Поторопите вечность (гет)

Я ненавижу свои сны, особенно те, которые возвращают меня в прошлое.

Я стою на краю обрыва. Я часто стою на этом краю, когда прихожу сюда. Не помню, где находится это место, возможно, я никогда не бывал здесь, и оно лишь плод моего больного воображения. Но оно навсегда сохранилось в моей памяти, как место, где можно спокойно подумать. Где можно заново пережить самые болезненные истории своей жизни и попытаться в который раз разобраться, почему все произошло именно так, а не иначе.

Передо мной необыкновенная панорама. Бесконечные поля, сливающиеся с бирюзовым, насыщенным жизнью небом, зеленая ткань лугов, притягивающая к себе взгляд своей кажущейся близостью и доступностью, тонкие нити рек, пересекающие это вдохновенное, прекрасное пространство.

Это мой дар, который я когда-то потерял. Я закрываю глаза, стараясь слиться с окружающей меня тишиной и спокойствием, но вместо этого сон плавно уносит меня в кошмар. И я обреченно следую за ним, готовый пережить все заново. Это мой рок и мое проклятье.

Я стою на коленях в кабинете Дамблдора, мои руки стискивают и рвут на части утреннюю газету. Злость и горечь раздирают меня на части, заставляя совершать безумные поступки. Я почти не осознаю, что кричу на директора.

— Она мертва! Как могло случиться такое!?

А он молча слушает меня, давая выговориться и не делая попыток остановить меня. Я цепляюсь в его мантию, словно в последнюю надежду на спасение. Он ведь великий маг, он служит добру, а добро должно… нет, обязано побеждать зло.

— Помогите, — шепчу я. — Спасите ее.

Дамблдор осторожно кладет руку на мою голову, выражая этим свое молчаливое сострадание и жалость. От этой скупой, почти отеческой ласки становится больно. Боль переплетается с нитями души, рвет их на части, в своей бессмысленной жестокости. И слезы все же капают из моих глаз, орошая истерзанную, смятую бумагу.

Это был последний раз, когда я плакал. Тогда я поклялся, что буду верен свету и никогда не отрекался от этой клятвы.

Я снова на своем любимом месте, и бесконечная пустота внутри уже не пугает своей потерей, она часть меня, и я давно смирился с этим. Лили была этой частью, и с ее смертью, ушел кусочек моей души, оставив меня лишь с маленьким, кровоточащим осколком внутри. Нельзя позволить старой боли захватить меня, и я скольжу дальше в лабиринты своей памяти.

Старая лачуга, пыльный пол под ногами, на котором остались наши следы, слегка стертые сквозняком, гуляющим по комнате. Страх душит меня, заставляя забывать обо всем, требуя бежать из этого гиблого места, приносящего столько… горя.

Он стоит передо мной. Человек… нет, это нельзя назвать человеком. Существо, которого я когда-то превозносил, которому верил и которого предал без зазрения совести, когда он отобрал у меня самое ценное, что было в моей жизни. Сейчас он держит ее в своих руках, а мне уже все равно. Это тело сжимается от первобытного страха перед смертью, а разум уже давно привык с ним сосуществовать.

— Мой Лорд! — выдавливаю я из себя, потому что надо что-то сказать, я и так слишком долго молчу.

Он склоняется ко мне, вглядываясь в глубину глаз. Ты не прочтешь в них ничего, потому что я не позволю тебе этого. Я уже давно не боюсь тебя. Я слишком привык к своей роли бессердечного ублюдка, и ничто не заставит меня сбросить эту маску.

— Это единственный путь, — говорит Волдеморт. — Я должен подчинить себе палочку, Северус. Если она станет моей, я, наконец, справлюсь с Поттером.

Бессознательный страх подкрадывается к горлу, сжимая его со всей силы. Как завороженный я слежу, как Воландеморт рассекает воздух палочкой. Уже не гордость, а чудовищный, животный страх не позволяет мне зажмуриться. Я жду Авады, но ее нет. Мне даже на секунду кажется, что Лорд передумал и мне все же оставят жизнь. Но, нет... Ко мне по воздуху плывет клетка со змеей. На секунду захотелось рассмеяться: столько раз видеть, как она убивает других и вот, наконец, стать следующей жертвой.

Я не понимаю, что говорит Лорд, но мне этого и не надо. У слова убить интернациональное звучание и интонация. Мой крик слышен, наверное, за километры отсюда. В глазах темнеет, я уже не управляю своим телом и не могу отследить, что оно делает сейчас.

Я не слышу, что мне говорит Лорд, но вряд ли что-то приятное. Из ран на шее хлещет кровь, и мне остается только с бессильной яростью следить, как он уходит из лачуги. Уходит, чтобы убить сына Лили Поттер… Я проиграл.

И словно насмешка судьбы я вижу перед собой его. Это так больно, так неправильно, так неестественно. Я чувствую, как жизнь медленно вытекает из моего тела вместе с кровью. Сейчас! Последний шанс сказать ему все, все чего он еще не знает, но должен. Пусть это просто мираж! Я из последних сил хватаю его за одежду и притягиваю к себе, вглядываясь в эти родные, близкие глаза.

Сейчас! Я должен сказать это сейчас, иначе вся моя жизнь окажется бесполезной тратой времени. Хотя, возможно, такой она и является. Мысли разбегаются, путаясь и пересекаясь в абсолютно абстрактных проекциях. Мысли!

