На дне оврага (гет)

Благотворительный комитет, в котором состояла Кассандра — и который, если говорит точнее, она фактически возглавляла — занимал несколько комнат на третьем этаже "дома Тельманов". Печальная история прелестного особняка из светлого камня, стоявшего на перекрестке Королевской и Морской дорог, была известна, кажется, каждому в городе.

Его прежний хоязин, мистер Роберт Тельман, поднявшись из низов, стал известным фабрикантом. Жена его умерла давно, и он больше не женился, в одиночку воспитывал единственного сына, Джастина. Когда же сын подрос, отец послал его учиться в Бергию, чтобы юноша меньше страдал от снобизма однокурсников — ему в школе хватило, Кассандра знала от Эда, он учился в той же школе несколькими годами старше. С самим Джастином она была знакома, но помнила его плохо: он действительно был очень робок, старался держаться в тени. Говорили, он настоящий книжный червь, знания волновали его куда больше, чем управление фабрикой.

К сожалению, на летние каникулы после первого курса Джастин Тельман возвращался на "Принцессе Алисе". Он не выжил, став, правда, редким для той трагедии примером благородства: добровольно соскользнул с плота в воду и уложил на свое место одну из выживших девушек. Невыносливый, со слабым сердцем, он умер через пару часов после того, как уцелевших пассажиров "Принцессы Алисы" подобрали. Отец его держался достойнейшим образом, стал много заниматься благотворительностью, много жертвовал приютам и больницам, но года не прошло, как он угас. После его смерти выяснилось, что дом он завещал городу с единственным условием — "отдать под добрые дела". Теперь на первом этаже размещался совет ветеранов войны с креннами, на втором попечительский совет благотворительной больницы, а третий как раз и отдали их комитету.

Безусловно, в этом тоже был повод задуматься, как переплетаются судьбы... Кассандра знала трагическую историю Дендри, первой возлюбленной Эда, которая, как и Джастин Тельман, нашла на "Принцессе Алисе" свою смерть. Знала из сплетен, от которых как ни затыкай уши — а что-то да просочится, и от Августы, сестры Эда и подруги еще со времен пансиона — даром, что между ними было четыре года разницы. Августа кипела негодованием на брата, который испугался угроз отца не только лишить его наследства, но и обвинить Дендри в проституции и сдать в работный дом. Она считала, что Эд мог бы увезти Дендри в Бергию сам и там начать самостоятельную жизнь.

Может быть, Августа была права — хотя, столкнувшись за годы работы в комитете со множеством жизненных драм, Кассандра понимала, насколько сложно начинать в чужой стране и без гроша в кармане. Он и сам, рассказывая о своем поступке, не щадил себя. Но она видела, как жестоко Эд заплатил за свое малодушие, чувствовала затаенную боль, скрывавшуюся за его жизнерадостностью, и порой остро ощущала, что клеймо развратника, пусть и заслуженное, очень ранит его. Так что попрекать его прошлым было бы бесчеловечно.

...Из комнат, которые занимал их комитет, открывался прекрасный вид на самое сердце города — Королевскую дрогу, сбегавшую с крутого холма, и Портовую площадь. Они все — Кассандра, Августа, Айрини и другие женщины, приходившие реже — считали своим долгом, заходя, каждый раз взглянуть в одно из высоких окон, заливавших комнаты летним знойным солнцем. В полуоткрытое окон тянуло морским ветром. После его свежести, однако, комната, обставленная старой тяжеловесной мебелью с резьбой, украшенный лепниной потолок и собиравшие пыль бархатные портьеры еще сильнее подчеркивали зтхлую помпезность и страшную пустоту несчастного дома Тельманов.

— Итак, — маленькая рыжая Айрини с деловым видом уселась за массивный стол, когда-то принадлежавший старому Тельману. — Чем собираемся заняться в августе? У меня есть идеи: по-моему, мы недостаточно времени уделяем раскрытию всех способностей наших подопечных. Может, кто-то из них рисует? Или мечтает играть на сцене?

Айрини всегда была несколько экзальтированна, видела то, что хотела видеть. Зато была предана комитету всей душой.

