Долг и честь (гет)

1.

Сентябрь четвёртого курса запомнился Нарциссе как самый странный месяц в Хогвартсе. Первого числа распределили новичков и съели угощение; вечером пришёл декан и сказал прочувственное слово; раздали расписание; с утра начались, побежали друг за другом уроки и навалились домашние задания... А Дом Слизерин затаился. Не засиживались в гостиной, не смеялись в коридорах, не обменивались колкостями в Большом Зале. Словно школа так и не началась, а ученики уже собрались и томились, бездействуя. Дом Слизерин застыл и ждал, когда же наконец прибудет он, последний недостающий студент. Селвин и Эйвери держали ему место за обеденным столом и в классах; старосты не беспокоили Дом подсчётом баллов; не обновлялся состав квиддичной команды. Первокурсники чётко уловили общий настрой и съёжились, как тритончики на суше. Студенты старших курсов часто задерживали взгляды на их четвёртом, но не говорили ни слова. Четвёртого сентября, в пятницу, сидя в библиотеке, Нарцисса заметила за одним из столов Руди Эйвери, копирующего Джеминио пергамент. Вечером, идя отправлять родителям обязательное еженедельное письмо, она столкнулась с Эйвери, возвращавшимся из совятни. В субботу Нарцисса снова увидела его в библиотеке. Такое усердие было настолько не-эйверевским, что она стала исподтишка присматриваться к однокурснику. Рудигер корпел над работой, обложившись книгами. В тишине утреннего пустого зала четко прозвучали шаги и рядом с Эйвери остановился Селвин:

— Хрен он всё это читает, — не понижая голоса, вызывающе бросил Селвин, глядя в рыжеватую макушку.

Эйвери взвился, шипя — и наткнулся, как на палку, на туго скрученный пергамент в руке блондина.

— Эссе по чарам, — буркнул Селвин и пошёл прочь, не оглядываясь.

Руди повертел трубку пергамента в пальцах, кивнул сам себе и снова уселся работать. Нарцисса, догадываясь и до конца не веря, продолжала наблюдать. Он не вставал до обеда. Привычная к созданию эссе, Младшая Блек сделала все задания и убирала книги, собираясь идти в Большой Зал. Стоя возле поднимавшихся ввысь полок, поверх переплётов она увидела, как Эйвери написал записку и пристроил её на стопке фолиантов, оставив большинство из них на столе — значит, собирался вернуться и продолжать. Из прохода меж стеллажей вышел Снейп и зашагал к выходу, минуя Эйвери. Руди посмотрел ему вслед, нахмурился, оглядел пустую библиотеку, затем тряхнул головой и быстрым шагом догнал его у дверей.

— Эй, — Рудигер запнулся, и повторил, чуть повышая голос: — Эй, Снейп... Погоди...

Снейп остановился. Потом покосился на Эйвери через плечо. Медленно развернулся и напряжённо замер напротив сокурсника, приподняв бровь и подрагивая крыльями носа.

— Мне нужна твоя помощь, — чётко произнёс Эйвери, держась неестественно прямо перед чёрноволосым изгоем.

Нарцисса затаила дыхание. Лицо Снейпа исказила гримаса:

— И что же. Тебе. Понадобилось? — если бы слова могли бить, Эйвери получил бы уже три пощёчины.

— Зелья. Пояснения к урокам и сокращенные варианты эссе.

То, что делал сейчас Руди, для слизеринца означало — сплясать на собственной могиле. Снейп быстро оглядел зал за спиной Эйвери и задержался глазами на заваленном книгами столе.

— Это не для тебя, верно? — медленно выговорил Снейп.

Эйвери дёрнул плечом. Он проявил недюжинную выдержку, но и его самообладание было не бесконечным.

— Да или нет, Снейп? — негромко спросил Эйвери.

— У тебя будет час. Сегодня. До ужина. Продумай вопросы. Эссе я дам, сократим вместе, — Снейп вполголоса отмеривал фразу за фразой.

Руди коротко кивнул. Снейп, не медля, развернулся и вышел вон. Эйвери постоял, расслабил спину; затем и он покинул поле битвы.

Оставаясь среди шкафов, Нарцисса раскрутила своё эссе по трансфигурации и приложила к нему чистый пергамент.

— Джеминио!

Выходя из библиотеки, она подсунула пергамент под стопку книг на столе Руди.

