Подобно Банши (гет)

— «Ты здесь. Ты рядом. Я чувствую кожей. Вся красота мира в твоих серебряных глазах, белых волосах, в холодной грации, ледяном величии, вероломных чертах идеального лица, в явном превосходстве над всем живым и мертвым. Ты столь же прекрасен, как и опасен. На тебя можно смотреть вечно. Вечно сходить с ума, вечно томиться по тебе, вечно восхищаться тобой. Ты проживешь всю свою оставшуюся жизнь в благородном одиночестве, становясь год от года все краше и смертоноснее. Ты моя смерть... Ты мой снежный ад... Ты совершенство». — дочитала Гермиона и с сожалением поглядела на Драко. Тот был вне себя от ярости, но одновременно выглядел таким потерянным.

— Я нашел его в кабинете отца, после того, как… как увидел этих двоих… — его лицо исказила гримаса отвращения.

Гермиона избегала его взгляда. Во всем ее виде было что-то робкое, чужое, и Драко это почувствовал. Она искренне хотела поддержать его, обнять, утешить, но решение принято. Она уже расставила приоритеты, и, как бы больно ни было, менять их Гермиона не собиралась.

— Мне очень жаль, Драко, — покачала она головой, не вымолвив больше ни слова, хотя в душе ее бушевал настоящий ураган. Сказать, что она была удивлена чувствам Паркинсон, Гермиона не могла. К этому времени она начала догадываться, что постоянные разговоры Пэнси о Люциусе, ее робость перед ним и, самое главное, взгляд — вызваны отнюдь не соседской любезностью. За этим скрывалось глубокое и пугающее даже саму Пэнси чувство, которое стало теперь известно вот таким образом…

Гермиона жалела Драко — он оказался жертвой обстоятельств. Безумно любящий свою мать, он только что пережил предательство со стороны отца и — что его надломило сильнее — предательство лучшей подруги. Да, он расценивал это как предательство. Однако Гермиона не могла со всей ответственностью утверждать, что поступок Пэнси являлся таковым. Другое дело отец, скорбевший потерю любимой жены. Гермиона вспомнила Библию, обнаруженную ею в библиотеке, и в голове тотчас возник образ молящего Бога Люциуса. Она не знала, любил ли он когда-нибудь Нарциссу. Но ведь в глазах Драко это его все равно не оправдывает. Он ненавидел отца, потому что считал, что именно он виновен в смерти Нарциссы, а теперь поводов для неприязни стало намного больше. И Гермиона еще больше волновалась и переживала за Драко.

Но даже, несмотря на все это, больше она жалела Чарли, ведь с ним судьба поступила куда более жестоко…

— Чарли… — протянул вдруг Малфой, пристально, со злобой вглядываясь в ее лицо.

Легилименция, догадалась Гермиона. Боже, он опять это делает…

— Как же мне надоел этот маленький сопляк! — раздраженно выплюнул он, хлопнув по столу, о который успел опереться.

Гермиона поджала губы и строго одернула:

— Не называй его так.

Малфой возвел глаза к потолку, однако ничего не сказал в ответ. Какое-то время в комнате царило напряжение, и он, решив его сгладить, попытался притянуть к себе Гермиону, но она вдруг отпрянула от него и, сделав несколько шагов к столу, где только что стоял он сам, произнесла:

— Я так больше не могу, Драко. Не могу обманывать его. — Слова давались трудно, еще тяжелее было на душе.

— Ну так скажи ему, — холодно ответил Малфой, не отводя от нее взгляд.

Гермиона растеряно опустила глаза. Нет, она не сможет. Тысячу раз она проигрывала в голове эту сцену, и тысячу раз мальчик отворачивался от нее навсегда.

— Я не могу с ним так поступить… Я несу ответственность за него.

Драко передернуло. Возникло еще более напряженное молчание. Он переменился в лице и осекся. Отлично, ему уже не по себе от того, что она слишком долго молчит.

— Хочешь сказать…

— Я не стану ничего ему рассказывать, Малфой, — выдохнула Гермиона, почувствовав подкативший к горлу ком. Она не знала, какой будет реакция Драко, потому что не знала, что он к ней чувствует, и чувствует ли вообще. Она словно брела на ощупь.

