2012. Сиракузы (гет)

Ещё одно лирическое отступление

Почему заканчивается дружба? Ты живёшь в новой, совсем другой реальности. А моя жизнь осталась прежней и уже не вырвется за флажки. Я живу прошлым, ты — настоящим и будущим. У тебя — планы, важные заботы, от тебя зависят чужие судьбы. А у меня — только воспоминания и сожаления. Рядом с тобой я ощущаю себя так, словно остановился в развитии. Наверное, я неудачник.

Ты великодушен. Я прихожу к тебе, и ты делаешь вид, что рад. Лишь мимолётная досада в глазах говорит, что я не вовремя. Ты облегчённо вздыхаешь, когда твоя жена «берёт на себя» заботу о нежеланном госте, и бежишь по своим бесконечным делам. В твоём доме я чувствую себя неуместным, словно старый деревянный комод среди пластиковой мебели. И ухожу.

Надо отдать должное — ты никогда не предлагал замолвить за меня словечко — знал, что можешь этим оскорбить. И наверняка не сделал бы этого тайком. Я всегда был слишком горд. Может быть, поэтому наша дружба закончилась? Со мной тяжело. Я знаю, что в современном мире гордость — синоним глупости. Но я-то из прошлого.

А может, тебе просто со мной скучно? Так бывает. Горько осознавать, но иногда мы становимся неинтересными для друзей. Все слова сказаны, все вина выпиты. Какие-то таинственные, связывающие людей вибрации теперь утратили гармонию и звучат диссонансом. Это страшно и буднично, как и то, что гордость идёт об руку с одиночеством. И я просто физически ощущаю своё одиночество в мире, где уже не интересен тебе. И вроде бы нет в этом ни твоей, ни моей вины. Но мне всё равно обидно. Так обидно, что я порой даже плачу украдкой.

Я читаю о тебе в новостных хрониках и... восхищаюсь. Каким ты стал... взрослым. А я помню тебя мальчишкой. Помню, как ты смущался и краснел, рассказывая о своей первой любви; как неумело пил и был счастлив от глотка шампанского; как рассказывал, о чём мечтаешь. В те времена мы будто были одним целым, во всяком случае, мне так казалось. И ни черта не боялись! Сколько смелых глупостей мы совершили вместе!

А потом ты стал планомерно и упорно осуществлять свои мечты, в которых мне не осталось места. Ты, конечно, прав. Зачем брать в будущее то, что связывает с прошлым? Но это во мне опять говорит обида. В действительности, я сам отошёл в сторону, потому что счёл себя лишним.

Наверное, мои жизненные ценности застряли где-то в далёкой юности, поэтому я по-прежнему жду, когда ты придёшь и скажешь: «Пойдём, поможешь мне». Но ты не приходишь. Даже просто так... Надеяться глупо, нелепо, бессмысленно. У тебя ведь есть целый штат людей, готовых броситься на помощь по первому зову.

Пусть горечь и досада проели мне душу, пусть мы с тобой слишком разные, пусть прошедшего не вернуть, — я всё равно жду тебя, мой бывший друг.

* * *

Латифа Шэклбот всегда считала себя везучей. Ещё в детстве она предчувствовала, что вытянет козырную карту. И даже когда ей в лицо презрительно бросали: «Черномазая!», она твёрдо знала, что настанет день, и люди будут заискивать перед ней и добиваться её внимания.

Козырной картой для Латифы стало замужество. Про Кингсли Шэклбота нельзя было сказать, что он воплощение женских грёз: и внешность заурядная, и не богат. Даже обручальное кольцо подарил дешёвое, с янтарём. Однако были у него качества, которые и привели его к теперешнему положению: потрясающая работоспособность и тонкое чутьё на перемены. А главное, он так жаждал успеха, что никогда не позволял себе останавливаться на достигнутом. Казалось, ему легко покоряются все вершины, и только жена знала, какой ценой даётся очередная веха в карьере: сколько бессонных ночей, страхов и сомнений довелось ему пережить; сколько сделок с совестью пришлось заключить и перезаключить...

