Unfinished bussines/ Неоконченное дело (гет)

Как и в любой другой год, в последнюю неделю августа в Хогвартсе царила суета. Школа и окрестности готовились к неотвратимому нашествию учеников. Со всех концов и всеми возможными способами прибывали посылки и грузы на кухню и в классы — все должно быть наготове. В одно подземелье от разных аптечных домов пришли сразу три ящика, один другого больше. И во всей этой суете никто не заметил, как однажды днем, сразу после полудня, в окрестностях замка появился Ремус Люпин.

Артур Уизли подгадал как раз к чаепитию и принес обычное послание от Министерства, где выражены были официальные протесты по поводу назначения директором преподавателя по защите от темных искусств. С Уизли пришел и Кингсли Шеклбот — в целях безопасности большинство представителей Министерства сопровождали авроры. Они были любезно приглашены на обед и милостиво согласились остаться.

Нимфадора Тонкс аппарировала на окраину Хогсмида, обогнула опушкой Запретный лес и добралась до хижины Хагрида. Здесь Тонкс и лесничий выпили чашечку чая с лепешками, которыми гвозди можно было забивать, а потом Нимфадора прошла между теплицами к черному входу.

Гермиона заметила Аластора Хмури, когда он ковылял по коридору шестого этажа к Выручай-Комнате. Его знаменитый вращающийся глаз цепко осматривал все вокруг, но Хмури виду не подал, что заметил присутствие Гермионы, незримо парившей у дверного проема, ведущего к главной лестнице. И, храня молчание, невидимая Гермиона просто кивнула бывшему аврору и осталась на своем посту, продолжая внимательно наблюдать за всем необычным, что происходило вокруг, пока собирался Орден феникса.

Несмотря на бдительность, она чуть не упустила странное мерцание тени на полу там, где не должно было быть теней. Сначала Гермиона подумала, что это просто обманный свет, отбрасываемый факелами, которые загорались с заходом солнца, но тень, неритмично колеблясь, украдкой, неуклонно продвигалась по полу к Выручай-Комнате.

— Кто здесь? — требовательно окликнула Гермиона, подлетев к тени; слова эти, вылетев из ее рта, прозвучали нелепо.

Однако реакция была удивительной — приглушенное восклицание и заклинание, сорвавшееся почти без промедления с губ невидимого существа. Заклинание прошло сквозь Гермиону, не причинив вреда, и вырвало из каменной стены напротив кусок размером с кулак.

И резким рывком из ничего появилось запястье и кисть, держащая темную палочку. Последняя быстро металась туда-сюда, будто разыскивала противника; одинокая рука в воздухе смотрелась, конечно, странно, но еще — она была странно знакомой. Маленький шрам в виде молнии мелькнул на заднем плане.

— Гарри? — в сомнении окликнула Гермиона. И тут же стала видимой, надеясь, что не ошиблась.

Рука застыла, затем поднялась и сняла капюшон мантии-невидимки, под которым обнаружились взъерошенные черные волосы, ярко-зеленые глаза и знаменитый шрам.

— Гермиона? — с сомнением спросил Гарри. — Это и вправду ты?

— Ох, Гарри! — Гермиона знала, что улыбается, как сумасшедшая, но ей плевать было на это. — Я так рада тебя видеть!

Гарри тоже расплылся в широкой улыбке. Голова его будто висела в воздухе вместе с рукой, но Гермиону это едва ли смущало. После того как Всадник без головы пытался флиртовать с ней перед матчем — зажав под мышкой голову, разливающуюся в напыщенных комплиментах — разговаривать с головой, парящей в воздухе — тут не было ничего необыкновенного.

— И я рад тебя видеть, — ответил Гарри. — Ты изменилась, я едва тебя узнал.

— Правда? — спросила удивленная Гермиона. Ей казалось, что выглядела она так, как всегда себя представляла, только была она без школьной формы. — Как ты?

— В порядке. Прости, что не писал в последнее время — я был очень занят, правда.

— Знаю, я видела статьи в «Пророке». — И Гермиона улыбнулась, когда Гарри скорчил усталую гримасу — она знала, что он отреагирует именно так.

— Ты не поверишь, если я расскажу, сколько раз школа авроров требовала, чтобы журналисты «Пророка» перестали повсюду преследовать меня. Но, видно, без министерского приказа они не успокоятся.

— Хорошо, что их здесь нет, — сказала Гермиона со смешком, поглядывая на дыру в стене напротив. — Представь, что бы они про это напридумывали.

— Извини, — смутился Гарри. — Я тебя не поранил?

— Нет, конечно, нет, ты же знаешь, что большинство заклинаний не действует на привидений.

— Точно, мы читали об этом в тот раз. Ты нашла ответы на все свои вопросы?

— Не сказала бы, что на все. Мне сейчас нужно разобраться с одной загадкой, но у меня правда есть пара теорий, которые я хотела бы как-нибудь обсудить.

Гарри поежился:

— Ты знаешь, я никогда не был силен в теории. Если ты хочешь поговорить об этом, тебе лучше обратиться к Хмури. Он всегда треплется о чем-то вроде фаз луны и тому подобном. По-моему, в основном это все пустая болтовня, но он стреляный старый воробей.

— А ты опаздываешь, щегол, да еще и нахал к тому же, — раздался грубый голос из коридора. — Поторопись — все заждались.

— Иду! — крикнул Гарри аврору, и Хмури скрылся в Выручай-Комнате.

Гарри оглядел коридор, сорвал с себя мантию-невидимку и свернул ее, оставшись в форме аврора. На воротнике был значок с изображением двух скрещенных палочек, показывающий звание. Гарри быстро поднимался по карьерной лестнице. Несмотря на склонность к умалению собственного достоинства, Гарри Поттер был хорошим аврором; его уважали те, кто и кната не дал бы за его известность, те, кто ценил его только за то, как он управляется с палочкой.

— А ты пойдешь? Пойдешь же? — позвал он через плечо, когда двинулся к Выручай-Комнате, а Гермиона осталась на месте.

— Я не член Ордена, — сказала она, гордясь тем, что в голосе ее не слышно сожаления. Того сожаления, которое ощутила Гермиона, когда ее исключили.

— Но ты была бы одной из нас, потому я приглашаю тебя сегодня, — возразил Гарри.

Уверенность в голосе была совсем не свойственна тому сдержанному и скромному мальчишке, которого она знала раньше.

— Кроме того, ты всегда придумывала, как воплотить в жизнь бредовые идеи, приходящие в голову мне и Рону. Я удивляюсь, как я вообще без тебя справился!

Никто из членов Ордена не протестовал, когда Гермиона вошла вслед за Гарри в Выручай-Комнату. Он тихо произнес заклинание, активирующее сложную охранную систему, уселся в последнее свободное кресло и, похлопав по высокой спинке, показал Гермионе, где ей устроиться. Она, невесомая, уселась на спинку стула и обратила внимание на встречу Ордена феникса.

