Лабиринт забвения (джен)

Чтобы восстановить историю болезни, потребовалось несколько суток печатать без перерыва, пока воспоминания не затёрлись. Где-то в архивах «Диавоны» наверняка сохранились все записи, и Лон-Гор надеялся, что арзаки унесли их с собой. Он не закончил — оказался в анабиозе — и теперь боялся, что какие-то данные оказались для него безвозвратно утеряны.

Преступная неосмотрительность или воздействие извне? Лон-Гор задавался этим вопросом уже не первый месяц. Они с Аш-Риа тогда правильно заключили: для высокоорганизованного существа, коим является человек, нет ничего хуже, чем не иметь воли.

Лон-Гор пытался помочь, исправить ошибку, свою в том числе. Он присоединился к мятежникам из абстрактных гуманистических соображений, но стоило по-новому взглянуть на Гелли, как у них появился вполне практический смысл. Освободить её.

У Лон-Гора были все условия: спокойная обстановка, примеры поведения в лице других членов экипажа, разрешение Ильсора на применение гипноза. Но сама Гелли на контакт не шла.

Он снимал установки, говорил с ней, привлёк Морни, которая аккуратно помогала с арзакской стороны: показывала что-то, интересовалась мнением Гелли, пыталась выявить, что ей нравится… Одним словом, вдохнуть в неё жизнь. Ничего не получалось. Гелли оставалась собой. Она перестала употреблять слово «господин», адаптировалась к обстановке, но упорно продолжала быть послушной и безэмоциональной.

Долгое время Лон-Гор полагал, что зашёл в тупик. Однако в какой-то момент он заметил, что у Гелли появились какие-то тайны. Часть их проявлений — обычно Гелли сидела в углу лазарета или в кают-компании, а в такие моменты куда-то исчезала — приходилась на сработавшую сигнализацию.

В анабиозный отсек, который сигнализировал о вторжении, она не заходила. Долгое время Лон-Гор считал совпадение случайным: Гелли исчезала чаще, чем срабатывала сигнализация, да и мало ли какие секреты может хранить девушка?

Примерно через неделю после дурацкого поединка Лон-Гор наткнулся на неё среди ночи. Он шёл от Кау-Рука, а она застыла, как статуя, посреди коридора и что-то бормотала себе под нос.

— А-де-ноль, и-эс-три, восемь-о-ноль-восемь, — расслышал Лон-Гор.

Это была команда для регулировки состояния спящего экипажа. Если конкретнее, команда открытия ячейки. Зачем она Гелли сейчас, если прошло всего два с половиной года?

— Гелли, — позвал Лон-Гор.

Она вскинулась, и он увидел почти загипнотизированное лицо. Почти, потому что какие-то мелкие детали, видимые, скорее, интуитивно, отличались. Лицо не напоминало восковую маску, оно больше походило на слепок для каменного надгробия, какие часто встречались в Ра-Умши, на родине Лон-Гора.

Камень. Камень!

— Гелли, с тобой всё в порядке?

— Да… Да.

За её ответом слышалось привычное «да, господин». Лон-Гор только вздохнул: мозг — штука тонкая, если повредить, то последствия останутся навсегда. А Гелли нанесли именно что необратимые повреждения.

И теперь то, что ещё осталось от несчастного, забитого сознания, с энтузиазмом доламывало нечто.

И это нечто очень хотело выпустить Тау-Мита. Лон-Гор не знал, как зовут духа, но это точно был тот же самый. Шахматная доска перекочевала с Беллиоры на звездолёт, вот только правил больше не было.

Лон-Гор выпустил Тау-Мита сам. Заполнил новую страницу своего дневника — и где-то утром выпустил. В семь тридцать вроде бы.

Он осознавал свои действия и, казалось, даже контролировал. Но едва ли это было так.

Ячейка приняла горизонтальное положение и раскрылась. Тау-Мит резко открыл глаза.

Он был мёртв. А глаза, светящиеся зелёным, были живы. Пока Лон-Гор осмысливал противоречие, Тау-Мит напал.

Шансы были не особо равны, и Лон-Гор оказался в ячейке. Следующим, что он помнил, был потолок палаты в Эн-Сем.