Итог оказался выше ожиданий — «господин министр». А Латифа — «госпожа министерша»! Она — чёрнокожая девушка из неблагополучного района, чья бабушка ещё помнила горький вкус рабской похлёбки! Что ни говори, а судьба иногда бывает щедра. И если уж одаривает, то сполна. Латифе ни разу не пришлось пожалеть о замужестве с Кингсли.

Хоть и не было у них никогда роковой страсти, о которой так любят писать в дешевых женских романах, зато было другое, как она считала, более ценное: уважение и глубокая симпатия. Была уверенность друг в друге, та, о которой не кричат на каждом углу, но придавшая ее семейной жизни чувство надежности. Кто-то называл «любовью» совсем легкомысленные отношения, и понятие любви затаскивалось, трепалось и опошлялось от частого повторения. Латифа-то уж точно знала, что их взаимная привязанность — чувство посерьезнее этакой «любви». А может их чувства и были любовью, только в иной своей ипостаси.

«Всё у нас будет, как в сказке — жили долго и счастливо и умерли в один день», — думала Латифа, когда вдруг прозвенел дверной звонок, и резвый домашний эльф кинулся открывать...

* * *

Кингсли Шэклбот, как всегда, задерживался на работе. После недавних событий выполнять обязанности министра стало трудней — оппозиция подняла голову и трубила повсюду, что глава правительства не в состоянии следить за своими кадрами. Как это так — допустить, чтобы самого начальника аврората подвергли такому изощрённому воздействию!

В Визенгамоте начались прения по законопроекту «О поголовной проверке всех должностных лиц на предмет Империуса». Значит, скоро министерство сотрясут различные комиссии и ревизии. Хуже того — начальники департаментов стали считать распоряжения Кингсли необязательными к исполнению — слишком живы были воспоминания о том, как его, беспомощного, таскали из кабинета в кабинет и демонстрировали всем, словно пугало. После подобного унижения шансов восстановить репутацию было ничтожно мало.

Но Кингсли привык преодолевать любые трудности. Достаточно произвести несколько неожиданных кадровых перестановок, наобещать представителям прессы какие-нибудь блага, чтобы они перенесли внимание общественности на другую проблему; выждать пару недель — и скандал забудется.

С Поттером придётся расстаться. Не сразу, конечно, — чересчур резкие телодвижения вызовут нежелательный интерес. Через месяц-другой. Найти подходящий повод — что-то вроде «превышения должностных полномочий» — и до свидания, Мальчик-который...

Кингсли передёрнуло от горьких воспоминаний о своём незавидном положении и о роли Поттера в произошедших событиях. Что он испытывал к Гарри и его подружке? Ненависть? Ярость? Ну уж нет... Разве облечённый властью может предаться таким разрушающим чувствам? Только твёрдый разум и стальная воля помогают удержаться на плаву! Разум и воля!

И всё же, слава Мерлину, что всё вернулось на круги своя...

Неожиданно полыхнул камин, и в зелёном пламени показался силуэт человека. Кингсли вздрогнул — всё-таки после пережитого нервы слегка сдали. Отряхиваясь от сажи, из камина шагнул Персиваль Уизли.

— Доброй ночи, — поприветствовал он министра и как-то странно близоруко прищурился.

— Здравствуй, Уизли. Что случилось? — спросил Шеклбот. Он любил конкретность и сразу приступал к делу. Эту характерную черту знали все подчинённые и никогда не тратили его время зря.

— Как поживаете, господин министр?

Кингсли нахмурился — вошедший сразу повёл себя неправильно: во-первых, он не ответил на вопрос, а во-вторых, уселся без приглашения в кресло напротив и стал нагло буравить министра глазами.

— Как семья? — вновь спросил Уизли.

