, молчу. Только я должен напомнить тебе, что, следуя моим советам, ты всегда выигрывал».

«Это не так».

«Нет, так».

«Нет, не так! Твои советы — всего лишь трёп. Тебе просто доставляет удовольствие видеть, как люди подчиняются мне, а значит, и тебе».

«Думай, что хочешь, Гарри. Но запомни: в этой войне я всегда буду на твоей стороне. И не потому, что ты мне нравишься. А по очень простой и обыденной причине: умрёшь ты — умру и я. А я — хоть и осколок осколка души, но, как всё живое, стремлюсь к выживанию».

«Надо же, какие откровения! С чего бы?»

«У меня сегодня хорошее настроение — ты проявил себя блестяще! Там, где люди плетут долгие интриги, ты, со свойственным тебе везением, добился результата сразу. Чмок-чмок — и в дамки!»

«Издеваешься?»

«Нет, восхищаюсь».

«Хм».

«И вообще, подводя итоги, можно сказать, что мы с тобой — отличная команда».

«Вот ещё!»

«Правда, правда. И всё же... помни, что я говорил тебе... о милосердии».

* * *

Вдруг Гарри увидел бегущего навстречу Хьюго. Приблизившись, тот тревожно отрапортовал:

— Сэр, у нас проблемы.

— Что случилось?

— В Гринготтсе беспорядки. Похоже, там убили гоблина.

Гарри молча бросился к камину.

* * *

В подземелье Гринготтса было так же людно, как в министерстве. Дежурный аврор банка рассказал, что один из магов попытался проникнуть в запретное хранилище, убив гоблина-охранника. Рассерженные гоблины грозились запечатать все входы и выходы из подземелья, так что никто из людей никогда не смог бы выйти наружу. К тому же, они обещали прекратить поставлять людям продовольствие, которое добывали по своим каналам. В общем, ссориться с ними было чистым безумием. Попытка аврора договориться по-хорошему провалилась. Они заявили, что будут вести переговоры только с самим Гарри Поттером.

— Где грабитель? — спросил Гарри.

— Здесь, под стражей, — ответил ему аврор.

— Ладно, будут им переговоры.

* * *

Гарри отказался от сопровождения и вошёл в таинственные чертоги гоблинов один.

Подсвечивая себе путь факелом, он шёл по тесному подземному ходу, пока не достиг узкой двери, обильно украшенной странными символами. Неожиданно дверь распахнулась, и в проёме показался гоблин.

— А, мистер Поттер, — недружелюбно проскрипел он. — Входите.

Гарри вошёл и тут же ощутил на себе десятки колючих взглядов — комната была полна представителями подземного народца. Посреди комнаты стоял длинный стол, за которым восседали старейшины. Было холодно и неуютно.

— Я пришёл, чтобы выслушать ваши условия, — обратился он ко всем сразу.

— Наши условия просты, мистер Поттер, — сказал седобородый гоблин, сидевший в центре стола. — Смерть за смерть!

— Смерть за смерть! — повторили за ним остальные, вкидывая вверх остренькие кулачки.

Гарри внутренне похолодел и спросил:

— Что конкретно вы хотите?

— Мы доверяем вам, мистер Поттер. О вас отзываются, как о справедливом человеке. Так проявите справедливость!

— Да! Мы требуем справедливости!

Старый гоблин взмахом руки остановил крики и продолжил:

— Мы хотим возмездия.

— Вы хотите, чтобы я выдал вам виновника? — спросил Гарри.

— Нет, он нам ни к чему. Мы же не убийцы. Мы — свободный трудолюбивый народ, и нам чужды ваши человеческие страсти. Но виновник заслуживает смерти!

— Так чего же вы хотите?!

— Вы должны убить его сами и сегодня. Более того, вы должны устроить показательную казнь, чтобы никто больше не посмел поднимать руку на наших собратьев.

— Но это невозможно, — засомневался Гарри. — Сначала его надо судить!

— Нет. Нам не нужен ваш суд или то, что вы называете судом. Нам нужна справедливость!

— Да-да! Справедливость! — раздались отовсюду каркающие крики.

Старик-гоблин снова установил тишину резким взмахом руки.

— Подумайте, мистер Поттер, стоит ли нам затевать ссору из-за одного жадного негодяя? Гоблины и без вас проживут. А вот вы без нас — нет!

* * *

Гарри вернулся в подземный зал, где его уже ждали остальные маги. Стоило ему войти, как жужжащая толпа разом притихла.

Гарри сцепил зубы так, что заходили желваки, окинул всех жёстким, пронизывающим взглядом и медленно взобрался на стол. Потом обратился к Хьюго:

— Приведите сюда этого урода.

Толпа расступилась, пропуская вперёд группу авроров, конвоирующую здоровенного бугая в изорванной мантии. Тот был красный от злобы и явно нетрезвый.

Гарри тяжело вздохнул и начал:

— За действия, повлекшие за собой смерть гоблина...

— Да имел я твоего гоблина в одной позе! — пьяно вскричал бугай.

Послышались смешки и возмущённый ропот.

— ... за попытку ограбления...

— Не грабил я! Наговор это! — снова возмутился тот.

— ... и действия, внесшие разлад в межэтнический союз волшебных народов...

— Не, видали? Я оказывается — террорист! — обратился бугай ко всем, нагло ухмыляясь.

В толпе захихикали.

— ... и по закону о чрезвычайном положении, ты... приговариваешься... к смертной казни!

Последовавшую за этими словами тишину разорвал крик:

— Да плевал я на тебя и на твой приговор! Адвоката мне!

— Приговор окончательный и приводится в исполнение немедленно! — громко завершил Гарри свою речь.

Казалось, немое удивление, окутавшее зал, можно было потрогать руками.

— Отойдите от него! — приказал Гарри своим людям.

Те послушно отпустили бугая и отошли. Он стал растерянно оглядываться в поисках поддержки. Гарри поднял палочку и медленно проговорил:

— Авада...

— Нет, Гарри! — раздался вдруг женский крик.

Гарри огляделся и заметил Гермиону, которая спешно пробиралась сквозь толпу застывших в изумлении мужчин. Добежав до бугая, она заслонила его собой и крикнула:

— Ты не можешь его просто взять и убить! Не можешь! Это — негуманно!

Бугай, ощутив поддержку от хрупкой женщины, закивал и пробормотал:

— Конечно, он не может! Есть же законы! Я требую разбирательства!

Люди очнулись от оцепенения, и с нескольких сторон раздались неуверенные возгласы:

— Да, нужно сначала разобраться!

— Правильно! А то так любого можно засудить!

— Кто он такой, чтобы выносить приговор?!

Гарри с тихим раздражением приказал Хьюго:

— Убери её!

Хью кивнул, подошёл к Гермионе и взял её за плечи.

— Пойдёмте, мисс Грейнджер.

— Отпусти меня! — возмущённо закричала Гермиона. — Меня зовут миссис Уизли!

— Конечно, мисс Грейнджер, — спокойно ответил Хью, уводя Гермиону из толпы.

Люди начали кричать уже во весь голос:

— Отпустите её!

— Пусть она говорит!

— Это не дело: из-за какого-то гоблина живого человека убивать!

«Гарри, пауза затянулась».

— Молчать! — крикнул Гарри толпе. — Сейчас не время распускать сопли! Гоблины требуют его смерти! И я должен его убить! Иначе вы все тут сдохнете от голода!

Он свирепо оглядел притихших людей, направил палочку на испугавшегося вмиг бугая и прокричал:

— Авада Кедавра!

Зелёный луч пронзил тяжёлое тело; мужчина осел, а потом с глухим стуком повалился на пол.

«...Я убил человека. На глазах у сотни свидетелей. На ЕЁ глазах!..

Скажи что-нибудь! Что-то типа: «браво, Гарри!» или «молодец, ты выиграл этот раунд!» Ну! Что молчишь?! Нечего сказать?

Как же мне погано... Убил... Из благих побуждений. Чтобы спасти остальных. Чтобы спасти тысячи, жертвуют единицами. Так говорит статистика. Только она не говорит, КТО должен ими жертвовать. А по всему получается, что жертвовать ими должен Я. На хрена мне это надо?! Что молчишь? А?!

И чем я тогда отличаюсь от тебя? Чем? Что строю из себя спасителя мира? А зачем его вообще спасать? Зачем раскалывать свою душу, чтобы вытащить этих безумцев, которые не видят дальше собственного носа? Ответь мне, Риддл! Что молчишь?»

«Ты всё? Закончил истерику? Если нет, то я могу подождать».

«Закончил».

«Вот и славно. А теперь я отвечу на твои вопросы. Как ты правильно заметил, люди слепы и не видят дальше собственного носа. Но мы-то с тобой — вполне зрячие. Зачем спасать, говоришь? Собственно, вопрос так же правомерен, как и глуп. Можно ведь и не спасать».

«Что?!!»

«Только обойдёмся без эмоциональных потрясений! У меня, знаешь ли, от них всё внутри сжимается от боли. А от этого я теряю ясность мысли. А мысли, в свою очередь, — единственное, что мне осталось. М-да... Так вот, совсем необязательно спасать... всех. Между прочим, Кое-кто собрал лишь каждой твари по паре и был весьма доволен собой».

«Знаешь, что?»

«Что?»

«Заткнись, Риддл!»

«Ну вот: то «скажи что-нибудь», то «заткнись»».

«Зря я вообще с тобой разговариваю!»

«Но ведь разговариваешь же! И я даже знаю, почему».

«Интересно, почему?»

«Потому что ни твоя прекраснодушная Грейнджер, ни её глуповатый муженёк, ни фанатичный до безумия Лонгботтом, ни, тем более, это белесое безобразие, которое ты называешь Луной... никогда тебя не поймут. А я — пойму. И знаешь, почему?»

«Не знаю и знать не хочу!»

«Потому что ты — Избранный, Гарри. А они — нет. Потому что ты, и только ты смог захватить власть и подчинить себе людей. А они — нет. Потому что только тебя слушают и тебе внимают люди. А им — НЕТ. Поверь мне, я пережил подобное на собственной шкуре, и все твои сомнения и метания мне уже знакомы, поэтому я понимаю тебя, как никто».

«Неправда! Ты никогда не был в моей шкуре! Ты никогда не ставил себе цели предотвратить войну! Наоборот! Ты всегда хотел войны! Тебе было наплевать, сколько погибнет людей!»

«Ошибаешься, Гарри! О Мерлин, как же ты ошибаешься! Я хотел захватить власть, да, и не отрицаю этого! Но для чего?! Я так же как и ты выступал против "Статута о секретности". Я хотел, чтобы маги управляли магглами. А почему, как ты думаешь, а, Гарри? Да потому что глупые магглы не способны управлять миром. Потому что они сами себя уничтожают! Да если бы у меня всё получилось, сегодняшней угрозы не было бы и в помине! Эх, Гарри, если бы можно было вернуть время вспять, я бы уж точно не позволил магглам развязать войну! И тебе не пришлось бы брать на себя ответственность за весь мир, как будто ты — их маггловский Господь Бог! Хотя их Бог очень любит сваливать свою работу на других и называть это миссией».

«Пусть так. Пусть мне предстоит миссия. Я не отступлюсь».

«Даже если придётся снова убивать? Хи-хи».

«Я больше не буду убивать».

«Звучит, как обещания школьника. Хи-хи-хи».

«Заткнись».

Гарри сидел в бывшем кабинете Кингсли и молча смотрел на огонь в камине. Диалог с осколком осколка души Волдеморта окончательно вымотал его. Он не спал почти двое суток. Перед глазами всё время стояла одна и та же картина: убитого им мужчину Мобиликорпусом переносят в другое помещение. С его большой толстой ноги неожиданно сваливается башмак и с громким звуком падает на пол: «Брямс!». Обнажается ступня в рваном носке. В дыре виден большой палец. Такой розовый и трогательный палец у такого огромного бугая. Толпа безмолвно провожает взглядами процессию. Люди смотрят на грузное тело и на торчащий из дырки розовый палец. Потом они расходятся по своим углам, не глядя на Гарри. Они его не осуждают, не ропщут. Они молчат. Лучше бы они на него кричали.

На Гарри наваливается чувство невыносимого стыда. Он вдруг ощущает себя огромным, грязным, вонючим зверем среди ягнят.

«Ну и пусть. Пусть. Всё это — ради них. Ради них».

Вошёл Хьюго.

— Сэр, прибыла делегация от волшебных существ. Они хотят с вами поговорить.

«Поговорить со мной. Поговорить с убийцей».

— Сэр, что им сказать?

— Где Гермиона?

— Она в нижнем секторе, там, где разместился госпиталь.

— Позови её сюда. Как придёт, пусть входит делегация.

Хьюго вышел, а Гарри стал мысленно готовиться к встрече с ней. С событий в Гринготтсе прошло почти полдня, а она так ни разу с ним не заговорила. Что ж, ждать, когда она начнёт первой, — не в его правилах.

Гермиона вошла, быстро и враждебно глянула на него и молча встала у стола, скрестив руки.

Открылась дверь, и в кабинет, цокая копытами, вошёл кентавр по имени Маргориан. Гарри был знаком с ним ещё с тех пор, как, будучи рядовым аврором, расследовал внезапную смерть сородича Маргориана в Запретном лесу. Тогда они слегка повздорили из-за того, что кентавры не желали делиться с людьми сведениями, которые здорово облегчили бы дело. Следом за кентавром вошёл представитель гномьего народа, затем — вампир и оборотень.

Вошедшие разбрелись по разным углам кабинета, демонстрируя непримиримое неприятие друг друга. Что ж, они хотя бы соизволили явиться — это уже был большой плюс. Другие народы проигнорировали приглашение.

— Вы звали нас, — надменно сказал Маргориан, высоко держа голову. — Мы пришли.

Гарри кивнул и, не вставая, начал:

— Я рад, что вы сумели отринуть давнюю вражду и явились сюда все вместе.

Кентавр презрительно повёл бровью, вампир нахмурился, оборотень цыкнул, облизав зубы; а гном молча вытаращил глазки.

— По закону о чрезвычайном положении, который в своё время выработал Визенгамот, все волшебные народы подлежат эвакуации вместе с магами, — продолжил Гарри. — Я предлагаю вам присоединиться к нам.

— Кентавры не подчиняются вашим законам! — воскликнул Маргориан. — Я не позволю магам спрятать нас в конюшне, как скот!

Возникла пауза, во время которой Гарри вскипел от ярости.

— Мы и не собираемся ставить вас в стойло! — зло воскликнул он. Конечно, надо было бы проявить больше дипломатичности, но ему до сизых чертей надоело уговаривать всех и вся. — Для вашего народа приготовлены специальные помещения! Пусть там не так вольготно, как в лесу, но зато вы останетесь живы, чёрт бы вас подрал!

Маргориан надменно и обиженно вскинул голову и раздул ноздри.

Вампир задумчиво почесал подбородок, оборотень глумливо осклабился, — похоже, кентавр его забавлял; гном же продолжал таращить глазки.

— То же самое касается и вас, — бросил Гарри, глядя по очереди на этих троих. — Естественно, если вы подпишете соглашение о ненападении на представителей других народов.

— Нонсенс, — подал елейный голос вампир. — Мы никогда не подписывали подобных соглашений.

Гарри не на шутку растерялся: это заявление сбило его с настроя.

— Это не так! — зазвучал вдруг девичий голос. Все обернулись и посмотрели в сторону, где стояла Гермиона. — Подобные соглашения подписывались дважды: в 1544 году, после Стоунхенджского инцидента и в 1914 перед первой мировой войной.

Получив неожиданную поддержку, Гарри обрадовано и вопросительно оглянулся на насупившегося вампира.

— Мисс Грейнджер — наш главный консультант по правовым вопросам. У неё — энциклопедические знания, — с достоинством пояснил Гарри.

— Благодарю вас, мистер Поттер, — сказала Гермиона, сделав особое ударение на слог «по». — Только впредь обращайтесь ко мне — миссис Уизли. — Она придала лицу давно знакомое Гарри выражение «я вас всех сейчас уем» и продолжила: — Согласно поправке номер три двадцать девять к закону о межэтническом сотрудничестве и сохранении волшебных популяций, которая, кстати, была признана вашими народами легитимной, в период крайней опасности и угрозы всеобщего уничтожения, вы ОБЯЗАНЫ ПРИНЯТЬ условия эвакуации, предложенные вам со стороны магов. Это, прежде всего: признание главенства магов над всеми остальными магическими видами и, как сказал мистер Поттер, принятие и выполнение соглашения о ненападении в течение всего срока действия чрезвычайного положения.

Гарри победно посмотрел на членов делегации. Внизу что-то пискнул гном, но на него никто не обратил внимания.

— Ну что ж, я передам ваши слова нашим старейшинам. И если дело действительно обстоит так, как вы говорите, миссис Уизли... Возможно, мы и пойдём на ваши условия, — уклончиво сказал вампир. — Однако же, я надеюсь, что мы не окажемся в положении доверчивых дурачков, — добавил он и подозрительно глянул на оборотня.

— А что, я тоже согласен подписать, — сказал тот и хищно улыбнулся, показав крупные жёлтые зубы. — Ради спасения своих шкур можно и потерпеть немножко, да, коняга? — с издевкой обратился он к Маргориану.

Тот в бешенстве встал на дыбы и чуть не задел копытами оборотня, который злобно оскалился. Гном спрятался под стол, а вампир хищно зашипел.

Гарри вскочил и вытащил палочку.

— Стойте! — крикнула Гермиона, вставая между ними. — Как парламентёры вы ведёте себя недопустимо! Надеюсь, мистер Шарпер, у вас хватит ума извиниться перед уважаемым мистером Маргорианом, иначе путь к эвакуации вашего народа будет закрыт! И я даже представить не могу, что за это сделают с вами ваши собратья, — произнесла она сквозь зубы.

Оборотень вдруг посерел и нервно передёрнулся. Немного потоптавшись на месте, он встал к кентавру полуоборотом и глухо пробормотал:

— Я извиняюсь.

Тот гордо вскинулся и промолвил:

— Мы, кентавры, великодушны. Но и наше великодушие небезгранично. Мистер Поттер, я подпишу соглашение. Но не раньше, чем это сделают... оборотни.

— Что?! — возмущённо взвился Шарпер. — Чего это вы после нас?! Тогда я тоже не подпишу, пока не подпишут они, — важно сказал он и указал на вампира.

Последнему, очевидно, сваливать было больше не на кого, как на представителя гномов; и вампир растеряно посмотрел на маленькое существо. Гном, задумчиво тараща на всех маленькие глазки, открыл было рот, но вмешался Гарри.

— Ну вот что, господа хорошие. Либо вы подписываете соглашение здесь и сейчас, либо мы с вами уже никогда не встречаемся. Причём, я боюсь, вообще никогда, — твёрдо заявил он.

После этих слов уламывать представителей магических народов стало легче. В итоге, благодаря усилиям Гарри и Гермионы, соглашение о ненападении было официально подписано всеми пятью сторонами в присутствии десятка свидетелей из числа видных представителей министерства. Последним свою визу поставил Гарри Джеймс Поттер.

* * *

Кентавр гордо процокал за дверь, за ним, шелестя мантией, прошествовал вампир, потом — оборотень; последним из представителей магических народов вышел гном.

Видные представители министерства гуськом потянулись к выходу...

Гарри и Гермиона остались одни и устало опустились в кресла.

— Я думаю, нас можно поздравить с историческим событием, — с вымученной улыбкой сказал Гарри и повернулся к Гермионе. — Ты как считаешь?

— За эти дни столько всего произошло, — не поднимая головы, грустно ответила она, и Гарри понял, что серьёзного разговора не избежать.

Он развернул к ней кресло и сел, почти вплотную касаясь коленями её колен.

— Гермиона, если бы не ты, ничего бы у нас не получилось, — сказал он тихо. — Как ты их уделала этой поправкой! — добавил он с улыбкой.

Она изучающее посмотрела на него.

— Спасибо... Я пойду, Гарри, — сказала она, вставая.

— Подожди! — Он схватил её за руки и усадил обратно.

— Чего, Гарри? Чего мне ждать?! — вдруг воскликнула она. — Пока ты ещё кого-нибудь не убь... — Она посмотрела на него с болью и разочарованием. — Как ты можешь? Как ты можешь улыбаться?

И тут Гарри прорвало.

— Как я могу?! А что мне прикажешь делать?! Плакать? Сопли распускать?! Почему-то все вокруг знают, что мне надо делать! А вот я не знаю, что мне делать! — воскликнул он и резко встал. — Почему-то все уверены, что я стремлюсь к власти! Да если бы ты знала, как мне это всё обрыдло!!! — крикнул он, наклоняясь к ней.

Гермиона побледнела и вжалась в кресло.

— И я не могу, не могу ни на кого это всё взвалить! — Гарри стал расхаживать по комнате. — Ты думаешь, я получаю удовольствие от всего этого дерьма?! Как бы не так! Ты думаешь, я радовался, когда убивал этого урода?! Ты что, видишь радость на моём лице?!! Отвечай! Ну!!! — проорал он Гермионе в лицо, схватив её за плечи.

Она зажмурилась и отвернулась. Гарри резко отпустил её и, сдержав душившую его ярость, отошёл к камину. Опёршись рукой о каминную стойку, он опустил голову и стал молча наблюдать за всполохами огня.

Гермиона тихо встала и направилась к выходу.

— Не уходи, — хрипло попросил Гарри.

Она ничего не ответила и взялась за ручку двери.

— Не уходи! — громче повторил Гарри.

Она открыла дверь, и тогда Гарри подошёл к ней и с силой развернул к себе.

— Гермиона, пожалуйста, не бросай меня, — просительно проговорил он, заглядывая в карие глаза. — Меня все бросили. Невилл, Луна... Рон. Если уйдёшь и ты, я не знаю, что я сделаю!

— Невилл и Луна не бросили тебя, Гарри.

— Перестань. Я же вижу, что они не могут выносить меня... такого. Я и сам с трудом себя выношу. А если ты уйдёшь, я превращусь в окончательное...

— Гарри! — испуганно прошептала Гермиона.

Наконец-то он увидел в её глазах то, что желал увидеть уже давно — беспокойство за него, от которого вмиг стало тепло на душе. Он благодарно прижал её к себе. Она неожиданно порывисто обняла его в ответ.

Так они и стояли, обнявшись. Словно к ним вновь вернулась юность; и Гермиона поздравляла его с победой в квиддиче, или провожала на схватку с драконом, или утешала, так же как после гибели Сириуса или после смерти Дамблдора. Гарри вдруг стало так спокойно, будто он внезапно снова обрёл опору в жизни.

И тут ему вспомнились поразившие своим цинизмом слова:

«Женщина — всего лишь самка...»

«На твоём месте я был бы решительнее...»

«Ты ведь знаешь, о чём я...»

«Он-то знает. Он знает... Каждой твари по паре... Розовый палец... Как же это всё невыносимо! Забыться... Забыть!»

Гарри склонился к щеке Гермионы, нашёл ртом сухие тёплые губы и приник к ним жадным исследовательским поцелуем. Она попробовала его оттолкнуть, но он сломил вялое сопротивление рук и, отклонив её чуть назад, прижал к себе ещё сильнее.

«Целую сладкие уста,

И жизнь — уже не так пуста».

«Заткнись, Риддл!»

«Будь решительнее, Гарри!»

«Заткнись, я сказал!»

«Затыкаюсь, затыкаюсь».

Вдруг Гарри услышал голос Хьюго:

— Сэр, к вам тут... Ой, простите.

Гарри на мгновенье отпустил Гермиону, а она вывернулась, словно кошка, из его рук и убежала, оттолкнув Хьюго.

— Сэр, я не знал, что вы тут... — начал извиняться аврор.

— Ничего, Хью, заходи, — великодушно сказал Гарри и довольно улыбнулся своим мыслям.

Хью сообщил, что из Гринготтса явился старый гоблин Грэйноуз. Это был один из наиболее влиятельных представителей рода. Войдя и поприветствовав хозяина кабинета, он сразу попросил аудиенции наедине. Гарри согласился, и, когда авроры вышли, принял гостя с почтением и благосклонно выслушал уверения, что гоблины и впредь будут поставлять магам продовольствие...

Вдруг Грэйноуз сделал многозначительную паузу, а потом проговорил:

— Есть только одно но... Мы требуем, чтобы маги вернули нам все волшебные артефакты, созданные руками подземного народа и в разное время переданные людям во временное пользование.

В доказательство своих слов он предъявил длиннющий свиток с перечислением всех этих предметов.

Гарри удивлённо посмотрел на гоблина, потом — на свиток и нахмурился. Он всегда знал, что гоблины своего не упустят, но это заявление явно попахивало бредом. Соглашаться на передачу артефактов означало бы подлить целый ушат масла в огонь разгорающейся вражды между двумя народами.

«Мало им одного убитого, они хотят ещё жертв! Ну нет, этого я не допущу!» — подумал Гарри и вскочил. Встал и его собеседник.

Возвышаясь над маленьким человечком, Гарри настороженно спросил:

— Могу я узнать, чем вызвано такое решение?

Грэйноуз приподнял брови, показывая, что давно готов к подобному вопросу, и ответил:

— Вы всегда были честны с нами, мистер Поттер, и у меня нет причин не платить вам тем же. Видите ли, наши пророки предрекают, что в грядущей войне маги могут не выжить, и зачем тогда нашему добру пропадать у вас зря?.. Я достаточно искренен?

— Да уж. Дальше некуда, — изумлённо ответил Гарри. — Но уверяю вас, это вряд ли возможно. Мы принимаем все меры по спасению нашего вида!

— В ваших усилиях я не сомневаюсь. Однако наши пророки ещё не ошибались... Посему давайте вернёмся к списку. — И гоблин сунул Гарри в руки свиток с перечислением артефактов.

Гарри сел и стал тревожно и задумчиво вглядываться в текст. В глаза бросилось несколько названий: «меч Годрика Гриффиндора», «Магия порядка» — чаша, «Слёзы Эльзы» — ожерелье и т. д.

«Я точно знаю, что последние два предмета находились во владении у одной из старейших магических семей. И она хранила их, как зеницу ока. Значит, когда шла эвакуация, их либо взяли с собой в подземелья, либо поставили на них сильнейшие защитные чары. И что — пойти и отобрать? Или разворотить дом?.. Господи, о чём я думаю?! О возвращении артефактов не может быть и речи! Мало мне последних двух бунтов?! Что бы там ни говорили их пророки, нужно гнуть свою линию!» — думал Гарри.

Он тяжело вздохнул и твёрдо сказал:

— Мистер Грэйноуз, ваши требования впечатляют. Тем не менее, несмотря на режим чрезвычайного положения, отношения между магическими народами всё ещё регулируются определёнными правилами.

— Но я думал, что основополагающим принципом этих отношений будут наши личные договорённости, — парировал гоблин.

— Вы заблуждаетесь. Хоть я и несу ответственность за нынешнее состояние дел в волшебной Британии, однако я не уполномочен решать вопросы, касающиеся частного имущества граждан.

— Полноте, мистер Поттер! Кто, как не вы, своей властью можете заставить людей вернуть моему народу то, что принадлежит ему по праву! Или вы не владеете ситуацией?! — воскликнул Грэйноуз.

Гарри хмыкнул — этот старый лис явно старался надавить на больное место.

«Ну, раз ты так, то и мы — так», — подумал он.

— Давайте сделаем следующее, — предложил Гарри. — Мы вернём вам артефакты. Но исключительно те, которые не были куплены за деньги или заменены на что-либо другое. То есть, те из них, что оказались у магов случайно либо по злой воле. Если вы сумеете доказать, что, скажем, — тут Гарри углубился в список, — чаша «Магия порядка» — была украдена, то вам её вернут.

— Вы не понимаете, мистер Поттер. — Грэйноуз склонил голову на бок и угрюмо посмотрел на Гарри снизу вверх. — Всё, что сделано руками гоблинов, всегда будет принадлежать гоблинам!

Гарри задумался.

— Давайте тогда сделаем иначе, — сказал он. — Все ваши потери будут компенсированы, но несколько позже, когда обстановка стабилизируется, и конфискация артефактов уже не вызовет большого недовольства со стороны магов.

— Э-э, нет. Мы требуем вернуть принадлежащее нам имущество в ближайшие два дня, — старый гоблин подозрительно прищурился.

Гарри с трудом сдержался, чтобы не выкрикнуть резкостей в лицо коротышке. Подавив первый порыв, он проговорил:

— Хорошо, я предлагаю вам другой вариант: мы можем передать вам в безраздельное владение золотой запас министерства магии, если вы откажетесь от своих притязаний на артефакты. Это беспрецедентный шаг, но я могу на него пойти ради сохранения мирного сосуществования.

Грэйноуз самодовольно ухмыльнулся и сказал:

— Вам незачем это делать, потому что всё золото министерства и без того находится под нашим контролем... Итак, мистер Поттер, я жду вашего ответа.

Гарри сосредоточенно размышлял.

— Дайте мне один месяц. Один месяц, — наконец, ответил он. — Через тридцать дней вам всё вернут.

— Нет. Два дня, — отрывисто и резко проговорил гоблин.

Гарри подскочил и навис над ним.

— Три недели! — стал торговаться он.

— Два дня и ни часа больше! Иначе мы объявим вам бойкот! А без нас вам, ох, как туго придётся! — прошипел Грэйноуз.

Ноздри его раздулись, а глаза — сузились от злобы.

Гарри тяжело опустился в кресло.

— Вы ведь понимаете, что я не могу сейчас это сделать! — стал он увещевать гоблина тихим голосом. — Поднимется волна возмущения, и могут пострадать не только люди, но и вы!

— Мистер Поттер, это — наше последнее слово. Все артефакты. Через два дня. Иначе — голодная смерть!

Гарри вдруг изменился в лице: просительное выражение сменилось маской холодного отчуждения. Он откинулся на спинку кресла и уставился на противоположную стену.

— Я исчерпал все аргументы. Этот гоблин не хочет меня понять, — тихо пробормотал он, возводя руки к небу.

В наступившей тишине внезапно что-то произошло — будто в воздухе пронеслось ощущение беды. Гоблин нахмурился и тревожно зыркнул на Гарри. Тот сидел неподвижно, вцепившись пальцами в подлокотники кресла и склонив голову, будто чего-то ждал. Ни страха, ни беспокойства, ни досады не было на его лице, а лишь сосредоточенное ожидание, словно он давал собеседнику последний шанс. И тут Грэйноуз почувствовал леденящий ужас от внезапного осознания того, что сейчас должно произойти. Он собрался уже что-то сказать, как Гарри громко крикнул:

— Хьюго!

Хьюго тотчас же вошёл в кабинет, как будто ждал, что его позовут.

— Вяжи этого, — приказал Гарри, махнув рукой на гоблина и не глядя на него.

Грэйноуз с расширенными от страха глазами подскочил на месте и всплеснул руками, не в силах произнести ни слова. В один миг его тело и голову связали крепкие верёвки так, что он уже не смог ничего сказать.

— Теперь что, сэр? — спросил Хьюго.

— Собери ребят пошустрее и быстро отправляйтесь в Гринготтс. Возьмёте в заложники пятерых старейшин гоблинов и прямиком сюда. Остальным объявите, что за малейшее неповиновение и попытку саботировать поставки продовольствия они будут получать своих старейшин... по частям, — сказал Гарри.

Хьюго холодно ухмыльнулся и отправился исполнять приказ. А связанный и беспомощный Грэйноуз отчаянно замычал сквозь верёвки.

Гарри грустно посмотрел на барахтающегося на полу человечка и, скривившись, будто испытал тупую боль, произнёс:

— Грейноуз, у вас была возможность всё изменить. А теперь мне придётся делать это за вас, — и скорбным жестом прикрыл глаза рукой.

«Гарри, Гарри, никогда не сожалей о том, что в нужный момент проявил решительность и волю! Не жалей их. Они тебя не пожалели бы!»

«Да знаю я всё. Отвали, Риддл, и без тебя тошно».

«Ты всё сделал правильно».

