Молодые хозяева замка Исполинов (гет)

— Скажите, Консуэло, быть может, вы заболели? Я вижу, что вы до сих пор чувствуете себя не слишком хорошо, — вновь проговорила обеспокоенным голосом канонисса, видя, как Консуэло уже долгое время сидит, откинувшись на спинку стула, полуопустив глаза, скрестив руки на груди, глядя в одну точку, а в какой-то момент провела руками по всё ещё припухшим вéкам. — Чем ещё мы можем вам помочь? Но даже если… Знайте, что доктор Сюпервиль будет готов сделать что угодно и для вас.

— Милая пани Венцеслава, я же говорю вам, что это просто усталость и нервное перенапряжение — физической причины моего недомогания нет — ведь сейчас ещё только ранняя осень, и я не могла простудиться — потому как одета достаточно тепло для подобной погоды — вы же и сами это видите. Скоро всё это пройдёт. Мне уже намного лучше, и мне просто нужно отдохнуть.

И это было правдой — теперь у неё совсем не было физических сил, да и не хотелось вставать даже из-за стола.

— Дорогая Консуэло, вы и вправду не лукавите? Быть может, вы боитесь злоупотребить… Вы спасли моего дорогого племянника, и теперь тем паче заслуживаете всего самого лучшего. И, разумеется, мы не откажем ни вам, ни вашему учителю в ночлеге.

Сейчас Консуэло и подавно не хотела говорить ни с кем и прилагала для этого ещё большие физические и моральные усилия — так как теперь вместо дурноты её начало клонить в сон. Сейчас наша героиня ощущала во всём теле приятную расслабленность — ту самую, от которой хотелось улыбаться — даже несмотря на ту трагедию, что произошла с Альбертом. Да, быть может, Консуэло и впрямь испытывала лёгкое недомогание, но оно не мешало ей наслаждаться этим блаженным состоянием. Да и, в конце концов — ведь её возлюбленный не умер, но напротив — что-то смогло воскресить его.

Но, несмотря на физическую слабость, наша героиня помнила о том, как, где и с кем она должна, обязана провести эту, первую ночь в этом замке, и все последующие — коли они случатся.

— Его спасла не я, а Господь — и довольно об этом. Да, по поводу ночлега — нам действительно больше некуда идти — да и куда можно добраться отсюда на ночь глядя… И, что касается… я как раз хотела сказать вам… — замялась она в великой неловкости — зная, что может получить отказ — ибо такие люди как графы Рудольштадты, в силу своего консервативного религиозного воспитания, невзирая на доброту и безграничное, безоговорочное доверие каждого из них Консуэло, вполне могли воспротивиться подобному стремлению.

Но тут положение спасли шаги доктора, спускавшегося по лестнице. Вид его ободрил родных Альберта и безотчётно вновь успокоил нашу героиню — так как, несмотря на, в глубине своего сердца Консуэло не была твёрдо убеждена в том, что смерть отступила от её избранника и более не бросает тень своих крыл на душу её любимого человека.

Все обернулись к врачу.

— Как вы нашли моего племянника? — как и всегда — первой — словно за всех — задала вопрос Венцеслава, когда Сюпервиль ещё не успел подойти к столу и сесть вместе со всеми.

— Я должен сказать вам правду. Всё как есть, — доктор решил сразу же говорить по делу, избегая церемоний и лишней «подготовки».

На лице Консуэло читались неприкрытые укор и осуждение, но вместе с тем и предельное внимание и сосредоточение. В глазах же канониссы вновь отразились страх и печаль.

— Неужели же?.. Нет, я не верю в это…

— Милая пани Венцеслава, о чём вы волнуетесь раньше времени? — на сей раз Консуэло взяла её руки в свои, и взгляд последней был полон доброты и сострадания.

— Благодарю вас, мадемуазель, — но эта фраза прозвучала столь дежурно, неискренне, фальшиво, наигранно, что черты нашей героини невольно искривились в лёгкой гримасе досады и раздражения. — Волноваться и вправду не стоит — хотя бы потому, что это вредно для здоровья и не принесёт ровно никакой пользы — и вам — в первую очередь.