Сердце министра ёкнуло от нехороших предчувствий.

— Что происходит? — спокойно, но с нажимом спросил Кингсли и сжал в руке палочку.

— Когда вы последний раз виделись со своей женой, мистер Шеклбот?

— Почему ты спрашиваешь? — Кингсли вдруг почувствовал неприятный озноб.

— Вы настоящий дипломат, министр, — всегда отвечаете вопросом на вопрос. Мне бы поучиться у вас, но некогда. Поэтому скажу без обиняков: ваша жена у нас.

— В каком смысле?

— В прямом.

Кингсли пару секунд соображал, а потом вскочил — первым делом ему захотелось вызвать охрану или авроров.

— Не делай глупостей, Кингсли, — настороженно привстав, заявил Перси. — С ней всё будет хорошо. Разумеется, если ты выполнишь наши условия.

Шеклбот поднял палочку, но она вдруг вырвалась из руки и полетела к Уизли. Ловко поймав её, он выставил свою и произнёс:

— Слушай меня очень внимательно: твоя жена в порядке — за ней присматривают и отпустят, как только ты кое-что сделаешь.

— Что?.. Что?.. Как? — только и смог отрывисто произнести министр.

— Как мы докажем, что она у нас? — подсказал Уизли. — Вот, взгляни, — он подошёл и положил на стол колечко с янтарём.

Шеклбот узнал бы его из тысячи — в камушке навечно застыла мелкая чёрная мушка. Именно этим колечко когда-то ему и приглянулось — было очень символично подарить такое украшение будущей жене, как символ долгого брака. Латифа носила кольцо постоянно, хоть оно и выглядело простовато.

... — А это — для большей уверенности, — и Уизли положил рядом с кольцом записку на простой маггловской бумаге.

Министр дрожащими руками развернул листок и прочёл:

«Кингсли, со мной всё нормально. Сделай, пожалуйста, то, что хотят эти люди, и меня выпустят. Латифа».

Кингсли сел. Понимание произошедшего накрыло ледяной волной. За что? Как посмели?! Почему я?!

Однако министр всегда умел быстро брать себя в руки и вычленять главное в сложившихся обстоятельствах.

— Что тебе нужно? — угрюмо спросил он, убирая в карман кольцо и записку.

— Ты немедленно распорядишься доставить из Азкабана Гермиону Уизли.

— Это всё? — нервно выкрикнул министр.

— Пока — да, — неуверенно пробормотал Перси, но потом жёстко добавил: — Лишь когда Гермиона окажется здесь, я смогу убедиться, что ты пошёл на контакт. И мы поговорим о других наших условиях.

— Я не могу работать, не зная всех ваших требований! — вырвалось у Кингсли. — Я должен иметь представление о том, что вы замыслили!

— Да что ты?! — зло воскликнул Перси и наклонился к министру. — Ты готов пожертвовать жизнью своей жены ради каких-то амбиций?

Губы Кингсли дрогнули, его лицо цвета шоколада приобрело сероватый оттенок.

— Давай, пиши распоряжение! Учти — одно неосторожное движение или слово — и я даю знать своим людям, — чётко произнёс Перси, показывая золотой галлеон. — Видишь? Он заколдован. В случае опасности нагревается. Второй такой же находится у тех, кто сейчас рядом с твоей женой. Как только они поймут, что со мной неладно — её казнят! Понял?! — прокричал он над самым ухом министра. — Ты понял?!

Кингсли сжал зубы и, уставившись перед собой, медленно взял перо и бумагу. Пока он писал приказ, желваки у него ходили ходуном. Едва он поставил точку, Перси выхватил у него из-под рук листок и стал лихорадочно читать:

«Немедленно привести заключённую Г. Уизли в кабинет министра для допроса».

— Сколько времени понадобится, чтобы её доставили сюда? — быстро спросил он.

— Пять минут, — холодно произнёс Кингсли, не поднимая глаз на собеседника.

