Безликие (гет)

Мелкий снег кружил в воздухе, и, падая на ее руки, обжигал их холодом. Лили дрожала. Чувствовала, как внутри что-то ломалось на части, но превозмогая себя, она продолжала идти вперед, ловя ртом холодный воздух.

На улицу медленно нападала зима. Какое очарование. Зима поселилась в ее сердце уже долгие-долгие годы назад, а в мир приходила лишь единожды.

— Я думала, вы живете в Малфой-мэноре, — немного хрипло проговорила Лили, когда Скорпиус завел ее в одни из трущоб окраины Лондона. Здесь было грязно, скользко и пахло так… странно, что она то и дело морщилась.

— Нет, — холодно заметил он, стукнув ногой по двери, что висела набекрень и, казалось, от любого действия просто рухнет на землю. — Просто иногда прихожу туда от скуки.

— Жаль, — чувствуя, как стучат зубы, пробормотала Лили, лишь бы избавиться, избавиться от этого странного чувства внутри. — Мне там понравилось… больше.

Взгляд Скорпиуса, наполненный странной пустотой, вновь прошелся по ее лицу, и Лили было так необычно — никто и никогда не смотрел на нее так или… это она боялась поднять взгляд и посмотреть в ответ?

Он смотрел на нее слишком прямо, так, как и обычно — словно мечтал с потрохами вывернуть ее душу и найти в ней слабые звенья, чтобы цепляться за них и цепляться, обрекая ее на гибель. Странное дело — если так на нее посмотрел бы Томас, Лили бы точно взбесилась, вцепилась бы в его лицо и начала бы плеваться ядом, не боясь никаких последствий, напротив, провоцируя их. Но Скорпиуса она боялась. Боялась по-настоящему.

— Знаете же, что предполагают отношения между мужчиной и женщиной? — холодно спросил Скорпиус, и его голос в этой тишине соотносился со звоном.

Лили вздрогнула. А потом, почувствовав дрожь в коленях, резко села на потрепанный диван, что стоял у окна и безразлично посмотрела в ответ на Малфоя, заламывая тонкие бледные пальцы. Отчего-то сердце у нее стучало, словно заведенный механизм, и сквозь очевидный для себя страх, она начинала нащупывать интерес — да, это было любопытно. Будет ли он таким же, как Балдер? Увидит ли он в ней такое же ничтожество?

— Знаете, да, — кивнув головой, насмешливо оскалился Скорпиус, а потом, подойдя к ней, он облокотился о спинку дивана, упираясь руками по обе стороны возле нее, словно загоняя в клетку. — А несмотря на страх, все равно настаиваете. Вы больная или просто отчаянная?

Его лицо было слишком близко, она чувствовала его спокойное, ровное дыхание на своих губах, и, смотря куда угодно, кроме него, Лили начинала уже по-настоящему злиться. Что он пытался добиться, постоянно отталкивая ее? Разве Малфой сам не был заинтересован в том, чтобы пользоваться ей, так к чему же, к чему эти игры? Зачем ему это все?

— И почему же мне так везет на повернутых дамочках? — с тенью сарказма бросил наконец Скорпиус и, выпрямившись, развернулся, собираясь явно отойти.

Наверное, он так же, как Балдер не видел в ней женщину. Либо считал ее настолько ничтожно неинтересной, безликой, что постоянно пытался оттолкнуть, не пытаясь даже использовать. Ничтожная, глупая, загнанная… она действительно больна. А разве больным не все можно?

— А вы? — вскочив с дивана, она схватила его за руку и, сцепив ее со своей, подошла, вплотную всматриваясь в его глаза. Что-то в них лишь на секунду заискрилось, а потом тут же померкло, оставляя после себя пустоту. — Разве не в этом заключается ваша стратегия? Вы отталкиваете меня, чтобы я сильнее лезла к вам.

Все это было игрой. История повторялась — она опять становилась катализатором трагедии в своей жизни. И то ли ей действительно нравилось, когда ею пользовались, то ли она по-настоящему отчаялась заполучить внимание отца ценой чего угодно, но Лили никогда не могла остановиться на пути к разрушению.

Она отчаянно искала его. Так же отчаянно, как и теперь искала встреч со Скорпиусом Малфоем, от которого вечно пахло кровью и чьи руки были в синяках, гематомах.

Видеться с ним было все равно, что кататься на американских горках. Сначала ты испытываешь странный восторг, а потом дикий ужас.

Сначала тебе кажется, что он такой же, как и все, только более молчаливый, замкнутый и очень-очень насмешливый. Скорпиус постоянно скалился на их встречах, так развязно и даже по-звериному, что первое время Лили вздрагивала всякий раз, когда видела его улыбку. А потом, не заметив, она стала усмехаться ему в ответ.

Сначала тебе кажется, что он такой же, как все. А потом он бьет тебя наотмашь своими вопросами, выуживая потаенный страх.

— Что он с вами делал? — скалясь, спрашивал он, когда опять они виделись после ее работы и, овеянные снежными хлопьями, сидели на промозглой земле, смотря на ночную Темзу.

