Ты подарила мне радость, я причинил тебе боль (гет)

в которой я веду себя, как рыцарь, и ношу Гермиону на руках.

Мадам Помфри сдержала обещание и выписала нас с Гарри на следующее утро. К несчастью, это был понедельник, поэтому нам придётся пойти на занятия. Мы вернулись в гостиную, где уже стал собираться первый народ. Я осмотрел комнату и увидел Гермиону, спускающуюся по лестнице из спальни. Я махнул рукой, чтобы она меня заметила. Гермиона улыбнулась и подбежала к нам.

— Рон! Гарри! Вас выписали!

— Да! — воскликнул я и хотел обнять её, но Гермиона посмотрела на меня предостерегающим взглядом. Да, ты права, все и так смотрят на нас.

Мы вышли в коридор восьмого этажа и направились к мраморной лестнице.

— Гарри, ты же не знаешь. После матча Джинни поссорилась с Дином.

— Из-за чего они повздорили? — спросил Гарри, как бы небрежно. Кого ты хочешь обмануть?

Тут мы услышали громкий звон. В пустом коридоре около какой-то картины стояла мелкая девчонка, у её ног гремели остатки бронзовых весов.

— Ничего-ничего! — Гермиона приблизилась к девчонке и присела на корточки. — Держи... — она стукнула по обломкам волшебной палочкой. — Репаро.

Весы починились, Гермиона протянула их хозяйке, а та даже спасибо не сказала. Так и осталась стоять на месте, смотря нам вслед.

— Что ни год, они становятся всё меньше, — сказал я.

— Да шут с ней, — отмахнулся Гарри. — Так из-за чего поссорились Джинни с Дином, а, Гермиона?

Вот этим ты себя и сдал, Гарри. Впрочем, мне некогда задумываться над тем, что творится в голове друга. Мои мысли целиком сосредоточились на Гермионе. Мерлин, как же она ласкова и нежна! Она сейчас вела себя, как заботливая мама, которая всегда придёт на помощь маленькому ребенку. Я вспомнил, как моя мама ухаживала за мной, когда я болел. Боже, как же повезёт детям Гермионы!

Вдруг сзади послышался громкий возглас:

— Гарри!

Мы повернулись и увидели Полумну Лавгуд.

— А, привет, Полумна, — хором поздоровались мы.

— Я заходила в больничное крыло, хотела тебя повидать, — Полумна принялась рыться в своей сумке. — Но там сказали, что ты уже выписан, а меня... — она протянула мне какую-то зеленую луковицу, поганку и множество маленьких черных шариков. Потом достала свиток пергамента и отдала его Гарри, — просили передать тебе это.

— Сегодня вечером, — произнес друг, коротко взглянув в пергамент. Очередной урок у Дамблдора, догадались мы с Гермионой.

— Ты здорово комментировала последний матч! — я похвалил Полумну, и она скованно улыбнулась.

— Шутишь, да? Все говорят, что я была ужасна.

— Да нет, серьёзно! Я не припомню, чтобы комментарий доставил большее удовольствие! Кстати, а что это такое? — я поднял повыше луковицу.

— Это лирный корень. Хочешь, возьми себе. У меня их несколько. Отлично отпугивают Пухлых Заглотов.

И она ушла. Я снова посмотрел на луковицу в моих руках и негромко рассмеялся. А всё-таки Полумна — славная девушка. Она ласковая, искренняя, никогда не боится говорить то, что у неё на душе, в конце концов, она неплохо выглядит. Но моё сердце принадлежит Гермионе.

— Знаете, а Полумна нравится мне всё больше, — сказал я, когда мы продолжили путь на завтрак. — Я понимаю, у неё не все дома, но что толку...

Я посмотрел вниз и тут же умолк. Пролетом ниже стояла Лаванда Браун — этого обстоятельства я не предусмотрел.

— Привет, — сказал я. Что здесь сейчас будет! Гермиона, не бросай меня!

— Пойдем, — прошептал Гарри, они с Гермионой ускорили шаг и проскользнули мимо Лаванды.

— Почему ты не сказал мне, что тебя сегодня выписывают? И почему рядом с тобой оказалась она?

— Во-первых, я узнал только вчера вечером, что меня выпишут сегодня утром. Во-вторых, у неё есть имя — Гермиона. А в-третьих, что это за тон?

— Тебе тон не нравится? Может, мне прыгать от счастья оттого, что мой парень ходит под ручку с другой. Значит, только вчера вечером. А откуда она знает?

— Гермиона тоже не знала. Просто мы с Гарри вернулись сначала в гостиную, там я и встретился с Гермионой.

— Ничего не бывает лучше незапланированного свидания!

— Ты что несешь? Совсем спятила?

— Нет, конечно, с чего? Просто мой парень бегает от меня и не хочет, чтобы я навещала его в больнице.

— Много ты навещала.

— Я не знала, что ты пришёл в себя.

— Глупая отговорка. Гермиона была около меня, когда я валялся в бреду, а вот тебя там никто не наблюдал.

— Что? Откуда ты это знаешь?

— Я не дурак, каким ты меня считаешь.

— Я не считаю тебя дураком, Рон, — тон её изменился на извиняющийся. — Что касается больницы, то меня не пускали к тебе.

— Гермиону пускали, а тебя нет? — проговорился я.

— Как? — Лаванда остановилась. — Мадам Помфри сказала, что к тебе запрещено приходить. Это значит, что ты очнулся много раньше, чем я тебя увидела?

— Да, — с вызовом ответил я.

— Как ты мог? — Лаванда заревела. — Как ты мог?

— Не реви. Всё закончилось, поэтому давай просто забудем об этом.

— Тебе легко говорить. Я не спала ночами, думая, как ты там борешься со смертью, а ты в это время читал какие-то дурацкие книжки и встречался с Грейнджер.

— Хватит, Лаванда! Мне надоело, что ты всё решаешь за меня. Я уже совершеннолетний и прекрасно знаю, что мне делать и с кем встречаться.

— Ах, Рон, — Лаванда в очередной раз повисла на мне.

— Прекрати обнимать меня на людях. Меня это раздражает, — я отстранился от неё и зашагал в Большой Зал.

Лаванда направилась следом, и мы с ней сели недалеко от Гарри и Гермионы. Я решил сегодня плотно позавтракать — надо же восполнять потерянный вес, к тому же меня ждёт встреча со Снеггом, который грозился наказать меня за моё отсутствие. Но профессор, по неведомым мне причинам, никак не отреагировал на моё возвращение. И пусть. Так даже лучше. Самое главное, что я снова нахожусь рядом с Гермионой. Мы с Лавандой не разговаривали весь день, а вечером она ушла спать, не пожелав мне спокойной ночи. Махнув на это рукой, я подошёл к Гермионе, которая что-то писала на пергаменте.

— Что делаешь? — спросил я и упал в соседнее кресло.

— Переделываю домашнюю работу Гарри. Он ушёл на урок Дамблдора, и я решила ему помочь, — ответила Гермиона, посмотрев в мои глаза.

— А можешь переделать мою работу?

Гермиона отрицательно покачала головой.

— Почему?

— Потому что никто не должен знать, что мы с тобой помирились. Пока ты остаешься парнем Лаванды, тебе нельзя просить меня ни о чем.

— Гермиона, ты не представляешь, как мне надоели эти ярлыки! Сегодня, когда она увидела нас, я думал, что смогу бросить её, но не получилось. Я разучился разговаривать. Чёрт, Лаванда вообще скоро превратит меня в одноклеточную амёбу.

Гермиона улыбнулась, но тут же вернула серьёзное и сосредоточенное лицо.

— Ладно, Рон, потом спишешь у Гарри, — сказала она, исправляя какое-то слово. — Он, что, совсем не слушал профессора Стебль?

Улыбнувшись про себя, я сказал:

— Признайся, что тебе не хватает проверки моих работ.

— О да, — улыбка Гермионы продлилась на этот раз немного дольше.

— А я соскучился по тебе. Как здорово, что мы с тобой помирились и что я теперь могу наслаждаться твоим присутствием и голосом.

— Не можешь, — возразила Гермиона, — не забывай о Лаванде.

— Гермиона, я скоро с ума сойду. Всё, завтра же брошу её, обещаю, — я поднялся на ноги. — Спокойной ночи, Гермиона.

— Приятных снов, Рон, — ответила она.

Действительно, сегодня меня ждут приятные сны, я это точно знаю.

* * *

Несмотря на данное Гермионе обещание, я не смог расстаться с Лавандой Браун на следующий день. Всякий раз, как я намекал ей об этом, она вешалась на шею и принималась целовать меня с ужасным чмокающим звуком, вызывая дружный смех учеников, наблюдавших за этим представлением. Как ей объяснить, что я больше не хочу встречаться с ней? Не могу же я сказать: «Я бросаю тебя. Убирайся!», это будет слишком жестоко. Но пока Лаванда цепляется за меня, я не могу даже мечтать провести хотя бы несколько часов рядом с Гермионой. Так сказать, в романтической обстановке. Или могу?

