Разоблачение государственной измены (джен)

Когда Зорро покинул Бернардо, он направился обратно в Лос-Анджелес. Он щадил вороного жеребца, насколько позволяло время, но каждая секунда была на счету. Им предстояло преодолеть немалое расстояние этой ночью, завтра днем и следующей ночью. Торнадо, сильный и преданный, рвался вперед, едва сдерживаясь от галопа. Каждая мышца его тела жаждала бешеного бега. Но он повиновался воле хозяина, плавно скользя в темноте. Вскоре впереди показались призрачные тени пуэбло. Часы пробили два ночи. Зорро оставил Торнадо в темном переулке близ дома магистрадо, зная, что верный конь примчится по первому свисту, если потребуется срочно уйти. Он прокрался к лестнице, ведущей в кабинет магистрадо, и без труда открыл замок. На этот раз свеча не понадобилась. Он безошибочно определил, где искать желаемое. Отодвинув массивный шкаф от стены, он нащупал за ним искомую кожаную папку. Затем он вернул шкаф на место. Пока все складывалось удачно.

Зорро бесшумно выскользнул за дверь и тихо запер ее на замок. Он спустился по лестнице, внимательно оглядывая площадь. Он уже собирался пройти под лестницей к Торнадо, как вдруг замер на месте. По улице неторопливо шли двое улан, явно патрулируя пуэбло. Ночь была настолько непроглядной, что они, казалось, не заметили его. Зорро бесшумно метнулся обратно к лестнице и взбежал на несколько ступеней, пока не лег, прижавшись к перилам, словно слившись с ними. Солдаты прошли мимо лестницы, даже не подозревая, что самый неуловимый преступник Калифорнии затаился во тьме, всего в нескольких дюймах от них. Зорро затаил дыхание, боясь выдать себя малейшим шорохом.

Когда уланы скрылись в направлении церкви, Зорро вздохнул с облегчением. Дождавшись, пока они не исчезнут из виду, он бесшумно поднялся, спустился по лестнице и отыскал Торнадо в переулке. Легко вскочив в седло, он шепнул жеребцу предостережение, и они, крадучись, покинули пуэбло. Вскоре они мчались в сторону гасиенды де ла Вега и пещеры Зорро.

Прибыв на место, Зорро положил папку на стол в пещере, затем ослабил подпругу седла Торнадо и угостил коня щедрой порцией овса. Он решил дать жеребцу час отдыха, прежде чем отправиться в Сан-Хуан. Сняв маску, шляпу и перчатки, Диего достал бумагу, перо и чернила и сел за стол.

Он чувствовал острую необходимость обратиться к отцу как Диего. Ему казалось, что дону Алехандро будет легче перенести предстоящие испытания, если у него будет частичка сына, за которую можно ухватиться. Он обдумывал письмо всю дорогу, пока мчался обратно в Лос-Анджелес, и теперь слова сами ложились на бумагу. Он взял перо и начал писать:

Дорогой отец,

Я постоянно думаю о тебе, пока жду новостей от сеньора Зорро, которые позволят мне вернуться к тебе. Он не раскрыл мне всех своих планов, лишь сообщил, что вы вместе разоблачаете сеньора Сантьяго, чтобы снять с меня ложные обвинения в измене. Он также говорит, что теперь ты понимаешь, почему я не мог защищаться от лжи магистрадо. Я думал только о тебе, отец. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы подвергать опасности. Возможно, я не тот сын, о котором ты мечтал, но я готов отдать свою жизнь, чтобы защитить твою.

Послание, которое сеньор Зорро передал мне от тебя, согревает мое сердце, как ничто другое. Твои слова, произнесенные его устами, — это последнее, что я повторяю про себя перед сном.

В настоящее время я полностью полагаюсь на сеньора Зорро в вопросах безопасности и укрытия. Я дал ему обещание не раскрывать своего местонахождения. Я не знаю, кто скрывается под этой маской, но я знаю, что доверяю ему свою жизнь и твою. Он — наша единственная надежда. Пожалуйста, делай все, о чем он просит. Ты не найдешь более надежного друга в это трудное время.

Я люблю тебя, мой дорогой отец, и с нетерпением жду того дня, когда мы вновь будем вместе.

Твой любящий сын.

Диего поставил подпись и подул на письмо, чтобы чернила быстрее высохли. Затем он аккуратно сложил лист пополам. Снова взяв перо, он начертил жирную "Z" на лицевой стороне письма, словно печать. Ниже он добавил:

Отправляйтесь в Сан-Педро, как и планировалось.

