Быть ассасином (джен)

Ветер пел унылую песню над кажущейся бескрайней соляной равниной, заливаемой потоками безжалостного солнца. Вокруг возвышались гротескной формы скалы; ветер, насыщенный песком и солью, столетиями обгладывал их, придавая самые причудливые формы. Трое всадников неспешно двигались вдоль берега высохшего озера.

Даммара провел языком по потрескавшимся губам и поморщился, почуяв соленый привкус. Потянулся к бурдюку с водой, но остановился — воду надо поберечь, ведь им еще предстоит долгое возвращение.

— Гиблое место! — ворчал Нараш, глядя по сторонам. — Мы только зря теряем время!

— И все же, — флегматично заметил Иттуку, — здесь, говорят, жили люди.

— Люди? Чем они питались, святым духом? Откуда брали воду? Вздор все это!.. Мы могли бы просто повернуть назад и сказать, что ничего не нашли. Кто стал бы нас проверять?

— В окрестностях озера есть колодцы с водой. Вода там, правда, испортилась, а в иных и вовсе исчезла; но если ее очистить и не привередничать — пить можно. А еду они выменивали у торговцев на соль.

— Эй, взгляните! — Даммара показал рукой в сторону. — По-моему, там пещера!..

…Спустя полгода после смерти Нур-Маджира конфликт между Серединой Мира и юго-западными кочевниками вспыхнул с новой силой, быстро перейдя в полномасштабную войну.

Когда-то кочевники набегали на поселения отдельными, часто соперничавшими друг с другом кланами; теперь же они наступали единым войском. Шам-Марум был вынужден направить против них лучших своих воинов, включая Изумрудную кавалерию — драконьих всадников. Но самым страшным кошмаром кочевников стали даже не драконьи всадники, а один-единственный человек — Меламкеш, прозванный Одноглазым, тот самый, что когда-то был стражником третьего ранга, а до этого — служил под началом великого Эл-Маджи (впрочем, воины за глаза звали Меламкеша иначе — Безумный).

Казалось, Меламкеш не просто не боялся смерти — он жаждал ее. В бою он рвался в самую гущу сражения, словно надеясь расстаться там с жизнью. С его самоубийственной отвагой могла сравниться только его жестокость. Никто не мог рассчитывать на то, что в этом воине найдется хоть капля милосердия — ни мужчины, ни женщины, ни старики, ни дети. Даже имперцы и их союзники приходили в ужас от такой свирепости.

Впрочем, знающие Меламкеша достаточно близко догадывались о причине этой жестокости. Одноглазый производил впечатление человека, в чьей душе зияла незаживающая рана; он заливал эту рану вражеской кровью подобно тому, как иные пытаются исцелить больную душу вином, пивом и женщинами. Только среди свиста стрел, звона клинков и криков умирающих Безумный Меламкеш чувствовал себя живым…

…Минуло четыре года; за это время конники Меламкеша пролили немало крови — своей и чужой. Крупнейшие кочевые кланы были вырезаны до последнего человека — мстить за убитых было больше некому. Остатки кочевой армии еще сопротивлялись, но их падение было предрешено. Война приближалась к концу.

Ни у кого уже не было сомнений — некогда здесь жили люди. Возле пещеры в скале были вырезаны ступеньки; по ним Даммара вскарабкался на самый верх. Отсюда открывался дивный вид на высохшее озеро. До самого горизонта простиралась белая соляная равнина; вдали она начинала блестеть, над ней вставали призрачные фигуры-миражи. А еще дальше виднелись очертания Серых гор, хребта, что делил Солнечную Землю на две части.

— Допустим, мы узнали, что люди здесь жили, — пробурчал Нараш. — Теперь мы со спокойной совестью можем вернуться и сказать, что теперь здесь никто не живет…

— Нет, — возразил Иттуку, — прежде мы должны узнать, кто они. Возможно, кто-то здесь еще остался…

— Я нашел здесь прибор для очистки воды испарением! — крикнул со скалы Даммара. — Судя по его виду — он стоял здесь около года. Должно быть, именно тогда они отсюда и ушли!

— Или не ушли… — добавил Иттуку вполголоса.

— Что-что? — Нараш резко развернулся к нему. — Что ты хочешь сказать?

— Если они не ушли, значит, они там, в пещере. Нам надо в этом убедиться…

— Нет уж, я к ним не полезу!

— Боишься? — Спустившийся со скалы Даммара подошел к товарищам. — Зря. Мертвых не стоит бояться; мертвые лежат тихо и спокойно. Все беды от живых…

Тем временем Иттуку наконец разжег факел.

— Я иду! — объявил он. — Ты, Даммара, остаешься следить за нашими лошадьми. Нараш, ты пойдешь со мной…

— Он не пойдет, — ухмыльнулся Даммара. — Взгляни, он уже сейчас готов обделаться со страха, ха-ха!

Иттуку тоже усмехнулся; Нараш же, напротив, помрачнел и схватился за меч.

— Что ты сказал, — выкрикнул он, — ты, южная гиена?!