Его уста скривил холодный смех. Гермиона внимательно следила за изменениями на его лице. Сначала это был скептицизм, но затем оно приняло более мрачный и суровый вид. Глаза как будто потемнели, а тело напряглось.

— Ты не можешь, Грейнджер, — почти угрожающе прошипел он. — Я ведь даже не ставил тебя перед выбором.

— Не ставил. Но я выбрала.

Ей казалось, что его поведение и этот угрожающий вид вполне объяснимы, ведь он с детства не привык получать отказы и возражения. Но она была не права. Дело вовсе не в воспитании, а в том, что сейчас, в этот самый момент, происходило у него в сердце. Драко и сам до этого не предполагал, как сильно она вросла в него.

И чем дальше она пятилась, тем яснее ему становилось, что он никогда не откажется от нее.

— Пойми, он мой единственный друг здесь. Он мне как сын… Я умру за него, Драко…

— Он не твой сын! — вдруг рявкнул Малфой, заставив ее вздрогнуть и замолчать. — Он сын моей матери и мой брат, а ты ему никто, — он яростно схватил ее за плечи. — Ты не нужна ему. А мне нужна! Грейнджер…

Она молчала. И в этом ее молчании было больше, чем она могла бы выразить словами. Больше, чем предполагал сам Драко. Оно, как молчание любой истинной женщины, сумело молчать так, что перекричало все голоса и докричалось до его, Малфоя, души. Вдруг оказалось поразительно ясно, что ни Люциус, ни Пэнси, ни даже Чарли не имели такого большого значения. Все с самого начало крутилось вокруг нее. С самого ее появления здесь.

Она больше и дольше всего сводила его с ума.

Он мог выносить любые удары судьбы, пока она была рядом. И теперь она, в точности, как и все остальные обитатели этого проклятого особняка, предала его. Предала ради…

«… У меня есть еще один сын… В нем есть стержень… а ты…», — вновь и вновь проносились в его голове слова Люциуса.

— Он дорог мне, — тихий шепот Гермионы нарушил затянувшееся молчание и подействовал на Драко как сигнал к действию. Лицо его исказилось ненавистью. Он вмиг отпустил ее, и ей показалось, будто он опомнился от долгого сна и вернулся в реальность, где прикасаться к грязнокровке — ниже достоинства Драко Малфоя. Да, правильно. Это лишь укрепляет ее решение.

— Этот мелкий мерзавец… — хрипло и совсем тихо вдруг заговорил он, пятясь от нее и глядя в пространство совершенно безумным взглядом. — Он во всем виноват…

— Он еще ребенок, Драко! — не выдержав, крикнула Гермиона.

— Заткнись! Заткнись!! — потеряв над собой контроль, Драко вновь притиснул ее к стене с такой силой, что с губ Гермионы слетел едва слышный всхлип. Его горячее дыхание заставляло колыхаться упавшие ей на лицо волосы. — Ты окрутила меня, — вкрадчиво и угрожающе зашипел Малфой. — С самого твоего появления здесь я был сбит с толку, — очень медленно он переместил свою руку с ее плеча на шею, а затем аккуратно и почти нежно заправил выпавший локон ей за ухо. Почти как раньше, и Гермиона бы расслабилась, если бы рука его не дрожала от ярости, а взгляд не покрылся ледяной коркой. — Ты нарочно, да? Я глаз от тебя не мог оторвать — ты казалась такой трогательной, нежной… Безумно красивая, — он быстро оглядел ее лицо и вновь вдавил ледяным взглядом в стену. — Я все время думаю о тебе, — произнес он так, словно в этом была ее вина. — Все в этом доме теперь, кажется, носит твой отпечаток, понимаешь? В этом гребаном доме, который по определению присутствие грязнокровки выносить не должен!

Гермиона не двигалась. Пораженная, она боялась совершать какие-либо движения и долго смотрела на него, силясь понять, почему он так резко отреагировал. Почему просто не забудет? Ведь это не он, а она испытывала эту несносную влюбленность, щемящую сердце.

