Гарри Поттер и Герой с Тысячей Лиц (гет)

От переводчика: Дорогие читатели, простите за такой долгий и неопределенный характер перевода этого фанфика. Но я его не бросила и обязательно завершу.

 

"Не думаю, что двое людей могут быть счастливее, чем были мы".

— из предсмертной записки Вирджинии Вульф

 

— Как можно было уехать в свадебное путешествие с четырьмя чемоданами, а вернуться с десятью, если я ничего не покупала? — воскликнула Гермиона, осматривая зону чрезвычайного происшествия, в которую превратилась ее спальней.

Лаура пожала плечами, деловито сортируя одежду на стопки для последующей стирки.

— А так всегда, — сказала она. — Только выйдешь из дома, а вещи тут же начинают плодиться и умножаться, пока никто не видит.

Гермиона вздохнула.

— Я никогда это не разгребу.

— Ну конечно разгребешь, — Лаура покачала головой. — Знаешь, ты дома всего час, а уже почти растеряла то счастливое, расслабленное отпускное состояние, в котором была, входя в эту дверь.

— Знаю! Я чувствую, как оно покидает меня. А так хочется остаться в нем подольше! — завопила Гермиона, плюхнувшись на кровать в кучу своей и Гарриной одежды. — Я просто не могу не думать об огромной куче документов, которая будет ждать меня на столе в понедельник.

— Ну так что, как долго мне придется ждать полного отчета о вашей поездке?

— Я слишком устала. И кроме того, это займет как минимум несколько часов.

— Ну хотя бы самое интересное.

— Ох, не знаю, с чего начать, — Гермиона вздохнула. — Мы были в удивительных местах, валялись на солнце и совершенно ни о чем не думали, съели тонну великолепной еды… это был рай.

— Я не это имела в виду. Расскажи мне самое интересное.

— Ты помешанный на сексе зверь, ты ведь в курсе?

— Что с меня взять! Какая из двух женщин в этой комнате ведет половую жизнь? Вот видишь!

Гермиона перевернулась и подперла подбородок руками, улыбаясь подруге.

— Мои подвиги в спальне слишком превосходны, чтобы ими делиться. Было бы несправедливо возлагать на кого-то столь нереалистичные ожидания.

Лаура показала язык.

— Ничего, я справлюсь.

Гермиона вскочила.

— Ой, да ну тебя! Ладно, пошли возьмем вина, усядемся в оранжерее и представим, что сейчас лето.

— Иду за тобой, Макдафф.

Две женщины покинули Чертог и спустились вниз, думая о сангрии. Когда они уже подошли к фойе, в дверь постучали.

К удивлению Гермионы, за дверью оказался почтальон. Она попыталась, но не смогла вспомнить, получала ли когда-нибудь маггловскую почту здесь, в этом доме. Ее родители знали, как пользоваться совой.

— Здравствуйте, — поздоровалась она, недоумевая, почему почтальон постучал вместо того, чтобы просто оставить посылку под дверью.

— Доставка для мистера Гарри Поттера, — сказал он.

— Ой, извините, его сейчас нет, — ответила Гермиона.

— Тогда, может миссис Поттер?

Гермиона нахмурилась.

— Нет, она умерла давным-давно; вы наверное… — Лаура хихикнула позади нее, и Гермиона запнулась, густо покраснев. — О, точно. Да, конечно. То есть, э… я миссис Поттер.

— Распишитесь здесь, пожалуйста, — сказал почтальон, протягивая пакет и лист бумаги. Гермиона взяла его и написала свое имя. Почтальон кивнул, улыбнулся и отправился обратно к своему маленькому грузовику.

Гермиона закрыла дверь и оказалась лицом к лицу с Лаурой.

— Молчи, — сказала она Лауре, прикрывавшей рот рукой. — Что это? — Гермиона сорвала обертку с коробки и ошеломленно уставилась на нее. — Поверить не могу.

— Что там? — спросила Лаура, подходя ближе.

Гермиона повертела посылку в руках.

— Это от Петунии Дурсль.

Лаура удивленно посмотрела на нее.

— Да ты шутишь.

— Ну, здесь так написано.

— Открывай давай!

Гермиона открыла коробку и достала хрустальный шар на серебряной подставке. Это был сувенирный снежный шар, по-видимому, очень дорогой. Внутри красовалась крошечная изящная миниатюра Изумрудного города из "Волшебника страны Оз".

Лаура выдохнула.

— Какая красота.

Гермиона развернула маленькую записку, которая была приложена к коробке.

«Дорогой Гарри, — прочитала она. «Я узнала из газет, что вы недавно поженились. Не буду спрашивать, почему вы не пригласили на торжество тех, кто растил тебя столько лет по доброте душевной … хотя, быть может, и не нужно спрашивать. Но все же отправляю тебе эту безделушку. Она принадлежала твоей матери, это одна из немногих ее вещей, которые у меня остались. Шар был свадебным подарком ей от нашей бабушки. Я подумала, что ты мог бы подарить его своей жене. Может, однажды мы с ней даже познакомимся. С уважением, тетя Петуния».

— Ну ничего себе, — тихо сказала Лора.

Гермиона фыркнула.

— Жаль, что я позволила ему уговорить себя не приглашать их!

— Но он этого не хотел, дорогая.

— Может, Петунья все же чувствует себя виноватой за то, как они с ним обошлись. Может, это ее попытка помириться? — Гермиона пожала плечами. — Какой бы ни была причина, Гарри будет рад получить вещь своей мамы.

Она осторожно поставила шар на стол в прихожей, и они продолжили свой путь на кухню.

— Значит, ты все еще привыкаешь к новой фамилии, да? — спросила Лаура, доставая бокалы.

Гермиона смущенно открывала бутылку.

— Просто чувствую себя как-то глупо. Да и почти никто с момента свадьбы меня так не называл.

— Мне нравится Грейнджер. С Гермионой звучит лучше, — они отнесли напитки в оранжерею и растянулись на плетеных шезлонгах. — Очень важно, чтобы имя сочеталось с фамилией. Вот Поттер хорошо звучит с Гарри, но уже не так хорошо с Гермионой.

— Согласна. Поэтому я предпочитаю Гермиону Грейнджер, но, признаюсь, когда я думаю о том, что меня зовут «Гермиона Поттер», меня бросает в дрожь.

— Почему?

— Видимо, это как… напоминание. Что это все правда, что я, знаете ли, теперь замужем за ним.

— А я вот никогда не поменяю фамилию. Мне всегда нравилось, как она звучит. Лаура Чант, — продекламировала Лаура, покачивая головой в такт трехсложному вальсовому темпу.

— Очень мелодично, — согласилась Гермиона, плавно рисуя какую-то фигуру в воздухе.

— Даже не могу представить себе другую фамилию. Ну правда. Вот Лаура Уизли? Вообще не звучит.

Гермиона подняла брови, но ничего не сказала. Она взглянула на Лауру, которая откинула голову на шезлонг и, казалось, даже не поняла, что сейчас выдала. Гермиона откашлялась.

— Эм... а почему не Карлисл?

Лаура посмотрела на нее.

— А? — вдруг вытаращилась она. — Черт, а я что сказала?

— Ты сказала Уизли, дорогая.

Лаура прикрыла глаза рукой.

— Батюшки, вот дерьмо.

Гермиона улыбнулась, хотя была сбита с толку. Что это тут произошло в их отсутствие? — Так… ты ничего не хочешь мне рассказать?

Лаура, казалось, попыталась свернуться в крошечный комочек.

— Мне очень стыдно.

— Да брось! Что случилось? Что-то между тобой и Джорджем?

Лаура почти подпрыгнула и посмотрела на Гермиону широко раскрытыми глазами.

— Нет! Только не с Джорджем!

— С Роном? Ты и Рон?

Лаура несчастно кивнула.

— Ты ведь не злишься на меня, правда? Я не имела в виду... Я даже не думала...

Гермиона оборвала ее.

— Нет, я не злюсь, просто удивлена! Мне казалось, что вы двое не очень-то хорошо ладили.

— Так и есть, но… все сложно. Он столько всего наговорил про Сорри, и я так расстроилась, в основном потому, что это правда. Я не знаю, что делать!

— Так вы... А что с Сорри? Вы все еще…?

— Я не знаю! — Лаура заплакала. — О, Гермиона, я так рада, что ты вернулась. Мне нужно поговорить об этом!

— Так давай же!

— Мы не разошлись с Сорри, не официально. Рождественской ночью, после того, как вы, ребята, уехали, я поняла, что была так враждебно настроена к Рону, потому что он был прав насчет меня и Сорри. Он просто не позволил мне заблуждаться.

Она отвела взгляд, застенчивый румянец выступил на ее лице.

— Я пошла к нему в комнату. Я чувствовала себя такой уязвимой и одинокой…

— О, дорогая, — сказала Гермиона. — Вы же не…?

— Нет, но по его инициативе. Он такой замечательный, — ответила Лаура, ее голос звучал неровно. — Мы поцеловались, но он не пошел дальше, хотя я и хотела. Он сказал, что не хочет быть вторым номером, и что пока Сорри остается проблемой, между нами ничего не может быть. Так что мы...

— Что?

— Ну, все довольно невинно. В ту первую ночь я осталась у него, и он просто читал мне. Ты читала то, что он пишет? Это невероятно! — Гермиона немного поникла, потому что просила посмотреть сочинения Рона, но он так и не дал ей. — Я стала приходить к нему в комнату почти каждую ночь. Какое-то время он просто читал мне, потом мы разговаривали, и это становилось все более и более личным… Я чувствую, что могу рассказать ему все.

Лаура улыбнулась, и ее глаза просияли выражением, слишком хорошо знакомым Гермионе.

— Вот уже несколько недель мы… ну, технически, спим вместе. Но без секса. Просто в одной постели. Он обнимает меня, и он всегда рядом... В моей жизни никогда не было никого, кто был бы действительно рядом — кого-то, кто обнимал бы меня здесь и сейчас, не думая в следующую минуту, что ему уже пора уезжать, — Лаура замолчала, проводя рукой по глазам. — Но все-таки выходит, что я неверна Сорри.

— Да забудь ты об этом Сорри! — взорвалась Гермиона, выплескивая всю накопившуюся в ней обиду на этого мужчину, которую она уже очень долго держала в тайне ради Лауры. — Все, что он может сделать — это присылать сову тебе раз в месяц! Ты заслуживаешь гораздо большего, ты заслуживаешь кого-то, кто будет предан тебе, кого-то, кто будет ставить тебя на первое место!

Лаура уставилась на нее, выглядя немного ошеломленной пылкостью Гермионы.

— Боже, Гермиона... как давно ты хотела мне это сказать?

— Уже очень давно, и я не единственная. Я всегда уважала твои желания, но не понимала, как можно оставаться в отношениях, от которых ты явно ничего хорошего не получаешь.

— Это сложно. Мы с Сорри связаны таким образом, который я едва ли смогу объяснить.

— И так и будет. Но это не значит, что ты должна быть прикованной к нему всю жизнь. Отношения должны дарить поддержку, счастье и настоящую близость. А не становиться расписанием встреч раз в полгода.

Лаура вздохнула.

— Ты права. Просто это тяжело. Рон давит на меня, чтобы я попросила Сорри приехать сюда, и мы могли поговорить об этом с глазу на глаз.

— Думаю, это хорошая идея.

Лаура посмотрела на Гермиону с трепетом в глазах.

— А если он не приедет?

Гермиона пожала плечами.

— Тогда это и будет ответ, разве нет?

Входная дверь открылась и снова закрылась. Вероятно, это был Гарри, который отправился в Нору, чтобы завезти подарки и забрать Рона. Гермиона встала и поспешила в прихожую.

— Привет! — воскликнул Рон, делая шаг вперед, чтобы обнять ее. — Добро пожаловать домой!

Она поцеловала его в щеку.

— Спасибо. Дома хорошо.

Он приподнял одну бровь.

— Серьезно?

Она вздохнула.

— Ну… нет, не совсем. Будь моя воля, я бы осталась на том корабле навсегда, но уверена, даже он бы со временем мне надоел, — она снова обняла его, улыбаясь Гарри через плечо. Тот подмигнул ей.

— Скучал по нам?

— Безумно, хотя замечу, приятно было иметь возможность свободно бродить по дому, не боясь наткнуться на какие-нибудь развратные делишки.

Гермиона рассмеялась, подходя к Гарри и обнимая его за талию.

— Ну, теперь-то мы уже почтенная супружеская пара. Больше никаких развратных делишек!

Гарри скривился.

— Я на это не подписывался!

— Тише, милый, — тихо сказала она. — Нужно просто быть хитрее.

— Ммм, — промычал он. — Тогда все в порядке.

Гермиона увидела снежный шар на столе в холле и вспомнила про неожиданный подарок Петунии.

— А, тебе тут подарок, — сообщила она, протягивая руку, чтобы поднять его. — Смотри, правда красиво?

Гарри взял снежный шар и повертел его в руках.

— Да, очень. От кого? — он встряхнул шар, и вокруг Изумрудного города закружились крошечные зеленые хлопья. Гарри поставил шар на стол, чтобы они могли понаблюдать за миниатюрной метелью.

— Это от твоей тети Петунии.

Гарри лишь посмотрел на нее.

— Я серьезно, от кого?

— Я тоже серьезно, от Петунии! Она прочла в газете, что мы поженились и хотела, чтобы он стал твоим — шар принадлежал твоей маме. Она сказала, что это свадебный подарок от их бабушки.

— Бабушки? — спросил Гарри, нахмурившись. — Но… — он запнулся, выпрямился и сделал шаг назад. — Гермиона… бабушка моей мамы умерла, когда ей было четырнадцать.

Все взгляды остановились на снежном шаре.

— Гарри… — начала Гермиона, почувствовав, как холод пронзил все ее тело.

— Все на выход. Сейчас, — сказал Гарри.

Мозг Гермионы все еще наверстывал упущенное; она чувствовала, как ужас, который вот-вот прорвется наружу, поднимается откуда-то из ее позвоночника. Нет, это не может начаться так скоро, подумала она. Мы дома всего час!

Она почувствовала, как рука Гарри схватила ее, его хватка была такой крепкой, что стало больно. Воздух вышел из нее одним резким ударом. Ноги не слушались и приходилось делать усилие над собой, пока Гарри тащил ее к двери. Боковым зрением она увидела, как Лаура толкает вперед Рона.

Дневной свет заливал ее глаза, пока они продолжали двигаться как в замедленной съемке к двери, а затем к лужайке. Она еще даже не успела испугаться, когда прогремел взрыв.

Собственно взрыва как такового она не видела, лишь почувствовала его всем телом: волна магии и давления воздуха вырвалась наружу из дома. Ей показалось, что на спину обрушился оглушительный удар. Ноги Гермионы оторвались от земли, она услышала рев, удары и кашель, а затем хрустальный звон разбивающихся окон. Внезапно ее правый бок окутала боль, а в теле появилось нечто, чему там не место.

Когда Гермиона упала на землю, то, что сначала было просто ужасной болью, превратилось в ослепляющую агонию, завладевшую всем ее сознанием. Ее глаза побелели от перегрузки, а горло напряглось, чтобы закричать достаточно громко и передать это чувство, но изо рта не вырвалось ни звука. Она видела затуманенными глазами черный дым, извергающийся в небо, и чувствовала жар от пляшущих языков пламени. Ей показалось, что она слышит голос Гарри, зовущий ее… но он звучал так далеко.

— Гарри, — прохрипела Гермиона. Она не могла пошевелиться. Теперь он выкрикивал ее имя, и она услышала его шаги. Она хотела сказать что-то еще, но прежде чем успела сообразить что, сверху на нее опустилось тяжелое покрывало тьмы; ее словно сплющили и погрузили в землю — так глубоко, что ни звук, ни свет, ни боль не могли последовать за ней.

* * *

Когда Рон очнулся, первое, что он сделал, — снова закрыл глаза ладонями, надеясь отогнать образы, застывшие перед ним.

Он оглянулся и увидел, что вся передняя часть дома разрушена и полыхала, пока Лаура, спотыкаясь, не вскочила на ноги и не стала тушить огонь своей палочкой. Он чувствовал на себе ее руки, и она говорила что-то, чего он не мог понять... Казалось, с его ногами что-то не так, они онемели и ничего не чувствовали.

Самым ужасным звуком был полный боли крик Гарри, и Рон смотрел, беспомощный и охваченный ужасом, как тот сидит на траве и держит Гермиону у себя на коленях.

Она была, к счастью, без сознания, но образ, который Рон надеялся когда-нибудь забыть, так и стоял перед глазами: часть кованых перил от крыльца, длиной почти метр, воткнулась в ее живот, а кофта сочилась багровой кровью, которая теперь была на руках Гарри и капала на траву. Он чувствовал, как дрожит Лаура, гладя его по лицу и говоря, что с ним все будет в порядке. Он хотел пойти к Гарри, но не мог пошевелиться; все, что он мог — это лежать бесполезным куском мяса и смотреть, как его лучший друг выкрикивает бессвязные слова, сжимая обмякшее тело своей жены, которая, возможно, сейчас умирала у него на руках.

В какой-то момент он потерял сознание. Он не был уверен, как попал сюда… где бы он ни был. Кто-то, должно быть, звал на помощь, но он не узнал голоса. Наверняка это была Лаура, уж точно не Гарри. Как долго они ждали среди обломков, прежде чем подоспела помощь? Они прибыла достаточно быстро, чтобы помочь Гермионе? Выглядела она очень плохо.

Конечно, она не могла быть мертва. Вселенная ведь не может быть настолько жестокой... а если и может, то он больше не хотел быть ее частью.

Дверь открылась, и в нее вошла колдомедик, за которой спешила Лаура. Она выглядела вполне нормально, если не считать ужасного синяка на лбу. Она побежала к его постели, чтобы крепко обнять.

— С тобой все будет хорошо, — проговорила она наполовину себе. — Теперь ты в порядке.

— Как Гермиона? — спросил он, держась за нее и готовясь к самым худшим новостям.

Лаура отстранилась, ее глаза наполнились слезами, а подбородок начал дрожать. Рон почувствовал холод.

— Она… ею сейчас занимаются. Они не уверены, что она… колдомедики не уверены, что еще не слишком поздно.

На мгновение они встретились взглядами, и Рон увидел опустошение в ее глазах. Она села на край его кровати, он потянулся к ней, и когда по его щекам покатились слезы, он был рад, что она не может видеть его лица.

Рону не разрешали вставать с постели еще час, пока врач не осмотрел его позвоночник, который, по-видимому, был сломан и теперь уже срощен. Его ноги и ступни были вполне в порядке и слушались его команд, хотя при подъеме он и чувствовал себя немного резиновым.

— Тебе пока нельзя вставать, — отругала его мать, поддерживая его за руку. Она приехала вскоре после того, как он очнулся, и была благословенно спокойна, а не истерична: это было удивительно, хотя принесло огромное облегчение.

— Я должен его увидеть, — возразил Рон. — Я должен быть там.

— С ним много людей. Ты тоже пострадал.

— Я в порядке. Пошли.

Они с Лаурой провели его по коридорам в отдельный зал ожидания. Сцена, представшая перед ним, казалась самым страшным из кошмаров.

Комната была переполнена. Он увидел своих соседей по дому, бледных и осунувшихся. Своих братьев, сестру и отца. Он заметил Наполеона, который выглядел так, словно увядал на глазах, не имея возможности сию же минуту ринуться в бой праведной мести. Он увидел Ремуса и Диз, сидящих близко друг к другу и держащихся за руки так крепко, что костяшки пальцев Диз побелели.

Гарри сидел в центре комнате на диване. Он наклонился вперед, упершись локтями в колени и обхватив голову руками. Сириус расположился сбоку от него, склонив голову, и одной рукой сжимая плечо Гарри. Родители Гермионы стояли с другой стороны от Гарри, с опустошенными от шока лицами, прижавшись друг к другу в поисках поддержки.

Рон увидел, как его братья и сестра стали приближаться к нему, но покачал головой, надеясь, что они поймут. Они кивнули и отступили в сторону.

— Гарри? — позвал он.

Гарри поднял голову, и у Рона перехватило дыхание от его вида. Он был так бледен, что Рону показалось, будто он видит, как на его шее пульсируют синие вены, а глаза затуманены страхом и истощенностью. Он слегка улыбнулся, увидев Рона, затем встал и подошел вперед.

— Ты в порядке? Мне сказали, что ты уже отдыхаешь.

— Я в порядке, никаких проблем, — Рон протянул руку и положил руку на плечо Гарри. — Гарри… я… — он не знал, как продолжить, и даже не знал, что вообще хотел сказать.

Гарри кивнул, словно соглашаясь с этим не произнесенным предложением.

— Да, я…- он никак не мог продолжать. Его горло сжалось, а голова стала мотаться взад-вперёд, словно в отрицании.

Рон обнял Гарри как раз в тот момент, когда его рыдания прорвались сквозь видимость стоицизма. Он крепко держал его и издавал бессмысленные звуки утешения, пока грудь Гарри вздымалась и тряслась под его руками. Он видел, как Сириус вытирает глаза, а Клэр, склонившая голову на плечо Дуга, закрыла глаза от вида полного отчаяния своего зятя. Слезы Гарри нарушили всеобщее спокойствие. Джинни тихо плакала. Джастин обхватил голову руками. Наполеон стоял в углу, опершись одной рукой о стену, его голова и плечи поникли.

Рон почувствовал руку Лауры на своей спине и был благодарен ей за это. Возможно, ему понадобятся силы проявить поддержку самому, если он собирается быть рядом с Гарри в этом кошмаре, и он был полон решимости, что так и будет, независимо от того, как долго он будет продолжаться или насколько ужасным в итоге обернется.

Шли часы, но не появлялось никаких новостей. Рон узнал, что они находятся в госпитале Корпуса магического правопорядка, а не в учреждении Министерства, как он сначала подумал. Он выяснил, что с Гермионой работали несколько известных волшебников-медиков и что Сакеш лично взял на себя заботу о ней. Он также, что ее уже дважды реанимировали на операционном столе. Эту информацию они услышали от Ремуса и тихо перешептывалось среди переживающей родни, стараясь не допустить, чтобы это дошло до Гарри.

Рон занял место на диване напротив Гарри, Лаура с одной стороны от него, а миссис Уизли с другой. Гарри просто сидел и смотрел в пространство пустыми глазами. В какой-то момент он посмотрел на Сириуса и почти заговорил, но слова, казалось, застряли у него в горле. Сириус кивнул, словно и так все понял, а Гарри откинулся назад и уронил голову на плечо крестного. Сириус нежно держал его, пересекаясь с встревоженным взглядом Рона поверх головы Гарри.

