Когда король спасает Францию (джен)

— А где мы теперь? Проехали уже Мортмар или нет?.. Ах, нет еще. Очевидно, я чуточку вздремнул… Как хмурится небо, да и дни заметно стали короче…

Представьте, Аршамбо, что я успел даже увидеть сон, видел сливовое дерево все в цвету, огромное дерево, все снежно-белое с округлой кроной, и на каждой ветке щебетали птицы так, что, казалось, поют сами цветы. И небо было голубое похожее на покров Девы Марии. Ангельское видение, подлинный райский уголок! Странная все-таки штука эти сны! Заметили ли вы, что в Евангелии никогда не упоминается о снах, кроме сновидений Иосифа в начало Евангелия от Матфея? И это все. Зато в Ветхом завете патриархи без конца видят сны, а вот в Новом завете снов никто не видит. Я часто думал, почему это так, и до сих пор не нашел ответа… А вас это не удивляло? Значит, вы, Аршамбо, не слишком усердный чтец Священного писания… По-моему, это великолепная тема для наших ученых теологов в Париже или Оксфорде: пусть заведут высокомудрые споры и снабдят нас толстенными трактатами и трудами, написанными на такой вычурной латыни, что никто там ни строчки не поймет.

Покончив на время с английскими докуками, королева Клеменция взялась за решение проблемы Артуа. Прежде всего, она решила сама, наконец, разобраться, что к чему, и мягко попросила графа Бувилля ответить на некоторые вопросы мессира Милля де Нуайе относительно графства Артуа. Тот, естественно, ни в чем не мог ей отказать: слишком сильно обожал королеву со времен своего путешествия в Неаполь. Помогал мессиру Миллю нотариус Робера Артуа Пьер Тессон, так что, всем было ясно, куда дует ветер. Но Бувилль ответил так, что и у королевы глаза открылись от изумления. Мол, держал он в руках брачный контракт графа Филиппа Артуа и мадам Бланкой Бретонской, но не прочел его! Он передал контракт канцлеру короля еще Филиппа III, чтобы тот скрепил его печатью, контракт был покрыт печатями всех пэров, а пэром был и будущий Филипп Красивый, как старший королевский сын и первый претендент на французский престол.

— Неужели, дорогой мессир Юг, вы не ознакомились с контрактом? — потрясенно спросила Клеменция.

Да, Бувилль говорил, что помнил, что было занесено в брачный контракт Филиппа Артуа. Но когда, когда он об этом впервые услышал? Перед самым бракосочетанием, в 1282 году или, может быть, в 1298, когда граф Филипп скончался от ран, полученных в битве при Верне? Или еще позже, когда старый граф Робер II пал в битве при Куртре, другими словами, в 1302 году, пережив сына на четыре года, вот тогда-то и началась тяжба между его дочерью Маго и его внуком, теперешним Робером III…

— Что же получается? — переспросил Милль де Нуайе. — Из ваших показаний следует, что контракт был похищен из вышеупомянутого хранилища по приказанию мадам Маго Артуа и с помощью различных хитростей?

— Да я ничего этого и не говорил, — заметил Бувилль.

— Прямо вы этого не сказали, ваша светлость, — согласился Милль, но это следует из ваших показаний: во-первых, брачный контракт существовал; во-вторых, вы сами его видели; в-третьих, он был положен на хранение в архивы… скрепленный печатями пэров… Вы заверяли также, что по этому контракту мадам Маго отстранялись от наследования и что контракт исчез из хранилища, с тем чтобы он не мог быть представлен на процессе, который его светлость Робер Артуа начал против своей тетки. Кто же еще, по-вашему, мог похитить? Уж не считаете ли вы, что это было сделано по приказу короля Филиппа Красивого?

Вопрос коварнейший! Ведь ходили же упорные слухи, будто Филипп Красивый, желая одарить тещу двух младших своих сыновей, оказал давление на судей, дабы те вынесли решение в ее пользу. Скоро начнут, пожалуй, кричать на всех перекрестках, что, мол, самому Бувиллю и было приказано выкрасть бумаги!

— Прошу вас, мессир, не упоминайте имени моего государя, короля Филиппа Красивого, в связи с такими грязными делами, — с достоинством отозвался старик.

Над крышами и кронами деревьев пронесся звон колоколов с колокольни Сен-Жермен-де-Пре. Бувилль вдруг вспомнил, что как раз в это время ему приносят миску творога: это лекарь посоветовал ему трижды в день есть творог.

