Год Крысы. Дороги. Часть 2 (гет)

Кроме наступившей весны, были и другие ободряющие новости.

Альк худо-бедно научился понимать по-холмогорски — как обычно, язык кажется неясной белибердой только на первых порах, а на деле соседние страны всегда имеют что-то общее в системе знаков. А ещё Алька очень порадовало, что в Холмогории наконец перестали палить поселения, окончательно поверив в то, что эпидемия отступает. Третья приятная новость удивила, но лишь слегка: через несколько дней уроков холмогорского языка Ждана решила переехать к Солтану — для более интенсивных занятий — и Альк остался в своей хибаре один. Всё это время назойливая соплеменница его слегка раздражала — в том числе намёками на то, что они могли бы переспать от скуки.

— Ты перестала ненавидеть путников или хочешь мне таким образом отомстить? — спросил Альк, когда Ждана напрямую сказала, что не видит помех на их пути к любовным утехам.

— Ну признайся, что я тебе нравлюсь, — ответила она, пропуская его сарказм мимо ушей.

— Я не настолько изголодался, — признался Альк.

— Да пошёл ты, рукоблуд крысиный…

— Вот всё и решилось, — подытожил он и посоветовал ей обратить свои взоры на кого-то более сговорчивого.

То ли Ждана действительно искала приязни, то ли Солтан сам решил за ней приударить, но, к радости Алька, парочка спелась, и Файкферш перестал звать Ждану «видуньей бабой».

После очередной встречи с камнем и последовавшим за ней сеансом пророчеств Альк с огромным облегчением выяснил, что его семья в безопасности.

Ворот показал несколько витиеватых и тернистых дорог, из чего следовало, что Хаскили продолжают решать проблемы, но вмешиваться в судьбу родителей Альк не посмел. Ситуация выглядела тревожной, но не критичной: им не грозили ни болезни, ни смерть, ни серьёзные потери. Альк давно решил: если выбор делать необязательно, лучше воздержаться, иначе можно навредить. Он ведь не знает, чем вызвана тревога его родителей. Может быть, его сестра Богдана как раз собирается разрешиться от бремени, а он, изменив дороги, спасёт родных от лишних забот, заодно избавив от долгожданного ребёнка. Вот если бы ему задали конкретный вопрос или попросили выбрать из двух вероятностей, он бы помог, не задумываясь, но на расстоянии вмешиваться было опасно.

Мучаясь неизвестностью, Альк глянул дороги тсарства в целом: никаких потрясений. Тропинки прямые и кривые, как и положено, без голода или бунта. Савринтар не полыхнул войной, молодой тсарь Шарес находился в здравии. В душе неприятно кольнуло — жизнь прекрасно идёт своим чередом и без него, Алька Хаскиля, его усилия по примирению двух тсарств не особо-то и нужны… Приглушив гордыню, Альк напомнил себе, что есть люди, которым он точно нужен, и вообще, он ещё не сказал своё слово в политике Савринтара!

Дара хватило и на то, чтобы узнать пути Холмогории: те тоже внушали оптимизм. Но после сеанса пророчества дар был снова испит до дна. Альк ругнулся, использовав арсенал новых холмогорских фраз, чем разволновал старца, наблюдавшего за процессом — по его словам, для безопасности.

— Эпидемия отступила, — сообщил он Файкфершу. — До порта не дойдёт. Ваша торговля будет в порядке.

Старик улыбнулся, и его лицо, и без того усыпанное морщинами, стало похоже на мочёное яблоко.

— Спасибо, видун.

— Прошсим, — ответил Альк.

— О-о, молодец! Ты учить язык. Здесь остаться жить?

— Наа.

— Уходить домой?

— Таа, — Альк скривился, понимая, что более содержательной беседы на холмогорском пока не получится. — У меня дома важные дела.

— Мы найти тебе прекрасный баба! — предложил Файкферш.

— Не надо.