— Вот такая ситуация, — сказал я Гарри, когда мы возвращались с тренировки по квиддичу в пятницу вечером. Тренировка прошла неплохо, только Дин и Джинни ушли из раздевалки порознь.

— Да... — согласился друг. — Так ты хочешь просто провести с Гермионой время?

— Очень хочу, но она говорит, что пока Лаванда — моя девушка, нам запрещено.

— И что ты собираешься делать?

— Не знаю, — я пожал плечами. — Ладно, что-нибудь придумаю.

— Есть у меня идейка, — произнес Гарри и остановился. — Скоро мы снова будем делать уроки в школьном дворе, идеальное место...

— Здорово, Гарри! — воскликнул я, не дав другу договорить.

Гарри улыбнулся, и мы продолжили путь в замок.

Однако идею Гарри нескоро удалось претворить в жизнь. Погода не хотела улучшаться, солнце пряталось за тучами, иногда дул пронизывающий ветер. Зато природа идеально отражала моё внутреннее состояние. В моей душе по-прежнему бушевали противоречивые чувства. С одной стороны, я вынужден общаться с Лавандой, которая отказывалась понимать намеки, с другой всё сильнее разгоралось желание сказать Гермионе: «Я люблю тебя». Но сама Гермиона продолжала повторять, что я парень Лаванды и, пока не расстанусь с блондинкой, не могу встречаться с ней.

В моей голове всё перепуталось. Учеба, правда, немного улучшилась, но только потому, что теперь я мог списывать у Гарри, которому помогала Гермиона. Каждый новый день не приносил ничего примечательного. Никогда бы не подумал, что расстаться с девушкой — это такое сложное дело, что его выполнение затянется на недели. Видимо, должно произойти какое-то экстраординарное событие, чтобы Лаванда наконец поняла, что нам будет лучше жить по отдельности. Когда я начал встречаться с ней, я не подумал, что события развернутся таким образом.

— Сам заварил эту кашу, сам и расхлебывай, — повторял я себе несколько раз в день.

Лаванда путала все карты, стараясь проявить интерес к моей жизни, спрашивая, как себя чувствует моя сестра. Она откуда-то узнала, что Билл женится на Флер и каждый раз просила разрешения приехать ко мне домой. При этом, непонятно как, она за милю чувствовала фразу: «Лаванда, нам пора расстаться» и, не давая мне её произнести, целовала мои губы. Я же откладывал этот разговор на потом.

Но Лаванда не могла свести меня с ума так, как Гермиона. Она продолжала настаивать на том, что я сначала должен бросить Лаванду, а потом мы с ней будем встречаться, при этом не отказывалась от свиданий по вечерам в общей гостиной Гриффиндора. Гермиона издевалась надо мной, но на этот раз мне это нравилось. Она мучила меня, всякий раз уходя, когда я хотел перейти черту и почувствовать новые ощущения. Эта игра доводила меня до безумия, и Гермиону это устраивало. Но что самое удивительное, это устраивало и меня. Пусть пока делает всё, что вздумается. Настанет день, и я отомщу Гермионе по полной программе.

* * *

Наступил апрель, и с ним пришли более-менее теплые дни. Солнце иногда выходило из-за облаков, согревая землю. Но в моей жизни снова началась рутина. Не успеешь от неё отдохнуть, как она возвращается. Причем, на этот раз она украшена блондинкой с голубыми глазами, которая продолжает целенаправленно куражиться надо мной. Теперь, когда я узнал причину, почему Лаванда Браун выбрала именно меня, мне стало ещё хуже. Какие же девчонки бывают иногда странными! Раньше она слюнявила меня, теперь пытается разговорить. Неправильно это всё. Вот у нас с Гермионой было всё наоборот: сначала мы дружили, поверяя друг другу свои секреты, а сейчас настало время для нечто большего, что мы будем скрывать ото всех. Настоящая влюбленность — это всегда большая тайна. И хотя я рассказал немного о нас Гарри, я по-прежнему считаю наши отношения — секретом. Его идея провести день с Гермионой в школьном дворе продолжала ждать подходящего случая.

И вот настал мой счастливый случай! Утром шестого апреля меня разбудил яркий свет, падающий на лицо. Я протёр глаза и увидел, что Гарри наслаждается видом из окна. Солнце весело пускало свои лучи в нашу спальню, призывая поскорее выйти на улицу и присоединиться к игре.

— Какая чудесная погода! — воскликнул Симус, вскакивая с кровати.

— Точно! — поддакнул Дин.

— Великолепно! — обрадовался Невилл.

Наконец наступила весна, которая так действует на всех. Пришла пора любви и романтики. Каждый в этой комнате понимает это. Мы с Гарри намеренно медлили с выходом из спальни, и, когда за Невиллом захлопнулась дверь, друг спросил:

— Готов, Рон? — Гарри улыбнулся, видимо, от мысли, что принимает участие в организации моей личной жизни. Все вокруг, кроме, конечно, Лаванды Браун, хотят, чтобы у нас с Гермионой было будущее, а уж как я этого хочу.

— Да, — громко ответил я. Как будто стою перед алтарём и клянусь в вечной любви. Вот только кому? Точно не Лаванде Браун. Может, Гермионе? Возможно. Во всяком случае, мне рано думать о свадьбе. Всему своё время.

Мы спустились в гостиную и обнаружили там Лаванду Браун.

— Опять она, — прошептал я, но Гарри снова бросил меня на произвол судьбы. Он ускорил шаг и уже подходил к толпе, собравшейся у прохода. Осмотрев гостиную в поисках Гермионы, я удостоверился, что её нет, а Лаванда уже приближалась ко мне.

— С добрым утром, Рон, — поздоровалась она. Мне было странно слышать вежливость в её голосе, но я старался не показывать виду.

— Привет, — коротко ответил я. — Ты меня ждешь? — Боже, я научился задавать глупые вопросы. Что дальше?

— Да, пойдем завтракать, — Лаванда протянула руку, но я не взял её. Девушка не стала надувать губки, чем ещё больше меня удивила.

Мы с ней спустились в Большой Зал и приступили к завтраку. Сегодня что-то изменилось в поведении Лаванды, вот только что?

— Рон, я тут подумала, — неуверенно начала Лаванда. — Может, ты согласишься прогуляться со мной по территории, ведь сегодня такая замечательная погода?

Этого я никак не ожидал. Мерлин, что мне делать? Дело принимает опасный оборот, и на этот раз никто не может мне помочь.

— Прости, Лаванда, но меня ждёт гора домашних заданий, поэтому сегодня я целый день буду заниматься.

— Тогда, может, мы вместе их выполним? — Бог мой, откуда Лаванда научилась так ловко искать лазейки в моих отговорках.

— Не знаю, — надо спасать положение. Неизвестно, когда ещё настанет такой погожий денёк, который мне удастся провести с Гермионой. Я осмотрел Большой Зал и увидел её, сидящую рядом с Гарри. Всё для тебя, Гермиона. — Ладно, после завтрака иди в библиотеку и жди меня там. Я принесу нужные книги и пергаменты.

— А почему не в гостиной? — спросила Лаванда.

— Там шумно. Сегодня же выходной.

— Хорошо, я побежала, — она выскочила из-за стола и умчалась прочь. Не веря в своё избавление, я встал и подошёл к Гарри и Гермионе.

— Отличная идея, Гарри, — сказала Гермиона. Видимо, друг взял на себя ответственность в подготовительной фазе. — О, Рон, — Гермиона приподнялась на скамье, завидев меня. — Гарри предложил сделать домашнее задание во дворе, как раньше. Ты согласен?

— Конечно, — ответил я. Не стоит сейчас ей напоминать о установленных ею же правилах.

— Тогда идём, — Гарри поднялся на ноги.

Мы втроем вышли из Большого Зала. Всю дорогу до гостиной я надеялся, что нам не встретится Лаванда Браун, и мои надежды оправдались. Теперь оставалось так же незаметно выйти на улицу. На одно мгновение в моей голове даже зародилась безумная мысль — а не спрятаться ли нам под мантию-невидимку. Но удача в этот солнечный день была на моей стороне. Мы вышли из школы безо всяких проблем и направились к нашему любимому месту во дворе — под высокую березу, раскинувшую свои ветки и уже успевшую целиком покрыться листьями. После того, как мы расположились на земле, я спросил:

— С чего начнём?

Гарри пожал плечами, а я повернулся к Гермионе:

— Тебе решать, Гермиона, — я подарил ей улыбку.

— Тогда вы пока начинайте делать сами, а я закончу перевод рун и присоединюсь к вам.

— Согласен, — я раскрыл первый попавшийся под руку учебник. Это оказался «Расширенный курс зельеварения».

