Старый друг (джен)

Взгляните на него несколько месяцев спустя. Их временно отвели с передовой, и пока магглы из отряда направились в ближайший бар, братья Поттеры аппарировали в Париж — в переполненный магический паб, где под звон кружек гремит смех и пахнет пивом.

Вам это может показаться странным, даже отталкивающим, но для людей, которые каждый день глядят в лицо смерти, в этом нет ничего необычного. Многие боятся умереть девственниками, так и не познав радости жизни — с пустым желудком, без тепла и любви, поэтому бары и бордели Франции за линией фронта приносят неплохой доход.

Братья Поттеры всегда выбираются именно в магический квартал Парижа, когда уверены, что им это сойдет с рук, потому что, несмотря на языковой барьер, тоска по дому становится чуть терпимее, когда можно свободно пользоваться волшебными палочками.

Они сидят плечом к плечу вокруг небольшого столика с вычурной лампой посередине. Играют в «Понтун» картами с гербами квиддичных команд на обороте. Генри не может удержаться от смеха: его любимый брат Эдвин в стельку пьян и едва понимает, какие карты у него в руках, что превращает игру в фарс. Эрнест тут же пытается этим воспользоваться. Карлус старается навести порядок. Уилл подстрекает обоих с одинаковым рвением.

К ним присоединилась группа ведьм — француженок, которые звонко смеются, игриво приобнимают красивых солдат и с удовольствием принимают от них бесплатные напитки. Вряд ли они в большей безопасности на этой войне.

Генри не может отвести глаз от одной из ведьм: у неё тёмные, растрёпанные волосы, падающие на плечи мягкими кудряшками. В отличие от других женщин в зале, она не собрала их наверх, и почему-то это сильно волнует его. Девушка смеётся и взволнованно смеётся, хотя он видит, что она понятия не имеет, о чём они говорят. Они довольствуются жестами и обрывками фраз вперемешку с громким смехом и неуклюжими попытками понять друг друга. Её тёмно-карие глаза, почти чёрные в свете керосиновых ламп, сияют, словно раскалённые угли, и сквозь клубы табачного дыма они будто прожигают Генри насквозь.

Она легонько постукивает ноготком по обратной стороне карты, которую он только что бросил на липкий стол, и, хихикая, что-то быстро говорит по-французски. Генри щурится, глядя на карту, затем поднимает взгляд на девушку и понимает, что она уже почти устроилась у него на коленях.

— Что ты там говоришь о «Пушках»? Неужели их слава добралась даже до Франции?

Она снова смеётся и что-то тараторит в ответ, и хотя ни один из них не понимает другого, Генри чувствует, что она весёлая и умная.

— Ты играешь? — спрашивает он медленно и отчётливо, как будто это что-то изменит. — В квиддич? Ты играешь?

— Генри! — орёт Уилл из-за стола. — Твой ход!

Генри игнорирует его, продолжая указывать на маленькие гербы квиддичных команд на картах.

— Квиддич, — повторяет он.

— Oui, oui, — с сияющей улыбкой кивает она. — Je joue au Quidditch. Je suis attrapeur.

— А?

Она достаёт волшебную палочку и, элегантно взмахнув ею над пивной подставкой, оставляет на картоне выжженный простой рисунок снитча.

— О! Святые мерлиновы усы… парни! — восклицает Генри, оборачиваясь к братьям. — Парни, она ловец!

— Твой ход!

— Ой, да дай сюда, — говорит Карлус, выхватывая карты из рук Генри. — Сейчас посмотрим, что тут у тебя…

— Я был загонщиком, — говорит Генри девушке, совершенно не обращая внимания на братьев. — Загонщиком, понимаешь? — Он делает жест, будто с силой размахивает битой, и она снова заливается смехом, покачиваясь у него на коленях.

В пьяном угаре, не вполне осознавая, что делает, и не сказав братьям ни слова, он поднимается из-за стола, тушит сигарету и берёт её за руку. Он чувствует прилив волнения сродни тому, что бывает перед матчем по квиддичу.

Сначала он ведёт её сам, но вскоре понимает, что не имеет ни малейшего представления, куда идти, и тогда уже она тянет его за собой, выводит на улицу, за бар, на узкую мощеную улочку, где высокими штабелями сложены бочки.

— Генри, — говорит он, показывая на себя. — Меня зовут Генри… Поттер. Генри Поттер.