— Итак, — продолжал Вильбрем, — брачный контракт, следовательно, был похищен без ведома короля… А кто же еще был заинтересован в исчезновении бумаг, как не графиня Маго?

При каждом слове молодой королевский посланец многозначительно постукивал кончиками пальцев по каменной скамье; так нравились ему собственные, казалось бы, неопровержимые рассуждения.

— О конечно, — вздохнул Бувилль. — Маго на все способна.

Конечно, это она похитила брачный контракт своего брата, да еще имеет наглость утверждать, да еще клятву на Евангелии приносит, что такого контракта, мол, вообще никогда не существовало! Чудовище, а не женщина…

* * *

Накануне переговоров королева Клеменция предложила Маго великодушный жест. Давайте, мол, придем к компромиссу: Маго остаётся графиней Артуа до конца своих дней, но назначает Робера своим наследником. Клеменция даже написала ей личное письмо с таким предложением. Но Маго заупрямилась; ни за что и никогда, наследницей ее может быть только старшая дочь Жанна. Робер рвал и метал, доказывая Валуа, что все переговоры с его тёткой бесполезны и ни к чему не приведут.

Почему не согласилась Маго мне, Аршамбо, сказать трудно. Может, считала, что признай она наследником Робера, племянник быстро избавиться от неё. Может, хотела передать своей дочери Жанне два графства. Может, боялась, что рухнут ее игры с бургундцами. Но так или иначе Маго отказалась, грубо ответив, что в своих ленных владениях она будет решать сама, кто наследник.

Робер Артуа между тем обзавёлся новым другом. Правда, Аршамбо, его друг был совсем маленький, но в перспективе дружба с ним значила невероятно много. В пылу интриг король Иоанн рос изолированным от мира под неусыпной охраной. Зато Робер Артуа, не жалея времени, любил заходить к ребенку, охотно играл и возился с ним. Потихоньку да полегоньку граф Артуа стал ему чем-то вроде отца или, если угодно, любимого дяди. Ребёнок король уже лопотал, спрашивая, когда же снова придёт «дядя Робер».

Результаты не заставили себя ждать, Аршамбо. Королева Клеменция души не чаяла в единственном сыне. Утром Иоанн бежал к маме поздороваться, и она, взяв его на руки, покрывала поцелуями. Однажды, обняв мать, мальчик залепетал:

— Мама, а когда ты пойдёшь бить прощелыгу Маго, свинью Маго, шлюху Маго?

— Иоанн! Что это за слова для короля? — в синих глазах Клеменции читался ужас.

— Она занимается интригами и обобрала сироту… дядю Робера… — пролепетал король.

Придворные громко смеялись. Неловкость снял Филипп Валуа, сказавший со смехом, что король растёт настоящим воином и однажды поведёт в бой армию.

В другой раз проблема была уже серьёзнее. Иоанн спросил мать, кто такие рогачи.

— Ну лоси, олени…- осторожно пояснила Клеменция сыну.

— А кто такой кузен-рогач? — не понимая спросил Иоанн.

— Иоаннн, это очень нехорошее слово, очень, — объясняла Клеменция. — Королю не подобает его говорить.

— А почему? — искренне не понимал ребёнок.

Королева Клеменция после этого провела беседу с Робером Артуа, ласково попросив кузена выбирать слова в присутствии ребёнка. Как раз в этом время она, Аршамбо, начала учить сына говорить по-итальянски: и в память о родине, и чтобы у них с Иоанном был свой секретный язык. Это очень нравилось Роберу Артуа, который был другом итальянских банкиров и обещал показать ребёнку настоящих итальянцев.

Нежная привязанность короля к «дяде Роберу» вскоре принесла тому первые дивиденды. Виной тому был принц Карл де Ла Марш: ведь его жена Бланка все ещё сидела в Шато-Гайаре. Королева Клеменция хотела смягчить её долю, но из-за борьбы с Маго быстро забыла об этом. А Карл не забывал: у него, здорового и полнокровного мужчины, не было супруги уже шесть лет. И тут его мечты наложились на европейскую политику.

Брат королевы Клеменции как раз укрепился на венгерском троне. Он был давним врагом германское императора Людвига Баварского и женился на дочери его врага короля Богемии Иоанна Люксембурга. Для укрепления альянса с Францией он решил женить принца Карла на её родной сестре Марии Люксембург. Принц Карл был в востоке заполучить юное тело принцессы для утех; королева Клеменция одобряла проект брата, но мешала Бланка. Надо было уломать ее на развод.