Почти весь вечер они обсуждали слухи, разговаривали о нападениях Пожирателей смерти и придумывали контрмеры. Потом вспомнили тех, кто пропал недавно — может, эти люди просто спасались от преследования Пожирателей, может, и сами были из их числа, а может, уже стали жертвами приспешников Волдеморта.

В конце концов заговорили и о самом Волдеморте, обсудили те крохи информации, которые удалось добыть Снейпу во время своей шпионской деятельности. Почти никаких проверенных сведений — только запутанное множество слухов да сплетни, что ходили меж Пожирателей. Но отдельных замечаний и намеков хватило для отрывочного представления о настроении Темного лорда и его замыслах.

— Ему больше, кажется, не нужно есть, — сказал Северус, и это обстоятельство Гермиона сочла любопытным, хотя и несколько тревожащим. — Все, что ему требуется — это кровь, и так много ее проливается сейчас. Наказания и пытки стали куда более кровавыми.

— Он поглощает ее? — спросила Гермиона.

Печально известная ухмылка Снейпа была не совсем привычной, но вполне узнаваемой:

— Он не пьет ее, если это то, о чем вы изволили спросить.

— Нет, но вы сказали, что он стоит рядом с жертвой — кажется, он наслаждается этим, почти питается страданием. Мне пришло в голову кое-что, о чем я читала — о призраках и духах, которые питаются негативной энергией боли и отчаяния.

— Как дементоры делают? — уточнил Артур Уизли.

— Точно!

— Так ты думаешь, что Сами-Знаете-Кто превратился в дементора? — спросила Тонкс.

— Вроде того, не точно, конечно, но близко к этому. Кто-нибудь знаком с понятием полярности? — спросила Гермиона.

Северус задумчиво нахмурился.

— Я знаком с теорией, но это понятие не используется в волшебном мире, — признался он.

— Я уверена, что дементоры находятся на противоположном полюсе магической полярности, — заявила Гермиона. — И я думаю, Волдеморт тоже где-то там — рядом с дементорами.

— И что вы знаете о магической полярности, мисс Грейнджер? — спросил директор несколько холодно.

Удивленная странной враждебностью, которая внезапно сосредоточилась на ней, Гермиона собралась с силами и продолжила.

— Эта мысль пришла мне на ум, когда профессор Снейп болел, — ответила она. — У меня есть теория, что магия имеет полярность, как магнетизм или электричество.

Дамблдор кивнул в бороду.

— Продолжайте, — сказал он.

— Тогда точно как магнит имеет два полюса, и точно так, как электроны движутся по проводнику от плюса к минусу, так и магия, возможно, имеет положительный и отрицательный заряд.

— И на чем основывается ваша теория?

— Температура или то, что я воспринимаю как жар. Настоящий огонь по ощущению не отличается для меня ни от камня, ни от дерева. Структурно и огонь, и камень, и дерево несходны, но температурной разницы никакой. Однако люди и магические предметы — они неприятны. Мальчишка, магл, которого я преследовала, уже будучи привидением, он был просто неприятно теплым, но настоящие волшебники — много хуже. В тот раз, когда я прикоснулась к палочке профессора Снейпа, она была совершенно как горячая лава.

И заинтригованный Северус, как охотничья собака, почувствовавшая запах добычи, шумно вдохнул воздух через свой примечательный нос.

— А другие призраки? Как они ощущаются?

— Холод, как ни странно. Приятный холод, почти успокаивающий. Барон может быть особенно утешительным, если не берется кричать на нас.

Задумчиво ощупав левое предплечье, Снейп хмыкнул:

— Темная метка... когда горит, она выглядит, как клеймо, но на деле совершенно холодная.

— Правда? Холодная? Такая же холодная, как привидение?

Снейп кивнул, и они пристально посмотрели друг на друга. И казалось, они думают об одном и том же и приходят к одинаковому заключению.

Кингсли Шеклбот посмотрел на часы, стрелки указывали на «Ужасно поздно».

— Все это очень любопытно, но какой в этом смысл?

— А смысл, Шеклбот, в том, что мы, возможно, на верном пути к решению всех наших проблем.

Гермиона соскочила со спинки кресла:

— Вы знаете, что большинство заклинаний не действуют на привидений. А те, которые все-таки работают, очень отличаются от обычных и почти не влияют на человека — магла ли или же волшебника.

Гарри в задумчивости сощурился, но Шеклбот и другие, казалось, ничего не понимали. Гермиона, в надежде все объяснить, метнулась в центр комнаты и подняла руку, прося внимания:

— Что если... что если температура, которую чувствую я, которую ощущают люди, касаясь привидений, это не тепло и не холод, как мы их знаем, но полярность магии? Палочка волшебника так близка по свойствам к чистой магии, как это возможно — в сердцевине чары и заклинания, особое дерево, и я уже не говорю о том, что палочка используется как канал для силы волшебника. Она кажется мне невыносимо горячей. И любой сможет отыскать неподходящую ему палочку, которая будет жечь ладонь. Темная метка обжигает холодом, как только что сказал профессор Снейп; я была рядом с ним однажды, когда его вызвали, и метка мне показалась холодной, почти привычный холод, но такой тревожащий.

— Волдеморт провел уйму времени в поисках бессмертия, — отметил Северус. — Привидения предположительно бессмертны. И вдруг то, что он делал, пытаясь обрести вечную жизнь, изменило его полярность так, что обычная магия обычного мира больше на него не действует?

— Его чертовски трудно поразить заклятьем, — загрохотал Хмури. — Мы достали его пару раз, но все без толку.

— Вы правда думаете, что поиски бессмертия как-то повлияли на магическую ориентацию? — спросил Ремус Люпин. Он, в отличие от многих чистокровных волшебников, имел солидную подготовку по теории создания заклинаний.

Зеленые глаза Гарри расширились и загорелись, когда он сложил дважды два:

— Если Волдеморт изменился так сильно, что преобразовал свою магическую полярность, значит, нам нужно придумать заклинания специально для него. Тогда мы уничтожим Темного лорда раз и навсегда!

— Это возможно, — наконец проговорил Дамблдор многозначительным голосом. — Это многое объясняет.

И, услышав серьезный голос директора, все в комнате обернулись к нему. Дамблдор поморщился, сдвинул шляпу на макушку и потер задумчиво лоб.

— Это мало кому известно, но мисс Грейнджер совершенно права. Николас Фламель и я обнаружили, что магия имеет полярность несколько десятков лет тому назад. Мы решили, что такие знания лучше оставить в тайне и не придали огласке полученные данные. Я позабыл об этом и вспомнил только сейчас.

— Вы хотите сказать, что знали о магической полярности и молчали? — требовательно спросила оскорбленная Гермиона. — Такими знаниями нужно делиться. Это нужно изучать!

— Времена тогда были тяжелые, темные, мисс Грейнджер, — сказал Дамблдор мягко. — Мы посчитали, что лучше знание будет потеряно, чем попадет в плохие руки.