«Может быть, надо было...»

«Нет! Никаких «может быть»! Это было единственное решение в данных обстоятельствах! А проявишь мягкость — тебя сожрут».

«...Боже! Я устал! Как же хочется всё вернуть назад!»

«А уж мне как хочется!»

Гарри вдруг до боли захотелось увидеть Джинни и детей, обнять их, напитаться их свежестью, подышать с ними одним воздухом. Возможно, тогда он сможет отделаться от ощущения заползшей в душу скверны?

Оставив двух авроров охранять камин, он переместился в Хогвартс.

* * *

На улице уже давно стояла непроглядная темень, и в кабинете директора школы горел одинокий факел. Когда зелёный огонь от перемещения по каминной сети рассеялся, Гарри увидел Невилла. Тот вскочил, не ожидая появления ночного гостя.

— Гарри! Что-то случилось?

— Здравствуй, Невилл. Дежуришь?

— Да. Все в подземельях, а мы с Молли остались приглядывать за камином. Она вышла на минутку.

— Всё в порядке? Никаких эксцессов?

— Да, всё нормально.

Гарри недоверчиво оглядел Невилла. Тот здорово похудел и выглядел измождённым. По жалостливому выражению его лица Гарри понял, что сам выглядит не лучше.

— Мы в эти дни ставили вокруг замка защитные чары. Я подумал, чем их больше, тем выше вероятность, что его не снесёт взрывной волной. А женщины внизу обустраивали подземелья. Теперь там почти комфортно.

— Молодцы. Где Джинни?

— Должна быть в правом крыле, там самое тёплое убежище. Его расширили, чтобы поместить как можно больше народу.

— Покажешь? — попросил Гарри.

— Я покажу, — услышали они женский голос: в кабинет вошла Молли Уизли. — Здравствуй, Гарри.

— Доброй ночи, Молли, — сказал Гарри, поворачиваясь к ней.

Она подошла и крепко обняла его.

— Мой дорогой, как ты отощал! — прошептала Молли. — Наверное, и поесть-то некогда?

Гарри горько улыбнулся.

— Как вы тут? — спросил он обеспокоено. — Проблемы есть?

— Нет, нет. Ты за нас не волнуйся. Мы — женщины — на многое способны. И потом, с нами Невилл и Хагрид. Ты, главное, занимайся своими делами, я же знаю, как они важны. А мы тут присмотрим за всеми.

— Спасибо, — выдавил из себя Гарри. От ощущения заботы, исходящей от этой уютной женщины, на глаза навернулись непрошенные слёзы.

— Пойдём, пойдём, — сочувственно пробормотала Молли, похлопывая его по спине.

* * *

Они шли по освещённой факелами длинной лестнице, ведущей вниз, к убежищам. Молли рассказывала, как они обустраивали нижние этажи; как оказалось, что под замком существует развитая сеть подземных коммуникаций, как долго не могли разобраться, куда они ведут, но в итоге — разобрались; как встретили в подземелье множество мелких и крупных тварей, обитающих там испокон веков, как боролись с ними и победили; как Невилла чуть не засосало в какую-то новую разновидность дьявольских силков, которые не боятся света, но он сумел выбраться; как Хагрид построил в подземелье загон для магических тварей, а Луна ему помогала...

Гарри вдруг спросил:

— Молли, что слышно о Роне?

Она помолчала, поджав губы, и быстро произнесла:

— Я не видела его.

Он остановился и заглянул ей в глаза.

— Вы ведь знаете, из-за чего он ушёл? — спросил он с замиранием сердца, ожидая услышать слова осуждения.

— Что бы там ни было, Рон не должен был покидать тебя в такой тяжёлый момент. Сейчас мы должны отбросить любые личные притязания, чтобы заняться важным для всех делом, — твёрдо ответила Молли, и глаза её блеснули в свете факела.

Гарри изумлённо приоткрыл рот.

— Давай не будем сейчас это обсуждать, — продолжила она. — Вот когда всё закончится, тогда и разберёмся, кто виноват.

С этими словами она прошла дальше, показывая, что разговор окончен.

Гарри стал спускаться вслед за ней.

В подземном убежище стоял запах сырости, плесени и... манной каши.

— Мы ещё не совсем наладили вентиляцию, — пояснила Молли. — Сделаем на днях. Здесь сыровато, но зато рядом — источник чистейшей воды.

Просторное помещение было заставлено множеством маленьких зачарованных палаток, которые внутри были больше, чем казались снаружи. В каждой из них спали женщины и дети.

— Джинни за эти дни так умаялась — почти не спала. Мы столько дел переделали! — устало произнесла Молли, но в её голосе различались нотки гордости за свою дочь. — Заходи, — предложила она Гарри, отодвигая полог одной из палаток.

Гарри с радостным трепетом вошёл внутрь. Молли осталась снаружи.

Джинни спала в обнимку с Лили. На соседней койке, раскинув руки, сопел Джеймс. На другой, свернувшись калачиком, — Альбус-Северус.

Пространство освещал тусклый свет ночника.

Гарри тихонько подошёл к кровати Джинни и опустился на стоящий рядом стул. Никто не шелохнулся, только Лили прерывисто вздохнула во сне.

Стараясь не шуметь, Гарри сидел и прислушивался к мирному дыханию спящих. Глядя на бледные, спокойные лица самых дорогих на свете людей, он испытал щемящую нежность. На миг ему захотелось бросить всё и остаться с ними навсегда. Прижать их к себе, ощутить ответные лёгкие объятья маленьких детских рук, расцеловать нежные щёчки так, чтобы в рту стало сладко от слюны. Безмятежно развалиться на полу, и, как в старые добрые времена, устроить свалку с мальчишками, щекотать им животы и радостно улыбаться, глядя, как они заливаются от смеха, запрокинув головы и показывая молочные зубки. Усадить к себе на колени Лили, втянуть в себя мягкий аромат её волосиков и наблюдать, как она деловито и сосредоточенно изучает окружающий мир, а потом вдруг улыбнётся, прищуривая глазки, и скажет: «Папа!»... Крепко-крепко прижать к себе Джинни и почувствовать волны доверия и тепла, исходящие от неё...

Гарри протянул руку, чтобы дотронуться до волос жены, небрежно рассыпавшихся по подушке, но... рука застыла на полпути. Он не смог прикоснуться к ней. Ему вдруг показалось, что, если он это сделает, то вся та грязь, что скопилась у него внутри, запачкает его любимую женщину.

Нет. Он не нарушит их покой. И убережёт их от всего того дерьма, что пришлось пережить за последние дни. Они ведь ни в чём не виноваты. Пусть спят.

Гарри поднялся со стула и направился к выходу.

— Папа! — вдруг раздалось позади.

Он обернулся и увидел, что Альбус-Северус проснулся и сидит на кровати с заспанным, но радостным лицом. Мальчик вскочил и бросился в объятья к отцу.

— Тсс, — прошептал Гарри, обхватывая сына и прижимая к себе.

— Папа! — зашептал тот. — Я так и знал, что ты сегодня придёшь.

— Как дела, Ал? — спросил Гарри, присаживаясь перед ним на корточки.

— Всё хорошо, папа. Ты уходишь?

— Да, сынок. У меня ещё дела.

— А когда вернёшься?

— Скоро, сын.

— Я буду ждать, — тихо пообещал мальчик. — Ты же точно придёшь?

— Конечно, а почему ты спрашиваешь?

— Не знаю. Мне тревожно. Поклянись, что вернёшься.

— Клянусь, — пробормотал Гарри, внимательно вглядываясь в серьёзные глаза.

— Папа!

— Что, малыш?

— А ты купишь мне метлу, как у Джеймса? А то он не даёт покататься.

— Конечно, сын. Я вернусь и привезу тебе самую лучшую метлу, которая только есть на свете.

Мальчик обрадовано засиял.

— А теперь мне пора, Ал. Слушайся маму и бабушку.

Альбус-Северус с готовностью кивнул.

Гарри протянул ему ладонь, как взрослому. Тот пожал её так крепко, как смог; и Гарри с улыбкой встал, а потом порывисто обхватил мальчишечью голову и поцеловал вихрастую макушку.

— До встречи, Ал, — сказал он и быстро вышел.

Молли ждала его снаружи. Не говоря ни слова, она повела его обратно наверх.

* * *

В кабинете директора они увидели сидящих за столом Невилла и... Гермиону. Она встала, увидев вошедших, и напряжённо сжала ладони.

— Доброй ночи, Молли, — сказала Гермиона тонким голосом.

— Здравствуй, — неожиданно холодно сказала Молли, раздражённо глянула на неё и обратилась к Гарри: — Если тебе что-то понадобится, дорогой, обращайся ко мне, — и вышла, плотно притворив дверь.

— Гарри, посиди с нами, — предложил Невилл, доставая третью чашку. Он разлил крепкий, почти чёрный чай и добавил в него Бодрящее зелье.

Гарри присел за стол и спросил Гермиону:

— Ты давно здесь?

— Да. Приходила посмотреть на детей.

— Как они?

— Хорошо. Молли за ними присматривает. И мои родители... тоже.

— Они здесь?

— Да. Молли сказала, что в Хогвартсе необходимо иметь врачей, даже если они — магглы.

— Похоже, она здесь многое решает, — сказал Гарри с улыбкой.

— Если бы не она, в школе был бы сущий кавардак.

— А у тебя с ней что, не ладится?

— С тех пор, как ушёл Рон, она не сказала мне и пары слов. Я думаю, ей трудно смириться с тем, что я стала причиной его ухода.

— Но ведь это не так! Ты не виновата! — горячо воскликнул Гарри.

Гермиона быстро глянула на него исподлобья.

— Прости меня, Герм, — сокрушённо сказал он.

— Хватит извиняться, Гарри. Теперь это никому не нужно, — жёстко произнесла она и внимательно посмотрела на него. — У тебя такой ошалелый вид — я сказала что-то из ряда вон выходящее?

— Нет. Просто я думал, ты будешь... обвинять меня... и... плакать.

Гермиона фыркнула и закатила глаза, словно услышала какую-то ненаучную чепуху.

— Ты слишком много думаешь, Гарри Поттер, — сказала она с мимолётной ухмылкой.

— Ты права. Наверное, я порядком возомнил о себе, — сказал Гарри, не сводя взгляда с Гермионы.

— Ещё как... — ответила она, понизив голос, и улыбнулась одними глазами.

«О Гарри, что я вижу? Эта женщина пытается кокетничать с тобой? У меня просто нет слов!»

Гарри стал рассматривать её лицо, задержался взглядом на губах и вспомнил их вкус, отдающий мятным чаем. Вспомнил, как прижимал к себе Гермиону, сминая сопротивление тонких рук; мягкость и податливость её рта, и... то, как она неожиданно и страстно ответила на его поцелуй.

Гермиона вдруг вспыхнула под его взглядом и украдкой посмотрела на Невилла. Тот отрешённо сидел, уставившись на игру свечного пламени, а потом задумчиво произнёс:

— Неужели скоро это закончится навсегда?

— Что закончится, Невилл? — спросил Гарри, отхлёбнув горький чай.

— Всё. Наша привычная жизнь. Теперь всё будет иначе... А помните, как мы в первый раз приехали в Хогвартс? У меня тогда и в мыслях не было, что когда-нибудь я увижу его последние дни.

Гарри насупился. Расслабленное состояние сменилось привычной тревогой.

— Знаете, если бы была возможность вернуться назад и начать наше дело чуть раньше... Было бы у меня хотя бы полгода! — воскликнул он с досадой. — Я бы душу заложил за это!

Было похоже, что он сам давно убедил себя в том, что говорит.

— А какая разница, Гарри? — горячо возразил Невилл. — Всё равно нам грозит уничтожение! Если уж возвращаться, то не на полгода... а на, я не знаю, сорок, пятьдесят лет назад, когда началось всё это ядерное безумие!

— Военная наука, как любая другая, развивается по своим законам. Раз в своё время возникли предпосылки для расщепления атома, значит, появление ядерного оружия было предопределено, — помотав головой, веско ответила Гермиона, словно продолжая давно начатый разговор.

— Не-ет. Дело не в этом, — стал спорить Гарри. — А в том, что фундаментальная наука стала служить военным целям! Если бы эти разработки не попали в неправедные руки, то наш мир можно было бы спасти!

— По-моему, история не знает таких фактов, чтобы удалось скрыть от плохих дядек что-то полезное для завоеваний, — скептически произнёс Невилл.

— На самом деле, такие факты есть. Один из них — история со смертью Архимеда, — сказала Гермиона.

— Архимед? Что-то знакомое... Архимедовы штаны во все стороны равны, так кажется? — пошутил Гарри.

— Пифагоровы! И ничего смешного, — надменно сказала Гермиона. — В гибели этого древнегреческого учёного есть очень много странностей. Во-первых, остался невыясненным факт, действительно ли он был убит римским солдатом, якобы, не узнавшим великого гения, или же сбежал. А во-вторых, после его смерти не осталось, практически, ни одного научного документа с его последними разработками. А их было немало, и многие из них как раз относились к военной сфере. Все они таинственным образом исчезли из захваченных римлянами Сиракуз и вновь появились на свет уже в средние века в просвещённой Европе.

— Стоп, стоп. Ты хочешь сказать, что Архимед как-то сумел спрятать свои манускрипты да так, что в течение многих веков их не могли найти? — заинтересовался Гарри.

— По разным сведениям, их очень активно искали по всему городу. Практически, перерыли всё. Их нигде не было, — ответила Гермиона.

— Может, они были как-то зачарованы? — предположил Невилл.

— Нет. В истории магии нет сведений, что Архимед был магом. Гением — да. Но волшебником — нет.

— Может быть, волшебником был кто-то, кто его хорошо знал и понимал, что эти работы, попади они к римлянам, станут смертельно опасными?

— Невилл, где ты видел волшебника, разбирающегося в маггловской науке? — задала Гермиона риторический вопрос.

— Ну, я не знаю... Может, Архимед общался с каким-нибудь древнегреческим магом и упросил его перенести эти документы в надёжное место? — снова выдвинул версию Невилл.

— Или изобрёл машину времени, — задумчиво подхватил Гарри.

Невилл недоверчиво фыркнул, а Гермиона сказала:

— Кстати, Гарри, твоё предположение в своё время горячо обсуждалось в околонаучном мире, ведь уровень знаний Архимеда позволял ему изобрести что-то подобное. Но потом эти дискуссии как-то увяли.

— Потому что машину времени так и не нашли? — с усмешкой высказался Гарри.

— Да.

— Откуда ты всё знаешь, Герм? — удивился Невилл.

— Из книг, разумеется.

— Я предлагаю закончить чаепитие и вернуться к нашим баранам, — деловито сказал Гарри, вставая. — Гермиона, пора в министерство, пока там всё не развалилось без нас.

— Да, конечно. — Она с готовностью поднялась и обратилась к Невиллу: — Спасибо за чай — теперь можно ещё сутки не спать.

— Пожалуйста, я только им и спасаюсь, — пробормотал тот и повернулся к Гарри. — Я бы пошёл с вами, но здесь тоже... столько дел.

— Нет, Невилл, ты в Хогвартсе — на своём месте. Оставайся. Надеюсь, мы ещё увидимся на этом свете.

— Почему ты так сказал? — тревожно спросил Невилл.

— Не знаю, — растерялся Гарри. — Вдруг в голову взбрело. Наверное, от бессонницы. Счастливо.

Он махнул рукой расстроенному другу и повернулся к камину. Гермиона подошла вплотную и встала рядом с Гарри. Он покосился на неё и ободряюще кивнул — она улыбнулась в ответ.

Через несколько секунд они с Гермионой оказались в кабинете министра магии.

Лирическое отступление

Все мы знаем историю про Золушку. А есть ещё одна история, о которой почти никто не слыхал. Я вам её расскажу.

Золушка была трудолюбивой, умной и красивой девушкой. И у неё, как у всякой уважающей себя Золушки, была фея-крёстная, которая с удовольствием приходила к ней в гости, чтобы понаблюдать, как она растёт и хорошеет день ото дня. А ещё фея очень любила кушать золушкины пироги, которые та пекла специально для неё. Поглощая ароматную сдобу с начинкой из тыквенного варенья, фея постанывала от удовольствия и, подобрев, обещала Золушке, что непременно выдаст её замуж за прекрасного принца. Девушка с радостной надеждой взирала на крёстную и верила ей безоговорочно.

И вот однажды Золушка встретила своего принца и полюбила всем сердцем. Едва дождавшись визита феи, она выпалила, что нашла того, за которого хочет выйти замуж. Фея, отведав пирога, благосклонно согласилась помочь девушке.

Крёстная устроила так, чтобы принц взял Золушку во дворец и окружил почестями и уважением. Та была счастлива, потому что теперь почти всегда была рядом с любимым; а он, оценив её ум и трудолюбие, советовался с ней по важным государственным вопросам. Но... замуж так и не позвал.

— Ты подожди немножко, вот придёт время, и, клянусь, ты выйдешь за него, — обещала фея, утирая губы после любимого кушанья.

Но прошёл год, другой, а принц так и не сделал Золушку своей женой.

Крёстная появлялась периодически, пробовала золушкины пироги и всё так же обещала, что свадьба непременно состоится.

А ещё через год принц обручился с другой девушкой. Она была красива и умна, но, конечно, не так красива и умна, как Золушка.

В отчаяньи та бросилась к фее и, рыдая, умоляла сделать хоть что-нибудь. Крёстная пожалела девушку и предложила подождать ещё чуть-чуть, а заодно попросила испечь её знаменитый пирог с тыквенным вареньем.

Вскоре принц женился на другой, и у них родились дети. Золушка каждый день наблюдала, как счастлив её избранник, как ему хорошо с супругой, как он любит своих детей; и молча страдала.

В королевском дворце жил один придворный. Был он молод и хорош собой, но, конечно, не так хорош, как принц. Полюбил он Золушку за ум и красоту и предложил ей руку и сердце. Но Золушка отказала ему — не могла же она предать свою любовь! И потом, фея ведь поклялась...

Золушка стала смиренно ждать своего часа. Но время шло, а он всё не наступал. Принц уже стал королём, потом у него родились внуки, он постарел и поседел, но Золушка по-прежнему любила его больше жизни.

А затем король умер в окружении своих многочисленных детей и внуков. В день его смерти все говорили, что он прожил счастливую жизнь.

Золушка вся в слезах кинулась к крёстной и запричитала:

— Как же так?! Фея, ты ведь обещала!!! А теперь он умер!

— Прости меня, моя деточка, — скорбно сказала крёстная и опустилась перед ней на колени. — Я страшно виновата перед тобой. На самом деле твой принц никогда бы не женился на тебе, потому что не ты была предназначена ему судьбой, и он никогда бы тебя не полюбил.

— Но зачем же тогда ты всё время просила меня подождать?!

— Затем, что я очень люблю твои пироги.

— Я не понимаю! — воскликнула Золушка.

— Ах, дорогая моя, ведь они — самое вкусное, что я ела в жизни. И знаешь, почему? Потому что в каждый из них ты вкладывала капельку своей надежды. А на свете нет ничего слаще надежды.

— Что же мне теперь делать? Вся моя жизнь прошла зря, — горестно пробормотала Золушка, опуская руки.

— Нет, не зря. Я виновата перед тобой и хочу всё исправить. В награду за труд и терпение я выполню любое твоё желание. Хочешь снова стать молодой и прекрасной и выйти замуж на принца?

— Но ведь он никогда меня не полюбит!

— Ну и что? Зато ты осуществишь свою мечту.

Золушка помолчала в задумчивости.

— Нет. Теперь не хочу, — твёрдо ответила она. — Я устала жить надеждой. Сейчас я хочу просто жить.

И она попросила фею, чтобы та вернула её в то время, когда ей предложил руку и сердце тот самый придворный. Крёстная так и сделала, и Золушка согласилась стать его женой, а вскоре они обвенчались.

С тех пор прошли годы, у Золушки родились дети, а потом — внуки. И хотя Золушка всю жизнь продолжала любить своего принца, они с мужем прожили долгую и счастливую жизнь и умерли в один день.

Конец истории.

В кабинете министра Гарри и Гермиона увидели Хьюго. Он лежал прямо на полу в неестественной позе, лицо его было абсолютно белым, а в широко раскрытых глазах застыло удивление. Больше в помещении не было никого.

Гарри бросился к парню, пощупал пульс, и, резко побледнев, испуганно глянул на Гермиону — Хьюго был мёртв. Она в страхе прикрыла рот ладонью и так застыла, не решаясь сказать ни слова. Смерть молодого аврора могла означать, что, пока они были в Хогвартсе, кто-то воспользовался ситуацией и... За этим «и» следовала пугающая в своей катастрофичности мысль. Не теряя времени на раздумья, Гарри выхватил палочку и рванул к выходу.

В коридорах министерства, несмотря на предрассветный час, ходили толпы орущих людей. Все они стремились к выходу в фойе. Гарри пошёл вместе с другими. В полутьме никто не обратил на него внимания.

— Они распечатали ещё один камин! — закричал кто-то впереди. — Бежим!

Толпа ответила ему радостными возгласами.

Людской поток вынес Гарри в фойе, где находилась каминная сеть, и там он обнаружил, что маги собираются у двух каминов и... по одному исчезают в зелёном пламени, называя место перемещения:

— Хогсмид!

— Косой переулок!

— Годрикова лощина!

Посреди фойе стояла большая коробка, к которой подходили и брали тёмный порошок — летучий порох.

— "Наконец-то кончился этот дурдом! — услышал Гарри из толпы. — Сейчас вернусь домой и хоть посплю в своей постели".

Толпа одобрительно загудела.

Гарри понял, что теряет всё то, чего достиг за последние дни. Вне себя от ярости, он подбежал к коробке с летучим порохом и взмахом палочки поднял её высоко под потолок.

— Стоять! — рявкнул он, оглядывая всех. — Вы никуда не пойдёте!

Люди опешили от неожиданности, а потом раздались злобные выкрики:

— Вот он!

— Держите этого психа!

— Попался, Поттер!

— Отдай коробку, гад!

Гарри подумал, что они не то пьяны, не то одурманены, и что у них по-прежнему нет с собой палочек. Все палочки в своё время были отобраны и переданы на хранение в наспех созданный специально для этой цели архив. Но всё же, кто распечатал камины? Кто убил Хьюго?!

И вдруг откуда-то со стороны лифта прямо на Гарри полетела красная молния. Едва увернувшись, он отбил её и устремил взгляд поверх шумной, взвлнованной толпы.

— Кто это там швыряется? — выкрикнул он с вызовом. — Выходи!

Ещё одна молния, но уже не красного, а изумрудного цвета вылетела в ответ и чуть не задела его плечо.

Люди испуганно шарахнулись в стороны, и в образовавшемся проходе появилась фигура в серо-голубой аврорской мантии. «Дженкинс!» — узнал Гарри. За старшим аврором плотной стеной стояли его товарищи — Гарри насчитал человек шесть.

— Ну, я швыряюсь, — тихо сказал Дженкинс. — И что?

— Это ты распечатал камины?

— Да, — просто ответил тот, и в его голосе Гарри почувствовал не столько угрозу, сколько уверенность в превосходстве над противником.

— Зачем? — Гарри непонимающе развёл руками.

— Люди устали сидеть здесь и ждать неизвестно чего. Я распорядился выпустить их.

— С каких это пор ты здесь распоряжаешься?! — со злостью выкрикнул Гарри.

— С тех пор, как перебил твоих щенков, Поттер. Тот гадёныш, что валяется в кабинете министра, был последним. Ты теперь... ОДИН, — произнёс Дженкинс и глумливо ухмыльнулся. — Зря ты надеялся, что сможешь держать меня в узде простым Империусом. Это была твоя главная ошибка.

Он выставил палочку, остальные авроры последовали его примеру.

— Что ты будешь делать? — спросил Гарри, лихорадочно соображая и держа Дженкинса «под прицелом». — Вернёшь власть Шеклботу?

— Зачем? — проговорил тот, презрительно усмехаясь. — Теперь я — главный, Поттер, и никакие министры мне — не указ.

— Не выпускай людей, Морольт, — проникновенно обратился к нему Гарри по имени. — Они могут погибнуть.

— Да чушь всё это! — вдруг вскипел Дженкинс. — Бросай сюда свою палочку, и закончим этот разговор!

— А если я не брошу? — спросил Гарри, в отчаянии обдумывая свои дальнейшие действия.

— Не бросишь... Ну-ну, — с угрозой сказал Дженкинс, качая головой, словно сокрушаясь над глупостью своего оппонента. — Тогда она умрёт.

Он сделал знак своим товарищам, и один из них выволок вперёд... Гермиону, грубо схватил её за волосы и приставил палочку к виску.

— Какие будут предложения? — спокойно спросил Дженкинс у Гарри.

Тот увидел, как в тусклом свете факелов глаза Гермионы заблестели от слёз; свежий кровоподтёк на её щеке и... опустил палочку.

— Кидай на пол! — приказал аврор.

«Гарри, не делай этого! Она того не стоит! Если ты сдашься, то погибнут все! Подумай: она или все!»

— Кидай! — приказал Дженкинс.

«Они ведь убьют её, как убили Хью!»

«Может быть, да, а может, нет. Тебе придётся рискнуть, Гарри. Решайся!»

— Кидай, я сказал! — В голосе Дженкинса прозвучало бешенство.

Толпа, вполголоса обсуждавшая происходящее, вдруг затихла. Люди забыли о том, что только что рвались на свободу, и стояли в ожидании.

«Посмотри на него, Гарри. Такой ни перед чем не остановится. Ты забыл, как он минуту назад хотел тебя убить? Вспомни про Хью и остальных!»

Гарри сосредоточился. Сейчас ему предстояло принять решение, возможно, самое важное в его жизни. Он вспомнил последние дни: сколько сил потратил на то, чтобы спасти людей от грядущей неминуемой гибели; сколько ночей не спал; как втоптал свою душу в грязь ради всеобщего благополучия, как убивал и отдавал ужасающие приказы. Ради чего?! Чтобы этот ублюдок вот так просто взял и всё разрушил?!

Да ни за что!!!

В душе у него поднялась такая ярость, что, казалось, если она вырвется наружу, то разрушит всё министерство.

«Такие, как он, не ведают пощады, убей его! Таких нельзя обезвредить, таких можно только уничтожить, убей его! Убей!!! УБЕЙ!!!»

Гарри посмотрел Дженкинсу прямо в глаза, и даже с расстояния пары десятков футов заметил, как в них промелькнул страх. И в тот же миг от палочки Гарри вылетела молния и осветила изумрудным светом лицо противника. Дженкинс пошатнулся, нелепо всплеснул руками... его тело тяжёлым грузом опустилось на пол. Стоявшие рядом отпрянули и, следуя животному инстинкту, заставляющему всё живое избегать смерти, отошли подальше.

В наступившей тишине неожиданно звонко раздался стук упавшей волшебной палочки поверженного мага. Она покатилась по полу и остановилась в двух шагах от Гарри.

По толпе пронёсся коллективный возглас изумления.

— Отпусти её! — резко приказал Гарри, обращаясь к аврору, державшему Гермиону. — Ну!

Тот растерянно глянул на тело Дженкинса, дёрнулся и чуть ослабил хватку. Но тут вперёд вышел другой сторонник убитого и твёрдо сказал:

— Нет, Поттер, мы не дадим тебе творить беззакония!

— Что?! «Беззакония»?! — яростно крикнул Гарри.

Его захлестнула дикая злоба — как они смеют так говорить о нём?!

Коробка с летучим порохом, всё ещё болтавшаяся наверху, завертелась волчком и рухнула на пол, позади Гарри, обдав всех, кто стоял неподалёку, облаком пыли из драгоценного порошка. Гарри, не замечая этого, медленно, как пантера перед прыжком, подходил к кучке старших авроров — те настороженно отступили на полшага. И лишь тот, кто осмелился перечить Гарри, выставив палочку, непреклонно стоял и смотрел ему в глаза.

«Давай, Гарри, этот — последний! Покончишь с ним — и всё, считай, ты выиграл! Остальные подчинятся сами!»

Гарри медленно, и даже картинно вскинул палочку, и тут в испуганно молчавшей толпе кто-то крикнул:

— Он совсем спятил! Бежим! — и рванул к камину.

Люди недоумённо глянули на паникёра, который, стремительно собрав с пола рассыпавшийся летучий порох, юркнул в камин и исчез в зелёном пламени. Кто-то последовал его примеру. В толпе поднялся ропот, несколько человек двинулись к выходу, откуда только что полыхнуло малахитовым огнём.

Гарри, нацелив палочку на аврора, яростно выкрикнул:

— Ступефай! Экспеллиармус! — убедившись, что тот упал, отброшенный заклинанием, резко повернулся к камину.

И тут всё изменилось. Тело внезапно ослабло, а сознание окутал густой, плотный туман, сквозь который Гарри увидел, что маги уходят: один за другим, деловито собирая с пола летучий порох. Воздух будто стал мутным и вязким, и через это непонятное и опасное марево до Гарри едва доносились шум пламени и слова:

— На...пно... е На...рье...

— Хог...ид...

— Ко... ой пе...ул...к...

— Стойте! Нельзя уходить! Вы умрёте там! — отчаянно выкрикнул он и, пошатнувшись, чуть не упал.

С трудом сохраняя равновесие, Гарри почувствовал, как силы оставляют его. Видно, последние два заклинания исчерпали их до донышка. В нём больше не осталось злости, которая подпитывала, давала стимул что-то делать. А радости и надежды он не испытывал уже очень давно. Душу охватила растерянность, а неимоверная усталость стала гнуть книзу, тяжёлым камнем навалившись на спину. И лишь чувство долга заставило его действовать.

Гигантским усилием воли Гарри заставил себя выпрямиться и поднять палочку. Он хотел запечатать камин, но в этот миг ощутил страшный удар в спину и упал ничком.

* * *

Гарри очнулся в темноте. Тело нестерпимо болело, и сложно было определить, где болит больше; казалось, оно превратилось в одну большую рану. Лицо неприятно стягивало, Гарри потрогал щёку и ощутил что-то липкое — наверняка, кровь. Похоже, его безжалостно избили, когда он был без сознания. Что ж, слишком многих он разозлил за последнюю неделю.

Рядом кто-то еле слышно всхлипнул.

— Кто здесь? — спросил Гарри и поморщился: разбитую губу пронзила резкая боль.

— Это я, Гарри, — раздалось сбоку, и Гарри узнал голос Гермионы.

— Как ты? — спросил он с тревогой.

— Нормально. Меня не тронули. Так что я в порядке.

— Это хорошо. Где мы?

— В камере, на пятом уровне.

— Что произошло?

Гермиона тяжело и прерывисто вздохнула и рассказала:

— Когда ты упал, авроры бросились на тебя и стали... избивать, и другие маги тоже... присоединились. Они бы убили тебя, если бы не Шеклбот. Кто-то снял с него все заклятия. Он появился и велел прекратить самосуд. Сказал, что нас с тобой надо запереть в камеру, и что нашу участь решит Визенгамот. А потом... нас бросили сюда.

— Понятно. Что с людьми?

— Я точно не знаю, но думаю, что, возможно, Шеклбот приказал всех выпустить.

Гарри застонал: столько усилий — и всё зря!

— Сколько времени мы здесь? — вымученно спросил он.

— Несколько часов. Сейчас, вероятно, около восьми вечера.

Вдруг раздался резкий скрежет — видимо, снружи открывали дверь камеры. С замками возились довольно долго, и Гарри горько усмехнулся: надо же, сколько мер предосторожности. Дверь раскрылась с леденящим душу скрипом, и камера озарилась ярким светом. Гарри сощурился, вглядываясь в проём.

— Здравствуй, Поттер, — услышал он бархатный голос Кингсли, а потом и увидел его самого. Министр выглядел осунувшимся и уставшим. Он вошёл, держа факел, и дверь за ним захлопнулась. Снова заскрежетал замок.

— Кингсли, ты что, пришёл один? Не боишься меня? — спросил Гарри с вызовом.