Она оборачивается, взволнованно и чуть растерянно улыбаясь, пока он не тычет пальцем себе в грудь и не повторяет своё имя.

— А, — отвечает она. — Мирабель.

— Bonjour, Mirabelle, — пытается он сказать, и она заливается смехом.

— Bonsoir, — поправляет она.

Ему всё равно. Он только усмехается в ответ, прижимая её к кирпичной стене, и они яростно целуются. Она зарывается пальцами в его волосы и смеётся между короткими, торопливыми вдохами. Все мысли обо мне и обо всех ужасах последних месяцев растворяются в блаженном забвении. Она подтягивает подол юбки, обвивает ногами его талию, и Генри Поттер теряет последние остатки самоконтроля.

— Где ты был? — спрашивает Эдвин, когда спустя минут двадцать Генри снова садится за стол.

Генри просто ухмыляется и снова хватает свою пинту. Карлус сразу всё понимает, хохочет и бросает взгляд через плечо, чтобы увидеть, как Мирабель, подмигнув, как раз выходит из бара. Эрнест, уловив намёк, тоже начинает смеяться и хлопает Генри по спине.

— Где ты был? Гарри? — спрашивает Уилл, совершенно сбитый с толку. — Что происходит?

Генри закуривает сигарету.

— Не твоё дело, малыш, — говорит он самодовольно. — Тебе ещё рано. — Он опускает взгляд на стол. — Кто забрал мои карты?

Похоже, никого эта история особенно не беспокоит, уж точно не самого Гарри. Всё это кажется лишь мгновением безрассудной, почти вызывающей радости посреди адского кошмара, и следующие недели он вспоминает об этом с нежностью и лёгким смущением. Не в его характере быть столь неучтивым, но, как успокаивают его братья, немного весёлого скандала ещё никому не повредило.

И конечно же через несколько недель эта история вновь напоминает о себе. Идёт ливень — такой плотный, что капли бьют по коже как мелкие камни и звонко стучат по тяжёлым металлическим каскам. Солдаты жмутся друг к другу, стараясь хоть как-то согреться.

Генри пытается прикурить сигарету, прикрывая её ладонью от дождя, чтобы не потухла, и одновременно невербально накладывает щит над их траншеей. На противоположной стороне Эрнест тоже колдует; его взгляд устремлён на офицерский блиндаж. Взмах волшебной палочки велит людям внутри отложить намеченное наступление. Рядом Эдвин удерживает грозовые тучи над головой дольше, чем им позволила бы сама природа. Из-за такой грязи и дождя офицерам будет сложнее отдать приказ об атаке.

Из глубины траншеи раздаётся громкий хохот.

— Поттер! — кричат несколько солдат.

Все братья одновременно поднимают головы. Десятки мужчин ухмыляются, глядя на них. К ним идёт офицер с очень суровым лицом.

— Понятия, блять, не имею, который из вас, — рявкает он, — но она, мать её, не уходит!

— Что? — в один голос выдыхают они в полном недоумении.

Офицер лишь свистит и кивает головой, и братья послушно следуют за ним. Они идут вниз, по запутанному лабиринту траншей, всё дальше и дальше от мёртвой, безжизненной ничейной земли. Мимо конюшен с измождёнными, больными лошадьми, мимо импровизированных госпиталей, где медленно умирают раненые и бегают измученные медсёстры, мимо грохочущих грузовиков, застрявших в густой грязи.

Они молчат, лишь переглядываются в полном недоумении, пока офицер не подводит их к небольшой группе людей. В центре стоит женщина с растрёпанными вьющимися тёмными волосами, и она что-то быстро и уверенно говорит по-французски.

Братья замирают, уставившись на неё. Она смотрит в ответ прямо на Генри.

— Je suis embarrassée, — многозначительно произносит она и слегка касается рукой живота.

Генри не нужен перевод Эдвина, чтобы понять, что она сказала.

Я отвлеклась; вместо главного начала говорить о своём противоположном начале. Пожалуй, я сделала это, чтобы показать, что даже среди этой тьмы, грязи, крови и мучений я забираю не всё.

