Глухие Буераки: Корни и Побеги (гет)

Костёр догорал. Угли, подёрнутые сизым пеплом, тускло тлели, отбрасывая на лица двух собеседников последние, слабые отблески. Ночь достигла своей самой глубокой, самой тихой точки. Лес вокруг замер, погружённый в морозный, безмолвный сон. Даже ветер, казалось, затаил дыхание, прислушиваясь к разговору, который должен был состояться лишь однажды, чтобы расставить все точки над «i» в одной из самых кровавых историй магического мира.

Гоша чувствовал себя странно опустошённым и одновременно — невероятно лёгким. Признание Володи в том, что осколок его души больше не живёт внутри молодого человека, сняло с него невидимые путы, которые сковывали его всю сознательную жизнь. Но этого было мало. Чтобы начать новую жизнь, чтобы стать отцом, он должен был понять не только что произошло, но и почему. Он должен был заглянуть в бездну, из которой родилось всё то зло, что искалечило его судьбу.

— Ты сказал, что ответишь на всё, — Гоша нарушил затянувшееся молчание, и его голос в звенящей тишине прозвучал непривычно твёрдо. — Я хочу знать, с чего всё началось. Не с моих родителей. Не с пророчества. А с тебя. Зачем ты создал первый крестраж? Чего ты так боялся?

Володя не пошевелился. Он продолжал смотреть на угасающие угли, и в его глазах отражались их тусклые, красные отсветы. Вопрос не застал его врасплох. Он, казалось, ждал его.

— Страх — это эмоция, Поттер, — произнёс он своим ровным, лекторским тоном. — А я всегда предпочитал оперировать логикой. Я не боялся смерти. Я считал её… неэффективной. Прекращение существования столь уникального и развитого сознания, как моё, представлялось мне колоссальной, недопустимой потерей для вселенной. Это было нелогично. Это была ошибка в системе мироздания, которую я намеревался исправить.

Он говорил об этом так, словно речь шла о починке сложного механизма.

— Первый крестраж… — Тёмный Лорд едва заметно усмехнулся, но в этой усмешке не было веселья, лишь тень давнего, интеллектуального азарта. — Это был чистый научный эксперимент. Вершина тёмных искусств. Возможность обмануть саму энтропию. Я нашёл упоминания в древних свитках, намёки, обрывки формул. Никто до меня не решался зайти так далеко. Это был вызов. Смогу ли я? Оказалось, что смог.

— И ты убил, чтобы сделать это, — тихо, но с нажимом сказал Гоша.

— Убийство было необходимым, но второстепенным условием, — без тени раскаяния ответил Володя. — Технический аспект ритуала. Раскол души требует мощнейшего магического выброса, акта, идущего вразрез с самой природой жизни. Убийство — самый простой способ добиться такого эффекта. Я выбрал в качестве… катализатора, — он на мгновение запнулся, подбирая слово, — ту плаксивую девочку из туалета. Миртл. Она была слабой, незначительной. Идеальный расходный материал.

Гоша почувствовал, как внутри него поднимается волна холодной ярости. Он говорит о человеческой жизни, как о лабораторной мыши.

— А дальше? — заставил себя спросить молодой человек. — Один крестраж давал тебе бессмертие. Зачем понадобились остальные?

— Диверсификация рисков, — просто ответил Володя. — Полагаться на один-единственный артефакт было бы стратегически неверно. Что, если бы его нашли? Уничтожили? Нет, система должна была быть многоуровневой, дублирующей саму себя. Семь — магически совершенное число. Семь якорей, разбросанных по миру, делали меня практически неуязвимым. Это была безупречная система защиты.

— Безупречная система, которая раз за разом давала сбой, — не удержался от укола Гоша.

— Система была безупречна, — холодно поправил его бывший враг. — Сбой давали внешние, иррациональные факторы. Такие, как ты. Твоё существование с самого начала было аномалией, переменной, не учтённой в моих расчётах. Материнская жертва, древняя магия крови… вся эта сентиментальная, не поддающаяся логическому анализу чепуха. Я пытался устранить эту аномалию, но каждое моё действие лишь усиливало её. Это было… досадно.

Он впервые за весь разговор повернулся и посмотрел на Гошу в упор. И в его взгляде не было ненависти. Было лишь холодное раздражение учёного, чей гениальный эксперимент был испорчен случайным, непредвиденным загрязнением.

— Ты был не врагом, Поттер. Ты был ошибкой в коде. Багом в моей идеальной программе. И я потратил годы, пытаясь этот баг устранить.

И тут Гоша, сам от себя не ожидая, задал вопрос, который родился из их нового, деревенского бытия.

— А ты никогда не думал… что если бы ты потратил весь свой гений, всю свою силу не на создание крестражей, а на… выращивание картошки?

Володя замер. Вопрос был настолько абсурдным, настолько выбивающимся из контекста их разговора о жизни и смерти, что на мгновение сбил его с толку.

— Что, прости? — переспросил он, решив, что ослышался.