И вот тут-то Робер Артуа решил действовать. Как-то ночью они с Лорме пообещали маленькому королю интересное приключение. Нет, Робер не выкрадывал короля: малыш сам просил взять его с собой, ну а наш молодчик рад стараться. Естественно, прихватили маленькую золотую корону и синюю королевскую мантию. Поздно вечером кавалькада помчалась в Шато-Гайяр, и малютка Иоанн был в восторге, мчась на лошади с «дядей Робером». Дальше пошло чистое мальчишество. Комендант — да, тот самый Берсюме — сообщил, что отопрет ворота только по приказу королевы или короля.

«Короля так короля, — лениво ответил Робер. — Ваше Величество, — обратился он к ребёнку, — прикажатие олухам открыть ворота!»

С Берсюме, конечно, был шок, когда граф Артуа, этот верзила, внёс ребёнка в короне и королевской мантии на руке. Иоанн естественно выдал, что требования «дяди Робера» должны немедленно исполняться.

— Служба королю — есть главное дело нашей жизни! — захохотал граф Артуа.

Пока Лорме развлекал короля небылицами замке, Робер потребовал встречу с Бланкой. И вот тут-то и выяснилось, что принцесса давно беременна от Берсюме. Скандал был слишком громким. Королева Клеменция не находили себе места, когда утром хватилась сына. Но тут примчались граф Артуа с королём Иоанном и быстро доложили, что к чему. Пока Клементия осыпала ребёнка поцелуями, Робер рассказал ей о произошедшем и представил дело так, что предотвратил козни Маго и бургундцев. Для того, мол, срочно и взяли маленького короля.

Ну тут уж Клеменция разозлилась но на шутку. С ней это очень редко, но случалось, Аршамбо. Мол, мы стараемся для этой негодной Бланки, сдерживаем просьбы Карла о разводе, а взамен… Надо, дескать, сегодня же написать папе, чтобы готовил развод. Королева уже хотела написать приказ об аресте Берсюме, но Робер представил дело так, что это Бланка изнасиловала коменданта, используя для этого сохранный ей титул принцессы.

— Мама, а когда ты пойдёшь бить прощелыгу Маго? — спросил король, о котором все забыли.

— Кузен… — укоризненно вздохнула королева, взглянув на Робера Артуа.

Робер Артуа извлёк двойную выгоду от этой игры. Он снова вывалял в грязи имя тётушки, а заодно отсёк для королевы путь к соглашению с бургундцами, коль скоро снова воскресла тень Нельской башни. Оставалось сделать последний шаг, и Робер Артуа его сделал.

Следующей дрогнула племянница Дени — Беатриса д’Ирсон — та самая придворная дама Маго. Я вам, помнится, о ней рассказывал. Была она красавица, но развратница и интриганка, занимавшаяся колдовством. От неё так и несло запахом костра, что добавляет таким женщинам пикантности. Была она в тайне влюблена в графа Робера, и, воспользовавшись случаем, соблазнила его. Для Беатрисы здесь было двойное наслаждение: и запретная любовь с его светлостью Робером, и радость от победы над давним объектом своего вожделения.

Как соблазнила — понятия не имею, Аршамбо. Может, явилась к нему домой, наговорила мистической чуши и затянула в постель. Может, стала с придыханием обсуждать дела Маго, и граф Артуа клюнул. Может, придумала тайное свидание… да мало ли способной у женщин соблазнить мужчин. Что, вы спрашиваете, почему я не скрещиваю два пальца, моля небо о заступничестве? Понимаете, Аршамбо, я не суеверен.

Никогда я не верил; Аршамбо, что Беатриса д’Ирсон была колдуньей. Ну какая из неё колдунья? Так… дурочка, заигравшаяся в ведьму, и думавшая, что делает серьезное дело. Но зато она убеждала Робера Артуа, что с Маго надо кончать как можно скорее. Иначе, мол, будет только хуже: старуха окрепнет и нанесёт ответный удар.

Робер Артуа и сам понимал, что кончать с Маго в его интересах. Новых бумаг, чтобы возбудить тяжбу, у него не было, да и королева, как регентша, не могла отменить решения покойного короля: это мог сделать только новый король, а ждать его совершеннолетия Робер Артуа как-то не собирался. От того он и подослал свою «колдунью» к монсеньору Жану Мариньи, и они вскоре пришли к соглашению.

