Двое в Рохане, не считая Плотвы (джен)

— Народ Стока! — объявил Ордлак. — Мы потеряли великого вождя! Но сейчас не время предаваться горю! Ради Рохана, ради короля и курганов наших предков должны мы быть сильными! Пусть дети смогут оплакать свою мать как должно, а наутро мы устроим Фритгильде похороны с воинскими почестями, которые она заслужила!

Винегар и двое воинов унесли тело отравленной Фритгильды в её покои, коморник Кенульф и другие вояки вывели куда-то Энгиву и детей. Геральт заметил, что на солдатских коттах мелькает в основном гербовая красная ива Озерли, а воины с гербом Стока — три таких же красных языка пламени на таком же белом поле — уже как-то незаметны. Ордлак явно метил не только в распорядители похорон рива.

— Как он быстро раскомандовался, — нехорошо покосился на озерлянина Хорн. — В нашем Иворте почтенного соседушку Ордлака всегда знали как охотника и выпивоху, а он теперь вот какой рачительный хозяин!

— Так что там за яд, ты говорил? — спросил Лютик Геральта.

— В основе яд наших с тобой старых знакомых — слизней из Снагфена, но явно с какими-то неизвестными мне примесями. Слизни так не действуют — жертва их яда, конечно, при должной кондиции умирает, но долго и мучительно, — сказал ведьмак.

— А может, Ордлак её и... Ты же сам видел, как он тёрся у кубка Фритгильды! — предположил трубадур.

— А ещё около него тёрлась прислуга, которой по должности положено. И дать ей яд мог кто-то третий вне большой залы. Ещё ей подливал вино Хорн. А до него этой чести был удостоен еще кто-нибудь, — загибал пальцы Геральт. — Ты готов обвинить Ордлака хоть в Сопряжении сфер просто потому, что он — нерадивый и бесчувственный муж приглянувшейся тебе девицы, Лютик. Так дела не делаются.

— Господам чем-то не угодила покойница? — навис над ними мрачный Дудсиг, уставив руки в боки. За его спиной маячили два озерлянских копейщика. Компаньоны поняли более чем прозрачный намек и побрели вместе со всеми к выходу из пиршественного зала, мимо костров, на которых еще недавно жарились зайцы перед фаршировкой леденцами.

Вскоре после трагедии в пиршественном зале в Стоке пошел дождь и шел всю ночь, будто ломился в ставни, чтобы ему дозволили попрощаться с Фритгильдой. Но к безвременно почившей риву Ордлак не подпускал никого, кроме Фритберта, Эдгильды и Энгифу.

На следующее утро, когда небеса прояснились, народ Стока собрался за городом, в роще у Глубокой, где хоронили местных ривов со времен Альдора Старого, пожаловавшего Широкие поля своему щитоносцу — а Фритгильда как раз и была девой-щитоносцем. Хорну была оказана честь возложить на тело в открытом гробу щит и меч, с которыми она ходила в свой последний бой.

— Друзья мои! Братья и сестры рохиррим! Мы собрались здесь, чтобы почтить память великой женщины, — начал речь Ордлак. — Мы потеряли Фритгильду при возмутительных обстоятельствах, но давайте не будем скорбеть о ее кончине! Лучше восхвалим ее храбрость и отвагу! Фритгильду воспитывали как деву-защитницу Рохана, и хотя уже сотни лет нашим женам и дщерям не было нужды принимать участие в битвах, она показала себя искусным воином и полководцем!

Геральт внимательно смотрел на церемонию, переводя глаза с вдохновенно вещающего, будто это очередной тост, Ордлака на наследников покойной Фритгильды. Гонца к Эовин с вестью о смерти ее наставницы тан отправил еще вчера вечером, и он должен был бы быть уже на подходе.

— Фритгильде не было равных в бою на мечах, и наши враги не раз в том убеждались! Она не только защищала Широкие поля, но и вершила месть быструю и справедливую. Она теряла друзей, но смело смотрела в лицо великому злу...

