Ты подарила мне радость, я причинил тебе боль (гет)

в которой я попадаю в волшебную страну, и мы с Гермионой миримся.

Я шёл по проселочной дороге где-то очень далеко от Хогвартса. На небе ярко светило солнце, и земля под ногами была теплая-теплая. Где-то совсем близко журчал ручей, чья музыка разливалась по окрестностям, даря мне спокойствие и уверенность. На мне была штопанная-перештопанная мантия серого цвета. Ноги втиснуты в башмаки, чья подошва уже просила каши. В общем, наряд как раз подходил для сбора милостыни. Не хватало только кружки. Но не могу же я, Рон Уизли, чистокровный волшебник древнейшего рода, клянчить подаяние, как последний бродяга! Что-то здесь не так.

Пока я размышлял над этим, ноги сами принесли меня к развилке на пути. Теперь предстояло решить, куда мне направиться. Слева, чуть вдалеке от дороги рос густой лес, напомнивший мне Запретный, только без странных деревьев, справа одиноко стоял деревянный дом, на крыльце которого сидела женщина и вязала какую-то одежду. А впереди дорога поднималась на холм, на котором возвышался великолепный замок с большими и маленькими башенками, окруженный каменной стеной и огромными воротами. Вот именно туда я и держу свой путь. Там все ждут только меня. Сердце в моей груди замерло от этой мысли и от грандиозного вида роскошного замка. Интересно, кому он принадлежит? Тут я заметил, что женщина бросила вязать и стала подходить ко мне. Шла медленно, но не боязливо, а я подумал, что уже где-то встречал её. Женщина была очень красивой: добрые глаза, рыжие волосы, нос, похожий на мой, в меру упитанный живот — это была моя мать.

— Мама! — воскликнул я, когда она подошла совсем близко, и хотел обнять, но мама достала волшебную палочку и направила её на меня.

— Не приближайтесь, — сказала она. — Иначе заколдую.

Я удивленно смотрел на маму, которая не хотела узнавать собственного сына.

— Ты меня не узнаешь? — спросил я, с опаской глядя на палочку. Моя же куда-то исчезла из дырявых карманов моей «мантии».

— А с какой стати я должна вас узнавать? — вопросом на вопрос ответила мама.

Я решил, что если начну ей все рассказывать, то могу до утра не закончить, а мне вдруг срочно понадобилось попасть в замок на холме.

— Простите, я ошибся. Я спутал вас со своей мамой.

— Бедненький, — мама опустила палочку, подошла ко мне вплотную и обняла.

Странное поведение матери всё ещё не укладывалось в голове, но я перевёл разговор в другое русло:

— Вы не знаете, кому принадлежит этот дворец?

— Конечно, знаю. Самой королеве, — мама подняла вверх указательный палец. — А я работаю поваром на кухне. Ой, Боже, мне пора идти готовить обед. Королева уехала, но обещала к обеду вернуться. Плохо мне будет, если я опоздаю.

Тут мы услышали топот лошадей и звон колокольчиков. Моя мама охнула и рухнула на колени. Я удивленно смотрел то на неё, то на дорогу, по которой сейчас скачут лошади.

— Королева едет, — раздался тихий мамин голос.

Только через секунду я понял, что тоже должен преклонить колени перед её величеством. Я опустился на землю рядом с мамой и стал смотреть туда, откуда пришёл сам и откуда доносился звон колокольчиков. Впереди показались три белоснежных лошади, за которыми ехала карета, роскошней которой я ещё не видел. Её большие окна наполовину покрывал резной рисунок, стены снаружи были обиты бордовым бархатом, сверху стоял сундук, покрытый драгоценными камнями, а колеса, как я увидел, присмотревшись, имели серебряные спицы. Колокольчики, громко звенящие и оповещающие о том, что едет королева, висели прямо над головой кучера, поддерживаемые чьей-то магией.

Когда карета приблизилась к развилке, моя мама упала ниц, касаясь головой земли. Я не стал так делать, потому что мне захотелось взглянуть на королеву, хоть я и знал, что шансов у меня почти нет. Вдруг карета остановилась, и моё сердце замерло в ожидании. Королева заметила меня и тоже хочет познакомиться. Безумная мысль, особенно если учесть, что я выгляжу, как бродяга. Разве королева захочет разговаривать с таким человеком, как я. Тут я услышал тихие всхлипы, которая издавала моя мама, и понял, что её величество заметила своего повара. Тоже дикая мысль, но всё же она немного лучше первой.

Пока я обдумывал, с какой целью карета остановилась, кучер слез на землю, подошёл к дверце и распахнул её. Из кареты вышла молодая девушка в роскошной темно-синей мантии и белых туфлях на каблуке. На открытой шее висело потрясающее жемчужное ожерелье, а на голове красовалась золотая корона. Но больше всего мой взор притянули длинные каштановые волосы и пронзительные карие глаза. По этим двум признакам я безошибочно узнаю ту, которую люблю больше всего на свете. Гермиона. От нахлынувшей на меня радости при виде моей возлюбленной я воскликнул громче, чем при виде собственной матери:

— Гермиона!!!

Мама бросила на меня предостерегающий взгляд, но было поздно. Гермиона услышала моё восклицание и посмотрела на меня. Смотрела долго, как бы соображая, откуда мне известно её имя, а я стоял на коленях и улыбался. Потом Гермиона улыбнулась в ответ с нежностью, по которой я понял, что она-то меня узнала, подбежала ко мне и сказала:

— Рон! Бог мой, прошу, немедленно встань, — я поспешил выполнить указание, а затем оказался в объятиях Гермионы. Она не испугалась моей одежды и гладила мою спину, по которой поползли мурашки. Прошла, наверное, целая вечность, прежде, чем мы прекратили обниматься. Гермиона осмотрела меня и спросила: — Что на тебе за лохмотья? — Сам не знаю, — ответил я.

— Сейчас исправим, — Гермиона взмахнула палочкой, и тут же на мне появился парадный костюм с золотой лентой на груди, черные блестящие туфли сверкали на солнце, а за спиной колыхались полы накидки. — Другое дело.

— Спасибо, Гермиона, — я припал к её руке.

— Молли, — Гермиона посмотрела сверху вниз на мою маму. — Скорее отправляйся на кухню и приготовь самый шикарный обед из всех.

— Да, моя королева, — мне стало немного не по себе, когда мама так подобострастно обратилась к Гермионе, но улыбка моей любимой прогнала эту мысль прочь. Теперь Гермиона рядом со мной, и ничто не способно нас разлучить.

— А мне нужно сделать ещё одно дело. Экспекто Патронум! — Гермиона взмахнула палочкой, из которой появилась сверкающая выдра. — Приготовьте Большой Зал, — сказала Гермиона, и выдра поплыла к дворцу.

— Потрясающе, — сказал я с благоговением, и Гермиона улыбнулась.