Где-то ближе к вечеру Гарри встал и молча вышел из комнаты. Никто больше, казалось, не был уверен, нужно ли им следовать за ним или нет, но Рон не колебался.

Он нашел его стоящим у окна в конце коридора и смотрящим на закат. Он встал рядом с ним, не зная, что делать и что говорить. Рон протянул руку и положил ее ему на плечо; Гарри тут же сжал пальцы, и из него вырвался долгий прерывистый вздох.

— Что мне делать, Рон? — прошептал он.

Рон нахмурился.

— О чем ты?

— Кого мне нужно умолять забрать меня вместо нее? Должен же быть кто-то, кто может это исправить, если бы я только знал, кого просить.

— С ней все будет в порядке. Она сильная, — на взгляд Рона слова прозвучали как-то плоско, но это все, что он смог придумать.

— Неважно, насколько мы сильны, зло сильнее, — возразил Гарри. — Оно сильнее, потому что ему все равно, кому он причиняет боль. Мучаемся лишь мы. А они просто делают это, и к черту последствия.

— Гарри... кто это... как ты думаешь...

— Я не могу думать об этом прямо сейчас.

— Конечно, нет, — но если он хоть немного знал Гарри, тот уже думал о том, что делать дальше, и кто заплатит за то, что так сильно обидел Гермиону... потому что кто-то заплатит, и заплатит дорого.

Гарри больше ничего не говорил. Рон просто стоял, наблюдая за его лицом и положив руку ему на плечо, надеясь, что само его присутствие даст ему хоть какое-то утешение, ведь один Мерлин знал, как мало он мог по-настоящему для этого сделать. Голова Гарри немного опустилась и Рон увидел, как слезы катились из-под его век и скользили по щекам блестящими дорожками.

Рон отпустил руку с плеча Гарри и обнял его, чувствуя ослепляющие слезы в собственных глазах. Комок подступил к горлу, когда мысль о том, что Гермиона действительно может умереть, внезапно стала для него реальностью. Он понял, что с тех пор, как очнулся, он думал о ее состоянии с точки зрения того, как оно повлияет на Гарри, как это уничтожит его, если случится худшее… но мысль о смерти Гермионы отразилась и на нем. Он любил ее по-своему, и страх потерять ее поднимался в груди, словно живое существо, рвущееся наружу.

— Пожалуйста, — сказал он хриплым шепотом, не понимая, к кому обращается. Пожалуйста, пожалуйста, пусть она будет в порядке.

Они стояли у окна, пока солнце садилось, и цеплялись друг за друга. Гарри не говорил, он просто смотрел на темнеющее небо, а слезы бесшумно катились по его лицу. Рон не плакал, просто позволил себе закрыть глаза и снова и снова повторял про себя свою молитву. Надеясь, что если он произнесет ее достаточное количество раз, самое страшное не случится.

* * *

Ремус смотрел, как Рон выходит из комнаты вслед за Гарри. Как только они ушли, он поднялся, увлекая за собой Диз. Они тихонько прошли в угол, где отвернувшись ото всех стоял Наполеон.

— Ну? — прошептал Ремус.

Наполеон повернулся, его лицо было бледным и безжизненным.

— Что ну?

— Ты уже сказал ему?

Наполеон одарил его взглядом, полным отвращения.

— Да, Ремус, ведь именно сейчас лучшее время сказать своему боссу, что у нас не только пропажа 200 человек и мы понятия не имеем, что с этим делать, так еще и то, что возможно именно это могло стоить ему жены.

Ремус открыл было рот, чтобы ответить, но Диз подняла руку.

— Нам не стоит говорить об этом здесь, — она осмотрелась. — Ну же.

Они вышли из приемного покоя; никто, казалось, этого даже не заметил. Диз повела их по коридору, пока не нашла пустую комнату и не закрыла за ними дверь.

— Вы правда думаете, что эта атака связана с нашим проектом? — спросил Ремус.

Наполеон выпучил глаза.

— А ты сомневаешься?

— Да, знаю-знаю. Но зачем взрывать дом Гарри и, возможно, его самого? Он даже не знал о наших находках, а раз атака была рассчитана так скоро после его возвращения, преступник должен был понимать, что его вряд ли успели ввести в курс дела.

— Так как из них был целью: он или она?

— Ну, Гарри сказал, что посылка была адресована ему. Мы узнаем больше, когда сможем изучить устройство.

— Его уже нашли?

— Еще ищут под завалами. Кто бы это ни был, он, вероятно, знал о видах защиты, которые мы установили вокруг дома. Ничто с враждебными намерениями не может проникнуть внутрь само по себе. Именно поэтому и провернули трюк с доставкой.

— Мы уже знаем, что Аллегра в курсе защиты. Помнишь, когда она заявилась туда прошлым летом?

Ремус нахмурился.

— Думаешь Аллегра?

— Приятель, да ты полностью игнорируешь очевидные вещи.

— Я считаю крайне маловероятным, что она за этим стоит.

— Почему это?

— Потому что она никогда бы не убила Гарри вот так… на расстоянии. Если бы она решила убить его, то сделала бы это лицом к лицу, чтобы увидеть, как он умирает. ... а иначе это было бы совершенно неудовлетворительно для нее.

— Возможно, она решила, что расчет важнее чувств.

Ремус все еще качал головой.

— А я думаю, что мы должны пока оставить все очевидные выводы, Наполеон. Кто бы это ни сделал, он хотел просто избавиться от него, не убедившись, сколько он уже знает, каковы его планы или сколько узнали мы. Так, словно он просто помеха, а не настоящая мишень.

— Тогда возможно, цель не он, — заключила Диз. — Или, может быть… может быть, у этого нападения есть мотив, который мы просто не видим.

* * *

Аллегра уже два часа сидела за своим столом, уставившись на кучу приказов. Она не написала ни слова и даже не видела перед собой пергамент, больше не чувствуя перо между пальцами. Чернила на нем уже давно высохли.

Она не подняла головы, когда открылась дверь, и когда он сел перед ее столом, вздохнув с довольным видом.

— Неплохой рабочий день, — наконец сказал он.

Аллегра осторожно отложила перо и сложила руки на столе.

— Зачем? — спросила она.

— Что зачем?

— Ты пытался убить его сегодня. Не сказав мне. Зачем?

— Почему бы и нет?

Ее рот несколько раз открывался и закрывался, но подходящая фраза ускользала от нее.

— Я даже не знаю, что сказать, Джулиан.

— Тогда позволь мне. Ты сидела здесь за столом, уставившись на этот незаконченный список приказов и пытаясь понять, на что именно в конечном итоге нацелены мои планы. Еще ты спрашивала себя, почему я вообще позволяю тебе делать какие-то предположения о моих мотивах; предположения, которые как ты и сама понимаешь, абсолютно неверные.

— Предположения, да. Например, что Гарри был важной частью твоих планов.

Мастер улыбнулся.

— Почему ты думаешь, что это не так?

— Потому что ты просто пытался отшвырнуть его в сторону, как мошку. Ты просто хотел, чтобы он… не мешался.

— Ну, он всегда такой надоедливый.

Аллегра покачала головой.

— Ты должен был сказать мне. Я могла бы предупредить тебя.

— Предупредить? О чем?

— Ты допустили малюсенький просчет. Ты не убил его, но мне доложили, что возможно убили ее. А просчет в том, что в таком случае он сделает с твоими такими тщательно скрываемыми от меня планами, если они конечно у тебя вообще есть.

Самодовольная маска на лице Мастера слегка дрогнула. Аллегру это немного порадовало.

— Не стану утверждать, что сегодняшняя акция прошла так, как планировалось, но возможно так даже лучше.

— Как “так”?

— Если нам очень повезет и она умрет, тогда мне не придется придумывать другой план, как избавиться от него. Он сам придет ко мне. Прямая доставка жертвы прям к порогу, — он ухмыльнулся. — Иногда мне нравится эта работа.

— Он и так теперь придет за тобой, умрет она или нет. Достаточно уже того факта, что она так сильно пострадала.

— Хорошо. Видишь ли, нельзя же просто ныть, когда твои планы не реализуются именно так, как хотелось. Нужно работать дальше! Нет худа без добра, моя дорогая. Ошибка — лишь замаскированная возможность.

Она усмехнулась, поднимаясь, чтобы уйти.

— Вышей эти мудрые слова у себя на подушке.

— Такое я запомню, — он схватил ее за руку, когда она проходила мимо него. Аллегра остановилась, стараясь смотреть прямо перед собой. — Но ты злишься на меня не из-за этого.

— Из-за чего же?

— Ты злишься, что я сделал все без тебя. Это твой самый большой недостаток, Аллегра. Ты позволила своему соперничеству с Поттером стать запятнанными эмоциями, ты перестала видеть в нем лишь цель, нет, теперь он твой личный враг и для тебя дело чести низвергнуть его. И я разрушил этот порочный круг, начав действовать без тебя.

Когда она снова заговорила, слова сочились у нее сквозь зубы с нескрываемым ядом.

— Я больше десяти лет сражаюсь с этим человеком, Джулиан. Не тебе мне об этом говорить.

Он притянул ее на шаг ближе к себе.

— Но даже и это не настоящая причина, — Джулиан посадил ее к себе на колени, запустив руку в ее волосы, и прошептал прямо в ухо. — Настоящая причина в том, что где-то в глубине души ты не хочешь его смерти.

Аллегра вскочила и, не раздумывая, отдернула руку и изо всей силы ударила его по лицу. Голова Мастера качнулась набок, а когда вновь оказалась на уровне ее лица, он уже улыбался.

— Я так и думал, — промурлыкал он. — Интересно, что я должен сделать, чтобы изгнать его из твоих мыслей? — спросил он, поднимаясь.

Незнакомое чувство пронзило сердце Аллегры... страх. Он находился между ней и дверью. Аллегра никогда не сталкивалась ни с одним человеком, мужчиной или женщиной, которого, как она думала, не могла бы одолеть магически или физически. Это было сбивающее с толку ощущение, что ее превзошел кто-то, кого она не могла понять.

В конце концов она просто подошла к двери, словно не замечая этого хищного блеска в его глазах, надеясь, что если она пройдет мимо кладбища, призраки ее не побеспокоят.

Возможно, это сработало бы с призраками, но не с Мастером.

Он двигался быстрее, чем мог уловить ее взгляд. Внезапно ее ударили сзади, а затем потолок и пол поменялись местами, и она оказалась на земле, с сжатыми над головой запястьями. Она посмотрела ему в глаза, так похожие на глаза его отца… но отбросила мысль, что зародилась у нее в голове. Аллегра не хотела, чтобы Гарри даже отдаленно присутствовал в ее голове, пока она терпела то, что вот-вот должно было случиться.

Мастер хотел видеть, как она дрожит. Он хотел видеть ее беспомощной. Он хотел от нее реакции. Аллегра не могла бороться с ним, так что, по крайней мере, в ее силах было не дать ему того, чего он хочет.

Когда он разорвал на ней одежду, она просто уставилась в потолок. Когда он раздвинул ей ноги, она пересчитывала трещинки на штукатурке своего кабинета. Когда он вошел в нее, она сжимала кулаки, челюсти, все свое тело и строила планы. Когда он кончил, стоная и задыхаясь, прижавшись лицом к ее шее, она почти ничего не замечала, потому что на самом деле мыслями была не здесь.

И когда он оставил ее там, прошептав что-то противно-снисходительное ей на ухо и поглаживая ее обнаженную кожу, словно домашнюю зверушку, она не сдвинулась с места даже после того, как он ушел. Аллегра осталась лежать на полу и строить свои планы, и не встала, пока точно не решила, что ей нужно делать.

* * *

Была уже почти полночь, когда дверь в приемный покой открылась и вошел Сакеш, облаченный в синюю стерильную хирургическую одежду. Гарри медленно поднялся, на его лице отразился страх. Внешний вид Сакеша не внушал доверия; он выглядел усталым и измученным. О боже, подумал Рон. Его мысли мчались впереди Сакеша, представляя, как будет выглядеть лицо Гарри, когда он их услышит. Мне очень жаль, Гарри... мы сделали все, что могли... ее травмы были слишком серьезными... она не пострадала...

Сакеш подошел к Гарри и положил руку ему на плечо.

— Сакеш, — прошептал Гарри. — Что... пожалуйста, скажи мне.

Легкая улыбка искривила губы доктора. — С ней все будет в порядке, Гарри.

Рон медленно поднялся на ноги, его ноги снова подкашивались.

Гарри удивленно моргнул.

— Что? — прошептал он. — Что?

По шокированному лицу Гарри Рон понял, что он почти смирился с тем, что покинет эту комнату вдовцом. Он подошел к Гарри и положил руку ему на плечо.

Сакеш кивнул.

— Это был тяжелый день, долгая процедура, но… она поправится.

Дыхание Гарри сбилось в груди, и он прикрыл рот рукой. Сакеш улыбнулся и отступил назад. Рон схватил Гарри и обнял его, облегчение, слишком сильное, чтобы описать его, захлестнуло его. Он почувствовал, как его друг все еще стоял застывшим от удивления, а затем он обмяк, и из него вырвалось так долго сдерживаемое рыдание. Он обнял Рона в ответ, и тогда все в комнате вскочили на ноги, обняв друг друга и заплакав, а воздух наполнился словами и восклицаниями, которые до сих пор все слишком боялись произнести.

Гарри обнял Дуга, Клэр и Сириуса, потом собрался с мыслями и повернулся к Сакешу.

— Сакеш, все мои слова благодарности будут недостаточными. Я не знаю, что сказать.

— Я просто рад, что мы смогли спасти ее, — ответил Сакеш. Гарри взял его руку обеими руками и пожал ее.

— Ты спас не только ее, — сказал он, вытирая глаза. — Могу я ее увидеть? Где она?

Сакеш вздохнул.

— Боюсь, я пока не могу этого разрешить. Но с ней настоящие профессионалы. Это будет трудное время, мы должны быть очень осторожными, пока ее не стоит тревожить, — он пристально посмотрел на Гарри. — Но ты ей понадобишься позже, поэтому я настоятельно рекомендую тебе набраться сил к этому моменту. Поешь что-нибудь и поспи. Ты ничего не сможешь сделать для нее, оставаясь здесь, но если ты не позаботишься о себе, сделаешь только хуже вам обоим. Скажи, что понимаешь, о чем я говорю.

Гарри кивнул.

— Понимаю.

— Я дам знать, если что-то изменится, и сообщу сразу, как только ты сможешь ее увидеть. А теперь прошу меня извинить, мне пора возвращаться.

— Спасибо, Сакеш, — снова сказал Гарри. Сакеш только кивнул, явно из последних сил, и вышел из комнаты. Гарри повернулся к своим друзьям и столкнулся с очередной волной объятий и увещеваний с облегчением.

Рон оставил его и сел рядом с Лаурой, которая тихо плакала в носовой платок. Он обнял ее и притянул к себе.

-Прости, я совсем забыл о тебе.

Она хлопнула его по плечу.

— О, обо мне сейчас думать стоит меньше всего, идиот. Я в порядке, не трать ни минуты на беспокойство обо мне сейчас, — она посмотрела на него влажными глазами. — Слава богу, с ней все в порядке… Я не знаю, что бы я делала. Не знаю, что бы он делал.

Рон покачал головой, его челюсти сжались. Теперь, когда этого на самом деле не произошло, он мог позволить себе размышлять о том, что было бы, если бы она умерла.

— Каким-то образом он бы продолжил жить. Да и всем нам бы пришлось. Но я не думаю, что он бы когда-либо по-настоящему оправился.

— Я знаю, — кивнула она. Лаура отстранилась и посмотрела на него с улыбкой. — Посмотри на нас. Все беспокоятся о них. А как же мы? Нас тоже чуть не убили!

Он улыбнулся в ответ.

— Чуть-чуть не считается, моя дорогая.

* * *

Гарри оглядел комнату. Люди в ней отдыхали, ходили на перекусы, улыбались. Некоторые обсуждали, кто должен остаться, а кто — вернуться домой и немного отдохнуть. Дуг и Клэр действительно спорили об этом.

Он чувствовал себя старой тряпкой для посуды после слишком большого количества стирок. В нем физически ничего не могло остаться после этого бесконечного дня. Он понятия не имел, сколько сейчас времени -лишь только, что была ночь. Гарри плюхнулся обратно на диван и откинул голову назад, уставясь в потолок. Его правая рука крутила обручальное кольцо на пальце левой, пока кожа не начала немного саднить.

Его разум продолжал пытаться вернуть его во двор дома до прибытия помощи... он сопротивлялся этой сцене изо всех сил, но она была такой настойчивой. Он никогда не чувствовал себя так в своей жизни. Его отбросила назад на тысячи лет эволюции и превратило в невербальное существо с односложными мыслями.

Сначала взрыв. Он видел, как Рон взлетел и приземлился на спину под неудачным углом. Он видел, как Лауру отбросило на землю словно тряпичную куклу. Почувствовал, что упал на землю сам, потрясенный, но невредимый... а потом сел и увидел лежащую Гермиону, кровь уже растекалась по ней, острый металлический шип торчал сквозь нее.

На мгновение он правда подумал, что потерял сознание и галлюцинирует. С тех пор, как Аллегра обманом заставила его поверить в ее смерть, ему постоянно снились кошмары о Гермионе, убитой каким-то ужасающим способом… возможно, его снова посетил этот страх в бессознательном состоянии. Но все было слишком реально: запах дыма, резь в глазах, боль в груди от того, что ветер вышиб воздух из легких.

Гарри был не в себе, когда сидел на земле и пытался удержать ее, не причинив еще большего вреда. Он не видел, что происходило вокруг, но кто-то кричал или проносился мимо. Он не помнил, как Лаура тушила огонь, едва помнил прибытие опергруппы Р.Д. Помнил, как Люпин оттаскивал его и удерживал на месте, пока колдуны-медики аппарировали Гермиону и смутно помнил, как оказался здесь, в больнице, и позволил себя обследовать. Его первое отчетливое воспоминание было о том, как он пришел в эту приемную и встретил здесь Наполеона, увидел потрясение на лице своего друга, ужас и ярость, охватившие его, когда он начал осознавать, что произошло.

Но теперь все позади. Ничто другое не имело значения, пока он ждал новостей о ней. В его голове не зарождалось ни единой мысли. Но теперь, когда самое страшное было кончено, он мог слышать, как его более рациональные мысли снова заработали, как проигрыватель, выбравшийся их царапины на пластинке, переходя от неразборчивого шипения к яростной какофонии.

Боже, Лауру и Рона тоже могли убить. Рон был ранен... но сейчас он выглядит нормально. У Лауры синяк на лице. Я ранен? Понятия не имею. Я чувствую себя хорошо. О нет, дом... дом разлетелся в щепки. Где мы будем жить? Где будут жить остальные? Может быть, я могу... Я даже не могу думать об этом сейчас. Кто и почему? Они преследовали меня? Если это случилось из-за меня... идиот, ну конечно.

Эта мысль заставила его остановиться. Я чуть не убил свою жену.

Гарри моргнул и покачал головой. Ему, как обычно, отчаянно хотелось винить себя, но, пройдя столько раз по этому пути, он стал понимать, что он ведет в тупик. Кроме того, как только проснется, Гермиона жестоко отругает его, если обнаружит, что он снова считает себя ответственным за все. Иногда она называла это эгоизмом, и он начинал задаваться вопросом, была ли она права. Их жизни были опасны, и она знала это... и все же она все равно решила быть с ним. Она предстала перед всем миром и заявила, что любит его и что принимает его как таким, каков он есть и все, что с этим связано. Не знаю, чем я заслужил такую преданность, — подумал он, — но я приму ее и не буду сомневаться.

Более продуктивной была та дорога, которая привела бы его к тому, кто это сделал. Он слегка улыбнулся, но не счастливой или облегченной улыбкой. Опасной улыбкой. Улыбкой человека, обдумывающего по-настоящему творческие способы отомстить.

Он вздохнул и встал. Наполеон, Ремус и Диз сидели вместе в другом конце комнаты, погруженные в беседу. Они остановились, когда он приблизился.

— Хорошие новости, Гарри, — сказал Наполеон.

— Так и есть. А теперь, я думаю, пришло время для новых новостей.

— Ты не собираешься отдохнуть, как велел Сакеш?

Гарри поднял бровь.

— Ты шутишь? Если ты думаешь, что я могу пойти расслабиться где-нибудь, ты спятил. Нет уж. У меня есть идея получше. Мы сейчас же отправляемся в Р.Д. и вы докладываете мне обо всем, что нашли в мое отсутствие.

Тишина в кабинете Гарри была похожа на тишину, которую слышишь только тогда, когда сидишь за дверью директора и ждешь, когда тебя вызовут внутрь… хотя не то чтобы у Наполеона был опыт в подобных вещах.

Он, Ремус и Диз сидели в ряд перед столом Гарри. Гарри стоял к ним спиной и смотрел в окно, опершись одной рукой о стену. Он молчал несколько минут, с тех пор, как Наполеон закончил рассказывать ему о результатах их проекта.

Он не мог сказать, о чем думал Гарри или что он чувствовал. Гарри усвоил всю информацию и просмотрел список, затем отвернулся, чтобы посмотреть в окно, и больше ничего не говорил.

Наполеон содрогнулся при мысли о том, в каком состоянии сейчас находится Гарри. Он не мог этого представить. Двенадцать часов назад у него был медовый месяц и он был невероятно счастлив. Он вернулся домой отдохнувшим, расслабленным и полным хороших воспоминаний о времени, проведенном наедине с Гермионой. В течение часа его дом был взорван, его лучший друг почти парализован, а жену пронзил огромный штырь и едва не лишил ее жизни. Теперь Гарри узнал, что ответственность за поиск и спасение более 200 заложников и победу над тем, кто их взял, легла прямо на него.

Он сделал мысленную пометку запастись зельем от головной боли.

Они ждали. Ждали его ответа. Наполеон не мог говорить за остальных, но он очень надеялся, что Гарри повернется и расскажет им, что именно они собираются делать, как именно они собираются найти заложников и сколько именно праведного гнева обрушить на голову Мастера. Он хотел, чтобы Гарри подумал несколько минут и придумал идеальный план, чтобы они могли сразу же побежать выполнять его. Он не хотел ничего, кроме как иметь возможность сказать «Давайте сделаем это» и следовать за ним, куда бы Гарри ни повел их.

Ответ Гарри, когда он пришел, был не тем, на что он надеялся.

В какой-то момент он стоял там и смотрел в окно. В следующее мгновение он развернулся, схватил со стола большое хрустальное пресс-папье и одним движением швырнул его в стену, и тот разлетелся на тысячу осколков. Все трое подпрыгнули, и он увидел краем глаза, как рука Диз потянулась к горлу. Гарри стоял там, уперев руки в бока, стиснув челюсти.