— Всего? — удивился тот. — Я думал, она уже в Азкабане! Заключённых ведь отправляют по средам!

— Её должны были отправить следующим этапом: кое-кому захотелось провести повторный допрос, — отстранёно ответил Кингсли.

Перси, не скрывая радости, коснулся палочкой листка — тот свернулся самолётиком и исчез в почтовом отверстии в стене.

В тягостном молчании прошло около четверти часа.

Наконец раздался деликатный стук в дверь. Перси тут же встал позади министра и незаметно, но довольно чувствительно приставил ему к спине палочку. Тот тяжело вздохнул и громко сказал:

— Войдите!

Дверь открылась, и вошли трое: Гермиона в сопровождении двух конвойных.

Перси ткнул Кингсли палочкой, и тот распорядился:

— Оставьте нас.

Конвойные подчинились.

Едва за ними закрылась дверь, Перси подошёл к Гермионе.

— Привет, Герм, — сказал он тихо и ободряюще кивнул. — Я за тобой.

— Перси? — произнесла она удивлённо.

Пока тот освобождал ей руки от оков, Гермиона обрадованно и непонимающе смотрела то на него, то на хмурого министра, не решаясь ничего спросить.

— Что теперь? — глядя исподлобья, спросил Кингсли.

— Теперь всё будет хорошо, — сказал Перси и вдруг широко улыбнулся Гермионе.

Она открыла рот, словно осенённая внезапной догадкой, а Перси подмигнул ей и обратился к министру:

— Сейчас я отправлю Гермиону домой, а потом мы обсудим наши дела.

Шеклбот лишь молча сузил глаза.

Перси подошёл к камину, но в этот момент произошло неожиданное: в кабинет ворвался мужчина и с ходу крикнул:

— Министр, есть сведения, что Поттер сбежал из Мунго и в данный момент... — тут он увидел Перси и Гермиону и оторопело продолжил: — направляется сюда... в облике Персиваля Уизли.

Кингсли и Гермиона уставились на Перси, лицо которого вдруг исказилось, черты заострились, волосы стали темнеть, а на лбу начал проступать шрам в виде молнии.

— Гарри! — обрадовано воскликнула Гермиона.

— Поттер, — с ненавистью процедил Кингсли.

Действие Оборотного зелья завершилось, и теперь Гарри стоял перед всеми в своём истинном облике.

— Гермиона, — тихо обратился он к ней, — уходи сейчас. Я их задержу.

— Но, Гарри, — попробовала возразить она.

— Уходи! — глухо приказал Гарри и грубовато подтолкнул её к камину.

Гермиона взяла горсть летучего порошка, но тут в камине загудело, и из него кубарем вывалился человек. Как пьяный, он стал, пошатываясь, тяжело подниматься, и присутствующие увидели зрелище, словно возникшее из кошмара. Лицо и руки человека были сильно обожжены, бровей и ресниц почти не было, а волосы, когда-то, видимо, светлые, превратились в щетинистую тёмно-серую паклю и сыпались на пол. Дымящаяся одежда местами совсем обгорела, сквозь рваные прорехи зияли кроваво-чёрные раны. Во всём его ужасающем облике самой странной деталью были совершенно нетронутые огнём щегольские ботинки, на которые падал пепел с брюк и мантии.

— Что произошло?! — воскликнул министр и сделал несмелый шаг к обожжённому человеку.

— Я не знаю... — тихо пробормотал тот и припал на одно колено. — Это какой-то ад...

Гермиона и Гарри испуганно переглянулись, и в этот миг из камина буквально выпал ещё один человек — такой же обгоревший, с почерневшим лицом. Он стал ползать на четвереньках и издавать звуки, похожие на вой смертельно раненого зверя. Следом за ним выскочила ведьма с младенцем на руках. Ребёнок плакал, а женщина безумным взором оглядела присутствующих и истошно завопила:

— Министр! Сделайте что-нибудь! Люди гибнут!!!