— Тебя уже никто не боится, Поттер, — спокойно ответил министр и тяжело присел на край тюремной койки. — Ты исчерпал все свои силы.

Гарри хотел вскочить и схватить его за грудки, но едва смог приподнять руки. Обессиленный, он привалился к стене и презрительно прикрыл веки.

— Завтра Визенгамот примет решение относительно вас двоих, и оно будет не в вашу пользу. Вам грозит пожизненное заключение.

Гарри усмехнулся.

— Мне жаль, — горестно сказал министр. — Если я смогу что-нибудь сделать для ваших родных — только скажите.

— Всё, что ты можешь сделать — это не выпускать людей из убежищ! — с трудом проговорил Гарри и тяжело задышал: теперь любая эмоция требовала невероятных физических затрат.

— Нет, это невозможно, — твёрдо ответил Кингсли.

В наступившем молчании сквозило отчуждение.

— Позвольте людям остаться в подземельях Хогвартса! — подала голос Гермиона. — Хотя бы на неделю!

Министр с досадой глянул на неё, видно было, что он надеялся на просветление в этом, как ему казалось, охватившем её безумии, но напрасно. Он тяжело вздохнул и встал.

— Тогда пусть наши родные останутся в Хогвартсе! — отчаянно воскликнула Гермиона. — Это единственная просьба!

Кингсли задумался и, помолчав, сказал:

— Хорошо. Ваши родственники останутся там... ровно на одну неделю. Потом их изгонят из школы.

— Спасибо, — с облегчением выдохнула Гермиона.

— Прощайте, — бросил министр и постучал в дверь. Сразу за этим заскрежетал замок.

— Ты совершаешь большую ошибку, Кингсли, — с трудом выговорил Гарри. — И будешь сожалеть о ней всю жизнь. Если выживешь.

— Пусть так, Поттер. Это мой выбор.

Кто-то открыл дверь снаружи, и Кингсли вышел.

— Не выпускай людей! — крикнул ему в спину Гарри. — Они погибнут!

Кингсли обернулся и проговорил:

— Их уже выпустили. Министерство ещё никогда не было таким пустым. — И дверь с грохотом захлопнулась.

Гарри в бессилии застонал и прижал дрожащие кулаки к лицу. Злость больше не подпитывала его, долг оказался никому не нужным, надежда иссякла. Раздавленный, он опустил руки и ощутил, как по щекам текут горячие слёзы. Последний раз он плакал несколько лет назад, когда родилась Лили. Он был так счастлив, что не мог сдержаться. А теперь представил, что больше никогда не увидит ни её, ни мальчиков, ни Джинни, что они все погибнут, а он... Он ничего не сможет сделать!

Содрогаясь всем телом в бесшумном плаче, Гарри опустился на лежак и поджал ноги.

— Гарри! О Гарри! — послышался жалостливый голос Гермионы.

В кромешной тьме он почувствовал, как она подошла и села рядом. Прохладная рука опустилась на голову и нежно погладила затылок.

От этой неожиданной ласки стало ещё хуже. Как рык раненного льва, из горла вырвалось рыдание, и, обдав стены камеры нечеловеческим страданием, разнеслось горестным эхом.

Гермиона наклонилась, обхватила Гарри за плечи и прижала к себе, зашептав:

— Ну-ну, тише, тише...

... Они лежали вдвоём на тюремном лежаке, и Гермиона гладила его по голове; от её замёрзших рук веяло мягкой прохладой.

С трудом он заставил себя успокоиться и выровнять дыхание.

— Вот и хорошо, — прошептала она.

— Прости меня, — сказал вдруг Гарри. — Я должен был отпустить тебя с ним... С Роном. А теперь... Надо было тебе бросить всё и уйти.

— Не говори глупостей, Гарри. Я осталась с тобой, потому что должна была. И потому что... Потому что... сама этого... хотела.

Гарри задумчиво лежал на боку. Слова Гермионы не утешили. Во всём случившемся он виноват САМ. А она лишь предприняла добродетельную попытку снять с него ответственность. Нет, нет, нет. ОН виноват.

«Надо же было быть таким дураком! Глупым, самоуверенным дураком. Не просчитал, не додумался, позволил себе расслабиться. Нельзя было покидать министерство! Нельзя было отправлять часть авроров в Гринготтс! А теперь их нет! Этих мальчишек, которые слепо верили ему, больше нет! Они мертвы, а я жив! Я жив, а они мертвы!.. Если кто и заслуживает смерти, так это — я. Человек, предавший своих людей!

Но справедливость существует. Гарри Джеймс Поттер закончит свою жизнь в Азкабане и будет остаток дней молить их души о прощении. А сколько этих дней будет — неизвестно».

«Эх, Гарри, Гарри, чувство вины — плохой советчик. Люди и их прощение ничего не стоят. Они — лишь плацдарм для осуществления цели. У кого ты хочешь просить прощения? Да они должны быть благодарны за то, что ты позволил им помогать тебе!..»

— ... понимаешь? — услышал Гарри.

Погружённый в мысли, он не заметил, как Гермиона, оказывается, что-то говорила.

— Ты ни в чём не виноват. И я ни о чём не жалею! Я рада, что мы по-прежнему вместе.

— Спасибо, — на выдохе сказал Гарри и затих, едва коснувшись губами её щеки.

Гермиона неожиданно обняла его ещё крепче, и Гарри ощутил на лице её порывистое дыхание. Она осторожно поцеловала его в уголок рта, а потом, чуть приподнявшись, прильнула губами к его губам. Гарри застонал — разбитый рот заныл нестерпимой болью.

— Прости, — зашептала Гермиона и, смутившись, слегка отпрянула от него. — Я забыла.

— Нет, нет! — поспешил успокоить её Гарри, — это было приятно. Сделай так... ещё.

Она принялась покрывать его лицо лёгкими поцелуями, перемежая их нашёптыванием заклинаний; и Гарри почувствовал, что разбитая губа перестала гореть болезненным жаром, а скула — ныть пульсирующими толчками. Невероятно, но с каждым прикосновением Гермионы он чувствовал себя всё лучше.

— Как ты это делаешь? — хрипло спросил он.

— Это старинное заклинание. Так ведьма может облегчить боль раненного мужчины.

— Никогда не слышал об этом.

— Это неудивительно, — пробормотала Гермиона и обнажила ему грудь. — Ты, вообще, мало что замечаешь.

Она поцеловала его в шею, затем спустилась ниже. Гарри лёг на спину и с облегчением отдался её ласкам, ощущая, как постепенно проходит ломота в груди. Вскоре он смог вдохнуть прохладный воздух темницы без мучительной рези в боку, которая, вероятно, исходила от сломанного ребра.

Гермиона расстегнула ему мантию, и Гарри почувствовал тепло её губ на животе. Она зашептала странные слова, которые, Гарри готов был поклясться, он никогда не слышал раньше. Сколько же знаний скопилось в голове у его подруги? Действо продолжилось, и вот уже боль улетучилась вовсе.

— Как ты? — спросила Гермиона, приподняв голову над его животом.

— Как младенец, — ответил Гарри. — Иди ко мне.

Она запахнула его одежду и легла рядом. Он подложил руку ей под голову и тесно прижал к себе.

— Надеюсь, ты понимаешь, что после этого ты обязана на мне жениться? — неуклюже пошутил Гарри.

Гермиона промолчала и лишь устало выдохнула.

— Поспи, — сказал Гарри. — У нас в запасе ещё сутки.

Всего через пару мгновений раздалось мерное сопение — Гермиона уснула.

«Ты действительно многого не замечаешь, Гарри. То, что она сделала, возможно лишь в одном случае. И ты, конечно, понятия не имеешь, в каком?.. Ну, естественно, откуда тебе знать! Ты же у нас — всеми обожаемый Гарри Поттер, человек, который не нуждается в знаниях любовной магии».

«К чему ты клонишь?»

«К тому, что таким способом ведьма может облегчить муки только того мужчины, которого страстно любит».

«Что?»

«А ты не знал? Ха-ха! Ты не замечал, как она смотрит на тебя? Как вожделенно пожирает глазами? Ах, ну да! Она делает это тайком, стоит тебе отвернуться. А потом бессонными, томными ночами мечтает о тебе, фальшиво постанывая под слюнявым Уизли. С каждым толчком его тела она представляет, что это ТЫ лежишь на ней, входишь в неё, пользуешь её во всевозможных позах, как портовую девку. Кто знает, сколько запретных желаний рождается в этом рациональном мозгу, стоит ей закрыть глаза и представить, как ты заваливаешь её на постель; сколько мучительно сладостных часов провела она, следя за движением твоих рук; сколько жаркого пота вылилось на её одежду, когда она сгорала от стыда, наблюдая, как ты целуешь свою жену и видя СЕБЯ на её месте! Сколько горячего сока вытекало из её лона, когда она...»

«Заткнись!»

«Гарри, это шанс! Призрачный, но шанс!»

«Что?»

«Она любит и пожертвует жизнью ради тебя! Тебе нужно лишь попросить...»

«О чём?!»

«Пусть она скажет Визенгамоту, что наложила на тебя Империус, и ты действовал не по своей воле!»

«Это бред. Я никогда не пойду на такое!»

«Хм. Подумай. Ведь ты ничего не теряешь. Вас в любом случае посадят... А так у тебя будет шанс спастись».

«Я не стану спасаться за счёт Гермионы!»

«Да, конечно. Это очень благородно. И глупо».

— Пошёл ты! — воскликнул Гарри и прислушался к эху. Толстые стены камеры не пропускали ни звука извне. Эхо растворилось где-то наверху. Гарри вдруг подумалось, что там, на потолке запечатлелись отзвуки его крика, и что таких отзвуков скопилось немало за все годы существования тюрьмы.

В своё время он сам сажал сюда преступников и закрывал за ними скрипучую дверь с лязгающим замком. Сколько проклятий и стонов раздавалось в этом каменном мешке! Сколько их раскололось об его сырые, равнодушные камни...

«Представь, Гарри, ты проведёшь оставшуюся жизнь в Азкабане, где нет ничего, кроме таких вот стен. И все свои грядущие годы будешь сожалеть о том, что не использовал свой шанс. Пойми же, если освободят тебя, потом ты сможешь освободить и её! Не говоря уже о том, что завершишь начатое дело, которое так рьяно защищаешь. От твоих действий будет зависеть судьба твоего мира!»

«Хватит болтать о судьбах мира! Ты... Ты... Ты — последний, кто может говорить мне об этом!»

«Это почему же?»

«Да потому что тебе всегда было наплевать на всех! Разве ты когда-нибудь думал о судьбах тех, кого подчинил?! Об их семьях?!»

«Батюшки светы! Смотрите, кто заговорил! Человек, который за последнюю неделю собственноручно убил двоих и лишил крова тысячи добропорядочных магов!»

«Это не то... Я... я действовал по обстоятельствам. Так было нужно!»

«Вот оно что! «Было нужно». Ну-ну. И ты хочешь сказать, что без смерти Дженкинса и того верзилы было никак не обойтись?»

«Чего ты хочешь?»

«Я лишь хочу подчеркнуть, что ты, Гарри, — такой же, как я».

«Нет. Это не так!»

«Да? И в чём же разница?»

«В том, что я делаю всё ради людей, а ты — ради себя».

«Вот как? Ради себя, значит. И ты готов это доказать?»

«Конечно».

«Ну, я слушаю».

«Ты просто хотел власти и шёл к ней по трупам. Да на твоей совести сотни загубленных жизней!»

«А разве ты не стремился к ней, не хотел подчинить себе людей?»

«Нет, не хотел».

«Ну, допустим. Значит, на моей совести — сотни, а на твоей, стало быть, — всего двое? Да будет тебе известно, что из этой ужасающей цифры, приписываемой моей несчастной совести, я самолично убил лишь... дюжину. Причём большую её часть составляли отъявленные подлецы, заслуживающие смерти в тяжких муках. Точно такие же, как, к примеру, твой бугай, покусившийся на сокровища гоблинов. А остальные — это те, кто просто встал на моём пути, вроде твоего Дженкинса. Двое из них — твои родители, и мне... искренне жаль их».

«Заткнись!»

«Нет, уж позволь, я продолжу, раз уж у нас такой разговор. Так вот. Ты убил двоих, я — двенадцать. Но разница только в статистике. Мы оба стремились к цели, и оба убирали тех, кто нам мешал или оказывал прямое противодействие».

«Но у нас с тобой были разные цели!»

«Вот мы и подошли к самому главному. Значит, ты считаешь, что ради благородной цели убивать можно?»

«Нет, убивать нельзя... Но... Если иного выхода нет, то... можно».

«Повтори-ка ещё раз, я не расслышал».

«Отвали».

«Я к тому, что вдруг я тебя неправильно понял... Хи-хи. Значит, правильно. А теперь скажи-ка мне, малыш, кто определяет, какая цель благородна, а какая — не очень?.. Нет, ты не отмалчивайся! Давай решим этот вопрос раз и навсегда».

«Спасение людей от гибели — это благородная цель. А захват власти ради самой власти — это просто грабёж».

«Неплохо сказано, малыш! Совсем неплохо. Но вот есть небольшой нюанс. Понимаешь, когда кто-то пытается захватить власть, как ты говоришь: «ради власти», и проигрывает, то про него говорят: он был негодяем; или он оказался недальновидным, глупым, нерасчётливым и так далее. Примерно в том же ключе, как ты сам себя ругал около получаса назад. Но если этот кто-то выигрывает — ситуация в корне меняется. Всегда находятся люди, готовые его поддержать, петь ему дифирамбы, следовать за ним, выполнять приказы. Победителей не судят, слыхал такую поговорку? И этот победитель, каким бы негодяем он ни был, вдруг приобретает ореол Великого человека. Его деяния славят в веках, о нём слагают легенды, ему подражают. Почему так происходит, а, Гарри?»

«Не знаю. Видимо, такова людская природа».

«Вот! Вот именно! Мы с тобой проиграли — и нас заклеймят позором. А они выиграли. Хотя мы-то с тобой знаем, что они не правы. Но как же так? Добро ведь должно восторжествовать! Разве нет, Гарри?»

«Хватит! Мне надоело твоё ехидство!»

«Это не ехидство. Я искренне не понимаю, где же твоё хвалёное добро, которое ты привык защищать... Молчишь? А я тебе отвечу: нет его. Нет ни добра, ни зла. Есть лишь сила. В нашем удивительном мире побеждает не тот, кто прав, а тот, кто сильнее. И потом, победив, он провозглашает, что защищает добро; а те, кто против него — зло. А люди... что люди? Они приспосабливаются к этому новому Добру, привыкают к нему и даже кладут головы за него! А затем приходит другой, побеждает первого и объясняет, что он привнёс в мир новое Добро, которое и есть настоящее. Люди верят ему, потому что им ничего другого не остаётся. По всему выходит, Гарри, что Добро — понятие растяжимое. А сила — вполне конкретное и действенное. Я думаю, твой любимый Дамблдор понимал это, как никто».

«Вот только Дамблдора не трогай!»

«Почему же? Давай поговорим о нём. Ты ведь, наверняка, думаешь, что он воплощение благородства, что он защищал вселенское Добро от Вселенского же Зла. А я скажу — нет. Он защищал своё Добро, свой привычный, устоявшийся мир. Или даже мирок. И в этом было его благородство. Ах, как здорово: магглы живут сами по себе, мы — сами по себе. Никто никого не трогает, и всё так чинно и спокойно. А вот просчитался твой Дамблдор! Тот мир, что вы ним так старательно оберегали, скоро исчезнет. И всё потому, что в своё время вы с ним победили... меня. Дамблдор решил, что меня надо остановить, потому что я иду против устоев, против их тёпленького, меленького Добра! Он решил, что я в своём стремлении подчинить себе магглов не достоин жизни... И вот вы победили. А вместе с вами победило ваше Добро и, что характерно, обернулось против вас. Эти ваши устои, статуты о секретности, отдалённость от мира магглов сыграли с вами злую шутку! Ну, и кто был прав?... Опять молчишь. Знаешь, если бы я победил, никакой войны бы не было. Я бы её не допустил».

«Это ещё не известно».

«Нет. Так и было бы... А ведь Дамблдор мог бы меня понять, но не захотел даже выслушать. Он оказался слишком консервативен, слишком привязан к своему мирку, слишком напуган тенями из прошлого... Но ведь ты — не такой, да, Гарри? Ты — другой. Ты способен на многое, очень на многое. Тебя не остановят глупые предрассудки. Правда, многому тебе бы следовало научиться... у того же Дамблдора. Например, как лихо обходить моральные препоны ради дела. Он ведь был в этом большим виртуозом. Но это дело наживное и вполне по силам человеку с интеллектом. Однако в тебе есть одно качество, которого нет у других, и которому нельзя научиться, — ты никогда не сдаёшься».

Гарри тяжело вздохнул. Пару минут назад он готов был сдаться. Опустить руки и плыть по течению, куда бы оно ни принесло. А сейчас...

«В одном ты прав: сдаваться нельзя. Ещё не время...»

«Браво, Гарри!»

Гарри с трудом сглотнул и покосился на спящую Гермиону. Осторожно высвободив руку из под её головы, он повернулся на бок и стал вглядываться в давно знакомое лицо. В темноте он различил лёгкое свечение кожи, бледный силуэт и прядь волос на лбу. Гермиона во сне едва слышно застонала, а ресницы стали подрагивать: наверное, ей виделся кошмар. Гарри успокаивающе погладил её по щеке, разгоняя фантомы, и прошептал: «Тс-с». Она прерывисто вздохнула и затихла.

Надо же, она, оказывается, любила его. Тайно, безнадежно и совсем не по-сестрински. А он никак не мог понять, отчего же Рон ревнует её к нему! Ведь Гарри не давал ни единого повода. Ну, кроме того поцелуя. Но тогда это было нужно для дела. И к тому же он был страшно зол на друга. Слова Рона окончательно вывели его из себя!

Ему казалось глупым и странным, что Рон иногда бросает подозрительные, завистливые взгляды, тяжело вздыхает и порой крепко стискивает зубы, стоит Гарри оказаться слишком близко к Гермионе. Такое поведение друга Гарри объяснял дурацкой блажью либо просто чрезмерно развитым чувством собственности. А теперь... вот теперь ему всё стало ясно. Будь он на месте Рона, то, наверное, чувствовал бы себя так же. Да что там — ещё хуже! Гарри представил, что Джинни вдруг воспылала страстью, скажем... к Невиллу. А ведь она, действительно, испытывала к нему какие-то тёплые чувства. Давно, ещё на четвёртом курсе... Чёрт, так можно додуматься до... Нет! Только не Джинни! Уж в чём, в чём, а в её верности и преданности он был уверен на сто процентов. Но Гермиона тоже всегда была верна Рону. Во всяком случае, с Гарри она мужу не изменяла.

Гарри усмехнулся: надо же, какие глупости порой лезут в голову.

Хотя... целоваться с ней было действительно приятно. Как будто к привычной палочке-выручалочке, плакательной жилетке и надёжному другу вдруг прибавилась ещё одна функция — губы, которые не только бормочут заклинания, но и дарят сладость и забвение.

Гарри кончиками пальцев легонько дотронулся до губ Гермионы — тёплые и мягкие. Теплота и мягкость — это то, чего он всегда ждал от неё. Эта женщина стала для него той поддержкой и опорой, какой он не получал ни от кого. Но ему никогда не приходило в голову задуматься, а что ОНА испытывает к нему? Почему она всегда рядом, когда ему нужна помощь? Почему, стоит застонать, она бросается к нему со своей, подчас раздражающей, заботой? С Джинни было совсем иначе: для неё он сам был опорой, супергероем; рядом с ней он не мог проявить ни толики слабости или страха. Хотя, надо признать, что он и не пытался. Может быть, стоило?.. Так, для пробы? Глупость какая...

Гарри вдруг осознал, что единственная женщина, с которой он не боялся быть слабым, — это Гермиона. Словно она была ему старшей сестрой, которая знает его, как облупленного. А с сестрой непозволительно делать то, что...

Чёрт!

Гарри вдруг вспомнил своё раннее детство, полное различных табу. Ему запрещалось многое, что разрешалось другим. Наверное, поэтому, став взрослее, он стремился не к тем запретным удовольствиям, к которым тянутся обычные люди, а — к другим: к теплу, ласке и заботе. Пока он робко искал (и находил!) в окружающих эти качества, другие предавались, как сказала бы тетя Петунья: «разврату».

Он вспомнил лето по окончании шестого курса. Петунья с Верноном часто перешёптывались о том, что Дадли, оказывается, обрюхатил симпатичную соседскую девчонку, и что теперь придётся «принимать меры». Значит, пока Гарри спасал магический мир от Волдеморта, его кузен портил девок! Интересно, а Гарри смог бы так же? Плюнуть на всё, закрыть глаза на мировые проблемы и заняться тем, чем занимается большинство: просто брюхатить, например, Гермиону? Завалить её где-нибудь... да мало ли где?! Возможностей было — прорва... И засунуть в неё свой...

Бред... Ему никогда такое и в голову не могло прийти. Гермиона была другом. А в друга нельзя ничего засовывать без его согласия! Хотя, надо признать, он и не предлагал. Может, стоило? Одно дело — поцеловать, чтобы заинтересовать, привязать к себе; другое — пойти дальше...

Гарри провёл рукой по плечу спящей Гермионы.

«Интересно, как это будет? — подумал он. — Вероятно, никак».

Он слишком слаб. Ему не хватит сил. Он будет выглядеть жалким позорищем. И когда она это увидит, то перестанет мечтать о нём.

«Наша любовная история бесславно завершится моим фиаско».

«Гарри, твои мысли текут не в том направлении. Всё, что тебе нужно — это пара часов крепкого сна».

«Почему ты всё время лезешь не в своё дело? Заткнись, а?»

«Я бы с удовольствием, но это и моё дело тоже. Всяк стремится к выживанию, и я не исключение. Ну же, Гарри, подумай о том, кого ты сможешь спасти!»

«Я только об этом и думаю!»

«Всё! Всё. Умолкаю. Спокойной ночи».

«Иди ты...»

* * *

Гарри снилось детство. Дом Дурслей, тёмный чулан, пауки на стенке... Он сидит в углу и разглядывает тени. Вдруг в доме раздаются панические крики, топот и звуки давки. Гарри бросается к двери, но она заперта. Крики усиливаются и перерастают в истошные вопли. Лестница сотрясается от чьих-то шагов. Гарри, не сумев открыть дверь, пытается выбить её плечом. Снаружи неожиданно раздаётся оглушающий и чудовищный в своей чуждости хлопок, какой Гарри никогда прежде не слышал. Крики и шаги резко затихают... и наступает тревожная, густая тишина. «Да что происходит?» — мысленно вопрошает Гарри мощным ударом ноги выбивает дверь. Безумная вспышка яростного света врывается в чулан и острой болью пронзает глаза. Гарри почти ослеп! Прикрыв лицо рукой, он, не видя, пробирается вперёд и падает, наткнувшись на что-то мягкое. Ощупав пространство вокруг себя, он с ужасом понимает, что это мягкое — человеческое тело. Гарри заставляет себя открыть глаза и видит, что весь дом забит людьми, которые остекленевшими глазами смотрят в одну сторону — туда, откуда льётся невыносимый свет. Гарри оборачивается к этой медленно угасающей вспышке и сквозь огромный провал в стене видит, как над горизонтом поднимается сияющий в своей смертельной красоте ядерный гриб.

Мгновенно срабатывает мысль: «спасти людей!»

Он кричит: «Прячьтесь! В подвал! Быстро!»

Но люди не слышат его — они застыли, завороженные зрелищем. Тогда он начинает тормошить их, трясти за плечи, бить по щекам... и вдруг понимает, что все они мертвы. Они начинают рассыпаться в его руках чёрным пеплом, который рассеивается на холодном, певучем ветру. В его песне Гарри отчётливо различает шёпот сотен голосов: «Рагнарёк... Рагнарёк».

Гарри очнулся оттого, что какой-то голос надоедливо жужжал над ухом, потом в непрерывном потоке речи стали различимы слова:

— И отмените «Костерост» — рёбра уже срослись.

— Да, сэр, — ответил кто-то.

Гарри открыл глаза и увидел мужчину в форме колдомедика.

— Он пришёл в себя, — констатировал целитель. — Как вы себя чувствуете, мистер Поттер?

К кровати подошла медсестра. В её взгляде промелькнули любопытство и радость.

Гарри чувствовал себя сносно, о чём и поведал этим двоим.

— Вот и замечательно! Ещё неделька интенсивной терапии, и будете как огурчик, — бодро-равнодушным тоном сказал колдомедик.

— Где я?

— Можно было бы и догадаться — вы в больнице святого Мунго. Правда, ваша заторможенность неудивительна, учитывая многочисленные ушибы головы.

— Где моя семья?

— Вы полагаете, что врачи должны знать всю подноготную своих пациентов? Я вас разочарую — это не входит в мои обязанности.

— Я должен знать...

— А я должен лечить, и, да будет вам известно, весьма компетентен в своей области.

Гарри сжал зубы и устало прикрыл глаза — до чего же разговорчивый этот доктор!

— Они в Хогвартсе, мистер Поттер, — ответила медсестра. — С ними всё в порядке.

— Какой сегодня день? — спросил Гарри у неё.

— День всех Святых.

Гарри облегчённо вздохнул: значит, он здесь всего сутки. За это время ситуация, возможно, не стала непоправимой.

В голову полезли мучительные воспоминания:

«Гермиона Уизли приговаривается к...»

Превозмогая боль, он резко сел.

— Это ещё что такое? Вам надо лежать ещё не менее двух суток! — воскликнул врач.

— Мне некогда разлёживаться, — проворчал Гарри и попытался встать. Ноги дрожали от слабости.

— Ох, уж эти авроры! Чуть полегчает — сразу хамят! — возмутился тот и вдруг прыснул из флакончика с пульверизатором какую-то жидкость прямо Гарри в лицо. — Тише, тише, — поспешил сказать он, когда Гарри в ярости схватил его за грудки. — Это всего лишь успокоительное. Таким буйным, как вы,

полезно. А теперь — баиньки.

Гарри почувствовал, что его одолевает сон. Отпустив доктора, он безвольно упал на кровать.

— Ну, вот и славно, — пробормотал доктор. — Мэгги, присмотришь за ним?

— Да, сэр, — ответила медсестра и помогла Гарри поудобнее лечь.

В полудрёме он запомнил её сочувственный взгляд...

* * *

Спустя некоторое время Гарри проснулся и прислушался к обычным в ночной больничной тишине звукам: чьим-то гулким шагам, приглушённому звону склянок, стонам и храпу...

«... Гермиона Уизли приговаривается к пожизненному...»

Он стал вглядываться в темноту — рядом определённо кто-то был. Этот «Кто-то» дал о себе знать — скрипнула койка, и свет «Люмоса» озарил уже знакомое лицо медсестры.

— Мистер Поттер, доброй ночи, — доброжелательно сказала она и зажгла лампу. — Я тут присматривала за вами и прикорнула чуть-чуть.

Гарри внимательно посмотрел на неё — совсем молоденькая, из вчерашних выпускниц. Смотрит восторженно. Наверное, считает его великим героем... Она смущённо покраснела и опустила глаза.

— Мэгги, да? — уточнил он.

Она кивнула.

— Послушай, Мэгги, мне срочно нужно наружу. Очень нужно.

— Но, мистер Поттер, — стала возражать она, — мистер Хёрт строго-настрого приказал мне вас не выпускать.

— А ещё кто-нибудь меня охраняет?

— Никто... Вы же не преступник!

— Да... Я уже не преступник, — задумчиво сказал Гарри и, сглотнув, спросил: — А где моя палочка?

— Я не знаю... Но обычно, если палочку не забирают родственники больных, то её помещают в специальное хранилище, на первом этаже, и выдают после выписки. Но вы ведь это и без меня знаете, да?

Гарри вспомнил: палочка закрывается в особый сейф, откуда её может достать только владелец.

В Мунго он лежал пару раз и оба раза сбегал до окончания лечебного курса, но палочка всегда была при нём. Сейчас вышло иначе... Остаётся надеяться, что его палочку действительно поместили в хранилище, и что порядки в Мунго не изменятся в ближайшие полчаса.

«...— Гермиона Уизли, вы согласны с предъявленным обвинением?

— Я хочу сделать заявление...»

Теперь надо что-то решать насчёт одежды. Под казённым одеялом он лежал совсем нагой, не считая многочисленных бинтов. Не пойдёт же он по больничным коридорам, завёрнутый в простыню! Можно, конечно, попробовать, но далеко ли он уйдёт?

— Мэгги, ты ведь недавно окончила курсы? — спросил Гарри.

— Да. Курсы медсестёр, выпуск 2012 года, — смущённо ответила она.

— Наверняка, отличницей была?

— Ну, не то чтобы...

— Послушай, а ты бы смогла трансфигурировать простыню в штаны?

Девушка слегка опешила от такого вопроса и быстро ответила:

— Да, конечно, смогла бы... но...

— Вот и отлично. Давай прямо сейчас и попробуем.

— Но мистер Поттер...

— Я ведь — начальник аврората, ты помнишь?

— Но ведь вас ещё не восстановили в должности, — тихо пробормотала она, глядя в пол.

— Ничего, это дело времени. Меня официально восстановят, и я про тебя обязательно вспомню. — Он тяжело встал и, прикрываясь одеялом, пересел на стул.

«... — Значит, вы утверждаете, что месяц назад наложили непростительное заклинание «Империус» на присутствующего здесь Гарри Джеймса Поттера?

— Совершенно верно».

На лице Мэгги отразилась борьба недоверия и восхищения.

— Ну, может... — промямлила она.

— Давай, давай, — нетерпеливо прошептал он. — Помоги мне, и ты всегда сможешь рассчитывать на Гарри Поттера.

Мэгги ещё немного поколебалась, но потом сосредоточенно нахмурилась и взмахнула палочкой. Простыня съёжилась, изогнулась и превратилась в нечто, напоминающее шаровары. Гарри обрадовано вскочил и, не замечая боли, стал напяливать их на себя. Мэгги сконфуженно закусила губу, наблюдая за обнажённым Гарри, пока тот торопливо пытался облачиться в созданное ею подобие брюк. Ни пуговичек, ни застёжек на штанах не оказалось, зато были архаичные верёвочки-завязки. Справившись с ними, Гарри снова обратился к Мэгги:

— Теперь мне нужна мантия.

— Я могу пойти попросить у кастелянши, — растерянно предложила она.

— Нет, нет, никуда уходить не надо, — поспешил остановить её Гарри.

Отпускать медсестру было бы опрометчивым шагом — мало ли на кого она наткнётся в коридоре, да и сможет ли избежать расспросов...

— Но...

— Давай, Мэг, наколдуй мне мантию из одеяла.

«... — С какой целью вы это сделали?

— Я сделала это, чтобы с помощью Гарри захватить власть...»

Мэгги, похоже, вновь окунулась во внутреннюю борьбу.

— Пожалуйста, — тихо попросил Гарри и проникновенно заглянул сестричке в глаза.

Та тяжело вздохнула и взмахнула палочкой. Одеяло, словно ожив, «всплеснуло» краями, взлетело и... опало к ногам, как осенняя листва, рассыпавшись на множество мелких лоскутков.

— М-да, — только и сказал Гарри, почесав затылок.

— У меня по трансфигурации были средние оценки, — стала оправдываться Мэгги.

— Это видно. — Гарри покачал головой.

— Мэг, — тихо продолжил он, подойдя к ней вплотную. — Мне позарез надо наружу, — и взял её за руки.

Оказавшись совсем близко к герою волшебного мира, медсестра затаила дыхание и приоткрыла рот.

— Помоги мне, — прошептал он, наклонясь к её уху.

— Ну... Вы... можете взять мою мантию, — предложила Мэгги. — Только её нужно немного растянуть.

— Спасибо, — снова прошептал Гарри, почти касаясь губами её щеки. — Я отвернусь.