— Конечно, не понимаешь…

— Драко, я… не могу. Для тебя это просто игра. А он не поймет, не простит. Просто забудь…

Опять Он. Драко все также было сложно держать эмоции под контролем. Звериная ярость вскипала внутри всякий раз, когда она упоминала мальчишку. Наверно, поэтому все, что окружало его в радиусе нескольких шагов, оказалось перевернуто, разбито вдребезги. Раздавался звон бьющихся о пол и разлетающихся на мелкие осколки склянок с ее лечебными зельями. Глубокое отчаяние захлестнуло его.

Забыть? Это же полный бред. Это ни от кого не зависит — выходит само собой. Только у него не вышло. Он должен решать, когда все прекратится. И он решил — никогда.

— Я не сдамся, Грейнджер.

Слова обрушились на нее, словно ведро ледяной воды. После того, что Гермиона сейчас наблюдала, она была готова к ненависти, злости, унизительным оскорблениям в свой адрес…

Лишь когда за ним закрылась дверь, она вновь обрела способность дышать.

Приближался вечер, подтягивались гости. За пару часов до торжества Гермиона незаметно для главы семейства прошмыгнула в библиотеку, чтобы поискать какую-нибудь информацию о талисмане, который принес Фоукс, и будто само провидение столкнуло ее с Драко.

Он сидел там в полном одиночестве, потягивая вино прямо из бутылки, и словно дожидался ее. Она осторожно приблизилась к полкам, но почти сразу услышала движение — он стал позади.

— Перестань мне сниться, Грейнджер, — растягивая слова, протянул Драко совсем рядом.

— Я уже не Грейнджер, — занервничав, бросила Гермиона. Неожиданно она почувствовала его руки у себя на талии и вмиг отскочила от него.

Малфой лениво ухмыльнулся, облокотившись спиной о книги и полки.

— Ты ведь спустишься сегодня к гостям, не так ли?

— У меня есть выбор?

— Жду с нетерпением, — вымолвил он, словно бы намеренно порочно разглядывая ее.

Только чуть позже Гермиона убедилась, что он что-то задумал. Когда ей уже было не вырваться из жарких объятий и раскаленных прикосновений его губ, сводящих с ума и ее тоже.

Приглашенные шумно разбрелись по гостиной, вскоре после того, как часы пробили полночь, и новогодняя ночь вступила в свои права. Люциус был доволен праздником, а точнее, нынешним положением вещей и отношением к его персоне высокопоставленных личностей. Какое-то время он предусмотрительно держался общества юной Героини войны и своего младшего сына, а затем присоединился к членам парламента, не подозревая, с каким нетерпением дожидался этого старший из его сыновей.

От ничего не подозревавшей тогда Гермионы не скрылись полные глубокой печали взгляды Паркинсон, которые та изредка бросала в сторону Люциуса. И ответные, немного встревоженные — с его стороны. В такие моменты он начинал заметно нервничать, что было абсолютно не характерно для такого, как казалось Гермионе, хладнокровного человека. Она перевела взгляд, зачем-то попытавшись найти…

— Эй, — Чарли дернул ее за локоть, с усмешкой разглядывая одного из «важных» гостей, и краем глаза заметил, на кого она только что бросила быстрый взгляд. Драко Малфой осушил за этот вечер далеко не первый бокал, и все это время не сводил с нее глаз.

— Интересно, на что он рассчитывает? — попытавшись отвлечься, Гермиона обратила внимание на объект, заинтересовавший Чарли, — престарелого чиновника, который весь вечер не отходил от красавицы Пэнси.

— Жалкое зрелище, — презрительно кинул мальчик, в точности так, как это сделал бы Драко, и Гермиона, поджав губы, вновь бросила на Малфоя быстрый взгляд.

Он смотрел. Как будто нарочно ее мучил. Впрочем, так оно и было. Она напряженно выдохнула и, опустив глаза, дрожащей рукой поправила волосы.

— А вон у той на шляпе что-то шевелится, — хихикнул Чарли, вновь обращая ее внимание на себя.

Гермиона растерянно улыбнулась, но, совладав с собой, тут же весело выпалила:

— У той, которая сидит, выпрямив спину, точно палку проглотила?