На полтора месяца его личным девизом стало «Я ничего не помню». После подозрений, высказанных следователем или главврачом, бывшим однокурсником по совместительству, к нему добавилось пояснение:

«По всей видимости, мой разум отличается более высокой организованностью. Да, зорн возьми, я издеваюсь! Откуда мне знать, почему мой мозг не снесло до уровня младенца?! Может, индивидуальная резистентность к тому, чем нас потравили?»

Вроде бы поверили. К счастью, кто-то стёр с бортового компьютера данные о том, когда экипаж укладывали в анабиоз. Срок в четырнадцать лет и почти восемь месяцев выглядел бы подозрительно.

Вскоре Лон-Гора выпустили из психушки. Впрочем, в покое его оставлять не собирались: отправили на Дальний север, откуда не бежишь незаметно, а в качестве личного слуги — видимо, для стимуляции памяти — приставили Янши. Вопрос, кто кого должен был стимулировать, оставался, однако, открытым.

Нет, на самом деле Лон-Гор долгое время не трогал Янши. Вёл себя как обычный менвит: заставлял арзака убираться в квартире, гонял его за продуктами… Разве что не гипнотизировал почти, но он и раньше особо не злоупотреблял.

Как-то Лон-Гор ради интереса спросил у Янши, как ампутировать трепанацию. Бывший медбрат, переименованный в Лааса, уверенно объяснил, почему это невозможно. Оказалось, его память не затёрли под ноль.

С другой стороны, это вроде как было вообще неосуществимо: даже после перегипноза воспоминания оставались где-то глубоко внутри. Но, с третьей стороны, знание вылезло так легко и непринуждённо, что Лон-Гор почти уверился: Янши можно вернуть.

Он всю ночь писал план реабилитации для… младшего коллеги, пусть он называется так.

Вечером выяснилось, что и историю Гелли Лон-Гор восстанавливал не зря. Вот только… с ней успело случиться что-то ещё. Ворвавшись под вечер в подъезд и наткнувшись там на Лон-Гора, она действовала таким образом, будто он, как все, терял память. Хотя Гелли должна была знать, что это не так.

Десми ещё… Он был влюблён в Гелли и страдал по ней все те два года, что Лон-Гор его знал. А она заявила, что шахтёр хотел её убить.

Лон-Гор не стал торопиться. Он оставил Гелли у себя и принялся наблюдать.

К сожалению, даже из этого ничего не вышло. Грянул взрыв. Лон-Гор бросился помогать, Янши, едва ли осознавая, что делает, помчался следом… А Гелли тихо и незаметно исчезла, оставив только малахитовый след на границе ударной волны. Домыслы, конечно, но очень уж странным было это совпадение.

Несколько суток Лон-Гор проторчал в больнице. Чуть не столкнулся там с Мон-Со… Как выяснилось позже, это был его старший брат. Сам комэск торчал где-то в ещё большей глуши, чем Лон-Гор. Хоть не в пустыне, как штурман.

Когда удалось наконец вернуться в квартиру, Лон-Гор нашёл Янши в самом дальнем и тёмном углу. Оказалось, у арзака был срыв, и он несколько дней просидел один, переваривая собственную память.

— Позвонил бы, — вздохнул Лон-Гор, выслушав сбивчивые объяснения.

— Вы заняты были, господин. Я же вспомнил, как вы не любите, когда вам мешают спасать людей.

— А ты — не человек?

Вопрос вогнал Янши в ступор. Когда-то он воспринял локальную революцию достаточно спокойно, однако на Рамерии прогресс откатился назад.

— Человек, — сказал он наконец и зачем-то добавил: — Анатомически.

— И во всех остальных аспектах тоже, — постановил Лон-Гор.

Следующий день был у него выходным, и Лон-Гор до вечера оставался дома — то ли присматривал за Янши, то ли наблюдал. К ночи явился полковник Кер-Со, перед которым арзак изображал обычного раба.

Выпроводив следователя, Лон-Гор минут десять, если не больше, простоял в тёмном коридоре, подсчитывая, сколько времени они продержатся в подвешенном состоянии, прежде чем Янши разоблачат.

— Господин, с вами всё в порядке? — спросил арзак, выглянув из комнаты.