«... — Но Гарри Поттер не поддаётся Империусу! Об этом прекрасно известно всем! Как вам удалось это сделать?»

Гарри отошёл поодаль и встал спиной к Мэгги.

— Всё, — услышал он вскоре и повернулся.

Мэгги, оставшись в одной блузке, сидела на кровати и протягивала ему свою мантию. Он тут же кинулся одеваться. Мантия оказалась немного узкой в плечах, но Мэгги успешно расширила её заклинанием «Ингоргио». Гарри бегло осмотрел себя — издалека его вполне можно было принять за медбрата. Больничные тапочки совсем не годились для прогулок по осенним улицам, но заниматься ими уже не было времени.

«... — Всё очень просто. Перед тем, как подвергнуть Империусу, я втайне от Гарри напоила его Амортенцией. Заклинание и зелье вместе дают сильнейший эффект».

— Спасибо, Мэгги. Ты — чудо! — сказал Гарри, пожимая ей руку. — Ну, всё. Пойду я, — и направился к двери.

— Мистер Поттер!

Он остановился и обернулся. Девушка потопталась, сцепив ладони, а потом вдруг кинулась к нему и застыла в нерешительности.

Знакомый взгляд. Девчонки постоянно пялились на него. Вот и на тебя, Мэгги, действует скромное обаяние героя магического мира. Правда, мало кому из них удавалось видеть Гарри Поттера голым и беспомощным. Он склонился и поцеловал её в щёку.

— Мэг, если хочешь выжить, бросай всё и спрячься в Министерстве или в Хогвартсе. И семью спрячь, поняла?

Она изумлённо кивнула, и Гарри вышел из палаты.

* * *

Коридоры были пусты, и Гарри без приключений добрался до хранилища.

На двери не было даже элементарного замка: заходи — бери! В помещении оказалось множество маленьких сейфов, на каждом из которых были написаны имена и фамилии. В свете факела Гарри долго разглядывал надписи, моля Бога, чтобы палочка оказалась здесь.

Есть! На металлической дверце было выведено: «Гарри Поттер»!

Гарри прикоснулся к дверце сейфа, и та медленно открылась — внутри лежала волшебная палочка.

«... Но действие Амортенции быстро проходит. Как же вам удалось продлить влияние Империуса?

— Империус сохраняет свою силу, если между людьми существует определённая связь».

Во всеоружии Гарри вышел из здания больницы и направился в сторону Министерства. Каждый шаг отдавался глухой болью. Гарри сцепил зубы и упрямо шёл, слегка пошатываясь и не глядя под ноги. Казалось, не было ничего важнее, чем просто идти вперёд. Все мысли и эмоции затаились, будто боялись помешать движению к намеченной цели.

Вдруг из темноты на него набросился человек и ударил в лицо. Гарри от неожиданности чуть не упал, но, когда человек снова ринулся в атаку, — отклонился, отработанным движением схватил нападавшего за запястье и вывернул ему руку. Лицо напавшего было скрыто капюшоном мантии. Гарри откинул капюшон и узнал... Рона.

«... Значит ли это, что между вами и Поттером...

— Да, мы были любовниками».

— Ты что, совсем сбрендил?! — удивлённо воскликнул Гарри. — В темноте на людей бросаешься!

— Ты не человек, а гнусная тварь! — злобно прошипел Рон.

Что ж, он имел право на подобные слова.

— Рон, давай не будем пороть горячку. Я, конечно, виноват. Но, поверь мне, так было необходимо, и Гермиона пошла на этот шаг вынуждено.

« — ... Ты, наверное, теперь всё знаешь, Гарри... (Всё-таки, она была лучшего мнения о его мозгах, чем они заслуживали — если бы не Риддл, ничего бы он не знал про неё). В общем, я хочу... чтобы ты... чтобы мы с тобой...

Чёрт! Он и предположить не мог, что всё будет так... сразу. Что она вдруг предложит... В общем, он повёл себя глупо. Вернее, ему казалось, что он очень рассудителен и осторожен.

Да уж, рассудительнее не бывает:

— Герм, ну... я... не против. Только я... как бы... это... не в кондиции.

Ёлки-палки! Это было так глупо!

А она просто взяла и сказала:

— Ты не волнуйся — я всё сделаю сама».

— Вынуждено?! Она что, вынуждено спала с тобой? А потом вынуждено рассказала об этом всему миру?! Ты что, заставил её?!

— Нет. Она сама.

— Ах, сама!

Рон вырвался из захвата и снова кинулся на Гарри с кулаками.

— Да подожди ты! — закричал Гарри, защищаясь.

Тот изо всех сил ударил Гарри в живот и остановился, лишь когда «противник» согнулся пополам, судорожно хватая ртом воздух.

Выплеснув гнев, Рон постоял над задыхающимся Гарри, потом отошёл в сторону и сел на бордюр. Склонив голову, он запустил пальцы в шевелюру и застонал, как от боли. Гарри, пошатываясь и отплёвываясь, подошёл и плюхнулся рядом.

Он так ничего и не понял. Он думал, что для Гермионы это — последний шанс воплотить свою любовь к нему. Их единственная ночь. И решил для себя, что сделает её незабываемой. Идиот!

— Зачем она это сделала? — сокрушённо спросил Рон.

— Потому что так было нужно, — хрипло ответил Гарри, утирая кровь с лица.

«... — Гарри Джеймс Поттер, вы действительно состояли в любовной связи с Гермионой Уизли?

— Да...»

Это всё, о чём его спросили, предварительно напоив Веритасериумом.

А потом она стала рассказывать чудовищные вещи: как планировала узурпацию власти, как заставила Гарри подчиняться себе и убивать людей, сама оставаясь в тени...

А он слушал и хотел закричать: «Нет! Не слушайте её! Она оговаривает себя!» Но лишь бессильно мычал и до крови сжимал кулаки — голова просто разрывалась от адской боли!

«Что ты делаешь, Риддл?! Что ты со мной делаешь?!!»

«Я спасаю тебя, малыш».

— Нужно... — Рон презрительно поморщился. — А я? Как мне теперь быть?!

— Ты должен мне помочь.

— Что?! А не пошёл бы ты!

— Рон, Гермиона пожертвовала всем не для того, чтобы мы с тобой вот так сидели и препирались! У нас есть неоконченное дело.

Она всё рассчитала. Когда респектабельная замужняя дама, мать двоих детей, признаётся в супружеской измене, этому охотно верят. А потом так же охотно верят всему остальному, даже в чушь, наподобие применения Непростительных заклятий или захвата власти.

Ей поверили. И даже не стали настаивать на «Сыворотке правды».

Он счёл себя обманутым. Они провели его! Гермиона и Риддл, не сговариваясь, всё решили за него! Ещё там, в камере!

~*~

Когда Гермиона, тяжело дыша, опустилась рядом с ним на койку, он погладил её по голове и осторожно поцеловал влажные губы.

Они лежали, обнявшись, лицом друг к другу, и Гарри не знал, что сказать, и, вообще, нужно ли говорить... Что он испытывал к ней? Нежность? Благодарность? Восхищение? Может быть, всё вместе...

«Чего ты ждёшь, Гарри? Попроси её! Сейчас самый подходящий момент».

«Нет».

«Нет?!»

«Нет. Я не буду её ни о чём просить».

«Хм. Ты слабак, Поттер!»

~*~

«... Гермиона Уизли приговаривается к пожизненному заключению в тюрьме Азкабан. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит».

После оглашения приговора голова будто взорвалась, и потом было падение и темнота...

~*~

— Как Джинни и дети? — задал Гарри давно мучивший его вопрос.

— Нормально. Они в Хогвартсе. И мама с ними, и родители Гермионы, и все... Мама сказала, что не выйдет из школы, пока не увидит тебя. Тебя! — последнее слово Рон произнёс с обидой.

— Ты поможешь мне?

— Чего ты ещё хочешь? — спросил Рон с презрением.

— А ты?

— Я. — Рон свирепо пнул погнутую банку из-под колы. — Я хочу вытащить свою жену из Азкабана!

— На что ты готов ради неё?

— Отвали!

— И всё-таки?

— На всё, — с решимостью ответил Рон. — Понял?! На всё!

— Очень хорошо. Я думаю, и он тоже.

— Кто «он»?

— Увидишь...

Ещё одно лирическое отступление

Почему заканчивается дружба? Ты живёшь в новой, совсем другой реальности. А моя жизнь осталась прежней и уже не вырвется за флажки. Я живу прошлым, ты — настоящим и будущим. У тебя — планы, важные заботы, от тебя зависят чужие судьбы. А у меня — только воспоминания и сожаления. Рядом с тобой я ощущаю себя так, словно остановился в развитии. Наверное, я неудачник.

Ты великодушен. Я прихожу к тебе, и ты делаешь вид, что рад. Лишь мимолётная досада в глазах говорит, что я не вовремя. Ты облегчённо вздыхаешь, когда твоя жена «берёт на себя» заботу о нежеланном госте, и бежишь по своим бесконечным делам. В твоём доме я чувствую себя неуместным, словно старый деревянный комод среди пластиковой мебели. И ухожу.

Надо отдать должное — ты никогда не предлагал замолвить за меня словечко — знал, что можешь этим оскорбить. И наверняка не сделал бы этого тайком. Я всегда был слишком горд. Может быть, поэтому наша дружба закончилась? Со мной тяжело. Я знаю, что в современном мире гордость — синоним глупости. Но я-то из прошлого.

А может, тебе просто со мной скучно? Так бывает. Горько осознавать, но иногда мы становимся неинтересными для друзей. Все слова сказаны, все вина выпиты. Какие-то таинственные, связывающие людей вибрации теперь утратили гармонию и звучат диссонансом. Это страшно и буднично, как и то, что гордость идёт об руку с одиночеством. И я просто физически ощущаю своё одиночество в мире, где уже не интересен тебе. И вроде бы нет в этом ни твоей, ни моей вины. Но мне всё равно обидно. Так обидно, что я порой даже плачу украдкой.

Я читаю о тебе в новостных хрониках и... восхищаюсь. Каким ты стал... взрослым. А я помню тебя мальчишкой. Помню, как ты смущался и краснел, рассказывая о своей первой любви; как неумело пил и был счастлив от глотка шампанского; как рассказывал, о чём мечтаешь. В те времена мы будто были одним целым, во всяком случае, мне так казалось. И ни черта не боялись! Сколько смелых глупостей мы совершили вместе!

А потом ты стал планомерно и упорно осуществлять свои мечты, в которых мне не осталось места. Ты, конечно, прав. Зачем брать в будущее то, что связывает с прошлым? Но это во мне опять говорит обида. В действительности, я сам отошёл в сторону, потому что счёл себя лишним.

Наверное, мои жизненные ценности застряли где-то в далёкой юности, поэтому я по-прежнему жду, когда ты придёшь и скажешь: «Пойдём, поможешь мне». Но ты не приходишь. Даже просто так... Надеяться глупо, нелепо, бессмысленно. У тебя ведь есть целый штат людей, готовых броситься на помощь по первому зову.

Пусть горечь и досада проели мне душу, пусть мы с тобой слишком разные, пусть прошедшего не вернуть, — я всё равно жду тебя, мой бывший друг.

* * *

Латифа Шэклбот всегда считала себя везучей. Ещё в детстве она предчувствовала, что вытянет козырную карту. И даже когда ей в лицо презрительно бросали: «Черномазая!», она твёрдо знала, что настанет день, и люди будут заискивать перед ней и добиваться её внимания.

Козырной картой для Латифы стало замужество. Про Кингсли Шэклбота нельзя было сказать, что он воплощение женских грёз: и внешность заурядная, и не богат. Даже обручальное кольцо подарил дешёвое, с янтарём. Однако были у него качества, которые и привели его к теперешнему положению: потрясающая работоспособность и тонкое чутьё на перемены. А главное, он так жаждал успеха, что никогда не позволял себе останавливаться на достигнутом. Казалось, ему легко покоряются все вершины, и только жена знала, какой ценой даётся очередная веха в карьере: сколько бессонных ночей, страхов и сомнений довелось ему пережить; сколько сделок с совестью пришлось заключить и перезаключить...

Итог оказался выше ожиданий — «господин министр». А Латифа — «госпожа министерша»! Она — чёрнокожая девушка из неблагополучного района, чья бабушка ещё помнила горький вкус рабской похлёбки! Что ни говори, а судьба иногда бывает щедра. И если уж одаривает, то сполна. Латифе ни разу не пришлось пожалеть о замужестве с Кингсли.

Хоть и не было у них никогда роковой страсти, о которой так любят писать в дешевых женских романах, зато было другое, как она считала, более ценное: уважение и глубокая симпатия. Была уверенность друг в друге, та, о которой не кричат на каждом углу, но придавшая ее семейной жизни чувство надежности. Кто-то называл «любовью» совсем легкомысленные отношения, и понятие любви затаскивалось, трепалось и опошлялось от частого повторения. Латифа-то уж точно знала, что их взаимная привязанность — чувство посерьезнее этакой «любви». А может их чувства и были любовью, только в иной своей ипостаси.

«Всё у нас будет, как в сказке — жили долго и счастливо и умерли в один день», — думала Латифа, когда вдруг прозвенел дверной звонок, и резвый домашний эльф кинулся открывать...

* * *

Кингсли Шэклбот, как всегда, задерживался на работе. После недавних событий выполнять служебные обязанности стало трудней — оппозиция подняла голову и трубила повсюду, что глава правительства не в состоянии следить за своими кадрами. Как это так — допустить, чтобы самого министра подвергли такому изощрённому издевательству!

В Визенгамоте начались прения по законопроекту «О поголовной проверке всех должностных лиц на предмет Империуса». Значит, скоро министерство сотрясут различные комиссии и ревизии. Хуже того — начальники департаментов стали считать распоряжения Кингсли необязательными к исполнению — слишком живы были воспоминания о том, как его, беспомощного, таскали из кабинета в кабинет и демонстрировали всем, словно пугало. После подобного унижения шансов восстановить репутацию было ничтожно мало.

Но Кингсли привык преодолевать любые трудности. Достаточно произвести несколько неожиданных кадровых перестановок, наобещать представителям прессы какие-нибудь блага, чтобы они перенесли внимание общественности на другую проблему; выждать пару недель — и скандал забудется.

С Поттером придётся расстаться. Не сразу, конечно, — чересчур резкие телодвижения вызовут нежелательный интерес. Через месяц-другой. Найти подходящий повод — что-то вроде «превышения должностных полномочий» — и до свидания, Мальчик-который...

Кингсли передёрнуло от горьких воспоминаний и о роли Поттера в недавних событиях. Что он испытывал к Гарри и его подружке? Ненависть? Ярость? Ну уж нет... Разве облечённый властью может предаться таким разрушающим чувствам? Только твёрдый разум и стальная воля помогают удержаться на плаву! Разум и воля!

И всё же, слава Мерлину, что всё вернулось на круги своя...

Неожиданно полыхнул камин, и в зелёном пламени показался силуэт человека. Кингсли вздрогнул — всё-таки после пережитого нервы слегка сдали. Отряхиваясь от сажи, из камина шагнул Персиваль Уизли.

— Доброй ночи, — поприветствовал он министра и как-то странно близоруко прищурился.

— Здравствуй, Уизли. Что случилось? — спросил Шеклбот. Он любил конкретность и сразу приступал к делу. Эту характерную черту знали все подчинённые и никогда не тратили его время зря.

— Как поживаете, господин министр?

Кингсли нахмурился — вошедший сразу повёл себя неправильно: во-первых, он не ответил на вопрос, а во-вторых, уселся без приглашения в кресло напротив и стал нагло буравить министра глазами.

— Как семья? — вновь спросил Уизли.

Сердце министра ёкнуло от нехороших предчувствий.

— Что происходит? — спокойно, но с нажимом спросил Кингсли и сжал в руке палочку.

— Когда вы последний раз виделись со своей женой, мистер Шеклбот?

— Почему ты спрашиваешь? — Кингсли вдруг почувствовал неприятный озноб.

— Вы настоящий дипломат, министр, — всегда отвечаете вопросом на вопрос. Мне бы поучиться у вас, но некогда. Поэтому скажу без обиняков: ваша жена у нас.

— В каком смысле?

— В прямом.

Кингсли пару секунд соображал, а потом вскочил — первым делом ему захотелось вызвать охрану или авроров.

— Не делай глупостей, Кингсли, — настороженно привстав, заявил Перси. — С ней всё будет хорошо. Разумеется, если ты выполнишь наши условия.

Шеклбот поднял палочку, но она вдруг вырвалась из руки и полетела к Уизли. Ловко поймав её, он выставил свою и произнёс:

— Слушай меня очень внимательно: твоя жена в порядке — за ней присматривают и отпустят, как только ты кое-что сделаешь.

— Что?.. Что?.. Как? — только и смог отрывисто произнести министр.

— Как мы докажем, что она у нас? — подсказал Уизли. — Вот, взгляни, — он подошёл и положил на стол колечко с янтарём.

Шеклбот узнал бы его из тысячи — в камушке навечно застыла мелкая чёрная мушка. Именно этим колечко когда-то ему и приглянулось — было очень символично подарить такое украшение будущей жене, как символ долгого брака. Латифа носила кольцо постоянно, хоть оно и выглядело простовато.

... — А это для большей уверенности, — и Уизли положил рядом с кольцом записку на простой маггловской бумаге.

Министр дрожащими руками развернул листок и прочёл:

«Кингсли, со мной всё нормально. Сделай, пожалуйста, то, что хотят эти люди, и меня выпустят. Латифа».

Кингсли сел. Понимание произошедшего накрыло ледяной волной. За что? Как посмели?! Почему я?!

Однако министр всегда умел быстро брать себя в руки и вычленять главное в сложившихся обстоятельствах.

— Что тебе нужно? — угрюмо спросил он, убирая в карман кольцо и записку.

— Ты немедленно распорядишься доставить из Азкабана Гермиону Уизли.

— Это всё? — нервно выкрикнул министр.

— Пока да, — неуверенно пробормотал Перси, но потом жёстко добавил: — Лишь когда Гермиона окажется здесь, я смогу убедиться, что ты пошёл на контакт. И мы поговорим о других наших условиях.

— Я не могу работать, не зная всех ваших требований! — вырвалось у Кингсли. — Я должен иметь представление о том, что вы замыслили!

— Да что ты?! — зло воскликнул Перси и наклонился к министру. — И ты готов ради этого пожертвовать жизнью своей жены?

Губы Кингсли дрогнули, его лицо цвета шоколада приобрело сероватый оттенок.

— Давай, пиши распоряжение! Учти — одно неосторожное движение или слово — и я даю знать своим людям, — пригрозил Перси, показывая золотой галлеон. — Видишь? Он заколдован. В случае опасности нагревается. Второй такой же находится у тех, кто сейчас рядом с твоей женой. Как только они поймут, что со мной неладно — её казнят! Понял?! — прокричал он над самым ухом министра. — Ты понял?!

Кингсли сжал зубы и, уставившись перед собой, медленно взял перо и бумагу. Пока он писал приказ, желваки у него ходили ходуном. Едва он поставил точку, Перси выхватил у него из-под рук листок и стал лихорадочно читать:

«Немедленно привести заключённую Г. Уизли в кабинет министра для допроса».

— Сколько времени понадобится, чтобы её доставили сюда? — быстро спросил он.

— Пять минут, — холодно произнёс Кингсли, не поднимая глаз на собеседника.

— Всего? — удивился тот. — Я думал, она уже в Азкабане! Заключённых ведь отправляют по средам!

— Её должны были отправить следующим этапом: надо было провести повторный допрос, — отстранёно ответил Кингсли.

Перси, не скрывая радости, коснулся палочкой листка — тот свернулся самолётиком и исчез в почтовом отверстии в стене.

В тягостном молчании прошло около четверти часа.

Наконец раздался деликатный стук в дверь. Перси тут же встал позади министра и незаметно, но довольно чувствительно приставил ему к спине палочку. Тот тяжело вздохнул и громко сказал:

— Войдите!

Дверь открылась, и вошли трое: Гермиона в сопровождении двух конвойных.

Перси ткнул Кингсли палочкой, и тот распорядился:

— Оставьте нас.

Конвойные подчинились.

Едва за ними закрылась дверь, Перси подошёл к Гермионе.

— Привет, Герм, — сказал он тихо и ободряюще кивнул. — Я за тобой.

— Перси? — произнесла она удивлённо.

Пока тот освобождал ей руки от оков, Гермиона обрадованно и непонимающе смотрела то на него, то на хмурого министра, не решаясь ничего спросить.

— Что теперь? — глядя исподлобья, спросил Кингсли.

— Теперь всё будет хорошо, — сказал Перси и вдруг широко улыбнулся Гермионе.

Она открыла рот, словно осенённая внезапной догадкой, а Перси подмигнул ей и обратился к министру:

— Сейчас я отправлю Гермиону домой, а потом мы обсудим наши дела.

Шеклбот лишь молча нахмурился.

Перси подошёл к камину, но в этот момент произошло неожиданное: в кабинет ворвался мужчина и с ходу крикнул:

— Министр, есть сведения, что Поттер сбежал из Мунго и в данный момент... — тут он увидел Перси и Гермиону и оторопело продолжил: — направляется сюда... в облике Персиваля Уизли.

Кингсли и Гермиона уставились на Перси, лицо которого вдруг исказилось, черты заострились, волосы стали темнеть, а на лбу начал проступать шрам в виде молнии.

— Гарри! — обрадовано воскликнула Гермиона.

— Поттер, — с ненавистью процедил Кингсли.

Действие Оборотного зелья завершилось, и теперь Гарри стоял перед всеми в своём истинном облике.

— Гермиона, — тихо обратился он к ней, — уходи сейчас. Я их задержу.

— Но, Гарри, — попробовала возразить она.

— Уходи! — глухо приказал Гарри и грубовато подтолкнул её к камину.

Гермиона взяла горсть летучего порошка, но тут в камине загудело, и из него кубарем вывалился человек. Как пьяный, он стал, пошатываясь, тяжело подниматься, и присутствующие увидели зрелище, словно возникшее из кошмара. Лицо и руки человека были сильно обожжены, бровей и ресниц почти не было, а волосы, когда-то, видимо, светлые, превратились в щетинистую тёмно-серую паклю и сыпались на пол. Дымящаяся одежда местами совсем обгорела, сквозь рваные прорехи зияли кроваво-чёрные раны. Во всём его ужасающем облике самой странной деталью были совершенно нетронутые огнём щегольские ботинки, на которые падал пепел с брюк и мантии.

— Что произошло?! — воскликнул министр и сделал несмелый шаг к обожжённому человеку.

— Я не знаю... — тихо пробормотал тот и припал на одно колено. — Это какой-то ад...

Гермиона и Гарри испуганно переглянулись, и в этот миг из камина буквально выпал ещё один человек — такой же обгоревший, с почерневшим лицом. Он стал ползать на четвереньках и издавать звуки, похожие на вой смертельно раненого зверя. Следом за ним выскочила ведьма с младенцем на руках. Ребёнок плакал, а женщина безумным взором оглядела присутствующих и истошно завопила:

— Министр! Сделайте что-нибудь! Люди гибнут!!!

— Да что случилось?! — похоже, сегодня эта фраза стала коронной для человека, обязанного быть осведомлённым во всём.

В ответ первый обожжённый хрипло ответил:

— Нас будто смело дьявольской метлой. Они сгорели! Все сгорели в один миг!.. Я видел, — он с трудом отдышался и устремил на Кингсли тяжёлый взгляд человека, пережившего немыслимое бедствие.

Женщина зарыдала в голос, крепко прижала к себе кричащего малыша и стала раскачиваться, как безумная.

Второй пострадавший, в котором Гарри с трудом узнал Стивена Джонса — бывшего коллегу по аврорату, замычал и упал на пол, из чёрных ран на его руках сочилась кровь и оставляла алые следы на безупречной бежевой чистоте дорогого иранского ковра.

Гермиона склонилась над упавшим.

Послышался громкий топот — в распахнутую дверь вбежали люди — припозднившиеся работники Министерства.

— Мистер Шеклбот! Там... Там такое! — закричал один из них.

— Камины просто переполнены!

— Люди в ужасном состоянии!

— Что это за колдовство?!

— Это война?!

— Министр! По маггловским каналам только что сообщили! — перекричал других Арон Норберг — работник департамента по работе с магглами, и все затихли и уставились на него. — Лондон подвергся бомбардировке!

Послышались изумлённые охи и испуганные возгласы.

— Где эпицентр? — вдруг спросил Гарри, и в общей истерической атмосфере его голос прозвучал отрезвляюще.

— Да кто ж его знает? — растерянно пробормотал Норберг. — Об этом не сообщалось.

— Иди и выясни. Как только появятся новые данные — сразу доложи, — приказал Гарри.

— Слушаюсь, — покорно сказал Норберг и, бросив на министра неуверенный взгляд, удалился.

— Кингсли, нам нужна информация, — обратился Гарри к министру. — Ты можешь попасть в маггловское правительство, чтобы всё выяснить?

Люди затихли в ожидании ответа.

Кингсли долго не шевелился, остановив невидящий взгляд на столешнице.

— Кингсли! — рявкнул Гарри.

Тот медленно повернул голову и тихо сказал:

— И это — мой выбор?

Было непонятно, спрашивает он или утверждает. Люди с нарастающей тревогой смотрели на министра и растерянно молчали.

Тишину прервал треск в камине, и на золу мешком упал человек. Неяркие изумрудные всполохи угасли, и стало видно, что он сгорел заживо. Почерневшая рука вдруг вскинулась, как стебель дьявольских силков, отделилась от тела и обуглившимся куском упала на пол перед камином. В изуродованной ладони была видна тонкая обгоревшая лучина — остаток волшебной палочки.

Раздался отчаянный вопль — женщина с ребёнком забилась в угол кабинета и, сгорбившись, прикрыла лицо руками, словно пыталась спрятаться от кошмарного зрелища.

Кто-то кинулся к камину, но, приблизившись к несчастному, испуганно отскочил назад: тот вдруг зашевелился в предсмертной агонии, попытался приподняться, протягивая к людям обрубок руки, скорчил в немом крике рот, а с его лица слетал чёрный пепел и падал, падал, смешиваясь с каминной золой. Люди заворожено смотрели на последние движения умирающего и, не помня себя, отступали назад — прочь от смерти. Тот, отмучившись, наконец, замер.

По кабинету распространился тошнотворный запах опалённой плоти.

Кое-кто заверещал, кого-то вырвало, счастливцы упали в обморок...

И, как завершающий аккорд этой апокалиптической сцены, в камине зашуршало, заревело, и из печной шахты с грохотом попадали обломки кирпичей и досок, похоронив под собой мертвеца. Облако пыли на несколько мгновений заволокло вид чудовищной тризны и рассеялось, открыв безнадёжную картину — камин оказался полностью завален. Как пасть огромного зверя, он оскалился острыми краями досок, словно утверждая: «путь закрыт».

Сквозь ещё не осевший пыльный туман послышался протяжный, бередящий душу звук — Кингсли Шеклбот, закрыв лицо ладонями, тоскливо выл, словно цепной пёс, навечно прикованный к своей конуре — не убежать, не вырваться...

Гарри тихонько позвал:

— Кингсли...

Тот затих, отнял руки от лица и посмотрел на Гарри. Во взгляде Министра магии не было ни проблеска рассудка.

— Мистер Поттер! — закричал кто-то со стороны двери.

Гарри обернулся — Арон Норберг, тяжело дыша, подбежал к нему.

— Мистер Поттер, министр, есть новая информация!

— Говори! — приказал Гарри.

Норберг озадаченно уставился на министра, видимо, оценивая новое выражение в глазах начальника.

— Ну! — поторопил его Гарри.

— Да-да, — опомнился тот и продолжил: — Эпицентр пришёлся на Вестминстер и Сити — там камня на камне не осталось. В общем, весь центр и некоторые прилегающие районы — теперь почти пустыня. Относительно уцелели окраины: Левисхэм, Барнет и Баркинг почти не пострадали, Бромли, Хэрроу и Хаверинг — частично. Про остальные районы пока точно неизвестно: предварительные сведения очень противоречивые. Снимков нет: всё в таком дыму, что даже со спутника не видно. И ещё говорят, что это — провокация, что террористы сбросили так называемую «грязную бомбу»... ну... и... это всё.

— Понятно, — мрачно проговорил Гарри.

— Где моя жена? — вдруг подал голос Кингсли. — Где Латифа?

Гарри снова заглянул в глаза министру и увидел в них боль пополам с надеждой.

— С ней всё хорошо, — успокаивающе сказал он. — Она за пределами города.

Шеклбот устало откинулся на спинку стула и безвольно опустил руки.

Гарри стиснул зубы, отгоняя воспоминание о том, что прежде чем отправиться в министерство, он оставил Рона на съёмной квартире в Челси. Там же под «Империусом» находилась и Латифа Шеклбот. И если центр города превратился в руины, то Рон и Латифа, скорее всего...

— Что нам теперь делать, мистер Поттер? — прервал горестные размышления Норберг.

— Да. Что нам делать? — спросил другой чиновник.

Гарри огляделся — в ожидании ответа все смотрели на него. Лишь Гермиона оказывала помощь стонущему Джонсу, да в углу над притихшим ребёнком тонко напевала женщина:

— Спи, мой мальчик маленький, баюшки-баю...

Гарри на миг прикрыл глаза, борясь с желанием уйти, потом тяжело вздохнул и проговорил:

— Сначала надо позаботиться о раненых.

Люди согласно закивали. Гарри заметил, что их стало больше — из других помещений пришли те, кому повезло избежать преисподней. Задавив в себе желание завыть так же, как Кингсли минуту назад, Гарри принялся раздавать указания. Он поделил людей на группы и отправил искать в министерстве пострадавших, а сам пошёл вместе с Норбергом, в надежде получить ещё хоть какие-нибудь сведения о том, что происходит на поверхности.

В коридоре сиротливо и гулко звучали шаги, невнятно шелестели человеческие голоса — люди не решались говорить в полный голос, словно боялись разгневать и так безжалостную судьбу.

В кабинете Норберга было много маггловских приборов. Старенький телевизор беспрерывно мигал: изображение то появлялось, то сменялось серым шипящим фоном. Норберг суетился, настраивая каналы, потом стал крутить ручки радиоприёмника, но из него слышалось лишь раздражающее шипение. Кинулся к компьютеру — ничего, кроме застывших картинок.

— Связи нет, — сокрушённо проговорил он.

Гарри, не дождавшись информации, отправился на нижний этаж, где по его указанию, должен был разместиться госпиталь. Гермиона уже была здесь и деловито трансфигурировала разномастную мебель в койки. На одной из них тихо постанывал Джонс.

— Как дела? — спросил Гарри у Гермионы.

Она оглядела зал и удовлетворённо кивнула.

— Нормально. Места на всех хватит.

— А медикаментов?

— Тоже, — она усмехнулась. — Я неделю назад спрятала здесь целую аптеку — знала, что понадобится. Смотри.

Гермиона повернулась, взмахнула палочкой: маленький, неприметный шкафчик у стены вдруг стал расти и превратился во внушительных размеров стеллаж. На его полках дребезжали, увеличиваясь, бутылочки с зельями.

— На первое время хватит, — сказала Гермиона и выжидающе посмотрела на Гарри.

Он в порыве благодарности схватил её за плечи и прижал к себе. Накатили внезапные слёзы, но Гарри усилием воли проглотил комок в горле — сейчас любая эмоция могла спровоцировать истерику.

— Молодец, — с трудом выдавив из себя похвалу, он пошагал к лифту.

— Гарри! — окликнула его Гермиона. — Где дети?

— Всё в порядке — они в Хогвартсе. И Молли, и Джинни, и твои родители.

— А Рон?

— В Норе, — не мигнув, ответил Гарри.

Она с облегчением вздохнула и продолжила прерванное занятие.