2.

— Бабочка...

Сонная осенняя бабочка сидела на подоконнике Большого зала, подсвеченная солнцем; они заметили её, идя с обеда.

Нарцисса осторожно подвела ладонь и накрыла остренький гребень сложенных крылышек. Оказавшись в кулаке, бабочка забилась, твёрдо и нежно проводя по ладони и пальцам изнутри. Нарцисса подставила вторую руку, сделав просторный домик и бросила Патрисии:

— Бежим, пока она крылья не потрепала!

В четырнадцать лет ноги бегут сами, а голова не вдруг вспоминает условности правил поведения.

Посадив бабочку на кору ближайшего к крыльцу дерева, Нарцисса и Патрисия отправились гулять вокруг замка. Дышалось легко; голубело высокое осеннее небо, кое-где в траве желтели запоздалые цветки одуванчиков. Идя тропой меж кустов, смахивая паутинки, они вышли ко всё ещё зелёному дубу, под которым тут и там валялись жёлуди. Здесь девочки задержались. Продолжая разговор о последней лондонской встрече, Патрисия прислонилась спиной к стволу и смотрела мимо ходившей взад-вперёд Нарциссы:

— Как он встал тогда... Один из всех, кто с тобой там был! И против стольких тех, остальных...

— Это же Нотт... — пожала плечами Нарцисса. Для неё само собой разумелось, что Эридан Нотт встал. Он встанет, не глядя, коленями в грязь, чтобы вылечить её больную ногу. Встанет, не взирая на происхождение, рядом с тем парнем, которому угрожают трое других. Это же Нотт. Не терпящий бабства ни в каком его виде. И готовый встать за тебя — всегда, когда надо.

— Ты так говоришь, словно это очевидно — заступаться... Вы с ним вместе за столиком были. Вы какие-нибудь родственники?

— Нет; он просто часто бывал у нас летом.

— У него были дела с мистером Блеком?

Нарцисса остановилась. В последние дни она стала понимать, насколько необычным было прошлое лето. Никогда не было в доме Блеков подростковой вольницы, никогда не приходили к ним запросто юноши и не уводили девиц Блек в компании молодёжи. И никогда молодёжь не интересовалась так живо тем, что повседневно происходило в их особняке: проект Сигнуса Блека дал импульс стольким людям, а теперь загублен на корню. Чем же Блек будет жить теперь? И внезапно осознав глубину раны, нанесённой отцу, Нарцисса уже не прислушивалась к реакции Патрисии и отвечала, не задумываясь:

— Мне кажется, Нотту нравится Андромеда... Он из-за неё приходил. То есть, еще ничего не известно, но вроде они... — Нарцисса подняла голову и осеклась, увидев, каким напряжённо-отчаянным сделалось лицо подруги.

— Что с тобой? Тебе плохо?

— Они — что?! — чётко произнесла ван Донген.

— Ничего, — рассердилась на себя и на Патрисию Нарцисса. — Они — ничего!

На первом и втором курсах обе девочки вместе восхищались четвёркой слизеринских вожаков, в прошлом году дружно грустили об их отсутствии. И вот теперь выясняется, что одна из них всё никак не вырастет. Или наоборот — выросла слишком. И дело вдруг становится не в том, что Нарцисса невольно впустила посторонних в личную жизнь сестры.

— Зачем всё это, Патрисия? Ему девятнадцать лет, тебе — четырнадцать, он уже живет в полную силу, а тебе ещё четыре года за партой сидеть. Что он, ждать тебя будет? Да и не помнят они нас уже, мы для них — мелочь. Выбрось из головы!

— "Нас" не помнят? — переспросила Патрисия и пристально посмотрела на Нарциссу.

Им обеим сделалось неуютно от того, что вот так, одновременно и по-настоящему, они друг друга поняли.

— Ладно, пойдём в замок, — сказала Блек и наподдала жёлудю ногой.

3.

Глубокая ночь. Девочки четвёртого курса давно крепко спят.