Гермиона недовольно хмыкнула, скрестив руки на груди, а Гарри и Северус с разной степенью успеха попытались спрятать улыбку.

— Старая добрая Гермиона, — сказал Гарри тихо.

Северус был вынужден согласиться.

— Директор, если у вас сохранились старые записи по этому исследованию, я надеюсь, вы предоставите их для дальнейшего изучения. Вполне возможно, что когда начнется неизбежное противостояние, это сыграет свою роль, — сказал Северус.

— Нимфадора и я будем рады работать над этим с тобой, Снейп, — вызвался Хмури. — Она такая неуклюжая, но что касается заклинаний — тут она любого за пояс заткнет.

— Такой лестью ты ничего не добьешься, старикашка, — парировала Тонкс. — И Ремус должен быть с нами. Подавай нам самые сложные свои задачки, Снейп, и мы втроем все устроим.

— Неразумно для Северуса слишком часто покидать замок, — напомнил всем Ремус. — Мы снимем копию с записей, так что у каждого будет свой экземпляр, но общение нужно свести к минимуму.

Дамблдор согласился с предложенным планом и пообещал разыскать свои старые записи. И это, казалось, стало сигналом к окончанию встречи.

— Великолепно, Гермиона! — сказал ей Гарри на прощание. — Я должен был знать — мы всегда можем рассчитывать на тебя, когда нужно что-то придумать.

Гермиона залилась серебряным румянцем, но много больше значило для нее другое — тихое замечание Северуса. Выходя из Выручай-Комнаты вслед за остальными, он повернулся и шепнул на прощание:

— Видите, мисс Грейнджер? Вовсе вы не забытая книга.

* * *

Только внушающая ужас перспектива возможного пробуждения Северуса Снейпа удержала ругательство за плотно стиснутыми зубами Гермионы, когда она в очередной раз принялась искать нужную ей книгу на полках. Пару дней назад он упоминал этот справочник — и не раз, на самом-то деле. Конечно, он думал дать ей эту книгу. Конечно, он не будет возражать, если она возьмет справочник сама. Конечно, он не будет беспокоиться, если она возьмет его на время, особенно если вернет книгу раньше, чем он заметит пропажу.

Убедив себя, может и ошибочными, но вполне благовидными умозаключениями, и куда как успокоенная тихим храпом, который доносился из комнаты Северуса Снейпа, Гермиона снова приступила к поискам — с самого верха полок. Неплохо, если бы он все-таки упомянул название книги, а не просто небрежно отпустил комментарий в адрес автора. Интересно, разозлился бы Снейп, если бы она попросила его уточнить: «...то руководство Диоскуров в красной обложке...» или «...руководство, что я оставил на третьей полке снизу...»? Очевидно, это было бы чересчур.

В какой уже раз изучала Гермиона книжные полки в гостиной Снейпа у стены напротив очага, там, где на книги никак не влияли температурные колебания. Потом полки в кабинете, потом стеллаж в лаборатории. Нигде Гермиона не увидела ничего хоть отдаленно напоминающее то руководство, которое она искала. Это обстоятельство поставило ее перед выбором — терпеливо подождать до утра или пробраться в «змеиное логово»...

«Да к чему этот мелодраматизм, — решительно сказала себе Гермиона. — Как будто ты раньше там не бывала».

Не похоже было, что он закричал бы на нее. Кстати, с тех пор, как Снейп в последний раз выплескивал на нее свою злобу, прошло порядочно времени. Кроме того, она сто лет не была в его комнате. Ну ладно, ладно. Кроме тех ночей, когда ему снились кошмары. Он, по всей видимости, не помнил эти сны. И в тех скудных источниках о сновидениях и о памяти на сновидения, которые Гермиона отыскала в библиотеке Хогвартса, она прочитала, что люди часто не помнят сны, кроме самых ярких и самых травмирующих. Но что могло назваться травмирующим для Снейпа? Эта шкала уходила так далеко, что скрывалась из виду.

И, набравшись решимости, Гермиона осторожно прошла сквозь дверь его комнаты и осмотрелась. Почти абсолютная темнота не помешала ей оглядеть полки, но, к сожалению, она не заметила ни одной книги, только несколько безделушек. Стопка материалов для чтения лежала на полу у кровати, но в основном там были периодические публикации, а не ценные справочники.

В конце концов раздосадованная Гермиона развернулась и собралась было уйти, но услышала стон из-за темного полога, что покрывал кровать. Она подождала немного, не желая вторгаться в личную жизнь Северуса больше, чем уже сделала это. С тех пор, как Темный лорд последний раз вызывал его к себе, прошло несколько недель, и потому Гермиона немного расслабилась: Снейпу давно не снились ночные кошмары.

Снова раздался стон, и противоречие, терзавшее Гермиону, только усилилось. Стон этот напомнил ей — вот она весомая причина тревожиться за Северуса. Двойная жизнь — нелюбимый профессор, шпион в стане Пожирателей смерти — кого угодно могла бы сломать, но Снейп давно нес эту ношу и не жаловался. Да, трудный характер и чрезвычайная нетерпимость ко всяческой чепухе и глупости, но ни одной жалобы.

Когда Северус в третий раз простонал, Гермиона решилась. Просунув голову сквозь полог, она увидела Северуса Снейпа, лежащего под одеялом на животе. Подушки были отброшены в сторону, одну руку он подложил под голову, вторую выпростал из-под одеяла так, будто молил о чем-то.

И мучительно долгие мгновения Гермиона парила над спящим человеком, пока он снова сдавленно не простонал, пока не мотнул головой, пока прядь волос не упала ему на лицо. Сосредоточившись, Гермиона наклонилась над Северусом и проникла в его спящий разум.

Но ничего не было вокруг, кроме теплоты, окутавшей ее тело, кроме тяжести и напряжения, охвативших ее. И томление, трепетание — сильное, вибрирующее — почти боль внутри нее — вверх, до нетерпимой, невыносимой высоты — соски набухли, и помимо воли вырвался стон. И губы прижались к ее губам, а требовательные руки скользнули по телу.

— Я хочу тебя, — прошептал мужчина, и этот баритон возбудил ее так, как ничто и никогда раньше.

Она не чувствовала запахов, ничего не видела — только возбуждение — в ней, вокруг нее — разум забылся, и беспомощная Гермиона оказалась на незнакомой ей вершине, и это было одновременно волнующим и пугающим.

Вслед за удовольствием пришли неуверенность и страх, и Гермиона вырвалась из сна Северуса. Он спал и не видел привидение, которое парило над ним, взволнованное и дезориентированное.

— Вот так. Вовсе это не ночной кошмар, — сказала она зачем-то.

И пролетев сквозь потолок, Гермиона провела остаток ночи, бесцельно блуждая по коридорам Хогвартса. Только неустроенность и тянущую боль принесло ей внезапное понимание того, что Северус Снейп, в конце концов, был мужчиной, со всем, что мужчине присуще. Думать в таком свете о Северусе, ее оппоненте в спорах и партнере в научных изысканиях, было ужасно неловко. И впервые ей не удавалось найти подходящее объяснение этой реакции.