Он планировал оставить записку на подушке дона Алехандро, а затем отправиться в Сан-Хуан, чтобы отыскать судью Васку.

-Z-Z-Z-

На следующее утро дон Алехандро пробудился от глубокого, безмятежного сна. Отказавшись от вина после визита магистрадо, он чувствовал себя на удивление бодрым. Желудок не бунтовал, когда он опустил ноги на пол. Проведя ладонями по лицу, он задержался в этом положении, собираясь с мыслями, прежде чем подняться. И тут его взгляд упал на сложенный листок бумаги, покоившийся на подушке. Уголки губ тронула слабая улыбка — это было послание от Зорро. Он уже привык к этой призрачной способности человека в маске появляться и исчезать, словно призрак. Взяв письмо, он прочел короткое сообщение. Вздох сорвался с его губ. Меньше всего ему хотелось ехать в Сан-Педро, но, чтобы дать призрачному плану Зорро хотя бы шанс на успех, придется. Мысль о необходимости возобновить этот тягостный фарс не вызывала ничего, кроме отвращения, но он знал, что должен. Он готов был на все, чтобы вернуть Диего.

Затем дон Алехандро заметил, что на внутренней стороне листка что-то написано. Он развернул его и принялся жадно вчитываться в строки. Глаза застилала пелена, он с трудом дочитал до конца, сдерживая подступающие слезы. Послание было доставлено Диего, и чувства оказались взаимными. Тоска по сыну разрасталась с каждой минутой. И тронула его не только любовь Диего, но и его слова о Зорро. Два слова врезались в память, словно высеченные в камне: Доверие и Надежда. Те самые мысли, что зародились в его сердце о человеке в маске, теперь эхом отдавались в письме Диего. Да, в час беды у них обоих был тот, к кому можно обратиться. Эль Зорро.

«Что ж, сеньор Зорро, — подумал дон Алехандро. — Мой сын просит меня доверять вам, и, похоже, я должен прислушаться. Я поеду в Сан-Педро и сделаю то, о чем вы просите. Диего прав, у нас нет иной надежды, кроме той, что мы возлагаем на вас. Даст Бог, мы победим, и мой сын вернется ко мне».

Дон Алехандро бережно спрятал письмо Диего в одном из потайных отделений своей спальни, о котором не знал никто, даже его сын, и принялся готовиться к поездке в Сан-Педро. Он решил облачиться в свежую одежду и в последний раз перед дорогой помыться. Кто знает, когда ему еще представится такая возможность. В грязном городишке Сан-Педро ему скоро придется снова забыть о чистоте и комфорте.

Старый Хуан был заметно удивлен, когда дон Алехандро попросил наполнить ванну и принести чистое белье. Дон Алехандро сделал вид, что не заметил этого. Вместо этого он с наслаждением погрузился в горячую воду и пролежал в ней, казалось, целую вечность. Наконец, он вытерся и оделся. Вернувшись в комнату, он собрал небольшой чемодан с необходимыми вещами и пополнил кошелек песо на еду и вино. О его жилище позаботился Зорро. «Третий дом от причала с красной дверью», — вспомнил он слова человека в маске. Он надеялся, что там будет приличная кровать, не то чтобы он собирался проводить на ней много времени, но он терпеть не мог продавленные матрасы.

Дон Алехандро взял плащ и чемодан и спустился вниз по лестнице. Во внутреннем дворике его ждал только старый Хуан. Осенние листья кружились у его ног в порывах ветра, а мелкие ветки и прутики устилали плитку. Дом выглядел осиротевшим. Дон Алехандро стиснул зубы, поклявшись, что, как только все это закончится, он вернет дому и гасиенде прежний блеск. Он был рад, что его покойной жене, да упокоится ее душа с миром, не пришлось увидеть это запустение. Он глубоко вздохнул, готовясь к тому, что его ждет впереди.

Резко обернувшись к Хуану, он произнес:

— Хуан! Я покидаю это место. Иди и скажи вакеро, чтобы оседлали моего коня.

— Уезжаете, патрон? — робко спросил Старый Хуан. — И не вернетесь?

— Сюда не к чему возвращаться! — огрызнулся дон Алехандро, вновь поддаваясь отчаянию. — Все здесь напоминает мне о Диего и моем позоре! Я больше не могу здесь оставаться. Иди же!

Старый Хуан поспешил исполнить приказ своего хозяина. Он отыскал двух оставшихся вакеро, которые слонялись без дела возле конюшни, и передал им слова дона Алехандро. Вакеро лишь покачали головами, сочувствуя старому хозяину. Один из них, Рауль, оседлал коня, и они вдвоем отвели его к передней части гасиенды. Старый Хуан вернулся в дом и вышел во внутренний двор. Он наблюдал через ворота, как дон Алехандро выхватил поводья у Рауля и вскочил в седло.