Скорпиус всегда садился напротив нее и никогда рядом — поначалу она думала, что это из-за того, что ему не хотелось никакой близости с ней. А потом Лили поняла очевидное: он просто внимательно наблюдал за каждой ее эмоцией, выуживая что-то. Чертов игрок. Они были действительно схожи.

— Вы смотрите на меня так, словно ожидаете, что я… — он на секунду запнулся, склонив голову набок. В этой части Лондона всегда было безлюдно и темно — единственный фонарь был лишь у моста, и свет его, блеклый, почти не достигал их. — Ну, конечно. Вас насиловал Балдер?

Его вопросы били под дых. Спирали воздух в легких, и она чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег — долгая, мучительная смерть разлагала внутренности, но никогда не приносила облегчения.

Ей было холодно, и непонятно только откуда брался этот холод: от промозглой земли, в которую она зарывалась пальцами, пачкая их. Или от того ужаса, который обуревал ее.

Лили молчала, на секунду спрятав взгляд, и, когда она поднимала голову и видела его серьезные глаза, ей казалось, что ему уже и не нужны ответы. Он все уже прекрасно понимал сам.

— Вы его убили, да?

Ночная тишина напрягала глаза, и она видела, что и сам Скорпиус щурится. В этой ночной тишине нарушать замогильное молчание было преступлением, и если Малфой шел на него, то сама Лили всегда молчала в ответ.

Чтобы потом прийти в свою маленькую квартирку, наполненную воспоминаниями прошлого и внимательно смотреть в зеркало. Смотреть в свои глаза и, зарываясь пальцами в волосы, выдергивать пряди, видеть, как опадают они на колени.

«Вы убили Балдера?».

Такой странный вопрос, право. И она видела, как искажается ее лицо, как настоящее отчаянье прорывается наружу, заставляя кричать — но крик не срывался с губ, он лишь изламывал их, вырываясь тихим хрипом. Ей хотелось стереть свои мысли, а вместе с ним — воспоминания. Потому что каждый уголок этой комнаты, этого дома напоминал ей о прошлом.

— Пошли ко мне, — тихо сказала Лили, дернув его за рукав. Он вновь стоял в их условленном месте в повороте, соединяющем дорогу к ее работе и трущобы, специально, чтобы ненужные глаза не заметили их встреч. Право, она бы даже не вспомнила, кто настоял на подобной конспирации, но… это продолжалось, продолжалось и грозилось стать вечностью.

Скорпиус вечно стоял черным изваянием, щелкая зажигалкой. Он сливался с темнотой квартала, казалось, он был дитем этих мест. Неслышная тень, что бродит по миру и не оставляет следов.

Щелк. Щелк. Щелк.

Зажигалка открывалась и закрывалась, клацая металлом.

Так и ее сердце отбивало ритм, когда она открывала дверь в свою маленькую, уютную квартирку в фешенебельном районе Лондона. В этой квартире было чисто, опрятно и ухожено — разительное отличие от того места, где жил сам Скорпиус. И она видела, как лицо его лишь на секунду поморщилось от отвращения… или зависти?

— Достойно дочери национального героя, — насмешливо оскалившись, бросил он, внимательным-превнимательным взглядом рассматривая антураж.

В этой комнате с пастельными цветами его черный лик был чужеродным и неживым. Да, очевидно, он был мертвецом, и в его лице пустота была лишь проявлением его давнейшей смерти. Лишь ночная темнота лишала его болезненной бледности и смрада — а когда он приходил в мир живых людей, то сразу бросалось в глаза его несоответствие.

Если Лили Поттер была сахарной принцессой, можно было бы сказать, что он был черным жнецом? Розовый и черный. Один другого поглотит.

— Балдер… ты же знал его, да? — тихо спросила Лили, присев на диван.

Скорпиус усмехнулся, оторвавшись взглядом от книжных полок и поднял свои глаза на нее. Всего лишь на секунду в сером нечто можно было увидеть дьявольский огонек, который исчез словно за пеленой.

— Навряд ли я его знал. Так, пересекался во Франции пару раз.

— А тем не менее, ты его запомнил, — утвердительно кивнув головой, бросила Лили, на секунду прикрыв глаза.

Которые она тут же распахнула, стоило ей услышать тихий стук — Скорпиус стоял возле комода и держал в руках своих рамку с колдографией, что отчего-то вызвало в ней целое буйство чувств и эмоций. Потому что фотографию эту ей передали вместе с запиской Балдера и потому что на фото этом она выглядела так очаровательно в своем образе принцессы, что непременно хотелось узнать… а впечатлился ли Скорпиус, понравилось ли ему то, что он увидела на нем?

Лили аккуратно встала на ноги. Подошла ближе и коснувшись руки, которой он держал фотографию, заставила его посмотреть на себя. Сердце внутри отбивало чечетку, и страх постепенно становился нетерпением. Эта игра ни на шутку заводила ее уже который день, и, видясь с ним так часто, Лили не могла скрывать очевидного — когда она играла с Балдером, то умирала от скуки и отвращения. А с Малфоем все было по-другому. Потому что впервые ее жертва была настоящим игроком, от которого пахло кровью и в чьих глазах таким сияющим пятном блестела пустота.