Мы с Гермионой отправились обратно в карету. Кучер уже ждал нас у двери и распахнул её с низким поклоном, адресованным не только Гермионе, но и мне. Забравшись внутрь, я восхитился тем, как она была сделана. Диваны мягкие-мягкие, хоть спи на них, с подлокотниками, покрытыми золотом, а стены, пол и потолок обиты бархатом малинового цвета. Дух захватывает от одного вида этой роскоши! Да, Гермиона заслужила такое богатство, а вот я чем удостоен такой чести? За какие заслуги я оказался рядом с Гермионой, которая была королевой в этой волшебной стране?

Гермиона села напротив, и наши взгляды встретились. Я любовался ею, как будто у меня больше не будет возможности увидеть её. Нет, теперь мы никогда не расстанемся. Я готов навсегда остаться здесь, во дворце Гермионы, где меня никто не знает, а родная мать считает чужим. Пусть. Мне никто не нужен, кроме Гермионы. Я люблю только её, а остальное — пустяк, мелочь. Сейчас меня не беспокоит даже боль в животе, которую я почувствовал в кабинете Слизнорта после того, как выпил бокал медовухи. А может, это была вовсе не медовуха? Неважно.

Карета замедлила ход и через несколько секунд остановилась. Неужели мы так быстро подъехали к дворцу? Я выглянул в окошко и обомлел. Дворец Гермионы был не просто большим, он был огромный. Около золотых дверей стояли две мраморные скульптуры львов, охраняющие вход. Большие и маленькие окна делили белокаменную стену на части, как мозаику. Крышу невозможно было разглядеть из кареты, таких высот достигали башни замка! Дух захватывает, и не хватает слов, чтобы описать великолепие дворца! Роскошный — самое подходящее определение. Пока я восхищался про себя этим произведением искусства, дверца кареты открылась, и Гермиона вышла на улицу. Ей под ноги тут же постелили бордовый ковер, по которому она сейчас шла, приветствуя своих подданных.

— Рон, — окликнула меня Гермиона. — Идем, покажу тебе замок.

— Конечно, — я поспешил за Гермионой. Окружающие люди приветствовали свою королеву, а я пытался разглядеть в толпе знакомые лица. И нашёл. В первом ряду стояли Невилл, Дин, Симус, Эрни и другие ученики Хогвартса. Не хватало только Гарри. — Гермиона, я хочу с тобой поговорить, — сказал я тихим голосом так, чтобы меня слышала только она.

Я должен признаться ей хотя бы во сне. Ведь я сплю, потому что не мог же я трансгрессировать из Хогвартса и попасть в эту волшебную страну. Это невозможно, я точно знаю, потому что Гермиона не уставала это повторять в течение пяти лет.

Двери дворца распахнулись, и мы с Гермионой вошли внутрь. Вестибюль мне напомнил школьный, только здесь всё сверкало золотом, а на стене напротив дверей висел огромный герб Гриффиндора. А под ним большими красными буквами на белой ленте написаны слова: «Смелость, Храбрость, Отвага, Честь».

— Гермиона, — сказал я, наслаждаясь её именем. — Я хочу тебе сказать...

— Ваше величество, — прозвучал справа громкий голос. Я повернулся и увидел Гарри Поттера собственной персоной. Он подошёл к нам и преклонил колено перед Гермионой.

— Гарри, что случилось?

— Я подготовил Большой Зал.

— Благодарю. Гарри, найди Джинни, пусть приготовит покои для сэра Рона.

Не знаю, что больше удивило меня: то, что и Джинни служит у Гермионы, или то, что я получил звание сэра, хотя недавно был одет, как бродяга.

Гарри поднялся и направился в ту же сторону, откуда пришёл, а мы с Гермионой направились в противоположную. Я молчал, в голове подбирая подходящие слова и пытаясь представить, как я их буду говорить. Мимо нас пробежали близнецы с рыжими волосами — Фред и Джордж. Из их палочек вылетали разноцветные вспышки, соединяясь в воздухе и превращаясь в фейерверки, которые моментально взрывались.

— Да здравствует королева Гермиона! — хором крикнули близнецы, скрываясь за углом.

Гермиона улыбнулась, да и я не смог сдержать смех.

— Это мои фокусники.

— Ясно, — я стараюсь больше не удивляться от происходящего.

Мы свернули направо, и я увидел совсем молодую девушку, которая взмахами волшебной палочки приказывала каким-то тряпкам мыть пол. У неё были светлые волосы, которые спадали на плечи и лицо, закрывая его от глаз.

— Лаванда, — чуть повышенным тоном сказала Гермиона, а я узнал эту девушку, — почему не успела вымыть пол до моего возвращения?

— Простите, Ваше величество, — Лаванда присела в реверансе.

Гермиона строго посмотрела на неё, но всё же простила Лаванду. Та последний раз взмахнула палочкой, заставив исчезнуть тряпки, и поспешила скрыться с глаз Гермионы за дверью.

Никогда не подумал бы, что мне приснится, как Лаванда Браун будет мыть полы во дворце Гермионы. Да что такое я выпил в кабинете Слизнорта?

— Что ещё ты мне покажешь? — нетерпение во мне разгоралось всё сильнее.

— Идём в Большой Зал, там я даю бал в твою честь, — Гермиона говорила серьезным тоном, а я почувствовал дрожь в коленях.

Мы шли по коридору, а я не мог отвести глаз от Гермионы. Как же она прекрасна! Во всех отношениях. Может быть, именно поэтому моя фантазия сделала её королевой, пред которой преклоняется даже Гарри Поттер. Гермиона завладела моим сердцем и разумом, и я этому рад. Все мои мысли только о ней, все мои поступки только для неё. Я живу, потому что живет она.

Гермиона остановилась перед большими дверями, ручки которых сверкали золотом, как и всё остальное в этом замке. По бокам стояли два рыцаря в красных мантиях, которые открыли для нас вход в Большой Зал. Мы зашли внутрь, и тут же к нам подлетели двое в лиловых мантиях. Они были до того маленького роста, что я сначала принял их за домовых эльфов, но, приглядевшись, узнал Колина и Дэнниса Криви.

— Что угодно Вашему величеству? — хором спросили они.

— Спасибо, ничего, — ответила Гермиона, и братья опустили головы. — Это мои пажи, Колин и Дэннис, — добавила она, повернувшись ко мне.

Гермиона повела меня к длинному столу, стоящему у дальней стены. Пажи отправились следом, о чем-то шепотом переговариваясь. Гермиона подошла к двум большим мягким креслам и пригласила меня сесть. Я решил блеснуть своим знанием этикета и настоял на том, чтобы Гермиона села первой. Она посмотрела на меня, улыбнулась и опустилась в одно из кресел, а я придвинул его к столу. После того, как все правила приличия были соблюдены, я сел сам. Колин и Дэннис продолжили стоять за спиной Гермионы.

— Возьми меня за руку, — сказала Гермиона и протянула руку.