— Ничего особенного. — Даммара говорил подчеркнуто миролюбивым тоном. — Никто не будет утверждать, будто ты трус; кто заявит, что ты боишься живых, того я сам готов покарать. А вот мертвые, похоже, те совсем другое дело… Какому-нибудь мертвецу может надоесть лежать, он возьмет и сделает вот так: ац! — Даммара клацнул зубами. — Ты испугаешься, с тобой случится неприятность; а ведь нам еще возвращаться, и запашок будет неприятен и для нас, и для тебя…

— Довольно! — Иттуку встал между ними. — Решено: Нараш остается здесь, а Даммара…

— Ну уж нет! — Нараш взмахнул кулаком. — С тобой пойду я! И пусть этот южанин не воображает о себе много!

…Свет от факела Иттуку скрылся в глубине пещеры. Даммара сидел на камне, насвистывая какой-то мотив. Вдруг он затих и насторожился — ему показалось, что на верхушке скалы мелькнула какая-то тень. Поднявшись со своего места, Даммара подошел к скале и быстро вскарабкался наверх.

Посреди небольшой площадки из камней был выложен круг. Над ним возвышался покосившийся треножник с медным котлом. Это и был тот самый прибор для очистки воды; Даммара слышал о таких вещах от караванщиков, когда он вместе с другими беженцами с юга прибивался то к одному каравану, то к другому. На каменный круг выкладывали отполированные бронзовые пластины, так, чтобы отраженный от них солнечный свет сходился на котле. Котел разогревало так, что вода в нем закипала, затем оседала на крышке и стекала в подставленную посуду.

С того момента, как Даммара осматривал это место в первый раз, здесь ничего не изменилось, вот только на крышке котла лежал какой-то предмет — раньше его тут не было. Чувствуя, как в груди замирает сердце, Даммара подошел к котлу и взял этот предмет...

Первое, что бросилось в глаза Иттуку, когда он вошел в обширный подземный зал — все стены были исписаны странными символами. В них было нечто омерзительное, словно на стенах сидели полчища гнусных насекомых. Казалось, эти символы слегка, на грани восприимчивости зрения, вздрагивают, чтобы ожить с темнотой, а при свете вновь замирают.

Кроме этих жутких, не поддающихся описанию символов, еще два знака встречались на стене особенно часто: спираль и стилизованное изображение крылатого человека.

— Ох, помоги нам Бог-Светоносец!.. — бормотал Нараш.

— Эй, ты что там, молишься? Не бойся, Бог-Светоносец тебя не оставит… А если оставит, значит, заслужил!

— Трон Светоносца!.. Ты погляди!.. Эти письмена… они… они живые!..

— Не говори глупостей, это просто пламя дрожит.

И все же Иттуку не мог отделаться от чувства, что здесь присутствовало нечто странное, чуждое. Возможно, то просто давал о себе знать страх перед темнотой…

Здесь жили люди — в этом не оставалось сомнений. На полу валялись тряпки, обрывки звериных шкур, глиняная посуда. Иттуку нашел вырезанную из камня-жировика фигурку коня — должно быть, детскую игрушку. Значит, здесь, под каменными сводами, они не просто жили, но и растили детей? Но что заставляло их житьздесь, в полумраке подземелья, в отдалении от всего мира? И куда они ушли теперь? А может быть, не ушли?..

— Там… — пролепетал Нараш, подняв руку. Впереди чернел проход.

— Ого! — Иттуку подошел ближе. — Здесь какая-то надпись! Это письмена Середины Мира! Нараш, ты грамотный — сможешь прочитать, что здесь написано?

— «Двести… шестьсот тринадцатого года… славный Данкуй-Хараш, Не Знающий Страха… был предан Варацей, да будет проклято само его имя…» Это же имена главарей Восстания!..

— И что там дальше?

— «Не Знающий Страха ушел… но осталось великое сокровище… Мы его хранители… Придет день, рухнут стены Середины Мира… сокровище откроется для того, кто преклонится… пред Тьмой…» Преклонится пред Тьмой? Что все это значит?

— А ты не понял? Эта община, которая жила здесь — остатки войска Данкуй-Хараша. Ты, наверное, знаешь — они бежали из разоренной столицы, унося с собой своего умирающего предводителя. Солнцеподобный Шам-Марум направил им вслед Изумрудную кавалерию, всадники-драконщики настигли беглецов; однако часть их сумела уйти от погони. Никто не знал, куда они направились… Но теперь мы знаем — они пересекли Бесплодный Сырт и скрылись здесь, в пещерах на берегу высохшего озера! И да, наверняка с собой они захватили немало награбленных сокровищ — золота, серебра, драгоценностей…

— Сокровищ?.. Я слышал, Данкуй-Хараш был бессребреником, и все захваченные сокровища уничтожал…

— Ты можешь себе представить, чтобы кто-то в своем уме уничтожил такие богатства? Впрочем, Данкуй-Хараш, говорят, был не в себе, слушался каких-то голосов… Как там — «поцелованный джиннами», что ли? Но не думаю, что его сподвижники все до одного были такими кретинами, чтобы взять и уничтожить…

— Думаешь, оно здесь?