Скорпиус молчал, сощурив глаза, внимательным взглядом посмотрев на Лили, а затем, отставив фотографию, резко обвил ее талию и притянул к себе, вынуждая выставить вперед руки, чтобы не удариться о его грудь.

Зарываясь руками в ее волосы, Скорпиус едва касался своими губами мочки ее уха, и Лили чувствовала, как страх и какое-то нестерпимое желание прорвать свои внутренние оковы буквально выбивали ее сердце из грудной клетки.

— Так это ты убила Балдера, а?

Медленно повернув голову, она внимательно посмотрела в его глаза, наполненные дьявольским интересом. Серое нечто искрилось, взметалось, завораживая, поглощая в свои недра. Что за аура была у этого человека? Отчего ее так нестерпимо тянуло ближе, когда близость равнялась смерти? Что такого, черт побери, было в этом Скорпиусе Малфое?

Честное слово, ей хотелось расхохотаться. Рассмеяться ему прямо в лицо, и, скривив свои губы, она почти сделала это. Лихое, дьявольское настроение захватило ее тоже, и, схватив Скорпиуса за лицо, она посмотрела ему прямо в глаза, скаля губы в улыбке, почти смеясь.

— Я сахарная принцесса в розовых платьицах и с тугими косами… какое там убийство? — почти смеясь, ответила Лили.

Скорпиус усмехнулся. И, резко оборвав ее руки вниз, он быстрым движением усадил ее на комод, облокотился руками на него, заглядывая ей в глаза, загоняя в клетку.

— Тебе поэтому все верят? — он и сам, право, почти смеялся. — Мда-а, тупое стадо. Ну, что скажешь, принцесса, легко ли притворяться хорошей, когда так и хочется сорваться на самое дно?

Склонившись ближе, Скорпиус едва коснулся ее лба своим, вынуждая ее выпрямиться, словно струна и сглотнуть, испытывая странный, внутренний порыв обвить его шею руками и притянуть к себе ближе, еще ближе, чтобы потом отдаваться полностью наваждению, которое колыхалось где-то внутри и вот-вот готово было вырваться наружу.

— Чем дольше прячешь свои желания, Поттер, тем большую они имеют власть над тобой. А это значит, что если ты хотела его убить, со временем ничто, совершенно ничто не могло тебе помешать это сделать.

Знал ли он, что прямо сейчас ее желанием было просто поцеловать его? Ломая внутренние страхи, отвращение и боль, Лили просто хотелось вынудить себя сделать это, и, смотря в его глаза, она не понимала, каким образом у него так быстро получилось захватить ее истерзанное сердце в силки.

Впервые ей хотелось сделать что-то, что внушало сильную горечь и даже отвращение.

Впервые Лили Поттер по-настоящему что-то хотелось.

Серые глаза были близко, что, всматриваясь в них при свете дня, Лили почти могла увидеть свое отражение — настолько прозрачными и бесцветными были они. Безликий, Скорпиус точно был безликим, таким же, как она. Одна эта мысль взметнула ввысь все ее чувства, и, медленно, словно все ее кости окоченели, она неуверенно обвила руками его шею, внимательно, до ужаса прямо отвечая на его бесцветный взгляд.

И если это все было игрой, ей хотелось верить, что ему хотя бы было также интересно, как ей, и что он тоже бежал от невозможных размеров боли, уничтожая рациональность.

Сердце стучало, словно сумасшедшее, когда он склонился еще ближе и поцеловал, она почти испугалась. Это была странная гамма чувств: от нестерпимого желания до глубокого ужаса — что, если она вновь не оправдает ожиданий? Что, если она снова не сможет себя вести, как женщина?

От того, как он целовал ее, внутри Лили что-то нестерпимо начинало пылать, впервые принося ей такое простое удовольствие от обычного поцелуя, что становился с каждой секундой все более напористым и жарким, срывая дыхание.

От чувств, нахлынувших на нее, покоя не было, и она не знала, куда себя деть — оттого, неосторожно облокотившись рукой о край комода, она услышала вдруг резкий треск, как будто разбилось что-то стеклянное. В ту же минуту Лили больше не чувствовала чужих губ, и, медленно переведя взгляд со Скорпиуса, который, прищурившись, смотрел на пол, она увидела, как на паркете валялась та самая рамка, теперь уже разбитая вдребезги.

Ее фотография, прижатая кучей околок, задорно переливалась на свету, словно издевательски улыбаясь Лили, подмигивая: «Ничего у тебя не получится, Лили Поттер».

— А знаешь, перед тем, как умереть, он говорил, что счастлив, — усмехнувшись самому себе, бросил Малфой, смотря на разбитую раму.

Лили вздрогнула, ощущая, как весь флер покидает ее тело, оставляя пустоты. Глыбы пустоты. И ей хотелось, черт возьми, чтобы Скорпиус просто взял и поднял голову, посмотрев на нее, как обычно, внушая ей такое привычное ощущение собственной значимости, ведь он… он наблюдал же за ней все это время.

Только вот Малфой стоял, словно черное изваяние. Идеально отточенное и такое не ее.

— Что ж, я пойду, — лениво сказал он, спрятав руки в карманы брюк, даже не посмотрев на нее.