Нарцисса заходит в тёмную комнату. Коричневый мрак сгустился по сторонам, что за комната — не разобрать. В центре, освещенная желтым огоньком свечи, сидит на стуле фигура. Нарциссе надо туда; она подходит поближе. Фигура раздвигает колени и поднимает руки, Нарцисса входит в их кольцо. Она окружена чужим телом, ей покойно и хорошо рядом с ним. Грудью и животом Нарцисса чувствует живое тепло, а спиной ощущает плавные движения рук — вверх и вниз. Лица у фигуры не видно... Нарцисса приникает всей плотью к фигуре, окунается своим лицом в мягкие густые волосы; всё глубже, всё темнее и лучше. Руки скользят и кружат по её спине, ласково проводят по бокам... Нарцисса прижимается грудью, ещё и ещё... Колкое томление перетекает от сосков внутрь груди и ниже. Она переносит сперва одну ногу, потом другую и садится верхом на чужие бёдра, разведя ноги... Задней поверхностью собственных бёдер Нарцисса ощущает округлые возвышения мышц под собой, а её промежность оказывается над пустотой. Сильные руки придвигают её теснее и проводят по ягодицам, поднимаются к плечам и притискивают тело к телу. Нарцисса старается соединить колени, пытается крепче сдвинуть свои ляжки... Внизу сжимается и индевеет; пойманная бабочка бьётся нежно и твёрдо, сводя и расправляя крылья...

Утром не хочется вставать. Нарцисса лежит под тёмным пологом кровати, думает, не открывая глаз...

4.

Большой Зал, воскресный завтрак — и воскресный, толстый выпуск «Ежедневного Пророка» опускается к некоторым студентам, быстро становясь достоянием всех, кто вокруг. А в номере — разворот с картинками: юноша поднимает голову к солнцу и смеётся, а рядом в рамке — сумрачный взрослый волшебник лет пятидесяти, морщась, говорит что-то оставшемуся за кадром человеку. И так без конца: смех и солнце — брезгливость и тяжёлый взгляд. Прюэтты называются «случайно оказавшимися рядом друзьями», указана цель визита Мальсибера — «вымогательство». Ни одного слова лжи, только грамотно расставленные акценты.

— Не могли паузу выдержать, журналюги! Влезли людям в траур, — ни чести, ни совести у них, лишь бы воскресный номер побольше... — кареглазый красавец Рабастан, вымахавший за лето ростом с Нарциссу, резко повернулся к оставшемуся мелким Регулусу.

— Необъективно и слёзо-выжимательно! — прозвучал девичий голос из-за стола Равенкло. Там кудрявенькая блондинка — старшекурсница в мелких очочках трепала газетный разворот. — Нет критического анализа ситуации, сплошные нюни. А где динамический прогноз событий? А? — Она грозно обвела глазами соседей, словно это они задолжали ей прогноз.

— Рита, воюй на бумаге. А тут могут сидеть кровно заинтересованные, не нагнетай обстановку, — Тед Тонкс улыбнулся блондинке.

Бурлил Гриффиндор, обсуждал Равенкло, высказывался Хаффлпафф, скрежетал Слизерин... За столом преподавателей директор Дамблдор наклонился к профессору МакГонагалл и заговорил. МакГонагалл слушала, одновременно косясь на студентов. Декан Слизнорт поглядывал на своих, подбирая губы. Дамблдор поднялся с места, сотни глаз обратились к нему:

— Дорогие ученики. Произошла трагедия. Именно так мы, преподаватели Хогвартса, воспринимаем случившееся. Погибли два мага, два члена нашего общества. У каждого из погибших остались родные и друзья, и некоторые из них присутствуют среди нас. Будем же деликатны в своих высказываниях. Мы скорбим обо всех, кто оставил нас. Но и видим возможность почтить их память: мы с вами, все, кому небезразлично будущее Магической Британии, не позволим разногласиям среди магов вновь перерасти в кровопролитие. Начнём же с себя, проявим выдержку и терпение в словах и поступках. Я обращаюсь к каждому из вас лично — докажите, что можно жить иначе. Я обращаюсь к старостам — настало ваше время принять на себя управление факультетом изнутри.

Дамблдор умолк и сел, за преподавательским столом учителя заговорили между собой. Завтрак тёк своим чередом, а тем временем всё большее количество учеников знакомилось со статьёй, и шум в зале опять нарастал.

— Красивый...

— Брат его в прошлом году окончил...

— Бедные родители... А невеста у него была?

— Как они смеют диктовать свои условия, кто они такие вообще?!

— Похожая ситуация складывалась в Германии в тридцать втором... Давай нарисую тебе диаграммку, ты сейчас всё поймёшь...