* * *

Как я и говорил вам, племянник, Жан де Мариньи был отвратительной личностью. Брат возвысил его до архиепископа Санского, а он воровал имущество тамплиеров, да ещё и оставил расписку ломбардским купцам. Когда Валуа и Робер поприжали его, пригрозив показать расписку королю Людовику, он сразу бросил брата и перебежал на их сторону. Да не просто перебежал, а дал королю такие показания, что Людовик пришёл в яркость. На суде против брата Жан не сказал в его защиту ни слова, проголосовал за смертную казнь, и остался архиепископом Санским и Парижским.

Теперь звезда Жана Мариньи стала разгораться ярче. Каким-то образом он втерся в доверие к набожной королеве Клеменции, и она стала приглашать его на заседания Малого королевского совета. Это для любого духовного лица большая честь. Он хорошо знал английские дела и во время переписки с королем Эдуардом стал совершенно не заменим. Монсеньёр Великий инквизитор, брат Рено, старел, и кое кто уже поговаривал, что королева видит Жана де Мариньи его преемником. Филипп Пуатье не возражал — он и сам симпатизировал брату Ангеррана, как соратнику отца, и тут любовники были солидарны. Не был против и граф Валуа, считая Жана Мариньи своим человеком.

Да, и вы правы, Аршамбо, в старости он отлично пристроился и при короле Иоанне. Тот, понятно, чтил его в память о матушке.

Человек он все-таки был хитрый, Аршамбо. У его брата Ангеррана остался сын, Луи: сначала его посадили с матерью, потом король Людовик выпустил своего крестника и перед смертью назначил щедрый пансион. Королева справлялась частенько, как у него дела. Но Жан очень боялся, что сын казнённого брата скомпромитирует его карьеру и быстро сплавил его в Авиньон, к папе. Ну а затем стал искать ему применение: стать соглядатаем при юной Жанне, дочери Сварливого и Маргариты. Луи отказался, и его сиятельный дядя сразу стал напевать королеве о неблагодарном племяннике, который, мол, не ценит того, сколько для него сделано.

Так вот, Аршамбо, Жан Мариньи вскоре после Амьенской встрече, сказал королеве Клеменции, что готов помочь Ее Величеству и стать посредником на переговорах с Маго. Мол, уж против авторитета Святой церкви графиня Артуа не пойдёт. Довольная королева сразу отправила его в Артуа на переговоры. О чем он там говорил со старой фурией, не знаю, но вернулся с предложением организовать встречу сторон в своём архиепископстве Санском.

Люди Маго, конечно, ощущали приближение конца, Аршамбо. И дрогнули. Дени д’Ирсон, казначей, написал письмо Филиппу Пуатье с просьбой защитить хотя бы их род, раз уж нельзя защитить графиню и Тьерри. Фактически он согласился сдать брата в обмен на какие-то гарантии. Что ответил граф Пуатье — понятия не имею. Подозреваю, что тихонько обсудил письмо со своей любовницей и убедил ее в том, что мэтр Дени не помещает для следствия. Королева Клеменция тоже не любила рубить с плеча и, думаю, охотно согласилась с ним. Но здесь как раз и появился Валуа, заговорив (по соглашению с Филиппом), что с Маго пора кончать.

— Подумайте, племянница: Маго убила вашего мужа, моего дорогого племянника Людовика, — сказал, запыхавшись, Валуа.

— Государыня, сестра моя, — наклонил Филипп голову. — Вы должны решиться на это ради безопасности сына, нашего короля.

Я не знаю, Аршамбо, как именно говорил Филипп Пуатье со своей любовницей. Подозреваю с постным видом: мол, не хочется, но другого пути нет.

— Я… Я не смогу… — прошептала Клеменция. — О нет, это… слишком жестоко!

— Племянница! Одумайтесь, она ведь убьёт малютку короля, как вашего супруга! — Валуа не мог сдержать своих эмоций. — Маго ничего не стоит его убить!

— Сестра моя, я понимаю, как это сложно, — вздохнул Филипп Пуатье. — Подумайте до вечера, прошу вас, а мы зайдём за вашим окончательным решением.

О том, что было в тот день, я знаю только по слухам Аршамбо. Конечно, конечно, мне открыты тайны исповеди благодаря духовному. Королева Клеменция, как обычно, сначала повозилась с сыном, потом пошла в комнату и села зареванной у окна без света. Как я вам и говорил уже, племянник, с ней подобные истерики случались и нередко. Сидела без света, пока ее не нашла верная Эделина. Кастелянша и подруга королевы хотела побежать за графом Пуатье, но ее опередили — в комнату вошли Его Высочество граф Филипп и Карл Валуа.