* * *

За все те годы, которые Гермиона знала Северуса Снейпа, без привычной мантии она видела его хорошо если пару раз; и когда это случалось, она была вынуждена напоминать себе, что под этой черной хламидой на самом деле скрывается живой человек. Однако в этот раз все было удивительнее, чем обычно — он сбросил мантию и сюртук, оставшись в рубашке и жилете, и, подумать только, надел длинный, белый фартук. В руке Снейпа была метла, обыкновенная метла, которой он сметал битое стекло и всякий другой мусор в кучу.

— Что случилось? — спросила Гермиона, летая кругами по комнате и обозревая учиненный беспорядок. — Что-то взорвалось?

— Пока нет, — ответил Северус резко. — Хотя, если я отыщу верное заклинание, я, конечно, постараюсь, чтобы один полтергейст в самом деле взорвался.

— Это Пивз? — спросила Гермиона изумленно. — А как же твои охранные заклинания?

Северус сердито смотрел на осколки, которые короткими и резкими движениями сметал в кучу.

— Тут нет никаких охранных заклинаний от привидений, мисс Грейнджер. Так не бывает — не впускать Пивза, но пускать тебя.

И приглушенный крик, сплав ярости и горя, заставил Снейпа замереть, он глянул на Гермиону, которая обнаружила то, что осталось от манускрипта. Пергамент превратился в мелкие клочки; стекло, которое его защищало, разлетелось на осколки, и тут не помогло бы никакое Reparo. Снейп уже оценил нанесенный ущерб и решил заняться пергаментом в последнюю очередь, надеясь спасти, по крайней мере, хоть его часть. И увидев, как Гермиона согнулась от горя, он попытался ее утешить:

— Я поговорю с Бароном, мисс Грейнджер. Пивз и раньше пакостил в моей лаборатории, но в этот раз он зашел слишком далеко.

Осколки, лежащие на полу, задрожали, и тут же застучал по каменным плитам стол.

— Мисс Грейнджер? — позвал Северус, несколько встревоженный внезапным похолоданием в комнате.

— К черту Барона! — выкрикнула она, обернувшись.

Глаза были такими большими, какими никогда не бывают у людей; они пылали темным светом, почти черным, и сверкали от ярости. Северус напряженно нахмурился, рассматривая Гермиону — обычно строгая, серая мантия была как живая, будто развевал ее невидимый ветер, а волосы сплетались и скручивались, как змеи на голове у медузы Горгоны.

И страшный звук огромных, стремительно расправляемых крыльев пронзил воздух, когда Гермиона, издав нечленораздельный яростный крик, внезапно рванула сквозь потолок.

Снейп поднял упавший стул с пола и, перед тем как отправиться вслед за своим личным привидением, на миг задумался. Он не знал, сможет ли Гермиона что-нибудь сотворить с Пивзом, но нужно было предупредить Барона о грядущем столкновении.

Во всяком случае это должно быть забавным.

Гермиона не могла сказать точно, откуда она знает, где прячется Пивз, но, как стрела, летящая точно в яблочко, она устремилась сквозь замок, и гобелены колыхались по ее следу, и сильный, до зубной дрожи, холод отмечал ее путь. Полтергейст, должно быть, почувствовал, что она приближается и что намерения у нее недобрые, поскольку, как только Гермиона увидела его, он помчался вниз, в коридоры второго этажа, умудряясь одновременно глумливо смеяться и сквернословить.

— Профессор оплакивает свои драгоценные игрушки? Расхныкался? — глумился Пивз, махая длинными ногами перед Гермионой. — Разве можно оставлять такие прекрасные вещи без присмотра?! Перьвокласьки и противные слизеринцы все потрогают, все испоганят грязными пальчиками!

Стиснув зубы, Гермиона ринулась за этим безумным шутом сквозь стены, сквозь каменный пол. Пивз пытался отделаться от нее — петлял зигзагами меж классных комнат, резко поворачивал, но Гермиону было не удержать и не сбить со следа.

— Я собираюсь завязать те самые грязные пальчики — твои пальчики — вокруг твоей же шейки в галстук-бабочку, — крикнула она, ловко пресекая попытку Пивза спрятаться. — Ты пожалеешь, что вообще заходил в подземелья!

Полтергейст только громко выругался в ответ, но, когда он свернул к статуям и доспехам, его безумная ухмылка, казалось, стала несколько вымученной, а выпуклые глаза расширились еще больше. Рыцарский костюм упал с жутким грохотом, но и это не остановило его преследователя.

И хихикал Пивз уже не так задорно, когда свернул на главную лестницу и ринулся вниз. Вокруг большой лампы в конце лестницы Пивз заложил вираж, но Гермиона, предчувствуя, что так он и поступит, метнулась на перехват и, когда он пошел на второй круг, чуть его не поймала. Гермиона ухватилась за носок остроконечного ботинка — полтергейст взвизгнул — и стащила его, выставляя толстые волосатые пальцы на всеобщее обозрение.

Доведенный до отчаяния, Пивз рванул к подземельям и снова завизжал, когда по ступенькам поднялся профессор Снейп, многозначительно поигрывая палочкой. Пивз резко повернул и полетел в коридор напротив и дальше, к входу в Большой зал.

Не обращая внимания на Снейпа, который окликнул ее, Гермиона продолжила погоню и с хлопком прошла сквозь огромные двери вслед за своей добычей. И все ученики, что обедали, замерли и изумленно воззрились на привидений, но Гермиона не замечала ничего в стремлении поймать Пивза, пытавшегося со свистом пронестись над столом Равенкло и спрятаться этажом ниже.

С ужасным грохотом два призрака кубарем прокатились по доброй половине стола — посуда и снедь полетели во все стороны. Ученики вскочили на ноги и закричали, внося свою лепту в царивший в Большом зале беспорядок. Преподаватели встали из-за стола как один, но замерли, когда Дамблдор поднял руки, показывая жестом, что следует подождать.

Когда Снейп, с тревогой прислушиваясь к шуму и грохоту, добрался до Большого зала, то увидел только головы учеников, которые толпились вокруг стола; голоса их роптали как море. И в этом гвалте слышались выразительные громкие удары, голос Гермионы Грейнджер и крики. Проложив дорогу через толпу, Снейп замер, когда увидел Гермиону — она упиралась коленями в живот Пивза, схватившись обеими руками за поля его шутовской шляпы, и, подчеркивая каждое свое слово, прикладывала Пивза головой о твердый деревянный стол. Шляпа почти не смягчала удар.

— Если ты хоть раз...

Бамс!

— ...зайдёшь в лабораторию опять...

Бумс!

— ...я тебя...

Хрясь!

— ...укупорю в бочку...

Бам!

— ...и вышвырну...

Бум!

— ...в сточные...