— Да, всё. Вернёмся к фильму?

— Может, не надо? Он какой-то слишком кровавый становится.

Лон-Гор посмотрел на остановившийся экран, где два воина скрестили клинки. Пожалуй, Янши прав. И, несмотря на наличие у обоих медицинского образования, лишний раз созерцать расчленёнку вредно для здоровья.

— Можем просто поговорить. Например… — Лон-Гор задумался.

«О чём можно поговорить с арзаком, который всю жизнь провёл под гипнозом?»

— Расскажете, как вы учились? Ну, медицине, я имею в виду. Мне кажется, совсем не так, как учат нас.

Лон-Гор усмехнулся: Янши поднял интересную тему!

— Давай сравним.

* * *

Кер-Со редко видел сны. Обычно в них проигрывались особенно острые моменты реальности, иногда имевшие иной итог, чем на самом деле. Однако на этот раз ему приснилось, будто он подал в отставку.

Проснулся Кер-Со за час до будильника от звонка.

— Полковник, сегодня вы вылетаете в Кай-Хо, — заявил ему секретарь генерала Син-Вел. — Дело по вашему профилю.

— Чирин-чин научились колдовать? — поинтересовался Кер-Со, нашаривая на полу брюки.

— Нет, — сухо ответил секретарь. — Неизвестный колдун устроил грозу.

Проклятье! Госпожа Дан-Клар вчера упоминала бурю и высказывала подозрения, что это дело рук Ин-Тар. Это может быть она?

— Что известно и когда рейс?

— Через два часа, данные получите на месте.

— Опять внеплановая работа? — вздохнула Вай-Тей, выглянувшая из комнаты, лишь когда Кер-Со уже полностью собрался.

— Она у меня всегда внеплановая. До завтра. Надеюсь хотя бы пару недель тебя не видеть.

— Ты всё равно будешь в пустыне! — фыркнула Вай-Тей. — Обещаю по возвращении устроить тебе освежающий приём.

Она почти каждый день — может, чаще, просто Кер-Со не всегда уходил в одно и то же время — поджидала его у лифтов на первом этаже. Он периодически подвозил её до дома и иногда, если требовалось отвлечься от рабочих будней, оставался у неё. Они никогда не ужинали вместе, но примерно на месяц после таких встреч назойливость Вай-Тей возрастала в разы.

Временами Кер-Со казалось, что она просто поспорила с кем-то из коллег, что сможет затащить офицера КР на ужин. Вай-Тей вроде была из страты учёных или, по крайней мере, вошла в неё, работая в библиотеке, так что это был своего рода вопрос престижа.

Так или иначе, на ближайшее время Кер-Со собирался забыть о её существовании. Дел было невпроворот. В любой момент могли вызвать на допрос из-за покушения на правительницу (Кер-Со изложил всё в отчёте, но мало ли). Рес-Кай подозрительно затаился и мог подкинуть работы. Наконец, самого Кер-Со отправили в Кай-Хо.

Пилот сообщил, что пункт назначения находится на базе отдельной передовой эскадрильи. Так гроза была у них? Значит, брат опять оказался в самом центре событий.

Однако в таком случае странно, что Кер-Со не отстранили. Он, по идее, был последним, кому следовало поручать это дело. Напршивались два варианта. Или начальство наверняка знало, что Мон-Со ни при чём, или оно задумало провокацию. Если второе, то кому провокация предназначалась: Мон-Со или Ин-Тар?

Когда проверка лица по камерам выявила, что тот пехотный капитан, чуть не попавший в Библиотеку, не тот, кем кажется, Кер-Со раскопал по нему всё, что нашёл.

Интес теа Таргри, пехотный майор, колдунья. Служила в Наа-Хит, являлась руководителем террористической организации «Путеводная звезда». Супруг отсутствует, но имелись двое детей, Лан-Тар и Эл-Тар. Пропала без вести в 9162 году.

Дальнейшие поиски пришлось вести в Колдовском архиве. Способности у Ин-Тар оказались своеобразные: никакого колдовского взгляда, зато она умела заклинать духов или управлять погодой. Кроме того, среди её способностей значилась мимикрия — умение незначительно изменять облик, чтобы остаться неузнанной. Полубесполезная способность на самом деле — глаза она, конечно, обманывала, а вот компьютер — нет.