— И мы уверены в этом? — спросил он, его голос был таким тихим и сдержанным, что было почти трудно поверить, что он только что что-то бросил.

— О да, — ответил Наполеон. — Мы проводили выборочные проверки с настоящим Оракулом. Сакеш эксгумировал несколько тел, чтобы подтвердить наши выводы.

— Вы закончили все проверки?

— Да, позавчера.

Гарри взял список.

— Так это полный список всех пропавших без вести?

— Ну, я полагаю, мы не можем знать этого наверняка, — сказал Наполеон, бросив взгляд на своих коллег. — Мы проверили все кладбища, но не всех хоронят на кладбищах.

Гарри кивнул.

— Думаю, стоит сверить этот список со списком в Зале Имен. Это даст нам совершенно точный список всех пропавших без вести, но это потребует некоторых усилий. Я наведу кое-какие справки, — он сел за свой стол и посмотрел на список. Наполеон узнал это выражение лица. Точно так же, как он уже несколько недель читал эти имена и представлял себе их жизни и плен, Гарри начал делать то же самое.

Прошло несколько долгих мгновений.

— Гарри?, — рискнул Наполеон.

Гарри поднял взгляд.

— Что?

— Ну… так что нам делать?

Он вздохнул.

— Я не знаю, Джонс. Я правда не знаю, — он провел рукой по волосам. — Все оказалось настолько хуже того, что я мог представить, что я пока еще не могу даже это осознать, — Гарри посмотрел на Наполеона. — Ты уже знал обо всем на Рождество, да?

— Да. Частично.

— И не сказал мне.

Наполеон вздохнул.

— Тебе не нужно было это слышать, не тогда. Ты был в медовом месяце, и у нас все было под контролем.

Гарри посмотрел на каждого из них по очереди.

— Я могу только представить, через что вам троим пришлось пройти во время этого проекта. Вам приходилось жить обычной жизнью, в то время как над вами все время висела эта огромная тайна.

— Это было нелегко, — тихо сказала Диз. — Мы сделали все возможное.

— Я в этом уверен, — Гарри положил список.

— Нашим первым шагом должно стать получение действительно полного списка пропавших без вести. Для этого нам понадобится несколько вещей. Насколько давно пропал первый?

— Самый ранний из найденных нами по-прежнему остается Рон. Нам было интересно, не мог ли он быть тестовым случаем, чтобы увидеть, действительно ли это пройдет. В этом есть какой-то смысл… если вы можете инсценировать смерть лучшего друга Гарри Поттера под самым носом у Альбуса Дамблдора, тогда вы можете быть уверены в своих силах.

— Тогда мы берем этот год как начальную дату. Мне нужно, чтобы вы трое составили записи о смертях, начиная с 1 января 1997 года. Нам нужно знать имена всех магов, умерших за последние двенадцать лет. Федерация хранит централизованные записи о смертях, но вам придется пройти через министерства, чтобы получить доступ. Ремус, вы с Диз можете этим заняться?

— Конечно.

— Для Наполеона есть другое задание, — Гарри посмотрел на Ремуса и Диз. — Свободны, — они поднялись и вышли из кабинета.

Гарри сел в кресло, которое только что освободил Ремус, повернувшись лицом к своему заместителю. Какое-то время он молчал. Наполеон наблюдал за ним; голова его была слегка склонена, правая рука беспокойно играла с обручальным кольцом.

— В чем дело, босс?

— Мне нужно, чтобы ты выяснил, что произошло сегодня в моем доме, — тихо сказал Гарри. — Ты отвечаешь за установление причин этого нападения. Уверен, что дело передадут Аврорату, но я хочу, чтобы этим занялся ты.

— Конечно.

— Не думаю, что нападение было связано с нашим проектом или с чем-то, что вы трое раскопал.

— Мы уже обсудили это сегодня, и тоже пришли к такому выводу. Сначала я правда подумал как раз обратное, но к счастью, разум возобладал.

Гарри кивнул.

— Похоже, что мишенью был я, — он замолчал, и Наполеон понял, что тот обдумывает, какую роль сыграл в ранении Гермионы.

— Не кори себя, босс, — сказал Наполеон.

Гарри покачал головой, с трудом сглотнув.

— Если кто-то и может меня понять, то это ты.

— Да, — пробормотал Наполеон. — Эй, но если ты настаиваешь, с радостью буду винить тебя.

Гарри улыбнулся.

— Может быть, я буду чувствовать себя не таким виноватым, если кто-нибудь скажем мне это в лицо, — он посмотрел на своего зама. — Ты в порядке? Я имею в виду... У тебя, наверное, тоже был тяжелый день.

Наполеон кивнул.

— Я в порядке. Спасибо, что спросил.

— Ну, ты же меня знаешь. Я справляюсь со своим горем и самобичеванием через заботу о других.

Наполеон ухмыльнулся.

— Осторожнее там, приятель. Вы женаты всего два месяца. Тебе еще рано быть похожим на свою жену.

Гарри не улыбнулся в ответ.

— Я был бы счастлив, будь я хоть немного похож на нее.

* * *

К концу первой недели Аллегра поняла, что спящей лучше не притворяться. Он просто ее разбудит. Она знала, что лучше не ложиться в постель в одежде. Он просто сорвет ее. Она знала, что лучше не сопротивляться ему. У него была сила, гораздо большая, чем могут дать мускулы. Он позволил ей мельком увидеть лишь малую ее часть, и она была достаточно умна, чтобы испугаться ее. Впервые в своей жизни она была бессильна.

На данный момент.

Она не питала иллюзий относительно его мотивов. Она ничего для него не значила, и он хотел, чтобы она это знала. Она не была чем-то значительным, не могла что-либо контролировать. У нее не было ни власти, ни по-настоящему преданных людей.

Поэтому она позволила ему верить, что он запугал ее, подчинил себе. Это помогало ей держать его в неведении относительно контроля над своими мыслями — единственной вещи, контролировать которую он не мог.

Каждую ночь она лежала в своей постели и ждала его. Он приходил всегда в одно и то же время. Иногда он играл с ней, иногда примерял роль соблазнителя. Порой он брал ее грубо, как свою вещь. Иногда он был почти нежен. В его поведении не были никакой закономерности. Все, что она могла сделать, — соглашаться. Аллегра даже отвечала ему — настолько, насколько он, по ее мнению, хотел. Уж лучше пусть он думает, что победил ее. Лучше сыграй роль запуганной маленькой женщины. Он не был человеком, едва ли. Мастер понятия не имел, что у нее творилось у нее внутри, а если бы и знал — он предпочитала поддерживать эту иллюзию.

Все знали, что он с ней делал. Невозможно сохранить подобное в тайне. Те из ее приспешников, что всегда жаждали ее расположения, смотрели на нее с презрением и насмешкой. Те, кто был верен ей, смотрели на нее с жалостью, а на Мастера — с нескрываемой яростью ... Не то чтобы они осмелились противостоять ему. Но именно в таких взглядах она нуждалась, в этих взглядах, которые почти стоили того, чтобы стать жертвой монстра, которого она породила. Теперь она должна была знать, кто был с ней, а кто с ним. Информация, которую она могла бы использовать.

Но еще не время.

Пока что ей приходилось терпеть, и она будет. Каждую ночь она терпела его рядом с собой, сверху, внутри себя. Это было отвратительно, но все же неизбежно. В каком-то смысле она была почти благодарна. По крайней мере, теперь она знала, что ей нужно делать.

О нет, она не бездействовала. Она обдумывала свой план, уставившись в потолок, обхватив его ногами за талию, пока он делал с ней все, что хотел. Никто не может издевается надо мной, подумала она, стиснув зубы. Даже мой собственный сын...и ты пожалеешь об этом. Обещаю.

Просто подожди, пока твой отец узнает об этом.

* * *

Когда Гарри вернулся в больницу, приемный покой уже не был переполнен так, как накануне вечером. Дуг и Клэр оба были здесь, очевидно, достигнув определенного согласия в своем споре о том, кто должен остаться. К ним присоединилась Сара Форестер, вскочившая при виде его, чтобы обнять.

— О, Гарри, мне так жаль, — сказала она хриплым голосом.

— Все будет хорошо, — пробормотал он, обнимая ее в ответ. — С ней все будет в порядке.

Сара кивнула, высморкавшись в салфетку могучим звуком, похожим на зов дикого лося.

— Не то чтобы я в курсе, что происходит в вашем мире, но... это всегда так? Теперь так будет всегда? — в ее глазах читалось обвинение, то самое обвинение, которое он ожидал увидеть на лицах других, но не видел.

Гарри вздохнул.

— Хотел бы я сказать "нет". Хотел бы я сказать, что мы все в безопасности.

Сара прикусила губу.

— Я люблю Гермиону. И единственная причина, по которой я не бросаюсь на тебя кулаками — я знаю, что ты тоже ее любишь. Но это произошло с ней из-за тебя, — Гарри ничего не ответил. — Наверное, знать это и так достаточно паршиво и нет смысла добавлять что-либо еще.

— Да. И так достаточно паршиво.

Она улыбнулась и сжала его руку.

— С ней все будет в порядке, — Сара вернулась на свое место рядом с Клэр.

Гарри огляделся в поисках Рона. Он заметил его на диване у стены, сидящим с Лаурой. Она поджала под себя ноги, положила голову ему на плечо, одна ее рука покоилась на его колене. Рон обнимал ее одной рукой.

Гарри моргнул. Я что-то пропустил? Видимо, так и было. Они пробыли дома всего час, перед тем, как это случилось. Рон ничего не сказал о Лауре, когда они встретились в Норе.

Какая-то часть его разума теперь прокручивала события, произошедшие после взрыва, и он понял, что был слишком расфокусирован, чтобы заметить что-нибудь.

Рон заметил, что он смотрит на него, и помахал рукой, а затем встал, чтобы подойти к нему, оставив Лауру на диване.

— Что у вас там? — спросил Рон.

— Ничего... просто рабочие дела. Сакеш приходил?

— С тех пор как ты ушел, нет.

Гарри взглянул на Лауру.

— Мне стоит спросить, что тут у вас происходит?

Рон вздохнул.

— Хотел бы я знать, дружище.

— Вы выглядите мило.

— Мило, ага. Все сложно, вот что.

— А что там с Сорри?

— Он как раз и есть "все сложно".

— А.

— Да. В рождественскую ночь кое-что вроде как начало происходить, но я сказал, что не хочу начинать отношения, пока не решен вопрос с Сорри.

— Ну разве ты не джентльмен?

— Мне нравится так думать. В любом случае...Я даже не знаю, предприняла ли она что-то на этот счет. Стараюсь быть не слишком назойливым.

— И чем вы в таком случае занимаетесь?

— Просто разговариваем. И читаем. А еще...ну, не буду тебе врать, отчасти мы перешли на физический уровень.

Брови Гарри поползли вверх.

— То есть ты эм... сделал свое дело?

— Что? О, нет. Но большую часть ночей она проводит в моей комнате. Хотя ничего такого, нам просто... хорошо вместе.

Гарри покачал головой.

— Ты ходишь по очень тонкой грани, друг мой.

Рон провел рукой по волосам.

— Я так запутался, Гарри. Я не знаю, что мне делать. Думаю, я мог бы... — Рон вздохнул, затем понизил голос до низкого шепота. — Кажется, я влюбился.

— Неужели?

— Ну, откуда мне знать? Я ничего в этом не понимаю!

— Да что тут понимать. Это не ракетостроение.

— С ракетостроением я бы еще справился. Здесь все гораздо сложнее. Я не хочу попасть в какой-то любовный треугольник, но бывают моменты, когда все, что мне хочется сделать — это взять ее и ... — Рон выпустил воздух сквозь зубы. — И давай не будем забывать, что я провел двенадцать лет в одиночестве. Понимаешь?

Гарри улыбнулся.

— О да.

— Я не хочу все испортить.

— Тогда правда не стоит.

— Тебе легко говорить, счастливый женатый человек. Все-то ты знаешь и все-то у тебя получается. Нам, простым смертным, труднее жить долго и счастливо.

Гарри посерьезнел.

— На случай, если ты не заметил: с "долго и счастливо" у меня тоже не все гладко.

Лицо Рона вытянулось.

— Мне очень жаль, Гарри. Это было жестоко с моей стороны.

— Все в порядке. Послушай, если вы с Лаурой считаете, что у вас может что-то получиться, я очень рад. Она мне нравится, и мне и Гермионе. Она потрясающая. Возможно, она как раз именно та, кто тебе нужен.

Робкая улыбка тронула уголки рта Рона.

— Иногда я тоже так думаю.

— Но уверен ты понимаешь, что сначала нужно разобраться с Сорри, прежде чем у вас завяжется что-то по-настоящему серьезное.

— Ага. Как раз в процессе, — Рон сжал плечо Гарри и развернулся, чтобы присоединиться к Лауре на диване.

Гарри как раз собирался уединиться, чтобы отвлечься и немного поразмышлять, как дверь открылась и вошел Сакеш, выглядевший немного более отдохнувшим, чем накануне вечером. Все немедленно сосредоточились на нем, прекратив свои разговоры.

Сакеш улыбнулся.

— К Гермионе можно, сейчас, — объявил он. — Но, пожалуйста, только по одному за раз.

Клэр вскочила и направилась к двери. Гарри обменялся озадаченным взглядом с Дугом. Если она думала, что войдет первой, то ее ждал сюрприз.

— Клэр, — сказал Гарри, протягивая руку. — Ты куда?

— Мне нужно увидеть мою девочку, — ответила она немного дрожащим голосом.

— Обязательно. Но сначала я.

Ее глаза сверкнули на него.

— Я нужна ей, я должна ее увидеть!

— Я знаю, и ты увидишь ее, я обещаю.

— Я — ее мать, Гарри!

— Я в курсе, Клэр, но я ее муж, помнишь? Я вернусь через несколько минут, хорошо? — Гарри заставил себя сохранить решимость, не имея ни малейшего желания ссориться с матерью Гермионы. Он понимал, что ей нужно было увидеть ее, и хотел, чтобы у нее была такая возможность...но, черт возьми, он увидит свою жену первым.

Гарри видел, что Клэр хочет поспорить, но понимает, что неправа. Ее подбородок задрожал.

— Хорошо, — наконец тихо согласилась она. — Пожалуйста, поторопись.

Гарри последовал за Сакешем из зала, его даже слегка подташнивало от волнения. Ему хотелось бежать впереди него, но в то же время он боялся зрелища, которое, несомненно, ожидало его впереди. Ему было интересно, как она будет выглядеть, насколько ужасное зрелище ему предстоит увидеть. Очнется ли она? Будет ли ей больно? Он не знал, сможет ли это вынести.

Сакеш отвел его в палату под названием "Интенсивная терапия". Он остановился у двери и повернулся лицом к Гарри.

— Она спит, может проснуться, но я не уверен. Если проснется — это хороший знак, но не позволяй ей слишком много говорить или волноваться. Прямо сейчас ее поддерживают несколько чар, чтобы ее тело могло исцелиться, но их довольно легко разрушить.

— Могу я... — Гарри остановился и прочистил горло. — Могу я прикоснуться к ней?

— Да, можешь держать ее за руку, если хочешь. Не пугайся ее внешнего вида. Вспомни, через что ей пришлось пройти, — Гарри тупо кивнул. Сакеш открыл дверь и отступил в сторону.

Гарри остановился в дверях, застыв на месте. Он чувствовал, что Сакеш наблюдает за ним, и ему хотелось быть Большим и Сильным Героем, каким ему и полагалось быть. Он хотел без колебаний подойти прямо к ее постели и быть невозмутимым и стойким. Он хотел быть кем-то, кого все ожидали увидеть.

Если бы только все было так просто. Это весь остальной мир считал его Большим И Сильным Героем. В своей собственной голове он был всего лишь Гарри. Гарри, которого он знал, был просто человеком с некоторыми навыками в магии, который все еще чувствовал себя недостойным почти всего, что имел и который не мог поверить, что женщина, которую он всегда любил, действительно любила его в ответ. Просто мужчина, который так боялся жизни без нее, что порой не мог спать из-за этого по ночам. Просто человек, чей худший кошмар едва не стал явью, и которому теперь пришлось столкнуться с его ужасающими последствиями.

— С тобой все в порядке? — тихо спросил Сакеш.

Гарри понял, что стоит так уже некоторое время. Он сделал глубокий вдох.

— Если она в порядке, то и я тоже.

Он вошел в палату и подошел к ее кровати, чувствуя, как болезненный комок подступает к горлу. Палата Гермионы оказалась уединенной и тихой, кровать стояла в центре, свет приглушен. Над кроватью висел большой стеклянный флакон в форме перевернутой слезинки, наполненный прозрачным янтарным зельем. Жидкость непрерывно капала с кончика флакона и падала на лицо Гермионы, превращаясь в газ, когда достигала его, подвергая ее рот и нос какому-то терапевтическому эффекту. Над ее головой был установлен большой медный талисман, циферблаты на лицевой стороне вращались в разных направлениях и с разной скоростью.

Гермиона все еще лежала в тихом сне, со слегка приподнятой головой. Ее лицо было повернуто в сторону, руки сложены на животе. Кожа была невероятно бледной, а волосы собраны и заплетены медсестрами в косу, чтобы не мешались. Гермиона была укрыта простынью до самой груди, но Гарри все равно мог видеть, как исцеляющее заклинание от ее раны просвечивает оранжевым на ее животе даже сквозь ткань.

Он сел на табурет, который Сакеш услужливо оставил около ее кровати.

— Гермиона? — прошептал он, наклоняясь ближе. Гарри протянул руку и дотронулся до кончиков ее пальцев. Кожа была прохладной, пальцы безжизненно лежали в его руке. — Это я, — он поднес ее руку к своему лицу и прижался губами к ее пальцам, задержав их так на долгое мгновение.

— Ты в порядке, — сказал он, слова заглушались костяшками ее пальцев. Казалось, он не мог отпустить ее руку или даже убрать ее от своего лица. Он держал ее там, а другой рукой поглаживал ее предплечье. — Ты в порядке, — повторил он. Он хотел бы придумать что-нибудь получше, что-нибудь глубокое, значимое и важное, что придало бы ей сил на скорейшее выздоровление, но он был слишком ошеломлен, поэтому мог просто сидеть здесь и чувствовать, как ее пульс течет сквозь его пальцы, не пытаясь тратить остатки мозговой активности для сочинения проникновенных речей.

Он наклонился ближе и заглянул ей в лицо. Гарри провел большую часть своей жизни, глядя на это лицо, и все же все до сих пор не чувствовал, что полностью изучил его. Он мог бы потратить всю свою жизнь, рассматривая его, и все же так и не изучил бы до конца. Ее лицо было настолько изменчивым в зависимости от настроения и обстоятельств, что сейчас, совершенно расслабленное, оно даже не было похоже на себя.

Это не было лицо Гермионы без этого маленького изгиба ее бровей, когда она отчитывала его, этого изгиба ее губ, когда она кокетничала, этой морщинки на лбу, когда она была сосредоточена. Он положил руку ей на лоб, поглаживая маленькие вьющиеся пряди у линии роста волос. Он почувствовал, как слезы снова наворачиваются на глаза, но он не хотел плакать — не здесь, не с ней. Она могла каким-то образом почувствовать это и подумать, что все безнадежно, что она обречена. Поэтому он сидел и наблюдал, как равномерно поднимается и опускается ее грудь.

Возможно, он заговорил, когда слова наконец пришли к нему. Возможно, он сказал ей, как ему жаль. Может, он сказал ей, что любит ее, и что другие люди, любившие ее, были здесь и не могли дождаться, чтобы увидеть ее. А может, он сказал ей, что найдет тех, кто причинил ей боль, и заставит их заплатить за это.

Или, возможно, он просто держал ее за руку и ждал, чтобы заговорить, пока она не ответит ему.

Рон вернулся в приемный покой с пакетом, полным сэндвичей, и обнаружил, что его соседи по дому собрались вместе в одном углу, увлеченные беседой. Лаура поманила его к себе.

— Есть какие-нибудь новости? — спросил он.

— Гарри все еще там. Мне кажется, Клэр начинает терять терпение, — поморщившись, ответила Лаура.

— Она, черт возьми, может подождать, — сказал Рон. — Прости за то, что я так говорю.

— Ты прощен.

— Что происходит? — спросил Рон, оглядывая их лица.

Джастин прочистил горло.

— Мы просто говорили, что ... Ну, в какой-то момент нам придется поговорить о доме.

Рон кивнул.

— Видимо, да. Вы где все ночевали прошлой ночью? — сами они с Лаурой не покидали больницу.

— Я был у Стивена. Джордж отправился в Нору. Чоу поехала к сестре. Насчет Наполеона не знаю, но его здесь не было, — Рон предположил, что тот был в Р.Д.

— Он был здесь с нами всю ночь.

— Странно, не видел его. Так насколько все плохо?

Рон и Лаура обменялись взглядами.

— Плохо, — сказал Рон. — Вся средняя секция разрушена.

Джордж вздохнул.

— Вот это да. А восстановить можно?

— Думаю, да, но придется попотеть. И решить, где будем жить на время ремонта.

— Об этом не беспокойтесь, — сказал новый голос. Рон поднял глаза и увидел, что Джинни присоединилась к ним. — Драко подготовил все спальни в Глин Синвиде. Вы все можете остаться там.

Рон потерял дар речи.

— Ты шутишь.

— Конечно, нет. Всем хватит места.

— Но, Джин...восстановление может затянуться, может... даже на несколько месяцев!

— Он знает, — Джинни улыбнулась. Рон подозревал, что она гордилась щедростью своего парня. Он безуспешно пытался быстро придумать идеальное решение, чтобы им всем не пришлось жить в доме Драко. Единственным вариантом, который он видел, остаться в Норе, но он сомневался, что дом его родителей был способен принять семерых взрослых гостей на столь долгий срок ... А их будет восемь, когда Гермиону выпишут из больницы. У Глин Синвида был единственный недостаток — владелец, с которым сам Рон чувствовал себя явно неуютно, но во всех других отношениях это был идеальный вариант.

— Что ж...скажи ему, что мы очень благодарны, — выдавил из себя Рон.

Дверь в приемный покой открылась, и вошел Гарри. Рон вглядывался в лицо своего друга, пытаясь понять его состояние, но тот просто выглядел измученным. Он знал, что Гарри не смог отдохнуть ни минуты с момента взрыва. Они с Лаурой, по крайней мере, немного поспали на диванах в коридоре, но Гарри либо сидел здесь, либо работал с тех пор, как они приехали в больницу. Он наблюдал, как Гарри подошел к Клэр. Они тихо поговорили, затем Клэр поспешила из комнаты, Дуг последовал за ней.