— Племянница, вы решились? — спросил без экивоков чуть запыхавшийся Валуа.

Королева молчала. Было видно, что она боится только одного — как бы не разреветься на людях, хотя заплаканные глаза выдавали ее с головой.

— Сестра моя, я понимаю, это трудное решение, — начал Филипп Пуатье методичным голосом. — Но вы должны решиться ради вашего сына. Если моя теща выйдет на волю из Артуа, боюсь, участь маленького короля предрешена. Да и ваша тоже. Что будет с королевством?

Клеменция смотрела на него не отрываясь, словно была околдована. Даже сквозь она послала Филиппу очаровательную счастливую улыбку.

— И не забудьте, племянница, она убийца — вашего супруга! — снова нанес удар Валуа.

— Маго это беспредел… — покачал головой Филипп. — Это оставлять так нельзя.

Эделина вскрикнула. Граф Валуа посмотрел на нее с неудовольствием, словно только сейчас заметив ее присутствие.

— Да… — вдруг тихо прошептала Клеменция посмотрев в темное окно. — Да… -опустила она ресницы.

— Ну вот и славно, племянница, — сказала Валуа. — Я знал, что вы примете верное решение. Большего от вас и не нужно. Мы с племянником, — посмотрел он на Филиппа, — все устроим.

— Мне… страшно… — прошептала Клеменция. — Филипп…

Граф Пуатье подошел к ней и теперь уже при всех взял королеву на руки.

— Жанна… — королева, дрожа и уже никого не стесняясь, прижалась к Филиппу. — Пожалуйста…

— Успокойтесь, сестра моя, о моей супруге речь не идет, — успокоил ее любовник.

— Конечно, конечно, — охотно подтвердил Карл Валуа. — Графиня Пуатье тут не причем.

— Пусть она не узнает ничего… — пробормотала Клеменция.

— Успокойтесь, Сестра моя, все будет сделано, как нужно.

Филипп понес на руках королеву, что сразу придавало ей уверенности. Доверить устранение Маго было решено Жану Мариньи, давно связанному с кланом Валуа. Этот хитрый, но мало достойный служитель церкви, отлично принимал толк в подобных гадостях. Маго было решено заманить в ловушку, для чего ей и предложили новый тур переговоров в Компьене.

Королева Клеменция до смерти боялась Маго, потому сама ехать туда отказалась. Она отдала свои полномочия Жану Мариньи: пусть мол он представляет королевский двор. Потом, Аршамбо, немало говорили о том, что графиню Артуа отправила Беатриса, но я-то прекрасно знаю, что это не так: приказ шёл намного выше. Маго, ища какую-то лазейку, прибыла на переговоры вместе с мэтром Тьерои д’Ирсоном и Беатрисой. Последняя уже вернулась в её свиту, как и положено камеристке: думаю, она наслаждалась вдвойне, представляя себя в объятиях ее племянника. За ужином архиепископ Сансксий предложил компромисс: Маго признает Робера наследником в обмен на снятие с неё опалы. Старуха грубо отказалась, опасаясь, что её сразу же убьют, и после ужина почувствовала себя плохо.

Яд ей дали медленный, Аршамбо. То ли сам по себе он был медленным, то ли Беатриса потихоньку подливала его хозяйке: не могу сказать. Маго мучалась, но пошла на последнюю гадость: отписала завещание графство Бургундское старшей дочери Жанне (и соответственно Филиппу), а графство Артуа — младшей Бланке. Наш святой отец как раз начинал с ней бракоразводный процесс, но кто сказал, что Бланка не имеет право наследовать Артуа?

Отходя в мир иной и угасая, Маго стравила всех. Главным вдруг оказался Карл де Ла Марш: теперь он кусал локти, что начал рано бракоразводный процесс, а то мог бы получить Артуа. И Жанна могла бы получить Артуа, если бы не измена Филиппа. А Маго сделала ещё приписку: ежели Бланка не могла паче чаяния получить Артуа, его получает Жанна. А это уже вбивало клин между Филиппом и его новыми союзниками.

Маго не стало хмурым ноябрьским днём 1320 года. Робер Артуа готовился пожинать плоды победы и переехать в отель Артуа, пообещав оставить там и Беатрису. У него был уговор с Филиппом, что тот откажется от Артуа. Но теперь ему пришлось судиться с принцем Карлом и Бланкой, которые ещё оставались мужем и женой. А Карл де Ла Марш понятия не имел, муж он или уже нет принцессы Бланки.