— Да жахнуть по ним Авроратом...

— Подлые вымогатели! Провести расследование — и в Азкабан всех нафиг... Есть же закон!

— Дичь какая-то. Я домой приехал — там "ИРА" колбасит, сюда вернулся — террористы на палочках скачут. Устроили, понимаешь, Богсайд в Министерстве...

— Ира — это твоя подружка, да? Что, горячая штучка? А богсайд — это дуэль у магглов?

— Всё верно! Правильная статья! Мы им ещё покажем! — за гриффиндорским столом выступила крепенькая черноволосая девчонка, сидящая рядом со Снейповской рыжухой.

— Вы уверены, что у Вас есть на что посмотреть, мисс? — обернулся к ней толстенький хаффлпаффовец Джерри Прис.

— Что за выпь на болоте? — одновременно с ним рыкнул Эйвери.

— МакДоналд, родственница Вмятоглового Магнуса МакДоналда... Оставь, это у них семейное. Надо знать клоунов страны... Абстрагируйся, — Селвин попытался приобнять Эйвери за плечи.

— На себя глянь, толстяк, — прозвенела черноволосая Прису. — Небось, тоже Волдеморту пятки лижешь, как все эти Мальсиберы.

Зал, копивший напряжение, взорвался. Многие вскочили с палочками в руках, изрыгая потоки взаимных угроз и оскорблений.

Преподавательский стол поднялся в едином порыве, и мощные лучи Щитовых Чар прочертили зал, перекрывая проходы меж столами, отделяя факультеты друг от друга.

— ДОМ СЛИЗЕРИН — К ПОРЯДКУ! — Сонорус Грегори Паркинсона, старосты Дома, провёл, как расчёской, по столу зелёных. Движение застопорилось. Вставшие медленно, неохотно садились. Возгласы стихали, сменяясь недовольным ворчанием. Наконец слизеринцы уселись и замерли, глядя на старосту. Приказом "К порядку" Грегори взял сейчас Дом под свою личную ответственность. Он, их староста, отвечал теперь за всех них. Студенты признали диктатуру Паркинсона над собой — и повиновались его приказам перед лицом опасности. Но горе старосте, если он проиграет битву. Побеждённому лидеру на Слизерине не жить.

Дамблдор, вперив взгляд в Грега, простёр руки, дав знак преподавателям не вмешиваться. Быстро справились с дисциплиной и Равенкло, и Хаффлпафф.

— Ваше имя, мисс из Гриффиндора! — Паркинсон властно смотрел на стол красных. Он не нарушал ни одного правила, и Керку, старосте Гриффиндора, было нечего возразить.

— Мери МакДоналд — проговорила девица с преувеличенной дерзостью, но при этом держась за руку рыжей.

— Господин директор, — в наступившей тишине Паркинсона слышно всем, — Довожу до Вашего сведения, что студентка МакДоналд оскорбила, — в зале поднялся ропот, и Грег повысил голос, — Студента нашего факультета и его семью. Прошу Вас вынести вердикт.

Некоторые старшекурсники кивнули в такт последнему слову Паркинсона. Грег увёл ситуацию в пике. Во-первых, теперь никто не сможет отрицать произошедшее; во-вторых, попросив вердикт, он вызвал к жизни старинное правило, по которому глава университета обладал правом верховного законодателя. Теперь дело не ограничится снятием баллов. До вынесения вердикта контакты меж противниками были запрещены, и Дом Слизерин покинул Большой Зал.

5.

Утром в понедельник, седьмого сентября, на доске объявлений вывесили вердикт Дамблдора:

«Поскольку представители всех факультетов участвовали в ссоре, баллы сниматься не будут. Мисс МакДоналд на неделю отстраняется от классов. Любой студент, призывающий к мести или разжигающий вражду меж факультетами, будет отчислен. Студент, достигший возраста согласия, уличённый в попытке мщения колдовством против другого студента, будет передан властям.»

— Разве это законно? Согласие в четырнадцать, а наказуемость всегда была с семнадцати, — негромко заметила Хлоя.

— В особых случаях возраст согласия считается совершеннолетием, — Нарцисса была знакома с законами.

— Он упразднил автономию школы. Директор выдаст студента властям... — ВанДонген сумрачна.

— Она даже не принесёт извинений?! — повысила голос Касси Флинт.