Было ли это безразличием или простой манерой поведения, но душило ее нестерпимо. Потому что казалось, что только она ждала от их близости чего-то такого, от чего бы сразу излечилось ее сердце и залаталась душа.

Но он даже не смотрел. И, когда она по-прежнему осталась сидеть на комоде, тупо уставившись на свою фотографию, Лили могла лишь ощутить пустоту — в комнате опять никого не было. Тишина стояла гулким звоном, оглушая ее, припечатывая.

Осколки сверкали, фотография издевалась, и, тихо смеясь про себя, Лили почти сотрясалась беззвучно, смотря на весь этот хаос.

Треск.

«Он был счастлив, счастлив перед смертью», — счастлив? Лили мелко задрожала, спрятав в ладонях лицо.

Счастлив?!

Она спрыгнула с комода, наступив на осколки, чувствуя, как хрустят они и как резкая боль ударяет ей в пятки, вынуждая слегка приподнять ногу. Но настоящей-то боли не было, не было! И, не сдержавшись, обернувшись, натыкаясь на свое отражение в зеркале, Лили только и могла, что улыбаться, улыбаться, припудривая свое несовершенство сахаром.

Да, она же тоже счастливая, как Поттер могла забыть, и забыть из-за кого — из-за него, человека с таким пристальным взглядом, что выуживал все ее страхи? Из-за отца с его нелепыми наблюдениями и замечания… из-за кого же она могла подумать, что страдает, кто сказал ей, что она больна?

Лили весело. Лили хорошо. У Лили все замечательно.

Только вот… лик сахарной принцессы действительно был ее проклятием. Потому что принцессой она никогда не была. И, взревев громко, испытывая в который раз необъятных размеров ярость, она с силой смахнула с комода все баночки, ощущая блядское чувство дежавю.

Грань истерики стерлась. И, в который раз круша все на своем пути, она испытывала только одно желание — уничтожение. А на пол летело все: шкатулочки с изысканными украшениями, косметические баночки дорогих брендов, ручное зеркало, духи, опутывавшие комнату смрадом.

На пол летела вся ее амплуа. И, ступая по осколкам, раскачиваясь, Лили не выдержала: упала прямо на паркет, слыша под собой лишь хруст.

Мерлин, какая глупость, думать, словно она могла бы выбраться из пучины своей неуверенности и стать желанной, нужной, красивой. Стать такой же нормальной, как все, а не сидеть здесь, в осколках и в каждом находить свое убитое отражение.

Какая глупость вообще было продолжать свою жизнь.

Дверь скрипнула. И, почувствовав, как оледенели внутри внутренности, Лили медленно подняла голову, в пальцах своих зажимая осколок, который впивался в мякоть ладони, пронзал. Но что ей до того, когда прямо с порога на нее так спокойно и уверенно смотрели два безмятежных, безразличных серых глаза?

В которых, Лили могла поклясться, всего на секунду промелькнуло что-то такое знакомое, такое… отчаянное, словно глаза его были отражением ее эмоций.

— Знаешь хоть, как вены резать? — поинтересовался он, слегка склонив голову. Обыденность. Он смотрел на нее так, словно видел такое по сотни раз на день.

Лили сглотнула нервно, испытав настоящую панику. Ведь он увидел! Увидел ее такой! Глаза ее забегали от осколка в руке до разбросанных по полу вещей, и, словно прозрев, она вдруг увидела, что сидит в окружении изломанных вещей, и по руке ее струйкой стекает кровь. Пошевелив пальцами, она услышала хруст и ощутила острую боль, из-за чего глаза ее заслезились.

— А я всегда хотела повеситься, — злобно прошептала Лили, резко вскинув голову и посмотрев на него, словно затравленный зверек.

И было бы лучше, право, если бы Скорпиус, как всегда, дьявольски усмехнулся, оскалился, сложил бледные губы в полосу, а не смотрел так серьезно и жестко, словно понимал все-все, словно знал ее даже лучше, чем она сама.

Скорпиус вздохнул, хлопнув дверью. И, подойдя к ней, нагнулся, быстрым движением схватив свою зажигалку, что валялась на полу. Он был довольно близок, и Лили чувствовала страх и даже ужас — если бы не эта чертова зажигалка, он бы не увидел ее такой, а сейчас… что он думал сейчас?

Нагнувшись еще ближе, Скорпиус холодно и очень-очень злобно посмотрел на нее, сверкнув глазами.

— Тогда закрывай дверь, чтобы тебе никто не помешал.

И, нагнувшись, он схватил ее за руки, заставляя подняться и выровняться, вынуждая ее внимательно следить за каждым его движением с немым вопросом в глазах.

Молчание дробило ее нервы, выуживая потаенные страхи, и, видя его злобу, Лили не понимала, из-за чего или из-за кого он был в такой ярости? Что же именно его вывело из себя: ее ужасный внешний вид, ее беспорядок или…

— Мы с тобой до убого похожи, Лили Поттер, — мрачно заметил Скорпиус, наступив на осколки ботинком. Они хрустели, издавая мерзкий звук сродни хрусту ее костей, когда ее касался Балдер.

Лили молчала, смотря исподлобья, чувствуя легкий жар.

Она больная. Точно-точно больная. А он, он-то разве здоров?