Старый Хуан подбежал к своему хозяину, схватил поводья и закричал:

— Патрон! Патрон! Куда вы едете? Что нам теперь делать?

— Я еду в Сан-Педро, если тебе так интересно, — прорычал дон Алехандро. — Я больше не могу оставаться в Лос-Анджелесе, где многие смотрят на меня с жалостью, как и ты. Где повсюду я вижу напоминания о Диего. Вы можете остаться здесь или уехать. Мне все равно. Возможно, через несколько дней у вас появится новый хозяин. А теперь отпусти лошадь!

Он хлестнул коня по бокам, и тот рванул с места. Сердце дона Алехандро сжалось от тяжести сказанных слов. Все эти люди многие годы были верными слугами его семьи. Но он был полон решимости выполнить то, о чем просил Зорро.

Трое мужчин стояли, провожая взглядом всадника, и смотрели, как тает вдали облако пыли, поднятое конем дона Алехандро. Первым нарушил молчание Рауль.

— Я же говорил. У него разбито сердце. Боюсь, мы больше никогда его здесь не увидим.

— Да, — печально произнес Старый Хуан. Он обвел взглядом гасиенду. — Но я не уйду отсюда. Это мой дом. И я буду заботиться о нем, как смогу. Может быть, патрон передумает и вернется.

— Не думаю, — сказал Гилберто, другой вакеро. — Но, как и ты, я считаю это место своим домом. Я тоже останусь здесь. Мне больше некуда идти. Нужно же кому-то заботиться о лошадях.

Рауль кивнул в знак согласия.

— Значит, мы все останемся, — заключил Гилберто. И словно по команде все трое обернулись и посмотрели на опустевшую дорогу, по которой уехал от них их господин.

-Z-Z-Z-

Дон Алехандро во весь опор понесся в Сан-Педро, прибыв туда, когда солнце уже миновало зенит. Словно не замечая взглядов, прожигающих его спину, он гордо восседал на коне, проезжая по улицам города. Многие узнавали его, ведь он годами отправлял шкуры и сало из этого сонного порта и нередко заглядывал сюда, чтобы перекинуться словом с капитанами кораблей. Теперь же, встречая его, люди замирали и, тыча пальцем, перешептывались. Дон Алехандро кожей чувствовал, о чем судачат эти языки. «Вон, отец того самого Диего де ла Веги, предателя». От одной мысли об этом его била дрожь. О, если бы он только мог открыть им правду, заставив умолкнуть их злые языки! Но нет, он не мог. Во-первых, ему никто не поверит, ведь у него нет доказательств. Во-вторых, это разрушит всю тщательно выстроенную им маску скорбящего отца, призванную обмануть Сантьяго. Глубоко вдохнув, дон Алехандро собрал всю волю в кулак, готовясь начать эту мучительную игру заново.

Заметив мальчишку лет десяти, который не сводил с него глаз, он рявкнул:

— Эй, niño![1]. Подойди сюда! Отведешь моего коня в конюшню, позаботься, чтобы о нем хорошо присмотрели, — и бросил мальчику монету. — Это тебе, — и добавил еще одну. — А это — на корм коню. Отнесешь в конюшню.

Мальчик поклонился и улыбнулся.

— Да, сеньор! — воскликнул он, хватая поводья коня дона Алехандро.

Дон Алехандро спешился и отцепил от седла свой чемодан. Мальчишка скрылся, ведя коня под уздцы. Дон Алехандро окинул взглядом окрестности, выискивая вдали пристань. Он зашагал по улице, разыскивая дом с красной дверью. И нашел его там, где и говорил Зорро. Краска на двери выцвела, местами облупилась, но это была единственная красная дверь во всей округе. Он потянул за ручку, и дверь поддалась.

Внутри царила удручающая пустота. Казалось, дом состоял всего из трех комнат, перетекающих одна в другую. В первой комнате на окнах висели выцветшие, потрепанные красные занавески, а вдоль стены стояла лишь грубая скамья. Единственным источником света служило настенное бра со свечой. Дверь, полускрытая занавеской, вела в следующую комнату.