На базе Кер-Со оказался около полудня. С борта вертолёта он заметил, что песок вокруг неё весь испещрён мелкими холмиками. Насколько он знал, песок обычно так не вспучивался. Тоже последствия грозы?

Возле вертолётной площадки Кер-Со уже ожидали командиры: полковник Ор-Вас, Мон-Со и, видимо, командир артбатареи — красноформенный майор, имени которого Кер-Со не знал.

Артиллерист, впрочем, выяснил что-то у Ор-Вас и ушёл. Встречали следователя двое.

— Добрый день. Полковник Кер-Со, Комитет Равновесия. Прибыл в связи с сообщением о колдовской буре.

— Приветствую. Я — полковник Ор-Вас, комендант отдельной передовой эскадрильи Кай-Хо. С командиром эскадрильи вы, думаю, знакомы.

Было бы странно, будь иначе.

— Не переживайте, Ор-Вас. Полковник Кер-Со не склонен к авантюрам.

— Очень надеюсь, — отчеканила Ор-Вас, смерив Мон-Со испепеляющим взглядом.

Интересно, что он должен был натворить, чтобы этот обмен репликами стал возможен?

— Кхм, итак, в КР поступило донесение о беспричинной буре, прошедшей в строго ограниченной локации в пустыне поздней осенью. Расскажите более подробно.

— Когда столичные научатся сами передавать данные? — буркнула Ор-Вас. — Значит так. Позавчера на нас напали чирин-чин. Мы действовали по стандартной схеме, но их было слишком много. Также на этот раз чирин-чин оказались почти неуязвимы для лучевых пушек. Когда они нас обошли, мы сообщили второй линии. Там готовились отразить атаку, но началась гроза. Вся хронология поминутно. — Она протянула Кер-Со слегка потрёпанную папку с распечатками. — Ливень размочил песок, и чирин-чин потонули.

— Даже зыбучие пески не так сильно затягивают, как показывают в фильмах, — заметил Кер-Со.

— Вероятно, наш колдун не был в курсе таких тонкостей. Последнее. Во время бури вокруг базы появились голубые… Мон-Со называет их молниями, но мне они напомнили нейронные связи в мозге. Они сияли тут около суток, блокируя нам связь, поэтому мы сообщили в Бассанию только вчера. Записи с камер можете посмотреть в штабе.

Записи полностью соответствовали докладу Ор-Вас. Она не сказала только об одном, хотя Кер-Со и сам, будь он сторонним наблюдателем, не счёл бы это важным.

Молнии били непрерывно. В вертолёт попали один раз. Кер-Со даже не особо удивился, когда на повторе разглядел номер.

Мон-Со ушёл принимать доклад с разведвылета, так что Кер-Со решил сначала поговорить с его стрелком. Капитан Ал-Сур отлёживался в казарме — удар током и ушибы.

— Капитан, видели ли вы что-то странное, перед тем как в вас ударила молния? — спросил у него Кер-Со.

Ал-Сур, как и добрая половина встреченных на базе лётчиков, уставился на следователя с чуть большим, чем следовало, любопытством. Однако ответил он спокойно и развёрнуто:

— Командир приказал нам бить передовых, чтобы замедлить врага. Потом он убрал микрофон и что-то забормотал. Потом началась буря, и он скомандовал посадку. Потом была молния. Мне показалось… мне показалось, что она прошла сквозь вертолёт и досталась, по большей части, ему, а не мне. Но это могла быть галлюцинация.

— Я учту, — заверил его Кер-Со.

Брата пришлось ждать — кажется, лётчики обнаружили что-то значимое, и доклад затянулся.

— Что ты можешь сказать? — Кер-Со специально задал максимально общий вопрос.

Они сидели в комнате Мон-Со в казарменном блоке. Всё здесь было серым, казённым. Стекло оказалось оранжеватым. На спинке кровати висел бледно-фиолетовый плед с узором из треугольников. Казалось, что его небрежно бросили туда утром, достав откуда-то, где он лежал свёрнутым. На столе валялся лиофон, светившийся непрочитанным сообщением.