— Мда... Ну что ж, по крайней мере ясно, что справедливости не будет. Рассчитывать нужно только на себя, — Эйвери выразил общее мнение четвёртого курса.

— «Будет отчислен и передан властям», — предостерегающе процитировал Селвин.

— Ничего, «студент», мне не к спеху. Месть даже лучше подавать холодной, — осклабился Руди, — А я этой суке отомщу! Простите за брань, барышни, — он кивнул-поклонился девочкам.

В понедельник вечером в библиотеке Нарцисса не нашла нужную книгу.

— Студент Эйвери, Слизерин, четвёртый курс, — моложавая библиотекарша миссис Пинс сверилась с магическим каталогом. — Отыщите его сама?

— Да, спасибо, — Нарцисса увидела рыжеватую голову за знакомым столом.

— Привет. «Существа и сущности Запретного леса» у тебя?

— Да. Но мне скоро понадобится...

— У тебя свободно? Мне всё равно, где сидеть. Как скажешь — я отдам.

— Да, конечно... пожалуйста...

Так на четвёртом году обучения Нарцисса перешагнула через ту стенку, что на третьем сама же и возвела меж «ними» и «нами».

В «Существах и Сущностях» были прекрасные картинки: неподвижные чёрные гравюры, пропечатанные чуть выпуклыми линиями; прежде, чем перевернуть очередную страницу, Нарцисса проводила по гравюре подушечками пальцев, испытывая тонкое удовольствие. Рудигер писал свою работу, Нарцисса –свою, меж ними лежала стопка учебников. Закончив абзац, Нарцисса была готова вернуть книгу, но, покосившись по сторонам и проверив, что за ней никто не наблюдает, она, сверившись с оглавлением, открыла главу о кентаврах. Она застыла над первой страницей, впитывая глазами картинку. Пальцы сами потянулись потрогать; рельеф изображения услаждал осязание, вызывая мурашки. Четыре подушечки рядком скользили по бицепсу и плечу, съехали на грудь, укололись о соски и спустились к торсу. Воспоминания пригнали волну горячей крови к голове, захотелось закрыть глаза и припасть лбом к столу, отдаваясь жарким мыслям.

— Можно книгу?

Нарцисса захлопнула том, зажав свою кисть внутри; поспешно вытащила пальцы и протянула требуемое Эйвери. Тот принял книгу, но смотрел он в это время на работу Нарциссы.

— Это ты тогда трансфигурацию оставила? Почерк... Ты?

Нарцисса, уже разгорячённая, покраснела сразу и ярко, от того, что её уличили; а Рудигер, невыгодно для себя решив, в чём причина её смущения, готов был откусить себе язык. Злосчастный Снейп вырос перед их столом в этот, наихудший из возможных, момент:

— Я сегодня не смогу... — начал он, обращаясь к Эйвери.

Руди испепелил его взглядом и кинул взор на Нарциссу, оценивая, насколько он сам погиб. Нарцисса же, по прошлогодней привычке, легко бросила источнику всех бед:

— Привет, Снейп.

— Привет, Блек, — к ошеломлению Руди, обыденно ответил ей Снейп, и продолжил, обращаясь к Эйвери: — Давай завтра.

— Давай... — медленно проговорил Рудигер, следя за реакцией Нарциссы.

Снейп зашагал дальше, а Эйвери наблюдал, как Нарцисса собирает свои вещи.

— Вы с ним общаетесь? — пошел ва-банк Руди.

— Вы вроде тоже? — прямо посмотрела на него эта непонятная Блек.

— Вроде... — осторожно ответил Эйвери.

— Ну значит всё в порядке, — подытожила Блек, по-прежнему глядя ему в лицо.

— Ага...

— Завтра я принесу трансфигурацию. Ты ведь вечером здесь?

Нарцисса Блек приняла его кивок за ответ, тоже кивнула и удалилась.

Рудигер Эйвери сел на прежнее место и впервые за весь день улыбнулся нормальной мальчишечьей улыбкой.

6.