— Гермиона, — выдохнул я, не веря своим ушам. Я накрыл её ладонь и легонько сжал пальцы. Тепло заструилось по моему телу, а я всё повторял и повторял её имя. Гермиона положила вторую руку на мою, и мы начали забавную игру. На несколько секунд либо моя, либо рука Гермионы оказывалась сверху, покрывая все остальными, а потом мы менялись. Эта простая забава так нас развеселила, что мы забыли обо всем: о том, что на нас смотрят пажи Гермионы; о том, что сейчас на бал будут собираться гости; о том, что Гермиона — королева, а я — рыцарь, и нужно вести себя соответственно. Мы продолжали развлекаться, пока Колин не наклонился к плечу Гермионы и прошептал:

— Ваше величество, гости здесь.

Мерлин, даже во сне я не могу делать то, что хочу. Гермиона прекратила нашу игру и повернулась лицом к гостям. Я сделал то же самое и увидел ещё несколько знакомых лиц.

— Я хочу начать наш пир с тоста, — сказала Гермиона, а я приготовился краснеть, отлично понимая, за кого будет этот тост. — За сэра Рона, моего самого верного рыцаря!

Боже, я не мог и мечтать услышать от Гермионы такие слова! Она назвала меня верным, хотя я предал её там, в реальной жизни. Правда, всё, что произошло в реальности, здесь стало таким несущественным, таким мелочным, что на это не стоит обращать внимание. Вот она, моя жизнь! Одному Мерлину известно, как я хочу видеть этот сон вечно, не покидать этот дворец, быть рыцарем Гермионы, готовым на любой подвиг ради неё.

Тост был поддержан, и пир начался. Я не прислушивался к тому, о чём говорили гости, я просто наслаждался видом Большого Зала и сознанием того, что всё это для меня. И вот, когда пришло время для танцев, случилось кое-что непредвиденное. В Зал ворвался парень огромного роста, одетый так же, как я совсем недавно, то есть в поношенную серую мантию. Я вскочил со стула, несколько человек сделали то же самое, а те, кто сидел ближе всего к нему, даже схватились за сердце.

— Кто ты? — спросил я и сам удивился оттого, что мой голос прозвучал так грозно.

— Не извольте беспокоиться, сэр, — Гарри вышел из-за стола. — Это кузен Лаванды Браун, горничной.

— Что ему надо? — я пригляделся и узнал в парне Кормака Маклаггена. Вот уж не думал, что мне приснится сон с участием этого тролля. Зачем он появился?

Гарри подошёл к Кормаку, нацелил на того палочку и спросил:

— Зачем ты пришёл?

— Я пришёл поговорить с ней, — промямлил Маклагген и показал пальцем на Гермиону.

Тут я не выдержал, достал палочку, которая чудесным образом появилась у меня в кармане, и рассек ею воздух. На щеке Маклаггена вспыхнул рубец, и парень пошатнулся.

— Как ты смеешь так обращаться к королеве? — гнев в моем голосе стал почти осязаем.

— Рон, прошу, успокойся, — Гермиона взяла меня за руку, пытаясь удержать, чтобы я не бросился на Маклаггена и не убил его прямо здесь. — Гарри, уведи его с глаз долой, — приказала Гермиона.

— Слушаюсь, Ваше величество, — Гарри взмахнул палочкой, из которой появились веревки, опутавшие Маклаггена с ног до головы и потащившие его к дверям. Маклагген кричал всю дорогу, только понять было сложно, что именно. Правда, последнее слово я всё-таки смог разобрать: «Грязнокровка». Я рассвирепел больше прежнего и хотел даже перепрыгнуть через стол, чтобы разорвать Маклаггена на части, но Гермиона не дала мне этого сделать. Она поднялась на ноги и со словами «Не позволю» поцеловала меня в губы. Снова меня посетило чувство, что в мире не существует никого, кроме меня и Гермионы. Видимо, так и должно быть. Я заключил Гермиону в объятия, а она медленно поглаживала мою спину. Гермиона отстранилась после того, как я захотел большего и намекнул ей об этом, тихо застонав, и посмотрела мне в глаза. Обнаружив там, по-видимому, то, что желала, Гермиона улыбнулась и позвала меня танцевать. Тут же в центре Зала появилась площадка, на которую уже вышли несколько пар, в том числе Гарри и Джинни.

— Леди и джентльмены! — услышал я магически усиленный мужской голос. Я посмотрел в его сторону и увидел солиста группы «Ведуньи». — Мы хотим исполнить для вас одну песню о любви, ведь любовь побеждает всё на свете, даже смерть.

Мы с Гермионой оказались в самом центре танцевальной площадки. Заиграла вступительная музыка, я положил левую руку на талию Гермионы, а пальцы правой скрестились с пальцами моей любимой. Мы медленно закружились на месте, и я чувствовал взгляды всех присутствующих. Вдруг всё вокруг стало превращаться в расплывчатое пятно, в котором кого-то, кроме Гермионы, разглядеть было невозможно, я только слышал голос певца. Моё сердце билось в волнении, ведь настал подходящий момент, чтобы сказать Гермионе всё, что нужно.

— Гермиона, — позвал я, но она как будто не слышала, наслаждаясь песней и нашим танцем. — Гермиона, — я готов звать, сколько понадобится, потому что прекраснее, чем имя Гермионы, имен не существует. — Гермиона, — повторил я в третий раз и получил нежный взгляд, — я хочу тебе сказать...

— Не надо, я всё знаю.

— Правда?

— Да, Рон, — сказала она. — Я тоже тебя люблю.

Меня бросило в жар, голова закружилась, а сердце застучало ещё сильнее. Боже мой, я сейчас начну прыгать на месте, чтобы хоть как-то выразить свою радость, а потом схвачу Гермиону на руки и стану кружить с ней по Большому Залу! Видимо, моё лицо приобрело глупое выражение, поскольку Гермиона тихо засмеялась и провела свободной рукой по моей щеке. Я наклонил голову набок, чтобы продлить это прикосновение. И хотя я так и не сказал Гермионе три заветных слова, за меня это сделала она. Гермиона любит меня — больше мне ничего не нужно. Не нужно всё золото на свете, не нужен квиддич, потому что теперь моя мечта сбылась.

— Тогда поцелуй меня, — сказал я. Гермиона коротко улыбнулась и исполнила моё желание. Это был нежный, но не робкий поцелуй. Именно так я хочу целоваться с Гермионой всегда, чтобы в голове оставалась одна мысль — о ней, сердце билось в унисон с её сердцем, а руки ласково обнимали спину Гермионы. Каждый поцелуй должен быть таким, при этом быть не похожим на предыдущие. Вот так ранее не выполнимая задача нашла свое решение. Гермиона любит меня. Если бы меня посадили писать строчки, то я бы исписал этими словами не один десяток свитков и не устал. Разве может идти речь об усталости, когда на голову свалилось такое счастье?

Don’t let this moment slip away.

На этот раз я прервал поцелуй, потому что больше не мог справляться с нахлынувшим наслаждением. Губы Гермионы слегка припухли и от этого стали ещё прекраснее. Глаза пронзали меня насквозь, а её щеки покраснели. Да, такой девушкой нужно любоваться, восхищаться и желать находиться рядом с ней каждое мгновение своей жизни. Всё остальное появится само собой. Я от тебя не отойду ни на шаг, Гермиона. Теперь я твой, делай со мной всё, что тебе заблагорассудится.