— Да что случилось?! — похоже, сегодня эта фраза стала коронной для человека, обязанного быть осведомлённым во всём.

В ответ первый обожжённый хрипло ответил:

— Нас будто смело дьявольской метлой. Они сгорели! Все сгорели в один миг!.. Я видел, — он с трудом отдышался и устремил на Кингсли тяжёлый взгляд человека, пережившего немыслимое бедствие.

Женщина зарыдала в голос, крепко прижала к себе кричащего малыша и стала раскачиваться, как безумная.

Второй пострадавший, в котором Гарри с трудом узнал Стивена Джонса — бывшего коллегу по аврорату, замычал и упал на пол, из чёрных ран на его руках сочилась кровь и оставляла алые следы на безупречной бежевой чистоте дорогого иранского ковра.

Гермиона склонилась над упавшим.

Послышался громкий топот — в распахнутую дверь вбежали люди — припозднившиеся работники Министерства.

— Мистер Шеклбот! Там... Там такое! — закричал один из них.

— Камины просто переполнены!

— Люди в ужасном состоянии!

— Что это за колдовство?!

— Это война?!

— Министр! По маггловским каналам только что сообщили! — перекричал других Арон Норберг — работник департамента по работе с магглами, и все затихли и уставились на него. — Лондон подвергся бомбардировке!

Послышались изумлённые охи и испуганные возгласы.

— Где эпицентр? — вдруг спросил Гарри, и в общей истерической атмосфере его голос прозвучал отрезвляюще.

— Да кто ж его знает? — растерянно пробормотал Норберг. — Об этом не сообщалось.

— Иди и выясни. Как только появятся новые данные — сразу доложи, — приказал Гарри.

— Слушаюсь, — покорно сказал Норберг и, бросив на министра неуверенный взгляд, удалился.

— Кингсли, нам нужна информация, — обратился Гарри к министру. — Ты можешь попасть в маггловское правительство, чтобы всё выяснить?

Люди затихли в ожидании ответа.

Кингсли долго не шевелился, остановив невидящий взгляд на столешнице.

— Кингсли! — рявкнул Гарри.

Тот медленно повернул голову и тихо сказал:

— И это — мой выбор?

Было непонятно, спрашивает он или утверждает. Люди с нарастающей тревогой смотрели на министра и растерянно молчали.

Тишину прервал треск в камине, и на золу мешком упал человек. Неяркие изумрудные всполохи угасли, и стало видно, что он сгорел заживо. Почерневшая рука вдруг вскинулась, как стебель дьявольских силков, отделилась от тела и обуглившимся куском упала на пол перед камином. В изуродованной ладони была видна тонкая обгоревшая лучина — остаток волшебной палочки.

Раздался отчаянный вопль — женщина с ребёнком забилась в угол кабинета и, сгорбившись, прикрыла лицо руками, словно пыталась спрятаться от кошмарного зрелища.

Кто-то кинулся к камину, но, приблизившись к несчастному, испуганно отскочил назад: тот вдруг зашевелился в предсмертной агонии, попытался приподняться, протягивая к людям обрубок руки, скорчил в немом крике рот, а с его лица слетал чёрный пепел и падал, падал, смешиваясь с каминной золой. Люди заворожено смотрели на последние движения умирающего и, не помня себя, отступали назад — прочь от смерти. Тот, отмучившись, наконец, замер.

По кабинету распространился тошнотворный запах опалённой плоти.

Кое-кто заверещал, кого-то вырвало, счастливцы упали в обморок...

И, как завершающий аккорд этой апокалиптической сцены, в камине зашуршало, заревело, и из печной шахты с грохотом попадали обломки кирпичей и досок, похоронив под собой мертвеца. Облако пыли на несколько мгновений заволокло вид чудовищной тризны и рассеялось, открыв безнадёжную картину — камин оказался полностью завален. Как пасть огромного зверя, он оскалился острыми краями досок, словно утверждая: «путь закрыт».