Гарри увидел, что они сидят в углу, и присоединился к ним.

— Собрание жильцов? — спросил он.

— Мы тут говорили о том, где будем жить, пока дом на ремонте. Эм ... Драко предложил приютить нас всех в Глин Синвиде — так долго, как будет нужно, — ответил Рон, надеясь, что Гарри услышит в его словах одновременно и благодарность за этот жесть и вместе с тем плохо скрываемое отвращение.

— А, — сказал Гарри, одним слогом заверяя Рона, что все понял. — Что ж, это очень мило с его стороны, но в этом нет необходимости.

Соседи по Байликрофту переглянулись.

— А я думаю, это необходимо, — заявил Джастин. — Мы не можем оставаться в доме, если он поврежден настолько сильно, как нам сказал Рон.

— Тогда, я думаю, вы должны отправиться домой и посмотреть сами, — ответил Гарри. — Пришло время вам, ребята, самим оценить ущерб.

* * *

Рон держался немного в стороне от остальных, пока они стояли во дворе и смотрели на руины своего великолепного дома. Большая часть передних окон была выбита, и острые осколки стекла усеивали траву и подъездную дорожку. Парадная лестница почти полностью исчезла; ее обломки были разбросаны по повсюду. Стеклянный купол комнаты с зимним садом провалился внутрь, а южная башня рухнула на то, что осталось от фойе.

Лаура плакала, прижимая к губам носовой платок. Глаза Джорджа расширялись все больше и больше, пока он осматривал обломки. Слезы потекли из глаз Джастина, но он не сказал ни слова.

— Боже милостивый, — наконец сказал Джордж. — Только посмотрите на эту руины.

— Мы ни за что не приведем его в порядок, — объявил Джастин. — Это полный трэш. С таким же успехом мы могли бы переехать и считать, что нам повезло, что никто не погиб.

— Никому не двигаться, — сказал Гарри, подходя к ним сзади и сердито смотря вперед себя.

— Гарри, открой наконец свои глаза. Дом разрушен. Давайте просто сэкономим нам всем нервы и позвоним в страховую компанию, хорошо?

Гарри на мгновение заколебался, стоя во главе группы, засунув руки в карманы.

— Видимо, ты меня не слышал, Джастин. Никто никуда не поедет.

Джастин снова начал протестовать, но Рон остановил его жестом, не сводя глаз с лица Гарри.

— Гарри, что происходит?

Гарри смотрел на дом со странным выражением на лице.

— Рон, иди сюда, — попросил он, протягивая руку. Рон подошел ближе. — Встань передо мной, — Рон озадачился, но не задавал вопросов. С момента своего возвращения он узнал, что у Гарри иногда была такая манера говорить, что казалось, будто невыполнение того, что он велел, каким-то образом нарушит синхронность Вселенной. Это было что-то новенькое; раньше за ним такого не замечалось. Должно быть, это было что-то, что он приобрел во взрослой жизни.

Рон стоял перед Гарри, чуть поодаль. Гарри протянул руку и осторожно положил ее ему на плечо. Он почувствовал, как Гарри подошел на шаг ближе, так что оказался прямо у него за спиной.

— А теперь, — сказал он низким голосом. — Я хочу, чтобы ты посмотрел на дом. Вспомни его таким, каким он был. Не стоит концентрироваться на каждой детали. Просто представь его.

— Хорошо, — послушался Рон. Он посмотрел на этот дом, который уже начал казаться ему родным. У него вновь защемило сердце, когда он увидел, во что тот превратился. Рон понятия не имел, что задумал Гарри...это какой-то эмоциональный катарсис? Способ для них всех отпустить ситуацию, чтобы они со спокойной душой переехать? Что бы это ни было, он согласился. Он подумал о доме, который успел довольно хорошо узнать во время осуществления своего злополучного Плана.

Рон почувствовал, как пальцы Гарри напряглись на его плече. Он огляделся и увидел, что Гарри смотрит не на дом, а вниз, на землю.

Несколько мгновений ничего не происходило.

Рон наблюдал за разрушенным фасадом и постепенно начал осознавать, что чувствует тонкое позвякивание, доносящееся сквозь пальцы Гарри. Теперь гудело не только его плечо ... он чувствовал, как оно поднимается вверх по ногам.

Гудение превратилось в грохот. Остальные осторожно приближались к ним, не зная, что сказать или сделать. По их лицам Рон видел, что они тоже почувствовали эту вибрацию.

Все они уставились на дом, ожидая чего-то, что явно должно было вот-вот произойти. Хватка Гарри на плече Рона становилась все более болезненной, но он не двигался, не смел.

Позже ему будет трудно точно передать, что произошло там, на подъездной дорожке. Грохот продолжался и становился все более и более интенсивным. А потом... все вмиг исчезло.

Дом построился заново.

На самом деле, он больше ничего не мог сказать. Он не мог описать никакими известными ему словами, что происходило у него на глазах — должно быть, они все стали свидетелями чуда.

Его мозг почти отказывался верить тому, что он видел. Рон увидел камень и дерево, летящие по воздуху. Он наблюдал, как тают и перестраиваются окна. Он видел, как разбитая мебель соединялась воедино и вставала на свое место. Это выглядело так, словно на дом обрушился свирепый циклон, но вместо разрушения — собирал его по частям.

Следы от взрыва становились все меньше, пока не исчезли совсем. Сгоревшее дерево выросло из воздуха месте подпаленной земли. С музыкальным звоном купол зимнего сада поднялся вверх, и солнце заиграло по всей его восстановленной поверхности.

А потом все было кончено. Как будто бы ничего не случилось. Дом стоял целый и невредимый. Рон повернулся и изумленно посмотрел на Гарри. Тот отпустил его плечо и поднял голову, вздох сорвался с его губ, легкое сжатие челюсти было единственным видимым признаком огромного магического подвига, который он только что совершил.

— Вау, — наконец сказал Джастин, его преуменьшение осталось незамеченным.

Рон протянул руку и коснулся руки Гарри.

— Ты в порядке?

Он кивнул.

— Да. Пойдем посмотрим?

Он повел группу в фойе. Все выглядело точно так же, вплоть до рамок с фотографиями на столике в прихожей и плаката с Гарри, Роном и Гермионой, который Лаура повесила в честь возвращения Рона домой. Они так и стояли, изумленно таращась на исцеленный особняк.

— Гарри, это было...Я не знаю, что сказать, — выдавил из себя Рон.

Гарри вздохнул.

— Я не был уверен, что смогу это сделать. Дом ужасно большой.

— Я никогда не видел ничего подобного, — сказал Джордж, и в его голосе прозвучал благоговейный страх.

— Я тренировался, — ответил Гарри, легкая улыбка тронула его губы.

— Если я не могу исцелить Гермиону, по крайней мере, я могу починить дом, в который она вернется.

Когда Гарри и Рон вернулись в больницу, Клэр сидела в приемном покое одна; Дуг, должно быть, был с Гермионой. Глаза Клэр покраснели, в руках она держала носовой платок. При их появлении она встала; выражение ее лица не вселяло оптимизма. Гарри остановился как вкопанный посреди комнате.

— Все в порядке, Клэр?

— О да, — ответила она. — А что не так? Моя дочь лежит без сознания на больничной койке из-за устроенного в ее доме взрыва! — у Гарри отвисла челюсть, но он не произнес ни слова. — Боже! — закричала Клэр, сжимая кулаки. — Почему, Гарри? Ну почему ты? Почему она полюбила тебя? Почему она не встретила обычного, нормального волшебника, которого никто не ненавидит, кого-то безопасного, кто никогда не причинил бы ей вреда, кого-нибудь без смертельных врагов, взрывающих ее дом?

Ее слова летели так быстро, она буквально захлебывались слезами. Рону стало интересно, как долго она держала все это в себе.

— Я говорила себе, что все будет хорошо. Убеждала себя, что ничего плохого не случится, но это произойдет снова, не так ли? Нет этому конца! Она никогда не будет в безопасности, у нее никогда не будет нормальной жизни! — Рон наблюдал за лицом Гарри. Он смотрел на свою тещу, его лицо было пустым от шока. Пока она говорила, челюсть Гарри сжалась, а в глазах заблестели слезы. — Ради всего святого, Гарри! — воскликнула Клэр. К этому времени все в комнате наблюдали за этим обменом репликами. — Как ты мог позволить этому случиться? Ты все говоришь, что любишь ее. Если да, то как ты это допустил?!

Гарри покачал головой.

— Я не мог... меня застали врасплох.

— Я не о взрыве! Почему ты позволил ей выйти за тебя замуж? Почему ты вообще позволил ей быть рядом с тобой? — Клэр наступала на него, обвиняюще указывая на него пальцем, ее рука дрожала, а лицо горело, в нем с трудом узнавались ее черты. — Если бы ты действительно любил ее, ты бы держался от нее как можно дальше. Ты бы позволил ей найти кого-то другого. Ты бы желал для нее нормальной, безопасной жизни! — Рон не выдержал и подошел к Клэр, отводя ее в сторону.

— Прекратите, Клэр, — сказал он. — Вам не кажется, что он и так чувствует себя достаточно паршиво? Посмотрите на него, ведь это его убивает!

— Да что ты?! — завопила Клэр. — Забавно, а по-моему, он выглядит отлично! Разве мы можем говорить о том, как это все его убивает, пока это моя дочь борется здесь за свою жизнь? — она зарыдала, уткнувшись Рону в плечо.

— Клэр, — наконец выдавил Гарри. — Ты действительно так ненавидишь меня? Правда?

Она сделала глубокий, прерывистый вдох и посмотрела на него.

— Нет, — ответила она. — Но я ненавижу то, что ты с ней. Я, должно быть, кажусь тебе монстром, но ... она моя девочка. Я просто хочу, чтобы она была счастлива и в безопасности. Она может быть счастлива с тобой, но никогда не будет в безопасности. Как ты можешь подвергать ее такому риску? Разве тебя это не волнует?

Рон впервые увидел, как в глазах Гарри появился гнев. Он сделал еще один шаг вперед.

— Клэр, никогда не говори, что меня не волнует Гермиона или ее безопасность. ВСЕ, что я делаю — это забочусь о ней, понятно? И если хочешь знать, как я позволил нашему союзу случиться, я тебе расскажу. Я этого не хотел. Я этого не искал. Я пытался убежать, чтобы она была в безопасности.

Клэр уставилась на него.

— Почему ты этого не сделал? Что тебя остановило?

— Она. Она не отпустила меня. А теперь уже слишком поздно. Мы застряли друг с другом навсегда. И если ты думаешь, что мне легко смотреть на нее и знать, что то, чем я являюсь, подвергает ее опасности, то ты видимо считаешь меня совсем уж бессердечным козлом.

Клэр поникла.

— Это не так.

— Хорошо. Послушай, я понимаю, что тебе трудно принять это, но Гермиона взрослый человек. Мы с тобой — не единственные, кто видит во всем этом опасность; она ее тоже видит. Но она все равно выбрала меня. Я не смог ее остановить. Мне никогда не удавалось переубедить ее в том, что она сама для себя решила. Ты же знаешь, какой она может быть упрямой.

— Да, она может, — сказала Клэр, легкая улыбка тронула ее губы.

Гарри положил руку ей на плечо.

— Мы с тобой больше похожи, чем отличаемся, Клэр. Мы оба любим ее, и мы оба хотим, чтобы она была в безопасности. Я знаю, ты чувствуешь себя беспомощной, как и я порой... Но я не беспомощен. Я не знаю, почувствуешь ли ты себя лучше, но я каждый день борюсь, чтобы победить людей, которые могут причинить нам боль, равно как и Гермиона. Пойми, мы не сидим сложа руки и не ждем, когда грянет гром.

Она кивнула. Рону было ясно, что ей очень хотелось думать, что все будет хорошо.

— Я знаю.

— С ней... — губа Гарри начала немного дрожать. — С ней все будет в порядке.

— Сейчас да, — сказала Клэр, встретившись взглядом с Гарри.

— Сейчас — это все, что у нас есть. У любого из нас.

Она вздохнула.

— Просто это так тяжело.

— Да, кому ты это говоришь.

Она улыбнулась ему, немного неуверенно.

— Кажется... наверное, я немного завидую тебе, Гарри. По крайней мере, ты можешь сражаться. Ты можешь делать хоть что-то, чтобы защитить ее. А что я? Все, что я могу — это сидеть дома и подпрыгивать каждый раз, когда звонит телефон, и видеть кошмары о том, как мой ребенок умирает, а я ничего не сделала, чтобы остановить это, — она вытерла глаза.

— Есть кое-что, что ты можешь сделать для Гермионы, Клэр. Ты можешь поддержать решения, которые она принимает в своей жизни. Можете радоваться, что у нее есть дом, отличная работа, друзья, которые заботятся о ней, и муж, которого она любит и который сделает все, чтобы она была счастлива. Ты можешь облегчить ее участь, заверив в своей поддержке несмотря ни на что.

Улыбка Клэр стала немного шире, и она кивнула.

— Это я могу сделать.

— Хорошо, — Гарри протянул к ней руки. — Мир?

Она поколебалась, затем обняла его.

— Мир, — Клэр отстранилась. — Знаешь...ты не должен называть меня Клэр, Гарри.

— А как?

— Как насчет "мама"?

Гарри выглядел тронутым, но смущенным. Рону не нужно было объяснять, что Гарри может чувствовать себя неловко, называя кого-то так, но что он оценил этот жест. Гарри кивнул.

— Я думаю, мне бы это понравилось.

* * *

Первое, что ощутила Гермиона — холод. Где бы она ни была, здесь было так холодно. По обнаженной коже рук бегали мурашки, откуда-то дул сквозняк.

Глаза не хотели открываться. Где я нахожусь? задумалась она. Гермиона издала какой-то звук, похожий на ворчание и, наконец, открыла веки.

— Гарри? — ее голос был больше похож на карканье.

Ее мать склонилась над ней, глаза просияли.

— Милая, это мама! О, слава богу... Ты меня видишь?

— Я вижу тебя, мам... Где Гарри? — и с этими двумя словами осознание того, что с ней произошло, вернулось полностью и бесповоротно вернулось к ней. Взрыв, боль, пламя, темнота. Ее глаза немного расширились. — Он ранен? Мама... пожалуйста, скажи мне... он мертв?

Ее мать быстро покачала головой, поглаживая ее по щеке.

— О нет, дорогая, он не ранен. Я сейчас позову его, — Клэр оглянулась через плечо и заговорила с кем-то, кого Гермиона не могла видеть. — Позови Гарри, Гермиона просит, — она повернулась обратно к Гермионе. — Как ты себя чувствуешь? Можешь пошевелиться?

Гермиона не была в этом уверена. Она попыталась провести быстрый физический чекап. Очевидно, она находилась в больничной палате; Гермиона могла видеть талисманы и капельницу с зельем, подвешенную над ее кроватью. Должно быть, ее ранило; вероятно, сильно, учитывая, как встревоженно выглядела ее мать. Она не испытывала никакой боли, но тело казалось одеревеневшим и тупым, как будто она крепко спала и долгое время не двигалась, так что мышцы забыли, как напрягаться. — Думаю, я в порядке, — ответила она. — Как долго я здесь нахожусь?

— Три дня, — ответила Клэр. — Этот... несчастный случай... произошел в понедельник днем. Сейчас вечер четверга, — она села на стул рядом с кроватью. — Я уверена, Гарри скоро будет здесь, дорогая. Он почти не отходил от тебя, и мы наконец-то заставили его пойти домой и немного поспать.

— Но он не пострадал?

— Нет. Просто ужасно беспокоился о тебе.

— А как Рон и Лаура?

— Лаура не пострадала, а у Рона был сломан позвоночник. Но теперь он как новенький.

Прежде чем Гермиона смогла что-либо ответить на это, в дверях палаты появился Гарри. При виде его сердце совершило скачок, хотя выглядел он ужасно. С синими глубокими кругами под глазами, он был бледен и совершенно осунулся. Гарри широко улыбнулся, увидев, что она очнулась, и поспешил к ее постели. Ее мать отступила, чтобы освободить ему место, а затем выскользнула из комнаты, дав им возможность побыть вдвоем.

— Гермиона, — пробормотал он, схватив ее за руку и наклонившись ближе. Слезы навернулись ей на глаза при виде его нескрываемого волнения.

— Эй, — прошептала она, улыбаясь. — Разве я вас знаю?

Он поцеловал ею руку.

— Возможно. Мы как-то встречались на Гала-ужине.

— Должно быть. Ни одна девушка не забыла бы такие глаза.

Он держал ее руку прижатой к своей груди, другой рукой нежно поглаживая ее лоб.

— Как же я рад снова видеть твои глаза, — он взглянул на нее сверху вниз. — Как ты себя чувствуешь?

— Не понимаю. Что со мной случилось?

Он колебался.

— Что ты помнишь?

— Я помню...снежный шар. Он взорвался. Помню ужасную боль, и...кажется, что-то ударило меня. Я услышала, что ты зовешь меня, и на этом все.

Гарри крепко сжал ее руку обеими своими.

— Часть перил прошла прямо сквозь тебя. Вот здесь, — сказал он, дотрагиваясь до ее живота.

Она вздрогнула, в ее сознании всплыло воспоминание о том, как этот штырь прошел сквозь ее плоть.

— О.

— Да, — он вздохнул. — Я знаю, мы и раньше были на волосок от смерти, но...на этот раз ты действительно чуть не умерла. Без преувеличения.

— Представляю, — Гермиона отняла руку, слабость вызывала дрожь в ее теле, и положила свою ладонь на его щеку. — Ты в порядке?

— Конечно. Не беспокойся ни обо мне, ни о ком другом. Просто отдыхай и поправляйся. Ты будешь в полном порядке, не успеешь оглянуться.

Она вдруг увидела свою руку, лежащую на его щеке.

— О нет!

Гарри нахмурился.

— Что?

— Мое кольцо...где мое обручальное кольцо? — Гермиона подняла руку, держа ее перед собой. На безымянном пальце ничего не было.

— О, — выдохнул Гарри, расслабляясь. — Его сняли перед операцией, — он поднял руку, и она увидела свое обручальное кольцо на его мизинце. — Сакеш отдал его мне. Вот, теперь ты можешь забрать его обратно, — он снял кольцо и надел его ей на палец. — Вот так.

Мысль о том, что она лежала здесь, выздоравливая, без обручального кольца, заставила Гермиону почувствовать себя очень неловко, даже мучительно суеверно.

— Ну зачем они его сняли? — спросила она, слегка нахмурившись. — Оно же такое маленькое, вряд ли могло помешать.

Гарри покачал головой.

— Это не важно.

— Это очень важно! Я обещала никогда не снимать его!

— Нет, ты обещал всегда быть со мной, в болезни и в здравии. И ты пока не нарушила свое обещание, правда? — сказал он, поддразнивая.

— Ну, нет...

— Это всего лишь символы, — сказал он, дотрагиваясь сначала до ее кольца, затем до своего. — Важно только то, что они представляют.

Гермиона скорчила гримасу.

— Ага. И все же...Мне не нравится тот факт, что я лежала здесь три дня без него, — она вздохнула. — Кажется, я веду себя глупо.

Гарри одарил ее душераздирающей улыбкой.

— Спасибо тебе.

Она нахмурилась.

— За что?

— За то, что я жив. За то, что ты — это ты. За то, что ты моя.

* * *

Лаура обнаружила Рона в его комнате, сидящим за письменным столом. Он не поднял глаз, когда она вошла; по сгорбленным плечам она могла догадаться, что он был полностью поглощен тем, что писал. Она подошла к нему сзади и положила руки ему на плечи. Рон слегка дернулся, затем расслабился, когда понял, что это она.

— Когда ты вернулась? — спросил он.

— Примерно час назад. — Рон поехал домой чуть раньше, чтобы вздремнуть; Лаура отправилась в офис, чтобы попытаться поработать хотя бы пару часов. Одного только вида гигантских куч бумаги на ее столе оказалось достаточно, чтобы понять, что из этого ничего не выйдет.

— Почему ты не поднялась ко мне?

— Нужно было сделать одно важное дело, — Лаура перегнулась через его плечо и бросила запечатанное письмо на стол.

Рон поднял его. Письмо было адресовано Соренсону Карлислу. Он вытянул шею и посмотрел на нее.

— Это то, о чем я думаю?

Лаура вздохнула. Если он думал, что это было ее письмо Сорри, в котором она просила его приехать к ней и разобраться, что, черт возьми, происходит с их отношениями? Если так, то да, так оно и было. Думал ли он, что это была самые сложные несколько предложений, когда-либо выходивших из-под ее пера, и что эти сочинения стоили ей столько слез и мучений? И это тоже правда.

— Я написала ему, — вот и все, что ответила Лаура. Ей не нужно было объяснять Рону все эмоциональные подтексты, стоящие за этими четырьмя словами; он и так их понял.

Рон кивнул и отложил письмо.

— Я рад.

— Прости, что так долго откладывала.

— Это нелегко. Не надо торопиться. Убедитесь, что ты все делаешь правильно. Ты отдала ему десять лет жизни. По сравнению с этим — месяц на размышления о том, куда ты хочешь двигаться дальше — совсем немного.

Лаура положила руку ему под подбородок и приподняла его голову.

— Я прошу тебя о многом.

Он улыбнулся.

— Обо мне не беспокойся.

— Ты всегда так говоришь. Всем. Рон, ты заслуживаешь того, чтобы о тебе заботились и переживали так же сильно, как я, или Гарри, или Гермиона, или Наполеон, или кто-нибудь еще. Возможно, ты заслуживаешь этого больше. Учитывая, сколько тебе пришлось перенести.

— Нет. Ничего я не перенес, в этом-то и проблема. Я провел двенадцать лет, абсолютно ни с чем не сталкиваясь, и, боюсь, это сделало меня плохо подготовленным к тому, с чем люди имеют дело каждый день.

— Пока у тебя все хорошо получается.

— Спасибо тебе.

— И я правда переживаю за тебя. Не потому что тебе это нужно и не потому, что я думаю, будто ты не справишься, а потому, что мне не все равно. Именно это и делают люди, когда им не все равно... переживают, — Лаура позволила своим рукам обнять его за плечи и прижалась к нему, уткнувшись щекой в его щеку.

— Именно это делают люди?

Она улыбнулась.

— Ну, да...и еще кое-что, — она почувствовала ответную улыбку Рона на ее намеренный двусмысленный намек, и ощутила, как его грудь слегка затряслась от смеха.