Их встречи были ошибкой. Гремучей смесью странных, противоестественных эмоций, и, видеться с ним, все равно падать вниз — сначала, правда, до ужаса интересно.

А потом ты, словно опьяненная, дожидаешься конца рабочего дня и сбегаешь, перепрыгивая через ступеньки, чтобы найти его, стоящего в пустом пролете между домами, щелкающим зажигалкой.

Сначала это до ужаса, до чертиков забавно. А потом он поднимает свой взор, кивает молча головой в знак приветствия и, отворачиваясь, ведет тебя, непонятно куда, вынуждая следовать попятам.

— Хочешь послушать одну историю? — робко спросила Лили, заламывая пальцы, покрытые мелкими порезами — досадное напоминание о неизбежно произошедшем.

Скорпиус, шедший впереди, не обернулся, но Лили знала, точно знала, что губы его изогнулись — дьявольский оскал, развязный, звериный, такой переполненный злобой, словно улыбка эта была отражением ее внутренних эмоций.

— Дай угадаю, история будет о многострадальной любви к Балдеру? — язвительно заметил он, на секунду обернувшись. Безразличие в этом лице было выплавлено в виде маски, что вызывало раздражение.

— Я его никогда не любила, — злобно, с надрывным дыханием выдавила Лили, почувствовав вдруг страх — ведь впервые она говорила это осознанно, впервые!

— Ты обидешься, если я скажу, что это…

Он не договорил. Запнулся на полуслове, остановившись посередине улице, что вела в глухие трущобы Лондона, напрямик к его дому. Тишина, наступившая лишь на мгновение, огрела Лили своей неожиданностью, а потом звонкий, почти писклявый женский голос разразил пространство громким:

— Скорпиус!

Его имя, произнесенное на французский манер, выбило у Лили под ногами почву, и, глядя на то, как подбежала к нему странная на вид девушка, она почти испытала шок.

А потом удивление медленно перетекало в обыденное, уничтожая любое светлое чувство на корню — потому что девушка обнимала его так уверенно и так по-собственнически, что не осталось никаких сомнений об их отношениях.

— Марта? — не менее удивленно протянул Скорпиус, полностью забыв о Лили, стоявшей сзади.

Эти встречи были ошибкой.

Злой, глупой ошибкой, на которую Лили пошла намеренно.

Но что делать, если только благодаря им она хоть что-то чувствовала? Что делать, если в в этих встречах в последнее время и заключался ее смысл жизни?

* * *

Она заметила, что октябрь сменился ноябрем именно в тот день, когда их свидание прервала странного вида женщина. Просто в одночасье Лили Поттер, прибывавшая и жившая в своем мирке, наполненной игрой или войной с Малфоем, вынырнула и заметила, что мелкий снег и холодный ветер — проявление ноября, которого она даже не заметила. Мерлин, как это было глупо — выпадать из реальности и возвращаться в нее таким образом.

Поначалу она старалась оценить ситуацию беспристрастно, а потом ее неизбежно поглощала в свои недра странная нервозность и даже раздражение. В тот день, развернувшись, она просто молча ушла к себе домой и лежа в кровати во всех подробностях вспоминала эту… Марту.

Она была среднего роста и плотного телосложения — Лили бы даже назвала ее красавицей, если бы не какая-то странная болезненность лица, в котором так ярко проступала распущенность и вульгарность, что это нельзя было игнорировать. Это-то одновременно отличало ее от Скорпиуса и сближало с ним: в них обоих было что-то… неправильное, порочное. И ее дешевые меха, громоздкий размеров украшения и алые губы — нет, это была не обычная девушка. Таких Поттер видела только в питейных заведениях либо на панели.

Марта была шлюхой?

Эта мысль не давала ей покоя. И словно назло каждый раз, когда она думала об этом, то все у нее валилось из рук, а странная волна легкого раздражения окутывала ее в серую дымку. Потому что тогда получалось, что кое-что очевидно выделяло ее на фоне Лили, она-то могла, могла…

— Лил-с, тебя Дитрих окликнула, чего стоишь?

Голос Вейн как никогда выводил из себя, и, сверкнув глазами, Лили лишь повела головой. Как ей хотелось, чтобы все оставили ее в покое, как ей хотелось просто исчезнуть. Ведь прошла уже неделя с последней битвы со Скорпиусом Малфоем, и без этой войны она теряла свои силы, оттого хотелось запереться в своей комнате и сослаться на плохое самочувствие, лишь бы не приходить сюда, не видеть эти тупые лица и не слышать их мерзкие перешептывания.

Лили вздохнула. А потом улыбнулась Кларе, стараясь, чтобы улыбка не была похожа… на оскал.

— Где она?

— У выхода. Кстати, кажется, ее видели с твоим отцом.

Вздох сорвался с губ Лили раньше, чем она осознала свои чувства — Мерлин, неужели Гарри Поттер опять пытался найти повод к их встрече и поэтому связался с Дитрих?

Ее просто все бесило. И, идя к выходу, она была наполнена, нет, переполнена настоящей злобой, когда очевидное всплыло в голове — а ведь Марлен и Скорпиус тоже были близки. И этот мальчик, сын Марлен, он же и его сын, да?