Из лифта, левитируя обгоревшего человека, вышла девушка. Гарри посторонился, пропустил их и проводил взглядом. Раненый громко стонал и вскрикнул, когда молодая ведьма поудобнее устраивала его на койке. Вдруг она обернулась, и Гарри узнал Мэгги — медсестру из Мунго.

— Мистер Поттер! — обрадовалась она.

— Здравствуй, Мэг. Рад тебя видеть.

— Я советовалась с папой, и он сказал, что раз мистер Поттер говорит, что надо срочно прятаться, значит — надо. И вот я здесь. Если бы прождала ещё час, то, наверное... умерла бы.

Гарри разглядывал её бледное лицо и заплаканные глаза.

«Хоть одна спасённая жизнь».

— Папа с тобой? — спросил он.

— Нет. Он живёт в Шотландии, мы с ним общаемся через камин.

В атриуме толпились люди — те, кто успел укрыться от взрыва. Наименее пострадавшие помогали переносить раненых в импровизированный госпиталь. Из каминов вытаскивали трупы и складывали возле фонтана. Удушливо воняло гарью, раздавались стоны, крики и плач.

Гарри подошёл к фонтану и застыл, не в силах отвести взгляд от кучи обгоревших тел. Мертвецы лежали в странных, совсем не покойницких позах, воздевая вверх обезображенные конечности.

Почувствовав чью-то руку на плече, он вздрогнул и обернулся.

— Что мы будем делать с трупами, мистер Поттер? — спросил Эдриан Вуд — старый аврор. Ещё недавно он вместе с другими противостоял Гарри и обвинял в беззакониях. Теперь в его голосе слышалась лишь боль и растерянность.

— Трансфигурируйте их во что-нибудь мелкое и предайте... огню, — ответил Гарри. — Опознанием заниматься некогда — как бы эпидемия не началась. Пепел от тел поместите в урну. И займитесь этим... лично, Эдриан.

Тот обречённо кивнул и тяжело глянул на груду мёртвых тел.

Неожиданно раздался грохот, и толпа с испуганными криками отпрянула от одного из каминов — его завалило обломками.

И тут по каминам пронёсся трубный вой, и один за другим они стали рушиться. Гарри, почти оглохший от треска и скрежета, судорожно закрыл ладонями уши.

Наконец всё стихло, клубы пыли заволокли пространство. Со всех сторон послышался сдавленный кашель. Гарри, задыхаясь, вскинул палочку и заклинанием «Акваменти» осадил пыль. Кто-то рядом сделал то же самое. Вглядываясь в тёмный туман, Гарри ужаснулся — в атриуме не осталось ни одного целого камина.

Какая-то женщина завопила:

— Все ходы перекрыты! Мы замурованы заживо!

Люди, взбудораженные криком, нервно переглядывались. В их запылённых лицах явственно читалась паника.

Гарри взобрался на бортик фонтана и громко сказал:

— Мы не замурованы! Камины скоро починят, и вас всех эвакуируют за пределы города! Надо лишь подождать.

— Сколько, сколько ждать? — спросили его.

— Это зависит от нас самих. Чем быстрее мы восстановим сеть, тем быстрее окажемся в безопасности. А сейчас я вас прошу: обустройтесь в министерстве, помогите раненым и пострадавшим, позаботьтесь друг о друге. Пожалуйста.

Гарри направился к кабинету Шеклбота.

Слава Мерлину, удалось погасить панику. Только надолго ли? Идея отремонтировать камины возникла спонтанно, но он понятия не имел, как это сделать. Нужно хотя бы знать, как устроена вся коммуникационная сеть в министерстве. А кто ещё осведомлён в этом лучше, чем министр?

Шеклбот всё так же сидел за столом и смотрел в одну точку. Гарри сходу спросил:

— Кингсли, где данные о каминной сети министерства? Необходимо заняться её восстановлением, иначе придётся застрять здесь надолго.

— Отдел тайн скрывает все секреты, — ответил министр, не глядя на Гарри.

— Отдел тайн большой, а времени мало. Пойдём, покажешь мне, где искать.

— Я не могу, — странно нараспев произнёс Кингли. — Мне надо ждать.

— Чего ждать? — вскипел Гарри.

— Латифу. Она скоро придёт. Посмотри, — и он указал на камин. — Видишь?

Гарри озадаченно глянул и увидел лишь ощерившееся обломками жерло камина.

— Вон она, — сказал Кингсли. — Идёт сюда. И сейчас будет здесь. Я не могу уйти, понимаешь?

Гарри поражённо опустился на стул.

Глядя в затуманенные безумием глаза Кингсли, он вдруг едва не задохнулся от внезапного полного осознания свершившейся катастрофы. Так много смертей, ужасающе много!

Ранее он не единожды прокручивал в воображении картину массовой гибели людей и почти свыкся с ней. Весь последний час он старательно ставил заслон между своим сознанием и мыслью, что там, наверху — пустыня; что город стёрт с лица Земли; и многих друзей и знакомых больше нет. Пытался отгородиться, не думать об этом, чтобы восприятие ужасающей, но неотвратимой реальности не захлестнуло, не погребло под собой его разум. Но от беды не откреститься. Вот она — совсем рядом.

«Латифа не придёт, — думал Гарри. — И Рон тоже. Никогда. Даже если прождать целую вечность».

Стало так тоскливо, будто сотни дементоров закружились вокруг, высасывая надежду.

— Я всё понимаю, — тихо сказал он и похлопал Кингсли по плечу — тот по-детски улыбнулся и вновь уставился на камин.

Осторожно прикрыв за собой дверь, Гарри шагнул в пустой коридор.

Воспоминание о Роне вгрызлось в мозг и не отпускало. Несмотря ни на что, Рон был настоящим, самым лучшим другом. Да, в последние годы что-то разладилось, они стали чужими, иногда едва здоровались. Но Гарри считал, что стоит ему прийти в магазинчик братьев Уизли и поговорить с ним, и всё вернётся, станет как прежде. Одно дело — собрания штаба АД, где они обсуждали серьёзные проблемы, после чего Гарри неизменно убегал по своим делам; другое — поболтать просто так, по душам. Много раз собирался, но постоянно откладывал, думал, ещё будет время. А теперь поздно. Рона нет. И шансов вернуть всё, как было — тоже.

«Как мне быть? Что делать с этой пустотой внутри?»

«Время лечит, Гарри. Главное — ты жив. Остальное приложится».

Чем раньше человек расстаётся с иллюзиями, тем быстрее взрослеет. Последнюю мне довелось потерять в девятилетнем возрасте.

Я стоял на пороге своей комнаты, когда мимо прошла Она — девочка лет тринадцати с льняными волосами и огромными миндалевидными глазами. Тогда она показалась мне воплощением красоты и, ошалев, я сказал ей: «Привет, фея!» Её улыбка влажно проскользнула мне прямо в сердце. Мы стали друзьями.

В приюте мало кто решался вступать со мной в открытый конфликт — уже тогда считали «глазливым». Хе-хе! Знали бы они, насколько оказались правы! Если бы не я, «Фею» давно пустили бы по кругу, как остальных новоприбывших. Я казался себе благородным рыцарем, который защищает честь прекрасной дамы.

Как она смотрела на меня!

Как же горько я разочаровался!

Однажды во время обеда ко мне подошёл сопляк из местных шестёрок и заявил, что моя Фея вчера легла под Рыжего — наглого пятнадцатилетнего подонка. Я не поверил, осадил пацана и пошёл к ней.

А наткнувшись на её виноватый взгляд, понял, что тот не соврал.

— Зачем? — спросил я, побрезговав сесть рядом.

— Он показал мне коробку настоящего шоколада. Я так давно не ела шоколад!

— Ну и как, вкусно?

— Нет, — горестно ответила она. — Коробка оказалась пустой. Она была такой удивительной — розовой с сердечками! А внутри — ничего.

— Дура! — только и смог сказать я.

Хотелось ударить её побольнее — так, чтобы остался красный след. «Фея» испуганно отшатнулась, потому что поняла: она предала нашу дружбу за картонную коробку, и теперь никто не даст ломаного гроша за её честь, а каждая падаль будет безнаказанно лапать её и тискать.

Всё-таки я отплатил Рыжему за всё — подсунул ему в постель ядовитую змею, а потом лежал и улыбался, слушая в темноте панические крики.

«Фею» перевели в другой приют, и вскоре воспоминания о моей детской влюблённости поблёкли, как опавшая листва. Но мне никогда не забыть усвоенного урока: люди верят красивой обёртке! И готовы отдать за неё всё, что имеют!

Самые гадкие намерения можно облечь в красивые идеи, и за тобой пойдут толпы последователей! Самые подлые мысли можно преподнести на красивом блюде — их слопают и попросят добавки! Самые мерзкие поступки можно оправдать красивыми словами...

Красота спасёт мир? Чёрта с два! Красота спасёт меня!

И спасала не раз.

Главное — не забивать себе голову никчёмными рассуждениями о том, что хорошо, а что плохо.

Потому что добро и зло — это иллюзия. Их нет!

Есть лишь людская убеждённость.

Когда я это понял, мне стало легче жить. Я больше не метался между нравственными нормами и собственными представлениями о мире, не задумывался, почему в мире всё так плохо, а должно быть хорошо. Мне вообще стало наплевать на всех. Действительно важным стал лишь Я. Потому что этот мир имеет значение лишь до тех пор, пока Я живу в нём.

Эти постулаты помогли мне выжить и стать тем, кем я стал. Я победил всех, кто мне мешал. Остался лишь один самый главный враг... Смерть. Она играла в поддавки с Фламелем, а Дамблдору удалось выпросить у неё пару десятков лет жизни, но ещё никому не удавалось одолеть злейшего врага человечества. Никому... кроме меня. Ха-ха! Когда я это понял, то ощутил себя равным Богу. Ни больше, ни меньше. Так-то вот! Тот, кто засунул меня в вонючий приют, лишил родных и близких, унизил и оскорбил, — не заметил, как создал подобного себе! Стоит ли удивляться, что я пошёл Его стопами? Да, я собирался покорить этот мир, но лишь для того, чтобы доказать Богу свою значимость. Я думал, Он поймёт: обиженный маленький мальчик чего-то да стоит!

Словно крестоносец, я пошёл походом против мерзости и глупости, чтобы сделать жизнь простой, понятной и правильной: думал, если докажу Ему свою силу — Он одарит меня благодатью. Я хотел, я жаждал признания! И до определённого момента небеса будто бы благоволили мне. Казалось, так будет вечно... Как же я ошибся! Богу оказались не нужны ни мои жертвы, ни мои достижения. Он предпочёл просто сидеть и наблюдать, вместо того, чтобы помочь!

И вот теперь я паразитирую: нахожусь в голове у глупого, рефлексирующего мальчишки и путаю ему мысли красивыми речами. Потому что красивые речи — это всё, что мне осталось, как бы горько это ни звучало.

Да здравствует красота, которая спасёт меня! И я не отступлюсь!

Я ещё поборюсь...

* * *

Гарри отправился в Отдел тайн один. «В архиве наверняка должна быть нужная информация», — решил он, пытаясь открыть тяжёлые двери министерского хранилища. Двери со скрипом отворились, и Гарри вошёл в большое, захламлённое кипами бумаг помещение, освещённое лишь тусклым светом керосиновой лампы. Лампа стояла на здоровенном столе с массивной столешницей, а за столом, зарывшись носом в бумаги, сидел старенький сгорбленный человечек. Гарри подошёл ближе и, неожиданно оробев, тактично кашлянул. Старик поднял голову и пронзил цепким взглядом.

— Доброй ночи, — Гарри нахмурился.

— Вы уверены, мистер Поттер? — удивительно красивый глубокий баритон совсем не вязался с невзрачной внешностью старика.

— В чём? — не понял Гарри.

— Что ночь нынче добрая?

— Вы уже в курсе?

— Я давно в курсе. Ещё задолго до теперешних событий я знал, что Лондону грозит опасность.

— Знали и молчали? — раздражённо спросил Гарри.

Хранитель хмыкнул.

— Давно ли вы вернулись из тюрьмы, мистер Поттер? — в глубоко посаженных глазах сквозила холодная усмешка. — Разве время, проведённое в заключении, не пошло вам на пользу? Неужели вы думаете, что все должны совершать одинаковые ошибки?

— Ладно, забыли, — примирительно сказал Гарри и на миг стиснул зубы. — Сейчас уже неважно, кто что знал, и почему не сказал. Я пришёл сюда не за этим.

— Я знаю, зачем вы пришли. Карта каминной сети министерства, не так ли?

— Вы покажете, где она?

— Разумеется, но...

— Что «но»? — Гарри вновь почувствовал, как накатывает злость.

— Зачем нужна карта, если не знаешь, где зарыт клад?

— Что?

— Как вы почините камины? Чем? Они были созданы с помощью древнейших чар, даже если вы уберёте строительный мусор, сеть всё равно не восстановится.

— Ну и... что вы предлагаете? — Гарри опёрся руками о стол и навис над человечком.

Тот усмехнулся, уверенно обошёл Гарри и, сделав пригласительный жест, сказал:

— Я предлагаю вам экскурсию.

Гарри хотел было резко осадить коротышку, но наткнувшись на спокойное выражение карих глаз, закрыл рот.

— Министерские работники почти не заглядывают сюда, а зря: можно было избежать многих бед. Так получается, что к нам, архивным хранителям обращаются уже постфактум. А ведь кроме нас никто в министерстве не знает всех вековых тайн, всех пророчеств, — говорил архивариус, открывая незаметную дверь, спрятанную за стеллажом. — Прошу вас.

Гарри вошёл вслед за хранителем и ощутил затхлый запах плохо проветриваемого помещения. Зажглись факелы, и неяркий свет озарил длинный просторный коридор. В стены были встроены широкие полки, на которых лежали разнообразные причудливые предметы, старинные книги, в огромных ретортах плавали части человеческого тела, — Гарри вздрогнул, увидев женскую голову с пучком змей вместо волос.

— Это Горгона, — горделиво пояснил хранитель. — Стоит здесь испокон веков. — А вот, взгляните — гомункул, — он указал на колбу с застывшей в ней крохотной фигуркой. — Я его видел ещё живым — забавное было существо. А вот здесь у нас — волшебные палочки великих чародеев... и обычных магов.

На полке были аккуратно разложены старинные резные футляры с надписанными на них фамилиями. Гарри с удивлением заметил среди них имена основателей Хогвартса, Николаса Фламеля и других известных волшебников.

— Обычай хоронить палочку вместе с владельцем очень плохо сказывается на развитии палочкового дела. К тому же, в связи с могильным мародёрством, было принято решение вскрывать могилы магов и изымать палочки. Естественно, об этом не распространялись, — пояснил хранитель.

— А здесь у нас старинные артефакты, — продолжил он экскурсию. — Многие из них хранятся так давно, что уже никто и не знает, зачем они предназначались. Прежний смотритель архива не слишком уважительно относился к этим древностям — что-то было безвозвратно утеряно, а ведь по артефактам можно проследить всю историю...

— Что это? — спросил Гарри, указывая на огромный камень смолисто-чёрного цвета с выдолбленными на фасаде узорами.

— Не знаю, — равнодушно произнёс старичок. — Стоит тут не одну сотню лет, даже документальные упоминания о нём исчезли. — А вот то, что я хотел вам показать, — и он жестом обратил внимание на странный предмет, похожий на здоровенную уродливую крагу. — Это инструмент древних подгорных гномов — средство для рытья тоннелей.

Гарри взял крагу и чуть не уронил — настолько она оказалась тяжёлой.

— К сожалению, сведения о том, как привести её в действие, затерялись в глубинах архива, но, уверяю вас, эта штука способна прорыть подземный ход длиной в несколько миль всего за пару суток.

— За какой срок можно найти эти сведения? — деловито спросил Гарри.

— Недели за две, я думаю. Но если вы окажете помощь — то гораздо быстрее.

— Боюсь, у меня будет на это мало времени. Но я постараюсь. Гермиона поможет.

— А-а, миссис Уизли — как же, знаю. Сочту за честь познакомиться лично, — глаза хранителя заинтересованно блеснули.

Гарри опустил на полку гномью крагу и хотел было уйти, но на миг задержал взгляд на чёрном камне: вдруг показалось, что вырезанный на нём спиралевидный знак засиял странным синим огнём. Гарри нахмурился и обратился к старику:

— Мы придём чуть позже. До встречи, мистер...

— Готлиб, сэр. Просто Готлиб, — хитрый проницательный взгляд сменился выражением напускного радушия.

Гарри кивнул и отправился в госпиталь.

* * *

Гермиона и Мэгги вдвоём сосредоточенно поили зельем обожжённого человека — тот почти захлёбывался и беспорядочно мотал почерневшей рукой. Матрас под ним был заляпан кровью. Все койки были заняты пострадавшими, стоны перемежались вскриками и сдавленными рыданиями. Кто-то просто отрешился от действительности, уйдя в спасительное беспамятство; кто-то бешено колотил руками по постели, словно пытаясь заглушить адскую боль, кто-то безучастно лежал, уставившись в потолок. Гарри встретился взглядом с престарелой ведьмой, которая сидела на стуле у стены и растерянно следила за людьми. Завидев Гарри, она с явным усилием поднялась и схватила его за руку.

— Мистер Поттер, я бы хотела узнать, что с моими детьми, — взволнованно проговорила она. — Понимаете, мы с ними разминулись буквально на мгновение: меня с внуком отправили первой, а дочь с зятем должны были переместиться следом. Я попросила вашего аврора, Эдриана, чтобы он разрешил осмотреть... умерших, но он сказал, что моих детей там нет. Может быть, они в госпитале, но здесь — ни одного знакомого лица. Как же мне выяснить, где моя дочь?

Гарри мысленно поблагодарил Вуда — тот не позволил пожилой леди самой осматривать трупы и дал надежду, что её дочь жива.

— Мы обязательно найдём ваших близких и сообщим, — сочувственно сказал он, пожимая морщинистую ладонь. — А где ваш внук?

— Малыш в порядке. Нам выделили целый кабинет, и я уложила его спать.

— Идите к нему, мадам. Он может испугаться, если проснётся один.

— Да-да, конечно, мистер Поттер. Вы очень рассудительный молодой человек. Не зря мы назвали мальчика в вашу честь.

Старуха скорбно опустила голову и, схватившись за сердце, тяжело побрела к лифту.

Заметив Гарри, Гермиона вытерла со лба пот и устало выдохнула.

Гарри направился к ней.

— Пойдём. Ты нужна мне, — он кивнул в сторону лифта.

— Я не могу, Гарри, ещё столько дел, — возразила Гермиона.

— Ничего, Мэгги тебя заменит. Как дела, Мэг?

— Хорошо, мистер Поттер, — зарделась в ответ юная медсестра и посмотрела на него с нескрываемой и неуместной радостью.

— Побудь здесь, пока мы с миссис Уизли отлучимся.

— Конечно, — Мэгги бросила им вслед ревнивый взгляд.

* * *

Когда створки лифта захлопнулись, Гарри рассказал Гермионе про хранителя, и какая задача им предстоит.

— Но Гарри, я профессиональный колдомедик и не могу бросить больных ради того, чтобы копаться в архиве. Никто им не поможет, кроме меня, — возразила Гермиона. — Может быть, дня через два я и смогу оставить всё на Мэг.

Гарри тяжело вздохнул и промолчал.

После лязганья лифта гулкая тишина Отдела тайн показалась тревожной. Гарри вышел первым.

— Что ты молчишь? — с надрывом спросила Гермиона, глядя ему в спину. — Гарри!

Он резко развернулся и тихо прошипел:

— Ты не понимаешь! У нас нет времени! Сколько у тебя медикаментов? А продовольствия?

— Ну, есть ещё... А от старых запасов что-то осталось?

— Немного. Почти всё вывезли, пока мы были в тюрьме. Связи с гоблинами безвозвратно утеряны. Мы не успели подготовиться.

— Но как же?..

— Никак! — отрезал Гарри. — Нам нужно срочно искать пути выхода из министерства. Оставь больных — занимайся только поисками информации. Чем быстрее мы выберемся в большой мир, тем быстрее они получат помощь.

* * *

Хранитель манерно раскланялся перед удивлённой Гермионой и даже поцеловал ей руку. Глядя, как он пыжится перед дамой, будто заправский ловелас, Гарри хмыкнул и направился к выходу.

— Разве вы не останетесь? — с напускным интересом спросил Готлиб.

— Нет, мне ещё предстоит расчищать камины.

— Но ты же говорил, что это бесполезно! — с удивлением воскликнула Гермиона.

— Да. Но мы всё равно будем их расчищать, чтобы у людей была надежда. Я зайду вечером — принесу тебе поесть.

Старичок с довольным видом потёр руки и предложил Гермионе:

— Ну-с, что вам показать?

— Гарри! — позвала она, не обращая на хранителя внимания. — Ты выглядишь усталым. Будь осторожен.

Гарри сухо кивнул и смущённо улыбнулся Готлибу, извиняясь взглядом за её пылкость. Ему вдруг стало неловко, что она так явно тревожится о его состоянии, не стесняясь чужого человека.

Жена лучшего друга.

Погибшего друга.

Двойное табу.

Он шёл к лифту, мысленно наказывая себя за все поцелуи, которые он словно украл у неё, все объятия... за ту их странную и неожиданную ночь, которой, видимо, суждено было стать единственной.

* * *

Такое, на первый взгляд, простое дело, как расчистка каминов, оказалась весьма сложной задачей. Стоило освободить хоть часть каменного нутра, как сверху падали новые обломки, которые, казалось, никогда не кончатся. Положение усугублялось тем, что среди строительного мусора то и дело обнаруживались мёртвые обугленные тела, а иногда — части тел. Группа по расчистке каминов во главе с Гарри к вечеру совершенно выдохлась. Гарри отпустил людей, а сам продолжил работать, чтобы бесполезным трудом довести себя до полного отупения и ни о чём не думать.

Поздно вечером едва живой от усталости, Гарри шёл по безлюдному фойе. Нужно было подкрепиться и отнести ужин Гермионе. Вдруг его внимание привлёк чей-то не то всхлип, не то писк. Он огляделся — за колонной явно кто-то был. Через пару шагов стало видно — сгорбившись и поджав ноги, там сидел мальчик лет пяти и тихонько плакал.

— Что случилось? — Гарри сел перед ним на корточки.

Тот поднял на него большие глаза и сказал:

— Я боюсь.

— Понятно, — уверенно произнёс Гарри и взял ребёнка за руку. — Пойдём, покажешь, где твоя мама.

— Мамы здесь нет — она у тёти Нелли. Бабушка сказала, что она там погостит и придёт за мной.

— Ну вот, значит, всё хорошо, — бодро сказал Гарри. — А где у нас бабушка?

— Там. — Мальчик указал на приоткрытую дверь ближайшего министерского кабинета. — Только она спит и спит... Спит и спит.

Гарри вдруг внутренне похолодел от дурного предчувствия. Оставив ребёнка у двери, он вошёл внутрь.

На трансфигурированной из стола кровати лежала давешняя старуха. Гарри пощупал пульс — леди была мертва. Видимо, сердце не выдержало череды свалившихся несчастий.

Тихонько прикрыв за собой дверь, Гарри схватил мальчика в охапку и пошёл прочь от злосчастного кабинета.

— Бабушка скоро проснётся? — в широко распахнутых детских глазах читалось доверие.

— Скоро, — пообещал Гарри и подумал, что за сегодняшний день он уже не меньше десятка раз лгал во спасение. — Хочешь, я угадаю, как тебя зовут?

— Давай!

— Наверное... Хьюго.

— Не-а.

— Ну, тогда... Джек?

— Не угадал, — мальчик снисходительно засмеялся.

— Неужели... Аскольд?

— Фу-у, нет!

— Сдаюсь.

— Ну ты балда! Меня назвали в честь великого героя Гарри Поттера, понятно? Знаешь его?

— Кто же его не знает! — вымученно улыбнулся Гарри.

— А ты мне его покажешь?

— Непременно, малыш Гарри.

* * *

Гарри принёс ребёнка в госпиталь и отдал на попечение Мэгги. Рассказанная шёпотом история мальчика заставила медсестру всплеснуть руками, и она принялась рьяно, хоть и неумело ухаживать за ним. Гарри вызвал Вуда и велел заняться телом умершей леди.

Нужно было идти к Гермионе, но у него почти не осталось сил... Гарри устало опустился на стул и прикрыл глаза...

— Зачем вы так надрываетесь, мистер Поттер? — услышал он ласковый шёпот.

Гарри открыл глаза и первое, что увидел — склонённое к нему бледное лицо Мэгги. В голову неожиданно пришла мысль, что у неё удивительно нежные губы.

— Давайте я вам постелю, — вполголоса предложила медсестра.

— Где ребёнок? — озабоченно спросил Гарри.

— Спит.

— Хорошо, — он резко встал. — Всё, мне пора.

— К ней пойдёте? — подозрительно спросила Мэг.

— Что значит «к ней»?

— К миссис Уизли.

Под его внимательным взглядом она смутилась и опустила глаза. Гарри не стал разбираться в тонкостях её отношения к Гермионе — ему было не до этого.

Прихватив сыра, горсть крекеров и бутылку воды, он отправился в Отдел тайн.

Гермиона сидела за столом, на котором высились стопки книг и лежали старинные свитки. Над ней склонился Готлиб и что-то сосредоточенно говорил вполголоса. Гарри с неудовольствием отметил про себя, что обстановка в архиве была почти интимной; особенно ему не понравилось, как старик, словно невзначай, легко коснулся спины Гермионы: в этом движении чувствовалось скрытое вожделение. Завидев Гарри, Гермиона улыбнулась так, как это умела делать только она — обрадовано и сдержано одновременно. Готлиб выпрямился, и Гарри, перехватив его взгляд, понял, что он здесь не самый желанный посетитель.

«Ну и тьфу на тебя», — подумал Гарри, громко придвинул стул и по-хозяйски уселся напротив Гермионы.

Скудный ужин поделили на троих, съев всё до крошки.

Готлиб наколдовал стаканы, в них разлили воду, и повеселевшая Гермиона сказала тост:

— За надежду!

Гарри с удовольствием наблюдал, как она пьёт воду, а когда перевёл взгляд на старика — нахмурился. Тот тоже смотрел на Гермиону, да с таким восхищением, будто в том, как она держит стакан, слегка запрокидывает голову и мерно глотает, было что-то невыразимо сексуальное.

Она аккуратно поставила стакан и облизнулась — Гарри услышал тихое напряжённое сопение архивариуса и незаметно для себя стал раздражаться.

— Что с поисками? — излишне резко спросил он, и тут же пожалел об этом: Гермиона вся подобралась, сосредоточилась, а приятная атмосфера ужина вмиг рассеялась.

— Мы с Готлибом обнаружили рукопись тринадцатого века, в ней упоминается об инструментах подгорных гномов. На перевод уйдёт два-три дня.

— Это всё, что вы тут сделали?! — не сдержавшись, зло сорвался Гарри.

Хуже всего было то, что она, похоже, приняла его недовольство на свой счёт и посмотрела виновато. Но не мог же он сказать, что причина кроется вовсе не в ней, а в том, как старик-архивариус пялится на её губы!

— Между прочим, миссис Уизли целый день, головы не поднимая, за работой просидела! Вам бы следовало обращаться с ней повежливее! — резко проговорил Готлиб.

Гарри пристыженно опустил глаза. Он прекрасно знал, что Гермиона наверняка выполнила задание со всей ответственностью; просто ему было непонятно, почему восхищённый взгляд Готлиба так его задел. Да ещё и старик кинулся её защищать. Спрашивается, от кого?! Да Гарри никогда бы не её обидел! Тогда почему она так смотрит?!

Наверное, Гарри выглядел растерянно, потому что Гермиона вдруг прервала неловкую паузу и попросила Готлиба оставить их одних. Старик суетливо собрался и вышел, колко взглянув на Гарри.

— Что-то случилось? — озабоченно спросила она.

— Нет, всё нормально. Прости за грубость.

Сложив на столе руки, Гермиона произнесла с тяжким вздохом:

— Гарри, если ты думаешь, что я буду требовать продолжения наших... отношений, знай: я не собираюсь на что-то претендовать. У тебя есть Джинни, у меня — Рон. Ничего не изменилось — мы по-прежнему друзья.

Гарри вспыхнул, как мальчишка. Оказывается, она приняла его выпады за попытку разорвать любовную связь, едва возникшую между ними... Не стала ждать, когда он скажет нужные слова. Гордячка. Конечно, ей и в голову не пришло, что Гарри элементарно приревновал её к Готлибу.

«Мы по-прежнему друзья».

Возможно, так даже лучше. Проще. Никаких обязательств и чувства вины. Благодарю, ты снова всё сделала сама.

— Угу, — кивнул Гарри и перевёл взгляд на книжные полки, не заметив, как на миг лицо Гермионы исказилось гримасой боли, словно это короткое «угу» сдавило ей горло.

Оставаться на ночь в архиве теперь стало невозможным: ведь после всего сказанного Гермиона будет находиться в волнующей близости, да ещё и Готлиб станет маячить на заднем плане. В такой обстановке легко наделать глупостей, а глупости сейчас — роскошь непозволительная.

Гарри медленно подошёл к двери и пробормотал севшим голосом:

— Спасибо, Герм.

* * *

«Вот и всё», — подумал Гарри, покидая Отдел тайн.

«Да, Поттер, так упустить свой шанс мог только ты».

«Отстань!»

«Хочешь, я избавлю тебя от глупых сомнений?»

«Нет».

«Возможно, ты и прав: зачем создавать себе дополнительные трудности? Любовь женщины всегда, помимо дивидендов, приносит тяжкое бремя. Как там у классика: «быть в ответе за тех, кого приручил?»

«Что ты понимаешь в любви?»

«Больше, чем ты себе представляешь. Вот ты, Гарри, думаешь, что, отказавшись от любви, станешь сильнее? Или так просто легче? Считаешь, если будешь отворачиваться, то наваждение исчезнет? Ничего подобного! Ты только измучаешь себя. А мучают себя лишь слабаки! По-настоящему сильные — приходят и берут, что хотят».

«Значит, я слабак», — Гарри остановился по пути в кабинет, который должен был стать его спальней, но побывать там ещё ни разу не пришлось. Прислонившись к стене, он прикрыл глаза.

«Нет. Ты просто устал — взвалил на себя непосильное бремя. Позволь, я... разделю его с тобой».

— Что? — спросил Гарри вслух.

«Ты мог бы передать мне хотя бы малую часть своих проблем. Представь, сколько непростых, а подчас жёстких решений ещё предстоит принять. Скоро тебе придётся выбирать, кому выжить, а кому умереть. Как ты собираешься это делать, а, Гарри?»

«Я справлюсь».

«Конечно! Однако, подумал ли ты о своей душе? Останется ли она такой же чистой, как была? Может быть, лучше переложить всю грязную работу на того, чью душу уже не отмоешь? Разреши мне...»

— Да ни за что! — воскликнул Гарри.

«Ну, как знаешшшшь».

— Мистер Поттер! Наконец-то я нашла вас! — Гарри обернулся — к нему радостно спешила Мэгги. — С кем вы тут разговаривали?

— Ни с кем. Тебе показалось, — отрезал Гарри и застонал — голову вдруг пронзила дикая, невыносимая боль.

— Мистер Поттер! О Мерлин! — воскликнула Мэгги, когда он начал сползать по стене.

Смутно ощущая себя между явью и накатывающим душной волной забытьём, Гарри почувствовал, что его подняли в воздух и понесли по коридору. Потом опустили на постель... Над головой был слышен испуганный шёпот медсестры...

* * *

Пробуждение было внезапным, как будто несущийся на всех парах состав врезался в мозг. Гарри резко вскочил и почувствовал озноб — тело было в холодном поту.

— Доброе утро! — услышал он и повернулся — рядом с ним в постели лежала полуобнажённая Мэгги.

— Ты как здесь оказалась? — Гарри был изумлён.

— Так ведь это... Вы... не помните? — обиженно растерялась она.