— Твой любимый предмет, Гарри, — сказал я, открывая книгу.

— Да уж.

Мы начали писать о пяти наиболее сложных смесях: сыворотке правды, Оборотном зелье, зелье удачи, яде Коновалова (примечание: яд Коновалова — сильнодействующее составное зелье, поражающее центральную нервную систему, вызывая галлюцинации, после которых наступает смерть) и Амортенции. Когда я дошёл до приворотного зелья, я вспомнил наш первый урок со Слизнортом. Гермиона тогда описывала его действие и не сказала, какой ещё запах она чувствует, вдыхая Амортенцию. Надо будет спросить у неё. Только не сейчас.

Время медленно приближалось к обеду, Гарри закончил писать сочинение по Защите от Темных Искусств и поднялся на ноги.

— Ну что, может, вернёмся на обед, а потом опять выйдем? — спросил Гарри.

— Я не хочу есть, — ответил я.

— Я тоже, — Гермиона убрала с лица волосы и снова склонилась над книгой.

— Ну, как хотите, а я пойду в Большой Зал, — Гарри поднялся на ноги. — Я оставлю? — спросил он, указывая на свои учебники и пергаменты.

— Оставляй, — хором ответили мы с Гермионой.

Друг кивнул в знак благодарности и зашагал к замку. Гарри, что, специально оставил нас с Гермионой наедине друг с другом под березой, которая начала раскачиваться от поднявшегося ветра? Судя по взгляду Гермионы, которым она проводила его, она думает о том же. Настоящее свидание...

Любимая снова склонилась над пергаментом, и её перо заскользило по бумаге. Я смотрел на её волосы и не мог оторвать глаз. Пышные, густые, каштановые, а самое главное непослушные. Моя рука медленно поползла к ним, желая прикоснуться к каждому волосу, гладить их или, наоборот, привести их в беспорядок, пока я буду целовать губы Гермионы... или не только губы. Мерлин, я хочу повалить Гермиону на землю, что прямо здесь заняться любовью.

От мыслей меня отвлекла группа слизеринок во главе с Пэнси Паркинсон. Они шли по дорожке от замка и о чём-то шептались, бросая в нашу сторону издевательские ухмылки. Пусть смеются, мне на них плевать с Гриффиндорской башни. Ничего другого они больше не достойны. И вдруг, когда я понадеялся, что они просто уйдут по своим мелочным делам, Пэнси и остальные остановились и обернулись.

— Странно видеть тебя здесь, Грейнджер, — сказала Паркинсон, смотря на Гермиону. — Ведь ты обещала никогда не разговаривать с Уизли. Или для тебя своё собственное слово — пустой звук. Ах да, ведь ты же грязнокровка.

— Что ты сказала, Паркинсон? — я вскочил на ноги и выхватил палочку. Пергамент с домашней работой упал в траву.

— А ты, Уизли, рискнул оставить Лаванду Браун, чтобы посидеть под деревом с этой уродкой...

— Закрой пасть, тварь! — я сжал палочку в кулаке.

— Браун хотя бы красивая, не понимаю, как ты мог променять её на это чучело.

— Экспеллиармус!!! — выкрикнул я. Заклятие получилось таким сильным, что Паркинсон повалилась на землю и прочертила спиной дорожку. Её подружки тут же кинулись к ней, кроме какой-то толстухи. Она пошла на меня, как тролль, но злость, кипевшая в душе, не позволила отступить. Я взмахнул палочкой, и толстуха рухнула на землю прямо там, где стояла. Я уже опускал палочку вниз, когда услышал грубый голос:

— Чтоб тебя! — неизвестно откуда взявшийся рослый слизеринец кинулся на защиту толстушки. Я уклонился от заклятия и крутанул палочкой, но слизеринец отклонил моё невербальное заклинание Таранталлегра.

— Ты защищаешь эту толстуху? — спросил я, посылая на этот раз невербальную Риктумсемпру.

— А ты грязнокровку! — выкрикнул слизеринец, уклоняясь.

— Заткнись, сволочь! Петрификус Тоталус! — выкрикнул я, и на этот раз заклятие достигло цели.

Слизеринец рухнул на землю, как доска, совсем, как его дорогая жирная слизеринка несколько минут назад.

— Майкл! — раздался крик из толпы слизеринок. — Очнись!

— Он живой, дура! — крикнул я. — Заклятия нужно учить.

Я отвернулся от них, убедившись, что никто больше не представляет опасности, и посмотрел на Гермиону. Та, чью честь я сейчас защищал в дуэли со слизеринцами, сидела на земле, спрятав лицо в ладонях, и тихо всхлипывала. Ох, чёрт, она снова плачет. Я подбежал к Гермионе и опустился рядом с ней на колени. Потом крепко обнял и принялся гладить её спину.

— Не плачь, Гермиона, — шепотом сказал я. — Я больше не могу смотреть на твои слёзы.

— Рон... — произнесла она и попыталась успокоиться. — Ты что наделал? Тебя же исключат.

— Нет, я же совершеннолетний, — ответил я.

— Тогда накажут, — Гермиона подавила рыдание.

— Наплевать. Пусть все знают, что я могу постоять за честь своей дамы.

— Но я не твоя дама, — сказала Гермиона, освобождаясь из моих объятий. — Твоя дама — Лаванда.

— Нет, — сказал я. — Лаванда носит ярлык «девушка Рона Уизли», но сам Рон Уизли считает дамой сердца Гермиону Грейнджер и готов защищать её.

Гермиона отняла ладони от лица и внимательно посмотрела на меня. Да, ты моя дама сердца и только ты.

— Спасибо, — сказала Гермиона, вытирая со щек слёзы.

Я осмотрелся вокруг. Слизеринцев как ветром сдуло. Наверное, пошли ябедничать Снеггу. Странно, но я не чувствую страха оттого, что Снегг сурово накажет меня, когда узнает о том, что здесь произошло.

Мы решили продолжить работу, но никто из нас не мог сосредоточиться. Я через каждые десять-двадцать секунд поднимал глаза на Гермиону и иногда встречался с ней. В её взгляде безошибочно читались благодарность за мой поступок и, конечно, любовь. Я посылал Гермионе улыбку и получал её в ответ. Потом снова ненадолго утыкался в книгу, а затем опять поднимал глаза. Какая уж тут работа.

И вот, когда я в очередной раз посмотрел на Гермиону, я увидел в её глазах страх. Поняв, что могло вызвать такую реакцию, я медленно повернулся и увидел две фигуры, стремительно приближающиеся к нам от школы. Одна черная, как ночь, смотрела вперед полными ненависти глазами, другая жестикулировала руками, пытаясь что-то объяснить первой. Северус Снегг и Минерва МакГонагалл. Грозный вид профессоров ужасал, по нему сразу видно, что они идут не награждать кого-то, а наказывать. Меня, Рона Уизли. За то, что я заступился за девушку, к которой я испытываю не просто дружеские чувства.

— Уизли! — гаркнул Снегг.

— Северус, успокойтесь, он студент моего факультета.

— Но он напал на моих учеников! — продолжал свирепствовать Снегг. — Вставай, когда к тебе обращается учитель, — я поднялся на ноги. — Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Северус... — начала МакГонагалл, но Снегг тут же прервал её.

— Минерва, ещё раз повторяю.

— Я слышала вас, — МакГонагалл начала терять терпение. Глядишь, мы станем свидетелями ссоры двух профессоров, и они забудут, зачем сюда пришли.

— Тогда не мешайте мне. Итак, Уизли, что заставило тебя напасть на беззащитных (не забыли)?

— Ничего себе, беззащитные. У них были волшебные палочки.

— Но они их не использовали! — крикнул Снегг.

— Использовали. Особенно этот рослый парень, Майкл МакКонахи — произнесла Гермиона.

— Помолчите, мисс Грейнджер, — не унимался Снегг.

— Вы переходите всякие границы, Северус, — МакГонагалл загородила нас собой от Снегга и посмотрела прямо в его черные глаза. — Сначала вы хотите исключить Уизли из школы, хотя такое решение могу принять только я, а теперь не даете ему и свидетелям происшедшего права объяснить ситуацию. Продолжайте, мисс Грейнджер, — профессор МакГонагалл снова повернулась к нам лицом.

Никогда ещё я не видел такую Минерву МакГонагалл. Сильная, грозная, строгая, но при этом справедливая, понимающая и добрая.

Гермиона открыла рот, но тут мы услышали приближение ещё одного человека. Со стороны поля для квиддича, там, где расположен выход с территории, шёл директор Хогвартса Альбус Дамблдор. Он увидал нас и бодрой походкой направляется сюда. Мерлин, сколько ж энергии в этом человеке! Несмотря на свой преклонный возраст и травмы, полученные им, самой зловещей из которых является его обгоревшая рука, он по-прежнему быстро соображает и принимает верные решения. Вот наше спасение. Дамблдор сейчас во всём разберется, и меня не исключат.

