Кукловод (джен)

— Готово?

Истёртый мел одиноко лежал на краю стола.

Я тихо вошла в дом, пока Ильмерил что-то дописывал на листе. Он приглашающе кивнул на стул, и я бы села — только ноги от волнения не могли двигаться. Последний барьер наконец предстал детским рисунком на каменном полу, но первым моим порывом было броситься стирать этот треклятый мел, навсегда запирая гулкую надежду, бьющуюся где-то в горле.

О да, я шла на смерть!

Мир останется таким же гадким — только греть ему на один котёл больше.

— Сядь уже, — раздражённо бросил эльф, — и не промахнись. Все вопросы с твоим ручным убийцей улажены?

— Уб... Что?

— О, брось, это давно не секрет. Хотя, признаюсь, твой выбор сопровождающего меня порядком озадачил. Неужели в Братстве нет никого более...

— Нет. Для любого из твоих вопросов.

Альтмер хмыкнул и величаво проплыл вдоль книжных стеллажей. Кажется, избавившись от более искушённого оппонента, он решил поупражняться в остроумии на мне. А я, как назло, не обращала на это внимания.

Я не жаловалась, нет. Только страшно было уронить небо, которое внезапно обрушилось на плечи. Всамделишний бог высадился на окраине Лондона, опаляя своей милостью не хуже огня; должен ведь был появиться герой, который справится, всё сделает правильно и целый мир спасёт, раскидывая тучи! Но не появился... Каждая секунда всё сильнее пригибала к земле.

— Полагаю, ты захочешь взглянуть на подготовку.

— А это ещё не всё? — я устало кивнула на узор на полу. Эльф только рассмеялся.

— А зачем я тебя гонял по Тамриэлю? Впрочем... Полагаю, человеку, не знакомому даже с основами искусства магии, нет смысла давать объяснения, так что можешь просто понаблюдать.

— И сколько мне на тебя пялиться?

— Сколько потребуется! Но не переживай, ты отправишься уже сегодня.

Классический высокомерный говнюк. Впрочем, от него зависело слишком многое, поэтому я подавляла любые порывы почесать кулаки о его холёную рожу.

Если до этого момента время напоминало кисель, то теперь оно застыло, будто смола. Я чувствовала себя музейным экспонатом, мухой в янтаре, которую разглядывают со всех сторон, а она не может даже моргнуть в ответ. Довакин прошествовал куда-то по лестнице, оставив меня в декорациях неплохого фентезийного ужастика, и было в этом что-то... Как полная зелий комната перед финальным боссом. Очередное снисходительное озарение, только сжигающее нервные клетки. Последний, издевательски бодрящий глоток воздуха перед погружением на самое дно. И ведь меня не сталкивают, и камень не болтается на шее, нет, сама спускаюсь и ищу во тьме что-то, чего не разглядела бы и ясным днём.

А когда найду...

Когда же?

Всего через полминуты моих печалей Ильмерил вернулся с сигильским камнем в руках. Маленький артефакт, по окрасу напоминающий шар для боулинга, никогда не вызвал бы у вас лишних эмоций, не знай вы, что он из себя представляет и откуда взялся. Но я уже слышала тихую мелодию родного Обливиона и почти ощущала затылком сухой жар Мёртвых земель.

— Ты ведь состоишь в винтерхолдской гильдии?

Эльф пристально на меня посмотрел. Ну да, ведь откуда мне знать, что камешек он получил в той самой гильдии, сдавая Финису Гестору "экзамен" на мастера некромантии? То есть колдовства, ах, вечно их путаю.

Вот интересно, Ильмерил застал Кризис Обливиона? Меры здесь вроде как живут дольше людей, но спрашивать напрямую было неудобно. А внешность у него была неопределённой — альтмеру могло быть пятьдесят лет, а могло и все пятьсот.