Рядом с курганом и Ордлаком столпились пешие и спешенные воины-озерлянцы. Войско Стока стояло почему-то поодаль, еще более понурое, чем толпа на похоронах.

— Но прежде чем наша владычица удалится за круги мироздания, я должен объявить последнюю волю Фритгильды...

Люд на жальнике весь обратился в слух.

— Так как наследник рива, юный Фритберт ещё не вошёл в должный возраст, а законный опекун его Тордаг, сын Торвальда, пал смертью храбрых в бою за Торсбери, то я, Ордлак, сын Орднунга, как следующий по старшинству тан Широких полей, согласно закону и обычаю рохиррим становлюсь опекуном юных Фритберта и Эдгильды и временным управителем княжества! — По голосу Ордлака чувствовалось, что он наконец дошел до долгожданной кульминации.

— Чему свидетелями Геральт из Ривии, Хорн, сын Ингберта, Юлиан... де Леттенхоф, — Лютик слегка поморщился, видя, что новый регент не осилил его полное имя, — и все остальные присутствующие здесь...

— Я чувствовал, что к этому и идёт, — зашептал трубадур ведьмаку. — Пока мы под Торсбери ходили на троллей с мечами наголо, Ордлак готовил переворот в Стоке! Нужно скакать к Эовин и объявить ей об узурпации в княжестве.

— Во-первых, формально никакой узурпации и нет, — возразил Геральт. — Если я правильно помню все, чем нас грузил Хорн о законах и обычаях рохиррим, на место рива в таких случаях до совершеннолетия наследника выступает старший из танов. А Ордлак старше Торферта. Во-вторых, даже если она есть — Эовин, насколько я ее знаю, вряд ли что-нибудь предпримет до победы. Саруман и Изенгард для нее сейчас более важная угроза — а Ордлак неплох как тактик, да и лично воин храбрый. К тому же он через свою гарсфельдскую супругу связан с правящим домом Суткрофта, а этот дом в Медусельде кое-что значит.

— Мне казалось, что ты позабыл про старый добрый ведьмачий нейтралитет, еще когда увидел первое селение, над которым поработали орки... — сказал Лютик.

— В том-то и дело, что там были орки. А тут люди, — пожал плечами ведьмак и тут услышал мальчишечий голос:

— Ведьмак! Рив Широких полей желает кое-что прояснить.

К нему подошел очень мрачный и очень серьезный Фритберт. Эдгильда старалась не отставать от брата.

— Это правда, что мать и впрямь назначила опекать нас этого гусака из Озерли? — спросил наследник Фритгильды.

— А что не так между вами и Ордлаком? — спросил Геральт, которому действительно было интересно, что именно.

— Разве так хоронят ривов?! Видно же — он стоит почти на гробе моей матери, толкает речь, а у самого лицо так и светится, как у нищего бродяги, который стащил медовый пирог! — подбоченясь, возмутился Фритберт.

— Я его боюсь. Он улыбается-улыбается, а глаза злые, — добавила Эдгильда.

— Дети, госпожа Энгива, ступайте, — Дудсиг снова возник прямо из ниоткуда и сказал Геральту, уводя детей:

— Господин Ордлак велел держать наследников под надежной охраной. Сейчас в Стоке небезопасно, ведь предателя так и не нашли — и ты, ведьмак из Ривии, тоже не нашел. Теперь говорить с ривом может только тот, кто получил дозволение господина опекуна.

— Переворот... — повторял Лютик. — Переворот. Это переворот. Это заговор. Надо что-то делать. Что-то делать надо.

В кабачке "Олений рог" за стойкой сидел уже крепко набрякший с утра Альфберт — в прошлом доверенный страж Фритгильды, охранявший городскую усадьбу рива, теперь же непонятно кто.

— Вот так вот они и сделали, — говорил он ведьмаку. — Кенульф и Дудсиг меня выставили с поста, как несправившегося. Перевели в обычные копьеносцы. Как щенка. Скоро нас всех, городских, выведут всех в чисто поле и вперед, орков гонять! На моё место уже двух слизехлюпов из этой болотной дыры поставили! На мой пост, уж лет десять как мой!