Чарли покатился со смеху и чуть не снес домовика Воркотуна, несшего поднос с пустыми бокалами...

Это случилось, когда гости принялись постепенно покидать особняк. Драко выбрал крайне удобный момент и, воспользовавшись отсутствием возле Гермионы назойливого мальчишки, затащил ее в расположенные неподалеку кухонные помещения, прогнав всех домовиков.

— Что ты делаешь?! — шипела Гермиона, брыкаясь и пытаясь освободиться из его крепких рук.

— А что я делаю?

— Перестань… — силы ее были на исходе. — Прекрати немедленно! — она наконец оттолкнула его от себя и принялась судорожно поправлять волосы и платье.

Малфой вновь во все глаза рассматривал ее, ощущая в себе опасные демонические силы. Гермиона глубоко дышала, заставляя вздыматься грудь, отчего в его голову полезли порочные мысли, усугубляя ее положение.

— Перестань, — вновь взмолилась она. — Я не могу дышать, когда ты так на меня смотришь.

Сейчас она казалась ему не просто красивой, нежной, трогательной — она была совершенной. Абсолютным противопоставлением тем девушкам, с которыми раньше он проводил время. Девушкам, полным хитрости и невозмутимой лжи. Безупречная. Та, за которой можно следовать, но которая всегда будет возвышаться, потому что он — Драко — далеко не подходящая кандидатура для нее. Она во всех отношениях лучше и искреннее его, но… У него нет сил отказаться от нее.

Если ты не можешь подняться к своему идеалу ввысь, тогда опусти его к себе вниз, — мрачные мысли заполняли его голову.

Вырви с небес. Пусть она испачкается этой грязной, похотливой любовью. Зачем? Чтобы никто и близко к ней не подходил. Только он. Потому что он любит ее. Всем своим черным, порочным, эгоистичным сердцем любит.

Мягко, но настойчиво он притиснул ее к стене, а затем прильнул губами к ее шее. Гермиона на мгновение замерла в безотчетном испуге, но почти сразу принялась отталкивать его от себя. Кожа под его пальцами пылала.

— Драко… — едва дыша, прошептала она.

Малфой жадно вдохнул аромат ее волос. Он хотел ее. Хотел чувствовать ее тесное, влажное естество, смыкающееся вокруг его напряженной плоти. Втянув в рот небольшой участок на нежной коже и вырывая из ее уст приглушенный вскрик, он оставил небольшой, но резко обращающий на себя внимание след.

— Что ты наделал?.. — Гермиона растерянно дотронулась до своей шеи.

— Не стесняйся, — издевательски протянул Малфой. — Тебе очень идет.

— Праздник еще не закончен, меня ждет Чарли! Как я покажусь ему в таком виде?

— А мои ощущения уже давно не располагают к соблюдению приличий, — желчно произнес он, услышав ненавистное имя. — Усвоила?

Он будто глумился, нахально и самоуверенно вторгаясь в ее личное пространство, хотя, по сути, не имел на это никакого права. Особенно сейчас, когда она вынуждена находиться в обществе в качестве жены его отца. А что подумает Чарли, если вдруг увидит ее до того, как она успеет скрыть этот позор?! Ярость, гнев и негодование вскипели в ней так внезапно, что она не успела подумать о последствиях, прежде чем выкрикнуть:

— Никогда больше не смей подходить ко мне, ты — омерзительный, себялюбивый негодяй! — по-настоящему вспылила она. — Ты всегда думаешь только о себе, о том, как бы удовлетворить свои грязные потребности. Скажи, тебе хоть раз приходилось сталкиваться с таким понятием, как ответственность?

Малфой лениво облокотился о стену.

— Когда ты злишься…

— Заткнись! Я не хочу слышать очередные похотливые замечания, — прошипела она. — Ты… ты не заслуживаешь… — «моей любви», хотелось выкрикнуть ей, — …всего, что имеешь.

— Неужели? — протянул он в своей обыкновенной язвительной манере. — И чего же я, по-твоему, достоин? — Драко коснулся рукой ее подбородка. Да, он знал, что ведет себя ужасно, но выпитый алкоголь и внутреннее смятение толкали его на все это.

