Танцы до упаду (гет)

В семь утра солнце уже шарашит вовсю, и сад на углу Косого и Вишневого переулка весь в мутной сырой дымке. Погоде плевать на человеческие проблемы. Минди и Синди раскладывают товар. Я плетусь завтракать в кофейню рядом с "Флорианом". Нужно набраться сил перед очередным визитом к маме. Впрочем, на полпути к кофейне мне в голову приходит мысль получше.

— Рон? — Гермиона уже проснулась и выскакивает навстречу, рыжий кот важно выходит вслед за ней, но с крыльца не спускается, наблюдает издалека.

— Решил позавтракать у тебя, — объясняю я, наклоняясь за поцелуем.

Гермиона пахнет яблочным шампунем и собой, теплой и сонной. Поверх пижамы на ней накинут огромный халат типа банного, с маленькой буквой Н слева под воротником.

— Это папин, — говорит она. — Ему подарили в командировке. Он совсем забросил стоматологию. Собирается и дальше заниматься ихтиологией, представляешь?

Знать бы еще, что такое ихтиология.

— Как ты? — спрашивает Гермиона, когда я протискиваюсь на свое любимое место — стул у окна, с которого открывается прекрасный вид на палисадник и на мою невесту, возящуюся у плиты.

— Джордж явился ночью, — жалуюсь я.

Она плюхает на блюдо груду свежеподжаренных блинчиков, ставит рядом банку с кленовым сиропом и садится сама. В прозрачных карих глазах отражаюсь и я, и эта тарелка, и оконный переплет. Пересказ разговора с Джорджем заставляет Гермиону задуматься, и ест она молча, рассеяно кивая на мои рассуждения.

— Опять ты говоришь с набитым ртом, — это единственная связная фраза, которой я от нее добиваюсь.

Десять блинчиков и две кофейные чашки спустя я наконец чувствую себя в силах встретить наступающий день. Спрашиваю Гермиону о ее планах.

— Надо навестить Гарри, — мрачнеет она.

— Они никогда не поднимаются в такую рань.

— Да.

Мы замолкаем.

— Я проверю, как там мама, — говорю я.

— Я просто посижу тут и подумаю, — отвечает Гермиона. — Возвращайся.

Когда я выхожу на крыльцо, вижу, как в открытую форточку залетает сова с новым номером "Пророка". Возвращаюсь назад, чтобы посмотреть газету. На первой странице — интервью с Шеклболтом. Внизу — квадрат с фотографией Гарри и Джинни, еще весенней, и ссылка на страницу номер пять, а там, на два разворота — рассуждения Риты Скитер о том, кто мог отравить невесту героя, о дальнейшей судьбе Золотой пары, ханжеские нравоучения на тему того, как опасны походы в ночные клубы и засилье маггловской культуры. Мутные намеки на то, что Поттер пожинает плоды того, что сам посеял, призыв вернуться к корням... Мельком упоминание о том, что аналогичный случай потери магии был зафиксирован на предыдущей неделе во Франции... Гермиона уселась мне на колени, и я не могу сосредоточиться на том, что мы читаем. Еще очень рано, Гарри наверняка спит, и мама, может быть, тоже еще спит, если приняла вчера успокоительное.

— Пойдем наверх, — ляпаю я вдруг.

И прижимаюсь губами к теплой коже за ухом. Гермиона ерзает, сомневаясь. Мои руки уже успели пробраться под ее халат и теперь довольно ловко вытаскивают из штанов пижамную рубашку. В конце концов мы все же оказываемся наверху.

— Это единственная хорошая вещь, которая произошла со мной за два дня, — говорю я потом.

Гермиона тыкается лбом мне в плечо и бормочет что-то.

— Что?

— Говорю, да! Теперь иди, я приму душ, — и она пытается бедром спихнуть меня с кровати.

— Ты выгоняешь меня, словно мальчика по вызову.

— Уже десять часов!

— Кусаться-то зачем?