От таких мыслей становилось только хуже, и Лили, пересиливая себя, почти безразлично посмотрела на Марлен, что премило беседовала с ее отцом у выхода. Неимоверных сил стоило Поттер ее выдержка, и, стараясь не глядеть на своего родителя, она выжидающе поглядела на Дитрих, ломая пальцами идеальность своей юбки.

— О, мисс Поттер, я решила освободить вас сегодня, — с очаровательной, но тем не менее холодной улыбкой молвила Марлен, склонив головой. — Хорошо будет, если вы проведете это время с отцом…

— Благодарю, — тихо бросила Лили, скользим взглядом поглядев на Гарри Поттер, который ей дружелюбно подмигнул, что лишь сильнее заставило ее нервничать и опустить взгляд.

И, словно назло, Марлен, стоящая рядом, явно не собиралась никуда уходить… хотя, впрочем, этого ли хотела Лили? Остаться наедине со своим отцом? Не смешите, она мечтала сбежать. Прямо сейчас от этих взглядов, что внимательно скользили по ней.

— Ой, Лили, кажется, вы в чем-то испачкали свое лицо, — и, повернувшись к Гарри Поттеру, Марлен делитекатно схватила ее за руку, улыбаясь. — Я на секунду украду ее, можно?

В общем-то она не спрашивала разрешения, потому что, не дожидаясь ответа, Дитрих уверенно потянула ее за собой. Что это было? Высокомерная Марлен никогда бы не снизошла до такого просто так, не имея почвы для выгоды. Только вот, что могло понадобиться ей от Поттер? Разве она уже не встретилась с ее отцом?

— Ой, кажется, я ошиблась, — смотря в зеркале на отражение Лили, мило протянула Марлен, оскалившись. Ее четко вычерченные брови на секунду взметнулись вверх, а руки сложились на груди.

Поттер вздохнула. Мерлин, какая комедия. Она решила показать, кто тут главная стерва? «Неудачное время», — мрачно подумала Поттер, опять и опять испытывая волну раздражения.

— Мне просто так хотелось с вами поговорить, а вас так тяжело поймать в последнее время, — улыбка становилась сильнее, увереннее, и глядя на нее через зеркало, Поттер чувствовала, как ей хотелось прямо сейчас сломать свое амплуа и если не содрать с кожей улыбку с этого лица, так стереть ее хотя бы словесно.

— Ведь вы так резво убегали на встречи к Скорпиусу Малфою, что я даже не успевала вас выследить.

Вдох.

Лили почти физически ощутила, как будто кто-то выбил у нее дыхание из легких и вынудил буквально впиться глазами в это самоуверенное лицо, наполненное торжеством. Ну, конечно, что же ей могло понадобиться от нее, кроме как информация о нем?

— Да, все мы богатые девочки одинаковые, — цокнув, наигранно тяжело вздохнула она, подойдя ближе к зеркалу и слегка подтерев с губ помаду пальцем. — Любим все яркое и необычное. Он же хорош, не так ли? — круто развернувшись, посмотрев на нее прямо, бросила Марлен, и на лице ее взметнулось лихое торжество. — Говорит всегда так грубо, словно плевать хотел на все вокруг, так уверенно смотрит, словно весь мир перед ним ляжет… а манеры! И этот мальчишка большую часть своей жизни водился с беспризорниками, наркоманами и проститутками. Кровь не вода. Кое-что невозможно выбить из человека, даже опустив его на самое дно.

— Вы хорошо его знаете, — то ли вопросительно, то ли утвердительно протянула Лили, почувствовав внутри себя странный интерес. Ведь прошлое Малфоя — загадка, и так хотелось, так хотелось бы ее раскрыть.

— Интересно? — лукаво заметила Марлен, улыбнувшись развязно. — Да, мне тоже всегда было интересно… ну, Лили Поттер, я надеюсь, у тебя же нет ничего серьезного с ним? Ведь ты не дура, чтобы с таким, как он?

Смотря на нее пустым взором и видя такие странные эмоции, Поттер все не решалась ответить. В общем-то, ничего криминального не было — подумаешь, она виделась с Малфоем через день так точно и болтала с ним о том, о сем. Что в это такого? Только вот признаваться в этом, право, было так тяжело, словно разговоры их были не просто чем-то личным, а по-настоящему драгоценным времяпровождением.

— А какой он? — с вызовом бросила в ответ Лили, тоже сложив руки на груди. Удивительно дело — просто так разговаривать с Марлен Дитрих, которая снизошла даже на то, чтобы говорить исключительно на английском.

— М-м, — протянула Марлен, задумчиво облокотившись бедром о мраморную раковину. Всего лишь на секунду в уборной воцарилось молчание, и Лили почти почувствовала, как быстро-быстро забилось у нее сердце. — Отморозок? В школе его называли убийцей, — алые губы скривились. — Из-за него одного весь коррекционный класс заперли в карцере… знаешь, как его ненавидели? Забавно, хоть, впрочем, эта история не для посторонних. Я говорю тебе Лили Поттер: хочешь узнать больше, приходи. Мне будет весело рассказать тебе об этом.