Сквозь ещё не осевший пыльный туман послышался протяжный, бередящий душу звук — Кингсли Шеклбот, закрыв лицо ладонями, тоскливо выл, словно цепной пёс, навечно прикованный к своей конуре — не убежать, не вырваться...

Гарри тихонько позвал:

— Кингсли...

Тот затих, отнял руки от лица и посмотрел на Гарри. Во взгляде Министра магии не было ни проблеска рассудка.

— Мистер Поттер! — закричал кто-то со стороны двери.

Гарри обернулся — Арон Норберг, тяжело дыша, подбежал к нему.

— Мистер Поттер, министр, есть новая информация!

— Говори! — приказал Гарри.

Норберг озадаченно уставился на министра, видимо, оценивая новое выражение в глазах начальника.

— Ну! — поторопил его Гарри.

— Да-да, — опомнился тот и продолжил: — Эпицентр пришёлся на Вестминстер и Сити — там камня на камне не осталось. В общем, весь центр и некоторые прилегающие районы — теперь почти пустыня. Относительно уцелели окраины: Левисхэм, Барнет и Баркинг почти не пострадали, Бромли, Хэрроу и Хаверинг — частично. Про остальные районы пока точно неизвестно: предварительные сведения очень противоречивые. Снимков нет: всё в таком дыму, что даже со спутника не видно. И ещё говорят, что это — провокация, что террористы сбросили так называемую «грязную бомбу»... ну... и... это всё.

— Понятно, — мрачно проговорил Гарри.

— Где моя жена? — вдруг подал голос Кингсли. — Где Латифа?

Гарри снова заглянул в глаза министру и увидел в них боль пополам с надеждой.

— С ней всё хорошо, — успокаивающе сказал он. — Она за пределами города.

Шеклбот устало откинулся на спинку стула и безвольно опустил руки.

Гарри стиснул зубы, отгоняя воспоминание о том, что прежде чем отправиться в министерство, он оставил Рона на съёмной квартире в Челси. Там же под «Империусом» находилась и Латифа Шеклбот. И если центр города превратился в руины, то Рон и Латифа, скорее всего...

— Что нам теперь делать, мистер Поттер? — прервал горестные размышления Норберг.

— Да. Что нам делать? — спросил другой чиновник.

Гарри огляделся — в ожидании ответа все смотрели на него. Лишь Гермиона оказывала помощь стонущему Джонсу, да в углу над притихшим ребёнком тонко напевала женщина:

— Спи, мой мальчик маленький, баюшки-баю...

Гарри на миг прикрыл глаза, борясь с желанием уйти, потом тяжело вздохнул и проговорил:

— Сначала надо позаботиться о раненых.

Люди согласно закивали. Гарри заметил, что их стало больше — из других помещений пришли те, кому повезло избежать преисподней. Задавив в себе желание завыть так же, как Кингсли минуту назад, Гарри принялся раздавать указания. Он поделил людей на группы и отправил искать в министерстве пострадавших, а сам пошёл вместе с Норбергом, в надежде получить ещё хоть какие-нибудь сведения о том, что происходит на поверхности.

В коридоре сиротливо и гулко звучали шаги, невнятно шелестели человеческие голоса — люди не решались говорить в полный голос, словно боялись разгневать и так безжалостную судьбу.

В кабинете Норберга было много маггловских приборов. Старенький телевизор беспрерывно мигал: изображение то появлялось, то сменялось серым шипящим фоном. Норберг суетился, настраивая каналы, потом стал крутить ручки радиоприёмника, но из него слышалось лишь раздражающее шипение. Кинулся к компьютеру — ничего, кроме застывших картинок.

— Связи нет, — сокрушённо проговорил он.

Гарри, не дождавшись информации, отправился на нижний этаж, где по его указанию, должен был разместиться госпиталь. Гермиона уже была здесь и деловито трансфигурировала разномастную мебель в койки. На одной из них тихо постанывал Джонс.