Тем временем сигильский камень занял своё место на рисунке. В воздухе стали разливаться тихие щелчки, но я не сразу обратила внимание, что это мои собственные пальцы барабанят по столу. Ильмерил извлёк из моей сумки драконью чешуйку и один из камней душ, удовлетворённо рассмотрел их со всех сторон и также сгрузил на меловые узоры. Затем он достал чуть мерцающее фиолетом ядрышко атронаха и принялся расколачивать его небольшим молоточком. В какой-то момент эти стуки вместе с моим нервным тиком почти слились в одно целое; но вскоре скорлупа раскололась и я, неожиданно для себя, увидела чуть ли не самое прекрасное зрелище на свете. Изнутри ядро напоминало жеоду, вот только в нём собрался будто сам звёздный свет, бегущий по кристаллам расколотой фиолетовой ночи. Но вдруг вся эта пульсирующая галактика разом потухла, превратившись в уродливый серый песок, который был тут же ссыпан в деревянную миску. Я была так поражена метаморфозой, что пропустила момент, когда посыпанный солью рисунок на полу начал светиться. На самом деле, эльфу потребовалось некоторое время, чтобы растолкать меня и привести в чувство.

— Элис, портал вот-вот откроется! — по его решительному лицу было ясно, что мне не оставят ни секунды на сомнения и, если потребуется, вытолкнут в Обливион силой.

А на холодном каменном полу, к чертям разметая листы пергамента и другие лёгкие предметы, уже разевала свою пасть огненная арка — с ленивой уверенностью зверя, нарочито медленно тянущегося к добыче, зная, что всё равно сомкнёт на ней клыки. А пока этого не случилось, я решила кое-что прояснить.

— Ты же использовал только одно ядро и один камень, портал не должен был открыться!

— С чего ты взяла? — весело спросил Довакин, перекрикивая нарастающий рёв огня, — оставшиеся ингредиенты отлично послужат для моих исследований.

— Ты... Я... Что?!

И ради его прихоти я столько лишнего времени болталась у чёрта на рогах, я убивала людей!

— Считай это платой за проход. У тебя ведь свои интересы в Обливионе, верно?

Эльф победно улыбался рядом — чудовищный, мерзкий, ненасытный. Его лицо было последним, что я запомнила, прежде чем меня поглотила тьма.

* * *

И была пустота. Я шла по ней, не чувствуя ног, или падала вниз, или застыла неподвижно. Глаза ничего не видели, рук не касались ни солнце, ни дуновение ветра. Мне казалось, я была целой вселенной, и в то же время не существовала вовсе. Но спустя вечность (или мгновение?) появился Голос.

— Никчёмная смертная, ты даже сюда не смогла добраться самостоятельно! Насколько жалким насекомым нужно быть, чтобы позволить так себя одурачить?! Это было до разочарования нелепо. Но, думаю, ты ещё способна меня развеселить...

Гром ворвался в мой несуществующий мир, обрывая все оковы.

Едва Голос утих, пришла Боль.

Наверное, я кричала — трудно было понять, не слыша ни звука. Мелкие крупицы боли заволокли сознание, обжигая и выворачивая наизнанку, хотелось выть и кататься по земле, но ничто, ничто не могло от этого отвлечь. Я бы захлебнулась криком, если бы в той пустоте вообще был воздух.

— Я думала, ты будешь особенной... Враньё! Все твои благородные принципы разлетятся в пыль, едва я поманю тебя избавлением! Клятвы смертных так смешны, когда они предают ради брошенной кости...

Голос был повсюду, он пел среди режущих сознание кровавых струн. Он плавил нервы в огонь прямо внутри меня; он убаюкивал, шептал и не давал провалиться в спасительное небытие, хотя я молила его меня отпустить.

— Но я дам тебе шанс. Вернись туда, откуда пришла, спаси свою жизнь, забудь о прошлом. Произнеси одно простое слово, и я тебя отпущу. Взамен — о, ничего стоящего усилий, просто одним нелепым божком в этом мире станет меньше. Но ведь это такой пустяк.