К среде за тем же библиотечным столом сидели шестеро и вкруговую готовили уроки. Книги набирали сразу по всем наукам и передавали учебник соседу по мере окончания работы. Свои задания каждый выполнял сам, и вдобавок писал краткое изложение занятия и домашней работы по одному из предметов. Роли распределились без слов: ВанДонген отдавала гербологию, Хиггс отвечала за животных, Блек писала трансфигурацию, Флинт — историю магии, Селвин занимался чарами, на Эйвери была астрономия и негласное лидерство. На исходе вечера перед Руди набиралось несколько пергаментов и он шёл в совятню. В пятницу, одиннадцатого сентября, окончились Чёрные дни — две недели со дня смерти. В субботу Селвин положил локти на стол, умостил поверх рук подбородок и сказал:

— Что он сейчас делает?

Остальные молча переглянулись. Нарцисса, во время страстей по Рабастану читавшая семейное законодательство, осторожно заметила:

— Он единственный сын и прошёл Согласие — значит, должен вступать в полное наследство.

— Как, а миссис Мальсибер? — повернулась к ней Хлоя.

— Тут зависит от брака. Если был апотропный брак, то полагается вдовья доля — не менее четверти и не более трети от движимого имущества и недвижимости, но не родовое поместье. Если брак взаимообязующий, то вдове возвращается её приданое с наращенным капиталом и в добавок доля наследства по завещанию.

Во время этой речи Селвин выпрямился и теперь смотрел, приоткрыв рот:

— Ты меня пугаешь. Так-то ты готовишься к свадьбе? А как же трепет романтики, Блек?

— А кто говорил о моей скорой свадьбе, Селвин?

— Так ты на будущее запасаешься?! Где все женихи Магической Британии? Я расскажу им, что за стальная душа скрыта в этом нежном теле!

— Селвин, мои душа и тело тебя не касаются.

— Блек, когда я слышу от тебя слова «тело» и «касаться», я забываю твой прагматизм... Умоляю, говори, не останавливайся!

— Селвин, — вмешалась злая Касси, — организуй приток крови к МОЗГАМ и давай работать...

Касси бесится, Касси нервничает. Всё, связанное с Антаресом Мальсибером, вызывает у неё раздражение. Однокурсники стараются не задевать Кассиопею Флинт, и Селвин только выпячивает губы и придвигает к себе учебник.

7.

Снейп не сразу вошёл в их круг. Вначале он как-то встречался с Эйвери отдельно ото всех, но уже скоро был задан вопрос: «А что с зельями?» и Рудигер признался, что Снейп в деле. Флинт зафыркала, но Эйвери, ободренный опытом с Блек, прямо сказал ей:

— Он — лучший. Ты тоже это понимаешь. И вообще, хочешь взять Зелья на себя?

И Касси лишь поморщилась.

А Руди стал в открытую подходить к Снейпу в библиотеке.

Двенадцатого сентября, в субботу вечером, во время ужина, над пустым местом между Эйвери и Селвином завис большой рогатый филин. Опустившись на стол, он глухо кашлянул и хмуро посмотрел желто — оранжевыми глазами на Руди. Тот снял с его лапы письмо, тёмно-серая птица взмыла к потолку и вылетела в окно. Быстро прочтя письмо, Эйвери показал его Селвину, затем отыскал глазами Снейпа и передал ему пергамент. Снейп просмотрел написанное, а когда поднял голову, глаза его блеснули. Возвращал он письмо, расправив плечи. Затем пергамент перешёл к девочкам.

«Мои дорогие друзья.

Я благодарю вас всех за поддержку в это тяжёлое время.

Ваше участие помогает мне каждый день.

С признательностью к моим семерым товарищам -

Антарес Д. Мальсибер»

В спальне Касси рыдает в подушку, Патрисия сжимает её плечи и что-то говорит негромким размеренным голосом, Хлоя приносит Успокаивающее из Больничного крыла, Нарцисса чувствует себя лишней.

В воскресенье Снейп подошёл к их столу в библиотеке. Эйвери и Блек подвинулись, давая ему место между собой. При этом Блек оказалась близко к Селвину.

— Где ж ты ра-аньше-то был... — не глядя на Снейпа промурлыкал Селвин, широчайше улыбаясь соседке.

Но окончательное признание Снейп получил в следующий вторник.

Четвёртый курс Слизерина сидел на своём обычном месте в библиотеке.

— Хотите, я сама подойду к ним? — раздался неподалёку голос миссис Пинс.

— Нет, спасибо... — негромко ответила какая-то девочка, а через секунды у их стола стояла рыжая из Гриффиндора.

