Пепельный феникс (гет)

Воистину, смешно смотреть на жалкий вид обманутого манипулятора. Дамблдор-таки узнал о пропаже камня. Самым неприятным образом, можно даже сказать, постыдным.

История с самоубийством Квирелла, а также устойчивые слухи о том, что тот был одержим если и не духом Того-Кого-Нельзя-Называть, то всё равно какой-то тёмной силой, сильно ударили по репутации директора, так как именно он чаще всех утверждал, что безопаснее Хогвартса места нет и что дети в полной безопасности под присмотром его бородатой личности. Люди, естественно, верили, учитывая, что Хогвартс был местом учебы большинства британских магов, и мало кто из волшебного сообщества решался отправить своего ребенка на континент, питая свой консерватизм и чувство патриотизма. А когда оказалось, что с такой силой лелеянный образ убежища и неприступной крепости дал трещину, люди испугались и разозлились. А это не самые приятные эмоции для Дамблдора. Но это были только цветочки. Ягодки начались, когда в школу прибыл Николас Фламель.

Почтенный алхимик был очень обеспокоен слухами, что в Хогвартс проник тёмный маг, достаточно сильный, чтобы взять под контроль учителя Защиты от Темных искусств. Ведь маг, как и большинство других, был уверен, что Дамблдор нанимает лучших преподавателей. А эта уверенность вкупе с произошедшим показывала, что кто бы не стоял за самоубийством Квирелла, это был могущественный волшебник.

Когда во время обыска комнат Квирелла под надзором присланных из Мнистерства авроров были найдены остатки крови единорога, дело окончательно перестало нравиться всем. Естественно, журналисты пронюхали и этот факт.

Поэтому Фламель решил самолично убедиться в том, что его наиболее гениальное изобретение в безопасности в стенах школы под присмотром старого друга. И требовал показать ему камень. Подделку от оригинала алхимик и создатель отличил за несколько минут. И закатил директору самый настоящий скандал со всеми выходящими последствиями. Как ни уговаривал его Дамблдор, как ни успокаивал, что, мол, в порядке камень, а подделка — это его, Альбуса, гениальный план, ничего не действовало. Прожив на свете белом более шестисот лет, Николас научился очень хорошо распознавать ложь, да и вообще всё, что связанно с эмоциями человека.

Пользуясь возможностями эликсира и толикой своей магии, Фламель выглядел скорее как человек тридцати лет, ненужную мишуру, вроде старинной одежды и длинной бороды, он отмёл ещё в прошлом веке и часто за посиделками с Дамблдором упрекал друга в таком маскараде. Но у Альбуса всегда было объяснения всем своим чудачествам. Почти всегда.

Так как он не смог при всех своих стараниях успокоить хозяина похищенной реликвии, тот ушёл из школы, прокляв и Дамблдора, и все его манипуляции, и игры, и отрекся от дружбы и братёрства. Мало того, он ещё и заявил в Министерство Магии о том, что у него украли самую ценную реликвию и вообще символ алхимии. Единственный, как считалось в мире. И директор понял, что он не обладает в Министерстве даже одной десятой частью власти, что приписывал себе. В соединении с ещё не утихшим скандалом из-за погибшего преподавателя поднялась волна возмущений, сравнимая с цунами, и кресло под ранее уважаемым директором зашаталось подобно бамбуковой хижине под ураганным ветром.

Журналисты смаковали подробности, выискивали новые факты, вернее, представляли фактами то, что в другое время не стало бы даже слухами. Но кому какое было дело до правдивости мелких обвинений, когда самые серьезные даже не подвергались сомнениям?

* * *

— Поздравляю, мастер Фламель, отличный спектакль, — посреди неплохо обставленной гостиной во французском стиле (алхимик, несмотря на переезд в Англию ещё во время революции, не изменял вкусам) словно из-под земли выросла фигура в сером плаще.