— Стой, — поднимает она голову. — Кто-то стучал?

В дверь действительно стучат, и знакомый голос кричит — слышно сквозь открытое окно

— Гермиона! Рон! Есть кто-нибудь? Можно войти?

Через пару минут моя невеста снова разливает чай, а мы с Гарри сидим за столом и переглядываемся. Вид у нас с Герми встрепанный и не в меру румяный, и Гарри это явно забавляет, несмотря на все печальные обстоятельства.

— Раннее утро, — говорит он. — Уж прости, Рон, не знал, что у вас принято предаваться страсти вместо завтрака.

Он зверски зевает. Гермиона сдавленно хихикает.

На Гарри зеленая футболка, джинсы, волшебная палочка приколдована к ремню. Несмотря на легкую беседу, которую он пытается вести, вид у него злой и вымотанный, лицо осунулось. Он снова стал похож на того, каким был полтора года назад, когда мы охотились за крестражами. Раз он пришел так рано, сто к одному, что вообще не ложился.

— Зашел попрощаться, — говорит он. — Мы с Джин решили уехать. Когда узнаете, кто за всем этим стоит — пришлёте мне сову, я вернусь и возьму грех на душу. Договорились?

Серьга в его черных лохмах сверкает свирепо и яростно, как у разбойника. Я киваю, хотя в глубине души удивлен. Не ожидал, что Гарри сбежит, не попытавшись лично разобраться во всем произошедшем. Гарри подтягивает к себе газету и замолкает, бегая глазами по строчкам. Гермиона тихо садится рядом.

— Рита права, — он поднимает голову, но смотрит не на нас, а в окно. — Она сама не понимает, наверное, насколько права. Джин бросила Хогвартс ради меня. Я сбил ее с дороги.

Даже не знаю, что сказать на это. Гарри озвучивает мысли,которые не раз приходили мне в голову, но добивать его, когда он в таком состоянии, кажется подлым. Да и чем теперь поможешь?

— Ты по-прежнему не знаешь, чем она могла отравиться? — спрашивает Гермиона.

— Клуб получает все ингредиенты для коктейлей от очень надежного поставщика, — говорит Гарри, — Потом, не в первый же раз мы все это пили! "Молоко сфинкса" популярно уже месяца три, как минимум. Нет, я честно не знаю. Может быть, фанаты... или, наоборот, кто-нибудь из обиженных прошлой войной. Все это так ужасно несправедливо!

Он ударяет кулаком по столу.

— Скорее всего, отраву Джинни подлили отдельно, — говорит Гермиона. — Ты мог получить свою дозу от нее, когда вы целовались. Это объясняет, почему на тебя подействовало слабее. Постарайся вспомнить: что-то в тот вечер должно было отличаться от обычного.

Гарри криво улыбается.

— Вряд ли я вспомню, даже если так. Мы начали еще в гостях в другом месте, и... черт, как вы меня выносили все это время?

Я думаю о том, что достаточно терпеливый отравитель всегда добивается своего. В нашем мире можно отравить с помощью запаха, поцелуя, касания рукой, напитка, само собой, или еды, пропитанных ядом простыней, натертого ядом седла, даже с помощью отравленного луча света. Вся надежда в таком случае — на ошибку преступника, случайных свидетелей да мстительных призраков, как это случилось с Гамлетом Датским.

— Кхм, — решаюсь я. — не расскажешь о Джинни? Я бы хотел увидеться перед тем, как вы снова пропадете. Попроси ее.

— Джин делает вид, что все нормально, — отвечает он мрачно. — Просила передать, что обязательно всем напишет, как только... Просила понять и не трогать ее сейчас.

— Я ее брат! — возмущаюсь я.

— Прости, я пойду, — говорит Гарри.

Встает и уходит, мы даже слова не успеваем сказать. Гермиона выскакивает за ним, но Гарри аппарирует с крыльца, вызывая явное неудовольствие греющегося на ступенях Косолапсуса.