— Не смей! Ты просто отвратителен, — выдохнув, покачала головой Гермиона. Слезы отчаяния навернулись на ее глаза, и она стремительно выбежала из кухонных помещений.

Торопливо поднимаясь по ступенькам и вытирая на ходу слезы, Гермиона не заметила притаившегося у самого подножия лестницы, в неглубокой нише, Чарли. Его глаза, устремленные в одну точку, казалось, были наполнены холодной невозмутимостью, но участившееся дыхание говорило об обратном.

Он медленно выбрался из ниши и спустился вниз.

Драко не сразу заметил брата, а когда вынырнул из раздумий и обратил на него внимание, тот уже сжимал палочку в руке.

— Твой вид внушает мне опасение за твое здоровье, — издевательски уронил Малфой, собравшись было обойти его, но Чарли преградил ему путь. — А вот это уже интересно.

Драко не смеялся, только кривил уголок рта в ухмылке. Лишь здравый смысл удерживал его в руках. Но вот чего ему действительно хотелось бы, так это расквитаться с сопляком за все то, что, по его мнению, тот отобрал у него.

— Когда это началось? — вдруг вымолвил Чарли.

— Началось что?

— Между вами… — голос его предательски дрогнул.

Ну конечно, он понял. Все вокруг видели очевидное, и Чарли не стал исключением. Он замечал это в ее взгляде, в беспокойных движениях, а их неосторожные контакты только подтверждали его догадки. И теперь он мужественно стоял перед таким ненавистным братом, безмолвно восприняв правду, словно он был вовсе не одиннадцатилетним мальчишкой, а куда более взрослым человеком. Впрочем, такое впечатление он создавал почти всегда. Только лишь одно обстоятельство на сей раз тронуло его непоколебимость…

Гермиона.

Драко не ответил ему сразу, начав безмолвную борьбу. Они напряженно уставились друг на друга. Ему казалось, что только теперь, в эту самую минуту, когда Чарли — этот, в сущности, совсем еще мальчишка — догадался обо всем и сверлил ненавистным взглядом, глубоко дыша и глотая слезы, он ясно смог разглядеть его. Ведь все, чего боялся этот ребенок, — потерять ее. Гермиону. Ту единственную, которая служила напоминанием о его прошлой жизни. Она всегда была рядом. Со всей своей очаровывающей теплотой и вселяющей надежду добротой. И конечно, он будет тянуться к ней, потому что это у него в крови. Кому, как не Малфою, знать об этом? Ведь для него она такой же свет. Он пытается защитить ее, потому что любит.

«Не так ты должен был узнать», — мелькнуло в мыслях Драко сожаление.

— Давно, — протянул он, наблюдая за тем, как глаза мальчика все больше наполнялись каким-то отчаянием. — Почти сразу, как ты оставил ее со мной. — Все же доля злорадства явственно ощущалась в тоне Малфоя.

Чарли задышал еще глубже. Глаза его покраснели, но он изо всех сил старался не заплакать.

— И что же ты думаешь? — шмыгнув носом, ядовито выпалил он. — Что ты очаровал ее? Или, может, что она в тебя влюбилась?

— А что, если и так? — насмешливо бросил Драко, принимаясь расхаживать вдоль длинного кухонного стола. Его бесстрастное выражение лица привело Чарли в еще более нервное состояние.

— Черта с два! Ты и волоса ее не стоишь. Ты никогда не отнимешь ее у меня, потому что все, что ты делаешь, обречено на провал, жалкий идиот.

— Да что ты, — Малфой склонил голову, произнеся эти слова с некоторым раздражением. — Знаешь, ты с этим запоздал немного. Мы зашли достаточно далеко, — губы Драко растянулись в мерзкой ухмылке. — И ей это нравилось.

Чарли застыл на месте, почти физически ощущая боль от брошенных Малфоем слов. В голове будто набатом стучали его последние фразы. А затем…

— Это ничего не значит, — твердо. Так, как мог только он. — Ты больше не нужен ей. — Лицо Чарли приобрело безэмоциональное выражение, словно он натянул маску.

Малфой вспомнил, как то же самое частенько проделывал отец, и слегка нахмурил брови.