Но голос был совсем не такой, как в разговоре со Снейпом, или раньше, с Гарри. В нём не было пугающей безжизненности, наоборот, таился едва скрываемый смех и тон был дружественным и тёплым. Так разговаривают со старым знакомым, можно даже сказать, другом, связь с которым проверенна годами и многими трудными ситуациями.

Фламель не остался в долгу и, развернувшись в полкорпуса, с улыбкой потребовал:

— Снимай уже свой капюшон, актёр погорелого театра. И не надоел на протяжении стольких столетий тебе этот маскарад? — сарказм сочился из уст мастера подобно яду, но в глазах прыгали искорки смеха, — Пойдём в мой кабинет, там и поговорим. Ила! — позвал Фламель, и перед ним появилась старая эльфа, склонивши голову, — Принеси нам обед в мой кабинет, малый, на пять блюд, а также вина из погреба, ту бутылку, что оплетена лозою плюща.

— Неужели меня сегодня угостят вином, что превосходит моё, и отберут у меня корону ценителя сего благороднейшего напитка? — поинтересовался гость.

— Ах, надеюсь, мне это удастся, — ответил Фламель, — впервые за пять сотен лет. Должна же и бедному алхимику когда-нибудь улыбнуться госпожа Фортуна.

— Да чтобы население всего мира было таким же бедным, как ты, — парировал незнакомец, — глядишь, и войн не было бы.

— Что тебе мешает отдать им свои накопления? — ответный удар мастера.

Так шутка за шуткой Фламель и его друг поднялись на второй этаж, где и находился кабинет француза. Хотя, надо отметить, он больше походил на салон: роскошная мебель, мягкие диваны и кресла, подставки для ног, камины с лепниной и высокие книжные шкафы.

— Скромен внешне, сноб в душе, — прокомментировал «серый плащ».

— Садись уже, — проворчал Николас и сам, первый, расселся в большом кресле. На второе сел незнакомец. В тот же самый момент перед ними на столике начали появляться блюда с яствами. По-другому это великолепие назвать и язык не поворачивался. Мясо с аппетитной корочкой, соус с трюфелями, источавший дивный аромат, столь характерный для этого королевского гриба, нежнейшая рыба с зеленью, супница из белого фарфора, как, впрочем, и остальная посуда, над которой поднимался пар, и блюдо с закуской. Всё это могло растопить сердце даже самого придирчивого гурмана. Кроме того, стояли ещё бокалы и бутылка вина, оплетённая лозой. Стекло её было выдуто таким образом, что создавало узор вьющихся листьев. Повинуясь невидимой руке, бутылка начала подниматься, чтобы наполнить бокалы своим содержимым, но Фламель взял её в руки.

— Такое вино достойно, чтобы его наливал хозяин дома без помощи магии.

— О, друг мой, вы становитесь сентиментальным! — хохотнул гость, но всё же принял бокал и пригубил рубиново красный напиток, — А впрочем, правда за вами.

— О, неужели я победил вас! — воскликнул патетично Фламель.

— Это мы ещё посмотрим, а сейчас отдадим должное повару.

Еда на столе пропадала хоть и не в мгновение ока, но довольно быстро. Молчание прервал внезапно ставший серьезным Фламель.

-К чему был весь этот спектакль? Неужели, правда, можно было подумать, что я отдал Дамблдору наиценнейшую реликвию своего Рода и вообще, алхимии? — спросил он.

— Естественно, нет. Ты не отдал. А я — да, — послышался ответ.

— Быть такого не может. Зачем? И как? — глаза Николаса от удивления округлились.

— Затем, что нашему юному герою не помешает такое подспорье. Да и зачем он мне был. Вечность и так моё наказание. Золота, в связи с той же вечной жизнью, накопилось столько, что целый Хогвартс можно построить из него, а потом и вовсе выкупить Шотландию и устроить там диктатуру магов.

— А ему, значит, надо? — сощурился Фламель, склонив голову набок.

— Ты, когда так делаешь, похож на моего фамилиара, — попытался разрядить обстановку собеседник, но не вышло, алхимик по-прежнему ждал ответа, — Ну, хорошо, хорошо, — поднял он обе руки, — Надо, друг мой, надо. Тем более сейчас.