— Добрый день, друзья, — он слегка поклонился в нашу сторону. — Северус, Минерва, что вы здесь делаете?

— Директор, у меня есть достоверные сведения, что примерно двадцать минут назад Уизли напал на троих слизеринцев и причинил им повреждения разной степени тяжести, — доложил Снегг голосом прокурора.

— Это правда? — Дамблдор посмотрел на меня, и я увидел в его глазах огонь. Боже, что сейчас будет?

— Да, профессор Дамблдор, — ответил я, но глаз не опустил. — Эти слизеринцы сами во всём виноваты. Они оскорбили Гермиону в моем присутствии.

— Что это значит? — удивленно спросила МакГонагалл.

— А то, что они обзывали её грязнокровкой, — тут профессор МакГонагалл охнула и прижала ладони ко рту. Самое подлое ругательство волшебного мира куда страшнее всякой ерунды маглов.

Тут я снова посмотрел на Дамблдора и услышал в своей голове голос:

— Я вам помогу, только покажите мне, что здесь произошло.

А потом перед глазами снова возникли картины двадцатиминутной давности. Только сейчас я наблюдал всё со стороны. Дамблдор, по-видимому, тоже владеет легилименцией, о которой нам рассказывал Гарри. Но я не испытывал какой бы то ни было боли, которая возникает, когда кто-то проникает в твои мысли. Я просто смотрел кино вместе с профессором Дамблдором. Всё закончилось так же быстро, как и началось.

— Мистер Уизли не лжёт, Северус. Ваши ученики спровоцировали его на нападение, и я считаю этот факт смягчающим обстоятельством. На его месте так поступил бы каждый, кому дорога честь юной леди, присутствующей здесь. Но за содеянное ему придётся ответить. Я поручаю профессору МакГонагалл назначить наказание. Но не сегодня, — Дамблдор окинул всех нас ещё одной улыбкой и зашагал к школе. — Северус, прошу вас, пройдемте со мной, — Дамблдор остановился около Снегга. Тот смерил меня высокомерным взглядом и пошёл за директором. — Я вас не узнаю. Как будто вы ни разу не любили...

— Вы знаете, что это неправда, директор, — процедил Снегг.

Интересно, а кого и когда любил Северус Снегг? В моей голове появился образ женщины, напоминающей Пэнси Паркинсон. Впрочем, это тайна, покрытая мраком, которая умрет вместе со Снеггом.

— Мистер Уизли, извольте явиться в мой кабинет завтра в семь часов вечера, — сказала МакГонагалл.

— Да, профессор, — ответил я. — И спасибо.

— Не меня благодарите, а судьбу. Вам повезло, что нас заметил профессор Дамблдор. Иначе последствия могли быть хуже, — она развернулась и зашагала обратно к замку.

Я посмотрел на Гермиону и улыбнулся. Теперь ты знаешь, что я на всё пойду ради тебя. Гермиона ответила на мою улыбку, но её глаза по-прежнему блестели от слёз. Я снова уселся рядом с ней и взял за руку.

— Ещё раз спасибо, Рон, — сказала Гермиона.

— Не за что, — ответил я.

Я вернулся к домашнему заданию по трансфигурации.

— Гермиона, — начал я, но она прервала меня:

— Рон, не поможешь? Ветер перелистывает страницы, а я, как назло, забыла палочку в спальне, поэтому...

— Я всё понял, — я бросил свою писанину и стал держать учебник Гермионы.

Да, ветер действительно поднялся сильный. Может быть, нам лучше уйти? Нет, в замке сейчас все обсуждают новость, которую слизеринцы поспешили разнести.

— Гермиона, — ещё раз позвал я, но, видимо, слишком тихо. Шелест листьев заглушил мой голос. — Гермиона, —я позвал громче. Гермиона посмотрела на меня. — Я хочу тебе сказать кое-что важное.

— Снова будешь извиняться? — спросила Гермиона.

— Нет, я не жалею о своем поступке, — ответил я, бросая учебник на землю. Тот моментально закрылся, и ветер резко стих. Затишье перед бурей — пронеслось в голове, но я отогнал посторонние мысли прочь.

— Я хочу тебе сказать, — я взял её руки в свои и сжал их. Непонятно как мне это поможет, но ничего другого я придумать не могу. — После всего, что мы с тобой пережили, я должен сказать тебе, что...

Тут мне на нос сверху упала холодная капля. Я чихнул и поднял глаза к небу. Листья березы по-прежнему были над нами, вот только с них начала капать вода.

— Рон, дождь! — услышал я крик Гермионы. — Собирай скорее книги.

Я как будто очнулся. На самом деле, дождь. Капли хлестали по берёзе, которая вот-вот сдастся и позволит залить нас водой. Я кинулся помогать Гермионе, не разбирая, какие книжки куда нужно кидать. Часть своих я запихнул в сумку Гарри, а его — в мою. Ладно, в гостиной разберемся. В голове по-прежнему не укладывались две вещи. Первая: я так и не сказал Гермионе, что люблю её. Вторая: откуда посреди ясного солнечного весеннего дня взялся дождь, да ещё такой сильный. Он моментально превратил дорожку к замку в полигон луж. Если мы останемся ждать окончания дождя, то мы можем провести под деревом не один час и замерзнуть. Если мы побежим в замок, то промокнем до нитки и можем заболеть.

— Что будем делать, Гермиона? — спросил я, пытаясь перекричать шум дождя.

— Не знаю, — ответила она и замолчала, но через несколько секунд добавила: — Бежим в замок, там хотя бы есть камины. И ещё, скоро дорожка к замку размокнет, и по ней невозможно будет пройти.

— Верно, — согласился я. — Тогда держи сумки, — я отдал Гермионе свою и сумку Гарри.

— Спасибо, — саркастически произнесла Гермиона.

Ты меня не поняла. Я подошёл к ней вплотную, наклонился, подхватил её ноги — и вот Гермиона уже у меня на руках. Я получил игривую улыбку от Гермионы и выбежал вместе с ней из-под березы. Тут же одежда промокла насквозь, но я продолжал бежать к замку.

— Зачем ты это сделал? — спросила Гермиона.

— Надо, — если честно, я сам не знаю, зачем, просто захотелось.

Я опустил ненадолго взгляд на Гермиону. Её одежда так же, как и моя, была мокрая насквозь, и от этого Гермиона была ещё прекрасней. Её длинные каштановые волосы сейчас липли к лицу, но она не убирала их. Вода текла по её щекам и подбородку, стекая вниз и теряясь в вырезе блузки. Я не мог представить себе, какой великолепной будет Гермиона в мокрой одежде. Я уж молчу о том, какой Гермиона будет без неё. С ума можно сойти. Это всё, что я могу сказать.

Я забежал на крыльцо и остановился перед закрытыми дверями. Мерлин, я не хочу опускать Гермиону на пол. От неё веет теплом не хуже, чем от камина в Общей гостиной. Надо изловчиться и открыть дверь несколькими пальцами. Я подошёл вплотную к двери, наклонился и взял ручку средним и безымянным пальцем левой руки.

— Рон, может, опустишь меня на пол? — спросила Гермиона и попыталась скрыть свою улыбку. Её неудачная попытка сделать это лишь подняла моё настроение и ещё сильнее раззадорила меня. Мерлин, ей понравилось! Я готов носить тебя на руках, Гермиона, всю свою жизнь, лишь бы ты как можно чаще улыбалась.

— Нет, — коротко ответил я и распахнул дверь.

Как только я переступил порог школы, мы услышали громкий возглас, доносившийся с мраморной лестницы:

— РОНАЛЬД УИЗЛИ!!!

По ступеням к нам сбегала Лаванда Браун. Гермиона легонько постучала пальцами по моей спине, и я поставил её на ноги.

— Не уходи, — шепотом попросил я Гермиону.

Лаванда подскочила ко мне, схватила мою руку и потащила в сторону. Я обернулся к Гермионе и посмотрел на неё умоляющим взглядом. Гермиона недоуменно смотрела на то, как Лаванда утаскивает меня в темный угол замка подальше от посторонних. Неужели Лаванда видела всё, что происходило во дворе?

Лаванда отыскала пустой класс около учительской. Втолкнув меня внутрь, она зашла сама и закрыла дверь. Я оказался в запертом положении.

— Ты мне ничего не хочешь объяснить? — гневно спросила Лаванда.

— Что, например?

— Например, почему ты говоришь мне идти в библиотеку и ждать тебя там, а сам при этом вместе с этой Грейнджер идешь на улицу? Почему до меня доходят слухи, что ты подрался со слизеринцами, когда те якобы оскорбили всё ту же Грейнджер? Наконец, что она делает у тебя на руках, когда с вас обоих течёт вода от начавшегося дождя?