Мне поцеловать его? — подумала она, но прежде чем конец этой мысли пронесся у нее в голове, они уже целовались. Она не знала, кто повернул голову первым, но внезапно она склонилась над ним, и его рука оказалась у нее на затылке. Его губы ощущались немного потрескавшимися и, черт возьми, от него чертовски хорошо пахло. Костром в лагере, свежим воздухом, сосновыми иголками, а можем всем сразу.

Они не целовались с рождественской ночи, когда между ними впервые все стало по-другому. По обоюдному согласию они обнимались, держались за руки, прижимались друг к другу в постели, но никто не заходил дальше. Ни один из них не касался чувствительных мест другого. Все это было очень... целомудренно.

Что ж, сейчас все было не так уж целомудренно. Но они оказались в неудобной позе. Лаура отступила, чтобы обойти его кресло, но как только она это сделала, он встал и отступил назад.

— Нам не стоит, — сказал он.

Лаура хотела возразить ... На самом деле, она хотела броситься на него ... Но не сделала этого.

— Я знаю. Я пришла сюда не за этим. Не поняла, как это произошло.

— Мы немного увлеклись, — тихо ответил он.

— Да уж, — она стояла, глядя в пол и скрестив руки на груди.

— Я хочу тебя, — Лаура услышала его шепот. Она подняла глаза, но он отвел взгляд. — Раньше мне было стыдно за то, как сильно я хочу тебя, но не сейчас.

Лаура вздохнула.

— Я тоже хочу тебя, — теперь уже он смотрел прямо на нее. — И нам не должно быть стыдно, если мы так чувствуем. Нам должно быть стыдно, если сделаем это, пока я не свободна. В этом ты прав. Просто я...прошло так много времени с тех пор, как у меня был кто-то, на кого я могла положиться, кто был бы мне близок.

Рон криво улыбнулся.

— Как и у меня.

Лаура рассмеялась.

— О да, это точно.

Он взял в руки письмо.

— Все дело в том, насколько ты сама ощущаешь себя свободной, — Рон встретился с ней взглядом. — Мне отнести это в лоток для совиной почты?

Лаура подошла к нему и взяла письмо.

— Нет, я сама, — она хотела направиться к двери, но замешкалась. — Знаешь...дело не только в физических вещах, — Лаура посмотрела на него и задалась вопросом, действительно ли она собиралась сказать ему это. Было ли это жестоко? Имела ли она это в виду?

— Я думаю...Я думаю, что я...

Он поднял руку.

— Не надо. Не говорит ничего, пока не время, — должно быть, он увидел выражение ее лица, потому что поспешил изменить свое заявление. — Не то чтобы я не хотел это услышать или сказать это сам. Просто... еще не время. Отправь письмо. Уладь все дела. Нельзя двигаться вперед, если все еще оглядываешься назад.

Она кивнула, с колотящимся где-то в горле сердцем, и вышла из комнаты.

* * *

— Могу я спросить тебя кое о чем? — вдруг спросила Сара, опершись локтями о кровать Гермионы.

— Конечно, — ответила Гермиона, листая один из журналов, которые принесла ей кузина.

Сара немного поерзала.

Это личное.

Гермиона закатила глаза.

— Ты была со мной, когда у меня начались первые месячные, Сара. Какие у нас могут быть секреты.

— Ну... ладно, — она перевела дыхание. — Как волшебники предохраняются?

Гермиона посмотрела на нее, приподняв одну бровь.

— У меня странное ощущение, что ты не просто так спрашиваешь.

— Конечно, ты же знала, что ... Ну, Наполеон и я, мы...

— Встречаетесь?

— Вряд ли это можно так назвать.

— Эм... трахаетесь?

— Ближе. Во всяком случае, я заставляла его надевать презерватив. Он клянется, что в этом нет необходимости, но я из тех, кто превыше всего ставит безопасность. Так как в итоге?

Гермиона вздохнула.

— Ну, довольно много способов, на самом деле. Кому что нравится и...кто чего хочет. Существуют чары и заклинания, которые можно использовать в каждом конкретном случае. В моменте, до, или сразу после. Есть из чего выбрать. Молодые, не "нагулявшиеся" люди, как правило, пользуются ими.

— Ага.

— Но когда становишься старше, можно пользоваться некоторыми зельями, действие которых длится месяц или дольше. Некоторые из них защищают вас и от других факторов, помимо беременности. Ты Маггл, но есть множество вещей, которые может сделать Наполеон, чтобы все прошло совершенно безопасно. Ну или просто продолжай заставлять его надевать презерватив. Уверена, он переживет.

— А можно мне что-то принять самой? Или наложить на меня, как ты там сказала?

— Это незаконно. Тот, кто это сделает, может отправиться в тюрьму.

Сара скорчила гримасу.

— Тогда, я полагаю, этот вариант исключается, — она вздохнула. — А ты чем пользуешься?

Гермиона улыбнулась.

— Ну, у волшебников есть традиции на этот счет. Это часть ваших отношений.

— Чего?

— Когда вы состоите в длительных отношениях, но не планируете беременность, можно просто обратиться к своему колдомедику, и он наложит постоянное противозачаточное заклинание. Так делают оба партнера. Это не те заклинания, которые можно применить самим; их должен наложить специально обученный профессионал. Наложенные однажды, они действуют постоянно.

— Всегда?

— Пока не решите, что готовы создать семью.

— И что тогда?

Гермиона улыбнулась.

— Что ж, это очень важный момент для пары. Можно сказать, даже особый повод для празднования, как например, важная годовщина или даже обновление клятв. Видишь ли, заклинания должны быть наложены профессионалом, но снять их не так уж и сложно. Поэтому, когда пара решает завести детей, обычно они уезжают куда-нибудь на выходные. Проводят время вместе, устраивают роскошные ужины, ходят на танцы — все, что им нравится делать вместе...а потом, когда готовы, отправляются в спальню, зажигают свечи, возможно, даже делают друг другу массаж или что-то в этом роде, а потом они достают свои волшебные палочки, и каждый снимает противозачаточное заклинание другого.

— А потом занимаются любовью, как обезумевшие ласки?

Гермиона усмехнулась.

— Да, а потом занимаются любовью, как обезумевшие ласки.

Сара мечтательно улыбалась.

— Как романтично. Намного лучше, чем то, как мы это делаем — выбрасываем Таблетку, и жизнь берет свое.

— Вокруг этой традиции возникло что-то вроде кустарной промышленности. Появились даже курорты и отели, которые специализируются на организации этих Волшебных Выходных — так мы их называем — для пар, которые готовы завести детей. Люди часто дарят парам подарки на удачу перед отъездом на Выходные; иногда они устраивают вечеринку перед этим или после возвращения. Существует много разных традиций, в зависимости от культуры и того, где вырос человек.

— Думаешь, вы с Гарри могли бы уехать на этих Волшебные Выходные в ближайшее время?

Гермиона рассмеялась.

— Может быть, когда-нибудь.

— Но пока нет?

— Нет, пока нет. Я не совсем уверена, что хочу иметь детей, и он тоже. Мы все еще не привыкли к тому, что просто женаты, — Гермиона отложила журнал в сторону. — Но мне хотелось бы побольше узнать о Наполеоне. Как долго у вас все это?

— С вашей свадьбы.

— И что? Он тебе нравится?

— Конечно, он мне нравится. Но не в том смысле.

— Так вы просто... как это называется...

— Друзья с привилегиями?

— Пожалуй, что так.

Гермиона вздохнула.

— Это очень плохо. Я все надеюсь, он кого-нибудь себе найдет.

— Я бы не стала на это рассчитывать. С тобой тяжело тягаться.

Гермиона пренебрежительно махнула рукой.

— Он уже не зацикливается на мне.

— Это ты так думаешь, — Сара встала. — Ну ладно, не буду тебя слишком отвлекать.

— Да, как ты могла заметить, я страшно занята.

— Когда тебя отпустят домой?

— Не раньше понедельника. Честно говоря, я уже чувствую себя нормально. Есть еще слабость, но...Я просто хочу домой, в свою собственную постель, — она улыбнулась Саре. — Спасибо, что заглянула.

Сара поцеловала ее в лоб.

— Без проблем. Увидимся завтра.

* * *

Диз бросила толстую папку на стол Гарри.

— Что ж, вот они. Полные записи о смертях за последние двенадцать лет.

Гарри моргнул.

— Чтоб мне провалиться.

— Я тебе провалюсь, — пробормотал Наполеон. — Что будем с этим делать?

— Думаю, с их помощью мы сможем составить полный список пропавших без вести. Именной талисман самоуничтожается, когда волшебник, которого он представляет, умирает. Я пойду в Зал Имен и постараюсь сопоставить этот список с активными талисманами.

— Ааа, — протянул Ремус, понимание появилось на его лице. — Значит, любой, чье имя присутствует в этом списке и чей талисман все еще активен...

— На самом деле не мертв, — закончил Гарри.

Наполеон нахмурился.

— Почему там не заметили, что у людей, которые типа умерли, все еще есть талисманы?

— Ты хоть представляешь, сколько вообще этих талисманов и какая среди них активность? Сверка талисманов с записями о смерти — это не то, чем они там занимаются ... ну, то есть никогда не занимались. До сих пор не было причин проверять.

— Не получится сделать это незаметно, — заметил Ремус.

— Я знаю, — Гарри вздохнул. — Я собираюсь привлечь Сириуса. Он единственный, кто может обеспечить мне доступ в Зал Имен, — Гарри сидел и разглядывал папку, но не открывал ее. Он взглянул на свой спецотряд.

— Я должен вынести кое-что на обсуждение с вами.

— Ты здесь главный, Гарри, — сказала Диз. — Тебе не нужно наше разрешение на проведение этого расследования.

— Возможно, но вы трое рисковали своими задницами ради этого дела, и я не собираюсь принимать никаких важных решений или продолжать его, по крайней мере, не выслушав ваше мнение, — он вздохнул. — Есть кое-что, что мне нужно для эффективного продолжения дела. Вернее, кое-кто.

— Ты хочешь рассказать Гермионе, — сказал Наполеон.

Гарри покачал головой.

— Я хочу рассказать Рону.

Все трое обменялись взглядами.

— Рону? Он не агент.

— Не агент.

— Тогда зачем?

— Потому что он может нам помочь. Этот список имен...он мало что дает нам и только тормозит. Если мы не получим полного представления об этих людях, их жизни и о том, что у них общего, то любой план, который мы придумаем, будет не лучше грубой силы...а если мы выступаем против Мастера или Аллегры, нам понадобится гораздо больше, чем грубая сила, — Гарри колебался. — Я знаю, что вы трое не до конца понимаете это, но я верю, что Рон — именно тот человек, который нам нужен. Наполеон, Диз, вы не знали его до недавнего времени, и Ремус, ты знал его не так хорошо. Через что бы он ни прошел, пока отсутствовал здесь, это изменило его. У него поразительный нюх на детали, и у него хватит терпения и скрупулезности, чтобы дополнить наш список и найти то, что поможет продвинуться вперед, — Гарри улыбнулся про себя. — Иногда мне начинает казаться, что я достиг какой-то черной дыры во Вселенной, в которой Гермиона дерется рядом со мной в рукопашном бою, а Рон корпит в библиотеке.

— Значит, Гермионе ты говорить не хочешь?

Гарри на мгновение замолчал.

— Не хочу втягивать ее в это. Ей предстоит несколько недель восстановления, и меня предупредили, что ей не рекомендуется возвращаться на службу, пока этот период не закончится, — Гарри посмотрел на них снизу вверх. — Я все ей расскажу, потому что она должна знать, и я хочу, чтобы она была в нашей команде ... но не раньше, чем поправится.

— Она не сможет оставаться в стороне, когда узнает, Гарри. И конечно, ты это знаешь.

Он улыбнулся.

— Да, конечно, я знаю. Но это уже мое дело.

Наполеон ходил взад-вперед в задней части офиса.

— Не нравится мне все это. Мы теряем драгоценное время. Каждая минута, которую мы тянем, — это еще одна минута их жизни в плену. Возможно, они собираются похитить еще кого-то. Или уже сделал это?

— Что мне сейчас нужно сделать? — спросил Гарри. — Помахать палочкой и потребовать их освобождения? — Наполеон ничего не ответил. — Нет, я так не думаю. Каждая минута, которую мы тратим на подготовку, увеличивает наши шансы на успешное наступление.

— Он в курсе, что мы за ним следим, и ты это знаешь. Он может убить их в любой момент. Может сорвать весь свой план, каким бы он ни был.

— Сомневаюсь. Если он потратил на это двенадцать или больше лет, не откажется от этого так легко. Скорее всего он просто придет за нами, — взгляд Гарри опустился на рабочий стол. — Он уже сделал это, — тихо сказал он. — И я этого не забуду.

* * *

Гарри закрыл за собой дверь в больничную палату Гермионы. Она сидела в постели, ее волнистые волосы блестящим пучком покоились на плече, и Гарри подумал, что она была самым красивым созданием, которое он когда-либо видел. Рон сидел с другой стороны ее кровати, наблюдая за лицом Гарри.

Гарри сел рядом с кроватью и взял ее за руку.

— Заранее прошу прощения за всю эту таинственность, — сказал он.

— Ты хочешь нам что-то рассказать? — спросила Гермиона.

— Да. Нет хорошего способа выразить это словами, поэтому я буду настолько краток, насколько смогу, — Гарри сделал глубокий вдох. — В течение последних нескольких месяцев я работал над одни делом с Наполеоном, Ремусом и Диз. Уровень секретности вокруг него чрезвычайно высок, и очень важно, чтобы вы оба это понимали.

— Ты уверен, что мне можно это знать? — спросил Рон, нахмурив брови.

— Можно. И мне нужно, чтобы ты это услышал.

— Тогда я слушаю.

— Мы осознаем все риски, связанные с безопасностью, — поторопила Гермиона. — Продолжай.

Гарри кивнул.

— Отлично. Просто последний шанс сдать назад, — ни один из них не произнес ни слова; они просто смотрели на него с выжидательным выражением лица. — Хорошо.

Он встал и подошел к окну.

— Способ и обстоятельства заключения Рона привели нас к некоторым теориям, которые мы решили проверить. Пока меня не было, Наполеон по моему приказу провел серию расследований, — он снова повернулся и посмотрел на них. — Мы обнаружили, что ты был не единственным человеком, которого похитил Мастер, Рон. Были и другие, чьи смерти были сфальсифицированы; есть и другие люди, в чьих могилах лежат фальшивые тела, как и в твоей.

Гермиона и Рон переглянулись, на их лицах появилась тревога.

— Сколько их? — спросил Рон.

— На текущий момент мы обнаружили около двухсот.

Гермиона потрясенно втянула воздух. Рон просто уставился в пол, широко раскрыв глаза.

— Боже мой, — выдохнула она. — Двести?

— Как минимум. Мы все еще работаем над составлением полного списка.

— Зачем? Почему он забрал так много?

— Любовь моя, это вопрос на пятьдесят тысяч галеонов.

— Где он их держит? И как долго?

— Рон, кажется, был первый, а самый последний, о котором мы знаем, похищен несколько месяцев назад, — он отвечал на вопрос Гермионы, но его глаза были устремлены на затылок Рона. Рон сидел не шевелясь. Гарри казалось, что если он будет прислушиваться достаточно внимательно, то сможет услышать, как в мозгу его друга вращаются шестеренки.

— Рон, — позвал он.

Рон поднял на него глаза.

— Да?

— О многом из этого ты уже успел догадаться?

— Почему ты думаешь, что я о чем-то догадался?

— Ты не сказал ни слова. Как будто для тебя это не новость.

Рон встал и сделал несколько бесцельных шагов по комнате.

— У меня были кое-какие подозрения. Я всегда удивлялся, как легко им было заполучить меня и удерживать так долго, и как, должно быть, было заманчиво сделать это с кем-то другим, с кем-то более значительным. Если они смогли похитить меня, то почему не похитили Дамблдора? Министра магии? Почему не тебя, Гарри?

— Похоже, они не гнались за громкими именами. Я не узнал никого из этого списка.

— Не имеет значения, кто знал, что и когда, — произнесла Гермиона. — Важно то, что мы собираемся с этим делать.

Гарри присел на край ее кровати.

— Ты ничего не будешь с этим делать. Ты не на службе по крайней мере еще несколько недель.

Она уставилась на него.

— Гарри, я не могу сидеть и ничего не делать!

— Ты можешь поправиться и позаботиться наконец о себе.

Ее лицо сморщилось в хмурую гримасу.

— Почему ты сказал мне, если не хотел, чтобы я помогала?

— Я сказал тебе, потому что мне нужно, чтобы ты знала. Для меня, — он покачал головой. — Гермиона, все это ... выше моего понимания. Впервые в своей карьере я чувствую, что, возможно, влип по уши. Этот план существует дольше, чем я был агентом, дольше, чем я даже был лицензированным волшебником. Мой противник — человек, о котором я знаю очень мало, за исключением того, что он, кажется, способен командовать Аллегрой, а я не могу себе представить кто-то способного на это. Она боится его, и из-за этого я боюсь его вдвойне, — Гарри сжал ее ладонь обеими своими руками. — Он уже напал на нас. Он чуть не забрал тебя у меня, и я очень боюсь. Я не знаю, как побеждать его и если представится шанс, то.....Мне нужна твоя поддержка и твоя помощь, — Гарри посмотрел на Рона, который встал у его плеча. — Вы оба нужны мне. Мне нужны мои лучшие друзья.

— Мы с тобой, — сказал Рон. — Никогда не сомневайся в этом.

Гарри пристально посмотрел на лицо Гермионы.

— Мне понадобится твоя помощь в этом деле, не сомневайтесь ... Но не сейчас. Не сейчас. Пожалуйста, Гермиона. Пока тебя не допустят к службе, я хочу, чтобы ты держались подальше от любых действий. Если я попрошу тебя сделать это в качестве личного одолжения мне, ты сделаешь это?

Она вздохнула, размышляя, затем протянула руку и погладила его по щеке.

— Да. Буду держаться подальше. Но я боюсь за тебя, Гарри. Не я была целью этого нападения, а ты. Думаешь, Мастер просто скажет "черт, снова не вышло" и пойдет по своим делам?

— Да, и это возможно. На самом деле мне не кажется, что я так уж важен для него.

Гермиона нахмурилась.

— Как ты можешь так говорить? Ты...ну, ты же его злейший враг, не так ли?

— Я в этом не уверен. Да, он пытался убить меня. Но каким образом? Он прислал мне письмо-бомбу. Так избавляются от кого-то раздражающего, а не от своего главного соперника. Если бы он был обеспокоен моим существованием, если бы его план имел какое-то отношение ко мне...ну, он бы попытался схватить меня, чтобы допросить, или пытать, или Мерлин знает, что еще. Уверен, он обеспокоен моими возможностям его остановить, но очевидно, он не считает меня своей самой большой угрозой. Он не сосредотачивает свое внимание на мне. Есть что-то другое... Мы просто не знаем, что именно.

Гермиона покачала головой.

— Я в таком замешательстве.

— Что ж, добро пожаловать в клуб.

— Когда мы сможем получить полный список? — спросил Рон. — Мне не терпится приступить к работе.

— Если ты свободен, мы могли бы пойти к Сириусу прямо сейчас.

— Я готов! Погнали!

Гарри кивнул.

— Не мог бы ты... дать нам минутку?

Рон улыбнулся, переводя взгляд с одного на другого.

— Я только возьму свой плащ и скажу Лауре, куда мы...в очень расплывчатых терминах, разумеется.

После того как он ушел, Гарри оказался в растерянности. Он попросил время наедине, чтобы поговорить с Гермионой, но теперь понял, что не знает, о чем хотел поговорить. Возможно, дело было в том, что ему нужно было так много сказать, а он не знал, с чего начать.

Поэтому Гарри просто сидел на краю ее кровати и смотрел на нее сверху вниз. Гермиона тоже ничего не говорила, но, в отличие от него, выглядела так, как будто просто сидеть здесь в тишине было именно тем, чего она хотела больше всего. Она протянула руку и снова прикоснулась к нему, кончиками пальцев проведя по его бровям, скулам, подбородку. Гарри сделал то же самое, мужская грубость его собственных рук казалась ему оскорблением для ее лица. Мягкость ее кожи никогда не переставала удивлять его, независимо от того, сколько раз он прикасался к ней. Она все еще была бледной и похудела на несколько килограммов, но ее глаза сияли, и она улыбалась. Как она может улыбаться? задумался он. Разве она не боится? Как она может быть такой сильной, когда я такой хрупкий?

Гарри отвернулся, прежде чем она увидела слезы в его глазах. Он поднял ноги на кровать и вытянулся рядом с ней на больничной койке; она обняла его и притянула его голову к своему плечу.

— Я в порядке, — сказала она медленно и обдуманно. — И они не смогут забрать меня, потому что я тебя не оставлю.

И тогда он смог ответить на свой собственный вопрос. Прямо сейчас она сильна, потому что хрупок Я.

Гермиона ничего не сказала, пока он плакал у нее на груди — этими удушающими волнами неконтролируемых рыданий, которые ему не нужно было подвергать цензуре, только не перед ней. Она не предлагала ни слов утешения, ни банальностей о мирском покое и справедливости; все, что она давала ему — свою собственную любовь, невысказанную и понятную. Она обнимала его и гладила по волосам, а Гарри мог быть неуверенным, мог быть слабым, мог быть подавленным. Он мог оставить Мальчика, Который Выжил за дверью, и из-за того, что она была здесь, он мог позволить себе быть напуганным и сбитым с толку. Он мог бы просто быть Гарри — здесь, в этом безопасном месте, в объятиях своей жены.

* * *

Рон был так занят осмотром всего вокруг, что уже врезался в трех человек и две стены.

— Поосторожнее, приятель, — сказал Гарри, улыбаясь.

— Я просто...это совсем не то, чего я ожидал, — пробормотал он.

— А чего ты, черт возьми, ожидал?

— Я не знаю! Черный глянцевый мрамор, возможно... Темные фигуры в капюшонах, скрывающиеся в тени?

— Жуть какая.

— Так... здесь вы все работаете?

— Нет, здесь работают только Джеймсы Бонды, — ответил Гарри с ухмылкой.

— В какой момент ты стал невыносимым умником?

— Кто-то же должен был занять твое место?

— Я имел в виду, есть ли еще какое-то здание, что-то в этом роде.

— Почти все, кого ты знаешь, работают здесь, в этом здании.

— Где находится кабинет Гермионы?

— Я не знаю.

Рон нахмурился.

— Это как так?