— Твой поступок опрометчив. Отдать мальцу один из двух камней мудрости в мире, да ещё и какой! Камень Таадеша ведь имеет больше свойств, чем мой. Намного больше. Это уже не реликвия, это артефакт. А пацан его даже не сможет оценить по достоинству, и тем более...

— Да мне всё равно, как он его оценит, главное, чтобы воспользовался, когда надо будет, — гость достаточно грубо прервал алхимика. Тот, услышав ответ, нахмурился.

— Значит, ему пригодится способность камня воскрешать из мертвых? Ты это хочешь сказать? — вопросил старик.

— Именно. Так что перестань пытаться изменить уже принятое решение. Пользы это не принесет. Да и вообще не о том хотелось бы поговорить...

— А о чём? О твоей гениальной афере со скандалом? — поинтересовался Фламель.

— О ней. Только она не моя. Я к смерти этого бедняги не имею никакого отношения.

Такое заявление вызвало у алхимика сначала мину недоверия. Но, посмотрев на лицо гостя, Фламель выдохнул.

— Так это правда не твоих рук дело?

— Правда. Это действительно самоубийство. Кроме того, это ещё не вся правда.

— Ну же, какой слух из тысячи возникших, имеет под собой реальное основание? — Николас подвинулся на самый край кресла и упёрся ладонями в стол.

— Похоже, учитель был действительно одержим духом Волдеморта.

Такое заявление заставило алхимика поперхнутся, он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле.

— Дамблдор пустил в школу человека, одержимого духом самого тёмного мага столетия? В школу? — откашлявшись, воскликнул маг, — Думая, что я дал на хранение настоящий Философский камень?

— А ещё там полно детей, — как бы невзначай добавил незнакомец, — И среди них Гарри Поттер. Но и это ещё не всё. Преподаватель не духом Волдеморта был одержим, а самим Волдемортом.

— То есть? — не понял Фламель.

— Крестражи..

Николас воззрился на друга, словно внезапно увидел перед собой священника инквизиции, без слов схватил со стола бокал с вином и начал его пить огромными глотками. Осушив его, откинул пустой уже бокал в сторону, совершенно не обращая внимания на звон разбитого стекла. А затем алхимик встал с кресла. Руки его тряслись. Встал и гость. Подошёл к Фламелю и положил руку тому на плечо.

— Об этом кто-нибудь знает? — задал единственный вопрос обескураженный маг.

— Если я не ошибаюсь, юный мистер Поттер.

— Ему всего одиннадцать лет, что он может сделать?

— Много. Но не сейчас. Он знает о существовании всех крестражей этого монстра.

— Сколько их?

— Семь.

— Безумие. Тьма покарает его за это, — в голосе Фламеля послышалась усталость.

— Он, как и прочие его сторонники, искренне считает, что Тьма на их стороне, а они тёмные волшебники, — пожал плечами незнакомец. Николас отреагировал на это простое движение яростным выпадом.

— И ты так просто говоришь мне обо всём этом? О том, что самый уродливый прислужник Хаоса создал себе семь якорей, о том, что он на протяжении шести месяцев находился в школе, полной детей?

Эта внезапная вспышка ярости отняла у волшебника последние силы, и тот буквально упал в кресло. Гость стоял, опустив голову.

— Ты прекрасно знаешь, почему я не вмешиваюсь. Если я, ты, или другие нам подобные будут решать все возникающие проблемы в магическом и обычном мире, люди совершенно перестанут к чему либо стремиться, привыкнув к тому, что все неприятности сами собой исчезают. Сила влечёт за собой обязанности. К тому же, я не принадлежу этому миру.

— Прости, — виновато вздохнул Фламель, — я действительно перегнул палку. Сложно смотреть на очередной разгул Хаоса и попытку его сторонников снова перекроить мир по своим извращённым понятиям.