Давай же! Измученный голос готов был докричаться до любого неба, и я пыталась, каждой клеткой живой пыталась... но не могла. Что-то сильнее боли держало изо всех сил, и сдаться значило разорвать себя на части. Я сгорала заживо, не в силах найти выход из лабиринта молчания.

Что держало меня? Стрелки весов качнулись, и нечто далёкое сейчас обрело смысл. Лежи я на дне океана — из него бы мигом выкипела вся вода; коснись меня ветер — стал бы раскалённым ураганом; ведь я посмела забыть, зачем всё-таки оказалась здесь.

Внезапно из темноты вынырнуло лицо.

То была прекрасная и жестокая женщина. Её блестящие волосы ниспадали вниз подобно ночным водопадам, а в глазах было столько злобы, что я сквозь боль поразилась, как меня ещё не убили.

— Одно... простое... слово.

Её ледяная улыбка не остудила пылающие нервы, хотя, казалось, даже воздух должен был покрыться льдом.

— Он так дорог тебе? Или ты боишься обмана? Уверяю — всё будет честно.

Я молила её меня услышать! Колотила руками изнутри стеклянного бункера, содрогаясь от стыда за слабость. Рыдала и просила прощения. Но незнакомка была всё так же издевательски глуха.

— Что ж... Возможно, кое-кто другой тебя разговорит.

Женщина скрылась в тени — и с тем натянула до предела невидимую нить; обрываясь, она мгновенно унесла прожигающую боль, оставив мне мышечные судороги и напугавший внезапностью собственный крик.

Затем я почувствовала, что лежу на твёрдой гладкой поверхности, а спина ноет от долгого бездействия. Руки, поднесённые к лицу, немного дрожали, но всё же были видны. Когда я опустила их, из темноты на меня смотрело новое лицо.

Рожа. Звериный оскал на человекоподобном лице действительно пугал. Его вид не оставлял сомнений в том, что со мной сейчас будут делать. Внутренний голос начал пробиваться наружу с удвоенной силой.

— Маленький птенч-чик... Знаешь, сколько косточек в теле смертных? О, я дам тебе время пересчитать каждую из них!

И он мне его дал. О боги, сколько же времени! Сначала были пальцы... Самые кончики, фаланга за фалангой, их разбивали молотком, давили серыми узловатыми кулаками, откусывали вонючей пастью с подгнивающими зубами! И ни разу — ни разу — мой мучитель не повторился. Он хотел, чтобы я считала собственные кости, но мыслей уже целую вечность не было в моей голове, даже крик оборвался, не в силах облегчить боль.

— Не хочешь? Почему не хочешь?! Умоляй меня, никчёмная сука, и тогда — может быть — я отпущу тебя. Если сможешь...

Правую ногу скрутило и вывернуло наизнанку. Против воли я смотрела, как она превращается в кровоточащий кусок мяса.

— Уйти...

На левую ногу опустилась гнилая когтистая рука, ломая одновременно все кости. Их обломки торчали из-под пузырящейся кожи.

— На этом!

Но я не собиралась никуда идти. Уже бы только умереть. Глаза моментально заволокли слёзы. Вот так, в агонии, я пыталась что-то произнести, что-то хорошее и важное, прекращающее эту пытку, но они только помогали мне.

— Будешь молчать, и сдохнешь здесь — а он продолжит жить, не вспомнив о тебе, жалкая тупая сука.

Они помогали мне держаться. Даэдра, решившие поиграть. Кукловоды. Я не знала, кто из них разрывал меня на части, кто шептал обжигающе на ухо, да и не было никакой разницы. Разум запретил себе слова, и послушное тёплое тело могло царапаться и выть в своё удовольствие. Я не видела, но помнила — белые волосы, широкую улыбку. Почему-то не возникало сомнений, чья жизнь была важнее.