— Я еще не встречала ни одной такой, — усмехнулась всегда мрачная Августа. Высокая, сухопарая, с короткой стрижкой, она сильно походила лицом на брата и именно поэтому считалась дурнушкой: черты лица, красивые для мужчин, не всегда хороши в женском облике.

— Как правило, Айрини, сначала молодые девушки пытаются реализовать свой талант, а уж потом обращаются за помощью в комитеты вроде нашего. Обычно с незаконнорожденным ребенком на руках.

Айрини, конечно, сразу принялась возмущаться; они с Августой постоянно спорили. Что касается Сандры, она молча посматривала на часы. Окол трех должна была прийти протеже Эдварда — та самая Лора Мейли, странная девушка, которую они встретили на празднике. Накануне он очень просил найти ей какое-нибудь занятие.

"Она необычная девушка с богатой фантазией, увлекающаяся. Она не может тихо сидеть дома и заниматься хозяйством, понимаешь?" Слабое подозрение на миг сжало сердце, но Сандра подавила его. Нужно верить Эду. Лору Мейли Сандра сама видела, она явно не из охотниц на чужих женихов, хотя действительно девушка необычная. Может, она придется по душе Айрини?

Но когда в три часа Лора Мейли появилась у них на пороге, загорелая, в немного выцветшем сером платье — скорее даже сизом, как Гринрив осенью, задумчивая и чуть рассеянная, неуместная в этой комнате, как свежий ветер, Кассандра смешалась, не зная, как с ней говорить. Лишь спустя минуту неловкого молчания удалось собраться с духом. Поздоровалась, представила Августу и Айрини, продолжила, чуть сглатывая:

— Очень рада, что вы пришли. Эдвард сказал, вам нужно занятие. Он объяснял вам, чем занимается наш комитет?

— Помощью бедным женщинам, — Лора слегка пожала плечами, глядя в окно. Непонятно было, зачем она согласилась прийти к ним.

— Да. Если точнее, мы помогает в самых разных делах: устраиваем в больницы, находим работу, нянь и сами помогаем по хозяйству, если нужно. Также собираем и перешиваем одежду, участвуем в благотворительных базарах, собираем средства, если нужно... Вы готовы участвовать в этом?

— Могу попробовать, — Лора равнодушно пожала плечами.

— Хорошо. Уточним, что именно вы готовы делать.

Лора чуть нахмурила брови.

— Допустим, я могу шить. Помочь по хозяйству, в общем, тоже. Но не каждый день.

— Разумеется... — Кассандра чувствовала, как неловкость растет с каждой секундой. Выражения лиц обеих подруг не добавляли уверенности: Айрини смотрела на Лору с недоумением, Августа — со скептической усмешкой. Когда мисс Мейли ушла, у всех вырвался вздох облегчения, но Кассандра поняла, что смутное беспокойство ее не оставляет. Нет, конечно, это не из-за того, что было на празднике. Эд всегда слегка флиртует с красивыми девушками.

Кассандра постаралась заставить себя думать о другом. Она наверняка сделала Эду приятное, взяв эту девушку в комитет, и вообще, впереди приятный вечер: Эд должен был заехать в гости.

Он появился около семи, когда семья как раз садилась за стол. Обещал появиться раньше, Кассандра то и дело поглядывала в окна, порывалась спуститься к воротам: волнение почему-то не отпускало. Эда не терпелось увидеть. Но когда он появился им не удалось даже поцеловать друг друга: отец не терпел несдержанности. И сейчас обед прошел в молчании, и только когда после они расположились в гостиной, отец холодно спросил:

— Не ладится с мостом?

— Боюсь, что да, — вздохнул Эд. Он выглядел усталым и разочарованным, мучительно хотелось сесть ближе, обнять его, позволить ему положить голову на плечо.

— А в чем дело? — решилась Кассандра спросить.

— Строительство необходимо остановить, а потом начать сначала. Сегодня был у мэра, но он отказывается что-то сделать. Больше того, торопит со сдачей.

Кассандре это совершенно не понравилось. Если Эд считает, что мост не готов, а его все же начнут использовать, случится несчастье.