Дон Алехандро отдернул выцветшую ткань и увидел комнату примерно такого же размера, как и первая, с круглым столом в центре. На столе стоял простой канделябр с четырьмя оплывшими свечами. По комнате были небрежно разбросаны два старых деревянных стула, один из которых валялся в углу. Дон Алехандро с мрачным видом оглядел свое новое пристанище. При въезде в Сан-Педро он видел небольшую гостиницу, которая, несмотря на свою убогость, показалась бы сейчас роскошью.

Сняв шляпу, он положил ее на стол, устремив взгляд на дверь, ведущую в заднюю комнату. «Возможно, там хоть кровать найдется», — подумал он. Открыв дверь, он действительно увидел в маленькой комнатушке узкую кровать. Единственным ее достоинством было то, что два одеяла и подушка, сложенные на одном конце, выглядели чистыми и новыми. На подушке лежал сложенный листок бумаги.

Дон Алехандро бросил чемодан на кровать и взял записку. Она была без подписи, но почерк показался ему знакомым. Почерк Зорро.

Условия здесь спартанские, сеньор де ла Вега, но я выбрал это место не случайно. Именно сюда я приведу судью Васку, чтобы он стал свидетелем вашей встречи с сеньором Сантьяго. Вы заметите решетку между этой комнатой и соседней.

Дон Алехандро огляделся. Действительно, между двумя комнатами виднелось отверстие, закрытое деревянной решеткой. Он вернулся к записке.

Здесь мы будем после полуночи, на второй день после сегодняшнего. Судья Васка сможет услышать все, что произойдет. Помните, ваша задача — вывести Сантьяго на чистую воду, заставить его признаться в том, что он оклеветал Диего, используя ложные улики, и раскрыть причины, побудившие его к этому. Не забывайте о смерти его жены. Сантьяго повинен и в этом злодеянии. Его признание — вот все, что нужно услышать судье Васке. Тогда достопочтенный судья поступит по справедливости. Я в этом уверен. Однако я не стану вас обманывать. Это будет опасно, сеньор де ла Вега. Но помните, я буду рядом. Продолжайте притворяться и пошлите вызов Сантьяго на второй день. Он приедет. Тогда мы увидим, как правосудие восторжествует над магистрадо. Я обещаю вам это, клянусь честью.

Дон Алехандро фыркнул.

«Клянусь честью, — пробормотал он, перечитывая записку. — Может ли быть честь у преступника?» — подумал он. И тут же решил, что в данном случае перед ним преступник, который действительно обладает честью. Именно поэтому он продолжал следовать планам этого человека в маске. В этом Зорро он действительно нашел человека, окутанного не только ночной тьмой, но и собственной, глубокой и непоколебимой честью.

Дон Алехандро решил, что ему нужно сжечь записку Зорро, чтобы она не попала в чужие руки. Он чиркнул спичкой. Держа уголок записки над пламенем, он смотрел, как огонь пожирает бумагу. Он перевернул ее, позволяя пламени охватить записку целиком. Уже собираясь бросить ее на земляной пол, он снова взглянул на почерк. Что-то знакомое в этих буквах зацепило его взгляд. Он все еще пытался понять, что именно, когда шипящая боль пронзила его пальцы, и он уронил остаток записки на пол, где она догорела дотла. Прижав обожженные пальцы к зубам, дон Алехандро вдруг подумал, что почерк Зорро до боли похож на почерк Диего.

«Это, конечно, просто совпадение», — подумал он. Но в душе сожалел, что не захватил с собой в Сан-Педро записку Диего. Потерев обожженные пальцы, чтобы унять боль, дон Алехандро решил, что сходство почерков лишь доказывает, что Зорро — образованный человек, как и Диего. Он покачал головой. Сейчас у него были дела поважнее, чем гадать, где учился Зорро. Ему нужно было готовиться к тому, чтобы отправиться в таверну и занять свой пост. Дон Алехандро осторожно взял шляпу, стараясь не задеть раненые пальцы, и надвинул ее на голову, затянув ремешок под подбородком. Глубоко вдохнув, он выдохнул. Затем он вышел из дома на улицу.

Таверна оказалась той самой, в которой Диего и Бернардо впервые услышали слухи об армии Зорро. Несколько столиков стояли под раскидистым деревом, а сам бар располагался в небольшом здании, где ютились лишь маленький камин и два складных стола со скамьями. Дон Алехандро решил расположиться под деревом, чтобы видеть весь город, а не томиться в душном помещении. Он выбрал столик так, чтобы никто не мог подобраться к нему сзади. Он не хотел, чтобы какой-нибудь вор подкрался к нему незаметно. Заказав у хозяина первую бутылку вина, он погрузился в свою молчаливую роль. Впереди были долгие два дня.

[1] (исп.) ребенок, мальчик