Я ещё не знала, как сильно ошиблась.

— Не хочешь...

Черноволосая женщина вновь появилась из темноты и почти заботливым движением пригладила мои волосы. Когда она отняла руку, её ладонь была красной.

Хорошо, они не додумались дать мне зеркало.

— Он был уверен, что ты справишься. Но кому, как не нам, удивляться смертным с вашей способностью порой творить невозможное. Он будет жить — но вскоре ты этого не захочешь.

Я наконец почувствовала, как исчезаю.

И появляюсь где-то ещё.

Стояло тёплое летнее утро. Сквозь дрожащие веки мягко светило солнце. Я протёрла глаза руками, чтобы стереть яркие блики, и начала подниматься с земли. Здесь было приятно — шорох далёкого леса дополнял щебечущие птичьи голоса, а запах лесных трав лоскутами полз по траве.

За мной наблюдали.

Они окружили поляну. Хирсин, любовавшийся бабочками; ковыряющая пальцем пень Вермина; прикрывшая глаза Меридия; застывший со скрещенными руками Молаг Бал; хмурый и сосредоточенный Боэтия; Ноктюрнал с гигантскими воронами на плечах; Периайт, отрывающий крылья жуку; вопросительно поднявшая бровь Мефала; Сангвин, салютующий бокалом с чем-то, похожим на кровь; Хермеус Мора, моргающий одновременно всеми глазами; ковыряющий веткой в зубах Малакат; чем-то недовольный Клавикус Вайл, сегодня без Барбаса; Намира, приглаживающая ладонью волосы; сидевшая в тени клёна Азура. Ноги будто приросли к земле: тяжесть этих взглядов, любопытных, наблюдающих, где-то даже радостных, могла расплющить не одну звезду. Тысячи мыслей пронеслись в моей голове и мигом спрятались подальше от живой силы этих всемогущих существ. Я и сама хотела убежать за ними вслед, ведь вся эта гонка вдруг стала бессмысленной и обречённой на провал.

Влажная от волнения ладонь несмело сжимала лук. Как он у меня оказался? Я вспомнила, как мерзкий обманщик Ильмерил всучил его мне сразу перед тем, как закинуть в портал. Я сопротивлялась, но рука сама схватила знакомый предмет... Рука...

Почему она целая?! Я уставилась на свои пальцы, словно видела их впервые. Меня же только что пытали и почти убили, как можно было забыть об этом?

Впереди раздался смешок. Черноволосая женщина, теперь так легко узнаваемая, с презрительной ухмылкой смотрела мне в глаза.

— Долго же до тебя доходило, — произнесла Мефала шелестящим, как ночной ветер, голосом.

— Что... произошло? Почему я не умерла?

— Потому что мы этого не хотели, тупая ты курица! — прогремел приближающийся ко мне Молаг Бал, — Твои кости были такими хрустящими! Как я хочу снова раздавить и сломать их все! Но ещё не время...

По мере того, как они говорили, солнце чернело и выцветало. Перед глазами плыл туман; выдержать одно только присутствие принцев даэдра было почти невозможно. Я опустилась на землю, ловя ртом воздух. Изумрудная трава волнами поднималась в мою сторону, ещё немного — и поглотит, опутает корнями и сравняет с землёй. И — какая ирония — голос самого ненавистного тогда существа вернул меня к жизни.

— Какая же ты жалкая.

Этот рычащий скрип мог принадлежать только Мерунесу Дагону. Я подскочила, как ужаленная, и мигом развернулась.

Среди зелени и неба он бросался в глаза выжженным алым пятном; стоя во весь гигантский рост, он рогами, казалось, мог разорвать облака. Тем крошечнее выглядела на его фоне сутулая фигура в тёмном пальто. Карие глаза смотрели на меня с сожалением; шея была опущена под тяжестью приставленного к ней меча. Я почувствовала, что таю. Внезапно и тяжёлые взгляды, и горький, как пепел, воздух, потеряли всякое значение — я могла за мгновение домчаться до рогатого демона и голыми руками разорвать его на части. Но ведь не с голыми руками я пришла к нему.