— Что я должен помнить? — Гарри озадаченно посмотрел в глаза Мэгги.

Она порывисто встала и по-детски трогательно вытерла глаза тыльной стороной ладони. Гарри поднялся с намерением утешить девушку и вдруг обнаружил, что из одежды на нём была только футболка.

— Гарри! Я нашла... — раздался громкий голос, и комнату буквально влетела радостная Гермиона.

Она остановилась, словно ей влепили пощёчину. Гарри торопливо прикрылся простынёй, а Мэгги медленно и с достоинством накинула на себя мантию и стала застёгиваться.

— Извините, — холодно пробормотала Гермиона. — Гарри, когда... освободишься, зайди в архив, мне нужно кое-что тебе показать.

За ней громко захлопнулась дверь.

Мэгги подошла и тихо пробормотала:

— Я пойду в госпиталь. Кроме меня, там некому работать.

Последнее замечание относилось, видимо, к убежавшей Гермионе.

— Подожди, Мэг, присядь, — растерянный Гарри не знал, куда девать руки, и в итоге сложил их на коленях. — Расскажи, что произошло между... нами.

— Вы действительно не помните?

Гарри отрицательно мотнул головой.

Девушка оскорбленно вздёрнула подбородок и опустилась на кровать рядом с Гарри.

— Я мечтала об этом с нашей первой встречи. И вот это случилось, — она нервно перебирала складки мантии. — Я не буду ни на что претендовать — вы ведь женатый человек. Все знают, как вы любите миссис Поттер.

«Вот значит как! Никто ни на что не претендует — просто рай для женатика! — раздражённо подумал Гарри. — О нет, она опять плачет!»

Ладошки Мэгги размазывали слёзы по лицу.

К растерянности и раздражению прибавилась жалость.

— Мэгги, пожалуйста, не надо, — Гарри успокаивающе погладил её по трогательному затылку.

Она вдруг схватила его ладонь и порывисто прижала к губам. Гарри онемел, когда девушка стала покрывать нежными поцелуями ссадины на костяшках пальцев. Нужно было срочно её остановить, но на это не хватило решимости. Наконец, собравшись, Гарри мягко высвободил ладонь и встал, стыдливо прикрываясь простынёй.

— Мне пора, — смущённо покраснела Мэгги и выскочила вон.

«Так. Дожился! Провёл ночь с девушкой и ничего не помню! И как это называется? Для склероза вроде рано».

На поиски одежды пришлось потратить немало времени: она оказалась беспорядочно разбросана по всей комнате. Про «Акцио» он как-то забыл... Торопливо одеваясь, Гарри пытался восстановить в памяти события ночи, но так и не преуспел в этом трудном деле. Отбросив лишние, по его мнению, мысли, он бодро направился в архив.

* * *

Гермиона сидела за столом мрачнее тучи, сжав в ниточку губы, и как ни старалась скрыть своё настроение, угрюмый взгляд выдавал её.

Гарри знал — когда она злилась, карие глаза становились почти чёрными. В этот момент находиться рядом с ней было столь же опасно, как вблизи проснувшегося вулкана. Однако у него не было ни времени, ни сил вникать в её состояние — дела превыше всего!

— Что ты хотела мне показать? — спросил он, усаживаясь за стол.

Гермиона молча кинула к нему заляпанную чернилами рукопись. Гарри удовлетворённо хмыкнул — перевод она, похоже, сделала сама. Наверное, сидела всю ночь, пока он... От непрошенных мыслей стало горько-стыдно.

«Да в конце концов, хватит думать о всякой чепухе! Ну, было, и что? Кому какое дело!» — с досадой подумал он, пытаясь сконцентрироваться на чтении. Под пронизывающим взглядом Гермионы это оказалось не так-то просто.

Гарри поднял глаза — так и есть: сидит и смотрит своими чернющими глазами, да ещё зло прищурилась.

— Объясни своими словами, Герм. Я что-то ничего не пойму, — попросил он, придвигая к ней рукопись.

— Ну ещё бы, наверное, все мозги ушли на общение с медсестричкой, — съязвила Гермиона.

Гарри усмехнулся — он ещё никогда не был объектом столь явной ревности. Джинни его, конечно, ревновала, но делала это изящно, с шутками-прибаутками, чем сводила на нет любые попытки безбашенных девиц вывести её из себя. Попав к ней на острый язычок, все эти дамы тушевались и старались оказаться подальше от четы Поттеров.

Гермиона раздула ноздри — видимо, его усмешка задела тонкие, до предела натянутые струны — и медленно проговорила:

— Мистер Гарри Поттер, если у вас не хватает ума, чтобы просто прочесть текст, то вряд ли его окажется достаточно для того, чтобы привести в действие сложный артефакт. Вероятно, вам вообще не стоило появляться в архиве, потому что любые, даже самые полезные сведения, оказавшись в руках дурака, могут привести к печальным последствиям. И что всего обиднее — печальным для всех!

«О как! — подумал Гарри. — Хорошо, что не убила».

— Знаешь, ты сейчас очень похожа на одного профессора. Тоже был очень умный, только плохо кончил, — сказал он.

— А ты, я смотрю, нынче кончил хорошо, раз пытаешься глупо острить! — взвилась Гермиона.

— Может, хватит уже?! — Гарри начал закипать.

— Действительно, пора прекратить этот цирк! — Гермиона резко поднялась и, прихватив свой пергамент, вышла в хранилище. Дверь за ней сердито захлопнулась.

В сердцах чертыхнувшись, Гарри отправился следом.

* * *

Гермиона стояла возле гномьей краги и делала пассы волшебной палочкой, пытаясь «оживить» артефакт.

— Ты уже раньше пробовала? — озабоченно спросил Гарри.

Она не ответила.

— Давай я. Вдруг это опасно, — предложил Гарри, подойдя поближе.

Снова молчание.

Гермиона тихо прошептала заклинание и широко взмахнула палочкой.

Ничего не произошло. Гарри вопросительно поднял брови, а Гермиона разочарованно вздохнула — видимо, привести в действие инструмент не удалось.

Она устало прислонилась к полкам напротив.

— Может быть, стоит ещё раз... — начал было Гарри, как вдруг пространство пронзил громкий звук, похожий на визг пилы — гномья крага неожиданно приподнялась и с бешеной скоростью завертелась вокруг своей оси.

Острые зазубренные отростки грозили намотать на себя любого, кто окажется поблизости. В долю секунды артефакт, грохоча, свалился на пол, нацеливая вертящиеся зубцы прямо на Гермиону. Та с расширенными от ужаса глазами еле успела отскочить в сторону, но крага вновь повернулась и быстро двинулась к ней.

— Эванеско! — проорал Гарри.

Крага остановилась, беспорядочно задёргалась и... развалилась на части.

Гарри схватил бледную от испуга Гермиону и усадил на нижнюю полку — футляры с волшебными палочками деликатно отодвинулись в стороны.

Он бережно снял изодранные крагой туфли — там, где коварный артефакт успел задеть кончики пальцев, красовались небольшие алые разрывы. Гарри остановил кровь и быстро перевязал ранки наколдованными бинтами.

— Я отнесу тебя в госпиталь, — сказал он и взял Гермиону на руки.

— Н-не надо, — она сильно дрожала, цепляясь за его плечи. — Я сама дойду.

— Молчи уже, профессорша, — беззлобно проворчал Гарри, на весу поудобнее перехватывая исхудавшее тело.

В лифте Гермиона, не стыдясь, разрыдалась. Жарко уткнулась ему в грудь и подвывала, как ребёнок: «у-у... у-у... у-у». Гарри решил, что не стоит демонстрировать всем, как размякла несгибаемая миссис Уизли, и остановил лифт...

Они сидели в замкнутом пространстве кабинки, Гарри флегматично слушал всхлипывания и гладил Гермиону по спине. Постепенно рыдания затихли, а дыхание стало ровнее.

«Хорошо женщинам — поплакала и как новенькая. Тут же, блин, не знаешь, кому в морду дать, чтобы легче стало», — думал Гарри, рассеянно глядя на часы. Они просидели взаперти около четверти часа.

— Соберись, Герм, — наконец, сказал он, нажимая на кнопку лифта.

Гермиона глубоко, прерывисто вздохнула и заглянула ему в глаза.

— Что мы теперь будем делать? — спросила она.

Он не стал уточнять, что она имела в виду: план по спасению, или дальнейшее развитие их усложнившихся взаимоотношений.

— Что-нибудь придумаем, — с ободряющей улыбкой просто ответил Гарри.

Прошла неделя. Каждый день Гарри проверял, не снялся ли запрет на аппарацию, но всякий раз его попытки переместиться хоть на фут заканчивались провалом. Заклинание «Портус» не действовало на предметы, превращая их в никчёмную труху. Министерство продолжало придерживаться давно заведённых правил, несмотря на то, что снаружи адским ветром завывала мёртвая пустыня. Не помогла и удивительная магия домовиков. Однажды Гарри был свидетелем того, как кто-то из пострадавших в полубеспамятстве вызвал к себе эльфа. Тот, конечно, явился — не мог же он проигнорировать зов хозяина — хотя назвать это эльфом никто бы не решился. Глядя на шевелящуюся бесформенную кучку, Гарри едва сдержал рвоту.

Сложилось впечатление, что министерство, словно живое существо, перекрыло все входы, нещадно наказывая любого, кто пытался разрушить его чары. Готлиб рассказал, что так оно защищает спрятавшихся от вторжения извне: подобно древнему рыцарскому замку, под кровом которого крестьяне находили приют в лихие разбойничьи времена. Беда в том, что мощные взрывы нарушили что-то в оборонительной системе, и выйти из министерства стало так же невозможно, как и войти...

Припасы таяли, несмотря на введённый Гарри режим жёсткой экономии. Мужчины, благородно отдававшие свою провизию женщинам и детям, неизбежно слабели, и к концу недели никто уже не пошёл расчищать камины. Да и надежда на то, что удастся выбраться через сеть, иссякла полностью. Гарри не стал никого уговаривать и пошёл бороться с каминным мусором в одиночку.

Центральный камин в атриуме был всё также завален, как и в первую ночь. Над камнями, песком и щепками опасно торчала громадная балка. Откуда она взялась, было загадкой. Гарри взмахнул палочкой и мысленно пробормотал: «Редукто», чтобы уменьшить балку, но ничего не произошло.

«Наверное, деталь какой-нибудь магической конструкции, — догадался он. Такие попадались довольно часто. Справиться с ними при помощи чар было почти невозможно — древние строители заколдовывали каждое брёвнышко, чтобы министерство простояло долгие века, выдержав любое магическое воздействие. — Вероятно, стоит вытащить громадину вручную».

Гарри запрыгнул на груду осыпавшихся камней, схватился за балку и с усилием дёрнул в сторону. Балка не сдвинулась ни на дюйм. Он повторил попытку — безрезультатно. Тогда он решил расшатать её, чтобы та пошла легче, и, упираясь всем телом, надавил что есть мочи. Раздался глухой треск, и в тот же миг камни под ногами стали осыпаться, а балка, накренившись над головой, ходко поехала вниз. Гарри успел отскочить в сторону, но всё же ощутил удар по плечу — острый край балки прошёлся по руке и глубоко распорол кожу. Не чувствуя ничего, кроме раздражения, Гарри поморщился от вида крови, которая быстро пропитала рукав. Боль пришла позже. Прикусив губу, он остановил кровь заклинанием и побрёл в госпиталь.

* * *

Мэгги выглядела бледнее, чем обычно; в её запавших синих глазах можно было прочесть усталость и безразличие. Однако, увидев Гарри, она оживилась и принялась хлопотать вокруг него.

Когда рана затянулась, Гарри усадил Мэгги рядом и участливо спросил:

— Как ты здесь? Помощь нужна?

— Нет, мне помогают. Миссис Эббот и миссис Голдсмит дежурят, пока я отдыхаю. Всё хорошо...

— Правда? — недоверчиво спросил Гарри. — А то по тебе не скажешь, что ты отдыхаешь.

Мэгги скорбно помолчала, а потом вдруг всхлипнула и подняла на него мокрые, покрасневшие глаза. Гарри скривился, но не от физической, а от душевной боли. В последнее время он насмотрелся на рыдающих женщин и детей, видел даже, как плакали крепкие мужчины. Самому порой хотелось по-детски нареветься, но ведь не поможет!

— Мэг, ну хватит, — с досадой проговорил он. — Всё нормально. Мы выберемся.

— Ничего не нормально! — сдавленно выдохнула Мэгги. — Они умирают! А я ничего не могу сделать!

— Мэг...

— Как мне быть, мистер Поттер?! Лекарств не хватает на всех, я не знаю, как лечить такие глубокие ожоги, да никто не знает! — быстро забормотала она, будто позволила себе выплеснуть долго сдерживаемый бушующий поток слов. — Им больно! Им так больно, что вы даже вообразить себе не можете! А у меня осталось всего три флакона обезболивающего! А несколько человек... они... они не выживут. Я это точно знаю! Но продолжаю их лечить, потому что... потому что... иначе нельзя! А они просят меня. Вы знаете, о чём они просят?! Чтобы я и-избавила их от мучений, чтобы я их убила! Каждый день, каждый час они стонут: «Убей меня, Мэгги!» И смотрят... О Мерлин, как они смотрят...

Мэгги спрятала лицо в ладонях и зашлась в беззвучном плаче.

Сердце тревожно сжалось. Гарри встал.

«Ничего, ничего, это всего-навсего минутная слабость, — уговаривал он себя. — Девочка просто устала».

— Мэгги, — он положил руку на её склонённую голову. — Ты — сильная. Ты всё преодолеешь...

Она выпрямилась и бросила на него мимолётный взгляд, в котором Гарри уловил горькое разочарование.

«Истинный наследник Дамблдора. С каких это пор Гарри Поттер прикрывается пафосными речами, вместо того, чтобы решить проблему самому».

«Опять ты! Давненько тебя не было».

«Я брал краткосрочный отпуск от трудов праведных».

«Труженик чёртов. Что тебе нужно?»

«Знаешь, что ты сейчас сделал? Оставил девушку наедине с неразрешимой задачей».

«Она молодец, справится».

«Никто и не сомневается. Однако, как справится? Вариантов, как всегда, два. Как говорится, «to be or not to be».

«Что ты несёшь?!»

«Ты сейчас уйдёшь и снова будешь делать вид, что ищешь выход, а на самом деле — тянуть волынку; а она останется здесь и будет слышать стоны и просьбы о милосердии. Убийственном милосердии, Гарри! Бедная, она постоянно, всякий час, миг, даже во сне слышит: «убей, убе-ей!». Что же ей делать, Гарри?»

«Что должно. Она — целитель и должна уметь преодолевать такие трудности».

«Совсем молоденькая. А если она сделает не тот выбор и... поддастся порыву?»

«Я не отвечаю за выбор других людей. Мне было семнадцать, когда я...»

«Как же, помню! Значит, великий Гарри Поттер не отвечает за выбор маленькой медсестрички Мэгги? Или, может быть, боится взять на себя ответственность за её душу? Если она превратится в убийцу, то виновата будет только сама?! Умно, ничего не скажешь».

«Иди ты...»

Гарри крепко задумался — слова Риддла больно оцарапали сердце. Позволить Мэгги самой справляться с неразрешимыми для неё проблемами действительно было нечестно. Получается, ему придётся взваливать на себя новые заботы. Мало спасти людей, надо ещё подумать об их дальнейшем выживании.

— Мэгги, — позвал он, и медсестра строго взглянула на него. — Пойдём, осмотрим больных.

Она быстро поднялась, будто ждала от Гарри Поттера именно этих слов.

* * *

В обширном холле, который стал больничной палатой, стоял сильный аромат бадьяна. Стоны перемежались громкими воплями и молитвенным шёпотом. Мэгги проводила Гарри к койке, на которой лежал обгоревший человек. Гарри с болью разглядывал того, кто ещё неделю назад был здоровым, полным сил мужчиной. А сейчас... Там, где огонь не тронул тело, кожа была синюшно-белого оттенка, ноги обгорели настолько, что плоть покрылась чёрной коркой, а вместо ступней торчали бесформенные обрубки. От ожогов исходил навязчивый запах гниения.

— Серьёзное заражение, процесс уже необратим, — прокомментировала Мэгги. — Ему осталось дней пять, может, шесть. Хуже всего, что он постоянно в сознании.

Больной открыл глаза и остановил на них затуманенный взор. Гарри отвёл взгляд.

— Мистер Поттер, — слабый, будто потусторонний, голос умирающего заставил вздрогнуть. — Пожалуйста...

Гарри низко пригнулся к лицу человека — запах гниения ударил в ноздри.

— Я... не хочу больше... так... жить... Прошу вас...

Гарри испуганно отшатнулся, глянул на Мэгги в поисках поддержки, а наткнулся на её понимающий взгляд. «Ничего нельзя сделать», — говорили её глаза.

«Я думаю, следует уважить последнюю просьбу обречённого на смерть».

«Я больше не буду убивать!» — вспомнил Гарри свои слова.

— Пожалуйста... — снова простонал человек.

«Видишь, какие муки, Гарри? Это почище «Круцио», похуже любой боли, которую тебе довелось испытать за свою короткую жизнь. Возможно, всякий смертный заслуживает кары за свои грехи, но не настолько же страшной!»

— Сколько ещё таких же пострадавших? — жёстко спросил Гарри у медсестры.

— Пять человек, — уныло пробормотала она.

— Почему они здесь, а не в изоляторе?!

Мэгги растерянно заморгала.

— Но у нас нет изолятора.

Гарри молча, твёрдым шагом зашагал вдоль коек. В конце коридора нашлась запертая дверь, за ней оказалось забитое какими-то ящиками небольшое помещение.

Несколько минут ушло на то, чтобы очистить его от хлама, Мэгги суетливо помогала, изо всех сил стараясь быть полезной. Умирающих осторожно левитировали в импровизированный изолятор и заперли дверь.

— Что теперь? — устало спросила Мэгги.

— Будешь проверять их каждый день. Зелья не тратить!

Мэгги согласно кивнула, но, видимо, развёрнутая Гарри бурная деятельность вывела её из состояния безразличия, и она горячо возразила:

— Но это ведь временная мера, да? Так же нельзя их бросить! Если всё оставить как есть, то, боюсь, может начаться эпидемия...

«Эпидемия». Какое страшное слово... Смертельная инфекция в замкнутом со всех сторон пространстве, от которой не спрячешься. И какой тогда смысл в том, что они смогли выжить? Не-ет, нельзя допустить, чтобы зараза расползлась!

— Мэгги, скажи... Я так, на всякий случай, спрашиваю... у нас есть... яды?

— Нет, — быстро ответила она, сузив от напряжения глаза. — Я уже смотрела.

— Понятно...

«Зачем тебе яд, Гарри? Есть старый, проверенный временем способ. Это будет не убийство, а просто эвтаназия. Акт милосердия, можно сказать».

— Иди, Мэг, — отправил Гарри медсестру. — Я решу всё сам.

Наверное, она увидела в его глазах нечто такое, что заставило её испуганно прикрыть рот рукой и, не оглядываясь, торопливо уйти.

Гарри медленно открыл дверь изолятора и, ссутулившись, вошёл внутрь...

* * *

Вечером Гарри, как обычно, отправился в архив, где Гермиона по-прежнему искала хоть какую-нибудь полезную информацию, и по-прежнему безрезультатно. Шагая по коридору, он услышал лёгкое, едва уловимое жужжание, доносившееся из кабинета министра. Гарри заглянул внутрь и тут же отпрянул — по кабинету нёсся вихрь из бумажных самолётиков. Едва не врезавшись в лицо, «эскадрилья» резко развернулась и, минуя Гарри, понеслась вверх, чтобы закружиться вокруг люстры. Гарри пригляделся в полутьме — за столом важно восседал Кингсли и что-то сосредоточенно писал. Едва он положил перо, как исписанный лист сложился самолётиком и взмыл в воздух, присоединяясь к сослуживцам.

— А, Поттер, заходи, — добродушно обратился к нему министр. — Как дела в аврорате? Между прочим, я так и не получил месячный отчёт. Когда намереваешься сдать?

Сердце Гарри сковала тяжесть — Кингсли так и не оправился от своего внезапного безумия. Внешне он выглядел обычно: спокойный, уверенный взгляд, приветливая полуулыбка. Казалось, он и не терял рассудок, а всего лишь остался в счастливом и благополучном, но навсегда утерянном времени. Не безумец — просто человек, застрявший в прошлом.

Гарри вдруг отчаянно захотелось разделить с ним его сумасшествие, снова окунуться в благостную атмосферу былого и остаться там хотя бы на день, на час... Ничего и никого не терять, не видеть слёз, не убивать...

— На днях, — ответил он, проглотив комок.

— Вечно опаздываешь, — проворчал Шэклбот.

Вдруг Гарри осенило.

— Слушай, Кингсли, что будет, если на нас нападут какие-нибудь враги? Может быть, есть какие-то универсальные способы для спасения...

— Ты опять за старое, Гарри. Мы ведь уже всё обсудили.

— Да, я помню. И всё же, предусмотрены ли какие-то стандартные меры в чрезвычайных ситуациях?

— Я не знаю таких ситуаций, с которыми мы не могли бы справиться обычными способами. Уже лет двести...

— Конечно, — торопливо перебил Гарри. — Ну, а вдруг, я не знаю... драконы выйдут из под контроля, или гоблины поднимут восстание...

— Не смеши меня! Министерство контролирует всё... всё, понимаешь?

— Ну, да... — Гарри разочарованно покивал.

— Разве что...

— Что?! — Гарри чуть подался вперёд.

— Был один случай, когда вампиры... но это неважно.

— И...?

— Ничего особенного. Был успешно применён СВП, и всё вернулось на места.

— Что такое СВП?

— Какой СВП? — удивился министр, и Гарри заметил в его глазах безумные огоньки.

-Кингсли! Ты только что говорил про СВП!

— А... — тот задумчиво отвёл взгляд. — Про это нельзя... нельзя, — и категорично замотал головой.

— Кингсли! — Гарри подбежал и схватил его за плечи. — Что такое СВП?!! — и тут же пожалел о своём порыве — лицо министра исказилось яростью — он мгновенно выхватил палочку и приставил к горлу Гарри.

— Убирайся, Поттер! — сквозь зубы прошептал Шеклбот, и Гарри ничего не оставалось, как отнять руки. — Не смей больше приходить сюда! Я не открою тебе ни одной тайны министерства!

Самолётики подлетели и сильно замахали бумажными крылышками, издавая рассерженное жужжание, словно пчёлы из растревоженного улья.

* * *

— СВП? Никогда не слышала. Что это может быть? — спросила Гермиона.

— Не знаю, — задумчиво ответил Гарри. — Артефакт или заклинание. В общем, твоя задача — узнать всё, что относится к этой аббревиатуре.

— Гарри, правда, что сегодня в госпитале умерло пять человек? — неожиданно сменила тему Гермиона.

— Откуда тебе известно? — он подозрительно посмотрел на неё.

— Готлиб сказал. Он общался с Вудом, а тот ведь занимается покойниками.

— В министерстве, как всегда, дурные вести расходятся быстрее хороших.

— Гарри, если в больнице началась эпидемия, то я должна быть там.

— Нет никакой эпидемии! И не будет! — зло воскликнул Гарри.

— Раз люди умирают пачками, значит, Мэгги не справляется! — громко возразила Гермиона. — Я настаиваю на том, что ей требуется моя помощь!

— Всё, чем ты можешь помочь, — это найти нужные сведения! — ещё громче заявил Гарри. — И найдёшь!

— Я не обязана выполнять твои распоряжения! — Гермиона встала.

— Ты будешь их выполнять! — он тоже вскочил.

— Ещё чего!

— Может, подерёмся? — неожиданно заявил Гарри.

— Что?

— Ну, давай, выходи! Сразимся, как мужик с мужиком!

— Ты спятил? — её глаза выражали недоумение, но на губах появилась неуверенная улыбка.

— Осень. У психов обострение, — примиряюще ответил он.

Гермиона прыснула от смеха.

— Ты сегодня какой-то не такой, — сказала она, усаживаясь на место.

— Что значит «не такой»? — Гарри устало опустился на стул.

— Злой.

— Да? А я-то был уверен, что сегодня до ужаса милосерден.

— Взбудораженный.

— Меня будоражит твоё присутствие. Ты слишком красива.

Гермиона мельком глянула на него и нервно поёрзала на стуле.

— Гарри, что случилось?

— Ты действительно невыносимая заучка. Вместо того, чтобы наслаждаться комплиментом, пытаешься узнать, почему его говорят.

— Это был комплимент? Странно. Больше похоже на попытку избежать откровенного разговора.

— У тебя чувственные губы, Гермиона, ты знаешь об этом? Почему я раньше не замечал?

— Гарри! Не пытайся увильнуть! Я же вижу, с тобой что-то происходит! Чем ты сегодня занимался?

— Предпринял несколько радикальных мер.

— Каких мер?

— Радикальных.

— Гарри!

— Почему ты никогда не говорила, что любишь меня?

Гермиона открыла рот, но сказать ничего не смогла.

— Скажи, что любишь меня, — он выжидающе смотрел ей в глаза.

— Зачем тебе? — тихо выдохнула она.

— Мне нравится слышать твой голос, — ответил он с улыбкой.

— Дурак, — она обиженно опустила голову.

Гарри горько усмехнулся и встал.

— Найди всё про этот таинственный СВП. Очень тебя прошу, — сказал он и вышел.

На выходе Гарри столкнулся с Готлибом. Тот слегка согнулся, отчего сделался ещё ниже, и, спрятав взгляд, молча проскользнул мимо.

«Наверняка, подслушивал», — подумал Гарри, ощущая волну необъяснимой неприязни к старику. Массивная дверь захлопнулась за спиной, из помещения слабо послышался приветливый голос Гермионы, потом — бархатный баритон Готлиба. Захотелось припасть ухом и узнать, что или кого обсуждают эти двое. Но, всматриваясь в таинственные узоры, вырезанные на гладкой дубовой поверхности, Гарри передумал:

«Не хватало ещё опуститься до такой низости!»

Нехотя он оторвался от дверной ручки и побрёл к лифту. Войдя в кабинку, Гарри задумался: куда ехать? Чем заняться? Снова расчищать камины? А надо ли? Он глянул в зеркало — то услужливо показало ему отражение: всклокоченные волосы, худое, измождённое лицо, недельная щетина и унылое выражение в красных от усталости глазах. Впервые за эти дни Гарри ощутил настоящее отвращение к самому себе.

«И правда дурак!»

Мысль о том, что опять надо что-то делать, принимать какие-то решения, думать за всех, вызвала тошноту. Он вспомнил, что необходимо снова распределять между страждущими скудные пайки, выслушивать жалобы на неудобства, утешать, уговаривать, изворачиваться. Лгать, что всё будет хорошо, они скоро выйдут на свободу и увидят родных.

«Не могу больше, — угрюмо прошептал Гарри. — Не могу!»

Отражение зашевелило губами, Гарри с досадой отвернулся и сел на скамью. Вот бы остаться здесь и никого не видеть...

Вызванный кем-то лифт вдруг поехал вниз. Гарри горестно вздохнул: «Не вышло».

Створки распахнулись, и вошёл Норберг.

— Вот вы где, а мы вас ищем! — с облегчением воскликнул он.

— Что случилось? — хмуро спросил Гарри.

— Там... Все... собрались в госпитале и ждут, когда вы... когда мы придём.

— Зачем?

Норберг, старательно отводя глаза, стал что-то мямлить о стихийном собрании, на котором надо бы прояснить некоторые вопросы. И Гарри догадался, что заставило людей выйти из временных убежищ — голод.

Голод вызывает отчаяние, отчаяние порождает агрессию. Представив, что ждёт его на этой встрече, Гарри крепче сжал палочку и приготовился выплеснуть на людей новую порцию лжи.

* * *

— Мы сидим здесь уже неделю. Объясните, когда это кончится?!

— Люди умирают, а помощи всё нет.

— Вы говорили, что мы выйдем через три дня. Прошло уже семь. Что вы теперь скажете?

— У меня в деревне ребёнок остался на попечении престарелой бабки. Что с ними будет?

— А у меня жена одна с тремя детьми. И, между прочим, ждёт четвёртого! А я здесь сижу... Тьфу!

— А у меня все погибли. Все...

— И у меня...

— Скажите, мистер Поттер, когда же мы сможем выйти?

Гарри мрачно оглядел собравшихся. Их было не так много — человек тридцать. Всего-то тридцать пар глаз, которые смотрели на него в ожидании ответа; тридцать глоток, которые вопрошали, кричали, жаловались, требовали. На мгновенье он почувствовал, что ненавидит этих несчастных, голодных, чудом выживших людей. За то, что они почему-то решили сделать его крайним. За то, что, словно маленькие дети, слышали только себя, лелеяли лишь собственное горе и никак не желали признавать, что Гарри — обычный человек, тоже снедаемый болью за близких и тревогой о будущем. За то, что у них есть Гарри Поттер — надежда волшебного мира. А у него никого нет! Не у кого спросить: «когда мы выберемся»?

— Я уже говорил: мы делаем всё возможное. Не надо впадать в отчаяние... — медленно начал он, но его грубо прервали:

— Да мы слышали это тысячу раз! Признайтесь, наконец, в своём бессилии!

После этих слов стало очень тихо...

А потом, словно из ящика Пандоры, посыпались обвинения:

— Чем вы занимались всю неделю, мистер Поттер?

— Почему вдруг стало не хватать продовольствия?

— Да потому что его расхищают!

— Вы от нас всё скрываете!

— Нам надоело...

— Хватит! — гаркнул Гарри. — Хотите правды? Будет вам правда!

Он обвёл холодным взглядом присутствующих. Кто-то потупился, кто-то, наоборот, с вызовом посмотрел на него.

— Продовольствия хватит ещё на неделю, и то при условии, что мы будем экономить. Лекарств — дней на десять. И на данный момент мы не можем найти выход из министерства. Его нет, понятно?! Вот и вся правда. — Гарри почувствовал, как людское возмущение окрасилось растерянностью.

— Значит, всё это время вы лгали нам?! — воскликнула женщина с маленьким ребёнком на руках.

— Я хочу, чтобы вы уяснили: я не обязан утешать вас, думать за вас, вести вас куда-то, словно вы безмозглое стадо баранов. Каждый сам несёт ответственность за свою жизнь. Но так получилось, что мы оказались здесь вместе, и выживать надо тоже сообща. А для этого необходимо сохранять спокойствие.

— Да какое спокойствие, если мы здесь сдохнем!

— Ваша участь во сто крат лучше судьбы тех, кто остался там! — прокричал Гарри, указывая наверх. — Вспомните о погибших! О ваших родных, друзьях, знакомых! Их нет! Просто нет!!! А вы — есть! Потому что вам несказанно повезло! Вы обязаны выжить! Хотя бы для того, чтобы сохранить память о тех, кого уже не вернуть!.. Мы ищем выход и обязательно найдём, я верю в это! Советую и вам не терять надежды!

Казалось, его проникновенная речь растопила лёд недоверия: многие задумчиво опустили головы, кто-то согласно закивал. Гарри решил закрепить успех.

— Теперь о продовольствии. Если кому-то кажется, что я... ворую, или что я распределяю продукты несправедливо, то я готов уступить эту обязанность любому из вас, и поверьте, сделаю это с большим облегчением. — Гарри оглядел толпу. — Ну, есть желающие?

— Никто не говорит, что вы воруете! Да вы единственный здесь, кому в этом вопросе можно доверять! — высказался Вуд, и раздался одобрительный гул. — А если кто-то сомневается, то предлагаю провести голосование. Кто за то, чтобы мистер Поттер по-прежнему раздавал пайки?

Лес рук вскинулся, как по команде.

— Кто против?

Ни один из присутствующих не решился поднять руку, хотя Гарри заметил в глазах у некоторых упрямое сомнение.

