Немой (джен)

Услышавший про три месяца Люциус содрогнулся и, едва покинув кабинет директора, буквально мёртвой хваткой вцепился в руку идущего рядом с ним Снейпа, и тому не осталось иного, как вести его светлость в подземелье, после чего оная светлость методично принялась нажираться и ведь именно что нажираться, ибо на культурное употребление спиртного питие оного прямо из горла от слова совсем не тянуло. Началось это безобразие, едва светлейший из темнейших переступил порог его, Снейпа, апартаментов. Всего один шаг за порог, и Малфой-старший попросту и без прикрас призывает себе бутылку огневиски и, даже не подумав заинтересоваться стаканом, совершенно безкультурно прикладывается к горлышку.

После второй бутылки, ушедшей так, словно бы не в себя, мужчина выдал такое, что у Снейпа зашевелились волосы. Оказалось, что светлейший из темнейших ни много ни мало как лично виновен в случившейся этим вечером трагедии. Он, видите ли, узнал о грядущей в его доме проверке, ну, и решил избавиться от всего лишнего. Одним из этого лишнего и был оставленный ему на хранение САМИМ дневник. Обычный такой дневник магловский с монограмкой и приписочкой на форзаце. Ничего, одним словом, особенного, если не считать таковым то, что, передавая его, Лорд сообщил о том, что оный дневник и есть ключ от открытой им в бытность ещё учеником Тайной комнаты. Батюшка светлейшего тогда рассказать изволил о том, что в то время умерла одна из студенток. Умерла очень странно, а также и о том, что у нескольких его товарищей, бывших однокурсниками Лорда, уверенность в наследственности последнего было не выбить никаким из доступных к применению способов. Что и как там конкретно произошло так и осталось тайной, но батюшка-де рекомендовал просветиться легендой о чудище Слизерина.

— И куда ты его дел? — насел на еле соображающего Малфоя Снейп. — Я тебя спрашиваю, Люциус, где этот чёртов дневник, и что он из себя представляет?

— Боргину отдал, а потом, признаться, забыл, — пролепетал едва ворочающий языком таки настигнутый алкогольным дурманом Малфой.

— Забыл? Ты и забыл?!

— Ну ладно, не забыл, а намеренно не забрал, но я и подумать не мог.

— И?

— Что и?

— Кому Боргин его продал?

— Не знаю! Клянусь, Север.

— Выглядит он как? — насел ещё сильнее Снейп. Мужчина прекрасно понимал, что ничего Малфой не забыл, а просто и без затей предпринял попытку скинуть, так сказать, неликвид, а точнее очень опасную просто по факту своего существования вещь.

— Черный такой, обложка мягкая, потрёпанная, магловский он, говорю же, совсем обыкновенный, — чуть не плача, ответил явно плохо отдающий себе отчёт Малфой.

— Ну хоть что-то, Лорд, конечно… — пробормотал совершенно трезвый, в отличие от убиенного горем папаши, Снейп.

Решение сформировалось как-то само, и вот он уже будит Малфоя и требует, чтобы тот снимал к чертям всю свою защиту, собака. После чего разве что не силой кунает сиятельного лорда в собственный омут памяти. Пьяный и ничего не понимающий убиенный горем папаша к вящему своему ужасу оказывается на весьма правдоподобно смонтированном собрании ближнего круга, а покинув хоть и наскоро, но весьма добротно подготовленное воспоминание, он уже полностью уверен в том, что дневник этот им всем показал сам Лорд, а уж его пафосная речь о том, что он-де великий и ужасный наследник. В общем, с этим уже можно было работать, а так как создавший эту иллюзию менталист был очень и очень хорош… И даже самый пристрастный министерский допрос не выявит иного, ведь Малфой и вправду ничего иного и не помнит, а кроме него и Снейпа там присутствовали только ныне уже мёртвые Абраксас да старый Лестрейндж.