Странная волна презрения в момент накрыла Лили, когда, глядя в желтые глаза Марлен Дитрих, думала лишь об одном: а не кичилась ли она тем, о чем не имела никакого понятия? Не надумала ли она себе, что знает о нем все и даже больше?

— А, да, — заставляя вынырнуть Лили из мыслей, резко бросила Марлен. Секунду — и ее лицо приняло странное торжественное выражение, что ей так не шло и что так искажало симпатичное лицо, что Поттер почти сморщилась. — У него ведь горе недавно случилось. Не слышала? Михель Розье, его товарищ, умер. Ритуальное убийство. Охота на бывших.

Бледное лицо двоилось перед глазами. И вся эта мраморная комната словно расплывалась. Лили падала. Падала от того, что думала, что совершенно точно ничего не знает о происходящем вокруг нее.

Михель умер? Тот самый Михель, которого она регистрировала?

Что-то не сходилось. Что-то было в этом неправильного, странного — и хоть видок у него и впрямь был болезненным и таким, словно он вот-вот умрет, но все же… умер?

— Лили, пойдем, кажется, тебя отпустили с работы.

Голос отца выбил почву под ногами и заставил ее слегка накрениться. Она даже не заметила, как спустилась обратно к выходу, покидая уборную, и не заметила, как внимательно на нее глядел Гарри Поттер, который тут же подошел к ней и взял под локоть. Странное беспокойство бегало в его глазах, и чем дольше он глядел на нее, тем невыносимее становилось Лили: ну же, скажи хоть что-нибудь!

Но он молчал. И идти вот так с ним под руку вдоль обледенелых проспектов, проходить мимо знакомых домов и словно и не идти вовсе, а все время ползать в своих мыслях — что за мука была ее жизнь? Что за мука была просто брать и идти куда-то?

— Ты выглядишь довольно болезненной. Что-то случилось?

Лили подняла голову и проскользнула по нему пустым взглядом.

— Что-то случилось с мистером Малфоем?

Он спросил это слишком небрежно, как будто невзначай, и Лили сразу поняла — это-то его и волновало. Святой Мерлин! Она смогла-таки привлечь внимание отца его фигурой.

— Я знаю, ты часто с ним видишься…

— Что, следишь за мной? — несколько язвительно протянула она, а потом тяжело вздохнула. Сил препираться просто не было.

— Мысль о том, что я всегда беспокоюсь о тебе, кажется тебе нереальной?

От тепла в зеленых глаз спасенья не было, и смотри в них, смотри, Лили Поттер, впитывай это странное спокойствие и между тем грусть, думай о прошлом и знай — он всегда смотрел на нее так, только вот Лили этого было мало. Ей хотелось бы, чтобы отец так же, как все, очаровался ее образом сахарной принцессы, чтобы громко аплодировал в ладоши ее фальшивому образу, а не смотрел вот так — прямо и открыто, так… так же, как и он!

Лили замотала головой, с отчаяньем опустив голову. И вот опять, опять ее мысли были заняты не тем.

— Скажи, Лили, ты когда-нибудь была в семейном поместье Малфоев, в Малфой-мэноре?

— Что? — тупо переспросила она, нахмурившись. Мелкий снег порошил брусчатку, и, посверкивая, почти приковывал ее взгляд. Снежинки падали на волосы ее отца и путались с некоторой проседью, и она смотрела, словно очарованная.

— Малфой-мэнор. Поместье Малфоев. Никогда там не была? — повторил он опять, внимательно поглядев Лили в лицо.

Сказать? Или не сказать?

Лили пожала плечами, а потом помотала головой. В конце концов, она никогда не обещала быть честной со своими родителями, от нее честно никогда не просили — лишь соответствие образу, да.

— Жаль, — улыбнувшись, он задумчиво посмотрел куда-то вскользь. — Красивое место… забавно только, что больше ему не принадлежит…

— А кому же, кому принадлежит? — безразлично протянула Лили, стараясь не смотреть на своего отца, но между тем украдкой бросая взгляды.

Снег падал. Он скрывал под собой: брусчатку, изломы улиц и грязные парадные домов. Он был чистым и искрящимся, таким ненастоящим, что Лили почти воротило — в этом мире не стоит быть таким белым. Затопчат. Испортят. Забьют.

— Кажется, ее зовут Марта Новак. Что удивительно, она была одноклассницей Скорпиуса, и совсем недавно приехала в Англию. Тебе ни о чем не говорит это имя? Не видела ее в отделе мигрантов?

Во рту пересохло, и, сделав над собой усилие, Лили выпятила улыбку на губы и пожала плечами, а внутри — вопросы. Громадных размеров, они ширились, пробивая внутренности, и Лили казалось, что еще немного, и она просто упадет от тех кровоточащих ран, что были внутри.

Марта Новак.

Марта. Та самая Марта! Одноклассница Скорпиуса и владелица его дома?

— Пойдем, провожу тебя до дома.

Гарри Поттер неспешно пошел вперед, а Лили просто стояла, тупо глядя на то, как порхал в воздухе снег. Трудно было думать, что Марта была шлюхой, но труднее всего — что она была настолько близка к нему. Ведь в противном случае, зачем Малфой переписал свой дом на нее?