— Вот такой тут, — старик выразительно согнул руки у груди, — очень круглый там, — его руки очертили внушительную дугу в районе ягодиц, — но волос тёмный. Белый у нас нет.

— Это лишнее, — Альк махнул рукой.

— Тебе нравится мальчик? — вкрадчиво поинтересовался старец.

— Какой? А, нет, — Альк фыркнул, сообразив, о чём речь. — Мне нужно домой, у меня есть… баба.

— Красивый? — старик снова улыбнулся всем лицом сразу.

— Очень.

— Круглый и мягкий?

— В нужных местах.

— Знатный, богатый, белый волос?

Альк представил себе Рыску во всей красе и вздохнул. Водопад её тёмных волос снова беспокоил его в снах. Или радовал? И то, и другое.

— Баба меня ждёт, — пояснил Альк, — и не знает, где я. Не знает, жив я или нет.

Старик сразу посерьёзнел.

— Я понимать. Мы тебя отправлять в путь. Ты хороший видун. Ты нам очень помогать. Мор уходить, это правда. Мы не держать.

Альк нахмурился.

— Прежде чем уехать, я должен понять, что происходит с моим даром. Он восстановится со временем?

— О, не надо страх, — ответил Файкферш, — всё хорошо. Твой дар хорошо. Ты уходить от Изге-Клаш, дар вернуться. Эта земля, — он неопределённо повёл рукой, — под камень, понимать? Камень — хозяин.

— Значит, когда я доберусь до моря, мой обычный дар восстановится?

— Да, где море — камень не хозяин. Твой дар не страдать. Он спать и просыпаться, — старик вздохнул. — Камень тебя признать. Другой видун болеть, два умирать, а ты дружить. Можно долго дружить. Видеть и менять дорогу без «свечи».

Альк понимал, к чему клонит старик, но его ждал дом, в котором ему придётся столкнуться с проблемами. Сняли с него охоту или по-прежнему предлагают двадцать златов — вот позор-то, как мало! — за его голову? Это недоразумение или оговор? Смог ли за это время отец решить свои вопросы? Всё это придётся выяснить как можно скорей, но сначала нужно будет найти Рыску…

— До порта далеко на лодке? — по-деловому спросил Альк, давая понять, что вопрос отъезда решён.

— День и ночь. Мы тебе всё дать: и проводник, и еда, и меч.

— Мне понадобится меч?

— У нас нет война, — уклончиво ответил старик, — но народ болеть и умирать, народ злой. На север зараза нет. Тсарь жечь зараза на юг.

Альк знал, что немало весок вверх и вниз по реке по приказу тсаря были сожжены дотла, и не был уверен, что все их жители до этого успели скончаться от заразы. Вряд ли тсецы, исполнявшие приказ и перепуганные эпидемией, проверяли, можно ли кому-то ещё помочь в заражённых селениях.

— И много сожгли?

Старик помолчал.

— Сначала мы спасать, людей перевозить, но зараза идти. Так надо, — он с вызовом глянул Альку в лицо. — Мало зла лучше, чем много зла.

Альк в глубине души понимал холмогорского тсаря — тот пожертвовал меньшим, чтобы спасти большее — и очень надеялся, что ему самому никогда не придётся принимать подобные решения.

— Я хочу уехать завтра.

— Хорошо, — старик кивнул. — Ты нам сильно помогать, видун Альк. Как твой род?

— Что?

— Имя, твой род.

— Хаскиль.

— Хаскиль, — повторил жрец, и слово прокатилось по его языку, как медовый орех. — Мы молиться за Хаскиль. Помогать твой род.

— Благдень, — ответил Альк, наклоняя голову.

— Прошсим, — ответил на холмогорском наречии старик. — И золото дать.

Альк поморщился.

— Дай его лучше Ждане.

— Почему? — удивился старик.

— Ей очень хочется. Если не дашь, она, чего доброго, по дороге меня прибьёт, пока я буду спать, и золото себе заберёт.

Файкферш рассмеялся.