— Послушай, Лаванда. Когда ты ушла в библиотеку, ко мне подошёл Гарри и предложил сделать домашнее задание на улице. У меня вылетело из головы, что я должен идти к тебе. Что касается драки, то это правда. Слизеринцы обзывали Гермиону, а я за неё заступился. Поверь мне, если бы они задели тебя, то я поступил бы точно так же.

Насчёт этого, конечно, надо подумать, вот только думать мне некогда. Мои объяснения и так теряют всякую осмысленность, но Лаванда продолжает слушать мой бред.

— А почему ты носишь Грейнджер на руках? Она, что, ходить не умеет?

— Просто мы не знали, что начнется дождь, и на Гермионе были летние туфли...

Мерлин, даже самому смешно от глупости этой отговорки. Ну, почему я не могу сказать: «Я хочу всегда носить Гермиону на руках»?

— А меня ты никогда не носил на руках, — обиженно произнесла Лаванда, приближаясь ко мне.

А ты этого заслуживаешь?

— Просто мы с тобой не попадали под дождь, — ответил я, пытаясь отодвинуться.

— То есть ты пронёс её на руках только потому, что начался дождь? — спросила Лаванда, и её лицо искривила усмешка.

— Да. А теперь пропусти, мне нужно переодеться в сухое. Ты ведь не хочешь, чтобы я заболел? — сказал я, взяв ручку двери.

— Нет, — ответила она шепотом, и я вышел из кабинета.

* * *

Следующий день у меня начался в подавленном состоянии — ведь сегодня я должен отработать наказание. Новость, что я подрался со слизеринцами, вызвала неоднозначную реакцию. Гриффиндорцы были в полном восторге, даже хотели устроить сегодня вечеринку, но я сказал, что за этот подвиг получил наказание и вечером буду его отрабатывать. Пуффендуйцы тоже были счастливы, несколько человек подошли ко мне, чтобы просто похлопать по спине, хотя раньше со мной даже не здоровались. Контевранцы, для которых правила являются высшим законом, отнеслись двояко. Некоторые, конечно, были восхищены моим поступком, другие осудили за то, что я не нашёл иного способа. Ну, а слизеринцы от мала до велика меня просто возненавидели. Я даже не знал, что среди них могут быть намного хуже Малфоя. Он с его издевательской ухмылкой — настоящий ангел по сравнению с некоторыми. Они пытались высмеять меня на каждом шагу, придумывая дурацкие прозвища, типа «Слуга грязнокровки» и прочее. Поскольку такой случай не мог остаться в стороне от профессоров, они тоже узнали о произошедшем. Вот только они единодушно выражали восхищение. Кроме Снегга, разумеется. На Защите от Тёмных Искусств он свирепствовал больше обычного, но мне на него наплевать так же, как и на его учеников.

День за всем этим пролетел быстро. Когда на часах было без пятнадцати семь, я вышел из гостиной, провожаемый грустным взглядом Гермионы. Она хотела пойти вместе со мной, но я не позволил. Я шел по шумным коридорам к кабинету МакГонагалл. Подойдя к двери, я несколько раз постучал.

— Войдите, — произнес голос за дверью.

Я вошёл в кабинет и закрыл за собой дверь.

— А, это вы, мистер Уизли, — произнесла МакГонагалл, но я смотрел не на неё, а на Снегга, который стоял у окна и взирал на меня с лютой ненавистью.

— Пришли получать заслуженное наказание, — прошипел Снегг.

— Северус, — сказала МакГонагалл и встала из-за стола, — если я узнаю, что Уизли будут мешать, то наказание понесут ваши ученики.

— Не беспокойтесь, — ответил Снегг и подошёл ко мне. — Следуйте за мной, Уизли, — он распахнул дверь и вышел из кабинета.

Я отправился за ним, по-прежнему не понимая, в чем состоит моё наказание.

— Какими бы благими не были ваши намерения, вы устроили дуэль с учениками, хотя знали, что поединки на территории и в самом замке запрещены.

— Сэр, а как бы вы поступили на моем месте? — не знаю, откуда во мне взялась такая наглость, но сказанного не вернёшь.

— Вас это не должно волновать, Уизли, — процедил Снегг. — Я понимаю ваши чувства к мисс Грейнджер, — тут он осекся, — но они не оправдывают вас. Итак, наказание. Сегодня до десяти часов вечера вы будете мыть подземелья вместе с мистером Филчем. Магию использовать запрещается, поэтому отдайте мне вашу палочку, — Снегг остановился и протянул руку. Поскольку он владеет легилименцией, то спорить с ним бесполезно. Я достал палочку и отдал её профессору. — Я вернусь за вами ровно в десять и отдам волшебную палочку.

— Ясно. А что там говорила профессор МакГонагалл про то, что мне будут мешать?

— Не будут. Я вам обещаю. А вот и мистер Филч, — он указал на смотрителя, стоящего у входа в подземелье.

— Нарушитель, — прохрипел Филч.

— Забирайте, мистер Филч, — произнес Снегг и быстрым шагом направился в свои подземелья.

— Иди за мной, Уизли, — Филч махнул рукой и развернулся.

Я поплелся за ним.

— Это правда, что ты защищал Грейнджер в дуэли? — спросил Филч, стуча шваброй по полу.

— Да, — коротко ответил я. Аргус Филч — последний человек, с кем я хочу говорить о моих чувствах к Гермионе.

— Ха! — воскликнул завхоз.

Я поднял глаза к потолку. Боже, три часа работы с человеком, который любит только себя и свою кошку. Хорошее наказание придумал Снегг.

— Вот что скажу тебе, Уизли. Ты поступил благородно, но глупо. Вспышками ярости любовь не завоюешь. Нужно медленно добиваться её, а не влезать в драки...

Лекция этого профессора взаимоотношений была скучнее, чем у Биннса, поэтому я не особо прислушивался к нему. Мне просто хочется побыстрее отработать наказание и уйти отсюда.

Филч вручил мне швабру, по-прежнему что-то бормоча. Мерлин, какая же у него скучная работа. Может быть, поэтому он кидается на учеников, как соплохвост. Каждый день убирать замок без магии — это кошмар. Так что эти три часа стали самыми мучительными в моей жизни. В десять пришёл Снегг и молча отдал мою палочку. Я попрощался с ним и с Филчем и кинулся в гриффиндорскую гостиную. Со лба текли ручьи пота, спина тоже была вся сырая, поэтому нужно срочно принять ванну.

В гостиной я не обнаружил никого, кто был мне нужен. Видимо, Гарри и Гермиона уже ушли спать. Не было в комнате и Лаванды. Обрадовавшись от этого факта, я влетел в спальню. Кровать Гарри была задернута пологом, и я решил не беспокоить друга. Взяв из чемодана всё необходимое, я спустился опять в гостиную. Преодолев барьер дружеских похлопываний, я направился в ванную старост.

* * *

Я знал, что мой поступок забудут нескоро, но я не мог предположить, что кто-то напишет моим родителям об этом. На следующее утро во время завтрака в Большой Зал вместе с другими почтовыми совами влетел Сычик. Он нес небольшой конверт. Приземлившись около моей тарелки, он протянул лапу, и я развязал ленту, которой письмо было привязано. После этого Сычик взлетел в воздух, а я прочитал на конверте:

Мистеру Рональду Уизли

Большой Зал

Школа “Хогвартс”

— Разверни его, — Лаванда внимательно посмотрела на конверт, как будто пыталась прочитать письмо сквозь него.

— Потом, — ответил я. — У меня сейчас будет свободный час.

Я вернулся к завтраку. Лаванда продолжала рассматривать письмо до тех пор, пока я не убрал его в карман. Ученики медленно стали расходиться по своим делам, но я ждал, когда уйдёт Лаванда. Сейчас у неё прорицания, но она, сгорая от любопытства, продолжала ныть, чтобы я открыл конверт.

— Послушай, Лаванда, на конверте сказано: «Рональду Уизли». Это значит, что читать письмо могу только я.

Я встал из-за стола и направился в Общую гостиную, не оборачиваясь. Назвав пароль, я прошёл в спальню, лёг на кровать и достал письмо. Почерк принадлежит моему отцу. Но что могло заставить его написать мне письмо. Раньше он никогда этого не делал.

Я развернул конверт, достал лист пергамента и стал читать:

Дорогой Рон!

Мы получили от Минервы МакГонагалл сообщение, что ты устроил дуэль со слизеринцами в школьном дворе. Сначала мы хотели тебя наказать за такой проступок, но, когда узнали причину твоих действий, тут же передумали. Рон, знай, что мы, я и твоя мама, гордимся тобой за то, что ты не дал в обиду Гермиону. Это поступок настоящего мужчины, молодец! Я понимаю чувства, которые ты испытал в тот момент, ведь я сам тоже однажды заступался за твою маму. Конечно, учителя проявили ко мне снисхождение, и я отделался только написанием строчек... Впрочем, это не имеет отношения к делу.