Хрясь!

— ...воды! Ты и носа...

Ба-а-м!

— ...не покажешь в лаборатории...

Хрясь!

— ...больше, ты жалкое...

Ба-а-амс!

— ...мелкое ничтожество!

Бумс! Бумс! Бумс!

— Это была просто шутка, — оправдывалась жертва, пытаясь выдавить слабую улыбку. — Ты шуток не понимаешь, что ли?

— Шутка? — взвыла Гермиона. — По шуткам соскучился? — Ее руки безжалостно нырнули в карман на фиолетовой клетчатой куртке.

— Я тебе покажу одну шутку, — пригрозила она, достав пригоршню бомб-вонючек.

Пока изумленный Пивз смотрел на нее, широко открыв рот, она пропихнула туда кулак с бомбами. Его глаза необычайно увеличились, до смешного расширились, когда лицо растянулось, приспосабливаясь к руке Гермионы; и стали еще больше, хоть это и казалось невозможным, когда она схватила ботинок, наперед снятый с полтергейста, и затолкала его вдогонку бомбам.

— Вот это шутка, Пивз! — объявила она, как раз вовремя стянув губы полтергейста вокруг выступающего задника — бомбы-вонючки начали взрываться.

Глаза Пивза, и щеки, и нос гротескно раздулись, когда внутри него раздались приглушенные взрывы. Отвратительный желтый дымок паром пыхнул из ушей, и ученики, стоявшие рядом, отшатнулись, закашлявшись.

Гермиона наконец отпустила его, и изо рта полтергейста извергся огромный столб дыма. Пивз кашлянул, выпустил еще несколько дымных клубов и почти не сопротивлялся, когда Гермиона схватила его руки, потом ноги, изгибая конечности под таким углом, какой никогда не встречается в природе у живых существ. К счастью, Пивз не был материальным и не был живым, он вопил от негодования, а не от боли. Гермиона, не обращая внимания на его вопли, притиснула длинные, тощие ноги полтергейста к груди и связала руки поверх ног надежным узлом.

Пивз громко ругнулся, сердито глядя на Гермиону, но смотреть ему было не совсем удобно — попробуй посмотри, когда завязан, как рождественский подарок.

— Эй, чего ты? — протестовал Пивз. — Ты не оставишь меня так! Это унизительно!

— И в мыслях не было оставлять тебя так, Пивз, — заверила его Гермиона, вытянув руку.

В воздухе появилась крикетная бита и удобно легла ей в ладонь. И никакой команде не сошло бы с рук, если бы она выставила на поле игрока с таким огромным инвентарем.

— Я просто хочу убедиться в том, что некий полтергейст знает, что случится в следующий раз, когда он тронет мои вещи, — пояснила она.

— Не надо, — молил Пивз, чуть раскачиваясь с боку на бок. — Я все понял, я оставлю твои вещи в покое, мисс Грейнджер, я обещаю — я исправлюсь, правда. Я обещаю!

— Тебе следует, — пригрозила ему Гермиона, замахиваясь шестифутовой битой, — знать, что если ты не хочешь неприятностей, Пивз, тебе лучше держаться от меня подальше.

— О-й-ё-ё-ё-ё-ё! — завизжал Пивз, когда бита опустилась — резко, сильно, и полтергейст со свистом пролетел над головами пригнувшихся учеников, потом через стену Большого зала и дальше — в вечерний воздух.

Хагрид, опаздывающий на ужин, был озадачен громким плеском, который послышался с озера, но пожал плечами и решил, что это проделки гигантского кальмара. Гигантский кальмар тоже был изрядно озадачен, когда фиолетовый клетчатый шар из бедного полтергейста опустился в его владениях, но пожал плечами, решив, что это проделки тех странных земных ходоков.

Звенящая тишина повисла в Большом зале, Гермиона спрятала биту и осмотрелась, внезапно осознав, что на нее уставилось несколько сот пар глаз остолбеневших учеников и учителей. Она глянула вверх и увидела Барона, Серую даму, Сэра Николаса и профессора Биннса, которые пристально смотрели на нее. И ожидание висело в воздухе несколько очень-очень долгих мгновений.

В пронзительной тишине раздался звук хлопающих ладоней, и все в зале обернулись и увидели профессора Дамблдора, который аплодируя, встал с кресла. И ученики захлопали в ладоши, поначалу тихо и неуверенно, но потом — все громче и громче; восторг нарастал, как лавина, они кричали приветственно, и восклицали, и смеялись.

Порядочно смутившись, Гермиона отвесила короткий поклон и поднялась к потолку, присоединившись к привидениям, которые парили у стропил. Серая дама обняла ее и похлопала по ладошке.

— Я считаю, что такое поведение не совсем подобает настоящей леди, Гермиона, дорогая, — воскликнуло прекрасное привидение. — Хотя не стану отрицать, что и мне частенько хотелось проучить Пивза. Я только надеюсь, что у тебя это не войдет в привычку.

— Нет, не думаю, — выдавила Гермиона, все еще пылавшая серебром. — Ох, только не говорите мне, что Барон был здесь, — простонала она, заметив, что привидение Слизерина спускается вниз, к преподавательскому столу. — Я ужасно его расстроила?

— Вовсе нет, — успокоила Дама. — Он просто хочет перемолвиться парой слов с директором и своим деканом. Наш Барон все уладит. Не стоит тебе волноваться.

И с облегчением Гермиона увидела, как Барон и в самом деле остановился между Дамблдором и худощавой темноволосой фигурой Северуса Снейпа. Они, верно, обсуждали ее прегрешения. Гермиона искренне надеялась, что аплодисменты профессора Дамблдора означали именно одобрение, в конце концов, Пивз в последнее время был исключительно несносен.

Но Гермиона и подумать не могла, что хоть трое мужчин из разных столетий и вправду разговаривали о ее нападении на Пивза, но им и в голову не пришло обсуждать, виновата она или нет.

— Надо сказать впечатляюще, да, Стокард? — прошептал Альбус Барону.

— Это ни о чем не говорит, — буркнул сердито Барон. — Девчонка разозлилась, но я сомневаюсь, что она и дальше сможет справляться с Пивзом.

— Может и нет, — согласился Дамблдор. — Но вы должны признать ее потенциал. А вы так не считаете, Северус?

Северус Снейп, нахмурив брови, переваривал тот факт, что привидение, которое он знал более тридцати лет, как оказалось, имеет имя, и не был в точности уверен, на какой потенциал намекает директор. Однако Северус никогда бы не признался, что он чего-то не услышал, о чем-то не осведомлен, и он давно привык к загадочным высказываниям Дамблдора, потому просто уклончиво отметил:

— Мисс Грейнджер всегда была личностью с самыми удивительными способностями.

Кровавый барон был, к несчастью, тоже слизеринцем и потому сразу распознал блеф.

— Привидениям доступна сила всего в одной форме, мой мальчик, — угрюмо сказал он, — и это то, как можем мы влиять на наше окружение. Мисс Грейнджер быстро учится для того, кто лишь недавно развоплотился.