The answers there

Yeah, just looking at her eyes!

— Рон, что ты делаешь?

— Смотрю в твои глаза, как и говорится в песне.

— И что ты там видишь?

— Я вижу любовь, — с уверенностью сказал я.

— Правильно, — ответила Гермиона. — Закрой глаза, у меня для тебя сюрприз.

Я медленно закрыл глаза. Готовый ко всему, я стал ждать.

— Я тебя люблю, Рон, — услышал я и почувствовал губы Гермионы на своих.

* * *

Я открыл глаза и увидел белый потолок больничного крыла. Чудесный сон закончился. Гермиона сказала, что любит меня, и целовала мои губы...

— Очнулся? — спросила мадам Помфри, подходя к моей постели.

— Что со мной было? — сказал я, пытаясь приподняться и тут же почувствовав, как закружилась голова.

— Отравление, причём двойное. Если бы мистер Поттер не дал вам безоар, вы бы здесь не лежали.

— А где он? — спросил я, осматривая свои руки.

— Ушёл. Уже поздно, ваши друзья и так провели здесь целый день. Ваши родители тоже здесь были, но сейчас, наверное, вернулись домой.

— Ясно, — ответил я и замолчал. Спросить, не спросить — вот какой спор бушевал сейчас в моей голове. Всё-таки мадам Помфри — добрая женщина, которой не чуждо ничто человеческое. Спрошу, ничего ж страшного больше не случится. — Мадам Помфри, а Гермиона была здесь?

— Да, мисс Грейнджер прибежала через несколько минут, как сюда доставили вас, и потом ещё несколько раз была здесь, — она говорила спокойно, но я не мог не заметить намек на улыбку, с которой мадам Помфри смотрела на меня.

— Спасибо, — я закрыл глаза, чтобы не видеть ответную реакцию на мою улыбку, которая появилась от мысли, что Гермиона была рядом, когда я так нуждался в ней.

Мой прекрасный сон, к сожалению, больше не пришёл. Нет, уснул я быстро, но я не попал снова в огромный дворец Гермионы, и мы с ней не танцевали в Большом Зале на балу в мою честь.

— Мистер Уизли, вы завтракать будете? — спросил знакомый голос. Я протёр глаза и увидел перед собой Гарри. Он стоял около моей кровати, держал поднос с едой и внимательно меня разглядывал. — С возвращением, дружище!

— Спасибо, что спас меня, — ответил я. — А что ты здесь делаешь?

— Пришёл проведать тебя, конечно. Всё равно делать нечего. У меня сейчас свободный урок. Как ты?

— Теперь нормально. Тошнит, правда, немного.

— Так я не услышал: ты есть-то будешь?

— Да, — ответил я и приподнялся. — Сколько я провалялся в бреду?

— Сегодня пошли бы третьи сутки, — Гарри поставил поднос мне на колени.

— Новости есть? — спросил я, взяв кусок хлеба.

— Да. Маклагген пристал ко мне позавчера. Пришлось временно зачислить его в команду. Теперь он не даёт и шагу ступить. Достал со своими рекомендациями.

— Ясно, — всё-таки не скажу, что я доволен тем, что Гарри так быстро нашёл замену вратаря, но интересы команды и игры превыше всего. Для него. У меня же, пока я валялся в беспамятстве, поменялась система ценностей. — Гарри, скажи, а Гермиона часто сюда заглядывала?

— Насколько я знаю, да, — с легкой улыбкой произнес друг. — Рон, я, конечно, не указчик тебе, но не пора ли помириться.

— Не всё так просто, — ответил я. — А как там Лаванда?

— Ой, она тоже достала меня своими разговорами. Сначала отругала меня за то, что я не сообщил ей об отравлении, а теперь требует, чтобы я организовал вашу встречу.

— Только не это. Прошу, сделай вот что: скажи Гермионе, что я очнулся и хочу её видеть, а для всех остальных, тем более для Лаванды, я всё ещё должен оставаться висящим на волосок от смерти. Хорошо?

— Немного странная просьба, но я выполню её. Я прослежу, чтобы никто, кроме Гермионы, не знал о твоем состоянии, но до разумных пределов. Пойми, вечно скрывать этот факт у меня не получится.

— И не надо. Главное, не забудь, — я всё ещё не приступил к завтраку.

— Ладно, пойду. Сейчас у нас Защита от Темных Искусств, там я и передам Гермионе твои слова, — Гарри направился к выходу.

— Привет Снеггу! — крикнул я другу вслед, и тот махнул рукой.

Разобравшись с завтраком, я стал готовиться к приходу Гермионы. Гарри прав, пришло время помириться. Тот факт, что Гермиона прибегала ко мне несколько раз, говорит о том, что она больше не испытывает ко мне ненависти, и мне будет легче просить у неё прощения.

— Мадам Помфри! — позвал я. Медсестра тут же выглянула из своего кабинета.

— Что случилось? — спросила она, подходя к моей постели. — Уже позавтракал?

— Да, — ответил я. — Мадам Помфри, у меня будет к вам просьба. Пусть пока никто не будет знать, что я очнулся и пошёл на поправку. Я не хочу, чтобы больничное крыло превратили в проходной двор (на самом деле у меня немного другие причины, ну да ладно). Это не всё. Если ко мне придёт Гермиона Грейнджер, пустите её, пожалуйста, и, если я буду спать, разбудите меня.

Я получил от мадам Помфри слишком понимающий взгляд, после которого она сказала:

— Хорошо, я смогу сделать всё, что вы сказали.

— Спасибо большое.

Мадам Помфри забрала поднос с тарелками и вернулась в свой кабинет, напоследок наградив меня улыбкой. Теперь я буду ждать Гермиону...

— Мистер Уизли, проснитесь, — произнес приятный голос. Кто-то легонько дергал меня за плечо. Я медленно открыл глаза и увидел над собой мадам Помфри, пытающуюся меня разбудить. — К вам посетитель.

Моментально сообразив, кто ко мне пришёл, я резко сел на кровати и осмотрелся. У дверей стояла та, о которой я думаю даже в бреду. Гермиона медленно подошла к постели и сказала:

— Привет.

— Привет, Гермиона, — ответил я, вложив в эту простую фразу столько нежности, сколько смог. Пусть чувства скажут всё за меня.

Гермиона села на деревянный стул рядом с кроватью и осмотрела меня.

— Гарри сказал, что ты пришёл в себя, — Гермиона остановила свои глаза на моих. — Как ты?

— Нормально, теперь даже отлично.

— Я рада, — сказала она, и вдруг её лицо покраснело, а глаза заблестели от слёз. — Рон, я чуть с ума не сошла, когда узнала, что... — Гермиона заплакала. Я дотянулся до её руки, нежно сжал в своей и начал поглаживать большим пальцем.

— Не плачь, пожалуйста, всё же обошлось.

— А если бы не обошлось...

