Кровь моя теперь сильнее, чем сталь (джен)

Гермиона закутывается в плед, обхватывает горячую кружку ладонями и смотрит на Рона снизу вверх. Рон стоит у окна, сложив руки на груди, и смотрит вдаль. Там, вдали, ничего не видно — только темная улица и сильный дождь. Дождь стучит по крыше, бьет в окна, и Гермиона улыбается: ей всегда нравился звук дождя.

— Сядешь со мной? — Спрашивает она.

Рон оборачивается. У него серьезное, слишком взрослое для его возраста, лицо. Он одет в широкий свитер, который связала миссис Уизли на прошлое Рождество. В домашних штанах, едва достающих до щиколоток, он кажется забавным.

Он кивает, садится на подлокотник ее кресла, целует в макушку.

— Как себя чувствуешь? — Спрашивает заботливо.

Гермиона почти выздоровела: хорошо быть волшебником — выпил бодроперцового, и простуды как ни бывало. Голова уже не болит, только нос красный-красный от насморка и в горле першит. Она делает глоток чая. Смеется:

— Почти здорова. Ты же знаешь, твоя мама вылечит любого, хочет он того или нет.

Рон улыбается.

Гермиона кладет голову ему на колени; он перебирает пряди ее волос. За окном стучит дождь, они сидят в тепле, и Гермиона чувствует всепоглощающее спокойствие. С Роном хорошо. Она хочет прожить с ним вот так — всю жизнь.

— Гермиона, — вдруг говорит Рон, и она удивленно поднимает голову, смотрит на него, слышит смущение в его голосе.

— Гермиона, — повторяет он. — Выйдешь за меня замуж?

Он не встает на одно колено. У него нет кольца.

У Гермионы красный от насморка нос, а у Рона — дурацкий свитер и штаны, не достающие до щиколоток.

— Конечно, — говорит Гермиона.