— Мисс Грейнджер заставила Пивза принять ее версию реальности, — пояснил Дамблдор. — Полтергейст больше века живет в этом замке, он должен был легко пройти сквозь стол и убежать. В этой короткой схватке воля мисс Грейнджер, не Пивза, оказалась сильнее, потому, когда она загнала его в угол, Пивз стал материальным, — закончил, весело улыбаясь, Дамблдор, и морщинки вокруг светло-голубых глаз стали глубже.

— Понятно, — осторожно согласился Северус. — И это причина для тревоги?

— Для торжества, — поправил бережно Альбус. — Кажется, у нас в замке появилось еще одно привидение, которое сможет научить Пивза, как себя вести.

— И тот, кого он будет уважать, — сказал Барон недовольно. — Вот не думал, что хорошая взбучка окажется такой полезной.

— Никакой утонченности нет в этих гриффиндорцах, — фыркнул Северус.

Директор улыбнулся в ответ на неприкрытую колкость и быстро ответил:

— Тонкости, хитрости — это все здорово, Северус, ничего не скажешь, но мало что по воспитательному воздействию сравнится с основательной трепкой.

* * *

После битвы с Пивзом прошла неделя, и Гермиона заметила, что Кровавый барон наблюдает за всеми ее перемещениями по замку. Несколько раз он навестил лабораторию зельеварения, вроде как хотел увериться, что полтергейст больше их не тревожит. Но Гермиона знала, что это был просто предлог — увидев ее, Пивз срывался в поспешное бегство и прятался так далеко, как мог. Когда она отправилась в Запретный лес, чтобы собрать росу с омелы под новой луной для одного из страннейших экспериментов Снейпа, компанию ей составил Кровавый барон. А на следующий день, когда Гермиона помогла страдающему бессонницей третьекурснику-хаффлпаффцу с заданием по трансфигурации, а после проводила ребенка до гостиной, чтобы он не наткнулся на Филча, она вновь заметила силуэт слизеринского привидения.

Потому она совсем не удивилась, когда однажды ночью Барон перехватил ее на пути к подземельям. Что было и впрямь удивительным — так это его поведение — он, казалось, с неохотой снял широкополую шляпу и поклонился ей, как кланялся Серой даме.

— Не могли бы вы поговорить со мной, мисс Гермиона? — спросил Кровавый барон.

— Конечно, — несколько настороженно согласилась она.

— Это очень деликатная ситуация... касается главы моего факультета.

— Что случилось с профессором Снейпом?

— Ты слишком много времени проводишь с ним.

— Я помогаю ему. Проверяю эссе, занимаюсь исследованиями. Почти у всех учителей есть помощники из выпускников, а у него нет.

Барон помолчал, в задумчивости перебирая испачканными кровью пальцами поля шляпы. Пушистые перья подрагивали.

— Я вот думаю, разумно ли это? Послушай меня, не нужно тебе проводить столько времени с живыми. Ни к чему это, Гермиона, — сказал он, наконец.

— Вы запрещаете мне помогать...

— Нет, милая моя, ты не так меня поняла. Я просто забочусь о тебе.

— Что со мной может случиться?

— Мисс Гермиона, послушай, не должна ты привязываться к нему. Я не хочу, чтобы твое сердце разбилось.

— Что? — Она хотела рассмеяться, но почему-то ничего не вышло. Во взгляде Барона было понимание, сочувствие, и Гермиона вдруг осознала — оправдываться и отрицать что-то бесполезно.

— Ты знаешь, о чем я говорю, девочка. Северус Снейп великолепный декан, я не мог бы лучшего желать для Слизерина. Но он человек. Когда любовь эта разобьет твое сердце? Сейчас? Или когда ты потеряешь его? Он умрет, рано или поздно.

Гермиона посмотрела на свои руки, ей нечего было ответить Барону. Она была привидением, существом свободным от желаний плоти, но все же — она оставалась женщиной. И хотя она не думала о своей связи с непреклонным мастером зелий как о любви, не было сомнений — в этой ее жизни после смерти, среди всех живых и мертвых, для Гермионы Грейнджер не существовало человека важнее. Как могла она представить время, когда Северуса не будет рядом? Его колких замечаний. Язвительных ответов...

— Не думаю я, что это случится... но, может быть, он станет одним из нас? — спросила она, наконец.

Барон покачал головой.

— Нет, Гермиона. Я многих людей знал, но Северус Снейп меньше всего похож на того, кто стал бы привидением. Может, душа его и истерзана, но он устал от такой жизни. Он будет рад избавиться от этого бремени. Больше, чем кто-либо другой.

Он был прав, и Гермиона знала это, но даже знание, в конце концов, просто боль — чуть меньше или чуть больше. И Гермиона даже подумать не могла о том, чтобы отказаться от общения с Северусом Снейпом. Когда она озвучила эту мысль, Барон только вздохнул:

— Я не догадывался. Слишком долго я это откладывал, думая, что Северус все-таки прогонит тебя. Серая дама говорила мне, что я не прав, и так оно и оказалось.

Он снова надел свою замысловатую шляпу, потом отвесил ей уважительный поклон.

— Оберегай его, если тебе это нужно, милая. Люби его, если тебе это нужно. Но не оставляй ему свое сердце.

— Я попытаюсь, — прошептала она. — Но боюсь — уже слишком поздно.

* * *

Памятуя о разговоре с Бароном, несколькими вечерами позже Гермиона в оговоренное время прилетела в лабораторию зельеварения, но там никого не оказалось. Только записка, наспех нацарапанная стремительным почерком Снейпа — он упомянул, что будет на совещании у директора, и просил начинать без него. Это означало, что он отлучился по делам Ордена; если Снейпа вызывали к Темному лорду, он просто писал, что вышел.

К тому времени, как вернулся Северус Снейп, за окном была поздняя ночь, а Гермиона давно сделала все, что он просил. Северус прошел по классу, где она слонялась без дела, но в походке его не было прежней стремительности, напротив, во всех его движениях сквозила подавленность, и он даже не ответил на приветствие Гермионы, просто отмахнулся.

Она медленно прошла за ним в комнаты, хоть совсем не была уверена, что нужна там. Северус не стал ее выгонять, как, впрочем, и не приглашал; он открыл шкаф, где хранил спиртные напитки. Тихий звон хрусталя и бульканье янтарной жидкости — все, что услышала Гермиона.

— У тебя все в порядке? — спросила она.

Вместо того чтобы высказать все, что он думает про глупые вопросы, Северус пробормотал одно только слово: «Нет».

Тяжелая квадратная пробка со звоном вернулась в бутылку. И так же неспешно он поднял приземистый бокал и осушил половину.

— Не нужно тебе это пить, — проговорила Гермиона.