На это ответить было нечего. В самом деле, если бы Гарри не дал мне безоар, то меня бы сейчас здесь не было, я бы не смотрел в полные слёз глаза Гермионы, которые сказали даже больше, чем я мог рассчитывать.

— Рон, ты мог оставить меня в одиночестве.

— Если бы это случилось, то я проклял бы сам себя, поверь.

— Зачем?

— Потому что я остался бы без мечты.

— А какая у тебя мечта?

— Всегда быть рядом с тобой, делить каждое мгновение своей жизни с тобой, принадлежать только тебе и никому больше.

— Удивительно, что наши мечты совпадают.

— Ничего удивительного. Мы с тобой созданы друг для друга.

— Ты так считаешь?

— Однозначно.

Гермиона понемногу начала успокаиваться, улыбаясь мне. Я улыбнулся в ответ. Слова подождут, главное, что Гермиона сидит здесь, и я глажу её руку. Что ещё нужно мне для счастья? Сейчас ничего.

Гермиона посмотрела на часы, которые я подарил ей, и сказала:

— Ну вот, мне пора уходить. Сейчас у нас трансфигурация.

— Гермиона, а ты придёшь вечером? Пожалуйста...

Наступила короткая пауза, после которой...

— Хорошо, и принесу тебе домашнее задание.

— Не надо, — простонал я. — Я ведь всё ещё валяюсь при смерти, помнишь? Только для тебя я уже вернулся практически с того света (неудачная шутка, согласен). Ну, не надо, прошу тебя...

Гермиона улыбнулась, посмотрев в мои умоляющие глаза.

— Тогда ты отстанешь от других.

— Клянусь, что выучу пропущенное, когда выйду из больницы, — сказал я и положил руку на сердце. — Ну, пожалуйста...

— Ты неисправим, — сказала Гермиона. — А что ты делать-то тогда будешь? Тут, наверное, скучно.

— Скучнее места не придумаешь. Особенно, когда тебя здесь нет со мной, — ответил я и вдруг вспомнил об одной вещи. — Гермиона, прошу, принеси мне вечером книгу «Рассказы о Пушках», она у меня на тумбочке лежит.

— Это та книга, которую я тебе подарила?

— Да, — ответил я, даже не пытаясь скрыть свою радость. Пусть Гермиона знает, что мне дороги её подарки.

— Ладно.

Гермиона встала, подошла к двери и обернулась.

— До встречи, — сказала она, махая мне рукой.

— До вечера, я буду ждать тебя.

Гермиона вышла из больничного крыла, а я уткнулся в подушку, чтобы никто не видел моей довольной улыбки.

Вечер наступил быстро. После обеда я попытался встать с кровати и немного походить, но слабость, так и не отпустившая меня, не дала этого сделать. Мерлин, когда же я вернусь в норму? И вот я снова лежу на боку с закрытыми глазами, но не сплю. Я жду Гермиону.

— Рон, — произнес её голос.

— Гермиона, — я открыл глаза. — Ты пришла.

— И принесла твою книгу, — Гермиона достала книгу из сумки. — Представляешь, еле вырвалась из гостиной. Сначала никак не могла уловить момент, чтобы забрать книгу из твоей спальни (я слегка покраснел от мысли, что Гермиона была в моей спальне, когда там никого не было). Потом ко мне подошёл Невилл...

— В спальне? — спросил я.

— Нет, в гостиной. Пришлось сказать, что иду в библиотеку. Так он пошёл со мной.

— И как же ты выкрутилась? — спросил я.

— Я сказала, что мне нужно в туалет.

Тут я не выдержал и рассмеялся. Гермиона обиделась на мой смех и несколько раз ударила меня книжкой.

— Ай, больно! — воскликнул я.

— Я из-за тебя такое пережила, а ты смеешься, — сказала она, а у самой улыбка не хотела сходить с губ. — Одно утешает: Гарри сейчас намного хуже.

— Почему?

— С ним беседует Лаванда.

— Ох, чёрт. Про неё я совсем забыл. Мадам Помфри! — крикнул я.

Медсестра выглянула из своего кабинета.

— Что произошло, мистер Уизли?

— Ничего страшного, ведь со мной Гермиона, — я успел заметить реакцию Гермионы: она чуть приподнялась на стуле и посмотрела на меня. — Прошу вас, если сюда придёт Лаванда Браун, не пускайте её и скажите, что я до сих пор без сознания.

— Хорошо, — мадам Помфри, наверное, уже надоели мои странные просьбы, но по-другому никак. Такой уж я пациент.

— Почему? — спросила Гермиона, когда медсестра скрылась из виду.

— Я не хочу её здесь видеть. Она мне надоела до невозможности. Просто банный лист какой-то.

— Как ты можешь так говорить? Она же твоя девушка, — возмутилась Гермиона.

— Что опять я не так сделал?

— Лаванда беспокоится о тебе, хочет, чтобы ты поскорее поправился, а ты не желаешь её видеть.

— Да, — коротко ответил я.

— Ты дурак, Рон Уизли, — сказала Гермиона и, не дав мне возразить, встала со стула и направилась в сторону выхода.

— Гермиона, подожди! — крикнул я, но она даже не обернулась.

Мне захотелось взвыть во всё горло оттого, что я опять наломал дров. Но с другой стороны, с какой стати Гермиона принялась защищать Лаванду? Она должна ненавидеть блондинку за то, что та сделала. Почему? Гермиона не знает, что тот поцелуй в гостиной много месяцев назад был инициативой Лаванды. А ты лишь согласился. Да, я просто... Идиот! Зачем я это сделал? Если бы мои эмоции не взяли верх, я был бы уже давно парнем Гермионы, сходил бы на вечеринку Слизнорта, да и вообще, провёл бы всё Рождество у неё дома. А я поверил словам сестры и воспринял наш первый поцелуй, который становится незабываемым событием у нормальных людей, как насмешку надо мной. Мерлин, я туп, как пробка.

* * *

Как я ни старался, но надолго скрыть факт моего возвращения от Лаванды не удалось. На четвертый день после того, как я очнулся, она пришла в больничное крыло и, несмотря на все усилия мадам Помфри, заметила, что я лежу в полном сознании и читаю книгу. Сначала жутко раскричалась, но мадам Помфри приказала успокоиться. Потом Лаванда долго рыдала, целуя мои руки и лицо, и говорила, что рада моему выздоровлению. Но я не верил ни единому слову после подслушанного мною разговора. К тому же я люблю другую. Как когда-то слёзы Гермионы становились моей пыткой, так теперь слёзы Лаванды стали подарком для меня. Мне нужно расстаться с Лавандой, чтобы я мог провести всю жизнь с Гермионой. Если, конечно, Гермиона простит меня.