— Я серьёзно, — продолжил Гоша, почувствовав, что нащупал что-то важное. — Ты гений, Том. Этого у тебя не отнять. Ты мог бы стать величайшим Министром магии в истории. Величайшим зельеваром. Ты мог бы совершать открытия, двигать магическую науку вперёд. Ты мог бы создать что-то… настоящее. Вместо этого ты потратил жизнь на то, чтобы не умереть. Но ведь это не жизнь. Это просто… существование. Консервация. Ты законсервировал себя, но потерял всё остальное. Здесь, в деревне, ты создал лучший самогон в округе. Ты разработал систему борьбы с фитофторой. Это реальные, осязаемые достижения. Они принесли пользу. Тебе не кажется, что в этом больше смысла, чем в погоне за призраком бессмертия?

Тёмный Лорд долго молчал. Он снова отвернулся к костру. Вопрос Гоши, заданный с деревенской прямотой, попал в самую больную точку. В ту самую пустоту, которую он начал ощущать в последнее время, сравнивая удовлетворение от идеально окученной грядки с пустым триумфом от очередного поверженного врага.

— Смысл — это субъективная категория, — наконец глухо произнёс он. — В тот момент моей целью была вечность. Я считал её высшей формой эффективности. Возможно… — он запнулся, и это «возможно» прозвучало как раскат грома, — в моих расчётах была допущена фундаментальная ошибка. Я недооценил переменную под названием «качество существования». Но переигрывать партию уже поздно.

Этот разговор, тяжёлый и выматывающий, стал для них обоих своего рода очищением. Гоша, наконец, получил ответы, которые искал. Он увидел не абстрактное зло, а трагедию гениального ума, выбравшего не тот путь. Он не простил. Прощать было нечего и не за что. Но он… понял.

А Володя, возможно, впервые в жизни, был вынужден не просто констатировать свои ошибки, а задуматься над их первопричиной. И этот короткий, почти случайный разговор у костра в заснеженном русском лесу повлиял на него сильнее, чем все битвы и поражения.

Когда первые, робкие лучи рассвета начали окрашивать восток, они всё ещё сидели у догоревшего костра. Молча. Между ними больше не было тайн. Прошлое было препарировано, проанализировано и убрано в архив.

— Пора, — сказал Володя, поднимаясь. — Нас ждут.

— Да, — ответил Гоша, тоже вставая.

Они разбудили Снейпа и Степана, и через полчаса их маленький отряд снова двинулся в путь, спускаясь с горы.

Когда они вернулись к избе Ядвиги, та уже ждала их на пороге. Она не спросила, как всё прошло. Она просто посмотрела на Володю, затем на Гошу, и едва заметно кивнула, словно увидела то, что и ожидала увидеть.

— Камень, — коротко сказала она, протягивая руку.

Володя молча отдал ей мешок. Ведьма взяла молочно-белый камень, и тот, казалось, на мгновение вспыхнул в её руках тёплым, мягким светом.

— Хорошо, — произнесла она. — Я сдержу своё слово. Зелье будет готово к закату. И рецепт твой тоже, Лорд.

Затем она посмотрела на них всех.

— А теперь ступайте. Отдыхайте. Вам ещё предстоит обратная дорога. И она будет не легче.

Она скрылась в своей избе, оставив их одних. Но атмосфера была уже другой. Тяжёлое бремя прошлого, которое они несли с собой, осталось где-то там, на вершине горы, у ночного костра. Теперь их гнала вперёд только одна цель — спасение новой жизни. И эта цель была общей для всех.

Пока Ядвига колдовала над своим зельем, четверо путников расположились на поляне перед её домом. Степан, пользуясь случаем, учил Гошу, как правильно ставить силки на зайца, используя лишь ивовый прут и конский волос. Снейп, с видом величайшего одолжения, согласился осмотреть ульи Ядвиги и теперь вёл с ней через приоткрытую дверь оживлённый спор о преимуществах рамочной системы над колодной и о влиянии маточного молочка на стабилизацию магических эликсиров.

А Володя… Володя сидел чуть поодаль, на старом кедровом пне, и что-то чертил на куске берёсты остро заточенной палочкой. Гоша подошёл поближе, чтобы посмотреть.

Он ожидал увидеть что угодно — магические формулы, стратегические планы, руны. Но то, что он увидел, заставило его замереть в изумлении.

На куске берёсты, каллиграфическим, бисерным почерком, был выведен заголовок: «Проект “Наследник”». А под ним шли пункты:

«1. Анализ целесообразности продолжения рода. (Вывод: целесообразность подтверждена на примере референтной группы “Поттер-Грейнджер”).

2. Выбор оптимальной кандидатуры для материнского объекта. (Кандидат №1: Беллатриса Лестрейндж. Преимущества: чистокровность, высокий магический потенциал, абсолютная лояльность. Недостатки: психологическая нестабильность, требует коррекции).

3. Разработка поэтапного плана реализации проекта…»

Гоша смотрел на эти строки и не знал, смеяться ему или ужасаться. Лорд Волдеморт, только что окончательно разобравшись со своим прошлым, уже с головой ушёл в планирование будущего. Своего будущего. И это будущее, судя по всему, обещало быть не менее интересным и абсурдным, чем настоящее. Жизнь, которую он так долго пытался обмануть, наконец, брала своё, заставляя его подчиняться её главному, вечному закону — закону продолжения.