— Глупый видун…

— Почему это? — Альк недовольно вскинул голову.

— Потому что Ждана не ходить.

— У неё опять что-то с ногами?

Не чтобы Альк сильно переживал за тараканиху, но он обещал, что они поедут вместе, а нарушать слово было неприлично.

Жрец обидно рассмеялся.

— Ждана оставаться.

— Зачем?

— Дружить с Солтан, — старик подмигнул.

Альк с сомнением глянул на старика, затем на домик за сосняком, в который переехала Ждана. Она, конечно, могла крутить что угодно с кем угодно, но чтобы остаться…

— И всё же я спрошу у неё.

— Ждана остаться. Я хорошо понимать баба.

— Пусть так, — сказал Альк, — только ей скоро здесь надоест. Она… непоседа.

— Надоест — уходить, — философски заключил Файкферш. — Сейчас она любовь. Они дружить и хохотать. Сильно любовь, когда баба смешно. Баба плакать — конец любовь.

От такой прямолинейной житейской мудрости Альку стало не по себе. Он вдруг вспомнил искреннюю Рыскину улыбку, от стеснения прикрытую ладошкой. Каждый раз, когда он приезжал к ней в школу после долгого перерыва, она так счастливо смеялась и говорила ему, какой он красивый. Это было так неуместно и так… тепло. Сердце ёкнуло, забилось сильнее. Рыска с ним мало смеялась. Он вечно то поучал её, то критиковал, то высмеивал, то отвлекался на похотливые мысли, от которых дурела голова… Ему захотелось дать ей больше поводов для смеха.

Если Ждана останется, всё станет проще: бык без тележки поедет быстрей.

— Ходить к камень перед дорога?

Альк не колебался.

— Не откажусь.

— Завтра утром, — пообещал старик, и в его глазах промелькнула грусть.

Внезапно Алька охватила странная тревога, будто он забыл сделать что-то важное. Вообще-то, он не надеялся когда-нибудь вернуться в эти края, но его заранее охватило ощущение досадной потери.

Накануне отъезда Альк всё же поговорил cо Жданой — вдруг она передумала оставаться?

— С Солтаном хорошо и безопасно, — так обосновала она своё решение «погостить» в общине, хотя Альк о мотивах не спрашивал: ну понравился мужик бабе, или наоборот — ему какое дело?

— Рад за тебя, — искренне ответил он.

— А ещё никто меня здесь не знает, — пояснила тараканиха.

— Резонно. Я тоже никому не стану рассказывать, что ты была наёмной убийцей и водилась с пиратами. Мне кажется, монахам это не понравится, — любезно пообещал он.

— А ещё здесь происходит много интересного.

Он быстро сообразил, что так заинтересовала Ждану: Холмогорией по сути управляли монахи, дряхлый тсарь во всем их слушался, а эта община была одной из самых важных — вероятно, благодаря Файкфершу. Странное заявление старца о том, что он никогда не умрёт, не шло у Алька из головы. Он попытался расспросить жреца, что это значит, но тот вдруг прикинулся, что совсем плохо понимает по-саврянски, а по-ринтарски вообще ни бум-бум. Наверняка это имело отношение к Изге-Клашу. В бессмертие Альк не верил, а вот в лечебные свойства камня — пожалуй.

— Интересно оказаться среди важных людей, с которыми в Саврии ты столкнулась бы разве что при получении заказа? — спросил он у Жданы, решив не разочаровывать её новостью о том, что знатные и важные особы по сути ничем не отличаются от всех остальных, а иногда даже охотней совершают подлости и преступления.

— А почему нет? — её глаза с вызовом блеснули. — Эти жрецы очень влиятельные.

— Но Солтан не жрец.

— Вот и хорошо. Он советник, и к нему тоже прислушиваются.

Ни принижать, ни недооценивать Солтана Альк не собирался: беседы с ним, как и уроки холмогорского наречия, были весьма полезны.