Далее почерк изменился. Видимо, мама отобрала перо и решила тоже написать несколько слов.

Ещё как имеет! Тогда мы с твоим отцом уже встречались, и мне было очень приятно, что он не позволил смеяться над нашими чувствами. Думаю, Гермиона испытывает то же самое. Редкий молодой человек готов драться за девушку, и мы рады, что ты у нас вырос галантным рыцарем. Только не вздумай стесняться себя! Ты поступил правильно. Единственное, что мы хотим узнать, когда ты признаешься Гермионе в любви? Она очень хорошая девушка, и мы надеемся, что у вас всё получится. За любовь нужно бороться, что ты и сделал. Поверь мне, теперь Гермиона ждёт, когда ты скажешь ей три самых главных слова в жизни каждого человека. Не упускай свой шанс и будь счастлив!

Снова смена почерка.

Да, Рон, будь счастлив. Гермиона любит тебя. Нельзя скрывать свои чувства тем более от любимого человека. Из вас получится красивая пара. На этом позволь закончить и пожелать тебе удачи.

Твои мама и папа.

Я прочитал письмо и улыбнулся. Мерлин, настала очередь родителей говорить со мной о Гермионе. Странно, но я не чувствую какого-то давления с их стороны, они не приказывают мне признаться ей в любви, они просто спросили, когда я это сделаю. Если бы они знали, какая преграда стоит на моем пути, то, может быть, посоветовали бы, как от неё избавиться. Ведь Гермиона не будет рада, если я буду метаться между двумя огнями, да и я этого не хочу. Нет, если всё не прекратить в ближайшее время, то я запутаюсь окончательно. Пора расставить все точки над i.

* * *

Прошло три дня после моего подвига. Это был обычный, ничем не примечательный день. Поужинав, мы с Гарри и Гермионой поднялись в гостиную и увидели, что около доски объявлений собрался народ. Протиснувшись к ней, мы стали читать новое сообщение, наклеенное поверх остальных:

Испытание по трансгрессии.

Если вам уже исполнилось семнадцать лет или исполниться до двадцать первого апреля, вы вправе пройти дополнительный курс подготовки к испытаниям. Занятия будут проходить в Хогсмиде под усиленной охраной мракоборцев. А двадцать первого числа сего года в деревне Хогсмид на Главной улице в десять часов утра начнутся испытания.

Желающие пройти дополнительный курс и испытания должны расписаться ниже.

— Боже мой, испытания по трансгрессии, — ужаснулся я, ставя свою подпись. Как никак я обязан был пойти на них.

— Не бойся, тебе помогут дополнительные уроки, — сказала Гермиона, расписываясь под моим именем.

— Да, не переживай, Рон, — произнес Гарри. Тебе легко говорить, ты родился тридцать первого июля, до твоих испытаний палкой не добросишь.

— Но я так и не научился трансгрессировать и вряд ли научусь до испытаний.

— Успокойся, Рон, — Гарри в последнее время стал очень дерганным. Видимо, это связано с неудачами в извлечении воспоминаний из Слизнорта или в попытке выяснить, куда исчезает Малфой.

— Ты-то хоть трансгрессировать умеешь! Да и вообще тебе до июля беспокоиться не о чем, — сказал я, садясь в свое кресло у камина.

— Я всего лишь раз это и проделал, — ответил Гарри, который явно не хочет говорить об этом. Да, конечно, кого интересуют мелкие проблемы Рона Уизли?

— Они не могли подождать? — спросил я после минутного молчания.

— Не волнуйся, Рон, у тебя всё получится, — подбодрила Гермиона, садясь рядом со мной.

Я немного повеселел, но когда вспомнил, что должен дописать работу о дементорах для Снегга, мое настроение опять испортилось. Гарри с Гермионой сделали её ещё в понедельник, когда я отбывал наказание, а я только начал. Отвлекшись на другую проблему, я не заметил, как разговор перешёл в другое русло.

— Да говорю же тебе, Гарри, на этот раз Принц ничем тебе не поможет, — Гермиона почти кричала. Опять Гарри начал говорить про обходные пути в добыче воспоминаний Слизнорта. — Заставить человека сделать, что тебе хочется, можно только одним способом — наложив на него заклятие Империус, а это незаконно...

— А то я не знаю, большое спасибо, — Гарри листал свой ненаглядный «Расширенный курс зельеварения». — Я потому и ищу что-нибудь ещё. Дамблдор говорит, что сыворотка правды тут не годится, но ведь может же быть что-то другое, заклинание или зелье...

— Ты берешься за дело не с того конца, — продолжала доказывать Гарри очевидные факты Гермиона. — Дамблдор уверен, что подобраться к его памяти способен только ты, а это значит, что ты можешь уломать Слизнорта, как не может никто другой. Выходит, речь не о том, чтобы подсунуть ему какое-то зелье, с этим любой справится...

Тут я отвлекся от их разговора и посмотрел на последнее написанное мною слово. Вместо слова «агрессивный» у меня было выведено: «угрозивной». Боже, неужели сломалось перо со встроенной проверкой орфографии?

— Как правильно пишется «агрессивный»? — я начал трясти перо, не отрывая взгляда от пергамента. Мерлинова борода, что происходит? — Не может же оно начинаться с У-Г-Р.

— Нет, не может, — Гермиона пододвинула к себе мою домашнюю работу. — И «яростный» тоже не с Ю-Р-И начинается. Ты каким пером всё это накалякал?

— Со встроенной проверкой орфографии, — честно ответил я, — я его от Фреда и Джорджа получил... Только, похоже, чары в нем уже выдохлись...

— Да уж, — сказала Гермиона, указав на заголовок. Там было написано: «Методы борьбы с дурындами. Рундил Уозлик». — Во-первых, нас просили рассказать, как бороться с дементорами, а не с дурындами, во-вторых, я что-то не помню, чтобы ты сменил имя на Рундил Уозлик.

— Не может быть! — я схватился за голову, продолжая смотреть в пергамент и находить там исковерканные слова. — Только не говори, что мне придётся всё переписывать заново!

— Ладно, это мы поправим, — произнесла Гермиона, окончательно придвигая к себе мою работу и вытаскивая волшебную палочку.

— Я люблю тебя, Гермиона, — сказал я, откидываясь в кресле и потирая глаза.

Секунда звенящей тишины. За это время щеки Гермионы успели покраснеть, а я успел понять, что я сказал слова, которых Гермиона ждёт уже очень давно.

— Смотри, чтобы тебя Лаванда не услышала... — сказала Гермиона, но румянец со щек не желал сходить.

— Да уж постараюсь, — я зажал ладонью рот. — Хотя, может, и не стоит... может, она меня тогда бросит...

— Если ты хочешь с этим покончить, почему сам её не бросишь? — спросил Гарри.

— Тебе-то кого-нибудь бросать приходилось, а? — ответил я вопросом на вопрос. На самом деле, сидишь тут такой, эксперт по бросанию девушек. — Вы с Чжоу просто-напросто...

— Просто расстались, ты прав, — произнес Гарри.

— Хорошо бы и у нас с Лавандой так же получилось, — мечтательно сказал я. — Но только чем чаще я намекаю, что хочу покончить со всем, тем крепче она в меня вцепляется. Всё равно что с гигантским кальмаром дело иметь.

— Ну вот, — сказала Гермиона, возвращая мне пергамент.

— Миллион благодарностей! — воскликнул я. Действительно, если б не ты, Гермиона, я бы получил не день отработок, а как минимум месяц. Да что я говорю? Я бы давно уже умер. — Можно, я заключение твоим пером напишу?

Гермиона протянула мне перо, а я изловчился и дотронулся до её руки. Теплая и нежная ладонь согревает и успокаивает мою душу. Наши взгляды встретились, и снова я услышал, как мое сердце заговорило с сердцем Гермионы.

— Знай, Гермиона, что я сказал это абсолютно искренне.

— То есть ты это сказал не потому что...

— Нет, меня всего просто распирает от любви к тебе, я больше не мог ждать, когда же я наконец решусь на этот шаг.

— Я тоже тебя люблю, Рон.

— Надо же как просто. А я так долго не мог собраться с силами.

— Но собрался.

— Ради тебя. Теперь, если хочешь, я буду говорить наши заветные слова каждый день, час, да хоть каждую минуту...

— Но, Рон...

— Что «но»? Забудь про это «но».

— Ты прав. Я забуду всё, кроме тебя.

— Моя жизнь без тебя — пустое место. Она не нужна даже мне. Ты — всё в моей жизни.

— Я — твоя.

— А я — твой.