И какая-то ее часть испытывала искушение поворчать, вернуться к роли няньки, что так раздражала его, но интуиция подсказывала — если она хочет услышать ответ, не стоит сейчас применять надуманные клише. Что-то случилось, и совершенно очевидно — что-то отчаянно неправильное, и это не выяснить, скрываясь за привычными фразами, которые они иногда использовали в общении друг с другом; фразами, которые хоть и спасают от неуютной тишины, но по сути — та же тишина.

— Да нет, нужно, — ответил Снейп, наконец.

И Гермиона подошла к нему ближе, пока не уверилась, что он ее видит, и ласково спросила:

— Ну что случилось?

— Твой драгоценный Гарри и его закадычный дружок в порядке. Их там даже не было.

— Я не тревожусь за Гарри и Рона, я за тебя беспокоюсь.

Он долго изучал янтарную жидкость, оставшуюся в бокале, а потом резко поднял его, допил до дна и осторожно поставил на стол. Пробежал пальцами по краю бокала, потом встал, подошел к стеллажу — брался то за один корешок книги, то за другой, скользнул рукой по краю полки; он бесцельно блуждал по комнате, касаясь вещей так, будто совсем не видел их. И когда Северус, наконец, заговорил, Гермиона уже перестала надеяться, что это случится.

— Мы — Хмури, Тонкс и я, сегодня ночью должны были совершить облаву на магазин недалеко от волшебного Лондона. Паршивое местечко, где продают всякие магловские безделушки. Мы узнали, что кроме этого владелец занимается доставкой грузов, он думает, что перевозит лекарства. На самом деле — копыта и рога единорога.

— Но единороги находятся под угрозой вымирания, — заметила Гермиона, наблюдая, как беспокойно мечется Снейп по комнате.

— Да, но без этих ингредиентов не обойтись в темных искусствах. Темный лорд на днях приказал мне исследовать несколько зелий, в которых используются эти компоненты, потому мы подумали, что слухам вполне можно верить. И, так как сведения исходили не от меня, казалось безопасным устроить облаву.

Гермиона понимающе кивнула — если поставщиком был магл, то вероятность того, что он имел дело напрямую с чистокровными волшебниками, была крайне мала. Пожиратели смерти, скорее всего, просто использовали человека; они часто делали так, когда им нужно было перевезти контрабандой запрещенные Министерством товары.

— Что пошло не так? — спросила Гермиона тихо, представляя самое худшее. Смерть Тонкс или Аластора Хмури.

— Тот, для кого предназначался груз — известный Пожиратель смерти — пришел за своим отправлением. Он увидел, как Тонкс возится с его посылкой, и поразил ее Cruciatus. Потом он увидел меня.

— Ты узнал его?

Северус прикрыл глаза и замолчал, но скоро заговорил вновь:

— Конечно, узнал. Это был Люциус Малфой.

У Гермионы холодом скользнуло по затылку, мрачное предчувствие росло в ней, и она не смогла удержать следующие слова, это было так же невозможно, как воскреснуть.

— А дальше?

— Он промедлил, — ответил Северус, низкий голос почти сорвался. — Я нет. Я ударил. Expelliarmus и Stupefay.

Он открыл глаза, черные, блестевшие невыплаканными слезами. Он пристально вглядывался в темноту. И не было надежды у Гермионы, что в эту темноту она сможет проникнуть.

— Я не знал. Я не понял, где стоит Люциус. Он упал — на подставку с дешевыми стеклянными вазами. Мы не могли спасти его. Он истек кровью до смерти.

Повисла тишина, нарушаемая только тихим, неровным дыханием Северуса. Наконец Гермиона набралась отваги:

— Мне жаль, Северус.

— Почему тебе должно быть жаль? — спросил он, пытаясь быть справедливым. И то, что творилось у него на душе, выдавал только голос, который чуть дрожал на гласных, и Гермионе почти нестерпимо захотелось обнять его. — Люциус Малфой ненавидел тебя даже больше, чем его сын.

— Мне жаль потому, что умер твой друг.

— Он был моим другом, — глухо повторил Северус. — Первый человек, который всегда вел себя со мной так, будто я был чем-то ценным сам по себе, а не просто приложением ко всему существующему. Я любил его, как брата, даже когда знал уже, что он склоняет меня на службу Темному лорду, и я благодарен ему за это. Я ненавидел его так же сильно, как и любил, а теперь он мертв.

Северус двигался, словно дряхлый старик, когда подошел и сел в одно из кресел у холодного очага. Неуютная, тяжелая тишина наполнила комнату, и спустя мгновение Гермиона подплыла к другому креслу. Хотела бы она утешить Северуса, сделать что-то большее, чем просто быть с ним рядом.

Когда Снейп заговорил снова, он почти справился с голосом, и все же — он разрывал ей сердце.

— Я уже готов был тогда, когда Люциус привел меня к Темному лорду. Мою семью лишили прав, опозорили, разорили. Они воззвали к моей гордости, заносчивости; они смутно пообещали вернуть моей семье честь, состояние, положение, все, что было раньше, и вот — я стал одним из них.

— Ты был молод, — отважилась Гермиона. — А юноши... они импульсивны.

— Глупы, ты хотела сказать. Твой друг Поттер — классический пример — всегда лезет в пекло, не заботясь о своей безопасности. И никогда не думает, как его действия могут повлиять на всю дальнейшую жизнь, ему повезло, что он вообще до сих пор живой. Он ни разу не задумывался о той цене, которую может заплатить за свое безрассудство.

Северус поднял глаза и в первый раз за вечер посмотрел прямо на Гермиону:

— Я завидую тебе иногда, Гермиона Грейнджер. Ты порвала с этой жизнью. Никаких обязательств. Никто от тебя ничего не требует. Нет... неоплаченных долгов... никаких долгов.

Он пристально вглядывался в нее, а Гермиона изо всех сил старалась излучать спокойствие. Но только слова эти ранили ее несуществующее сердце. Все было так, как говорил Барон — Северус Снейп считал свою жизнь невыносимым бременем, и Гермиона знала, что он бросится очертя голову в забвение смерти. Что бы там ни было — для него все лучше, чем оставаться здесь. Она осторожно выбрала следующие слова, сомневаясь, что они что-то изменят, но так на это надеясь.

— Я, может быть, и не живая, профессор, но и у меня есть обязательства, хотя бы перед собой. Кто-то сказал однажды, что время — это все, что у нас есть, и, пока мы можем, нужно на все сто использовать каждую минуту. Мне не посчастливилось принести пользу, когда я была жива, и я делаю все, что могу, после смерти. Знаешь, ведь ты был прав. Моя собственная смерть — такая мелочь по сравнению с вечностью. Но моя смерть что-то значила для моих друзей. А смерть Люциуса Малфоя — для тебя, и никто не скажет, что так не должно быть.

«А мне не будет безразлична твоя смерть», — желала добавить она, но промолчала.