— Как дела? — спросил Гарри у Гермионы.

Она оглядела зал и удовлетворённо кивнула.

— Нормально. Места на всех хватит.

— А медикаментов?

— Тоже, — она усмехнулась. — Я неделю назад спрятала здесь целую аптеку — знала, что понадобится. Смотри.

Гермиона повернулась, взмахнула палочкой: маленький, неприметный шкафчик у стены вдруг стал расти и превратился во внушительных размеров стеллаж. На его полках дребезжали, увеличиваясь, бутылочки с зельями.

— На первое время хватит, — сказала Гермиона и выжидающе посмотрела на Гарри.

Он в порыве благодарности схватил её за плечи и прижал к себе. Накатили внезапные слёзы, но Гарри усилием воли проглотил комок в горле — сейчас любая эмоция могла спровоцировать истерику.

— Молодец, — с трудом выдавив из себя похвалу, он пошагал к лифту.

— Гарри! — окликнула его Гермиона. — Где дети?

— Всё в порядке — они в Хогвартсе. И Молли, и Джинни, и твои родители.

— А Рон?

— В Норе, — не мигнув, ответил Гарри.

Она с облегчением вздохнула и продолжила прерванное занятие.

Из лифта, левитируя обгоревшего человека, вышла девушка. Гарри посторонился, пропустил их и проводил взглядом. Раненый громко стонал и вскрикнул, когда молодая ведьма поудобнее устраивала его на койке. Вдруг она обернулась, и Гарри узнал Мэгги — медсестру из Мунго.

— Мистер Поттер! — обрадовалась она.

— Здравствуй, Мэг. Рад тебя видеть.

— Я советовалась с папой, и он сказал, что раз мистер Поттер говорит, что надо срочно прятаться, значит — надо. И вот я здесь. Если бы прождала ещё час, то, наверное... умерла бы.

Гарри разглядывал её бледное лицо и заплаканные глаза.

«Хоть одна спасённая жизнь».

— Папа с тобой? — спросил он.

— Нет. Он живёт в Шотландии, мы с ним общаемся через камин.

В атриуме толпились люди — те, кто успел укрыться от взрыва. Наименее пострадавшие помогали переносить раненых в импровизированный госпиталь. Из каминов вытаскивали трупы и складывали возле фонтана. Удушливо воняло гарью, раздавались стоны, крики и плач.

Гарри подошёл к фонтану и застыл, не в силах отвести взгляд от кучи обгоревших тел. Мертвецы лежали в странных, совсем не покойницких позах, воздевая вверх обезображенные конечности.

Почувствовав чью-то руку на плече, он вздрогнул и обернулся.

— Что мы будем делать с трупами, мистер Поттер? — спросил Эдриан Вуд — старый аврор. Ещё недавно он вместе с другими противостоял Гарри и обвинял в беззакониях. Теперь в его голосе слышалась лишь боль и растерянность.

— Трансфигурируйте их во что-нибудь мелкое и предайте... огню, — ответил Гарри. — Опознанием заниматься некогда — как бы эпидемия не началась. Пепел от тел поместите в урну. И займитесь этим... лично, Эдриан.

Тот обречённо кивнул и тяжело глянул на груду мёртвых тел.

Неожиданно раздался грохот, и толпа с испуганными криками отпрянула от одного из каминов — его завалило обломками.

И тут по каминам пронёсся трубный вой, и один за другим они стали рушиться. Гарри, почти оглохший от треска и скрежета, судорожно закрыл ладонями уши.

Наконец всё стихло, клубы пыли заволокли пространство. Со всех сторон послышался сдавленный кашель. Гарри, задыхаясь, вскинул палочку и заклинанием «Акваменти» осадил пыль. Кто-то рядом сделал то же самое. Вглядываясь в тёмный туман, Гарри ужаснулся — в атриуме не осталось ни одного целого камина.