— Это не первый мир, который они хотят изменить. И не последний. Но здесь всё совершенно по-другому. Вся надежда на эти различия.

— Ты хоть понимаешь, на что обрекаешь целые поколения магов? И обычных людей?

— Ничто не даётся просто так. Тем более мною как раз и был им подарен второй шанс.

— Ты слишком много требуешь от Гарри Поттера, — попытался Фламель выдать последний аргумент, — Он всего лишь мальчик, который думает, что знает всё.

— Он сильный. И искренне хочет всё исправить. У него всё получится. Он идёт правильным путём.

* * *

Гарри Поттер в это время, естественно, даже не подозревал, какой разговор ведут о нём. Он сидел на уроке Чар, пытаясь заглушить мысли о камне, что, казалось, звенели набатом не только в его голове, но и разносились по всему замку. Когда весть о пропаже камня разлетелась по всему магическому миру, то Гарри и вовсе не хотелось из спальни выходить, уж очень он сомневался в своих актёрских способностях, чтобы скрыть такого уровня непонимание и волнение. Каким образом так быстро был раскрыт его план, и почему правда всплыла, этого грифиндорец понять не мог. Никак не мог, хоть и старался.

Почему создатель камня только спустя неделю после смерти Квирелла решил посетить школу? Почему не раньше, когда он, Гарри, украл камень? Почему поднял такой скандал? Ведь можно было бы с Дамблдора компенсацию содрать, и бородатый не посмел бы и пикнуть, сам старался, чтобы история забылась как можно скорее и любой ценой, и так его репутация трещала по швам.

Профессор Флитвик, который уже вернулся с Больничного Крыла, вёл урок с несвойственной ему растерянностью. Впрочем, в таком состоянии перебывали и все другие профессора, да и большинство студентов, кроме Снейпа со стороны первых и его факультета, соответственно. Ещё бы, уважаемый всеми светлыми магами, герой Магической Британии, верховный судья, представитель Британии в разных международных организациях и директор школы, оказался замешан в очень грязных делах и теперь, вполне возможно, скоро лишится большинства своих титулов и званий. А что тогда со школой будет?

При всей своей страсти к манипулированию именно Дамблдор держал министерских псов подальше от школы и не давал совету попечителей разорвать Хогвартс, так как туда входили представители противоположных сторон в войне, что разразилась в магическом мире и до сих пор не окончилась. У кого ещё хватит сил противостоять целому ряду «доброжелателей» из противостоящих партий, для которых школа есть ни что иное, как плюс к влиянию, возможность проводить агитацию среди учащихся, контролировать умы подрастающего поколения согласно своим идеям и взглядам. По совести сказать, Дамблдор и сам этим весьма грешил, но идеи его не имели оттенка тирании, а изменения, которые он так или иначе вводил в процесс обучения, были более мягкого, эволюционного характера. А стоит ему уйти, как во главе школы неофициально станет свита Пожирателей. А может, и официально. И тогда прессинга маглорожденных, навязывания традиций магического мира, против чего и выступал Дамблдор, не миновать.

Так думал профессор Флитвик, которому большинство традиций старого общества, как его называли аристократы, вообще запрещало иметь палочку и колдовать, а про преподавание и заикаться не стоило. Он бы вылетел из школы одним из первых. Дальше рабочего места лишилась бы Трелони, хотя это скорее плюс, и МакГонагалл, как сторонница Дамблдора. В общем, не радостная перспектива. Сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть слухи о духе их Господина не могли не радовать, и было ожидаемо, что они поднимут головы.

Но прошла неделя, вторая, и шумиха вокруг директора поутихла.