Пока я готовился к этому шагу, в больничное крыло попал Гарри. Маклагген проломил ему бладжером голову. Теперь мне стало веселее. Мы с Гарри по вечерам переговаривались, Гермиона приходила к нам несколько раз в день, в основном, потому что я просил, и садилась рядом с моей кроватью. Этот простой факт согревал мою душу, как костёр согревает в лесу путешественников. А однажды вечером Гарри позвал Кикимера, который появился в компании Добби и Пивза, и приказал домовикам шпионить за Драко Малфоем. Какой же друг у меня неугомонный. Всё никак не признает, что Малфой — просто выскочка, и нет никакого задания от Тёмного Лорда. Ладно, пусть расходует свои силы на ерунду, мне нужно думать о более приятных вещах. Например, о Гермионе. Мерлин, теперь я знаю, что ощущает человек, постоянно думающий о другом, любимом человеке. Даже Гарри, который в таких делах почти не имеет опыта, замечал мои взгляды на Гермиону и мою улыбку, которая озаряла лицо, когда она приходила. А потом подшучивал надо мной. Странно, но его издевки совсем не обижали меня, ведь я счастлив, осталось только...

— Привет, Рон, — сказала Лаванда, подходя к моей кровати. Гарри словно здесь не было. Но друг, по-видимому, нисколько не обиделся, а просто отвернулся от нас.

— Привет, — ответил я и увернулся от её губ. — Ты считаешь, что после всего, что я услышал, я позволю тебе меня целовать?

— Про это я и пришла поговорить, — Лаванда упала на стул. — Я должна попросить у тебя прощения за мои слова. Тогда я была на взводе, я не понимала, что происходит, я обиделась на то, что ты больше мною не интересуешься. Потом я пересмотрела наши отношения и всё поняла. Так что, пожалуйста, прости меня. Я не хотела, чтобы ты это услышал. Те слова были ложью, я на самом деле тебя люблю и хочу быть с тобой, — она не выдержала и уткнулась головой в мои колени, громко зарыдав.

В моей голове всё окончательно перепуталось. Я должен извиниться перед Гермионой и сказать, что люблю её, а тут Лаванда просит прощения у меня. Не зная, что делать, я положил руку на волосы девушки и погладил их.

— Успокойся, Лаванда. Я должен подумать, всё-таки ты говорила очень обидные слова, поэтому...

Лаванда не дала мне закончить, вскочила на ноги и умудрилась поцеловать меня в губы.

— Спасибо, — сказала она и убежала.

Сбитый с толку, я повернулся к Гарри.

— Что думаешь?

— Без понятия, решать тебе. Но мне кажется, что твой роман с Лавандой не привел ни к чему хорошему.

— Ты прав. Вот только как мне бросить её?

Гарри пожал плечами и снова повернулся на бок. Нет, пришло время определиться, с кем я хочу остаться. С Гермионой, с которой мы пережили всё, или с Лавандой, которая издевается надо мной, затуманивая свое отношение слюнявыми поцелуями. По-моему, выбор очевиден.

На следующее утро я проснулся очень рано. Мое состояние заметно улучшилось, но мадам Помфри решила, что я должен остаться в больнице, чтобы завершить лечебный курс. Вчера мы с Гарри долго разговаривали вечером. А сейчас друг крепко спал на соседней кровати. Скучно. Хорошо ещё, что Гермиона принесла мне книжку, а то вообще не знал бы, что делать. Не будить же Гарри. Я взял книгу с тумбочки, раскрыл страницу, заложенную закладкой, и принялся читать. День за чтением и разговорами с другом быстро подходил к концу. Мы с Гарри поужинали, и друг стал укладываться спать. Мадам Помфри сказала, что для быстрого восстановления Гарри придётся ложиться на несколько часов раньше обычного. Друг пожелал спокойной ночи и уткнулся в подушку. А я снова вернулся к любимой книге. Я как раз читал про матч между «Пушками Педдл» и «Скорострелами», когда дверь крыла открылась, и вошла Гермиона. Я захлопнул книгу, даже не запомнил страницу. Ладно, потом найду.

— Здравствуй, Рон, — Гермиона улыбалась, подходя ко мне.

— Привет, Гермиона, — ответил я.

— Принесла тебе домашнее задание по Защите от Темных Искусств. Спишешь у меня, — Гермиона протянула мне два свитка пергамента. Я поблагодарил её и взял листы. — А то Снегг недоволен тем, что ты до сих пор лежишь здесь. Даже хотел наказать нас с тобой.

— А тебя за что?

— За то, что сказала ему, что так приказала мадам Помфри. Он счел мои слова грубостью и...

— Он, что, с ума сошёл? Сейчас же пойду и поговорю с ним! — я вскочил с кровати.

— Рон, успокойся, — сказала Гермиона и взяла меня за плечо, призывая вернуться в постель. Я подчинился. — Тебе нужно отдыхать, Снегг сейчас и так очень дерганный, знать бы отчего?

— Плевать на Снегга! — воскликнул я. — Ты лучше расскажи, как там все? Джинни я не видел уже очень давно. Почему не приходит?

— Джинни сейчас переживает не лучшие моменты своей жизни. У них с Дином случается одна ссора за другой. Не знаю, сколько ещё они будут встречаться.

— Да, беда. Гермиона, на самом деле, я вот о чём хочу с тобой поговорить. Выслушай меня очень внимательно, потому что это важно.

— Что случилось? — обеспокоено спросила Гермиона, пододвигаясь ближе ко мне.

— Я должен попросить у тебя прощения за всё.

Гермиона удивленно посмотрела на меня.

— Всё началось в один ужасный для меня вечер, когда мы с Гарри застукали Джинни и Дина, целующихся в секретном коридоре. Я был зол на сестру и Томаса за то, что они вытворяли. И моя злость затуманила мой рассудок. Я накричал на Джинни, а она в ответ выкрикнула, что ты целовалась с Виктором Крамом.

Гермиона охнула, но не стала что-то говорить.

— Тогда я был просто взбешён. Я верил, что наш поцелуй на вокзале был первым как у меня, так и у тебя. Но моя импульсивность тут же обвинила тебя в предательстве. А потом стало ещё хуже. В наши отношения влез Гарри со своим зельем удачи. Я понимаю, он хотел победить, но этот выигрыш достался мне слишком большой ценой. Когда всё выяснилось, я снова поддался глупому раздражению и накричал на тебя. Теперь я знаю, что ты всегда верила в меня, но тогда в моем сердце кипели другие чувства, а в голове созрел план мести. Я захотел причинить тебе боль. Я захотел наказать тебя за то, что ты усомнилась в моих способностях. Теперь это звучит, как бред, но тогда всё было реально для меня. Я хотел показать, что не хуже Крама, что могу нравиться девушкам и могу получить любую. Тут меня и нашла Лаванда Браун. Она с самого начала года строила мне глазки, хихикала над моими глупыми выходками, вспомнить хотя бы кусачую тарелку. И я подумал, что смогу серьёзно обидеть тебя, если начну встречаться с Лавандой Браун. После матча мы целовались, а потом Лаванда захотела большего, и мы отправились искать пустой кабинет. Дальше ты знаешь. Правда, сейчас я считаю, что легко отделался, потому что за все мои издевательства над тобой, тебе следовало меня убить. Но тогда я считал себя обиженной стороной и продолжал целоваться с Лавандой у тебя на глазах. Я представляю, что ты чувствовала, смотря на это безобразие, но поверь, ощущений, которых я испытывал во время поцелуя с тобой, не было и в помине. Уже тогда я начал испытывать неприятное чувство, что я последняя скотина, раз мне захотелось обидеть такую особенную и неповторимую девушку, как ты, — Гермиона коротко улыбнулась сквозь слёзы, — но Лаванда всё крепче цеплялась за меня. Она, как Ядовитая Тентакула, обвивала меня своими руками, заставляя прижиматься к её губам. Поцелуи с ней стали противными, это было не то, чего я хотел. Отсюда следовал только один вывод, но он до меня тогда ещё не дошёл. Я продолжал оскорблять тебя, переходя всё чаще на мелочные обзывания. В общем, вел себя, как последний идиот. А потом настал вечер рождественской вечеринки, на которую я мечтал пойти вместе с тобой, но мой язык сломал мою мечту. Ты пригласила Маклаггена, а я не мог найти себе места. Лаванда пыталась утешить меня, но безрезультатно. А когда я увидел на твоей шее след губ этого тролля, — я сжал руки в кулаки, — то вообще перестал себя контролировать. Ещё раз оскорбив тебя, я направился громить хогвартский кабинет.