— Единогласно, — провозгласил Вуд и обратился к Гарри: — Мы вам верим. — Гарри сдержанно и благодарно улыбнулся. — А теперь хотелось бы узнать, как продвигаются поиски. Что-нибудь уже нашли?

— Есть одна зацепка. Мы с миссис Уизли и архивариусом Готлибом усиленно работаем над ней.

— Может быть, вам помочь?

У Гарри потеплело на сердце — впервые ему предлагали помощь. К горлу подступил комок, а в уголки глаз словно вонзились тонкие иголочки. Преодолевая порыв сентиментальности, он хрипло проговорил:

— Спасибо. Пока нет...

«А почему, собственно, нет?»

Сколько раз он укорял себя за желание сделать всё самому, не прибегая к чужим услугам? А ведь это желание сродни гордыне.

— А впрочем... кто-нибудь знает о такой вещи, как СВП? — спросил он, едва надеясь на ответ.

Люди стали недоумённо переглядываться и пожимать плечами — никто не слышал об этой таинственной аббревиатуре.

— Мистер Поттер, я надеюсь, вы действительно найдёте, что ищете. Мы надеемся, — твёрдо сказал Вуд, обращаясь ко всем. — Я думаю, можно расходиться.

— Подождите! — раздался сварливый голос, и из толпы вышел человек средних лет, ничем не примечательный, за исключением длинного, лоснящегося носа, который выпирал вперёд, словно киль на корабле. Гарри тут же мысленно так и прозвал его «Киль». — А как всё-таки быть с расхищением продуктов?

Гарри снова замутило, будто под нос сунули тухлятину.

— У вас есть какие-то подозрения? — жёстко спросил он.

— Конечно, — носатый со злобным торжеством огляделся и заявил: — Я сам видел, как из кладовой выходил человек с кульком в руках!

Толпа возмущённо загудела. Раздались гневные и недоверчивые выкрики:

— И кто это был?

— Давай, говори, кто!

— А что ты сам там делал?!

— Я следил за дверью, потому что мне показалось странным, что исчезли галеты. Вчера были, а сегодня — нет!

— Это невозможно, — настороженно сказал Гарри. — Кладовая была мною зачарована от взлома.

Носатый злорадно рассмеялся и парировал:

— Тогда, наверное, вы сами рассказали вору, как снять заклинание?

— Конечно, нет! Что за бред! — начал оправдываться Гарри.

— Вы уверены, мистер Поттер?

— Да, — приступ дурноты усилился.

— На вашем месте я бы не был столь категоричен, — тихо процедил носатый, но в полной тишине было отчётливо слышно каждое слово.

Гарри пожал плечами. Чего этот тип добивается? Кому он мог рассказать?

— Так вы хотите знать, кто вор?! — обратился «Киль» ко всем.

— Да говори уже! Хватит тянуть кота за хвост! — раздалось из толпы.

— А вы, мистер Поттер, хотите? — носатый замер перед ним в нарочито заискивающей позе. Хищный нос мерзко блестел в свете факелов. Гарри чуть не вырвало.

— Так вот... Это был... — начал "Киль", театрально взмахнув рукой и не спуская с Гарри радостно сияющих глаз.

— Это была я! — все повернулись на звонкий девичий голос.

Носатый растерянно замотал головой, словно под «Конфундусом». Толпа расступилась и выпустила на середину...

— Это была я, — твёрдо заявила Мэгги.

Тошнота отступила, тело охватило горячечное волнение: «Как же так! Не может быть!»

— Мистер Поттер сказал мне по секрету, как снять запирающие чары с кладовой. Я брала продукты для больных, — Мэгги была белее снега и дрожала, словно от жуткого холода.

— Я не... — начал было Гарри, но она перебила:

— Вы, наверное, забыли. Ведь вам столько всего в голове держать приходится, — она посмотрела так, что, если бы Гарри не был столь обескуражен, то решил бы, что она взглядом уговаривает его согласиться. — Вспомните.

— Подождите! — воскликнул «Киль». — Это не...

— Это была я!!! — рявкнула Мэгги, пронзив носатого ненавидящим взглядом.

Тот испуганно стушевался.

— Ну, если для больных, то, я полагаю, вопрос исчерпан, — веско сказал Вуд. — Давайте расходиться. Спокойной всем ночи.

Люди неохотно разбрелись по своим комнатам, возбуждённо обсуждая произошедшие события. Носатый, недружелюбно зыркнув на Гарри, убрался почти последним.

Мэгги, не поднимая глаз, скованно прошла в свой временный медицинский кабинет, где хранились лекарства, и отсиживалась там до тех пор, пока в госпитале, кроме больных, остался лишь Гарри. Тогда она украдкой выглянула наружу, но, увидев его, тут же скрылась обратно. Гарри решительно направился к ней.

В кабинете, помимо стеллажей с зельями, стоял процедурный стол, на котором в полном порядке были разложены медицинские инструменты. Дальний угол комнаты был отгорожен ширмой, за которой оказалась тахта. На ней, поджав ноги, сидела Мэгги, а рядом мирно спал маленький мальчик.

— Я оставила малыша Гарри у себя, — объяснила медсестра, кивнув на ребёнка. — Всё равно он больше никому не нужен.

— Надо поговорить, — сказал Гарри и вышел первым. Мэгги засеменила следом.

Он обернулся и глянул ей в глаза, ожидая увидеть раскаяние. Но девушка смотрела настороженно и твёрдо.

— Зачем ты это сделала?

— Вы о чём? — она упрямо закусила нижнюю губу.

— Обо всём.

— Уточните, пожалуйста.

Гарри никак не мог оценить новое выражение в этих синих, всегда наивно распахнутых глазах. Как будто она знала о нём что-то постыдное, грязное, гадкое, и в то же время неудержимо желала его. Останавливала горячий взгляд на его губах и тут же остужала горьким недоверием, будто сопротивлялась своим порывам.

— Мэг, — он шагнул ближе, но она вдруг нахохлилась, как воробушек.

— Не надо, мистер Поттер. Я и так ничего никому не скажу.

— Что не скажешь? — он склонился к ней — она сжала голову в плечи. — Уточни, пожалуйста, — проговорил он со слабой улыбкой.

— Про тех пятерых. И про... кладовую.

— Про кладовую? — не понял Гарри.

Она вздрогнула и быстро забормотала:

— Я видела вас. Хотела зайти к вам ночью и увидела, как вы выходите с этим... кульком. Я стояла за правой колонной, а тот, носатый, наверное, видел вас с противоположной стороны.

— Что ты несёшь?! — возмущённо выкрикнул Гарри.

Мэгги испуганно вдохнула и глянула на него округлившимися глазами.

— Я не скажу, — промямлила она. — Никому.

Он схватил её за подбородок и заглянул в ставшую бездонной синеву.

— Ты с ума сошла! Это был не я!

— Нет, мистер Поттер, — обречённо, как на эшафоте, прошептала девушка. — Я точно знаю: это были вы.

Внезапно отпустив, почти оттолкнув Мэгги, Гарри с досадой проследил, как она пошатнулась, ухватившись за процедурный стол; и вышел прочь. Вслед раздались тихие всхлипывания.

* * *

Гарри ворвался в свою спальню и затравленно огляделся.

«Этого не может быть! Бред какой-то! — думал он, с остервенением обыскивая комнату. — Что она несёт?! Сумасшедшая!»

Он резко вытащил из письменного стола ящики, с грохотом высыпал содержимое на широкую столешницу; потом кинулся к стенному шкафу, широким жестом сбросил с полок книги, бумаги и чернильницы, со злостью пнул стул, схватил с кровати покрывало и дёрнул на себя...

Что-то шуршащее плюхнулось на пол и рассыпалось, будто мелкие камешки по песку. Гарри наклонился и поднял с пола... измятый бумажный кулёк с галетами.

Казалось, сердце лопнет от напряжения. Словно отбойный молоток, в мозгу громыхало: «Как?! Откуда?! Кто это сделал?!»

Он подобрал кусочек сухого хлебца и стал рассматривать.

«Мне кто-то подложил. Это чьи-то дурацкие козни. Чьи? Мэгги?! Или носатого?»

Мысль о том, что кто-то его подставляет, вызвала новый приступ дурноты. Но Гарри сумел отсечь лишние ощущения: сначала необходимо разобраться, кому и зачем это понадобилось. Долой эмоции, пора включить логику!

Итак, Мэгги. Терзаемая ревностью девчонка. Сначала устроила якобы постельную сцену, а потом решила добить окончательно, показав своё мнимое великодушие? Бред. И кроме того, она не могла знать, как снимать затворяющие чары — Гарри поставил личный пароль. Или она окклюмент? Прочла его мысли? Тогда малышка Мэг видится в несколько ином свете.

Теперь носатый. О нём почти ничего не известно. Гарри видел его пару раз мельком в Лютном переулке. Ни по каким делам этот тип не проходил. Надо будет присмотреться к нему.

Кто ещё? На самом деле, куча народу. Любой под подозрением. Даже...

В дверь неожиданно постучали. Гарри вздрогнул и растерянно затих.

Стук снова повторился — нерешительный и деликатный. Гарри взял себя в руки, с помощью «Акцио» собрал галеты в пакетик и спрятал его в стол.

— Привет, — с настороженной улыбкой сказала Гермиона, заглядывая в полуоткрытую дверь. — Можно к тебе?

— Да, заходи, — он впустил её и украдкой окинул взглядом комнату — беспорядок бросался в глаза.

— Что у тебя тут случилось?

— Да я... решил прибраться.

— А, — кивнула она. — Помочь?

— Нет. — Сумев задавить тихую панику, он «настроился» на Гермиону, и вдруг почувствовал, что ей неловко. — Как дела?

— Нормально. — Гермиона нервно сцепила ладони. — Гарри, я тут думала над твоими словами.

— Какими словами? — в голове тревожно зароились мысли: о чём он с ней говорил?

— Про... Да, пустяки, — она смущённо опустила глаза. — Я, пожалуй, пойду. Спокойной ночи.

«Слава Мерлину!» — с облегчением подумал Гарри, но вдруг его проняло: он неожиданно понял, зачем она пришла.

— Подожди! — воскликнул он. — Не уходи.

«Может, рассказать ей о своих подозрениях? В конце концов, кому, как не Гермионе, можно доверять?»

Однако слова не торопились срываться с языка. Что-то изменилось в их отношениях. Раньше он мог обсудить с ней многое, почти всё, а теперь, почему-то, не может раскрыть ни одну из своих тайн.

— Ты действительно хотел бы услышать от меня это? — спросила Гермиона, с нежностью заглядывая ему в глаза.

— А ты в самом деле готова это произнести?

Гермиона замялась, а он почувствовал снисходительное удивление: для женщин так много значат слова, и Гермиона не исключение. Сам он давно перестал придавать значение сказанному, гораздо более важными были поступки. Но сейчас ему до боли в висках захотелось, чтобы она ответила: «Да, готова», чтобы произнесла слова признания; и пусть они — всего лишь звук, — хоть на краткий миг они бы рассеяли нависшее над ним тёмное облако, которое давило, сжимало, вызывая мучительную, назойливую тошноту.

Гермиона шагнула ближе, нерешительно прикоснулась к его плечу и едва слышно прошептала: «Я люблю тебя».

— Ну вот, а ты боялась, — чуть насмешливо произнёс Гарри, заглядывая в большие влажные глаза. — Гром не грянул?

Глаза мгновенно сузились, губы сердито сжались, она отняла руку и прошипела:

— Ты просто...

Он сгрёб Гермиону в объятия и с силой притянул к себе.

— Что «я просто»?

— Идиот, — прошептала она с обидой.

— Я так соскучился по тебе, — пробормотал он, прижимаясь щекой к её виску. — Спасибо, что пришла.

— Я пришла в последний раз!

— Вот как? Ну, тогда я должен этим воспользоваться.

— Ещё чего! Я не позволю...

— А тебя никто и не спросит.

— Ты что, меня изнасилуешь? — Гермиона усмехнулась.

— А ты бы хотела?

— Отпусти! — сердито прошептала она, пытаясь вырваться.

Но Гарри только крепче прижал её к себе.

— Прости. Твоё признание дорогого стоит, — с раскаянием проговорил он. — Я, наверное, не заслуживаю этих слов. Побудь со мной сегодня.

— Чтобы ты воспользовался положением бедной влюблённой девушки? — она иронично ухмыльнулась.

— Всю жизнь мечтал воспользоваться таким положением. Тем более, смотрю, девушка не против, — Гарри коснулся губами её щеки.

— Всегда знала, что в глубине души ты бессовестный негодяй, — жарко прошептала она.

— О, ты удивишься, сколько во мне отрицательных качеств.

Со стола что-то упало, громыхнув. Гермиона хотела посмотреть, но Гарри не дал: обхватив ладонями её лицо, он пробормотал:

— Не отвлекайся, — и настойчиво поцеловал в губы.

Ощутив знакомый вкус, он понял, насколько истосковался по Гермионе за эту чудовищно трудную неделю. Каким был дураком, что заставлял себя не думать о ней, мучил себя ненужными сомнениями, а ведь уже давно мог наслаждаться её телом, гладкостью кожи, ароматом волос. Как всё просто, когда не даёшь волю навязчивому чувству вины! Этой никчёмной, глупой выдумке! Гарри никому не должен. Ни перед кем не виноват. Тем более, сейчас, когда Она так страстно обнимает его и раскрывает свои губы навстречу его поцелуям. Захоти он — Гермиона разрешит ему всё! Сегодня он не тот жалкий, избитый узник, позволивший ей ласкать себя ради исцеления и спасения. Тогда он был удивлён, обескуражен и тронут глубиной её любви. Теперь же он ощутил горячее желание просто быть с Гермионой. И не только потому, что её тело дарило долгожданное забвение, — появилась настоятельная потребность ответить на её чувство, быть нежным. Эта потребность почти равнялась инстинкту, и следовать ей значило бы то же, что утолить жгучий голод.

— Ты колючий, — прошептала Гермиона. — Как ёжик.

— Я так защищаюсь.

— Не надо защищаться.

— Не буду, — пробормотал Гарри, бережно опуская её на постель. — С тобой — не буду.

Сквозь дремотную пелену пробралась настойчивая мысль о том, что спать нельзя — надо что-то делать. Гарри пытался её отогнать, надеясь урвать хоть пару часов покоя. Но ни уговоры, ни логические доводы о бессмысленности каких-либо действий не смогли унять требовательные тычки совести. Казалось, от постоянного недосыпа он должен был уже свалиться замертво, но та же упрямая тревога, что не давала ни продыху, ни вздоху, беспокойно бодрила, заставляя нервно подскакивать по многу раз за ночь. Сновидения превращались в незапоминающиеся фрагменты, по большей части страшные, без глубины и взаимной связи. Гарри вовсе не ждал, что ему приснится важное решение или подсказка, и относился к потребности спать, как к досадной привычке, от которой нельзя избавиться. А в глубине души понимал, что отдаться сну ему не даёт страх: вдруг привидятся обожжённые лица близких, их чёрные обугленные тела, унылые руины некогда весёлого и красивого города... Нет. Упаси Бог от такого!

Уж лучше тошнота и головокружение — вечные спутники бессонницы, да тупая боль в сердце — предвестница несчастий. Хотя куда уж горше.

Гарри резко сел. Словно нити, разматывались в голове воспоминания о последних событиях, обнажая неясную, будто спрятанную в глубине клубка, сердцевину: что-то произошло... Важное и одновременно...

Гермиона!

Он точно помнил, что она приходила к нему. Потом они целовались... Что произошло дальше, вылетело из головы. По всем законам логики (кто только придумал эти законы?) она должна была остаться с ним.

«Люмос» осветил одинокую постель. Нет, похоже, логика подкачала. Или он сам? Хотя Гермиона вряд ли бросит мужчину, у которого проблемы; скорей, наоборот. Значит, произошло что-то непредвиденное. Гарри привычно провёл рукой по лицу, смахивая сонливость, и тут же поморщился: щёку будто полоснуло лезвием. Под пальцами болезненной шероховатостью ныла царапина. Откуда она взялась?

Гарри рассеянно оглядел комнату, которую успел возненавидеть за последние дни. Казалось, каждая вещь кричала здесь о его беспомощности. Этот стол, зияющий пустыми проёмами выдвинутых ящичков, шкафы с ненужными бумагами, чиновничий стул с массивной и потёртой от времени высокой спинкой, все они говорили: «Ты такой же как мы — чудом сохранившийся, бесполезный и глупый предмет».

Коридоры министерства тоже не вызывали приятных эмоций, ещё с юности, но бродить по ним всё же было лучше, чем валяться в постели, — хоть какая-то иллюзия деятельности.

Ноги сами принесли его к архиву.

Запертая дубовая дверь упрямо не желала реагировать на «Алохомору». Вскипев, Гарри несколько раз раздражённо ударил по ней и, тяжело дыша, прислушался к тишине.

Он хотел было плюнуть на всё и уйти, но не удержался и стукнул напоследок ещё раз.

«Кто там?» — едва послышалось изнутри.

— Открывай, Готлиб!

— Уходите немедленно! Что вам ещё от неё нужно?!

Гарри недоумённо нахмурился: «О чём это он?»

— Где Гермиона?

— Я вам не открою! Уходите! И не смейте больше сюда являться! Если вы ещё раз попытаетесь обидеть миссис Уизли, будете иметь дело со мной!

— Что за... — Гарри растерянно пожал плечами.

— Вы ещё здесь? Имейте в виду, я не шучу! — бархатный голос Готлиба неожиданно дал «петуха».

— Хватит нести бред! Открой дверь, глупый старик! — Гарри не знал, что делать: злиться или смеяться над странным архивариусом, который вдруг вообразил себя Дон Кихотом. — Мне нужна Гермиона!

— Она не будет с вами разговаривать!

— Я считаю до трёх! — с нарочитой угрозой произнёс Гарри. — На счёт "три" — взрываю дверь!

Отсутствие ответа говорило о растерянности в стане противника.

— Один... Два...

Перед тем, как заскрежетал замок, за дверью послышалось еле уловимое характерное шуршание. По аврорскому опыту Гарри знал, что с таким звуком обычно накладывают Обволакивающие чары — последний аргумент в неравной борьбе. Так обычно поступают те, кто пытается сбежать от наряда авроров: пока хранители правопорядка барахтаются в густом, словно желе, липком облаке, можно незаметно улизнуть. Оказывается, у Готлиба была бурная молодость, раз он знаком с такими уловками. Только бежать из архива некуда. Или всё же есть куда?

Обволакивающие чары моментально рассеялись после простого «Эванеско». В архиве никого не было.

— Гермиона! — громко позвал Гарри. — Ты где?

Молчание вызвало тревогу.

— Эй! Где вы? Что случилось?

Гарри нервно оглядел все закоулки огромного помещения. Пожалуй, здесь слишком много лазеек, чтобы спрятаться. Что за дурацкое положение! Старик, видно, спятил от долгого сидения в четырёх стенах. Но что с Гермионой? Может, Готлиб как-то её оглушил и держит взаперти? Во рту резко пересохло. Хриплым от волнения голосом Гарри выкрикнул:

— Готлиб! Выходи, или я сожгу твой архив к мерлиновой матери!

Снова издевательская тишина.

Гарри мысленно разделил зал на сектора и стал внимательно осматривать каждый из них. Рядом с одним из шкафов едва заметно колыхнулась кипа небрежно лежащих пергаментов, выдавая присутствие живой души. У спрятавшегося там был ограниченный угол обзора. Гарри осторожно и тихо шагнул в сторону, уходя с линии огня. И вдруг в то место, где он только что стоял, попала красная молния и, шипя, растворилась на мраморном полу. Гарри рванул к шкафу и, прижавшись к нему спиной, сделал короткий выпад в сторону нападавшего:

— Петрификус Тоталус!

Обездвиженное тело Готлиба свалилось к ногам. Опьянённый охотничьим азартом, Гарри хотел связать свою добычу и пристрастно допросить, как бывало в аврорские времена; но его остановила холодная решимость в глазах поверженного противника. Радость победы мгновенно улетучилась.

Не скрывая досады, он разоружил и расколдовал архивариуса. Тот тихо сел на стул, угрюмо глядя в одну точку.

— Где Гермиона? — раздражённо рявкнул Гарри.

— Не знаю.

— Врёшь ведь.

Готлиб не отреагировал.

— Где ты её спрятал? Что ты с ней сделал?!

— А что с ней сделал ты? — жёсткий голос неожиданно озадачил. — А? Нравится мучить тех, кто тебя любит?

— Что ты мелешь?!

— Может, ты сошёл с ума, как твой начальник? Или, похоже, возомнил себя невесть кем? Сам-то отдаёшь себе отчёт, кто ты есть?! Кто ты, Поттер?!

Казалось, его взгляд проник глубоко внутрь, туда, где Гарри старательно прятал от всех свой позор, свою слабость, свою немощь; боясь признаться, что он, бывало, прислушивается к тому ненавистному голосу. Взгляд этот нарушал внутреннее равновесие, укоряя, взывая: «Пойми, наконец, с тобой что-то не так!»

«Нет! Со мной все в порядке!» — Гарри упрямо стиснул зубы и схватил старика за горло, ткнув волшебной палочкой в морщинистую щёку.

— Гарри, оставь его! — раздался за спиной приглушённый голос Гермионы.

«Слава Мерлину, она здесь!» — с облегчением подумал Гарри и отпустил Готлиба. Сердце захолонуло, он развернулся к Гермионе, чтобы обнять и... резко остановился, увидев багровый синяк на её скуле.

— Что с тобой? Где ты была? — изумился Гарри.

Как она посмотрела на него! Словно получила пощёчину!

— Да не молчи ты! Кто это сделал?! Я его убью!

— Тогда вам придётся убить себя, мистер Гарри Поттер, — Готлиб произнёс это так, что захотелось заткнуть ему рот.

— Гермиона! — Гарри попытался взять её за плечи, но она испуганно отшатнулась и прикрыла лицо рукой.

Архивариус встал между ними и, глядя на Гарри исподлобья, прошипел:

— Немедленно уходите!

Гарри попытался отодвинуть его, но Гермиона попросила:

— Пожалуйста, Гарри, оставь нас.

Её тихий, саднящий душу голос был словно ушат ледяной воды на голову. Так не говорят из каприза или желания поставить точку в разговоре. В огромных карих глазах была обида и боль, словно он действительно ударил её. Но он не мог этого сделать! Никогда в жизни!

— Идите же! Ну! — почти вскричал архивариус, надвигаясь на него.

Гарри растерянно глянул на Гермиону — она угрюмо смотрела в сторону — и нехотя повернулся к выходу. Всё ещё собираясь с мыслями, чтобы доказать свою невиновность, он оглянулся, но старик непостижимым образом ловко выхватил из его кармана свою палочку и предупредительно взмахнул ею.

— Герм, ты что? — просительно прошептал Гарри. — Я не мог.

Она отвернулась и скованно вытерла слёзы. Готлиб двинулся на него, будто отгоняя глупого и опасного хищника, и Гарри сдался. Медленно он вышел из архива, и старик тут же захлопнул за ним дверь.

* * *

Гарри безуспешно пытался понять, как такое могло произойти. В воспоминания о прошедшей ночи закрался невнятный, расплывчатый обрывок: Гермиона лежит на постели, а он склоняется к ней и... Что потом?

Нет, не так. Гермиона лежит и шепчет о чём-то. О чём? В голове только шум, нелепый, бессмысленный шум. Неожиданно он превращается в неприятные, лающие звуки. Что это? Кашель, плач, смех? Смех!

Он смеётся надо мной!

«Да, Гарри, повеселил ты меня! Вы, гриффиндорцы, настолько уверены в своей непогрешимости, что убедить вас в обратном не могут даже очевидные вещи».

«Я не мог с ней так поступить!»

«Да ну? А они думают, что мог! И заметь, у них для этого есть все основания. Посмотри на свои руки — именно ими Гарри Поттер сегодня сделал больно своей давней подружке. Помнишь, как она на тебя посмотрела? Как на чудовище».

«Это ты всё подстроил».

«М-м, а мы, кажется, начинаем потихоньку соображать».

«Как это могло произойти? Ведь ты — ничто, осколок осколка!»

«Ух, какие мы любознательные! Самому догадаться слабо, а? Ну ладно, раз мозг отказывается работать, дам намёк. Ты веришь в то, что душа раскалывается на части, когда совершаешь убийство? Так вот, это случилось и с тобой. Сколько человек на твоей ещё недавно незапятнанной совести, Гарри? Ты вёл счёт? Нет? А ты попробуй».

Причём здесь это? Да, он убил Дженкинса, потом того верзилу, а потом этих пятерых несчастных... И что, выходит, он расколол свою душу на...

«Математика — царица наук!»

«Но я... сделал это вынужденно. Это другое!»

«А математике все равно! Факты упрямы и неоспоримы: осколки твоей бессмертной души, того драгоценного камня, который был любовно огранён Дамблдором, лежат сейчас передо мной, сверкая острыми краями. А я, как равнодушный ювелир, могу взвесить каждый из них, рассмотреть сквозь призму человеческих деяний, оценить спектр утрат и чистоту намерений».

«Что за пафосный бред!»

«И не говори. Ах, Мерлин мой, похоже, от долгого сидения в твоей голове я заразился дамблдорщиной. А впрочем, у меня отличное настроение, и я могу позволить себе быть многословным. Тем более, что мы с тобой теперь на равных. Надеюсь, последние события убедили тебя в этом? Если нет, то я могу повторить».

«Та история с Мэгги и кулёк с галетами — это тоже ты?»

«Не «ты», а мы. Мы сделали это вместе, и не моя вина, что ты ничего не помнишь. Надо отвечать за свои поступки».

«Не волнуйся. Я отвечу».

Гарри решительно пошагал к лифту.

«Надеюсь, ты не собираешься покончить с собой? Не советую: тогда некому будет спасать остальных от новой напасти».

«Где ты ещё напакостил?»

«В одном из коридоров министерства. На нём лежит страшное проклятье — любой, кто туда зайдёт, получит ужасное увечье, которое почти невозможно вылечить, особенно в условиях дефицита лекарств».

«Где этот коридор?!»

«Ты считаешь меня глупцом?»

«Ты блефуешь!»

«С чего ты взял?»

«Зачем ты это сделал?»

«Я слишком хорошо тебя знаю, Гарри, и стараюсь обезопасить нас обоих от твоей опрометчивости... Ну, а теперь, когда ты знаешь главное, может быть, хочешь о чём-нибудь меня спросить?»

Гарри остановился и прислонился к стене.

«Что ты сделал с Гермионой?»

«Вопрос неправильный».

Голову захлестнула боль.

«Что ты намерен делать?»

«Снова неправильный».

Боль усилилась.

«Чего ты хочешь от меня?» — почти простонал Гарри.

«А вот теперь правильный вопрос, хотя и ожидаемый. Ты всё чаще разочаровываешь меня своей предсказуемостью, Гарри, но я не обижаюсь. И даже предоставляю тебе возможность самому догадаться, чего хочет от тебя Тёмный Лорд».

«Я не знаю», — прошептал Гарри, сползая по стене: боль стала почти невыносимой.

«Твоя недогадливость огорчительна. И я снова иду тебе навстречу, отвечая на поставленный тобой вопрос: мне нужно тело, которым я мог бы владеть без-раз-дель-но».

Гарри почти не удивился. Однако требование Риддла заставило его взять себя в руки.

«Боюсь, кости твоего отца слишком далеко, а плоти слуги не найти и в помине. Из всех доступных ингредиентов могу предоставить лишь кровь врага, причём, всю».

«Ха-ха, я смотрю, ты сохраняешь хладнокровие, это мне нравится. Но упомянутый способ обретения плоти, увы, устарел».

«Не все мечты сбываются, к счастью».

«На пороге смерти ты становишься забавно храбрым, Гарри».

«Вообще-то я не тороплюсь на тот свет».

«Естественно, у тебя ведь есть неоконченное дело: перед тем как покинуть наш бренный мир, тебе необходимо будет совершить некий обряд по передаче твоего тела мне».

«Я, конечно, польщён тем, что ты выбрал меня, но моё тело — это не эстафетная палочка, и никому я его отдавать не собираюсь».

«Тебе бы следовало гордиться, что я выбрал тебя, а не упрямиться. Понимаю, тебе не хочется делиться. Но жадность — один из смертных грехов».

«Гордыня тоже. Ничего у тебя не выйдет».

«Что ж, рискни состязаться со мной, и, кто знает, может быть, в следующий раз ты очнёшься над трупом твоей драгоценной грязнокровки»!

Гарри прошиб холодный пот. Терпеть боль он мог сколько угодно, но мысль о том, что сидящий в нём монстр может убить Гермиону, была невозможна, невозможна!

«Ну, как? Оценил ситуацию? В шашках это называется «вилка», а в твоём случае — тройная вилка. Но не думай, что я поступлю непорядочно. Предлагаю сделку».

«Какую сделку?»

«Мы дадим друг другу Непреложный обет: ты пообещаешь отдать мне своё тело, а я помогу снять чары с коридора и, так и быть, зарекусь не обижать твою подружку».

«... Мне надо... поразмыслить».

«Полминуты хватит? Вообще-то я ждать не люблю, но для тебя — всё что угодно».

«Хватит».

Гарри мрачно задумался: положение действительно было безвыходным. Возможно, Риддл прав: душа, расколотая на семь частей, потеряв целостность, уже не может противиться чужому влиянию. Восстановит её лишь раскаяние. Гарри совершенно точно знал, что страшно сожалеет о содеянном. Тем не менее, факт остаётся фактом — он не в состоянии сопротивляться выходкам Риддла. Может быть, одного сожаления недостаточно? Или мешает то, что в глубине души он всё же оправдывает себя, считая, что убивал под влиянием обстоятельств? Или для полного раскаяния нужно время, которого, увы, нет? Или... Дамблдор его обманул, и никакое покаяние не может восстановить душу? Что же тогда?

Запереться в каменном мешке и приковать себя кандалами, чтобы ненароком не навредить никому, в первую очередь, Гермионе? Но в этом случае он не спасёт людей, которые, по мерзкой прихоти Риддла, погибнут, когда будут, ни о чём не подозревая, бродить по коридорам министерства. Конечно, рано или поздно чары обнаружатся, но для этого опять же нужно время, а его нет!

Подчиниться требованию и умереть, зная, что Гермионе ничто не угрожает? Скованный Обетом, Риддл не сможет ей навредить; и она выберется из подземелья, когда найдётся выход. Ведь Гермиона с каждым часом всё ближе к разгадке СВП, а в её способности найти решение сомневаться не приходится. Нужно лишь дать ей понять...

Есть и третий вариант... Но он слишком, слишком рискованный. Рискованный и жестокий.

«Полминуты истекли. И каков будет твой положительный ответ?»

«Я согласен».

«Позволь уточнить, на что?»

«На Непреложный обет. Ты обретёшь плоть и, надеюсь, сдохнешь самой страшной смертью из всех возможных».

«Зря ты так. Я ведь, в принципе, не желал тебе зла, а лишь пытался выжить. Итак, я клянусь, что с того момента, как стану полноправным хозяином твоей земной оболочки, вместилища твоей грешной души, я не стану вольно или невольно вредить Гермионе Уизли и другим обитателям министерства. Кровью скреплять будем?»

«Издеваешься?»

«Ты всё ещё не веришь мне?! Так почувствуй мою силу, Гарри!»

Гарри вдруг ощутил, что руки не слушаются его. Чужая воля заставила палочку сделать надрез на пальце, капельки алой крови упали на неё и тут же растворились, словно их не было.

«Видишь, всё по-честному. Теперь твоя очередь».

«Что нужно для этого твоего обряда переселения душ?»

«Не бойся. Больно не будет. Только страшно, ха-ха-ха!»

«Я хочу знать, в чём суть обряда!»

«Всё очень просто: наши души вынимаются из тела заклинанием «Дементор-экзорциум», а дальше... всё пройдёт без твоего участия. Добавлю лишь, что твоей расколотой душе не под силу будет вернуться обратно — ты ведь не знаком с такими областями магии. А я знаю о них всё!.. Я жду, Гарри. Или хочешь, чтобы я воплотился без твоего согласия? Тогда жизнь девушки не будет стоить и кната».