— Слышал, что я тебе сказал? Ты. Больше. Ей. Не. Нужен.

— Лучше бы тебе сейчас заткнуться, — угрожающе прорычал Драко, ощущая такое знакомое чувство, как закипает внутри кровь. Его ярость неистово просилась наружу, как бы он ни стремился скрыть это от мелкого мерзавца.

— Ты ничего мне не сделаешь, ведь у Драко Малфоя всегда кишка тонка. Даже отец… Разве может он гордится подобным сыном? Ты просто ни на что не годен, — голос Чарли постепенно приобретал превосходство. Не осталось и следа от его слез.

В воцарившейся вокруг тишине неслышно было, казалось, даже их дыхания. Малфой сжал кулаки с такой силой, что послышался хруст. Все мысли исчезли, осталась только одна навязчивая идея, мелькнувшая на задворках сознания когда-то давно. Теперь она отчаянно билась в его голове.

Наказать.

В такт пульсу, с каждым разом все громче и громче. Она кричала так, что ему хотелось согнуться пополам и зажать уши ладонями.

Наказать!

Мелкий ублюдок говорил о таких вещах, упоминать которые совсем не следовало.

— Я сделаю все возможное, чтобы мы поскорее убрались отсюда, — бросил Чарли, вконец лишая Драко остатков самообладания.

Он зашел слишком далеко. Плевать, что он ребенок — наказать! Пришла пора этому негодяю хлебнуть того же, что доставалось в детстве самому Драко от руки отца.

— Ну? Что ты мне сделаешь? — глумился мальчик.

НАКАЗАТЬ!

— Круцио! — рявкнул Малфой, резко вскинув палочку. Взгляд его, словно бы обезумевший, казалось, испепелял.

Крик Чарли разнесся по всему кухонному помещению. Зажмурив глаза, он упал, изогнулся и затрясся в страшных конвульсиях. Маленькие капельки слезинок покатились по его лицу, по вискам… Это продолжалось пока его тело не пронзило последней судорогой, и мальчик не потерял сознание.

В полной растерянности Гермиона осмотрелась по сторонам, слезы застилали глаза, и она никак не могла найти Чарли. Только что она спустилась из своей комнаты, где при помощи заклятия замаскировала след на шее, и на самом деле ей меньше всего хотелось, чтобы Чарли видел ее в таком состоянии, но почему-то в сердце поселилась странная тревога за него. Все, что она чувствовала за прошедшие дни, — это страх, мятежность и необъяснимое, сводящее с ума волнение. Ее сердце словно бы чувствовало ледяное дыхание надвигающейся смерти, но признания этого обстоятельства она боялась еще больше, ведь, если во что-то поверишь, это непременно сбудется. А если покопаться в памяти, в ее жизни с большей вероятностью всегда сбывались только мрачные опасения.

Гермиона вспомнила, как плохо себя чувствовала накануне, с трудом взбираясь по лестнице. Эти «приступы» — как она их про себя называла — за последнее время участились и стали куда сильнее влиять на ее физическое состояние, чем в то время, когда она только приехала в поместье. Лишь тот период, когда ей казалось, что все более-менее налаживается, та иллюзия безмятежного счастья позволили ей на время забыть о приступах. Может, рецидив слишком болезненный именно из-за этого? Но, как бы там ни было, те мгновения стоили того, чтобы так мучиться сейчас.

— Гермиона? — кто-то дотронулся до ее руки, и она резко обернулась.

— Привет, Симус…

Конечно, не Чарли, у него ведь не такой низкий голос.

— Ты, кажется, чем-то взволнована?

— Нет… э-э… рада, что ты пришел. Как твоя рука?

Казалось, Финниган немного смутился, вспомнив тот инцидент с волком в лесу.

— Ничего. Уже все в норме, — тут он продемонстрировал ей свою ладонь, но несколько маленьких шрамов от клыков внимательный взгляд Гермионы все же смог уловить. — Я подумал, может, ты потанцуешь со мной?

Он не заметил ни тяжелого вздоха, ни взволнованных взглядов, которые Гермиона бросала по сторонам, ровным счетом ничего необычного, когда она все же согласилась. Согласилась просто потому, чтобы хоть немного отвлечься.