Геральт кивал.

— Вот ведь, мы-то думали, Ордлак дуб дубом, как и все слизехлюпы, а он ррраз — и всё, весть Сток у него в кулаке! — продолжал Альфберт.

— Альфберт, ты ведь там тоже был. В пиршественном зале. Как думаешь, Фритгильду не могли отравить на кухне? — спросил Геральт.

— Да нет. На кухне все собакам дают попробовать. Даже выпивку. Только за столом яд можно было сыпануть. Вот попомните моё слово, душегуб за столом сидел! Во! Господин лекарь идет, не даст соврать, медицинская пиявка! — и Альфберт снова углубился в недра кружки с пивом.

Винегар был не в лучшем состоянии.

— Господин ведьмак, если не ошибаюсь? Не поставите ли служителю здоровья обеззараживающей жидкости?

— Охотно, — ведьмак кинул на стойку несколько серебряных роханских крон и получил взамен две чарки "живой воды" — крепкой, но укрепляющей дух и взбадривающей дряни. Изобретение её молва приписывала чуть ли не королю Фреалафу, который, по преданию, собственноручно наливал воинам по чарке перед решающим боем с дунландцами, и тогда любителей колбасы из бараньих потрохов смяли.

— Я теперь, как и почтенный Альфберт, бывший человек. Кенульф заявился ко мне лично и освободил от должности — опять же как несправившегося... Хотя я честно исследовал остатки яда, — сетовал Винегар.

— И что же там было? Озерлийские слизни?

— Не только они. К их яду еще добавили сонного порошка из удушицы, но она здесь не растет, чаще встречается на крайнем западе страны, ближе к Изену. Так что я бы проверил заезжий народ из Каменных балок. В свите тана Ордлака был один... Поэтому я и не рискнул ему доложить, — сказал стокский лекарь.

— Вы его знаете? — спросил ведьмак.

— Сутулый, ходит обычно в желтой куртке. Зовут Гримлаком. По-моему, он кем-то приходится капитану Дудсигу, какой-то родственник. Утром он срочно отлучился из города... Подождите, куда вы?

На длинной Энтавской улице Геральт столкнулся с Лютиком и попытался изложить ему суть дела, но трубадур упрямо твердил о своем — похоже, ему тоже хватило новых впечатлений:

— Не понимаю уже, что творится... Попытался сходить к Энгиве — ее стерегут мордовороты из Озерли, которыми командует Кенульф, и никого к ней не пускают. Уж за что Ордлаку сажать под стражу безответную няньку?

Ведьмак поделился с бардом новостями о ходе своего расследования и, отправив его в "Олений рог" дальше развлекать Винегара, явился в залу к новому регенту Широких полей, который уже деловито читал чьи-то жалобы.

— В чём дело? Почему ты являешься без доклада? — изобразил Ордлак праведный начальственный гнев.

Геральт изложил тану свои последние злоключения и положение Энгивы.

— Это моя вина: я слишком строго наказал Кенульфу беречь покой этой женщины. Ладно, оставь ее в стороне и займись лучше этим Гримлаком. Если Винегар прав, то он получил яд от той же шайки, что напала на Люфу, и возможно, искать его следует у них...

Тут вошел Кенульф — ему, как своему, можно было ходить без доклада совершенно спокойно — и шепнул что-то тану на ухо.

— Плохо дело, плохо, совсем плохо, — тяжело выдохнул Ордлак. — Кенульф говорит, что старуха так тяжело переживала кончину рива, что полезла в петлю. Увы нам — он вынул её слишком поздно.

— А не могли твои люди не уследить, скажем, за окном, в которое влез душегуб? Может быть, Энгива слишком многое видела? — предположил Геральт.

— Этого мы не узнаем теперь никогда, — резонно сказал Ордлак и тряхнул косицами. — Займись-ка пока Гримлаком. Когда мы заставим его заговорить, предатель от нас не уйдет. А, ведьмак? У тебя ведь такой вид, будто ты его почти вычислил!