Глаза Гермионы, уже мокрые от слёз после моих признаний, удивленно расширились, и она сказала:

— Ты ломал мебель, чтобы успокоиться?

— Да, Гермиона. Понимаю, что это поступок жалкого ничтожества, каким я себя считал и каким, я думал, считала ты меня, но в тот момент мне казалось, что только так можно придти в норму. Ты, когда страдаешь, даёшь волю слезам, а я не нашёл ничего лучше, чем уничтожать парты и бить окна, и если бы не профессор МакГонагалл, которая остановила погром, то я бы неизвестно каких дел ещё натворил. Я не достоин тебя — эта мысль стучала в голове, когда я ехал в поезде домой. Как я осмелился мечтать о том, что такая великолепная девушка согласится быть вместе с таким никчемным парнем, который только и может, что беспричинно оскорблять тебя? Потом к этой мысли присоединилась ещё одна — мне никогда не вымолить у тебя прощения, даже если я буду ползать на коленях перед тобой всю свою жизнь. Я вбил себе в голову, что ты больше никогда не обратишь на меня внимания, никогда не подойдешь ко мне, никогда не заговоришь, и я решил тебя отпустить. Всё, моя жизнь превратилась в серое пятно, потому что в ней больше не было тебя. Рождество, которое я провел дома, было просто отвратительным. Лаванда снова смогла меня взбесить. Она прислала мне дурацкий кулон с золотыми буквами: «Мой любимый». Гнев и отвращение, которые я испытал при виде этого подарка, заставили меня задуматься над тем, что я, возможно, не получил того, чего ждал. Я выбросил кулон в мусорную корзину в то же утро, но моё настроение не улучшилось. Праздник был испорчен, и я впервые испытал радость, что возвращаюсь в школу после зимних каникул. И снова Лаванда Браун вместо тебя, Гермиона. Я гнал время, набираясь сил, чтобы попросить у тебя прощения. Я перестал спать по ночам, думая и думая о том, как бы скорее вернуть тебя. А перед моим днём рождения я случайно подслушал разговор Лаванды и Парвати, и в моей голове всё прояснилось. Оказывается, Лаванда просто хотела насолить тебе и решила воспользоваться мной. Я уж не знаю причин этого желания, но такого стерпеть я не мог. Мне оставалось только одно — бросить Лаванду и вернуть тебя. Но мне помешало моё отравление. В бреду я видел необычный сон, как будто я попал в какую-то волшебную страну, где ты была королевой, я — твоим рыцарем, а моя мама, Гарри, Джинни, Фред, Джордж служили у тебя во дворце. Там была ещё Лаванда, но она всего лишь мыла полы.

Я заметил на покрасневшем лице Гермионы легкий проблеск улыбки.

— Мы с тобой танцевали на балу в мою честь, а потом я очнулся и спросил мадам Помфри, о том, как часто ты была здесь, когда я лежал без сознания. Она ответила, что часто, и у меня отлегло от сердца. Я понял, что ты больше меня не ненавидишь, а значит, я могу жить дальше. Но я всё ещё не сказал тебе «Прости», поэтому попросил мадам Помфри, чтобы она никого ко мне не пускала. Кроме тебя, Гермиона. Я желал видеть только тебя, потому что на свете мне никто больше не нужен. Я не могу жить без тебя, Гермиона. Я всё откладывал этот разговор, наслаждаясь твоим присутствием рядом со мной, ведь на большее я пока не могу рассчитывать. Пришла пора сказать тебе то, что требовалось сказать ещё давно, потому что тогда ты не проливала бы свои слёзы. Каждая твоя слезинка стала для меня наказанием, которое я заслужил. Тем не менее, прошу простить меня. Нет, я умоляю тебя о прощении.

Я попытался встать с кровати, чтобы, наконец-то, опуститься перед Гермионой на колени, но она, видимо, разгадала мои мысли и, схватив меня за локти, прижала к постели. Она глубоко вздохнула, чтобы немного успокоиться, и сказала:

— Не надо, Рон. Мне не нужно, чтобы ты падал к моим ногам. Я тоже натворила много ужасного, и мне тоже стоит извиниться. Спасибо, что был откровенен со мной, теперь мне будет легче рассказывать. Когда к нам в школу приехал Виктор, я уже испытывала что-то необычное к тебе. Гарри — мой друг, а ты стал кем-то побольше. Я ждала до самого последнего момента твоего приглашения на Святочный бал, но ты смотрел только на Флер Делакур.

— И вёл себя, как дурак, — перебил я.

— Рон, прошу, не перебивай, — сказала Гермиона и продолжила: — Виктор же, как он потом признался, заметил меня сразу, но стеснялся. И однажды, когда я делала уроки в библиотеке, он подошёл и пригласил на бал. Я сначала немного растерялась, ведь я ждала тебя, но отказать ему не смогла. Его внимание льстило мне, он был очень галантным кавалером, но всё равно это был не ты. Я всё время представляла тебя на его месте, как мы танцуем в Большом Зале, как ты находишься совсем близко, говоришь мне комплименты, на которые Виктор не скупился. Можешь назвать меня глупой, но мне нравились эти пустые слова, слетающие с его губ.

— Нет, почему? — не выдержал я, забыв о просьбе Гермионы. — Твое желание слышать комплименты вполне естественно, ведь ты заслуживаешь их. А у меня никогда не хватало толку. Что за парень, который не умеет делать комплименты такой красивой и умной девушке?

Гермиона коротко улыбнулась, но слёзы всё текли по щекам. Я взял её руку с желанием никогда больше не отпускать, чтобы Гермиона не плакала.