— Я вернусь, — почти крикнув, громок бросила она, заставляя Гарри обернуться. — Я вернусь на работу, извини!

И, не обращая внимания на удивленное лицо отца, на его взмах руки, которой он хотел остановить ее, Лили развернулась и побежала, сметая снег с дороги, взбивая его в воздухе, вынуждая еще сильнее кружиться.

Она влетела в отдел миграции, как маленький ураган, и, молясь на то, что большинство по-прежнему было на обеде, с горящими глазами подлетела к картотеке. Мгновение — и сверху загорелось ее имя, а внутри яркой вспышкой появился свет. Длинные ряды папок тянулись вглубь, и, казалось, что в этих лабиринтах можно было не просто заблудиться, но и пропасть без вести.

Сначала Лили аккуратно ступала вдоль рядов, озираясь на числа, всматриваясь в папки, в буквы, выскакивающие из полок. А потом, не сдержавшись, подлетела, и стала вытаскивать папку за папкой, стараясь также аккуратно прятать их обратно, не нарушая бюрократичного порядка.

Буква «Н» жирным пятном маячила перед глазами, и, когда она потянула папку на себя, то на пол повалились с десяток листов, поднимая такой грохот, что она испугалась и пугливо озарилась по сторонам. Но в картотеке, кроме тишины и ее, больше никого не было, потому, не отдавая себе отчета, она быстрым движением опустилась на колени и нервно стала перекладывать папку за папкой.

Карточка Марты Новак была самой последней, и, когда она взяла ее в руки, то почувствовала некоторую дрожь. Потому что, и вправду, она была уроженкой Германии, имевшей вид на жительство во Франции. Точно так же, как и Скорпиус, абсолютно точно так же!

Перелистывая страницы, видя графу Дурмстранга и коррекционного класса, Лили казалось, что над ней кто-то смеется, гогочет отчаянно, ведь какая ирония — в этой стране собралось как минимум три одноклассника…знала ли Марлен о Марте? Могла ли она хоть что-то рассказать о ней?

Тяжелый вздох сорвался с губ, когда Лили с некоторым раздражением захлопнула папку и уставилась на свои руки. Да. Скорпиус Малфой был хорош. И он вправду был интересен. Но… не зря ли Лили поддалась своему соблазну? Не совершила ли она огромнейшую ошибку?

Он опасен. Скорпиус Малфой точно-точно убийца. От него пахнет кровью, его руки извечно в порезах, в синяках, в гематомах, а взгляд… так смотрят только люди, которым нечего, совершенно нечего терять. И она ему нужна лишь по одной причине — все всегда было из-за отца. Все пользовались ею ради Гарри Поттера.

Кривая улыбка повилас на губах, когда она на автомате стала складывать папки в стопку. Не стоило об этом думать, не стоило замарачивать себе голову, но отчего же, отчего ей было так интересно и так волнительно, словно… словно в разгадке истории Скорпиуса Малфоя заключалась ее жизнь?

Тяжелый вздох опять сорвался с губ, когда она заприметила последнюю папку, что торчала с полки. Дернув за нее, Лили прошлась взглядом по фамилии «Нотт», а потом вздрогнула, не решаясь положить папку эту на место. Потому что… она была другой. Да, совершенно точно другой — дело было в бумаге, из которой состояла эта папка. Официальный документы всегда подлежали магической шлифовке, и хоть эта тоже, но магия… магия в ней была другая.

Другая?

Лили положила стопку на место, а потом, схватив папку, нахмурилась.

Андрас Нотт. Гражданство Франции и Германии. Школа тоже Дурмстранг. Мерлин, кто-то решил устроить встречу выпускников в Лондоне? Это заставило ее усмехнуться, и, перелистывая страницы, Лили, право, чувствовала внутренний смех. Пока взгляд ее не упал на графу родственников, и пока она не увидела аккуратно выведенное: «Близкое родство с бывшими. В частности, с Малфоями и с Гринграссами. Статус: неблагожелателен».

«С Малфоями и Гринграссами».

С М-а-л-ф-о-я-м-и.

Папка выпала из рук, и стук ее падения совпал со скрипом открывающейся двери. Лили молчала, наблюдая, как она распахивается и на пороге появляется миссис Даунтон, бросившая на нее нервный, слегка озлобленный взгляд.

— Мисс Поттер, прохлаждаетесь? Чего стоите, в самом деле, разве вы не слышали тревогу? Только что ограбили банк Гринготтс, сейчас сюда нагрянут авроры и будут проверять картотеки всех, кто приехал в страну за последние два месяца. Поэтому, прошу вас, покиньте помещение как можно скорее.

Лили молчала, испытывая легкий страх и даже головокружение. А потом, что-то странное внутри нее зашевелилось, и она и сама не поняла, как быстро схватила фальшивую карточку и, спрятав ее под мантию, прошла мимо начальницы, что уже стояла у соседних полок и наводила на них палочкой.

Нет, честно. Это не было нарушением закона. И она ни в коем образе не старалась спасти все, что было связано с Малфоем.

Просто ей интересно. И совсем немного забавно.

Да. Ведь ничего, право, ничего не было забавнее разрушенной человеческой жизни.