— Возьми ... это... Возьми ... это ...

Я не знаю, услышал ли он меня, понял ли? Боль все больше завладевает разумом, подкрадываясь к отметке невозвращения. Это так странно и почему-то горько. И все что я могу, это прошептать:

— Взгляни ... на .... меня ...

Прощай, Лили, моя первая, единственная и вечная любовь. Я боролся и жил только ради тебя, теперь настало время умереть. И сознание ускользает от меня, унося с собой все ненужные мысли и чувства, а главное, стирая память. Смерти они не нужны…

Я медленно подхожу к самому краю пропасти, практически соскальзывая с нее. Просто, чтобы почувствовать, что я пока еще жив. Это так неправильно, что невольно начинаю вглядываться вниз, в легкие перьевые облака возле моих ног. Медленно опускаюсь на землю… ветер растрепал мои одежды и сносит меня с моего ненадежного сидения, но тело стойко сдерживает его порывы.

Я зажмуриваюсь, переносясь в другое страшное воспоминание.

В нос ударяет резкий запах крови, заставляющий поморщиться и вздрогнуть. От этого незначительного движения по телу моментально распространяется боль. Она пронзает каждую клеточку тела, независимо от того задействована ли она в движении. Может это ад, куда меня отправили за все мои прегрешения? Ведь их было много, очень много, как раз хватит, чтобы мучиться здесь вечно. Но боль в мышцах вполне себе настоящая, я не так представлял себе это место. Значит…

Я открываю глаза, не понимая, почему все еще жив. Я привязан к массивному, деревянному столу, надо мной висит огромная яркая лампа. Подо мной ничего нет, на мне тоже. Я не могу поднять голову, потому что этого не позволяют швы на горле. Очень хочется закричать…я жив? Почему?

Надо мной кто-то склоняется, свет бьет прямо в глаза, и я не могу разглядеть человека. Но что-то во мне чувствует, что он пришел ко не с добрыми намерениями.

— Что, Снейп, очнулся?

Я не могу ответить, слишком больно, мне остается только всматриваться в темную фигуру, пытаясь отыскать зацепки.

— Можно начинать, — голос наполнен ядом, и мне почему-то кажется, что он никогда не был таким.

Хочется кричать, что я не сделал ему ничего плохого. Ведь так?

— Сегодня ты понесешь наказание за все совершенные проступки, — ледяной голос, пронизывающий насквозь.

Какие проступки? Неужели это все же ад?

— Приступим, — новый голос высок и пронзителен. И его я где-то слышал, но не помню где, но он точно не был мне врагом.

Свет все еще слепит меня своей нещадной яркостью.

— Северус Снейп, бывший директор Школы волшебства Хогвардс, — продолжает голос, он почти срывается от того, что хозяин пытается говорить как можно строже и громче. — За преступления совершенные против магов вы приговариваетесь к казни в виде лишения зрения и пожизненного заключения в Азкабане.

Я все же поднимаю голову, чтобы рассмотреть своих судей. О каких преступлениях они говорят?

Передо мной Кингсли, его глаза холодные, колючие, в них светиться неприкрытое торжество и жажда мести. Рядом с ним Перси Уизли, это его голос произнес страшный приговор. Он и сейчас дрожит от ужаса. Тут еще несколько бывших Фениковцев, но все они молчат. Люди вместе с которыми мы долгое время сражались бок о бок. Возможно ли это? Я не понимаю…

— Ты убил Альбуса Дамблдора, ты был шпионом и пособником Темного Лорда, по твоей вине умерли десятки ни в чем неповинных людей. — монотонно перечисляет, склонившись ко мне, Кингсли, словно прочитав вопрос в моем взгляде.

Я открываю рот, чтобы возразить, что это не так, что это ложь. Но безжалостный разум подсказывает, что никто не сможет подтвердить, что я прав. Дамблдор мертв. Поттер, наверное, тоже. А больше некому…

Я бессильно опускаюсь обратно на стол.

— Выжечь ему глаза! — приказывает Кингсли. — А потом заточить в самом глубоком и темном подземелье. Пусть даже имя его будет забыто!

К счастью, я потерял сознание до того, как щипцы коснулись моих глаз…

Не знаю, сколько я провалялся без чувств. Очнувшись в полном мраке, который отныне должен был сопровождать меня всю жизнь, я еще долгое время не мог ни ходить, ни двигаться. Страшное чувство обреченности и бессилия долгое время приковывало меня к полу. И только жгучая вера в то, что я не виновен и могу доказать как-нибудь свою правоту поддерживала мою жизнь в слабом теле.

Но дни проходили за днями, а ко мне никто не приходил. Еда появлялась возле двери, но никто никогда не проронил ни звука. И тогда я начал сходить с ума…

Боль от предательства все еще кипит во мне, хотя я не знаю, имею ли право винить этих людей? Не поступил ли также, будь я на их месте? Жизнь очень несправедливая штука и не нам винить ее за это.

Я снова на краю и он все более соблазнителен, но я не сделаю этого. Потому что среди тысяч окружающих запахов чувствую один, самый главный… запах духов Лили Поттер. Это жестоко, но это есть.

Одиночество страшное испытание… и я прошел его от начала до конца.

Я выскальзываю из сна и еще долго лежу в постели, думая о себе и… о Поттере. А вдруг он и правда поможет?