Вот так бы сидеть здесь вечно. Весь мир вокруг сжался до размеров крошечной точки, я вижу лишь лицо Гермионы, которое озарилось улыбкой, той особенной, что Гермиона дарит только мне и больше никому. Но, к несчастью, внешний мир даёт иногда о себе знать. Я услышал громкое ругательство, доносившееся откуда-то. Мы с Гермионой очнулись после нашей мечты, и она одернула руку. Я захотел прибить того, кто посмел нас отвлечь. Обернувшись, я увидел, что Симус поднимается в спальню, честя Снегга. Глупый идиот!

Я принялся писать заключение, чувствуя на себе взгляд Гермионы. Но не успел я дойти до конца, как раздался громкий хлопок. Я вскрикнул и опрокинул чернильницу на пергамент. Не дав мне опомниться, раздался второй хлопок. Это появились Кикимер и Добби, которым Гарри поручил шпионить за Драко Малфоем. Они стали наперебой рассказывать о том, что Малфой не был замечен в необычных местах. Только он часто появляется на восьмом этаже в обществе множества иных учеников. Он проникает в Выручай-комнату, догадался Гарри. Домовики исчезли, а мы стали обсуждать, что может делать Малфой в Выручай-комнате. Если честно, я участвую в этих разговорах только потому, что я друг Гарри. Будь моя воля, я бы давно пошёл гулять с Гермионой, наплевав на Малфоя, и на то, чем он занимается в Комнате Так-И-Сяк. Когда друг поймёт, что мы теперь хотим проводить как можно больше времени наедине друг с другом, а не обсуждать, какой Драко Малфой — плохой мальчик? Но нет, приходиться выслушать догадки Гарри и предлагать свои. Сложно любить кого-то, когда вокруг война.

* * *

Дополнительные курсы по трансгрессии были назначены на эти выходные. В воскресенье утром после завтрака мы выстроились в вестибюле, чтобы нас, как обычно, осмотрел своим Детектором лжи завхоз Филч. Гарри пожелал нам удачи и поплелся наверх, на восьмой этаж, чтобы попытаться проникнуть в Выручай-комнату. Я согласен с Гермионой, что это пустая трата времени. Но Гарри был неумолим. Бог с ним, мне нужно думать о трансгрессии. За территорией нас ждал отряд мракоборцев, состоящий из шести человек.

На Главной улице нас уже ждал Уилки Двукрест. Он разговаривал с каким-то волшебником в черной мантии, который держал в руках свиток пергамента.

— Здравствуйте, — поздоровался Двукрест, увидев нас, а его собеседник пошёл в сторону «Трёх метел». — Сегодня мы продолжим практиковаться в этом нелегком деле — трансгрессии. Многие из вас уже научились попадать в центр обруча, но я хочу сказать вам следующее: трансгрессия на пять футов — пустяк по сравнению с настоящим, длительным перемещением, ну хотя бы, миль на двадцать. Не бойтесь, — добавил он, увидев испуг на лицах нескольких студентов, — даже на экзамене вы будете трансгрессировать только в пределах деревни Хогсмид. Итак, на этом занятии я буду проверять каждого по отдельности, но сначала скажу несколько слов. Во-первых, никогда не забывайте о трех «Н», — он поднял вверх указательный палец, и Эрни Макмиллан и другие пуффендуйцы прыснули. — Во-вторых, всегда чётко представляйте место, куда хотите попасть. Был у меня случай, когда мой товарищ приземлился прямо на голову одному волшебнику, — Двукрест засмеялся, но немногие последовали его примеру. Видимо, представили себя в такой же ситуации, вот только в какой роли? Когда смех стих, инструктор продолжил: — В-третьих, хочу пожелать вам всем удачи. Трансгрессия — тонкое дело, и без удачи здесь не обойтись. Сейчас я буду вызывать вас по одному, вы подойдете ко мне, я назначу вам место — и вперед! Сьюзен Боунс! — Двукрест достал из кармана пергамент, на котором, видимо, были написаны имена присутствующих.

Сьюзен вздрогнула и подошла.

— Магазин «Зонко», — сказал Двукрест и указал рукой направление. — Помните о трех «Н».

Сьюзен с громким хлопком исчезла.

— Пока мы ждём мисс Боунс с принимающим, я вызову следующих, — он заглянул в пергамент. — Гермиона Грейнджер! — громко объявил он и заулыбался. Гермиона вышла вперёд и уверенным шагом приблизилась к инструктору. — Мисс Грейнджер, вам нужно трансгрессировать в «Три метлы». Прошу. Удачи! — улыбка не хотела сходить с его губ. — Помните...

Но Гермиона его не дослушала, а исчезла с таким же громким хлопком.

— Вот, берите все пример с мисс Грейнджер. Абсолютная готовность! А вот и мисс Боунс, — он указал на двух вышедших из-за угла человек: Сьюзен и того, кто ждал её в «Зонко». — Как успехи?

— Неплохо, но она приземлилась прямо на прилавок, — ответил принимающий.

— Ну, что ж, мисс Боунс... вам нужно ещё тренироваться.

Сьюзен вернулась к пуффендуйцам, опустив голову. Я посмотрел в сторону главной дороги. По ней уже шла Гермиона со своим принимающим. На этот раз волшебник не стал подходить к Двукресту, а просто поднял вверх правую руку. Судя по тому, что Двукрест принялся аплодировать, это означает, что Гермиона справилась с трансгрессией.

— Браво, мисс Грейнджер! — восклицал инструктор, пока Гермиона подходила ко мне.

— Поздравляю! — воскликнул я, улыбнулся и получил улыбку в ответ.

— Спасибо, — произнесла Гермиона.

Занятие продолжалось. По очереди студенты подходили к Двукресту, он назначал места, продолжая напоминать про свои энки. Да, Хогсмид — идеальное место для испытаний. Здесь столько мест, куда можно трансгрессировать! Я очень хочу, чтобы Двукрест назначил мне «Три метлы», как Гермионе. Не знаю почему, просто хочу.

— Рональд Уизли! — прозвучало моё имя, и я вышел из толпы. — Кафе мадам Паддифут, — произнес инструктор.

Ага, там, в центре, есть свободное пространство. Туда-то я и трансгрессирую. Пока Двукрест говорил мне про нацеленность и прочее, я представлял место, где был один раз и то мельком. У стены высокая стойка, за ней рослый мужчина, покупатели рассматривают новые перья... стоп, какие перья? Не успел я сообразить, какие перья, как всё тело сдавило, как будто меня сжали лианы, пытаясь задушить. В мозгу возникла крошечная черная точка, куда я должен попасть. Но я не пролезу... Темнота... Тошнота... Тяжесть... Вот как надо описывать трансгрессию. Я распахнул глаза, которые закрылись перед тем, как... я трансгрессировал. Ура, получилось!

— Ещё один, — услышал я голос за спиной. — Только что появился какой-то студент, за ним другой. Уилки, что, напутал что-то?

Я развернулся и увидел рослого мужчину за прилавком, на котором красовалось большое перо, покрытое золотом и россыпью драгоценных камней. Черт, где я?

— Иди, что стоишь? — сказал мужчина, пересчитывая монеты. — Вроде нерасщепленный, поздравляю.

Я, не поблагодарив, выскочил из помещения. Оглянулся и посмотрел на витрину. «Великолепные перья от господина Писсаро». Вот так номер! Я вместо кафе попал в магазин Писсаро. Что делать? Я поплелся по дороге, не смотря по сторонам. Через несколько минут я вышел на Главную улицу и столкнулся с полным волшебником в красной мантии.

— Что такое? — крикнул Двукрест. — Мистер Уизли, почему вы один?

— Я попал к Писсаро, — ответил я и увидел, как несколько слизеринцев рассмеялись.

— Тихо, — Двукрест повернулся к смеющимся. — У вас ещё хуже получалось, — слизеринцы тут же заткнулись и зло посмотрели на инструктора. — Ну, что ж... расщепа не случилось?

— Нет, — ответил я.

— Хорошо, вернитесь на место.

Я подошёл к Гермионе, стараясь не смотреть на слизеринцев.

— Не расстраивайся, Рон, — произнесла Гермиона, беря мою руку.

— Да я и не расстраиваюсь, — сказал я, смотря на наши переплетённые пальцы и снова чувствуя тепло. — Хотя бы с места сдвинулся.

Занятие подходило к концу.

— Что ж, вы показали неплохой результат. Расщепов практически не было, это радует, некоторым, конечно, не мешает ещё потренироваться, для этого мы собёремся двадцатого апреля, за день до экзамена. Занятие окончено, до свидания!

Двукрест развернулся и направился по Главной улице.

— Куда пойдем? — спросил я.

— Не знаю, — ответила Гермиона, оборачиваясь в сторону замка.

— Только не в школу... — взмолился я и через секунду добавил: — О, давай в «Три метлы», там тепло и можно выпить сливочного пива.