Какая-то женщина завопила:

— Все ходы перекрыты! Мы замурованы заживо!

Люди, взбудораженные криком, нервно переглядывались. В их запылённых лицах явственно читалась паника.

Гарри взобрался на бортик фонтана и громко сказал:

— Мы не замурованы! Камины скоро починят, и вас всех эвакуируют за пределы города! Надо лишь подождать.

— Сколько, сколько ждать? — спросили его.

— Это зависит от нас самих. Чем быстрее мы восстановим сеть, тем быстрее окажемся в безопасности. А сейчас я вас прошу: обустройтесь в министерстве, помогите раненым и пострадавшим, позаботьтесь друг о друге. Пожалуйста.

Гарри направился к кабинету Шеклбота.

Слава Мерлину, удалось погасить панику. Только надолго ли? Идея отремонтировать камины возникла спонтанно, но он понятия не имел, как это сделать. Нужно хотя бы знать, как устроена вся коммуникационная сеть в министерстве. А кто ещё осведомлён в этом лучше, чем министр?

Шеклбот всё так же сидел за столом и смотрел в одну точку. Гарри сходу спросил:

— Кингсли, где данные о каминной сети министерства? Необходимо заняться её восстановлением, иначе придётся застрять здесь надолго.

— Отдел тайн скрывает все секреты, — ответил министр, не глядя на Гарри.

— Отдел тайн большой, а времени мало. Пойдём, покажешь мне, где искать.

— Я не могу, — странно нараспев произнёс Кингли. — Мне надо ждать.

— Чего ждать? — вскипел Гарри.

— Латифу. Она скоро придёт. Посмотри, — и он указал на камин. — Видишь?

Гарри озадаченно глянул и увидел лишь ощерившееся обломками жерло камина.

— Вон она, — сказал Кингсли. — Идёт сюда. И сейчас будет здесь. Я не могу уйти, понимаешь?

Гарри поражённо опустился на стул.

Глядя в затуманенные безумием глаза Кингсли, он вдруг едва не задохнулся от внезапного полного осознания свершившейся катастрофы. Так много смертей, ужасающе много!

Ранее он не единожды прокручивал в воображении картину массовой гибели людей и почти свыкся с ней. Весь последний час он старательно ставил заслон между своим сознанием и мыслью, что там, наверху — пустыня; что город стёрт с лица Земли; и многих друзей и знакомых больше нет. Пытался отгородиться, не думать об этом, чтобы восприятие ужасающей, но неотвратимой реальности не захлестнуло, не погребло под собой его разум. Но от беды не откреститься. Вот она — совсем рядом.

«Латифа не придёт, — думал Гарри. — И Рон тоже. Никогда. Даже если прождать целую вечность».

Стало так тоскливо, будто сотни дементоров закружились вокруг, высасывая надежду.

— Я всё понимаю, — тихо сказал он и похлопал Кингсли по плечу — тот по-детски улыбнулся и вновь уставился на камин.

Осторожно прикрыв за собой дверь, Гарри шагнул в пустой коридор.

Воспоминание о Роне вгрызлось в мозг и не отпускало. Несмотря ни на что, Рон был настоящим, самым лучшим другом. Да, в последние годы что-то разладилось, они стали чужими, иногда едва здоровались. Но Гарри считал, что стоит ему прийти в магазинчик братьев Уизли и поговорить с ним, и всё вернётся, станет как прежде. Одно дело — собрания штаба АД, где они обсуждали серьёзные проблемы, после чего Гарри неизменно убегал по своим делам; другое — поболтать просто так, по душам. Много раз собирался, но постоянно откладывал, думал, ещё будет время. А теперь поздно. Рона нет. И шансов вернуть всё, как было — тоже.

«Как мне быть? Что делать с этой пустотой внутри?»

«Время лечит, Гарри. Главное — ты жив. Остальное приложится».