Об этой части истории можно рассказать гораздо больше: о том, как Генри отправил её в безопасное место в Англии к своей шокированной и глубоко потрясённой матери; как он собирался с помощью магии устроить атаку, чтобы исчезнуть на несколько дней в нейтральной полосе и тайно жениться на ней. Но младший брат пришёл в ярость: взбесившись, он заявил, что из-за его идиотской романтичности погибнут люди и велел перестать быть таким эгоистом ради пустяка вроде рыцарства и просто пережить скандал.

Устыдившись, Генри пишет письмо, полное униженных извинений и угрызений совести, объясняя, что пока не может узаконить ребёнка, но клянётся жениться на девушке при первой же возможности. Ответное письмо приходит от матери, что ещё больше усиливает унижение. В нём звучит строгое напоминание, что оглашение намерения о браке должно быть объявлено за три воскресенья до свадьбы, так когда же, спрашивает она, это наконец произойдёт?

«Лучше бы это случилось поскорее, Генри», — говорится в письме, и он слышит голос матери в каждой чернильной букве, потому что вскоре беременность уже будет не скрыть, и вот тогда ему уже не отвертеться.

— Я мог бы прострелить тебе ногу, — любезно предлагает Эрнест. — Отправят домой, а там уже кто-нибудь подлатает тебя как следует.

Генри настолько отчаялся, что на мгновение даже подумывает об этом.

— Нет, — наконец, говорит он с тяжелым вздохом. — Слишком подозрительно.

— Пусть Карлус наколдует тебе что-нибудь этакое, чтобы стало совсем худо, — предлагает Эдвин. — Тогда тебя отправят домой.

— Не понимаю, почему бы тебе просто не дождаться увольнительной, — говорит Уилл.

— Я не знаю, когда она будет. Не всегда ведь предупреждают заранее. Мы тут уже десять месяцев, и ни одной увольнительной. А если придётся ещё десять сидеть?

— Это же не конец света, тогда просто женись на ней.

— Я ведь всё равно прошу её родить вне брака, в чужой стране, где она даже языка не знает… и жить под одной крышей с нашей матерью, — мрачно добавляет он, выделяя последнее слово.

— Ну, может, стоило подумать об этом до того как... — ханжески начинает Эдвин.

— Да, да, хватит уже, — резко обрывает его Генри. — Ты высказался, я понял.

Решение придумывает сообразительный Карлус: пара удачно наложенных Конфундусов, мастерски подделанное письмо…

И всего через месяц Генри Поттер и Мирабель Флимонт женятся — к величайшему восторгу, недоумению и вполне оправданным сплетням в Годриковой Лощине.

Наверное, вы всё это время думаете о бедной Мирабель. Надо признать, сперва она была в отчаянии, растеряна и подавлена, как и следовало ожидать, но вскоре и удивительно быстро она полюбила Генри Поттера. Быть может, так совпали звёзды или просто повезло, что две такие души случайно встретились в переполненном парижском баре. Она прекрасно понимала, что мать и отчим её не примут, и потому с готовностью оставила и их, и прошлое ради человека, который, несмотря на все свои слабости, сделал всё, чтобы исправить ситуацию, защитить её и сделать счастливой. Поначалу новая свекровь казалась ей холодной и надменной, но по мере того как Мирабель учила английский и начинала понимать всё больше ласковых, заботливых слов, что звучали вокруг, она искренне полюбила и её тоже.

И потому несколько месяцев спустя открыв очередное письмо, Генри вскочил на ноги, лицо его озарилось неподдельной радостью, и, размахивая конвертом, он восторженно воскликнул:

— Парни, я стал отцом!

Его братья и боевые товарищи отреагировали с таким же энтузиазмом; хороших новостей здесь почти не бывает. Все приподнимают брови и не могут удержаться от шутки насчёт имени мальчика, которого назвали Флимонт, но Генри слишком счастлив, чтобы обращать на это внимание. Теперь у него появилась новая мечта, которая поможет скрасить мрачные дни в траншеях, а именно ждать момента, когда он сможет взять сына на руки.

Я могла бы долго говорить об этой радостной новости. Я могла бы рассказать, как Генри в тускнеющем свете лампы разглядывает перед сном фотографию младенца и бережно хранит каждое письмо от жены, в которую постепенно влюбляется. Я могла бы рассказать, как он мечтает вернуться домой, отказаться от места в Визенгамоте и заняться небольшим земельным участком в Годриковой Лощине.

Вместо этого я прошу вас взглянуть на Генри в худший день его жизни.