Все эти действия Снейп проделал с одной единственной целью, а именно отвести подозрения от друга. Вид его вопросов ни у кого не вызовет, вся магическая Англия и так в курсе о том, что род Малфоев проклят и проклят крепко-накрепко на одного единственного наследника. Именно поэтому сиятельного лорда и вовсе не трогают. Кому он нужен-то, импотент хренов. Ни наследства содрать, ни бастарда подсунуть. А посему пьяная в стельку рожа светлейшего из темнейших никого не удивит. Не обрадует это да, но и не удивит. И именно алкоголь и убережёт идиота. Защита почти никакая, закладки не закладки — всё как родное ляжет, а если учитывать ещё и тот факт, что ему, Снейпу, сиятельный доверяет не многим менее, чем себе самому... В общем, проблема с так неаккуратно скинутым неликвидом была вполне надёжно и качественно решена и оставалось только решить, каким бы таким образом и желательно невзначай про этот самый дневничок вспомнить и сделать это так, чтобы ни единая душа не заподозрила.

На решение этой задачи Северус Снейп потратил практически всю без малого ночь и первые часы неимоверно раннего утра. Зато примерно к шести какой никакой, а план таки был. И был он до безобразия прост и эффективен. Мало ли до чего два пьяных додумались. Ради легенды пришлось выпить совершенно излишнее трезвящее и ещё одно споить сиятельному, после чего, поморщившись и наскоро приведя свой вид в более-менее надлежащее состояние и зажевав лимоном, оба мужчины отправились к директору. Правда, по прибытии в кабинет выяснилось, что выдумывать ничего и не требуется. Прозорливый Флитвик на пару с МакГонагалл ещё в четыре утра проверили охраняющие вход в гостиные чары,* и, как следствие, сейчас у директора на столе лежал полный список всех тех, кто вернулся уже после отбоя. Всего таковых было сорок семь и за вычетом членов оркестра восемнадцать. Именно на них, невзирая ни на возраст, ни на факультет, и решили обратить первоочередное внимание. И вот едва прибывшая с официальными бумагами глава ДМП уже кивает и, срочно вызвав подкрепление, раздаёт указания, как пламя директорского камина зеленеет вновь, на ковёр, отряхивая пепел, ступает фигура в серебристо-серой мантии. Поприветствовав собравшихся кивком, скрытой капюшоном головы невыразимец прошелестел о том, что они определили, какому именно виду змеи принадлежит найденный вчера фрагмент выползка.

Само то, что с этой новостью прибыл не кто-нибудь, а сам глава тайнюков, уже говорило о том, что здесь что-то не то, а тем временем занявший только что самолично созданное им кресло глава невыразимцев, как показалось всем, улыбнулся под скрывающим практически всё его лицо капюшоном и, насладившись созданной своим заявлением атмосферой, продолжил:

— Представленный нам на анализ образец я по просьбе министра проверил лично и вердикт мой таков. Фрагмент найденного в коридоре второго этажа выползка змеи принадлежит никому иному, как королю этого семейства, а если более точно, то василиску, — и, вновь улыбнувшись под капюшоном, продолжил. — Я просто не мог не прийти с этим лично, ведь в прошлый раз, Альбус, именно ты более других убеждал нас всех в том, что ту девочку убил акромантул. Но вот боюсь, что в этот раз это объяснение не прокатит. И хотя колония оных акромантулов в запретном лесу таки действительно есть, ни одна из их магических и физических особенностей и способностей не способна ввести свою жертву в оцепенение. С ходу на ум приходит разве что кокатрис, да вот беда — выползок, что так любезно нашёл декан Рейвенкло, моё почтение профессор, и наши авроры, как не старайся, к кокатрису не пришьёшь. И вот, собственно, вопрос, а делать-то что? Сказку о всепрощении ты можешь оставить для других. Показания девочки я просмотрел с нашим штатным змееустом, и, о чудо, он услышал двоих. Первый голос требовал убивать и рвать, тогда как второй, куда как более связный, приказывал убить взглядом. И даже не пытайся убедить меня в том, что у этой твари ни с того ни с сего развилось до того связное сознание, что она не просто начала думать, но ещё и по-человечески, да к тому же ещё и раздвоением личности страдает. И раз всё это не про нас, то дамы, господа, — невыразимец поочерёдно кивнул всем присутствующим, — мы ищем поводыря.