Они прошли по редкому лесу и свернули в долину, где разводили общинных овец.

— Может, ещё раз на палках? — спросила неугомонная тараканиха.

— Зачем?

— Хочу тебя уделать, — язвительно выпалила она.

— Ну разве что чтобы размяться… Всё ещё веришь, что сможешь меня одолеть?

— У тебя же сейчас нет дара? Значит, остаётся только мастерство. А у путников оно обычно хромает.

— Ну, если тебе неймётся… Похоже, ты соскучилась по унижению.

— Заткнись и ищи подходящую палку. Я себе уже присмотрела, — она подскочила к старой осине, повисла на подсохшей нижней ветке, и та с хрустом обломилась.

— Драка на дубинах? — он презрительно поморщился. — Опять? Не для этого меня семь лет учили драться.

— Трусливые отговорки…

— Да пожалуйста!

Он достал из голенища сапога нож, подрубил другую ветку, чуть её выровнял.

Тараканиха замахнулась внезапно, так что нож пришлось метнуть в сторону, и тот со звоном застрял в стволе ближайшей сосны.

Сразить Ждану оказалось не так-то просто — у неё явно были неплохие учителя и крепкая рука. Не хватало самообладания. С даром Альк уделал бы её в одну щепку, а без — уделал в пять, не включаясь на полную силу. Когда её палка отлетела, а сама девушка оказалась распластанной на земле под его сапогом, драка была окончена.

— Ты довольна?

Она хрипло ругнулась.

Альк убрал ногу. Ждана встала и, тяжело дыша, стала отряхиваться от еловых иголок.

— Ты хорошо дерёшься, но не умеешь оценивать противника, — безучастно заметил Альк.

— Многие путники, хоть их и учили драться, через пару лет езды на нетопыре жиреют и даже с даром уже не такие проворные.

— Видун-воин — это особая каста.

— Тебя готовили стать воином? — удивилась она. — Какой-то ты тощий…

Во время учёбы Альк считал, что его готовят в будущие наставники, и верил, что однажды станет членом Общины. А его готовили в крысы…

— Я люблю искусство боя, но мечом можно и случайно убить — особенно рьяного идиота.

Ждана прислонилась спиной к стволу берёзы, глянула на приятно позеленевшие кусты и вдруг сказала:

— Мне приходилось убивать.

Алька передёрнуло. Лунная поляна с изрубленными косой трупами в который раз встала у него перед глазами… Есть вещи, которые врезаются в память навсегда. Пусть тогда резню устроила крыса, но это его руки держали косу. Была ли это самооборона? Да. Можно ли было обойтись без стольких жертв? Вероятно. Про предсмертный крик убитого им Райлеза Альк старался не думать.

— Мне тоже, — ответил он после паузы.

— Я убила путника, — Ждана покосилась на него, ожидая реакции — но явно не той, которую получила.

— Я тоже, — сказал Альк.

— Он хотел меня убить.

— Та же история.

Ждана болезненно скривилась, остервенело сплюнула — вероятно, решив, что Альк над ней издевается.

— Но он не был твоим отчимом и не насиловал твою сестру? — она с вызовом глянула ему в лицо.

Альк смерил её долгим, пристальным взглядом.

— Нет. Он был моим хозяином, а я — его «крысой».

— Врёшь, — прошептала Ждана, и её глаза округлились от удивления. — Из «крыс» не возвращаются.

— Устаревшие сведения.

Она помотала головой.

— Мой отчим сменил их штук пять. Я знаю, что крысы — это бывшие видуны. Ещё один повод ненавидеть путников. Вы пожираете друг друга, как звери.

— Я смог выжить и остаться человеком.

Ждана вдруг смягчилась и добродушно усмехнулась.

— В это я верю, Альк Хаскиль.

Он почти не удивился, услышав своё полное имя: раз назвал его старику, на тайну можно не рассчитывать… Впрочем, секреты Альку больше были не нужны.

— Не ищи себе оправданий, — сухо сказал он.