Северус все вглядывался в Гермиону, морщинка меж бровей стала глубже; он обдумывал ее слова, и бесконечные мгновения непостижимые глаза Северуса Снейпа смотрели в глаза Гермионы Грейнджер. Напряжение между ними становилось неловким, и она выдала первое, что пришло ей на ум. Нарочито громко кашлянув, она кивком указала на бренди.

— Нужно тебе зелье для дезинтоксикации? — спросила Гермиона.

— Что? Нет, не нужно, — ответил он, очнувшись от задумчивости. — Я в последнее время был осторожен, потому не стоит беспокоиться.

Снейп в нетерпении провел ладонями по подлокотникам — вернулось то сводящее с ума беспокойство.

— Мне нужно поспать, — нахмурившись, добавил он, поднимаясь с кресла. — Такой... долгий вечер.

— Тогда спокойной ночи, — проговорила Гермиона.

— Спокойной ночи, — ответил он, повернулся к двери и замер, на мгновение Гермиона подумала, что Северус скажет что-нибудь еще, но он прошел в спальню и закрыл дверь.

Миновал один час, потом второй, за ним третий, а Гермиона молча мерила шагами комнату. Северус не взял зелье сна без сновидений. Из спальни не доносилось ни единого звука. Ничего, что дало бы ей понять, будто ему снятся ночные кошмары. Не то чтобы она ждала от него этого. Гермиона думала, что он просто лежит и не спит, уставившись на полог.

И только когда она всеми своими косточками почувствовала приближение рассвета, из комнаты Северуса послышался тихий храп. Едва смея надеяться, она проникла в комнату и посмотрела на спящего мужчину. Легкая улыбка блуждала на его губах, но тут же он нахмурился.

Страшась неизбежного, но зная, что это случится рано или поздно, Гермиона склонилась над человеком, который вытянулся на боку, и оказалась в реальности его сна. Она открыла глаза — вокруг была тенистая рощица, а меж древесных стволов просматривалось озерко. Гермиона не знала: существовало ли это место в реальном мире и было тем, что помнил Северус, или это — просто выдумка, сентиментальная фантазия, где-то подсмотренная картинка. Она огляделась и заметила чуть поодаль очертания фигур Люциуса Малфоя и Северуса Снейпа.

Они бродили плечом к плечу под тенистыми кущами, они были молоды и так мужественно красивы, как бывают юноши в двадцать лет. Один — изящный, прекрасный, как ангел; о таких шепчутся за спиной те, кто недостаточно наблюдателен, чтобы заметить, сколько хищного на самом деле в этом молодом человеке. У второго юноши были классические черты, увековеченные в тысячах статуях римских полководцев и сенаторов.

Они прогуливались по роще, и Люциус обогнал Снейпа и, оборачиваясь иногда к нему, уговаривал, упрашивал друга. Гермиона бежала за ними, порхая меж деревьями, как дриада, но, несмотря на все попытки подобраться поближе, она почти ничего не услышала. Ветер доносил лишь отдельные слова и короткие фразы и громкий смех — они подтрунивали друг над другом. И увлекшись, пытаясь не упустить их из виду, Гермиона не заметила, что просветы между деревьями становятся больше, что среди листьев и мха стали попадаться острые камни, а земля наполнилась влагой, заилилась. Только когда тонкие, изящные деревья сменились сухостоем и заклубилась тьма, Гермиона поняла, что они попали из идиллии в ночной кошмар.

Неожиданно она вылетела на открытое пространство — маленькую поляну, и вовремя — она увидела, как Люциус Малфой, который шел впереди Северуса, споткнулся и угодил в трясину. Он пытался выбраться — в светлых, длинных волосах путались черные листья, ряска, покрывавшие грязную бурлящую воду; высокомерное выражение не сходило с его лица.

Северус закричал и бросился к своему другу в грязь и тину, в отчаянии протягивая руку, но трясина неумолимо затягивала Люциуса, волосы его потемнели. Он, казалось, не видел протянутой руки. Голубые глаза смотрели только на Северуса — с обвинением и упреком. Смотрели, пока Люциус не скрылся под водой совершенно, и ряска, и листья не закружились над ним.

Северус в отчаянии хватал воду, глубоко погружая в трясину руки, выкрикивая имя Люциуса. Он, казалось, даже не заметил Гермиону, когда она стала на колени позади него и обхватила Северуса за плечи; он продолжал свои поиски, и от этого разбегались волны, летели брызги, но ничего не мог найти он в трясине. В конце концов его движения замедлились, потом прекратились совсем, только рука все рисовала круги на воде; волосы промокли, он часто и тяжело дышал.

— Люциус, — безнадежно прохрипел он.

— Он ушел, Северус, — нежно сказала ему Гермиона. — Мне так жаль.

Гермиона оглаживала его вздымающуюся спину, пока он не успокоился. Со стоном Северус обернулся и взглянул на нее. Его резкие черты были искажены отчаянием.

— Он был моим другом, — проговорил Северус тихо, и голос его был как у ребенка, который не понимает, почему украли его игрушку.

— Я знаю. Я знаю — он был твоим другом.

— А они... Тонкс и Хмури. Они хотели, чтобы я пошел с ними. Праздновать. Его смерть. Они радовались его смерти.

Гермиона бережно отодвинула прядки мокрых волос, прилипших к его лицу, проклиная глупость и бессердечие тех двоих, и застыла, пытаясь придумать, что сказать — что-то более уместное, но что тут могло подойти?..

— Они не помнят его таким, каким помнишь ты, Северус, — ответила она, наконец. — Все равно, что они сказали или подумали про Люциуса, ты знал его как друга. И ты можешь оплакивать его несмотря ни на что.

И лицо Северуса скривилось, но он тут же уткнулся Гермионе в живот, задышал жарко, а руки его обвились вокруг нее, как стальные обручи. Плечи подрагивали, и так же крепко, как он прижал ее к себе, обняла Северуса Гермиона. И хотя он, похоже, не вспомнит этот сон, но раз она не могла утешить его в реальности, то попробует в бессознательном.

И долго-долго он молчал.

— Но они правы, верно, — проговорил ей Северус куда-то в живот, пытаясь поспорить. — Он был плохим.

— Может быть, — согласилась Гермиона. — Но ты помни его. Воспоминания не смогут причинить тебе боль.

— Иногда могут, — пробормотал он почти неслышно.

— Только не хорошие.

Он что-то прошептал, она не поняла что, но наконец расслабился, чуть приотпустил Гермиону и взглянул на нее. По крайней мере, главным образом на нее. Пристальный взгляд застыл где-то в центре, на уровне выреза ее мантии.

— Ты настоящая? — вдруг спросил он.

— Я настоящая, пока нужна тебе, — сказала Гермиона, ощущая одновременно и любопытство и страх по поводу того, что он имел в виду, задавая такой вопрос. — Столько, сколько я буду тебе нужна.

И в ответ Северус попытался улыбнуться широко и открыто, но улыбка вышла слабой и измученной; он закрыл глаза и спрятался в ее объятьях, и если и думал о близости, то выбрал все-таки утешение.