— Именно так, милсдарь Ордлак. Мне не хватает всего-то пары улик...

Гримлака ведьмак нагнал часа через полтора скачки в сторону Озерли — в глухом распадке под замшелыми от теневой сырости "бараньими лбами".

— Я Гримлак, сударь мой, — отозвался сутулый полудунландец в желтом одеянии. — Чего тан на этот раз гневаться изволит?

— Начнем издалека, Гримлак, — сказал Геральт и протянул ему на ладони подвеску со знаком Ока. — Ты это видел когда-нибудь?

Гримлак несколько озадаченно посмотрел на подвеску и спросил:

— А что, тан говорит, уже пора?

Ведьмак решил поэкспериментировать и сказал:

— Ещё как пора. Ну?

Гримлак свистнул, и из высокой травы показались мрачноватые фигуры — видимо, членов пресловутой ганзы Эльднота, вооруженных наконец дубьем.

— Вот ты где нам попался, ведьмачина... Знаете, скольких моих дружков он порубал? Вот сейчас на столько кусков и развалим! Гримлак, лови! — самый здоровый эльднотовец кинул ему какую-то фигурку.

— Я уже говорил: никак вы, bleadd, не научитесь, — сказал ведьмак, вынимая стальной меч. Дубинки разбойников, конечно, колотили больно, но против Геральта, принявшего перед боем "Волка", с ними было никуда. Вскоре друзей Гримлака уже не было на свете, а сам он сидел на "бараньем лбу" под Аксием.

Ведьмак подобрал фигурку и внимательно рассматривал — уж очень она напоминала ему герб Торсбери — как вдруг на горизонте со стороны Стока показался всадник. Это был Лютик, взмыленный не хуже своего Бурогрива.

— Геральт, беда... Нам теперь лучше не возвращаться в Сток. Нас арестуют.

— А нас-то за что? — ведьмак был слишком сильно углублен в вопрос, какое отношение Торсбери имеет ко всему этому дерьмовому узлу.

— Дудсиг говорил, что тан обвиняет тебя в отравлении милсдарыни Фритгильды, покушении на отравление Люфы, государственной измене и... и...

— Противоестественном сношении с гусями, — добавил Геральт сквозь зубы. — Он понял, что мы начали о чём-то догадываться?

— Боюсь, это я подставился, Геральт. Улучив минутку, когда стражники из Озерли отлучатся с крыльца, я заглянул в окно дома, где держали Энгиву. Она там так и лежала. Но никакой петли, о которой судачили в городе, не было. Ей, похоже, просто свернули шею! И вряд ли это сделал юный Фритберт, а тем более Эдгильда...

— Кажется, всё действительно сходится в одной точке по имени Ордлак... — мрачно кивнул ведьмак.

— Но по-моему, Дудсиг меня заметил! У него просто какой-то нюх на наши козни. И теперь мы нежелательные лица в городе...

— Я знаю одно надежное местечко в тихом-тихом болоте, где мы можем найти укрывище и поразмыслить над всеми проблемами Стока, — сказал Геральт.

— Озерли? Но ведь... там нас уже ждут... — забеспокоился Лютик.

— Судя по тому, сколько озерлийцев сейчас на улицах Стока, их родной город практически беззащитен. Особенно для отпетых негодяев-отравителей вроде нас. К тому же мы давненько не навещали милсдарыню Люфу, может, она с ее давними связями с Торсбери что-нибудь расскажет о вот этой вот фигурке... Кстати, — обратился ведьмак к Гримлаку, — а чего там пора?

— А ты что, не знаешь, — ухмыльнулся полукровка. — Выступать. На Эдорас, — неблагозвучно срифмовал его и добавил: — Только с кем выступать-то, Ордлак только-только в Сток вошел, еще не успел людей оснастить... А наших ты уже почти всех извёл, разве только орков дожидаться...

Только теперь ведьмак понял, как скверно обстоит дело.

— Лютик, твоя поэтическая интуиция действительно сработала. К сожалению...