— Я и не ищу.

— Ищешь. Ищешь, пытаясь найти сто причин ненавидеть путников, хотя достаточно одной: он издевался над близким тебе человеком, — Альк заколебался, сомневаясь, стоит ли продолжать разговор, но всё же спросил после паузы: — Сколько тебе было лет?

— Одиннадцать.

— И ты сбежала из дома?

— Да.

— А твоя сестра?

Ждана обхватила ладонями берёзовый ствол, словно ища в нём опору.

— Я случайно попала в неё ножом, пытаясь защитить...

Альк обдумал сказанное и уверенно произнёс:

— Это был несчастный случай. Ты была ребёнком, а он — угрозой.

— А потом я пырнула его, — её глаза влажно блеснули. — На самом деле это вышло случайно, но я не жалею.

— А твоя мама?

Ждана пожала плечами.

— Знаю, что она искала меня, но я не вернулась. Я не смогла бы взглянуть ей в глаза.

— Ты решила, что для матери потеря двух дочерей лучше, чем страшная правда?

— А ты жестокий, Альк Хаскиль, — отодрав несколько тонких светлых полосок от берёзовой коры, она пустила их по ветру. — Я убила сестру и отчима. Как можно поверить, что это вышло случайно?

Альк тоже бы не поверил, хотя знал, что правда порой оказывается настолько невероятной, что люди над ней смеются. Они с щепку постояли молча, глядя вниз на проворную пастушью собаку, перегонявшую овечье стадо на новое место.

— Ждана — твоё настоящее имя?

— Нет. Моё было слишком нежное и пахучее.

— В каком смысле?

— Когда-то меня звали Азалия.

Альк фыркнул. Более нелепого имени для тараканихи и придумать нельзя.

— А фамилия?

— Зачем тебе?

— Я много кого знаю в Саврии.

— Кольрад.

— Никогда не слышал… Где ты жила?

— В Терновом Шипе.

Альк кивнул. Этот посёлок был далеко от их родового замка и в стороне от основных дорог.

— Твоя мама жива?

— Я давно о ней не справлялась, — призналась Ждана. — Знаю только, что она снова вышла замуж, у неё есть новые дети.

— И ты решила навсегда затаиться?

— Я не таюсь, — проворчала она, решительно тряхнув головой. — В некотором смысле я живу полной жизнью — но не такой, которую одобряют порядочные мамы.

— Не думала послать ей весточку?

— Зачем? Чтобы разбередить старые раны? Все думают, что я утонула.

— С чего бы это? — удивился Альк.

— Ну, в посёлке в тот вечер видели каких-то бродяг. Все решили, что они залезли в дом, убили мою сестру и отчима, а я убежала к реке. Там нашли мою одежду.

— Ты убежала топиться? — догадался Альк.

— Да, но это оказалось не так-то просто сделать, — она усмехнулась. — Вода не захотела меня схавать. А потом я нашла лодку, легла в неё, долго плыла по течению…

— А потом тебя нашли добрые люди?

Ждана ухмыльнулась.

— Так уж вышло, что меня нашла тараканиха. Она помогла мне и всему научила: и драться, и зарабатывать. Женщине в моей профессии проще, нас не боятся.

— Угу. Сталкивался, — ответил Альк, припоминая тараканиху в Лосиных Ямах. — Ну и как твоя, кхм, профессия? Преуспела?

— Получше многих!

— Интересно, в чём?

— Ну, я ловила людей за выкуп.

— Пф-ф, — он презрительно поморщился. — Беспомощных и пьяненьких папиных сынков?

— А ещё бандитов и головорезов, за чью голову обещали вознаграждение — между прочим, от самого тсаря. Можно сказать, способствовала правосудию.

— Какая ирония! — воскликнул Альк.

Впрочем, он не собирался посвящать Ждану в нюансы своего неопределённого положения.

— И мне плевать, что ты обо этом всём думаешь, — выпалила она.