— То есть… Вы, уверены?

— Абсолютно, мадам, змеем управляли.

— Но тогда... И что это вы говорили о пятидесяти годах?

— Я говорил о случае с мисс Миртл Уоррен, четвёртый курс факультет Рейвенкло, умерла в помещении женского туалета, находящегося, кстати, в том же самом коридоре, где и нашли детей. И именно в его сторону, как я смог понять, вёл тот след, часть которого для нас так предусмотрительно сохранил профессор Флитвик. Ещё раз моё почтение вашему таланту и прозорливости.

— Благодарю за ваши слова, но… Если вы правы, это… это же катастрофа. Здесь же дети и…

— Именно поэтому я также доставил экстренное постановление министра. В школе вводится карантин, и, пока мы тут разговариваем, мои люди уже заперли гостиные всех факультетов. Так сказать, во избежание…

— В этом нет необходимости.

— Боюсь, что именно с этим, Альбус, я согласиться вот никак не могу. Но раз вы не осознали, то прошу ознакомиться, — все тем же благожелательным тоном произнёс невыразимец и протянул опечатанный печатью министерства свиток.

Хрустнул на удивление всё ещё хранящий тепло сургуч, и директор погрузился в чтение. В процессе издав несколько тяжёлых вздохов, наконец-таки передал свиток главе ДМП.

— Давно пора, — прокомментировала прочитанное Амелия Боунс, после чего протянула личный приказ министра магии декану факультета Рейвенкло.

За следующие пять минут бумага обошла всех заинтересованных присутствующих, после чего плавно перекочевала на директорский стол. Среди деканов при чтении тяжко вздохнула только МакГонагалл, да и та, возвращая бумагу на директорский стол, сообщила, что в данном случае попросту не может не согласиться. Погрустневший директор лишь сильнее понурился.

— Магия мне свидетель, я не хотел, чтобы пострадали дети, — скорбно произнёс вмиг сбросивший десяток лет старец. — Это всего лишь дети и…

— Дети? Дети!!!! А мой Драко — значит не дети? И Поттер, видимо, тоже не дети? Мордред подери, Дамблдор, ваше всепрощение сейчас попросту неуместно, — проорал через плечо Снейпа ознакомившийся с приказом министра Малфой.

— Я пон…

— Понимаете? Да что вы понимаете, мой сын, мой единственный наследник, лежит в лазарете, запертый в собственном теле. А ведь когда-то известный вам Лорд поведал нам, что при таком вот окаменении жертва остаётся в сознании.

— Даже так? А подробнее? — встрепенулся невыразимец.

— Подробнее, да можно и подробнее, — понурившись и как-то в раз потухнув, произнёс старший Малфой. — Империус империусом, но слух ему подвергнутый имеет. К тому же в то время мне было только тринадцать. Неназываемый тогда ещё не творил того, что сделало его имя на территории магической Британии запретным. Он был вхож в дома, в том числе и в наш. Пользовался благосклонностью моего ныне покойного отца и на одном из вечеров рассказал о том, что во время своих странствий узнал много нового. Уже тогда он именовал себя наследником Слизерина, и я честно не помню, кто задал вопрос о его, в смысле Слизерина, Тайной комнате, но я слышал, как он усмехнулся, после чего ни с того ни с сего стал рассказывать о магических свойствах василисков. В частности, упомянул и о том, что в средние века, когда эти твари были, скажем так, не то чтобы повсеместны, но уж точно что не единичные... их взгляд применяли как пытку. И когда удивлённый таким откровением папа спросил в чём она заключалась, Неназываемый, — с небольшой запинкой на имени продолжил старший Малфой, — ответил, что есть определённые способы, при которых истинный змееуст и наследник может сделать так, чтобы взгляд был не смертелен, но при этом причинял нестерпимые страдания. И если такое, по-вашему, можно простить и списать на детей, то…

— Я не знал, — сокрушённо пробормотал явно не наигранно ошарашенный Дамблдор. Понимание того, что есть вероятность того, что мальчики находятся в сознании, было ужасным ударом и напрочь отметало любые аргументы относительно того, что поиски, как теперь уже ясно, непонятно откуда возникшего поводыря-наследника вот никак не могут быть мягкими. И так как продолжение никому ненужных разговоров было излишне, распорядился о том, чтобы и так уже готовый к содействию персонал оное содействие оказал уже, так сказать, официально.