— Ну, внутренняя часть здания меняет свое положение. Кабинеты постоянно перемещаются в целях безопасности. Вот почему у нас есть это, — сказал Гарри, указывая на свой Пузырь. — Они всегда знают дорогу и ведут нас туда, куда нам нужно. Я даже не могу сказать тебе, где сейчас находится мой собственный офис. Единственное, что остается неизменным, так это то, что кабинет Наполеона всегда находится по соседству с моим. Так у всех руководителей подразделений и их замов. Так что, когда мне нужно кого-то на кого-то наорать, он всегда рядом.

— На кого-то наорать? Должно быть, речь обо мне, — сказал Наполеон, подходя к ним сзади.

— Как ни странно, да.

— Добро пожаловать в Великую и Таинственную разведку, парень, — хохотнул он, хлопнув Рона по спине. — Как дела у Гермионы? — спросил он Гарри.

— С ней все в порядке. Завтра она сможет вернуться домой. Но ей понадобится помощь, ей не рекомендовали двигаться самостоятельно еще какое-то время.

— Когда она сможет вернуться к работе? Без нее тут тяжко.

— Через две недели, говорит Сакеш, в зависимости от того, как скоро восстановится ее нервная система.

— Мы встречаемся в твоем кабинете?

— Да ... И вот мы здесь, — объявил Гарри, когда его Пузырь завернул за угол. Ремус и Диз ждали снаружи. Гарри быстро огляделся и открыл дверь. Он стал замечать, что люди начинают задаваться вопросом, почему они вчетвером все время встречаются, так что, если никто не видел, как они заходили в его кабинет, тем лучше.

— Есть новости по Залу Имен? — спросил Рон, как только за ними закрылась дверь. — Когда мы сможем пойти туда? — ему не терпелось поскорее приступить к выполнению своей задачи. За день до того, как они с Гарри ходили узнать про доступ, Сириус не был уверен в протоколе допуска постороннего в Зал.

— Ну, я только что говорил с Сириусом, и, к сожалению, нам с тобой не нельзя войти в Зал. Тем не менее, он сказал, что может провести перекрестную проверку для нас; на самом деле, он, наверное, делает это прямо сейчас. Обещал предоставить мне полный список к концу дня.

— Потрясающе, — сказал Рон. Он оглянулся на них. — Если я собираюсь по-настоящему углубиться в этот список и найти закономерность, мне кое-что понадобится.

— Что именно?

— Полные биографические данные обо всех пропавших без вести, столько, сколько вы сможете раздобыть. Ничто не может считаться незначительным... Если бы закономерность была очевидна, ее бы уже заметили, так что ответ может крыться в мельчайших деталях.

— А что, если нет никакой закономерности?

— О, она точно есть. Даже случайный отбор сам по себе является своего рода закономерностью, но очень маловероятно, что эти жертвы были выбраны случайным образом. Долговременность и сложность этого плана, каким бы он ни был, указывают на то, что Мастер высоко организован и очень терпелив. Если бы ему просто нужен был случайный выбор из 200 человек, ему не потребовалось бы двенадцать лет, чтобы выбрать их. Нет, здесь есть закономерность, вопрос только в том, сможем ли мы ее распознать. Если мы признаем, что эти люди были выбраны не случайно, то они, должно быть, были выбраны потому, что были ему особенно полезны. Тогда возникает вопрос: какая от этого польза? Что такого есть в этих людях, что сделало их полезными для Мастера? Что у них есть такого, что ему нужно? — он провел рукой по волосам. — Мы также должны учитывать, что он отпустил по крайней мере одного из своих заключенных.

— Он не отпускал, приятель. Мы пришли и забрали тебя, — возразил Наполеон.

— Если бы он действительно хотел меня удержать, он бы это сделал. И к тому же, он не предпринял никаких реальных усилий, чтобы меня вернуть.

— Мы задавались вопросом, не могли ли ты быть тестовой жертвой. Потому что твоя смерть была одной из самых трудных для инсценировки. Ты находился в особо охраняемой зоне, ты был молод и здоров, и ты был громкой жертвой.

— Я задавался тем же вопросом, — Рон посмотрел на Гарри. — Ты говорил об этом с Бобом?

— Я нет, но мои люди — да.

— Мы допросили его вскоре после того, как обнаружили существование других жертв, — ответил Ремус. — Он настаивал на том, что понятия не имел о существовании других заключенных, и я ему верю.

— Маловероятно, что он был бы посвящен в какую-то тайну, учитывая, что он был назначен моим тюремщиком в качестве своего рода изгнания, — заметил Рон.

Разговор был прерван Пузырем из Р.Д,, появившимся в воздухе над головой Гарри.

— Шеф Поттер? Вам сова из Канцелярии.

— Наверняка это список, — сказал Гарри. — Пришлите ее сюда, — велел он Пузырю.

Через мгновение на Аппарационном подносе рядом со столом Гарри появился свернутый пергамент. Он поднял его, глубоко вздохнул и развернул. Маленькая записка от Сириуса выпорхнула наружу. Гарри быстро просмотрел ее, кивая.

— Сириус говорит, что он нашел еще более двадцати пропавших, но он также вычеркнул восемь имен из нашего первоначального списка.

Ремус вздохнул. Рон озадаченно огляделся.

— Что это значит... — он запнулся, когда до него дошел смысл сказанного. — Ох. Восемь из них умерли в плену.

— Это подводит нас к итоговой цифре 235, — воцарилось молчание, пока каждый обдумывал эту цифру.

Ремус встал и взял новый список.

— Мы сделаем копию этого списка и начнем. К завтрашнему вечеру мы соберем для тебя полные биографические данные, Рон. Куда нам их отправить?

Гарри и Рон обменялись взглядами.

— Отправь их домой, — ответил Гарри. — Там безопасно, — он посмотрел на Наполеона. — Вы установили новые защитные барьеры, не так ли?

— Так точно, босс.

— А что насчет ваших соседей по дому? — спросил Ремус. — Разве они ничего не заподозрят?

— Мы можем просто сказать им, что Рон работает над чем-то деликатным. Они не станут совать нос не в свое дело.

Рон вздохнул.

— Что вы все будете делать, пока я буду погребен под грудой бумаг?

Диз встала и присоединилась к Ремусу у двери.

— Мы не можем ждать, пока будет найдена закономерность. Даже если это так, нет никакой гарантии, что это поможет нам найти их или даст нам какую-либо полезную информацию. Мы должны действовать и попытаться найти способ выяснить местонахождение заключенных и освободить их.

— Думаешь, Мастер знает, что мы вышли на него? — спросил Рон.

— Никаких сомнений, — сказал Гарри. — Настоящий вопрос заключается в том, насколько серьезной угрозой он нас считает.

* * *

Гарри свернул на длинную подъездную дорожку, ведущую к дому, ожидая ее реакции.

Гермиона, сидевшая на пассажирском сиденье, резко втянула воздух и протянула руки.

— О Боже мой! Дом! Он выглядит как новенький!

— Я же тебе говорил, — сказал он, ухмыляясь.

— Ух ты! Я просто не могу в это поверить! Он же был... полностью разрушен!

— Да, так оно и было, — Гарри припарковался недалеко от входной двери. Гермиона все еще смотрела сквозь лобовое стекло на восстановленный фасад их дома. Гарри вылез и обошел машину, подходя к пассажирской двери. Гермиона открыла дверь и протянула к нему руку, но ее взгляд все еще был прикован к дому.

— Даже не скажешь, что что-то произошло!

Гарри обнял ее одной рукой за талию и помог ей выйти из машины. Она осторожно спустила ноги на землю, крепко сжимая другой рукой. Они медленно двинулись вперед. Лицо Гермионы было сосредоточенно и нахмурено.

— С тобой все в порядке? — обеспокоенно пробормотал он.

— Угу, — промычала она, плотно сжав губы. — Я пытаюсь заставить свои ноги двигаться лучше с помощью одной только силы воли. Но не уверена, что силы воли достаточно.

— Сакеш сказал, это займет время.

— Я ненавижу чувствовать себя инвалидом.

— Не будь к себе так строга. Пять дней назад тебе в живот вонзился металлический штырь.

Они вошли в фойе. Гермиона снова огляделась, качая головой.

— Я просто не могу поверить, что ты это сделал, — она подняла на него глаза. — Ты тренировался больше, чем показывал.

— Ну, одна тренировка похожа на другую. Рассказывать особо нечего.

— С кем ты тренируешься? Я имею в виду, ведь других Магов нет. Кто имеет право учить тебя?

— Обычно я тренируюсь с Лефти. Он не Маг, но много знает о них. Но ты права: никто не может научить меня, как им быть. В основном я просто экспериментирую, — они направлялись к лестнице.

— А где все? — спросила Гермиона, оглядываясь по сторонам.

— Я попросил их всех держаться подальше до вечера. Не был уверен, что толпа людей — это то, что тебе сейчас нужно. Хотя Рон все же здесь, заперся в библиотеке. Ремус и Диз принесли ему первую партию биографических файлов на заключенных этим утром.

— Он продвинулся в чем-нибудь?

— Еще не спрашивал. На самом деле я даже не видел его с сегодняшнего утра. Он вышел из библиотеки и попросил меня купить ему компьютер, — Гарри посмотрел на нее сверху вниз. — Ты хочешь пойти к нему?

Она покачала головой, и Гарри увидел, насколько она устала, но не хотела об этом говорить.

— Не хочу его беспокоить.

— Тогда давай, уложим тебя в постель.

Гермиона стояла у подножия лестницы и с сомнением смотрела наверх.

— Гарри...Я не уверена, что смогу подняться по лестнице.

Гарри только улыбнулся и протянул руки. Гермиона обняла его одной рукой за плечи; он наклонился и поднял ее.

— Нет проблем, — улыбаясь, сказал он.

Гермиона положила голову ему на плечо.

— Так приятно иметь такого большого и сильного мужа.

— Не такого уж сильного. Я же использую магию, чтобы сделать тебя легче, — он прошел через жилую галерею второго этажа.

— Невозможно быть насколько слабой. Почему только мои ноги? С руками все прекрасно.

— Сакеш сказал, что перила прошли через твой позвоночник около поясницы. Нервы, которые управляют твоими ногами, были повреждены. Они привели их в порядок, но он сказал, что им потребуется время, чтобы полностью восстановиться.

— Еще он сказал, что никаких долговременных последствий не будет, но сейчас в это трудно поверить. Ноги как резиновые.

— Все пройдет, — Гарри подошел к двери Чертога и поцеловал Гермиону в лоб. — Добро пожаловать домой, дорогая.

— О, так приятно вернуться. Я жажду стряпни Джорджа.

Он опустил ее на пол и помог добраться до кровати, ожидая, когда она заметит. Когда они подошли ближе, он почувствовал ее недоумение.

— Гарри...что это? — спросила она, указывая на коробки возле кровати.

— Кое-что для тебя, конечно. Тебе нельзя быть слишком подвижной в течение следующей недели, и я не хотел, чтобы ты скучала, поэтому откопал кое-что, чтобы помочь тебе скоротать время. Вот, купил тебе этот переносной столик, чтобы ты могла писать и читать в постели или в своем любимом кресле, — сказал он, указывая на замысловатый деревянный стол на небольших ножках. — Еще я нашел несколько книг, которые ты еще не читала, и принес их сюда. Вот, еще притащил тебе тонну шерсти для твоего свитера. И если понадобится еще что-то — только скажи.

Гермиона улыбнулась.

— Посмотри на себя, ты так горд собой — она обняла его. — Спасибо тебе, дорогой. Это чудесно. Мне не придется чувствовать себя праздной и бесполезной, как какой-нибудь викторианской леди.

Он обнял ее в ответ.

— Я думал о косметическом ремонте всей комнаты, как мы и хотели, но несколько женатых мужчин заверили меня, что затевать любой ремонт без консультации с женой равносильно саботажу в браке.

Гермиона рассмеялась.

— Я не могу говорить за других жен, но я думаю, что была бы в восторге, если бы не было необходимости участвовать в организации или красить стены!

— Не волнуйся, когда мы начнем ремонт, это займет всего около получаса. Преимущества наличия мужа-Мага.

— Одно из многих преимуществ, — хихикнула Гермиона, но ее улыбка стала немного натянутой.

— Давай, тебе нужно прилечь, — сказал Гарри. То, что она не протестовала, свидетельствовало о ее усталости. Она села, и Гарри поднял ее ноги на матрас. — Что-то болит?

Она потерла живот.

— Немного болит живот. Иногда болит вокруг места разреза.

Гарри опустился на колени у кровати и чуть приподнял ее джемпер. Он наклонился и прижался губами к гладкой коже ее живота.

— Вот, — сказал он, поворачивая голову так, чтобы его щека касалась ее теплой кожи. Она улыбалась ему сверху вниз, запуская пальцы в его волосы. — Уже лучше?

Она кивнула.

— Уже лучше.

* * *

Гермиона стояла перед домом. Он возвышался перед ней, казавшись гораздо выше, чем она помнила. Верхние этажи пылали в огне, черный дым затмил небо и превратил день в ночь.

Она увидела Гарри, стоящего в фойе. Входная дверь была открыта настежь, и она могла видеть, как дым стелется мимо него, но он просто стоял там.

— Гарри! — позвала она. — Выходи, дом в огне!

— Это прошло сквозь тебя, — сказал он. Гарри говорил шепотом, но она прекрасно его слышала.

Вода проносилась мимо ног Гермионы. Она достигла ее лодыжек, затем голеней, а потом дошла и до бедер. С нее стекали красные ленты крови, яркие и блестящие, извивающиеся в бурных потоках, которые тянули за ее одежду и угрожали утащить ее вниз.

Гермиона открыла рот, чтобы закричать, но вместо голоса изо рта вылетела острая стрела. Она посмотрела на себя и увидела, что ее тело пронзено в дюжине мест.

— Прошло сквозь меня, — захрипела она, пока стрела все еще торчала у нее в шее. — Это прошло сквозь меня...

Гермиона резко проснулась, мокрая от пота, ее крика все еще висел в воздухе. Она почувствовала, как Гарри сел рядом с ней.

— Оно прошло сквозь меня! — прохрипела она, едва осознавая, что сорвалось с ее губ. — Оно прошло сквозь меня — она держалась за живот, обхватив его обеими руками.

Гарри потянул ее к себе, чтобы она приняла сидячее положение и обнял ее.

— Шшш, с тобой все в порядке. Это был просто страшный сон.

Она вцепилась в него, дрожа и сильно напуганная.

— Оно прошло сквозь меня, — всхлипнула она. Теперь она знала, что говорит, но, казалось, была не в состоянии сказать что-то еще.

— Я знаю, — прошептал Гарри ей на ухо. — Но теперь все кончено. С тобой все в порядке.

Гермионе хотелось сказать что-нибудь смешное или самоуничижительное, чтобы смягчить силу своей реакции на этот кошмар, но ее разум был пуст, если не считать абсолютного ужаса, который все еще нависал над ней. Все, что она могла сделать, — это держаться за Гарри, как будто от этого зависела ее жизнь, что в этот момент, кажется, так и было. Его сильные руки обнимали ее, его тепло окутывало ее и прогоняло холод страха, охватившего ее сердце. Внутреннее воспоминание об этих перилах, проходящих через ее сопротивляющуюся плоть, было очень сильным и вне сознательного уровня ее разума, так что ее кошмар внезапно прорвался в бодрствующее сознание. Ощущение было настолько сильным, что ей приходилось постоянно убеждать себя, что в ее теле уже не было острого куска металла.

— Гарри...Извини.. — начала она.

— Тише, — сказал он, целуя ее в щеку и медленно поглаживая по спине. — Не извиняйся. Ты прошла через ад. Теперь ты в безопасности, — успокоил он. Гермиона почувствовала, что начинает расслабляться. — Я никогда не позволю ничему плохому случиться с тобой, обещаю.

Она знала, что его обещание было абсурдным. Он не был богом, он не мог пообещать, что никогда не допустит, чтобы с ней что-нибудь случилось...и все же она полностью верила ему, потому что знала, что если с ней действительно случится что-то плохое, то это произойдет, несмотря на все, что он сделал, чтобы помешать этому.

— Это было так ужасно, — выдохнула она ему в плечо.

— Я знаю, — сказал он. Гермиона немного отодвинулась, оставаясь в кольце его рук. Она кивнула, вытирая глаза и слегка улыбнулась. — Я так рада быть дома. Слава богу, ты смог его восстановить. Не уверена, что смогла бы вынести пребывание в незнакомом месте после всего этого кошмара.

— Хорошо, именно поэтому я это и сделал. Хотел, чтобы он оставался твоим безопасным место.

Она подняла на него глаза.

— Ты — мое безопасное место, — сказала она, поглаживая его по руке.

Он наклонился и поцеловал ее в губы, медленно и томительно. Он отстранился и вздохнул, глядя ей в глаза с таким чувством, что она не смогла бы отвести взгляд, даже если бы захотела.

— Я так люблю тебя, Гермиона, — тихо прошептал он. — Я все не могу перестать повторять это и ни за что не найду слов, чтобы выразить, что я чувствую.

— Ты говоришь это идеально, — ответила она.

Он потер ее руки там, где чувствовалась гусиная кожа. — Чувствуешь себя лучше? Все прошло?

Она кивнула.

— Теперь хочется спать, — Гарри лег на спину, обняв ее одной рукой за плечи, чтобы она могла прижаться головой к его груди.

— Давай спать, — прошептал он. — И пусть тебе приснятся счастливые сны.

Она вздохнула.

— Надеюсь, мне приснится пресс Наполеона.

Гарри усмехнулся.

— Жестокая женщина.

— Эй, ты сам женился на мне.

* * *

На следующий день Гарри не пошел на работу. Он знал, что должен был это сделать, но просто не мог оставить Гермиону. У нее болели ноги, и большую часть времени она чувствовала слабость и лихорадку. Гарри провел большую часть дня, принося ей чай и приставая к Сакешу с совами по поводу того, что можно сделать, чтобы облегчить ее состояние.

Днем, к его облегчению, она вздремнула. Мешки под ее глазами служили тревожным напоминанием о ее усталости, избавиться от которого не помогало ее настойчивое стремление напрягаться сильнее, чем рекомендовал Сакеш. Час назад он зашел в спальню и увидел, как она на дрожащих ногах возвращается из ванной.

— Ты должна звать меня, когда тебе нужно будет куда-нибудь дойти! — отругал ее Гарри, поспешив помочь ей вернуться в постель.

— Мне не нужна помощь, чтобы пописать, — отрезала Гермиона.

— Нет, нужна! У тебя была ужасная травма, неужели ты вообще не можешь принять никакой помощи?

— Хватит нянчиться со мной, я уже взрослая!

— Тогда веди себя как взрослая и пойми наконец, что тебе нужна помощь. Вот почему я здесь, ты же знаешь.

Она вздохнула и вернулась в постель.

— Я знаю. Мне очень жаль, ведь ты правда пытаешься помочь. Но я ненавижу то, что мне вообще нужна помощь, — она выпятила нижнюю губу и скрестила руки на груди.

Он улыбнулся ей.

— Эй, ты всю свою жизнь была Чудо-женщиной. Сделай перерыв.

Она последовала его совету и вскоре крепко заснула. Гарри вышел на балкон зимнего сада подышать свежим воздухом. Было не по погоде тепло для января, но все же достаточно свежо, чтобы он почувствовал прилив энергии.

Пока он стоял, раздумывая, вернуться ли в дом за джемпером, он услышал безошибочное хлопанье крыльев совы, звук, который он узнал бы где угодно ... Вот только совы не было. Он поднял руку и почувствовал, как ее схватили когти невидимой совы в плаще.

— Реверсио, — пробормотал он, и сова появилась из воздуха. Гарри достал письмо, привязанное к ее лапке. — Профундус, — сказал он, и сова снова исчезла. Он почувствовал, как ее когти сжали его, затем отпустили, когда невидимые крылья совы взмахнули один раз, и она исчезла.

Гарри опустил взгляд на письмо. Это был почерк Арго. Он собирался назначить с ней брифинг, чтобы они обсудили его прогресс как в деле, так и в охоте на крота; возможно, она опередила его.

24 Января 2009 года

Гарри,

Я прошу прощения за скрытность, но ты знаешь ее причину. Сейчас полночь, а я все еще думаю о нашем проекте. Я знаю, что у тебя все под контролем, но хотела бы получить свежую информацию, если это не поставит под угрозу твою безопасность. Если нужно, мы можем встретиться тайно, но я бы предпочла не скрываться больше, чем это необходимо. Если у тебя появилась еще какая-либо информация о Мастере, пожалуйста, будь готовы проинформировать меня. Если у тебя есть какие-то новости о другом нашем проекте, я бы тоже хотела их услышать.

Если я еще не говорила, мне очень жаль Гермиону, и я безмерно рада, что с ней все будет в порядке. Я хотела бы дать тебе отпуск, но уверена, ты знаешь, что сейчас это невозможно.

С нетерпением жду твоего отчета.

С наилучшими пожеланиями,

Арго

PS пожалуйста, сожги это письмо после прочтения

Гарри кивнул сам себе. Он поговорит с Арго завтра в офисе и назначит им время для встречи. Он слегка нахмурился. Арго хочет, чтобы он сжег письмо? Немного мелодраматично. Ну что ж, это не повредит, задумался он. Гарри поднял руку.

— Incendio, — сказал он. Язычок пламени сорвался с его указательного пальца и воспламенил бумагу.

Вот только он не горел.

Гарри недоверчиво смотрел, как пламя быстро охватило пергамент, окружая его тонкой пленкой голубого и золотого огня. Пламя погасло само, оставив записку неповрежденной.

Гарри вскочил и озадаченно уставился на письмо Арго. Должно быть, оно был заколдовано...но почему?

Ответ пришел к нему почти сразу же, как только у него появилась возможность обдумать вопрос. Пожар сделал свое дело. Что-то случилось с пергаментом — но не то, что он ожидал.

Слова были те же, но теперь некоторые буквы светились огненно-оранжевым цветом. Он поднес записку поближе к лицу и внимательно просмотрел строчки.

24 Января 2009 года

Гарри,

Я прошу прощения за скрытность, но ты знаешь ее причину. Сейчас полночь, а я все еще думаю о нашем проекте. Я знаю, что у тебя все под контролем, но хотела бы получить свежую информацию, если это не поставит под угрозу твою безопасность. Если нужно, мы можем встретиться тайно, но я бы предпочла не скрываться больше, чем это необходимо. Если у тебя появилась еще какая-либо информация о Мастере, пожалуйста, будь готовы проинформировать меня. Если у тебя есть какие-то новости о другом нашем проекте, я бы тоже хотела их услышать.