Альк полагал, что именно это ей и было интересно, иначе она не стала бы перед ним выворачивать душу — вряд ли она рискнёт искать сочувствия у Солтана.

— Я не собираюсь тебя судить, — ответил он.

— Потому что у самого рыльце в пушку! — съязвила тараканиха. — Как у всех путников.

Её привычный колюче-злобный облик снова выполз наружу, и Альк невольно рассмеялся.

— Это у тебя рыльце, а у меня — благородный лик.

Она цокнула языком.

— Я рада, что завтра ты свалишь, и я больше не увижу твою самодовольную благородную рожу.

— А я рад, что поеду без тележки в виде больной бабы со сломанной ногой. Вон идёт твой Солтан, — Альк кивнул в сторону вески. — Следит он за тобой, что ли?

— Ревнует, — ответила Ждана, радостно помахав рукой мужчине в плаще и бобровой шапке. — Ему кажется, я тебе нравлюсь.

— Могу его разубедить. Дать тебе ещё раз палкой по спине?

— Не поможет. Я ему наврала, что мы с тобой были любовниками.

— Чего? — удивился Альк. — Зачем? Хочешь, чтобы он меня во сне прибил?

— Я знаю мужчин, — она загадочно улыбнулась. — Вы по натуре соперники. Каждому мужчине приятно чувствовать, что он лучше остальных, что он победил.

— Впервые слышу такую чушь. Потаскух никто не жалует, — мстительно выпалил Альк.

— Заткнись, жлоб. Сам бабник, просто скрываешь это.

— Я и не скрывал. Просто ты не в моём вкусе.

— Крысий сын, — прошипела она сквозь зубы и пошла навстречу Солтану, выкрикивая приветственные слова по-холмогорски.

Он собрал непромокаемый дорожный мешок с вечера, положив туда кошель с местными монетами, сменную одежду, кресало, нож и баклагу с водой. Файкферш обещал, что на рассвете они проведут последнюю церемонию с камнем, и Альк, вместе с выделенным от общины монахом-проводником, отправится на лодке в сторону порта.

Ночь выдалась тихая, но холодная. Наутро, когда Альк спустился к реке, чтобы плыть в грот, спустился промозглый и почти непроглядный туман — казалось, его можно было глотать, как молочный кисель.

Файкферш уже ждал в пещере. Они сдержанно поздоровались и сразу приступили к делу. Альк приблизился к камню, как к старому знакомому, потрогал его шершавые, свёрнутые воронкой полосы, уходящие внутрь, а старик воздел руки в молитве. Процесс «насыщения силой» больше Алька не пугал. Тревожила неизвестность, но он верил старику, пообещавшему, что вдали от камня обычный видуний дар вернётся и всё станет как обычно.

Увлечённый ритуалом, он не сразу понял, что в пещере что-то происходит: они с Файкфершем уже были не одни.

Вынырнув из сосредоточенной задумчивости, Альк упал в мир звуков: вокруг царил хаос. В пещеру спускались монахи, жрецы, слуги, здесь были Ждана и Солтан, несколько весчан и овчар — правда, без овец. В первое мгновенье Альк решил, что это из-за него. Нет, он не вообразил, будто не знакомый ему ранее овчар вдруг решил с ним тепло попрощаться, но это вполне мог быть какой-то местный обычай прощания с видуном, одарившим тсарство добрым пророчеством. Однако тревожные голоса прибывших его в этом разубедили.

— Что происходит? — спросил он у Файкферша, но тот лишь махнул рукой в сторону Солтана и стал быстро и сосредоточенно отдавать распоряжения монахам на холмогорском, всё ещё малопонятном Альку.

— Кажется, на общину идут недовольные местные жители, — сообщила ему взъерошенная Ждана и позвала: — Солтан! Скажи наконец, в чём дело?

— Сейчас Файкферш выйдет к людям и всё уладит, — попытался успокоить их Солтан, хотя глаза его нервно забегали.