— Ты должен поговорить еще раз. И еще, если понадобится. Должен настаивать.

— Я знаю, — Эд махнул рукой и потер лоб.

— Настаивать бесполезно, — мрачно сказал отец. — Мэр-то наш наполовину кренн. А значит, упрямый жадный трус.

Кассандра тихо вздохнула. Она помнила времена, когда отец отзывался об этом народе, коренных жителях Скендии, совсем иначе, с уважением и сочувствием. Их семья жила тогда в Амрентенре, крупнейшем и древнейшем городе креннов; Кассандра, тогда маленькая девочка, за три года привыкла к красивым и суровым людям в полосатых толстых рубахах, к звукам толстых дудок, доносившихся из местных кабачков. К ней и матери здесь были ласковы и почтительны, она не чувствовала, как раскаляется вокруг ненависть, чтобы однажды вылиться в восстание.

Отец, возглавлявший отделения королевских войск в этой местности, должен был подавить восстание, однако действовал, как сам потом рассказывал, слишком мягко. Он шел путем переговоров, не брал заложников. А вот кренны заложников взяли — и всех убили. Восстание в конце концов было подавлено, но отцу пришлось подать в отставку, он едва избежал суда и с тех пор о креннах не мог слышать.

К замечаниям вроде того, что отец отпустил сейчас, Кассандра давно привыкла, но вот Эд каждый раз хмурился — и видимо, сегодня не смог смолчать:

— Я полагаю, надо учиться обходиться без предвзятости. Тем, что мы ненавидим друг друга, мы не добьемся ничего.

— Слюнтяйством, конечно, мы добьемся большего, — отмахнулся отец. — Скажи это семьям королевских чиновников, которые кренны вырезали во время восстания.

Эд потупился было — он, как знала Кассандра, ненавидел жестокость — поиграл сцепленными пальцами. Клок волос упал ему на лоб.

— Это ужасно, но... Мы к ним проявляли жестокость и раньше. Сами. Не меньшую. Сколько народу мы вырезали, когда захватывали их земли? А теперь, под страхом порки заставляя детей не говорить на родном языке в школе...

Отец крякнул.

— Я думал, ты, малый, обычный распутник, а ты еще и напичкан либеральщиной по самые уши! Слышал бы тебя твой покойный отец — небось, самого бы разложил тут и выпорол как следует, и правильно сделал.

У Кассандры заколотилось сердце от горечи, досады и страха: зачем было затевать этот разговор? Эд залился краской до корней волос.

— Это единственный аргумент, который вы можете привести? Довольно жалко звучит.

— А какой еще аргумент может быть для тебя, жалкий ты сластолюбец? Тоже мне, слез с девок и полез в политику...

Прежде, чем Кассандра успела все же вмешаться, Эд, уже совершенно багровый, процедил:

— По крайней мере, я не женюсь ради карьеры.

Мать ахнула. Кассандра замерла, вцепившись в подлокотники кресла; ей не верилось, что этот кошмар творится наяву. Отец приподнялся, так же покраснев, как сам Эд.

— Вон отсюда. Я не хочу давить на дочь и заставлять ее разрывать помолвку, но видеть тебя в своем доме не желаю. Пошел вон!

Эд быстро вышел. Кассандра бросилась за ним.

— Постой, милый! Погоди!

Эд, нахлобучивая шляпу, обернулся. В его лице было что-то от ребенка, которого по непонятной прихоти изругали и побили.

— Твой отец ясно высказался насчет того, хочет ли меня видеть. Думаю, ты того же мнения, если даже не возражала ему.

— Я хотела бы тебя видеть, — твердо ответила Кассандра. — Но ты же знал, что этой темы не следует касаться, зачем ты вообще затеял спор? И... Эд, насчет того, почему отец женился на маме... Это было недостойно с твоей стороны.

— А с его было достойно оскорблять меня? — голос Эдварда, как с удивлением поняла Кассандра, дрожал, сам он отворачивался. — Ты, конечно, можешь сказать, что я заслужил, и это будет правдой. Но я все же...

Он выдохнул.

— Ладно, Кэсси. Нам всем надо остыть. Поди. Меня и горничная проводит, хватит с меня.