Стрела испустила радостный вздох. Руки всё сделали сами — разум был где-то очень далеко, наивно поражаясь абсурдному ужасу происходящего. Время змеёй свернулось у моих ног, мир выцвел, а слишком медленное сердцебиение мешало двигаться. Я лишь услышала, как стрела с сочным хлюпаньем вошла в плоть принца разрушения; взгляд же не мог оторваться от совершенно других глаз.

Он просил меня остановиться. Стоявший в десятке футов и далёкий, как Солнце, Шео был таким живым. Он чуть морщился от росы, промочившей края брюк, и от стягивающей запястья грубой верёвки.

— В первый раз это было в твоём сне, — проскрежетал Мерунес, доставая стрелу из щеки, — но прямо сейчас я сломаю твои кости по-настоящему!

Я достала новую стрелу из колчана и выстрелила вновь. Дагон чуть дёрнулся — стрела чиркнула по носу и впилась в самый уголок правой глазницы. Демон с лёгкостью вытащил и её, застрявшую более чем на три дюйма, и с хохотом переломил двумя пальцами. Я тупо смотрела на это и пыталась найти другие варианты. Их не было. Очевидно, что даэдра не убить простой металлической зубочисткой, но робкая надежда до последнего отравляла душу.

Но принц не спешил выполнять угрозу. Одна из рук — которых у него, кстати, было четыре — направляла меч не на меня. Быть бы мне искрой, свободной и яркой, я бы сожгла чудовище изнутри. Но огонь разъедал само небо; мне кажется, наши души горели в том же огне.

— Пора заканчивать, — кто-то сказал за моей спиной.

Дагон занёс меч. Всё. Птицы замертво падали со своих гнёзд, трава жухла и осыпалась под ногами, младенцы в колыбелях заливались плачем; а если этого не было, если мир не горевал о том, что сейчас случится, то я не хочу жить в таком мире.

Его не будет? Не будет его?!

Шео не опускал головы, от его взгляда хотелось выть.

— Ты ещё можешь уйти, — Мефала очутилась совсем близко. Воздух был соткан из её шёпота.

— Уйти?! Ты обещала!!! Ты!..

Я упала на землю, почти ничего не видя. Думала, что умру от этой боли. Но меня коснулась чья-то рука. Хотелось отгрызть её, отрезать... Разум не мог ненавидеть сильнее, но сердце, тупой кусок мяса, всё поняло правильно.

Кто-то обнял меня, прижал к себе, согрел сведённые судорогой пальцы. Я не двигалась; дышать не могла; но узнала.

— Тш-ш, сейчас будет легче. Не трясись так, у тебя вот-вот сердце остановится.

И пусть. В этот миг оно бьётся вечно, когда я в кольце твоих рук, вдыхаю запах грозового лета, и знаю, что каким-то сказочным чудом всё будет хорошо. Потому что главное — это...

— Понравилось? Я честно пытался не переигрывать, но ты была на высоте.

Сначала я не врубилась. Да и потом тоже, но Шеогорат отстранился — расплавленное золото плескалось в его глазах, цвет веселья и триумфа, а на губах была такая улыбка, за которую ещё секунду назад можно было с лёгкостью умереть. Но послышался первый смешок — и до меня дошло.

Лондон, перестрелка — ни царапины. Внезапно умершие преследователи. Я подскочила на ноги, озираясь по сторонам. Тамриэль, погоня за ингредиентами, которые буквально сами лезли в руки. Они все теперь смеялись — даже Дагон, одной рукой вытирая слёзы, а остальными держась за живот. Портал — ловушка; они просто залезли в мою голову и слегка пощекотали нервы. Ждали. Наблюдали. Зрители.

А кукловодом был он.