«Мне нужно проститься с друзьями».

«Я очень расстроюсь, если кто-то узнает о нашей с тобой договорённости».

«Я никому не скажу».

«И ещё я очень не люблю ждать».

«Всего лишь полчаса».

«Пять минут».

«Двадцать!»

«Десять».

«Пятнадцать!»

«Хорошо. Четверть часа. Я же не изверг какой-нибудь».

«И на том спасибо».

«Но сначала — клятва!»

«Клянусь, что ты получишь тело Гарри Поттера!» — воскликнул Гарри и выдавил из свежего надреза кровавые капли на свою волшебную палочку.

«Пятнадцать минут, Гарри. И учти — я слежу за тобой».

* * *

Гарри помчался к архиву.

В первую очередь Гермиона! Потом остальные. Он чувствовал, как вскипает внутри эмоциональное напряжение.

Готлиб ошарашенно подскочил на месте, когда Гарри ворвался через вылетевшую дверь. Гермиона нашлась в скромном закутке, отделённом от остального помещения. Вероятно, архивариус уступил ей своё жилище. Она полулежала на кровати и вчитывалась в старинные свитки. Гарри с разбегу бухнулся перед нею на колени и воскликнул:

— Гермиона! Прости меня!

Она от неожиданности вжалась в подушку и прикрылась свитком.

— Ты простишь меня?! Я очень, очень виноват! Прости! Пожалуйста!

— Господи, Гарри, что с тобой? Ты в своём уме? — пробормотала она скорее изумлённо, чем испуганно.

Он низко склонил голову и заговорил:

— Я знаю, что не стою ни одной твоей слезинки. Моя гордыня и спесь застили мне глаза, и я поступил так гадко, так отвратительно, что не достоин прощения и... Я очень, очень тебя люблю.

— Гарри, — её глаза потеплели.

— Прости, Герм.

— По-моему, ещё миг, и ты будешь биться головой о пол, как домовой эльф, — сказала она, приподняв брови.

— Если этим заслужу твоё прощение, то буду, — и он встал на четвереньки и приготовился.

— Перестань! Это уже чересчур.

— Ты уверена? — Гарри внимательно посмотрел ей в глаза.

— Абсолютно, — подтвердила Гермиона.

— Хорошо. Чересчур — это то, что надо. Ты простишь меня?

— Да.

— Спасибо. Ты... ты — молодец! — он поцеловал её ладони и встал.

— Гарри, мне нужно тебе кое-что сказать! — поспешно воскликнула она.

— Потом, Герм, всё потом, — Гарри рванул к выходу.

— Но это важно!

— Гермиона! Я целиком полагаюсь на тебя. Поняла? Ты же всегда всё делаешь сама, — и он выбежал из каморки.

— И что это было? — сама себя спросила Гермиона. — ... Псих.

«Готлиб, мне нужна твоя помощь!» — услышала она за дверью голос Гарри.

«Что вам угодно, сэр?» — нехотя, но покорно отозвался хранитель...

* * *

Импровизированный госпиталь совершенно пропитался больничными запахами и звуками. На тахте, загороженной ширмой, в обнимку с мальчиком сидела Мэгги. Улыбка на её болезненно бледном лице угасла, когда она увидела Гарри.

— Мэгги. Ты самая удивительная девушка в мире. Я рад, что судьба свела нас вместе. И хочу попросить у тебя прощения за всё, что сделал и сделаю.

— Вы так странно говорите, мистер Поттер. Как будто прощаетесь, — тихо и удивлённо проговорила она.

— Может быть. Так ты простишь меня?

— Мне не за что прощать. Вы передо мной ни в чём не виноваты.

— Спасибо, — Гарри облегчённо вздохнул. — Могу я поговорить с малышом Гарри? Наедине.

— Ну конечно, — кивнула Мэгги и тихонько вышла.

Мальчик радостно улыбнулся, но потом с упрёком произнёс:

— Почему не сказал, что ты — Гарри Поттер?

— Как-то всё времени не было. Но теперь-то ты в курсе.

— Покажи мне какое-нибудь волшебство, — глаза ребёнка заблестели в ожидании чуда.

— Конечно, малыш Гарри... Хочешь, я покажу тебе своего Патронуса?

* * *

В кабинете Кингсли всё также жужжали бумажные самолётики. Министр восседал за своим столом, словно позабытый всеми сфинкс.

— Что случилось, Поттер? — спросил он, сухо кивнув на приветствие.

— Господин министр, у меня очень важное дело, не терпящее отлагательств...

* * *

«Твоё время истекло, Гарри. Долгие проводы утомительны».

«Я готов».

Гарри закрылся в своей комнате и, тяжело дыша, опустился на кровать.

«Вот он — момент истины! Я ждал его долгих четырнадцать лет. Моя боль, мои ожидания, моё долготерпение будут вознаграждены! Видишь, Гарри, кто в итоге выигрывает? Тот, у кого хватает сил бороться до конца».

«Я оценил твой высокий слог. Мне казалось, ты не любишь ждать».

Гарри нервно сцепил руки и попытался унять дыхание.

«Торопишься умереть? Что так? Совесть замучила?»

«Не люблю затягивать неприятные моменты. Если что-то плохое должно произойти — пусть произойдёт быстро».

«Что ж, в кои-то веки мы пришли к единодушию. Ха-ха, как тебе словечко? Итак, наблюдай...»

Снова тело перестало слушаться, а голова налилась неизбывной болью. Будто со стороны Гарри наблюдал, как его рука, движимая чужой волей, вскидывает волшебную палочку и совершает сложное, запутанное движение; и каждый её взмах порождает в пространстве части чёрного силуэта. Появляется злобная тень, будто вышедшая из самого ада, на которую нельзя смотреть без содрогания. Как сквозь вату, слышатся глухие всасывающие звуки, не оставляющие ни капли надежды, а в самой середине грозного силуэта разверзается громадная пасть, и неведомая сила втягивает Гарри в это жерло. Он летит по тёмному тоннелю и успевает выкрикнуть лишь одно: «Защити меня..!»

* * *

Гермиона быстро шла по коридору, встревожено прислушиваясь к утренней тишине. После странного визита Гарри она не находила себе места. Что-то было не так в его глазах: бешеное напряжение, словно он сам себя подгонял, и боль, будто он этим утром собирался на эшафот.

Хотя после ночных событий она поклялась больше не думать о нём. Не думать! Ни за что и никогда! Слишком часто за последнее время он был на грани настоящего безумия. Теперь-то она могла правильно оценить его поведение. Да, раньше она была необъективна, потому что любила его. А сейчас, когда стало возможным посмотреть на него трезвым взглядом, не затуманенным никакими посторонними чувствами, она вдруг поняла, что её герой — вовсе не... Что он — совсем не... О Мерлин! Похоже, она так привыкла оправдывать все его поступки, что до сих пор не может честно сказать себе, что Гарри... Ни его внезапное признание, ни слова о прощении не могут перевесить содеянного им зла! Как же это горько! Но она не будет больше плакать!

Гермионе вдруг показалось, что мимо быстро пролетела странная, светящаяся фигура.

Что это? Привидение? Наверняка, привидение. Столько смертей. Столько неупокоенных душ. Вспомнилось, что Гарри приказал сжигать тела, трансфигурировав их во что-нибудь мелкое. Души этих несчастных, видимо, бродят по министерству, будоража живых, или вернее — выживающих.

Гермиона остановилась у двери в комнату Гарри.

«Я не буду думать о нём. Скажу лишь то, что должна сказать, и уйду. Вот так», — решила она и постучалась.

Ей никто не открыл, хотя по ту сторону явственно ощущалось присутствие человека. Гермиона припала ухом к двери и прислушалась. Вдруг из комнаты донёсся страшный вскрик — в нём было столько боли, что Гермиона резко отпрянула от двери и задохнулась от бешеного биения сердца.

«Гарри! О боже, он в опасности!»

Вложив всю свою колдовскую силу в отпирающее заклинание, Гермиона распахнула дверь комнаты. Гарри, скорчившись, лежал на кровати и дрожал. Она подбежала и схватила его за плечи.

— Гарри, что?!

Он вдруг застыл, потом медленно сел и поднял на неё глаза. Гермиона долго вглядывалась, пытаясь определить, что же они выражают. И готова была поклясться, что увидела в них торжество.

— Ничего, — с трудом ответил Гарри и вдруг улыбнулся.

Гермиона отступила назад — так её поразила эта улыбка Гарри.

— Что тебе нужно? — устало выдохнул он.

Гермиона нахмурилась, пытаясь сосредоточиться, и, когда собралась с мыслями, выпалила:

— Я пришла сказать, что нашла СВП.

Гарри уставился на Гермиону непонимающим взглядом.

— Ты слышишь? — раздражённо спросила она. — Я нашла СВП!

— Слышу, — он резко соскочил с места и выбежал в коридор.

— Гарри! Да что ж такое? — всплеснула руками Гермиона и поспешила за ним. — Подожди!

Она догнала его лишь у входа в лифт. До госпитального этажа ехали в молчании: у Гарри был такой озабоченный и мрачный вид, что Гермиона не решалась задать ни одного вопроса.

Стараясь поспеть за его стремительными шагами по пути в процедурную, она чуть не налетела на него, вдруг замершего перед цветастой ширмой. По ту сторону раздавались сдавленные всхлипы. Гарри с опаской вошёл внутрь, и Гермиона проскользнула следом.

Медсестра горько плакала, сидя на постели и прижав к себе словно неживого, без единой кровинки на лице, мальчика лет пяти. Сцена сама по себе была тревожной, но больше всего Гермиону поразила реакция Мэгги на вошедшего Гарри: её глаза сузились от гнева, и она надрывно выкрикнула:

— Что вы с ним сделали?! Куда вы его водили?!

Гарри, сделав осторожный шаг к Мэгги, тихо и виновато проговорил:

— Позволь мне осмотреть его.

— Нет! — с остервенением выкрикнула она. — Уходите!

— Мэг, я только...

— Что случилось? — строго спросила Гермиона.

Происходящее было загадочным, и отгадка грозила быть неприятной.

— У неё истерика, а парнем нужно срочно заняться, — с нажимом прошептал Гарри Гермионе. — Его надо забрать.

Гермиона подозрительно уставилась на Гарри, потом осмотрелась: на постели валялись пустые склянки из-под зелий, а Мэг явно не в себе. Было очевидно, что малыш нуждается в помощи. Что же такого с ним сделал Гарри?

Медсестра не выпускала ребёнка из рук, и Гермионе ничего не оставалось, как наложить на неё Усыпляющие чары. Как только та ослабила хватку и опустилась на постель, Гарри осторожно и быстро подхватил мальчика и понёс в процедурную, где Гермиона, едва сохраняя невозмутимость, начала осмотр. Мальчик не подавал внешних признаков жизни, лишь еле ощутимый пульс давал слабую надежду.

— Похоже, она пыталась давать Восстанавливающее, — профессионально определила Гермиона, увидев подтёки у рта маленького Гарри. — Понять бы ещё, что произошло изначально. Ты знаешь, что с ним?

Ответный взгляд Гарри был странным, даже диким. В этот момент они услышали:

— Эй, тут кто-нибудь есть?

Вошёл Кингсли и, увидев Гарри, буднично произнёс:

— Вы почему так быстро убежали? А бумаги? Обряд усыновления должен быть подкреплён соответствующим свидетельством, иначе вам никто не поверит! — он вынул из кармана свёрнутый свиток и удивлённо уставился на мальчика. — А что с вашим сыном, Поттер?

— Он спит, — Гарри произнёс это так быстро, словно хотел опередить дальнейшие вопросы.

— Надо же, а десять минут назад был таким бодрым.

— Дети быстро утомляются, — Гарри с опаской покосился на Гермиону, у которой от услышанного удивлённо вытянулось лицо.

— Ну что ж, не буду ему мешать, — важно произнёс Кингсли и протянул Гарри руку. — Поздравляю. Надеюсь, миссис Поттер одобрит ваше решение усыновить бедного сироту.

— Можете не сомневаться, — Гарри нервно пожал министру руку.

— Я удаляюсь на свой пост. Латифа должна прийти с минуты на минуту. Миссис Уизли, — кивнул Кингсли Гермионе и вышел.

Когда затихли его шаги, она пытливо посмотрела на Гарри.

— Или у нас эпидемия сумасшествия, или я чего-то не понимаю. Может, объяснишь?

— Всё потом. Сначала займись малышом, — пробормотал он, откладывая свиток на стол.

Гермиона вернулась к осмотру, хотя ей нестерпимо хотелось получить ответ на свой вопрос.

— Странно. Смотри, — она указала на висок ребёнка: там, где сквозь нежную кожу просвечивала голубая жилка, был вычерчен тонкий шрам в виде молнии.

— Такое остаётся лишь после очень сильного проклятия. Хотя тебе это, конечно, известно. Но кто мог наслать его на невинное дитя?! — возмутилась Гермиона.

— Есть такие люди, — хмуро ответил он, уставившись в пол.

Жуткое подозрение пронзило мозг и заставило сердце бешено колотиться. Гермиона недоверчиво бросила взгляд на склонённую голову Гарри: он, конечно, в последнее время съехал с катушек, но чтобы причинить боль ребёнку! Было невозможно соединить в себе образ того, родного, любимого Гарри, и человека, который поднял на неё руку и теперь безучастно стоит, словно признаётся в том, что наложил тёмные чары на мальчика! И что за непонятная ситуация с усыновлением?

— Это не совсем я, а... В общем... — оправдывающимся тоном стал бормотать он, будто услышал её мысли.

Вдруг маленький пациент глубоко вдохнул и закашлялся.

Гермиона ахнула, а Гарри бросился к нему, обрадованно восклицая:

— Он пришёл в себя! Гермиона, ты просто гений!

— Я здесь ни при чём, — растерянно пробормотала она. — Наверное, малыш оказался сильнее твоих чар.

Гарри, не обратив внимания на её слова, склонился над мальчиком, бережно прижав его ладошки к своим щекам. Тот медленно открыл глаза.

— Привет, — еле слышно прошептал он.

— Привет, — выдохнул Гарри с улыбкой. — Как ты?

Малыш с трудом сглотнул и ответил:

— Пить хочу.

— Я принесу, — заботливо сказала Гермиона.

Мальчик жадно выпил принесённый Гермионой стакан воды и заявил, что голоден.

Гарри вскочил и взволнованно выкрикнул:

— Я сейчас всё устрою! Я мигом! Только будьте здесь! Никуда не уходите, слышите?! — и помчался к выходу.

— Куда ж я пойду, Гарри? — бросил ему вслед мальчик.

Тот вздрогнул и резко обернулся. Казалось, он испугался:

— Что?

— Принесёшь мне печенье?

Гарри кивнул и вышел в задумчивости.

* * *

Гермиона решила выяснить, что скрывается за его загадочным поведением. Поправив мальчику футболку, она спросила:

— Скажи, пожалуйста, вы ведь ходили куда-то с мистером Поттером?

— Да, мы бегали к одному дяде. Такому... чёрному, — ответил он, забавно показывая руками «чёрного дядю».

— А что вы там делали? Наверное, дядя показывал какое-нибудь волшебство?

— Не знаю. Они с Гарри Поттером громко разговаривали, даже ругались, а потом дядя сделал палочкой вот так, — мальчик ткнул пальцем в свой висок, — и что-то смешно говорил...

— А дальше?

— Я не помню. Какие-то искры разноцветные.

— Понятно, — Гермиона нахмурилась, пытаясь соединить события в логическую цепочку. Но мальчик, видимо, решил, что его рассказ чем-то расстроил тётю, и поспешил добавить:

— Мистер Поттер показал мне своего патронуса! Это олень! И такой весёлый! А я с ним играл! Только потом он куда-то исчез, и мне стало очень больно и страшно... Почему он убежал от меня? Я ему не понравился? — на глаза мальчика навернулись слёзы.

— Нет, ну что ты! — Гермиона ласково погладила его по голове. — Ты не можешь не нравится! Такой... славный.

Тут она обратила внимание на оставленный министром свиток — свидетельство об усыновлении.

— А ведь ты теперь тоже Гарри Поттер! — поражённо сказала Гермиона, прочитав бумагу.

— Правда? А почему? — изумился ребёнок.

— Потому что...

Раздались торопливые шаркающие шаги, и в процедурную вошёл... Готлиб. В руках у него была старинная книга.

— Поттера не видели? — угрюмо спросил обычно вежливый архивариус.

— Он вышел, сейчас придёт, — ответила Гермиона.

— Я теперь тоже Поттер! — вмешался мальчик, и его глаза просияли.

— Да ну! — оживился Готлиб. — Вот значит как! И как же тебя зовут?

— Гарри, — похвастался тот.

Старик опешил, а потом неожиданно рассмеялся, заставив ребёнка растерянно стушеваться.

— Не обижайтесь, дорогой мистер Поттер, — Готлиб манерно поклонился удивлённому мальчугану. — Надеюсь, вы будете менее самонадеянным, чем ваш... вновь обретённый отец.

— Может быть, хоть вы мне объясните, что произошло! — попросила Гермиона. — От самого Гарри трудно чего-то добиться.

— Сомневаюсь, что я сделаю это лучше него. Но, думаю, обладательнице такого недюжинного ума будет легко найти все ответы здесь, — он протянул книгу. — Страница триста восемнадцать. Передайте мистеру Поттеру, что я его искал.

И архивариус удалился, по-старчески шаркая ногами.

* * *

Гермиона, забыв обо всём, стала жадно листать. Старинный фолиант относился к категории наитемнейшего колдовства, и она похолодела от тяжёлых предчувствий. На странице триста восемнадцать было изображено безобразное чудовище, напоминающее дементора, с огромной зияющей пастью в центре. Под ним лежал человек с абсолютно пустыми глазами, изо рта которого лёгкой дымкой выходило нечто светящееся и стремилось к этой разверзгнутой пасти.

Текст пугал не меньше:

«Заклятие «Дементор-экзорциум» позволяет на краткое время вытянуть из человека душу. Утеряв её, пустое тело буде подвергнуто любому произволу. Однако многого умения и мастерства требует, поелику наводящий чары и свою душу вытягивает тотчас. Лишь ведая о способах движения души, можно её вернуть.

Обратить заклятье вспять может лишь...»

Дальше страница была оборвана, и, вероятно, совсем недавно. Вопреки словам Готлиба, Гермиона так и не сумела уловить связь между этим описанием и последними событиями. Зачем Гарри так поспешно усыновил ребёнка? Что скрыто за его странным поведением? Заклятие «Дементор-экзорциум» и Патронус. Очевидно, последний был вызван неслучайно: вероятно, они являются антагонистами. Значит, Гарри призвал своего защитника, чтобы воспрепятствовать чьим-то чарам? Кто же подвергся этому страшному заклятию? Ребёнок? Или сам Гарри? А самое главное, кому пришло в голову использовать его сейчас?

Гарри ворвался с кульком галет в руках и, едва Гермиона уступила ему место, в лихорадочной спешке чуть не рассыпал их на кушетке, где лежал мальчик.

— Вот, ешь, — и с чрезмерным вниманием стал наблюдать, как ребёнок хрумкает печеньем.

— Гарри... — осторожно начала Гермиона, но он деловито перебил её:

— Иди, разбуди Мэг: пусть присмотрит за ним. Ты пойдёшь со мной.

— Готлиб приходил, — холодно сообщила Гермиона.

— Зачем? — насторожился он.

Она кивнула на раскрытую книгу. Гарри подозрительно покосился на фолиант и лежащий рядом свиток, словно оба предмета были свидетельством его преступлений.

— Прочла уже?

— А ты как думаешь? — Гермиона сложила руки на груди, показывая, что ждёт объяснений.

— Сходи за Мэг, — напомнил Гарри, не переставая наблюдать за мальчиком, который ритмично кивал головой в такт движениям челюсти. Казалось, нет на свете ребёнка счастливее.

* * *

Оставив малыша на попечении медсестры, они отправились в архив. Всю дорогу Гарри загадочно молчал и, склонив голову, потирал шрам на лбу. Взорвавшись от долгого ожидания, Гермиона воскликнула:

— Может, хватит уже!

Он поднял на неё глаза, и Гермиона разочарованно выдохнула: когда Гарри так смотрит, значит, вытянуть из него информацию можно лишь невероятным усилием воли.

— Напоминаю для особо одарённых: я не владею легилименцией, и смотреть на меня так не надо! — раздражённо выкрикнула она. — Ты долго будешь изображать из себя дерево?!

Хотелось добавить ещё несколько веских выражений, но Гарри вдруг тихо попросил:

— Обними меня.

Веские выражения мгновенно улетучились из головы. А с ними рассеялись все тяжкие подозрения.

— Пожалуйста, — он раскрыл навстречу ей руки.

Закатив глаза и демонстрируя покорность обстоятельствам, Гермиона шагнула к нему и оказалась в крепких объятиях.

— Ты снова спасла меня, — прошептал Гарри. — Даже не знаю, как отблагодарить тебя за это.

— Отдай деньгами, — усмехнулась она, ощущая обволакивающее тепло его тела. — По миллиону за каждый случай.

— У меня столько нет.

— Значит, зря я надрывалась. Кстати, уточни подробности последнего эпизода, а то у меня уже ум за разум заходит.

— Я тебе обязательно всё расскажу. Но чуть позже.

— Так я и знала. Вас, героев волшебного мира, хлебом не корми — дай развести вокруг таинственность.

Гарри тяжело вздохнул и проговорил:

— Дело не в этом: сомневаюсь, что правда тебе понравится.

— Ну, так, не впервой.

— Сейчас нам надо кое-что сделать, — он отпустил Гермиону и открыл дверь в архив.

Готлиб вскочил с места, как только они вошли; и Гермиона удивилась, заметив радостное предвкушение на лице старика.

— Нашли? — с настороженным ожиданием спросил Гарри.

— Да, — заговорщицки улыбнулся тот. — То, что когда-то хранилось в архиве, всегда возвращается на место. Вот она! — и он вынул из недр своего стола обитый чёрным бархатом продолговатый футляр и аккуратно положил перед ними. Внутри оказалась волшебная палочка — белая со специальным изгибом, чтобы удобнее было держать. Гарри с нескрываемым отвращением взял её и показал Гермионе.

— Узнаёшь?

— Это же... — поражённо пробормотала она.

— Палочка Волдеморта, — закончил за неё Гарри. — Хранилась все эти годы в архиве...

— Исключительно в исследовательских интересах, — горделиво пояснил Готлиб.

— ... А с недавнего времени вновь обрела владельца.

Гарри вынул свою палочку и, коснувшись ею палочки Волдеморта, произнёс:

— Приори Инкантатем.

Та задрожала и выпустила на свет тёмное облако, расчерченное тончайшими чёрными линиями.

— Адские сети, — мрачно догадался Гарри. — Знать бы ещё, в каком из коридоров они расставлены.

— Это те самые, которые разрезают на части, стоит лишь прикоснуться? — спросила Гермиона. — Но кто мог воспользоваться палочкой Волдеморта для создания этого ужаса?

В глазах Готлиба промелькнуло горячее желание просветить её в этом вопросе — старик даже закусил губу, чтобы не проговориться.

— Я, — ответил Гарри.

— Что?! — изумилась Гермиона.

— Присядь. Я тебе всё расскажу...

— ... А самое интересное, что никакого Непреложного обета он не давал. Всё это была фикция, чтобы заставить меня ему поверить. Готлиб рассказал мне, что я позавчера заходил в хранилище и забрал палочку Волдеморта. Я об этом, естественно, ничего не помнил. В общем, Волдеморт был в моём теле, но пользовался своей собственной палочкой! И мне стало понятно, что дать истинный Непреложный обет он мог лишь с помощью неё. А то, что он обещал мне — просто обман, — сокрушённо поведал Гарри. — Но я-то свой обет нарушить никак не мог!

— Можно мне добавить интриги в ваш рассказ? — оживлённо вступил в разговор Готлиб, обращаясь к Гарри, и продолжил, глядя на изумлённую Гермиону: — Представляете, миссис Уизли, когда я два дня назад обнаружил пропажу палочки — а ведь я каждый день должен проверять сохранность всех архивных артефактов — то подумал: почему именно она? И вот я начал анализировать и сопоставлять, но общая картина не вырисовывалась... до сегодняшнего утра, пока мистер Поттер не обратился ко мне с просьбой найти сведения о заклятии «Дементор-экзорциум», которое применяется для перемещения души. Я спросил его, не то ли это заклятие, о котором он позавчера читал в книге «Магия души», и, между прочим, испортил старинный фолиант, вырвав из него страницу. Мистер Поттер страшно удивился и попросил, хотя «попросил» — мягко сказано, скорее приказал найти эту книгу. Я, конечно, возмутился и заметил, что с его стороны очень некрасиво наносить вред ценнейшему образцу магического книгоиздательства, равно как и воровать волшебные палочки, которые были с таким трудом собраны и с величайшими предосторожностями помещены в специальное хранилище. Услышав это, мистер Поттер застыл столбом, а потом вдруг с совершенно безумным видом умчался прочь.

Гарри хмыкнул и пояснил:

— В тот момент я неожиданно вспомнил про этот вырванный листок: когда я обыскивал свою комнату, он лежал, аккуратно свёрнутый среди бумаг: видимо, Волдеморт, хозяйничая в моём теле, спрятал его там. Я нашёл его и прочёл, что против заклинания есть лишь один способ — «Патронус», как и в случае с дементорами.

— Однако вы не владели полноправно своим телом, — вставил сочувственную реплику архивариус. — Тем не менее, смогли выкрутиться из этой, прямо скажем, прискорбной ситуации. Как же вы добились, чтобы Волдеморт перестал вас контролировать в эти пятнадцать минут?

— Он как-то признался, что испытывает боль, когда я переживаю сильное эмоциональное напряжение. Он действительно... молчал, когда я о чём-нибудь волновался, и, даже если разговаривал со мной, то с большим трудом. Я каким-то образом чувствовал это, хотя мне трудно объяснить. Поэтому я решил, что можно ослабить его влияние, вызвав в себе... бурю эмоций.

— И пришёл ко мне? — догадалась Гермиона.

Гарри глянул на неё — для столь спокойного тона в её глазах было слишком много обиды.

— Я тогда подумал, что мне просто необходимо увидеть тебя, потому что только ты...

— Могла бы стать для тебя, как красная тряпка для быка, — с ироничной горечью продолжила она.

— Нет, не то. Ты не поняла. Ты, практически, спасла меня.

— «Чересчур — это то, что надо», — оскорблённо повторила она его слова.

— Герм...

— Можешь не объяснять, — отрезала она. — А потом ты заставил Кингсли совершить обряд усыновления, чтобы осколок души Волдеморта вселился не в твоё тело, а в тело другого Гарри Поттера.

— И обет не был нарушен! — торжественно провозгласил Готлиб, не замечая, как Гермиона царапнула его взглядом. — Однако вы сильно рисковали, мистер Поттер! Что если бы вы не успели вызвать патронуса?

— Мой патронус был наготове: после усыновления он всё время находился рядом с малышом Гарри: родовая магия позволяет защитнику на некоторое время оставаться с детьми. Мне оставалось лишь мысленно призвать его.

— Эх, умно, ничего не скажешь! — восхитился старик.

— Вы что, ничего не понимаете?! А как же мальчик?! Вас не волнует его судьба?! — возмущённо закричала Гермиона, вскакивая с места.

— Да с ним же всё в порядке! — удивлённо воскликнул Готлиб.

— У маленького Гарри — чистая, цельная душа. Волдеморт никак не сможет ему навредить, — стал оправдываться Гарри.

— Вот как?! — взвилась Гермиона. — Ты уверен? А если нет? Что тогда?

— Он теперь мой сын. Я его не брошу, — твёрдо сказал Гарри.

— И всё-таки ты не понимаешь, — разочарованно прошептала Гермиона. — То, что ты сделал, — это... отвратительно! Ты с самого начала поступал мерзко: когда ничего мне не сказал! И когда сотворил такое с маленьким ребёнком!

— Миссис Уизли, если взглянуть на ситуацию трезво, то мистер Поттер из всех зол выбрал наименьшее.

— Возможно. Но мне всё равно трудно это принять.

— Так же трудно, как понять, что домовые эльфы не хотят свободы, — горько усмехнулся Гарри. — Герм, пойми, мы живём в мире, где надо чем-то жертвовать.

— Я смотрю, общение с Волдемортом оставило в тебе неизгладимый след, — с отвращением проговорила Гермиона.

— По-моему, вы слишком жестокосердны к мистеру Поттеру, — проговорил Готлиб.

— Вы оба мне противны! — и она вышла, ни на кого не глядя.

— Другого я и не ждал, — с тяжёлым вздохом Гарри опустился на стул. — Но это не страшно. Сейчас надо определить, где Волдеморт поставил Адские сети.

— Конечно, — деловито согласился Готлиб. — Я вам помогу. Сохранять безопасность в министерстве — одна из моих важнейших обязанностей.

* * *

Поиски завершились на удивление быстро. Гарри решил, что Волдеморт должен был поставить сети там, где ходит множество людей. Когда они с Готлибом наткнулись на следы тёмной магии у кладовой, где хранились продукты, архивариус заметил:

— А ведь вы хорошо его чувствуете, мистер Поттер.

— Надеюсь, это не комплимент, — мрачно произнёс Гарри, снимая чары.

— Не обижайтесь. И всё-таки, это удивительно...

— Что? — Гарри прошёл дальше, проверяя сумрачный коридор на наличие следов тёмного колдовства.

— Что вы с ним так тесно связаны.

— У нас с ним была одна голова на двоих, — усмехнулся Гарри.

— Не знаю, верите ли вы или нет, но существует некая теория, что у каждого из нас есть свой антипод, свой, так сказать, персональный враг. И возникает он в противовес наиболее ярко выраженным качествам человека. Я имею в виду, что вы были слишком хороши, слишком самоотверженны, смелы и настойчивы, поэтому вам и достался такой враг, как Волдеморт. Но стоило вам... м-м-м, сойти с пьедестала, стать хуже, то ваш враг убрался. Как вам такая идея?

— По-моему, ерунда.

— Ну, ерунда, так ерунда, — смиренно согласился Готлиб.

Вдруг спокойствие полутёмного коридора разорвал грохот, словно где-то обрушилась стена.

— Похоже, в районе центрального департамента, — прислушавшись, проговорил Гарри. — Надо проверить.

Грохот повторился, и Гарри ускорил шаг.

* * *

В коридоре центрального департамента звуки усилились. Дверь в кабинет министра была распахнута, бумажные самолётики растревоженно летали по коридору. В кабинете за густым пыльным облаком едва угадывался монументальный силуэт Шеклбота. Министр, наколдовав вокруг себя пузырь из чистого воздуха, недвижно стоял, уставившись в камин, откуда раздавался треск и скрежет и пульсирующими толчками вылетала тёмная пыль. Несмотря на запрет выходить из комнат, который ввёл Гарри перед началом поисков Адских сетей, к источнику звука стали, удивлённо переглядываясь, несмело подтягиваться люди.

Вновь раздался грохот. Вдруг обломки, которыми был набит камин, в одно мгновенье обратились в прах. Он резко взметнулся хищным протуберанцем, и, окатив мягкой, душной волной, осел на полу.

Словно странное видение, в камине оказалась высокая темнокожая женщина. Она шагнула из угасающего зелёного пламени и с радостным не то вскриком, не то рыданием кинулась в объятия Кингсли. Защищённые прозрачной воздушной прослойкой, как нимбом, они стояли, крепко обхватив друг друга, под изумлёнными взглядами присутствующих.

Потом в камине вновь зашумело, пыхнуло, и возникла ещё одна фигура — отряхиваясь и ворча, оттуда вышел человек с растрёпанной рыжей шевелюрой. Он повернулся к двери, и Гарри поражённо отступил назад — это был Рон.