Драко заставил себя с силой разжать пальцы и отбросить палочку в сторону. Спина его была липкой от пота, на лбу выступила испарина, а в легкие отказывался поступать кислород. Он подскочил к неподвижному телу, несколько долгих мгновений не мог пошевелиться, лихорадочно думая, как поступить дальше, и, наконец, схватив его на руки, стремглав помчался наверх.

Симус в этот вечер был немного застенчив и отличался безукоризненной любезностью, но отчего-то весь его вид словно бы говорил, что он никогда так не чувствовал себя не на своем месте, как сейчас. Будто бы кто-то пристально следил за каждым его действием и был готов броситься и растерзать, соверши он нечто предосудительное. Но что именно? Радовало только одно — Гермиона не отходила от него и подарила целых два танца.

Да, он увлекся ею. Даже странно, что в Хогвартсе он никогда не воспринимал ее как девушку.

Спустя какое-то время, Гермиона держалась увереннее. Присутствие рядом Симуса действовало именно так, как она и рассчитывала. Немного мешались иные гости, которые при разговорах с ней, неизменно пытались склонить тему в прошлое — туда, где она осталась в полном одиночестве. Наконец все привело к тому, что она и Симус решили покинуть общую гостиную.

Гермиона сразу устало опустилась на ступеньки лестницы, ведущей из холла на второй этаж. Та самая лестница, с которой она упала почти полгода назад…

— И так всякий раз? — поинтересовался Финниган, устраиваясь рядом с ней. — Глупый, конечно, вопрос, ведь порой и ко мне проявляют интерес, что говорить о твоей персоне.

— Ничего, я… — Гермиона растерянно улыбнулась, хотя улыбаться ей совсем не хотелось.

— Привыкла? Никогда в эту чушь не поверю, — Симус тоже заулыбался. И в самом деле чушь. Он словно прочитал ее мысли.

Гермиона удивленно подняла голову, потому что еще так бы выразился Рон. Это его интонации. Она вгляделась в глаза Симуса — они выражали добродушие, какое выражал Рон. И тут, словно что-то щелкнуло в ее голове; поддавшись мимолетному импульсу, она легонько прикоснулась к его губам своими. Поцелуй длился лишь мгновение, но Гермионе этого было достаточно, чтобы осознать свою ошибку. Она прикрыла глаза и, отстранившись, виновато покачала головой.

— Прости меня… не то…

Что она пыталась отыскать в нем? Или кого? Рона? Но у них никогда не было ничего серьезней дружбы… И никогда не будет. Рона больше нет, а значит, и нет смысла искать его в ком-то. А может, она хотела избавиться от этой мучившей ее влюбленности в Малфоя, чтобы окончательно не свихнуться на почве этих чувств? Будет другая жизнь — без него. Так, может, с Симусом?

Нет.

Он — не то. И разве можно назвать влюбленностью чувство, поселившееся в ее сердце. Она любила Малфоя. Любила настолько сильно, насколько ей не хотелось этого признавать.

Симус хотел было что-то мягко возразить, но позади них вдруг раздался странный резкий звук. Это был Драко, постукивающий своим фамильным перстнем по кованым лестничным перилам. Гермиона медленно обернулась и увидела холодный взгляд и непроницаемое лицо. Симус же немедленно соскочил со ступенек и, слегка попятившись от лестницы, растерянно, но достаточно сухо поприветствовал бывшего однокурсника:

— Малфой.

— Финниган, — оскалившись, ядовито бросил тот в ответ и лишь потом отпустил взглядом Гермиону. — Как странно… Мне казалось, его мы не приглашали, — Драко принял задумчивый вид, не обращаясь конкретно к кому-то.

Гермиона, в свою очередь, тоже поднялась со ступенек и с вызовом приподняла подбородок.

— Приглашали. Здесь и мои гости.

Малфой скривил верхнюю губу в подобии улыбки.

— Это все, безусловно, имеет большое значение, — протянул он, — но, пока ты тут путаешься со своими гостями, — он вновь окинул их обоих холодным взглядом, — твой приемыш валяется без сознания в своей спальне.