Я выхватила пистолеты, родные Глок и Зиг-Зауэр, и выпустила в его голову все пули. Щёлкнули затворы; тогда я отбросила железки и бросилась на него. Шеогорат перехватил мои запястья, весёлый, невредимый.

— Семеро из этих олухов теперь должны мне по желанию. Я сделал их, как котят — они думали, ты всё-таки сбежишь! Полагаю, будет справедливо отдать одно из них тебе.

— Сдохни.

— Не... Постой, до тебя ещё не дошла шутка?

— Дай Дагону отрубить тебе голову. Умри, растворись, исчезни.

— Ха-ха! И правда не дошла, надо же... Ничего, смертные никогда не обижаются долго.

Он подмигнул мне и снова улыбнулся. Тогда я вырвала руки, выхватила ещё стрелу и воткнула ему в шею.

— Элис! Элис... Ты правда расстроилась?

— Ваббаджек.

— Что?

— Моё желание.

Шеогорат вынул стрелу, задумчиво повертел в руках. Он хотел подойти, но я метнулась назад.

— Сейчас.

Он вздохнул и превратил стрелу в посох, протягивая его мне.

— На землю.

— Боишься, он укусит?..

— Брось его на землю!

— Ладно, на! Забирай.

Ваббаджек подкатился ко мне, почти касаясь кед. Я быстро подняла его, схватив так сильно, что пальцы занемели. Это был билет домой, билет отсюда.

— И ты ничего не скажешь? Вернёшься в то болото? Мы же так хорошо начали! Сколько там твоих человеческих лет?.. Здесь хотя бы не так скучно.

— Что я должна ответить. Трястись от страха за тебя было интересно. Я обожаю, когда надо мной смеются и бьют в спину. Так?

Я люблю, когда мне разбивают сердце и даже не замечают этого. Не дав ему ответить, я стукнула посохом о землю.

— О, так быстро... Что с тобой?

Ильмерил был озадачен, я наверняка выглядела не лучшим образом.

— Забирай. Только отправь меня домой.

— Элис, подожди, давай поговорим! Что там случилось? Почему... Как ты?

— Неважно. Просто используй Ваббу.

— Ты на меня больше не сердишься?

Мне стоило усилий вспомнить, о чём он говорит.

— О, конечно, нет, это такие мелочи.

Эльф нахмурился и посерьёзнел ещё больше, если такое вообще было возможно.

— Останься хотя бы до утра.

— Тебе ещё что-то от меня нужно?

— Ты себя видела? Это тебе кое-что нужно!

— Уже нет...

Уже нет.

— Давай, взмахни посохом, прошу.

Навершие Ваббы начало светиться.

— Спасибо за помощь, посох был последним недостающим звеном.

На этих словах я закрыла глаза.

* * *

Квартира выглядела целой. Оба пистолета обнаружились на столе в коридоре, о стену опирался лук. Рядом с ними лежал издевательски огромный кусок чистого золота. Я немного подумала и выбросила его в окно. Он приземлился на траву, чуть не задев припаркованный рядом чёрный Ягуар. Ключ, видный даже отсюда, лежал на приборной панели.

Я взяла документы, деньги, спустилась к машине и уехала, чтобы никогда не возвращаться.

_____________________________

Ну вот как-то так.

Вы действительно думали, что Шеогората, или любого из них, можно так просто убить? Он же бессмертный. И козёл, да.

Делаю перерыв в связи с написанием самого страшного фика в жизни — диплома. Защита в конце июня, ориентируйтесь на эту дату.

Спасибо всем, кто меня пинал и писал комментарии. Помня о вас, я старалась быстрее заканчивать главы.

Здесь должны быть довольные смайлы, но что-то на них не тянят. Чем ближе текст подходил к концу, тем сильнее хотелось остановиться и оборвать историю на хорошей ноте, но из песни слов не выкинешь — такие вот они говнюки, заскучавшие боги.