— Скорее всего. Они его спрятали, но не учли, что кто-то может его найти!

Миновав наклонный коридор, искатели сокровищ вышли в просторный зал. Стены здесь были покрыты причудливыми наплывами и карнизами, с которых свисала бахрома из тонких, почти нитевидных сталактитов. Даже Нараш при виде этой красоты на какое-то время, казалось, забыл о страхе.

— Тут опять какая-то надпись! — произнес Иттуку, рассматривая стену коридора возле выхода в зал. — Ты сможешь ее прочитать?

— «Сила, что порабощает и освобождает… Сила, что владела миром… до пришествия Света… и будет владеть им… когда Свет погаснет… Сила, меняющая и восстанавливающая… Тьма, великая Тьма…» Эй, я не буду это читать! — В голосе Нараша отчетливо звучал ужас.

— Почему?

— Тут написаны ужасные вещи!.. Я многого не понимаю, и не желаю понимать… но та Тьма, что была изгнана из мира Богом-Светоносцем… она была вовсе не отсутствием Света! Она была чем-то иным… и они здесь устраивали в ее честь… какие-то… кощунственные ритуалы!..

— Мне плевать, чему они там поклонялись! Я не верю, что они бежали из столицы с пустыми руками!..

Слова Иттуку были прерваны странным звуком, идущим словно бы ниоткуда. Этот звук напоминал нечеловеческое пение, переходящее в протяжные завывания, не лишенные, однако, некоей мелодичности.

— Вот! Ты слышишь?

— Ничего особенного. — Иттуку старался выглядеть невозмутимым. — Наверное, тут есть еще выходы на поверхность; ветер дует в них и создает такие звуки.

— Ты сам-то в это веришь?

— А во что я, по-твоему, должен верить? В какую-то там Тьму, что стережет здешние сокровища? Если ты так боишься — уходи, а я пойду вперед!

— Какие сокровища? Здесь только мертвецы!

— Мертвецы? Где?!

Нараш молча кивнул головой.

Искатели сокровищ стояли на выложенной из камней дорожке, идущей между двумя возвышенностями, густо покрытыми натеками. И по бокам возле этой дорожки аккуратными рядами были уложены мертвые тела.

Сухой просоленный воздух пещеры препятствовал тлению и гниению. Мертвецы высохли и превратились в мумии, взирающие на незваных гостей пустыми глазницами и скалящие желтые зубы. Многие мумии несли печать уродства — звериные клыки, удлиненные и заостренные уши, небольшие рожки на лбу. Возможно, причиной этих уродств было вырождение из-за кровосмесительных браков. Были здесь и тела со смертельными ранами — перерезанная шея, вскрытая грудь…

— Похоже, — произнес вполголоса Нараш, — здешние жители выменивали на соль не только еду… Взгляни — многих из этих людей явно убили, принесли в жертву!..

Иттуку уже готов был пожалеть, что спустился сюда, но призрак сокровищ и нежелание опозориться перед Нарашем не давали ему отступить.

— Мертвецы? — произнес он, выйдя вперед и держа над головой факел. — Я не боюсь их; Даммара верно сказал — все беды от живых, а мертвые лежат спокойно. Я просто приду и возьму то ценное, что здесь есть. Мертвым оно все равно не нужно…

Под пустым взором мумий Иттуку прошел по каменной дорожке и подошел к огромному сталагмиту, у подножия которого лежало что-то темное. Это «что-то» вблизи оказалось двумя мертвыми телами — мужским и женским. Похоже, что они заключили друг друга в объятия, будучи еще живыми; и именно тогда их настигла смерть, связав их навсегда. Теперь их невозможно было разъять, не повредив.

Иттуку склонился над мертвыми телами. Несмотря на то, что кожа на них высохла, было хорошо видно, что тело женщины покрывали обширные черные пятна.

— Так вот какая ты, — негромко произнес Иттуку, — отшельница с наполовину черным лицом, о которой говорили кочевники! А этот человек, наверное, любил тебя, и когда ты умерла — оставался с тобой до самой своей смерти…

Снова раздалось пение-завывание. Откуда-то ощутимо потянуло холодом.

— Иттуку! — крикнул Нараш, направляясь к товарищу.

— Что ты испугался? Все нормально, мы возвращаемся! Все равно у нас нет времени осматривать всю эту пещеру. Когда-нибудь мы вновь сюда придем…

Завывания стали заметно громче; к ним присоединился еще один звук, похожий не то на змеиное шипение, не то на шепот.

«Жжжертввваааа… Ссскаажжжи иммяаа…»

Иттуку поднял взор на сталагмит и с изумлением увидел, что на самом деле это вырезанная из сталагмита статуя, изображающая крылатого человека. Абрис статуи был груб, словно его набросали впопыхах, но лицо ее при этом выглядело выразительным, живым. Казалось, каменное изваяние строго взирает на нарушителей своего покоя, готовое обрушить на них кару…

— Иттуку, уходи!!

Пламя факела в руках Иттуку сделалось тоньше, затрепетало — и вдруг погасло, словно его сжали невидимые пальцы…