Слова полоснули по самому сердцу. Гермиона больше ничего не слышала. Дышать стало трудно… практически невозможно. Она не помнила, как добралась до комнаты Чарли. Ни руки, ни ноги, казалось, не слушали ее. Дверь резко распахнулась, и она замерла на пороге. Глаза отказывались информировать, потому что их заволокли слезы. Медленно прошагав к постели, Гермиона протянула одну руку к волосам мальчика, а другой зажала рот, чтобы не закричать.

Почти следом вошел Малфой и захлопнул дверь прямо перед носом Финнигана, напоследок окинув его уничижительным, выражающим полное презрение и негатив взглядом.

— Ч-что с ним… п-произошло?.. — выдавила Гермиона. Малфой медленно подошел к кровати с другой стороны.

— Не знаю, — мрачно ответил он.

В голову полезли разные панические мысли о неизлечимых опасных заболеваниях.

— Как это не знаешь?! Где ты его нашел? Что могло с ним случиться? — слезы крупными каплями стекали по лицу Гермионы. Она вперила в него свой пронзительный взгляд, пытаясь добиться хоть какой-то информации.

— Не знаю. Он лежал там… у лестницы. До того, как вы с Финниганом явились туда. Может, сброситься решил? — пожимая плечами, нервно и раздраженно усмехнулся Драко. — Ты подала неплохой пример однажды.

Гермиона вновь принялась гладить волосы Чарли, параллельно нащупывая пульс. Конечно же, есть. Конечно же, он только без сознания. Эта мысль понемногу казалась успокаивающей, ведь могло быть и хуже, если вдруг Чарли всерьез задумал бы…

— Эта полная чушь, Малфой, он бы никогда не пошел на такое, — зло выпалила она, вновь бросая на него взгляд. На сей раз ожесточенный.

— Ты же у нас самая умная, вот и определи, что с ним могло произойти!

Гермиона опустила глаза и сжала зубы, не выпуская руку мальчика из своей, а потом…

— Ах, ты ублюдок… — еле слышно, одними губами произнесла она, — Это ты… Это ведь ты, правда? Я вижу, когда ты лжешь…

Малфой только скрестил руки на груди и посмотрел на нее странным взглядом.

— Это ты сделал… — выдохнув, в ужасе покачала она головой, а в следующее мгновение набросилась на него, толкая и ударяя по чему только придется. — Как ты посмел?! Он же ребенок! Твой брат!! Я ненавижу тебя! Что ты с ним сделал?!

Малфой перехватил руки Гермионы и прижал ее к себе.

— Да, это я сделал! Круциатус, ясно? Но я не жалею, потому что он сам напросился.

— Что ты несешь, ты не имел права так с ним поступать! Непростительное… против беззащитного ребенка… — она словно задыхалась, пытаясь оттолкнуть его от себя.

— Что здесь происходит? — прозвучал ледяной голос, выражающий вечное презрительное отношение к чему-либо. В комнате стоял Люциус Малфой.

Драко наконец отпустил Гермиону, уставившись на отца.

— Что с ребенком? — протянул хозяин особняка, подозрительно осматривая их лица.

— Вот именно, с ребенком! — дрожащим голосом заявила Гермиона. — Это ваш сын — оба ваших сына, — а вы ничего не сделали для того, чтобы между ними появилась хотя бы толика взаимопонимания.

— Помолчи, — безэмоционально обрезал Люциус, но было видно, что на сей раз это безразличие скорее напускное. — И не смей больше никогда раскрывать рот на эту тему. Это тебя не касается, грязнокровка, ведь в наш уговор ничего, кроме материальной стороны, не входило.

Гермиона тяжело дышала, глаза ее были мокрые от слез, а сердце колотилось так, будто было готово выпрыгнуть наружу. Что-то сжималось внутри, словно пружина.

— Тогда я требую компенсации за это, — она указала пальцем на Чарли. — На такое я не подписывалась, — металл в ее голосе заставил Люциуса посмотреть на нее другими глазами. Он словно заинтересовался, но в то же время и озадачился. — И вызовите доктора. А о цене мы поговорим позже, — отчеканила она, а затем, вытерев слезы, вновь подошла к кровати Чарли и присела на ее край, взяв его руку в свою.