Если я еще не говорила, мне очень жаль Гермиону, и я безмерно рада, что с ней все будет в порядке. Я хотела бы дать тебе отпуск, но уверена, ты знаешь, что сейчас это невозможно.

Я с нетерпением жду твоего отчета.

С наилучшими пожеланиями,

Арго

PS пожалуйста, сожги это письмо после прочтения

Его желудок слегка дернулся. В словах Арго было зашифровано послание... Если она вообще написала письмо, в чем он начинал сомневаться.

Его глаза скользили по буквам, останавливаясь на тех, что были выделены, и читая сообщение, которое действительно было ему адресовано.

Гарри быстро сел, холодная дрожь пробежала по его спине. Он осторожно держал записку, сильно напуганный этим неожиданным посланием от своего заклятого врага.

Наконец он отложил записку в сторону.

— Пузырь, — сказал он. — Арго.

Через мгновение до него донесся голос директора.

— Да, Гарри?

— Арго, ты только что отправила мне записку с помощью скрытой совы?

— Да, и, по-видимому, ты не обращаешь внимания на мои предосторожности, если спрашиваешь об этом через открытый пузырь.

— Э-э... конечно. Прости. Не бери в голову. Поговорим завтра.

— Прекрасно, — его Пузырь лопнул, а у него осталось еще больше вопросов. Аллегра не подделывала записку, она действительно была отправлена Арго. Конечно, иначе никак, понял он. Охрана вокруг дома была значительно усилена. Записка должна была быть действительно и по-настоящему от дружественного источника, чтобы ее пропустили на территорию, не подняв тревогу.

Это означало, что она, должно быть, перехватила письмо и заколдовала, чтобы оставить свое собственное послание, которое ей пришлось составить, используя слова, которые Арго уже записала на пергаменте. Перехватить сову-невидимку было не так-то просто, но он никогда и не думал, что это выходит за рамки ее возможностей.

Неважно, как она это сделала, подумал Гарри. Он размышлял о ее методах только для того, чтобы избежать размышлений над более важным вопросом. Почему она просит о встрече с ним, и что более важно ... Должен ли он согласиться?

Рон ошеломленно уставился на записку.

— Ты сказал Гермионе?

— Нет, — быстро ответил Гарри. — И не собираюсь этого делать. Она бы сошла с ума, если бы узнала, что я рассматриваю возможность встречи с Аллегрой.

— Значит, рассматриваешь.

— Я думаю, что должен с ней встретиться. Она упоминает важную информацию о Мастере. Вполне возможно, что она сыта им по горло и тоже хочет надрать ему задницу.

— Ты знаешь, что это может быть ловушкой.

— Конечно, но посмотри, сколько усилий она приложила, скрывая сообщение, не только от хороших парней, но и от плохих парней. И она должна была убедиться, что я это получу.

Заколдовывать письма таким образом и так непросто, но она приложила усилия, чтобы вставить еще и фразу "мне жаль Гермиону", когда в этом не было необходимости.

— Очевидно, она хочет, чтобы ты ей доверял. Так ты доверяешь?

— Абсолютно нет ... Но думаю, я должен рискнуть.

Рон нахмурился.

— Она указывает время для встречи, но не место.

Гарри потер затылок.

— Я знаю, где она хочет встретиться. То же самое место, где мы всегда встречались, когда держали наш роман, студента и преподавателя, в тайне.

— Где же? — спросил Рон.

Гарри вздохнул и встретился взглядом с Роном, задаваясь вопросом, должен ли рассказать ему.

* * *

Гарри нервно расхаживал по крыше, как всегда боясь задержаться здесь слишком надолго и либо упустить ее, либо оказаться пойманным. Сегодня ночью было холодно, и он закутался в свой самый теплый плащ; несмотря на это, его ноги онемели.

Он почувствовал ее приближение еще до того, как увидел ее. Он никогда не знал, как это работает. Он повернулся и осмотрел темное небо, заметив маленькое пятнышко, которое становилось все больше по мере приближения. Ее черные волосы развевались позади нее, как флаг, когда она устремилась к нему. Она приземлилась и слетела с метлы как раз в тот момент, когда ее ноги коснулись камней. Она бросилась в его протянутые руки и поцеловала его прежде, чем он успел вымолвить хоть слово.

— Прости, что так долго, — пробормотала она между поцелуями. — Я не хотела убегать из Р.Д. в слишком большой спешке, это выглядит подозрительно.

Гарри едва слышал ее, он был слишком отвлечен ощущением ее ягодиц под своими руками и ее груди, прижатой к его, даже через несколько слоев одежды. Она была первой женщиной, которую он когда-либо знал в библейском смысле; иногда он все еще не мог поверить, что она впустила его в свою постель — такая женщина, как она, которая могла выбирать мужчин по своему усмотрению.

— Мы не можем продолжать встречаться здесь, — прошептал он, прокладывая поцелуями дорожку вниз по ее шее и надеясь, как всегда, что он все делает правильно. Рядом с ней он всегда чувствовал себя чертовым неуклюжим школьником...не помогало и то, что он фактически и был неуклюжим школьником. Тем не менее, она жаловалась лишь только тогда, когда он останавливался.

— Здесь безопасно.

— Мы в Хогвартсе! — воскликнул он, оглядываясь на окружающие их башенки и башни. На вершине крыши Большого зала была длинная каменная дорожка; поначалу она казалась такой готически романтичной. Теперь же он просто чувствовал себя незащищенным.

— Как будто кто-то будет прогуливаться по крыше посреди ночи. Давай, пошли в Хогсмид. Я сняла нам ту же комнату, что и в прошлый раз. Я весь день думала о тебе, и мне не терпится трахнуть тебя, чтобы ты молил меня о пощаде.

Гарри схватил ее и снова прижался губами к ее губам, удивив даже самого себя низким рычанием, вырвавшимся из его горла. Он почувствовал, как она улыбнулась и захихикала над его напористостью, затем почувствовал, как ее рука скользнула вниз к его брюкам.

— Пошли, — сказал он.

— Нам придется поторопиться. У тебя разве нет планов на вечер с Той Самой? — спросила она.

Гарри раздраженно отстранился. Всякий раз, когда она упоминала Гермиону, ее голос всегда приобретал неприятный оттенок сарказма.

— Да, но они отменились. Звонил ее парень, он возвращается домой из поездки на день раньше, так что вечером у них свидание.

— О, бедный медвежонок. Тебя выбросили, как кучу мусора, только для того, чтобы твоя подружка могла немного развлечься.

Он прищурил глаза.

— Не говори о ней так.

Аллегра провела пальцем по его губам.

— Как так?

— Как будто ты ревнуешь.

— А должна?

— Да ладно тебе. Это всего лишь Гермиона. Просто мой друг. А ты... — он крепко прижал ее бедра к своим. — Ты просто потрясающая.

Она моргнула, и ухмылка исчезла с ее губ, сменившись нехарактерно милой улыбкой. В Аллегре было много такого, что очаровывало его, но милой она не была.

— Я покажу тебе, насколько я потрясающая, — промурлыкала она, а затем без предупреждения опустилась перед ним на колени. Она расстегнула его штаны еще до того, как он успел сформулировать протест.

Гарри знал, что должен остановить ее. Это было просто... как-то неправильно. К сожалению, прежде чем он смог собраться с силами и что-то сказать, его мозг уже был за пределами рационального.

* * *

Их встреча в эту ночь уже отличалась от всех остальных одной существенной деталью ... Она уже была там, когда он прибыл. В прошлом это он был тем, кто всегда ждал ее.

Она встала и посмотрела на него, когда он приземлился на крышу, не обремененный метлой. На ее лице не читалось ничего, кроме облегчения.

— Я боялась, что ты не придешь, — сказала она.

— Что ж, я пришел.

Она кивнула.

— Нам нужно поговорить.

— По поводу чего?

— Мастер.

— Давай, — он ждал. Аллегра ничего не говорила. — Поскольку я ни черта о нем не знаю, тебе придется начать.

Она откинула с лица развевающиеся волосы, и Гарри впервые за все время их знакомства увидел, что она выглядит уязвимой.

— Есть кое-что, что ты должен знать о нем, Гарри.

— Хорошо, но перед этим, подожди-ка одну чертову минуту, — сказал он, поднимая руку. — Во-первых, я должен знать, почему ты вдруг рассказываешь мне то, что собираешься рассказать. Мы не друзья, помнишь? Мы не делимся информацией, не прикрываем друг друга. Так почему же?

— Потому что, — сказала она сквозь стиснутые зубы. — Он превратил меня в кого-то, кого я не узнаю. Он превратил меня в кого-то, кого прежняя я раздавила бы, как насекомое, и он заплатит за это.

— Я не могу представить, чтобы кто-то превратил тебя в безвольную пешку.

— Ты его не знаешь. Вот почему я здесь. В конце концов тебе придется встретиться с ним лицом к лицу, и лучше тебе быть готовым, потому что так оно и есть. Он знает о тебе все; тебе было бы неплохо узнать кое-что о нем.

— От тебя? Почему я должен доверять хоть чему-то, что ты мне говоришь?

— Потому что твой Вредноскоп тоже так думает, — ответила она.

Гарри улыбнулся и достал из кармана Вредноскоп.

— Как ты узнала?

— Ты всегда носишь эту проклятую штуку в неопределенных ситуациях, Гарри. Предсказуемо, — она несколько раз прошлась взад-вперед. — Как...твоя жена?

Гарри колебался.

— С ней все хорошо, спасибо. Она уже почти неделю дома.

— Это было не моих рук дело.

— Я никогда и не думал, что это так.

— Хорошо. Рада, что ты не считал меня способной на столь отстраненный, обезличенный и неточный способ убийства.

— Разумеется, нет. Если бы ты задумала убить меня, я бы ожидал удара ножом в сердце и парочки колкостей.

— Естественно.

Воцарилось неловкое молчание. Гарри не знал, была ли она так же склонна к воспоминаниям, но он, казалось, не мог перестать вспоминать некоторые из их менее официальных встреч на этой самой крыше.

— Что он с тобой сделал? — услышал он свой вопрос. Действительно, что. Она выглядела рассеянной и нездоровой, не говоря уже о том, что была встревожена. Он едва узнавал Аллегру в той женщине, что стояла перед ним.

— Это не важно. Но, не говоря это дословно, он ясно дал понять, что я для него ничего не значу. Если он победит, у меня будет не больше прав в его новом мировом порядке, чем у любого другого прислужника. А я отказываюсь быть маргинализованной, ты меня понимаешь?

— Итак ... Правильно ли я понимаю: ты хочешь помочь мне победить Мастера, потому что он не дает тебе быть достаточно злой? А мне-то что от этого будет? Я побеждаю его, и ты снова занимаешь его место. Те же яйца, вид сбоку, какая разница?

— Поверь мне, ты бы не хотел свершения его планов. Я могу быть твоим врагом, но Мастер — это нечто гораздо худшее. Этот человек... он не стабилен. Он действительно опасен.

— А ты пушистый кролик в черной кожаной юбке.

— Черт возьми, Гарри, дело не во мне! Так тебе нужна моя помощь или нет?

Гарри вздохнул. У него не было особого выбора.

— Расскажи мне то, зачем пришла сюда.

Она немного поникла.

— Отлично. Давай присядем, — она указала на зубчатый выступ, обрамляющий настил крыши. Гарри сел, оставаясь настороже. Она повернулась к нему, подобрав под себя ноги. — Я... дело в том, что... — Аллегра остановилась и отвела взгляд. — Черт возьми, я не знаю, с чего начать.

— Выкладывай.

Она посмотрела прямо на него.

— Гарри, Мастер — твой сын. Он наш сын.

Гарри моргнул. Он ждал. Она все еще смотрела на него.

Ветер здесь был очень сильный. Он будто стал громче, чем всего несколько мгновений назад. Был ли это ветер или кровь в его ушах? Внезапно он больше не чувствовал легкого холода, который окутывал его, когда он прибыл сюда.

Он наш сын.

Из всех вещей, которые по его мнению она могла бы сказать, это было настолько далеко в списке, что даже не заслуживало рассмотрения. Она просто сидела и ничего не говорила, как будто ожидала какого-то ответа. Она что, сошла с ума? Неужели она действительно в это верила? Что заставило его прийти на эту встречу?

Если уж на то пошло, что заставило его остаться?

Он встал и направился к выходу.

— Ты куда? — спросила она, следуя за ним.

— Я ухожу.

— Почему?

— Ты еще спрашиваешь после того, как вывалила на меня это нелепейшее дерьмо?

— Это правда.

— Ну конечно! — сказал Гарри, слегка рассмеявшись. — Давай придумай еще что-нибудь.

Он снова начал отворачиваться, но она схватила его за руку и заставила повернуться к ней лицом. Интенсивность ее взгляда пригвоздила его к месту, как комара в янтарной смоле.

— Гарри, послушай меня. Когда я бросила тебя, я была беременна, но я об этом не знала. Я родила этого ребенка, нашего ребенка, но считала его мертворожденным. Я видела его тело. Но мы с тобой оба знаем, что некоторые люди довольно неплохи в инсценировке смертей других, — она смотрела ему в глаза с такой страстью, что Гарри опешил. — Ребенка забрали у меня и заменили дубликатом — дубликатом, которого я похоронила, оплакивала и по которому скорбела, потому что он был моим ребенком и твоим тоже. Его забрали...ну, мне пока не все здесь ясно. Его забрало существо, которое живет вне нашей временной линии, и воспитал его вместе с Вечными. Ты ведь знаешь о Вечных, не так ли?

Гарри кивнул.

— Да, — сказал он онемевшими губами. — Больше, чем хотел бы.

— Он жил с ними, в месте, где нет времени. Он вырос и стал мужчиной. Его научили использовать свои силы.

— Какие силы?

— Те же, что и у тебя. Гарри... Ты ведь знаешь, что я наполовину Маг. Ты полный Маг, как и наш сын, — Гарри вырвал свою руку из ее хватки и отвернулся от нее. Он больше ничего не хотел слышать. Возможно, он начинал в это верить.

Аллегра продолжала говорить.

— Они забрали его так же, как пытались забрать тебя. Они вырастили его и позволили стать могущественной силой...и когда пришло время, выбрали правильное место в моей собственной временной линии, чтобы он связался со мной и дал инструкции. Я подчинилась ему, и ты бы сделал то же самое. Ты не знаешь его, но он... он колоссален, — Аллегра обошла вокруг него. — Гарри, я сама не знал, кто он такой, еще несколько месяцев назад. Он даже никогда не показывал мне своего лица...но он похож на тебя. У него твои глаза, — голова Гарри моталась взад-вперед в молчаливом отрицании, которое он пока не мог сформулировать. — Он более могуществен, чем ты можешь себе представить. Ты только начал понимать, на что способен со своими способностями Мага. А он провел почти пятьдесят лет, живя с ними и используя их, так что они стали его вторым я. Ни один из нас по отдельности не может сравниться с ним.

Гарри больше ничего не мог слышать. Ему не хватало достаточно убедительных слов, чтобы выразить отрицание каждому сказанному ей слову, поэтому вместо этого он просто ударил ее так сильно, как только мог. Если он не мог найти слов, чтобы опровергнуть ее ложь, он мог, по крайней мере, наказать ее за то, что она заставила его услышать это. Аллегра приняла удар и ответила ему тем же, ее кулак приземлился ему под дых с достаточной силой, чтобы Гарри согнулся. Аллегра схватила его за волосы и дернула голову вверх.

— Черт возьми, Гарри, слушай меня! Это наш сын, вот такой! Я знаю, ты не хочешь в это верить, но это правда!

— Это все ложь! — закричал он. — Ты думаешь, я идиот? Неужели ты действительно думала одурачить меня этой небылицей? Ты не могла забеременеть, мы оба были под действием противозачаточных средств!

Она покачала головой.

— Вечные хотели, чтобы я забеременела, Гарри. И они это устроили. Какие-то ничтожные заклинания не могли их остановить. Они хотели, чтобы я произвела на свет Мага, которого они могли бы растить и обучать с самого рождения. Они не смогли добраться до тебя, поэтому забрали его. Ты был слишком человеком, чтобы стать их Воплощением, поэтому они создали его. Они разводили нас, как животных! — воскликнула она с явным отвращением в голосе. — Затем они забрали нашего сына и превратили его в ... в ... то, чем он теперь является!

— Но он...это.... я не могу... — У Гарри больше не было возражений. Теперь вопрос был только в том, верит он ей или нет. Конечно, он не мог. Не своим рациональным умом, который сейчас был вполне себе эмоционально заинтересован в ее нечестности. Его тело, однако, реагировало иначе. Он стоял, согнувшись пополам, его дыхание вырывалось громкими криками. У него закружилась голова. Аллегра схватила его за руку и отвела к стене, заставив сесть.

— Сядь, постарайся дышать глубоко, — приказала она ему, прижимая его голову к коленям. — Я знаю, что ты чувствуешь. Когда я узнала, я на самом деле упала в обморок, как какая-нибудь девица в корсете. Чувствовала себя такой идиоткой, — Гарри не ответил, он был не в состоянии говорить. — Я знаю, ты не хочешь мне верить. Но я ничего не выдумываю. Ты можешь дать мне Веритасерум, можешь избить меня до полусмерти, но я расскажу тебе ту же историю. Ты думаешь, меня радует, что это мой отпрыск? Думаешь, я хотела рожать от тебя ребенка? Ты же знаешь, это не входило в мои планы.

Наконец Гарри смог выпрямиться и посмотреть на нее. Она была чемпионкой во лжи, и он знал это... Но если это была ложь, то он верил в эту ложь.

— Ты...ну... проверила все это?

Она вздохнула.

— О, да. Я использовала заклинание Патерникус. Приказала эксгумировать и проверить тело того, кого я считала своим ребенком. Он мой сын, а значит и твой. Я не спала ни с кем, кроме тебя, пока работала под прикрытием.

— Но он...сколько ему лет?

— Ему 48 лет. Но я сказала тебе, каким образом...

— Я понял. Понял. Просто... — он встал и отошел на несколько шагов, глядя на шпили Хогвартской крыши — места, которое создало его. Теперь оно стало местом, где его разорвало на части.

Мастер был его сыном. Гарри примерил эту мысль на размер. У меня есть сын. Само его существование противоречило истинность этих слов, и все же ... Он должен был убедиться в этом. Сам. Он должен был знать, и не мог ждать ни минуты.

Гарри повернулся лицом к Аллегре и поднял руку.

— Акцио Именной талисман, — приказал он. Она кивнула. — Это займет минуту, — сказал он.

— Хорошо. Да, пожалуйста, проверяй. Я не могу сидеть и убеждать тебя тут всю ночь.

Он ждал. Именной талисман волшебника записывал основные события его жизни. Рождение ребенка, безусловно, было таковым событием.

Через две минуты его талисман уже парил в воздухе перед Гарри. Он потянулся и взял его в правую руку.

— Расскажи мне о моей жизни, — велел он ему.

Талисман засветился и начал говорить его собственным голосом.

— Родился 31 июля 1980 года. Были принят в Хогвартс 31 июля 1991 года. Окончил школу 12 июня 1998 года. Стал агентом разведки 23 мая 1999 года. Стал отцом сыну, Джулиану Джеймсу Поттеру, родившемся от Аллегры Блэкберн-Дуайер 17 сентября 2002 года. Женился 15 ноября 2008 года на Гермионе Энн Грейнджер.

Талисман замолчал.

Гарри встретился взглядом с Аллегрой. Она поднялась и встала перед ним, когда талисман начал свой доклад. Гарри отпустил его, и тот поднялся в воздух, а затем улетел, чтобы присоединиться к своим собратьям в Зале Имен.

— Джулиан? — тихо сказал он.

— Мне нравится имя Джулиан.

Он кивнул.

— Мне тоже, — Гарри закрыл глаза и опустился коленями на каменный парапет. Он казался себе таким же холодным и безжизненным, как камень, на котором он стоял. Гермиона, — прошептал его разум. — Как мне тебе об этом сказать?

Аллегра села на камень рядом с ним.

— Я тоже не хотел в это верить. Но это правда.

— Почему ты сказала мне об этом сейчас? — прошептал он.

— Потому что если я этого не сделаю, то это сделает он. И он будет ждать момента, когда ты будешь к этому меньше всего готов и использует этот факт как оружие против тебя. Тебе лучше хорошо подготовиться, прежде чем встретиться с ним лицом к лицу. А это значит — узнать, кто он есть на самом деле.

— Он Маг. Как я могу победить его? Как я могу даже надеяться сравниться с ним?

— Здесь я ничем не могу тебе помочь, — вздохнула она. — Но лучше последуй моему совету...он может использовать факт своего происхождения, чтобы причинить тебе боль другим способом, если ты не будешь осторожен.

— Не волнуйся, я расскажу ей раньше, чем у него появится такая возможность, — Гарри вздохнул. — Я скажу ей, как только вернусь домой.

— Хорошо. Если бы он смог разрушить ваш брак, ничто бы не доставило ему большего удовольствия.

Гарри встал и сделал несколько шагов в сторону, мечтая о машине времени, или капсуле с цианидом, или о чем угодно, что могло бы позволить ему не знать этого, о чем угодно, что могло бы помочь ему сделать так, чтобы это было неправдой. — Я все еще не понимаю, почему ты отвернулась от него.

Гарри услышал, как Аллегра встала у него за спиной.

— Все, что когда-то было моим, он отнял. Отнял Круг, отнял моих последователей, он забрал все, что было моим. Он забирает мое "я", а я не думала, что кто-то способен это сделать.

Гарри тупо кивнул.

— Да. Так это месть, не так ли?

— Нет, это инстинкт самосохранения, — она колебалась. — Он насилует меня.

Гарри обернулся, тупой ужас нагромоздился на и без того сокрушительную кучу неприятных эмоций, проносящихся в его голове.

— Что?!

— Он насилует меня. Каждую ночь. Это началось несколько недель назад.

Гарри закрыл глаза.

— Боже мой.

— Его не волнует секс. Он просто хочет контролировать меня. Он хочет, чтобы я была беспомощной. Я позволила ему думать, что так и есть, — Аллегра выпятила подбородок. — Я никогда не была настолько беспомощной. Мне все равно, что он со мной сделает, но я никогда не буду принадлежать ему.

Гарри покачал головой.

— И это... это чудовище...это наш сын?

— Мы были просто донорами ДНК, Гарри. Кем бы он ни стал, мы не при чем, — она подошла и встала рядом с ним. — Но я думаю, есть какой-нибудь способ уничтожить его.

Гарри отступил, двигаясь к краю, за которым раскинулось огромное пространство Запретного леса. Больше сказать было нечего ... Хотя у него действительно оставался один вопрос.