— Зачем выйдет?

— Всех разбудил глашатай. На рассвете приехал гонец и сообщил, что у нас опять бунт.

— Что? — возопила Ждана.

— Не волнуйся, такое бывает. Народ недоволен тем, как власти боролись с эпидемией, вот весчане и решили отыграться на тех, кто, по их мнению, всегда виноват.

— И кто? — она схватила Солтана за рукав.

— Жрецы. Плохо пророчили, не то тсарю советовали…

— А может, людям не понравилось, что власти жгли вески, не проверяя, остались там живые люди или нет? — влез в разговор Альк.

Солтан нахмурился и прислушался. Снаружи раздавался подозрительный гул, а за время их короткой беседы остальные монахи и прочие вошедшие скрылись в лабиринте пещер.

— Нам нужно спрятаться? — поинтересовалась Ждана.

— Сюда весчане не войдут, побоятся камня, так что мы в безопасности. Да и Файкферш их утихомирит.

— Ты уверен? — она плотней закуталась в плащ, надетый прямо на ночную рубаху.

— Раньше тоже бывали волнения. Люди его слушают. Он много раз проповедовал толпе и знает, какие слова найти.

— У вас здесь есть оружие? — мрачно спросил Альк, заранее зная ответ.

— Мы не убиваем. Мы не воинственная община. Нам запрещено применять оружие против людей, — заявил Солтан.

— То есть если взбунтовавшееся быдло сюда ворвётся, вы дадите себя растерзать?

— Они боятся камня, — Солтан гордо вскинул голову. — А я думал, вы смелее, господин Хаскиль.

Альк фыркнул.

— Я не за себя волнуюсь. У меня хотя бы дар есть, а вот Ждане, если что, придётся драться голыми руками.

Ждана помрачнела от такой перспективы и проворчала:

— Альк, перестань.

Вдруг снаружи всё стихло, и стало слышно, как с потолка пещеры капает вода, а глубоко внутри камня что-то возмущённо клокочет. Альку этот звук очень не понравился… Хотя нет, со звуком было всё в порядке. Ему не нравилось растущее внутри волнение, предвещавшее беду.

— Я же говорил, — невозмутимо произнёс Солтан. — Отсидимся тут с лучину и пойдём. Идите пока за мной — в левой развилке у меня есть своя келья. Остальные, скорей всего, пошли направо, там второй выход наружу. Далековато, правда, но всё лучше, чем тут мёрзнуть…

В этот момент свод пещеры дрогнул, словно по ней сверху пробежали мулы, и как раз с правой стороны лабиринта раздались крики.

— Сдаётся мне, второй выход перекрыт, — сурово заметил Альк. — Давайте выбираться через основной, пока старик дурит головы этим вашим весчанам.

Но было поздно. Дикий вопль монаха-стража гулко разнёсся по пещере:

— А-агай!

Перевода не потребовалось.

Возможно, Альк и рискнул бы прорваться через главный выход, чтобы ускользнуть вплавь, но крики десятков озверевших людей его переубедили.

— За мной, — решительно скомандовал Солтан, увлекая за руку Ждану. — Я знаю тут все лазейки, нас не найдут.

Они втроём помчались по левому лабиринту, сворачивая и замедляя скорость по мере его сужения, а когда проход стал больше похож на лаз, Ждана выкрикнула:

— Мы точно туда бежим?

— Точно, лезьте сюда. Будет неприятно, но дальше проход расширится. Сюда чужаки не сунутся.

— Солтан, ты не монах. У тебя меч есть? — сурово спросил Альк, оборачиваясь на воинственные крики за спиной.

Солтан помедлил лишь мгновенье.

— В моей келье.

— Как её найти? Говори быстрей!

— Значит, так, — Солтан махнул рукой, — вон там направо, потом два поворота пропускаешь — и снова направо. Перешагнёшь через ручей, снова поворот, там увидишь круглый вход с высоким порожком — это она.