Мон-Со посмотрел на лиофон и на плед и сел на кровать. Теперь у Кер-Со не было возможности подойти к пледу поближе. Он опустился рядом и уставился на дверцу встроенного шкафа.

— Ничего нового. У тебя уже есть версия?

— Есть. Во что ты опять влез?

— Что именно тебя не устраивает? Выполняю свою работу, вроде бы вполне эффективно.

— Вызов погодных аномалий явно выходит за грани твоей компетенции и квалификации. Или я чего-то не знаю?

— С чего ты взял, что это я?

— Доклад Ал-Сура. Он сказал, что ты отключил микрофон и что-то бормотал как раз перед бурей.

Мон-Со скривился и отошёл к окну. Кер-Со, воспользовавшись этим, придвинулся поближе к пледу.

— С детства ненавижу грозы, — медленно произнёс брат. — Ты ведь сам помнишь, почему я не смог бы этого сделать.

— Фиолетовый цвет ты, помнится, тоже не любил.

— Выбирать не приходится.

Кер-Со бесшумно снял плед со спинки кровати и развернул. Посередине почему-то оказалась противоречащая всякой логике большая круглая дыра. От неё к краям тянулись более мелкие, больше похожие на зацепки.

— Что это?

— Эллет. — Брат почти вырвал его из рук Кер-Со и повесил обратно. — Арзакский плащ, доставшийся мне при побеге.

— Ты хранишь у себя одежду, которую носил в плену?

Это решение казалось довольно странным и даже нездоровым. Складывалось впечатление, что психиатрическая комиссия допустила Мон-Со к службе не потому, что он действительно был годен, а потому, что кто-то наверху решил сыграть по-крупному. Имели право — Мон-Со внезапно оказался довольно ценной фигурой. Как офицер, Кер-Со был даже согласен с такой стратегией… Но это всё-таки был его брат.

Мон-Со принёс из другого конца комнаты стул и сел напротив. Он долго молчал, видимо, обдумывая ответ, и наконец сказал:

— Не беспокойся за меня. Всё не так плохо, как ты подозреваешь.

— Посмотрим… — протянул Кер-Со и принялся перечислять: — Ты вернулся из экспедиции полностью потерявшим память. Она до сих пор не восстановилась до конца. Ты попал в плен. Вернулся в очень странном состоянии. Ещё раз куда-то пропал, когда твой дом сгорел. Таскаешь с собой этот… эллет. Даже колдовская гроза случается рядом с тобой.

— Керли… Забудь на время, что ты мой брат. Вспомни, что ты служишь в Комитете Равновесия.

— Так.

Они сидели напротив и смотрели друг другу в глаза. Кер-Со нестерпимо хотелось отвести взгляд. Из привычной холодной серости зимних степей на него смотрел кто-то незнакомый.

— Предположим, что я перешёл на сторону арзаков. Что ты сделаешь?

Кер-Со молчал. Зимняя степь в чужих — действительно чужих — глазах ждала ответа и ошибки. Затаившаяся в сухой траве змея готовилась к броску.

— Хорошо. Что ты должен сделать?

— Сообщить. По возможности, лично доставить… предателя в Комитет.

Змея подобралась к добыче достаточно близко. Кер-Со видел её глаза.

— Ты сможешь сдать меня Комитету?

Кер-Со снова не мог ответить. Змея из зимней степи вилась вокруг него. У неё была холодная гладкая чешуя с фиолетовым узором.

— Видишь? — со скрытой горечью усмехнулся Мон-Со. — Либо ты не сдаёшь меня и предаёшь Энар-Таари. Либо ты сдаёшь меня и предаёшь меня же. Не лезь ко мне, брат. Недавно ты уже пострадал из-за меня.

Кер-Со наконец отвёл взгляд. Брат придерживал его рукой за плечо — видимо, для большей убедительности. Жест был ему несвойственен, и Кер-Со никак не мог отогнать наваждение, в котором рука казалась ему змеёй.

Он снова посмотрел Мон-Со в глаза и встретил в них беспокойство.

— Не переживай. Я не на стороне арзаков и нарушать присягу Энар-Таари не собираюсь.

Прежде чем Кер-Со нашёлся с ответом, кто-то забарабанил в дверь.