Сам виновник всего этого газетного «торжества» всё это время, надо отдать ему должное, сидел в школе почти безвылазно, естественно, он с кем надо договорился и кого надо подмаслил на случай непредвиденных обстоятельств, если бы пришлось быстро улепётывать и прикрывать остальные дела рук своих белых. Но спокойным его назвать нельзя было даже с большой натяжкой. Всё это время Дамблдор занимался, в основном, делами финансового плана, отчётами и прочей бумажной волокитой. То ли пытался обеспечить себе спокойную старость, то ли передать в случае чего дела, чтобы всё было идеально и гладко, и, не дай Бог, никто за растраты и тому подобное не привлек его к ответственности. Старый интриган хорошо знал, под него в случае чего копать будут очень настойчиво и долго.

Но постепенно шум, поднятый в магическом мире, утихал. Выпадов в сторону директора становилось всё меньше и меньше. Гневные и обличительные статьи в газетах исчезли. Их сменили другие, более привычные для читательского глаза, вроде анонса концерта магической рок группы, освещения матчей Чемпионата по квиддичу, криминальной хроники об ограблениях домов известных волшебников и т.д. Все-таки деньги большая сила. Пусть и не сразу, но подействовало.

Директор часто размышлял, откинувшись на спинку роскошного кресла, что же произошло. И не мог найти ответа. Всё, вроде бы, было, на первый взгляд, гладко, и шероховатости просто не поддавались объяснениям. Логическим. Странное поведение Избранного, который совсем не вписывается во все рамки, что он ему строил все эти годы. Ни геройства, ни лихачества, ни тяги к приключениям. Дружелюбие, трудолюбие и тишина. Вот и всё. И что делать, как собрать в кучу планы, которые рушатся как Вавилонская башня? Дамблдор прекрасно осознавал, что в случае чего падать с высоты своего трона будет больно. Очень больно.

Он многое сделал, за что ему не будет прощения. Пока он на высоте своей славы, пока он с виду неприступен, он будет для всех великим волшебником, но стоит ему оступиться раз, как все, кто даже клялся в верности, будут пытаться оторвать от него кусочек, толкнуть его в пропасть, плюнуть ему в лицо. Таково общество, окружающее его. Кто он для них? Опора. А что будет, если опору подточит время или враги? Её, не думая, снесут и поставят новую. Не потери силы боялся Дамблдор, не потери денег. А лишь боялся стать ненужным и быть выкинутым за борт истории.

Вот почему он делал всё это. Все интриги, все свои паутины он плёл лишь для того, чтобы быть нужным. Тёмные маги? Пожалуйста! Я ваш оплот света, я ваша крепость. Герой? Я твой наставник и учитель, я рядом с тобой, поддерживая тебя. Я, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, надену ту маску, что будет нужна людям. Ибо они мне нужны. Они должны восхищаться мною. Но во время мира нет героев, и забываются те, кто были героями в сражении. Лишь война была ключом к власти, силе и славе.

* * *

Волдеморт метался в темнице своего разума. Он проиграл очередную битву. Камень ускользнул прямо перед его носом. Дамблдор одурачил его, а директора одурачило вообще непонятно что.

Жизнь ускользала от Тёмного Лорда с каждым днём. Волдеморт не мог поверить, что слабак Квирелл сумел выйти из тотального и нерушимого, как считалось, контроля. Ещё и выйти таким образом, чтобы поставить под удар и Волдеморта, и Дамблдора. Чудо, что никто не понял, кем именно был одержим Квирелл. А если и понял, то чем-то большим, чем слухи, это не стало.

А ведь Волдеморт даже не успел понять, что произошло. Лишённый подпитки, лишённый возможности вытягивать силы из кого-то, перед ним встала перспектива снова несколько лет ждать человека, который бы согласился принять его в себя. В этом-то и была вся загвоздка. С таким уровнем силы без согласия Волдеморт даже в первоклассника проникнуть не смог. Оставались только некоторые дикие звери. И теперь Волеморт шастал по деревьям какого-то парка в Лондоне в виде белки и вынужден был наблюдать за столь ненавидимыми маглами. Их негативные эмоции сейчас были для него питательной смесью. Но ничего... Они все ещё поплатятся за то, что он, наследник Салазара Слизерина, вынужден смотреть на их существование. Стоит ему обрести силы, и все эти твари будут уничтожены!