Триста десять учеников, много это или мало? Кому-то покажется, что много. Кто-то скажет, что в обычных магловских школах и по тысяче бывает. И тем не менее именно столько детей всех возрастов на данный момент находилось в стенах школы чародейства и волшебства Хогвартс. Запертые в помещениях факультетов, те из них, кто успели спуститься в гостиные, с изумлением взирали на замерших у выходов из оных авроров. Сами же стражи порядка были до предельного корректны. Да, проверка; да, не беспокойтесь; нет, опасности нет. Просто во избежание. Именно такие ответы получали разворачиваемые у выхода из гостиных ученики. А затем практически одновременно во все гостиные вверенных им факультетов шагнули деканы. Двери спален тут же так же, как и сами выходы, были заблокированы, а уже вышедшие ученики усажены на диваны и сверены со списком наиболее вероятных подозреваемых.

Поводыря же отыскали незадолго до обеда. Оказавшийся студентом Хаффлпаффа мальчик с таким испугом прижал к себе свой на вид магловский ежедневник. Всего один взмах палочкой, и в него летит парализующие. Шокированные соседи по спальне с изумлением смотрят на то, как оглушивший их товарища невыразимец, наскоро натянув на кисти рук перчатки из тончайшей драконьей кожи, высвобождает из стиснутых детских пальцев дневник и, сделав над ним несколько пасов, кивает аврорам. После чего те применяют Энервейт и вежливо, но настойчиво заведя руки мальчика за его спину, производят фиксацию запястий и уводят его.

Откуда-то снизу слышится изумлённо не верящий возглас декана, и всё полностью стихает. Проверка, правда уже большей степенью формальная, продолжается до самого ужина, и только на нём устало поднявшийся со своего места директор оповещает о том, что проверка школы производилась в связи с произошедшим этой ночью нападением. Что имеются пострадавшие, и что школа попросту не могла всё это игнорировать.

Ночь в замке была столь же неспокойной, как и весь предыдущий день. Ученики, собравшись кто по двое, кто по трое, а кто и целым факультетом, перед завтрашним отъездом обсуждали случившееся. Профессора от них не отставали и, за исключением самоустранившегося директора, в полном составе обсуждали происшедшее и его последствия. Все взрослые без исключения понимали, что ничто ещё не кончено, и как минимум надо выяснить, где именно прячется тварь, а также и то, как именно от неё избавляться. Примерно тем же занимались срочно собранные группы в ДМП и Отдел тайн. А в то самое время, как все думали, запершийся в своей башне директор, словно последний вор, крался к больничному крылу. Его мысли нуждались в подтверждении и если... если он ошибся…

Всего пара пассов волшебной палочкой, и понуривший плечи старик покинул владения мадам Помфри так же тихо, как и вошёл. Он ошибся, он неимоверно ошибся. Из-за него и его самоуверенности пострадал совершенно безвинный ребёнок. Возникшая ещё в прошлом году догадка наконец обрела свою почву и, как следствие, теперь снедала его всеобъемлющим чувством вины. Причиной тому было то, что проведённая им повторная проверка показала, что каких бы то ни было эманаций чего-то хоть сколь-нибудь отдалённо напоминающего крестраж в ребёнке не было. Застарелая и уже давно зарубцевавшаяся рана, полученная крохой в тот самый день, давно и надёжно купировалась, и те эманации боли и борьбы, что он и принял за действия подселившегося и отвоёвывающего себе место под солнцем крестража, оказались не более чем агонией гибнущих от непосильного им груза нейронов. Объяснить выживание мальчика теперь было практически невозможно, как и просто посмотреть ему в глаза.

Комментарий к Глава девятая

*То, что Поттер и ко шастали по ночам, отнюдь не значит, что об этом не знали. Чары на проходе прекрасно всё фиксировали, а именно вход и выход после начала комендантского часа.