— Ладно, — ответила Гермиона, и мы направились вслед за Двукрестом. Оказалось, что он тоже пошёл в паб, и мы догнали его у двери.

— Поздравляю, мисс Грейнджер, — сказал Двукрест, улыбаясь. — У вас лучший результат.

— Спасибо, — ответила Гермиона и тоже улыбнулась.

— Можно мы войдем? — спросил я из-за спины Гермионы.

Двукрест распахнул дверь и пропустил нас. Надеюсь, он не сядет с нами за один столик. Только я об этом подумал, как услышал громкий голос:

— Иди сюда, Уилки!

— Иду, Чарли, — отозвался Двукрест и направился к стойке.

— Пошли, сядем, — сказал я.

Отыскав свободный столик вдалеке от стойки, я подозвал официанта и заказал два сливочных пива. В пабе было жарко, поэтому мы с Гермионой сняли ветровки, оставшись в рубашках. Официант принес две стеклянные кружки и поставил их на стол.

— Поздравляю, Гермиона, — сказал я, поднимая кружку и салютуя Гермионе.

— Спасибо, Рон, — ответила она, повторив мои движения.

— Гермиона, а ты не можешь меня научить трансгрессировать? — спросил я и сам почувствовал, как по-детски наивно прозвучал вопрос.

— Ты умеешь, просто тебе досталось место, где ты никогда не бывал, — ответила Гермиона, положив руку на стол.

Мой взгляд тут же приковался к ней. Гермиона ждёт, что я положу руку сверху. Не успел я принять решение, как увидел приближение Уилки Двукреста и его напарника, который держал в руках пергамент, когда мы подходили к Главной улице.

— Вот, Чарли, это она, — Двукрест указал на Гермиону, сидящую к нему спиной, и я увидел, как начали краснеть её щеки. — Познакомься.

Они подошли к нам, и Чарли протянул руку Гермионе.

— Чарли Грош, — представился он, пожимая Гермионе руку. — Для вас, мисс Грейнджер, просто Чарли.

Я почувствовал, как сердце в груди подпрыгнуло, а в висках застучала кровь. Как просто Чарли?! Он же ей в отцы годится! Подавившись сливочным пивом, я продолжал слушать этого Чарли и пытался откашляться.

— Уилки рассказал мне о вас. Говорит, что давно не припомнит таких достижений.

— Да, Чарли, потрясающие достижения! Только я успел дать задание, как мисс Грейнджер уже выходила из этого паба. Мерлинова борода, побольше бы таких учеников. Всё с первого раза поняла и сделала. Я прям в растерянности, хоть сейчас выдавай разрешение.

— А это идея, — поддержал Двукреста Грош. — Мисс Грейнджер, хотите, я сейчас трансгрессирую в Министерство и вернусь с вашими правами?

Гермиона рассмеялась, но сказала:

— Спасибо, не надо, я должна пройти испытание.

— Вот видишь, Чарли. Ко всему прочему, ещё и честная...

— Я другого не ожидал. Браво, мисс Грейнджер, — Грош ещё раз пожал Гермионе руку. Двукрест принялся икать за его спиной. Мерлин, да они пьяны. Надо уводить отсюда Гермиону. Ох, чёрт, к нам идёт мадам Розмерта. Нельзя, чтобы она увидела меня в таком состоянии. Осушив кружку одним глотком, я спросил, обращаясь к Гермионе:

— А я рассказывал анекдот о целителе?

— Нет, — ответил мне Двукрест и сел на соседний стул. — Расскажите, мистер Уизли.

— Приходит к целителю пожилая колдунья. Он спрашивает: «Что у вас болит?», она отвечает: «Всё, доктор». Целитель почесал в затылке и сказал: «Вам поможет одно средство. Я сейчас». Уходит, а затем приносит Мимбулус мимблетонию. «Вот, надавите на неё и вам сразу полегчает». Старуха надавила на ветку, и из всех щелей вылетел Смердящий сок. Целителя моментально облило с ног до головы, а колдунья, покатываясь от смеха, говорит: «Вы правы, доктор. Полегчало».

Двукрест с приятелем громко заржали, а Гермиона и остановившаяся рядом мадам Розмерта даже не улыбнулись. Им не понравилось. Вот чёрт...

Гермиона расплатилась с хозяйкой паба, и мы, накинув ветровки, вышли на улицу, оставив инструктора и его друга одних.

— Гермиона, почему мадам Розмерта не смеялась? — спросил я, когда мы шли мимо домов.

— Ты сам подумай, — ответила Гермиона.

— Плохая шутка была, да?

Гермиона промолчала. Неужели общение с Лавандой отразилось даже на моем чувстве юмора? Я не вынесу, если больше не смогу рассмешить Гермиону так, как раньше. Я сокрушался всю дорогу до замка и только у дверей вспомнил один факт.

— Гермиона, я должен с тобой рассчитаться за сливочное пиво. Ты расплатилась за меня...

— Пустяк, — ответила Гермиона. — Ты подарил мне на день рождения дорогие часы, а я просто заплатила несколько сиклей за пиво.

Боже, как же давно я не делал подарки Гермионе? Надеюсь, скоро я смогу исправиться.

— Точно никаких проблем? — спросил я.

— Абсолютно, — ответила Гермиона, открывая дверь.

Дело приближалось к обеду, и мы с Гермионой отправились в Большой Зал. Ученики уже собирались, значит, обед подадут пораньше. Я с самого утра ничего не ел, от завтрака остались одни воспоминания, поэтому я набросился на еду, едва она появилась на столе. Гарри в Зале не было, видимо, до сих пор пропадает около Выручай-комнаты. Только когда мы съели половину приготовленных блюд, друг сел рядом с нами.

— Ну, как трансгрессия?

— У меня получилось! Ну, почти. Я должен был трансгрессировать в кафе мадам Паддифут, но промазал немного и залетел к Писсаро. Но хоть с места сдвинулся!

— Отлично! — сказал Гарри. — А как ты, Гермиона?

— Она само совершенство! — на одном дыхании воскликнул я. — Неспешность, невразумительность и настырность (что-то не то)... или как их там... в чистом виде. Мы заскочили потом в «Три метлы» отметить это дело, так слышал бы ты, как Двукрест её нахваливал (хотя, хорошо, что ты не слышал)! Удивлюсь, если в ближайшее время он не сделает ей предложение.

— Ладно, — махнула рукой Гермиона, пытаясь на меня не смотреть, — у тебя-то что? — спросила она Гарри. — Провел всё это время у Выручай-комнаты?

— Угу, — ответил друг. — И догадайся, кого я там встретил? Тонкс! — воскликнул он, не дав нам подумать.

— Тонкс? — переспросили в один голос мы с Гермионой.

— Да, она сказала, что приходила к Дамблдору. Знаете, мне всё это кажется подозрительным. Она похудела, волосы больше не меняют цвет, а когда мне пришлось упомянуть имя Сириуса, я заметил в её глазах слёзы.

— Если хочешь знать моё мнение, она маленько свихнулась. Перестала владеть собой после того, что произошло в Министерстве, — сказал я, смотря на Гермиону. Всё-таки эксперт по чувствам у нас — Гермиона, только она может разобраться во всём.

— Странно, как-то, — тревога в голосе Гермионы угадывалась безошибочно. — Ей полагается школу охранять, так чего же она вдруг оставила пост, чтобы увидеться с Дамблдором, которого здесь к тому же и нет?

— Я тут подумал... — начал Гарри. — Тебе не кажется, что она могла... ну, понимаешь (видно, не у меня одного плохо с выражением мыслей)... могла любить Сириуса?

— С чего ты это взял?

— Не знаю, — Гарри пожал плечами. — Просто когда я упомянул о нем, она чуть не расплакалась, и Патронус у неё теперь большой, четвероногий... Вот я и подумал, не стал ли им... как бы это сказать... ну, он.

— Так и я об этом самом говорю, — не дав Гермионе ответить, произнес я. — Малость спятила. Собой не владеет. Женщины... — отправив несколько ложек пюре в рот, я добавил: — их так легко расстроить.

— И при всем при том, сомневаюсь, что тебе удастся найти женщину (Гермиона подчеркнула это слово), которая целых полчаса прохандрит только из-за того, что она рассказала анекдот про старую ведьму, целителя и Мимбулус мимблетонию, а мадам Розмерта даже не улыбнулась.

Это был удар ниже пояса. С одной стороны, я захотел накричать на Гермиону за её насмешки, с другой стороны, я признал, что она права. Я стал умнее в отношениях с Гермионой, теперь моя вспыльчивость не берёт власть надо мной, поэтому я не начинаю оскорблять Гермиону, как когда-то. Я искренне хочу быть с Гермионой, эти дни стали подарком судьбы, который показал, что я всё-таки достоин Гермионы, что я не боюсь сражаться за неё, что у нас могут быть серьёзные отношения, только мне нужно расстаться с Лавандой Браун.