— Его восхищения мной затмили разум, и, когда он захотел меня поцеловать, я согласилась. Вот так я отдала первый поцелуй в моей жизни не тому, о ком мечтала, а тому, кто вскружил мне голову красивыми ухаживаниями. Ты был прав: я тебя предала, позволив сиюминутному чувству выйти вперед. Потом он уехал, попросив меня писать ему летом. Я написала всего раз, а он ответил, что влюбился в меня и хочет вернуться в Англию. В то время я уже поняла, что между тобой и мной могут быть серьёзные отношения, более того я почувствовала, что ты тоже испытываешь нечто необычное ко мне, и написала Виктору, что люблю другого. Он на некоторое время исчез, а перед Рождеством попросил назвать имя этого, как он выразился, счастливца. В ответном письме я написала, что это ты, Рон Уизли. С тех пор я не общаюсь с Виктором Крамом. Потом я набралась храбрости и поцеловала тебя в губы на вокзале Кингс-Кросс, а ты ответил.

Я сейчас начну краснеть от слов Гермионы и от счастливых воспоминаний.

— Я отправилась домой, зная, что я тебе нравлюсь. Я решила не торопить тебя, понимая, что это не простой шаг, но ты обязательно его сделаешь. Мне оставалось только ждать. Но ты опять переключился на Флер Делакур, хотя она и собиралась стать женой твоего брата. Ладно, твоё поведение в «Норе» ещё можно было как-то объяснить, но когда я стала замечать знаки внимания Лаванды к тебе и то, что ты принимал их, я не знала, что делать. Почему ты, получив улыбочку от этой блондинки, надувался от важности, как индюк? Мне это было непонятно. Потом ты танцевал с ней на моем празднике. Это событие кольнуло моё сердце, но я решила тебя простить. И снова стала ждать. Вдруг ты превратился из большего, чем друг, в оскорбляющего меня на каждом шагу парня. Я не понимала, что случилось, а ты ничего не говорил, кроме обидных слов. Если бы ты всё рассказал мне тогда, когда Джинни проговорилась о Викторе, я смогла бы объяснить тебе ситуацию, и наши отношения вернулись в норму.

— Лишнее доказательство того, что я идиот и что я не достоин тебя.

Гермиона посмотрела на меня взглядом «Я же просила не перебивать», и я умолк.

— А потом, как ты правильно подметил, в наши отношения влез Гарри. Он хотел победить и сделал вид, что подливает зелье удачи в твой стакан. И, когда я пришла в раздевалку, ты, по неведомым мне причинам, накричал на меня и выскочил из комнаты, не дав мне ничего ответить. Я поднялась в гостиную и увидела в углу тебя вместе с Лавандой. Ваш поцелуй набросил мне пелену на глаза. Я захотела отомстить тебе, и судьба позволила мне это сделать. Я натравила на тебя канареек, чтобы ты хотя бы почувствовал физическую боль. Потом я всю ночь проревела в спальне, но когда я снова увидела тебя в объятиях Лаванды, мне стало дурно. Ты издевался надо мной, пользуясь моей беспомощностью, а в моей душе разгорелось желание поиздеваться в ответ. Я хотела, чтобы ты страдал, когда узнаешь, что я не стала вечно ждать тебя, а быстро нашла себе другого. Долго думала, кого пригласить на прием к Слизнорту. Вспомнила, что квиддич для тебя превыше всего, и пригласила Маклаггена. Он моментально согласился — и вот уже мы с ним оказались под омелой в кабинете Слизнорта. Я сто раз пожалела, что выбрала его, но сказать тебе: «Рон, ты можешь продолжать издеваться надо мной, встречаться с Лавандой, а я буду покорно ждать тебя, как верная собака ждёт своего хозяина» я тоже не могла. Потом ты увидел этот проклятый засос, который Кормак умудрился поставить мне, и опять обозвал меня. Я больше не могла этого терпеть и решила после каникул, раз ничего больше тебя не берёт, игнорировать тебя, как будто ты умер. Страшно говорить, но я считала, что если бы ты исчез из мира, то я бы была просто счастлива. Как бы было здорово, если бы ты, неопрятный и глупый Рон Уизли, ушёл в небытие, оставив свободной меня! Эта гадкая и подлая мысль съедала меня, но моя совесть сопротивлялась изо всех сил и скребла душу, как кошка. И вот ты попал в больничное крыло, и всё рухнуло. Все стремления унизить тебя лопнули, как воздушные шары, проколотые иголкой, и в душе остался только страх — ты висел на волоске от смерти. Ты мог умереть, и тогда я никогда больше не увидела бы твои глаза цвета неба, твою улыбку, прекраснее которой на свете нет, не смогла взять тебя за руку, чтобы успокоиться. Я едва не сошла с ума, представляя, что стало бы со мной, если бы ты умер. Если бы тебя не спас Гарри, я бы бросилась вниз с Астрономической башни, чтобы только быть рядом с тобой. Так я поняла, что не имею права злиться на тебя, что моя жизнь без тебя бессмысленна.

Гермиона глубоко вздохнула. Я смотрел на неё, не отрывая глаз, и ждал, когда она снова заговорит. Но Гермиона молчала.

— Гермиона, — произнес я, когда тишина стала угнетающей, — так ты не любишь Крама?

— Рон, — Гермиона закатила глаза, — я никогда его не любила.

— Хорошо, — я сейчас, наверное, похож на семилетнего ребенка, которому разрешили съесть целый килограмм мороженого. — Теперь, когда всё выяснилось, предлагаю вычеркнуть из памяти последние четыре месяца.

— Согласна, — кивнула Гермиона.

— Тогда позволь тебя поцеловать, — собрав остатки храбрости в кулак, произнес я.

Гермиона удивленно посмотрела на меня.

— Чтобы закрепить примирение... хотя бы в щеку...

— Понравилось целоваться со мной? — улыбаясь, спросила Гермиона.

— Конечно, — моментально ответил я.

Гермиона подставила щеку, я приблизился к ней и поцеловал.

— Давай больше не ссориться, — предложил я.

— Давай, — согласилась Гермиона. — Хватит с нас ругани.

— Да.

— Только ты до сих пор остаешься парнем Лаванды.

— Ох, чёрт, — я ударил кулаком по одеялу. — Эта Лаванда... Гермиона, клянусь жизнью, что брошу её в ближайшее время.

— Только не обижай её.

— Ладно, — после секундной паузы ответил я. Интересно, почему Гермиона защищает Лаванду?

— Вы всё ещё здесь, мисс Грейнджер? — спросила мадам Помфри, выходя из кабинета. — Простите, но я должна закрыть больничное крыло на ночь.

Гермиона поднялась на ноги и сказала:

— Спокойной ночи, Рон.

— Спокойной ночи, Гермиона.

Гермиона ушла, и мадам Помфри закрыла за ней дверь.

— Завтра я вас выпишу, мистер Уизли, и мистера Поттера тоже, — сказала медсестра, а я кивнул, до конца не поняв смысла этих слов. Только через несколько секунд смысл дошёл до меня. Завтра я вернусь к друзьям, к нормальной жизни, а самое главное, к Гермионе.