— Почему ты пришла на мою свадьбу? — тихо спросил он. — Ты пришла и просто... наблюдала. Зачем?

Молчание тянулось достаточно долго, чтобы он задался вопросом, услышала ли она его. Наконец она заговорила.

— Я не знаю.

— Ты хотела устроить нам неприятности?

— Нет.

— Тогда зачем?

Гарри не обернулся, и она осталась там, где была.

— Наверное, просто хотела это увидеть.

— Это не причина.

— Но это все, что я могу скачать, — Аллегра колебалась. — Ты действительно хочешь знать, почему? Прекрасно. Я пришла, потому что ненавижу тебя, всегда ненавидела. Я сидела там и смотрела, как ты женишься на ней, и думала о том, как же я ненавижу тебя. Все остальные там обожали тебя, так что это уж слишком. Я не могла позволить тебе жениться на ней без того, чтобы по крайней мере один человек в зале не ненавидел тебя также сильно, как я, — ее голос слегка понизился. — Ты даже не представляешь, как сильно я тебя ненавижу. Никогда не забывай об этом, что бы ни случилось, что бы я ни сказала или что бы ни заставила себя сделать. Если я помогу тебе, если мне придется доверять тебе ... Не забывай, что я всегда буду ненавидеть тебя.

Неожиданно Гарри почувствовал, как к горлу подступает комок. Он собрал всю свою решимость и обернулся... Но она исчезла.

* * *

Гарри подумал, что если она в ближайшее время что-нибудь не скажет, его просто стошнит от нервозности.

Он рассказал своей жене правду о Мастере. Как только вернулся со встречи с Аллегрой, то сразу же разбудил Гермиону, не желая растягивать то время, когда она ничего не знает. Он хотел, чтобы период, в течение которого он должен был выносить это знание в одиночку, был как можно короче.

Гарри сам удивился ясности слов, исходящих из его собственных уст. Он не сломался, не стал эмоциональным. Он просто поделился с ней той же информацией, которую дала ему Аллегра.

Он почти смутился от того, что был так собран. Разве ему не должно быть стыдно? Разве он не должен чувствовать себя ужасно, как будто предал женщину, которую любил? Разве он не должен просить у нее прощения?

С другой стороны, за что его следует простить? За что ему должно быть стыдно? Это произошло против его воли. Он использовал защиту в своих сексуальных отношениях с Аллегрой, как ответственный взрослый человек. Он не знал, что она забеременела, несмотря на их предосторожности, и не знал о судьбе ее ребенка. То, каким стал этот ребенок, было, опять же, не его рук дело. Он не предавал свою жену. Он не скрывал этого от нее.

И все же... Сам факт происхождения Мастера был достаточно неприятен для них обоих. Уже не имело значения, как он появился на свет. Он был силой, с которой приходилось считаться — в большей степени, чем Гарри мог предполагать.

Она просто сидела и смотрела на него.

— Гермиона? — прошептал он. — Скажи что-нибудь, пожалуйста.

— Ты в этом уверен? — спросила она тихим и ровным голосом. — Ты уверен, что это правда?

— Да. Уверен настолько, насколько это возможно, — Гарри рассказал ей о том, что поведал ему его Именной талисман.

Ее глаза закрылись, и она встала, подойдя к окну. Гермиона стояла там, обхватив себя руками за талию, лунный свет освещал ее профиль. Он уставился на свои сложенные руки и ждал.

— Ты знаешь, — наконец сказала она после долгого молчания. — Интересно, стоил ли тот прекрасный медовый месяц всего этого. Вселенная требует ужасно большую кармическую цену за те два месяца счастья, которые нам сошли с рук. Сначала взрыв, потом это дело, теперь это, — она фыркнула коротким невеселым смешком. — Я думаю, лучше бы мы провели выходные в мотеле в Шеффилде, если бы только это подарило нам немного покоя в нашей супружеской жизни.

Была одна вещь, которую он должен был узнать, прежде чем пройдет еще секунда.

— Ты сердишься на меня?

Она посмотрела на него, и на ее лице появилось сочувствующее выражение.

— На тебя? Нет, с чего бы мне? Ты не знал. Ты не хотел, чтобы это произошло. Ты пришел и рассказал мне, как только узнал. Сержусь на тебя? — Гермиона покачала головой. — Хотела бы я, чтобы все было так просто, — Гарри встал и подошел к ней, протягивая руки, но она уклонилась. — Пожалуйста... не сейчас, — прошептала она. — Дай мне минутку, просто подумать, — Гарри отстранился, увидев блеск непролитых слез в ее глазах.

— Как ты держишься? — спросила она его, встретившись с ним взглядом. — В конце концов, он твой сын, — она произнесла слово "твой" с едва заметным ударением, которое не ускользнуло от него.

— Я...Я не знаю. Я словно оцепенел. Не думаю, что я действительно осознаю происходящее.

Она кивнула.

— Тогда позволь мне сказать тебе, что чувствую я.

— Хорошо, — сказал он, в сомнениях относительно того, что она могла сказать.

— Я не знаю, как реагировать, Гарри. Я не знаю, что и думать о том, кто такой Мастер. Она говорит, что он твой сын. Что ж, ладно. Как это повлияет на нас? — она посмотрела на него. — Объективный ответ заключается в том, что никак. Он не твой сын ни в каком значимом смысле этого слова. Ты не воспитывал его, ты не знаешь его, и он не знает тебя. Он все тот же ужасный ублюдок, независимо от того, чей он сын, и его существование никак не влияет на наши отношения сейчас или в будущем. Так?

Гарри кивнул.

— Так, — сказал он с несчастным видом, ожидая, когда упадет второй ботинок.

— Тот факт, что он кажется олицетворением зла, не говорит о качестве твоей ДНК. Уверена, он пошел в свою мать.

Гарри наблюдал за ее лицом, пока она говорила. Гермиона смотрела не на него, а в окно. Ее руки все еще обхватывали живот, как будто она буквально пыталась держать себя в руках.

— Итак, вывод, к которому мы должны прийти, заключается в том, что для нас это ничего не значит, — закончила она, ее голос понизился почти до шепота.

Гарри вздохнул.

— Я полагаю, что да.

Теперь она повернулась к нему лицом, и он увидел в ее глазах, насколько не в порядке и неспокойной она была. Гермиона медленно сползла по стене, пока не оказалась сидящей на полу, подтянув колени к груди.

— Так почему же я чувствую, что это меняет все? — спросила она, ее голос дрожал. — Почему, Гарри?

Он опустил голову, жалея, что у него нет подходящего ответа для нее. Она была права, как в своем рациональном анализе, так и в своей безусловно эмоциональной реакции.

— Это из-за нее, — сказала Гермиона. — Речь вовсе не о Мастере, а о ней. Она всегда умудряется найти способ заставить нас пережить маленькую смерть, Гарри, — теперь она начала тихо плакать, в ее голосе появилась та дрожь, которая могла перерасти в рыдания в любой момент. — Ты понятия не имеешь, что она отняла у меня сейчас.

Он нахмурился.

— Что?

Гермиона поднялась на ноги и вернулась к окну, опираясь руками о подоконник.

— Это женское дело, я уверена, что ты об этом не подумал. Но теперь... независимо от того, что произойдет в нашем будущем, независимо от того, какой семьей мы решим стать... — она замолчала и быстро вытерла глаза. — Теперь я никогда не смогу подарить тебе твоего первенца, — Гарри сглотнул, в груди поднялась боль, которая почти заставила его задохнуться. — Она отняла это у меня, — он увидел, как сжались ее кулаки. — У нее есть часть тебя, к которой я никогда не смогу прикоснуться! — воскликнула Гермиона, ударив кулаком по подоконнику на последнем слове. — Она была твоей первой, а теперь она мать твоего первого ребенка. Что остается мне?

Гарри встал и схватил ее за плечи.

— Все, — ответил он напряженным голосом. — Все, что есть у нее — это просто ничтожно мало, ты меня слышишь? Возможно, она была моей первой, но ты будешь моей последней. И не говори мне, что я не понимаю, что это значит! Я и представить себе не мог, что у меня будет ребенок, чьей матерью будешь не ты! Он может быть из моей плоти, но он чужой мне. Он мне не сын. Я... я отказываюсь называть его так, — Гарри протянул руку и обхватил ладонью ее щеку. — Когда-нибудь у нас с тобой может появиться свой собственный малыш. Он будет называть тебя мамой, а меня папой. Мы будем читать ему сказки на ночь, и он будет звать нас, когда ему будут сниться плохие сны; он отправится в Хогвартс и пришлет нам совы, рассказывающие обо всех приключениях, которые у него были. Этот ребенок — мой сын, и только он достоин этого слова. Называть Мастера также — значит оскорбить этого маленького мальчика, — Гарри посмотрел ей в глаза. — Никто не может быть моим сыном, если он не твой тоже. Когда-нибудь ты подаришь мне моего первенца. Мастер — всего лишь обман.

Гермиона фыркнула.

— Будешь ли ты так уверен в этом, когда встретишься с ним лицом к лицу и увидишь свои собственные глаза на его лице? А я буду? — она повернулась и отошла на несколько шагов. — Тебе придется встретиться с ним лицом к лицу. Вероятно, скорее раньше, чем позже. Возможно, тебе придется убить его. Сможете ли ты сделать это, зная, кто он такой?

— Если мне придется убить его, то только потому, что он вынудил меня. Я не буду колебаться.

Она покачала головой.

— Я знаю тебя, Гарри. Ты не сможешь выбросить это из головы. Ты начнешь думать, что в нем должно быть что-то и от тебя, что-то хорошее, до чего ты сможешь достучаться. Ты станешь задаваться вопросом, не убиваешь ли ты ту часть себя, которую он, должно быть, похоронил давным-давно. Ты будешь колебаться. И тогда он убьет тебя первым.

— Нет. Он этого не сделает. Потому что теперь я готов. Вот почему Аллегра хотела, чтобы я знал.

Гермиона фыркнула.

— Да, она же всегда так боялась твоей безвременной кончины. Я не доверяю ей и поражена, что ты, похоже, доверяешь.

— Я тоже ей не доверяю, но верю этим ее словам. И она предупреждает меня не потому, что хочет помочь. Враг ее врага — ее друг.

— Мастер — ее враг?

— О, да. Он, вероятно, не стал бы себя классифицировать подобным образом, но она считает именно так. Она знает, что ждет ее впереди, и знает, что он использует ее только до тех пор, пока не сможет выполнить тот план, который он задумал, — Гарри колебался. — Почему мы говорим о ней?

— Потому что это проще, чем гадать, что теперь с нами будет.

— Я скажу тебе: ничего, — сказал он решительно. — Теперь мы знаем, и сможем справиться со всем этим вместе.

Она повернулась к нему.

— Я боюсь того, что ждет нас впереди.

— О чем ты?

— На этом все не закончится. Это только начало. Я знаю, что в нашем будущем, возможно, в ближайшем будущем, нас ждут ужасы и похуже. Я знаю, что-то грядет...и может быть, уже слишком поздно пытаться остановить это сейчас. Нам лучше держаться крепче, Гарри. Если мы потеряем друг друга, мы пропали.

Он потянулся к ней, и она сделала три больших шага в его объятия. Гарри обнял ее и на полпути встретился с ее губами, благодарный за то, что она больше не соблюдала минимально безопасную дистанцию.

Но не прошло и тридцати секунд, как он встревожился. В ее поцелуях было что-то отчаянное, злое. Она почти причиняла ему боль. Гермиона толкнула его обратно к кровати, ее слезы увлажнили их лица. Резкие сдавленные крики вырывались из ее горла, когда она царапала его одежду.

— Гермиона...стой...эй, успокойся, — пробормотал он.

— Замолчи, — прошипела она. — Да ладно тебе, Гарри. Займись со мной любовью. Мы не занимались сексом с момента взрыва, Я в порядке, мне лучше...Я хочу тебя, — она толкнула его на спину, и он увидел, что ее лицо покраснело, а глаза опухли. Теперь у нее в руке была волшебная палочка...когда она успела ее достать? Все происходило слишком быстро. — Давай снимем наши заклинания сегодня вечером, — воскликнула она, в ее голосе слышалась паническая настойчивость. — Давай заведем ребенка. Прямо сейчас, — сказала она, и ее слова звучали громче и громче. Гарри едва успел осознать, что она имела в виду, прежде чем она стянула с него штаны и сняла свою ночную рубашку через голову. — Нам больше не нужно ждать. Какое это имеет значение? Давай сделаем ребенка, сегодня вечером, — теперь он едва мог разобрать ее слова, ее дыхание стало совсем громким и прерывистым. — Позволь мне взять свои слова обратно, — причитала она. — Отдай мне их обратно.

Гарри сел и прижал ее к себе.

— Гермиона, прекрати!

Теперь она возилась с его пуговицами.

— Прекратить что? Разве это не правильно? Мы должны это сделать! К черту эти выходные, давай просто покончим с этим. Сделаем этого маленького мальчика, нашего маленького мальчика! — Гарри отталкивал ее руки, но она становилась все более и более настойчивой. Наконец она перестала пытаться раздеть его и начала бить его в грудь — Наш сын, наш мальчик! — закричала Гермиона. — Разве ты не хочешь? Разве ты не уже не представляешь его? Черт возьми, Гарри, ты сделал это с ней, сделай и со мной!

Он схватил ее кулаки и прижал их к своей груди, когда ее лицо исказилось от рыданий, и она обмякла в его объятиях. Гарри больше не мог сдерживаться, и разрыдался сам. Он запустил одну руку в ее волосы и удерживал ее, прижавшись лицом к ее лбу.

— Боже, Гермиона, мне так жаль, — рыдал он. Они вместе рухнули обратно на кровать. Он просто повторял это снова и снова, хотя и не был уверен, что она слышит то, что он говорит. Ее пальцы сжимали его рубашку, а слезы намочили его грудь, пока он извинялся и пока слова не потеряли всякий смысл.

Он действительно был не виноват во всем этом, но сожалел он не об этом. Ему было жаль, что она прошла через это, ему было жаль, что он вообще встретил Аллегру; ему было так жаль, что у него был этот шрам и талант, отметившие его и лишившие ее малейшего шанса на нормальную жизнь. Но больше всего ему было жаль, что он любил ее слишком сильно, чтобы быть в состоянии отпустить ее.

В конце концов их слезы иссякли, и они лежали, прижавшись друг к другу, в своей постели, их грудь сжималась от последствий произошедшего катарсиса, никто не произносил больше ни слова.

Щека Гермионы покоилась на его груди, которую она успела наполовину обнажить в попытке раздеть его, ее рука обнимала его за талию. Он накручивал прядь ее волос на палец, их сладкий аромат наполнял его нос, теплая мягкость ее тела, прижатого к нему, убаюкивала его, погружая в гораздо более спокойное состояние.

Он не знал, как долго они лежали вот так, но луна значительно поднялась в окне, пока они позволяли тишине исцелять их. В конце концов Гермиона приподнялась на локтях и посмотрела на него сверху вниз, с выражением, которое невозможно было прочесть. Она взяла свою палочку, затем очень осторожно положила ее на прикроватный столик. Она вернулась к нему, наклонилась и нежно поцеловала. Он ответил на поцелуй, позволяя ей взять инициативу в свои руки. Она провела губами по его подбородку, шее и груди, от ее теплых губ по его телу пробежала дрожь. Он взял ее на руки и перевернул так, чтобы они лежали лицом друг к другу, переплетя руки и ноги. Это было его любимое место в мире. Ему нравилось ощущение ее ног, переплетенных с его ногами, и ее рук, скользящих по его коже.

Гарри не мог перестать извиняться, но он перестал произносить эти бессмысленные слова. Вместо этого его сожаление перешло с его кожи на ее, когда он двигал руками и губами вниз и вверх по ее телу, его печаль перетекла с потоком его дыхания в ее легкие, пока они целовались, ее горе распространялось по его телу, когда они соединилось в единое, где оно больше не было чьим-то горем, оно стало их общим.

Тогда ничто больше не принадлежало ни ему, ни ей. Их движения, их дыхание, их сердцебиение, их невысказанные слова. Он слышал их бормотание, их шепот, и когда он услышал "Я люблю тебя" — уже не имело значения, кто сказал это. Важно лишь только то, что это их чувство, и им даже не нужно было произносить ничего вслух, потому что эти слова сильнее ощущались в их единой душе.

Концом стало их удовольствие и освобождение, а когда сон овладел ими, он унес их к покою, который они могли обрести только во снах.

* * *

Рон Уизли не смог бы заснуть, даже если бы это спасло ему жизнь.

Было четыре часа гребаного утра, а сна ни в одном глазу. Он знал почему, но это ничуть не утешало. Рон лежал без сна, потому что лежал здесь один.

Лауры не было с ним. Она отправилась в деловую поездку в Париж и пробудет там до завтрашнего вечера. Это была его первая ночь в пустой постели с тех пор, как они начали свои странные платонические отношения, и он чувствовал себя необычайно одиноким — намного больше, чем в своей тюремной квартире последние двенадцать лет. Он скучал по ее теплу, скучал по мягкому шороху ее дыхания. На самом деле он не хотел засыпать еще и потому, что проснувшись поймет, что ее рядом нет. Утро больше не могло быть добрым, если ее не было рядом, чтобы сонно улыбнуться ему и глубже зарыться в его объятия, теплую от сна, бормоча "Доброе утро" ему в шею.

Он вздохнул и сел, оглядывая затемненную комнату.

В одно из окон его спальни заглядывала фигура в капюшоне.

Рон ахнул и вскочил с кровати, нырнул за нее и натянул халат через голову. Неужели я только что это увидел? — спросил он себя. Рон медленно выглянул из-за кровати...окно было пустым.

Но он видел фигуру. Он не был сумасшедшим, и не страдал галлюцинациями, вызванными недосыпанием. Он видел то, что видел.

Рон внезапно услышал голос Гарри в своей голове. Если увидишь что-нибудь подозрительное вокруг дома, ты должен немедленно прийти и сказать мне или Гермионе. Обязательно.

Рон встал и выбежал из комнаты, на ходу натягивая на себя мантию. Он поспешил вверх по лестнице в Чертог и ворвался внутрь, на секунду помолившись, что ничему не помешал.

К счастью, это было не так, они оба спали. Рон помедлил в ногах их кровати, глядя на своих друзей сверху вниз. Несмотря на срочность ситуации, он не мог не почувствовать неловкость при виде этого зрелища. Гарри лежал на спине, его голова была повернута к окнам. Гермиона лежала на животе, повернув голову в другую сторону, но ее рука была перекинута через его грудь, а рука Гарри покоилась на ее руке, как будто он хотел удержать ее там, пока они спали.

Рон подошел к Гарри сбоку.

— Гарри, — прошипел он. Никакого ответа. — Гарри! — позвал он чуть громче.

Глаза Гарри резко открылись, и все его тело дернулось.

— Что, ЧТО, ЧТО? — завопил он. Его глаза сфокусировались, и он наконец заметил Рона. — Рон? — Гермиона уже проснулась и села рядом с ним ... Рон успел увидеть ее обнаженную грудь, прежде чем она успела натянуть простыни. — Что происходит?

— Эм ... Прости, что разбудил вас, но я только что видел фигуру в капюшоне за окном моей спальни, — ему не стоило добавлять, что ситуация становилась еще более жуткой, если учесть, что его окно было метрах в десяти от земли..

Рон оказался впечатлен незамедлительностью их реакции. Они не стали тратить время на то, чтобы спросить его, уверен ли он в своих словах, не приснился ли ему сон; не остановились, чтобы посовещаться или решить, что делать. Даже не взглянув друг на друга, они оба вскочили с кровати, казалось, не особо заботясь о том, что оба были полностью обнажены, и натянули свои халаты. Гермиона схватила свою палочку.

— На мне дом, — сказала она.

— Я на улицу, — ответил Гарри. Он посмотрел на Рона. — Ты, оставайся с Гермионой. Не мешай ей, она сама разберется, понял?

— Я понял, — Рон наблюдал, как Гарри толкнул одно из окон Галереи и, не останавливаясь, перекинул ноги через подоконник и выпрыгнул наружу. Рон высунул голову и увидел, как Гарри легко приземлился на землю рядом с домом, а затем начал пробираться к западному крылу, держась поближе к стене.

— Пошли, — шикнула Гермиона, зовя за собой. Он внимательно следил за ней, когда она выходила из Чертога с поднятой палочкой. Ее шаги были быстрыми, но осторожными; Рон просто старался не отставать. Они дошли до жилой галереи на втором этаже, и она заколебалась. Даже Рон мог понять, что это было сложное место для оценки ситуации...большой и просторный коридор, со множеством укромных уголков и закоулков.

Они держались поближе к северной стене. Когда они приблизились к коридору западного крыла, Гермиона напряглась и остановилась. Она приложила палец к губам и ждала. Секундой позже из коридора появилась темная фигура. Гермиона схватила его за руку и дернула вперед, затем перевернула на спину и склонилась над ним, уперев колено в середину груди и приставив палочку к его горлу.

— Привет, Гермиона, — сказала фигура. Ее голос был характерно низким и хриплым.

Она глубоко вздохнула и встала, к великому недоумению Рона.

— Боже милостивый. Знаешь, не очень-то хорошая идея шнырять по чужим домам глубокой ночью, одетый как сраный Дементор.

Волшебник в плаще поднимался на ноги.

— Я всегда так одеваюсь.

В этот момент в комнату вбежал Гарри.

— Я нашел открытое окно в... — он остановился. — Ох. Я вижу, вы уже нашли нашего гостя.

— Это всего лишь я.

— Всего лишь, — Гарри закатил глаза. — Рон, это Сабиан. Мой лучший агент.

— Я польщен, — сказал Сабиан.

— Смотри не зазнайся.

Рон зачарованно уставился на новоприбывшего. Его плащ и капюшон полностью скрывали человека под ними. Не было видно ни его лица или шеи, как будто капюшон содержал какую-то черную пустоту, куда не мог проникнуть свет. Он был в длинных перчатках и ботинках, так что ни одна часть его тела не была открыта.

— Что ты здесь делаешь в четыре гребаных утра? — спросил Гарри, скрестив руки на груди. — Мне снился прекрасный сон о чемпионате мира по квиддичу.

— Прошу прощения, что так ворвался, но у меня не было выбора. Нужно обсудить с тобой несколько довольно неотложных деловых вопросов.

— Разве это не может подождать восхода солнца?

— Боюсь, что нет.

— Ну, и в чем дело?

Рон скорее почувствовал, чем увидел, как Сабиан с сомнением посмотрел на него и Гермиону, прежде чем продолжить.

— Гарри, я уверен, что нашел нашего крота.