С губ Консуэло были готовы вырваться слова: «Перестаньте! Что вы такое говорите?! Вы знаете, что пережили все эти люди?! И что пережила я?! Он умер и воскрес на моих глазах — я была тому свидетелем! Я уже успела похоронить его и возблагодарить господа за великую милость, понимаете?! И потому мне уже ничего не страшно! Но не смейте пугать этих святых, благородных и праведных людей!»

Её горящий, энергичный, ясный взгляд испугал доктора, но он быстро овладел собой и нашёл в себе силы продолжить:

— Итак… Моё заключение таково, что граф Альберт впал в летаргическое состояние.

Канонисса Венцеслава, из глаз которой уже пролилась одна слеза, наконец вздохнула с облегчением.

— Всевышний, благодарение и слава тебе… — прошептала пожилая женщина, сложив руки в молитве.

Из уст Консуэло также вырвался вздох, выражавший подтверждение её предположений.

— Но…

Канонисса вновь насторожилась. В чертах её читались тоска и му́ка.

— …это состояние не совсем обычное, оно не похоже на тот летаргический сон, в который обычно погружался граф Альберт. У меня есть серьёзные сомнения в том, что это состояние окажется целительным для его организма, ибо летаргия слишком глубока. В попытках услышать биение его сердца я провёл более минуты. Понимаете? Я склонен считать, что состояние графа по-прежнему находится на грани смерти. Дыхание графа очень поверхностно, и мне с трудом удалось обнаружить его — зеркало запотело лишь через несколько секунд после того, как я поднёс его ко рту больного, слабый румянец на щеках Альберта почти незаметен, а зрачки едва реагируют на свет.

— Господи… за что же нам такое наказание… — вновь в сокрушении проговорила канонисса.

— Да, и увы, нужно быть готовым ко всему, к любому, даже самому худшему исходу, и к нему — в первую очередь.

— Вы точно это знаете? Вы сталкивались с такими случаями в своей практике? — вдруг с резкостью, полностью осознавая свою правоту, спросила Консуэло.

Доктор был растерян.

— Нет, но об этом говорят все внешние проявления, которым я был свидетель.

— Но граф больше не впадает в лихорадку и не дрожит от холода. Не значит ли это напротив, что организм его одержал победу над неведомой болезнью и теперь собирает, накапливает силы для жизни? — говорила Консуэло в стремлении защитить родных своего возлюбленного от бесплодных переживаний.

— Простите меня великодушно, мадемуазель, но, со всем уважением — всё же врач здесь я, и имею больше знаний, нежели…

— Нет, вы их не имеете, если говорите так! Вернее будет говорить, что Альберту уже не грозит опасность в той мере, в какой это было ещё менее часа назад! Ведь даже я понимаю это!

— Позвольте мне повторить ещё раз…

— Не позволю! Я буду верить в лучшее и призываю к этому всех близких моего любимого человека! Вы слышите меня? — обратилась она к тётушке, дяде и отцу графа Альберта, обернувшись к ним. — Ведь вы же понимаете, что этот врач не прав? И я готова доказать вам это! Пойдёмте же со мной в комнату моего избранника!

Венцеслава не заставила себя просить и тут же стала подниматься со своего кресла. Граф Христиан и барон Фридрих также подошли к Консуэло.

— Пойдёмте, — повторила она и медленно, собрав все свои силы — но решительно направилась к лестнице.

Профессор Порпора, чьи сомнения в правдивости происходящего с главным виновником расстройства карьеры своей подопечной, разумеется также счёл необходимым подняться в спальню графа, чтобы убедиться во всём собственными глазами.

— Вы не возражаете, если и я тоже… — с некоторой робостью проговорил он, обращаясь к старшему Рудольштадту.

Во взгляде Христиана читались некоторые недоумение и непонимание, но он всё же ответил, с той же неловкостью — пожав плечами:

— Да, конечно, у нас нет оснований запрещать вам…

И все пятеро — врач Сюпервиль так же счёл своей обязанностью быть рядом — на случай непредвиденных обстоятельств, и пошёл последним — неспешной процессией последовали за той, что считала своим долгом, своей миссией убедить в собственной правоте всех, кто был в смятении и смел сомневаться в её словах. Да и верна здесь и такая поговорка: «Лучше один раз увидеть, нежели сто раз услышать». Но только здесь речь шла о разных взглядах, разных точках зрения, безразличии и надежде, цинизме и любви — отчего весьма существенно менялся и смысл вышеупомянутой фразы.