— Альк, постой! — крикнула Ждана. — Я тоже не прочь подраться.

— Ты что, дура? — он отпихнул её. — Меч всего один. Будем им по очереди махать? Лезь за ним!

— Ждана, ну правда, — воззвал к её разуму Солтан, — переждём в пещере.

В этот момент со стороны входа раздался очередной вопль.

— Ладно, только смотри, не сдохни там, видун, — выпалила Ждана. — Вы успели провести обряд?

— Да. Лезь!

Чем там вооружены эти весчане? Палками и вилами? Увидев воина с мечом, толпа отступит.

Альк, не мешкая, помчался к келье — лезть в драку без оружия было глупо. С потолка со всех сторон посыпались земля и песок. Один поворот он, следуя указаниям Солтана, пропустил, но второй слишком долго не появлялся. Пометавшись вперёд-назад и решив, что в клубящейся в воздухе взвеси он случайно его не заметил, Альк вышел в новый, незнакомый проход. Повернул направо, снова направо… Никакого ручья не было. Мелькнула неприятная мысль: может, Солтан, желая ему смерти, отправил его Саший знает куда?

Альк побежал обратно к лазу, но узнать дорогу уже было невозможно. В клубе пыли он вдруг наткнулся на незнакомого человека, на всякий случай отпихнул его в сторону: тот вскрикнул, но преследовать не стал.

Звуки драки то нарастали, то затихали, а Альк в бессильной злобе кружил по лабиринту, ориентируясь на голоса, безумным образом отражавшиеся от стен подземелья. К счастью, почти везде сквозь потолок проступал свет — пещеры были неглубокие, но выбраться наверх не позволили бы крутые своды. Однажды ему показалось, что кричат совсем рядом, но звуки доносились сквозь длинную щель в стене, в которую пролезть нечего было и думать.

Наконец признавшись себе, что заблудился, Альк остановился и сосредоточился. Дар очень пригодился бы в драке, и тратить его на поиск выхода казалось глупой расточительностью, но дольше блуждать в полумраке было невыносимо.

Он потёр переносицу, закрыл глаза. На всех развилках ворот показывал смертельную опасность, и Альк просто продолжил искать дорогу, на которой он смог бы выжить и помочь другим. Нащупав нужный путь, он замедлил дыхание, успокоил поднявшийся внутри вихрь накопившейся силы и открыл глаза: выход был совсем рядом, всего в нескольких вершках, скрытый за кучей камней. Вскарабкавшись по ней наверх, Альк выругался: проход был абсолютно тёмным.

Надеясь, что дар не посмел его обмануть, Альк согнулся и полез вперёд. Через щепку прислушался: шумела вода. Если это была река, то он мог бы вылезти на камышистый берег и оценить обстановку со стороны. Он долго пробирался вперёд на коленях, затем привстал и пошёл согнувшись, спотыкаясь в темноте о камни и ругаясь на всех известных ему языках, и наконец выпрямился. Идти стало легче, шум воды приближался, спёртый воздух стал свежеть. Пахнуло ветром, но просвета по-прежнему не было видно. Вдруг Альк поскользнулся на мокром полу, придержавшись рукой за стену, упал на пятую точку и стал неудержимо катиться вниз с потоком воды. Пытаясь затормозить ногами, он лишь перевернулся спиной вперёд и помчался быстрее, приготовившись к падению.

«Только не на камни, — успел подумать он, — только бы не потерять сознание под водой».

Падение ускорилось, вода исчезла, как и пол под разбитым на камнях задом, как и стены — Альк с ужасом понял, что падает в пустоту. Он возмущённо крикнул, злясь на свою доверчивость — дар в этот раз подвёл, но почему? Почувствовав нутром неумолимо приближающуюся поверхность — то ли земную, то ли водную — он сгруппировался и напружинил всё тело, стараясь перевернуться вниз ногами. В ушах засвистело, он ощутил удар, боль, от которой искры посыпались из глаз, и сознание отключилось.