— Простите, нам нужна «Поэтапная трансфигурация», второй том. Вы скоро её освобождаете?

Патрисия оторвалась от книги и посмотрела на Селвина. После неё была его очередь, затем — Касси , потом Снейпа и Руди. Можно было ответить: «Часа через три», или можно было устроить бойкот Гриффиндору, или Снейп мог уступить своё время рыжей, тогда книга досталась бы ей через час — полтора... Вариантов было немало; Снейповская подружка ждала ответа, а сам он сжал перо и следил за их лицами... Селвин качнул бровями, Касси дёрнула губами и пожала плечом, все обменялись взглядами.

— Я закончу через пять минут, сможете забрать книгу, только потом верните, у нас очередь, — с достоинством сказала Патрисия.

Снейп посветлел лицом и обратился к рыжей:

— Я принесу тебе.

— Спасибо, — гриффиндорка улыбнулась всем и отошла.

Снейп обвёл глазами сокурсников.

— Умник, Зелья скоро дашь? Я бы сходил пока в совятню, — Эйвери якобы небрежно повернулся к Снейпу.

Нарцисса пониже склонилась над пергаментом, стараясь сдержать торжествующую улыбку.

Через две недели, окончив первый траурный месяц из двенадцати, в Дом Слизерин приехал последний студент — четырнадцатилетний глава рода Мальсиберов.

8.

Первого октября Грегори Паркинсон призвал всех собраться в гостиной.

— Я рад начать учебный год с хороших новостей. Дом получил восемьдесят баллов за отличную учёбу, из них наибольшее количество, тридцать, принадлежат четвёртому курсу. Спасибо, и продолжайте так же.

Им заулыбались, они заёрзали на диване. Грег продолжал:

— С сегодняшнего дня открыта запись в квиддичную команду, желающие — обратитесь к капитану, отбор будет завтра, тренировки начнутся послезавтра, первый матч с Равенкло — в ноябре.

Рабастан и Регулус, как и многие другие подростки, пихнули друг друга локтями. Паркинсон выждал секунду и вновь заговорил:

— Я хочу напомнить и подчеркнуть, что Вердикт от седьмого сентября продолжает действовать до конца учебного года. По любым вопросам, в любой ситуации — прошу студентов Дома немедленно обращаться ко мне или к старосте девушек мисс Мелифлуд; декан Слизнорт так же готов принять вас во всякое время дня... Желаю всем нам благополучного года и успешной учёбы.

— И что всё это значит? — мрачно спросил Мальсибер, когда вокруг зашумели и начали расходиться студенты.

— Пойдём в спальню, поговорим, — поднялся Эйвери. — Простите, мы вас покинем, — обратился он к девочкам.

Четверо слизеринцев вместе удалились в спальню.

Мальсибер воспринял рассказ о произошедшем на удивление спокойно. Он вообще стал странно — спокоен. Спокойно переплетал пальцы с Касси, идя на занятия, спокойно общался со Снейпом, спокойно получал каждую пятницу из Гринготса большие конверты с сургучными печатями и так же спокойно не раскрывал их, а клал в сумку. Четверокурсники по-прежнему продолжали вместе готовить уроки, и Мальсибер занял своё место за общим столом, но по субботам он уходил в библиотеку один на весь день. Когда Касси попыталась отправиться с ним, он негромко сказал ей что-то, отчего она взвилась и зашипела, но Мальсибер продолжал смотреть на неё всё так же спокойно, и она словно сдулась, закрыла рот и отступила. Раз Нарцисса мельком, издалека, увидела его в одну из суббот — Мальсибер сидел за маленьким столом у окна, вокруг громоздились книги, а на полу валялся раскрытый конверт со сломанными сургучными печатями. Весь прошлый год мечтавший стать охотником в команде по квиддичу, Мальсибер даже не обратил внимания, что в этом году из солидарности с ним не стали пробоваться и Эйвери с Селвином. Он учился, ел, получал и отправлял много писем, но только как-то усыхал, и возле глаз и губ у него залегли тени. И он не улыбался. Совсем.

— ...не спит по ночам, добро бы рукоблудил, а то лежит и в потолок глядит, — случайно поймала Блек обрывок фразы Селвина. Неприличное слово покоробило её, а смысл сказанного долго занимал её мысли.

Человека по фамилии Селвин тоска не устраивала в принципе, как явление. Клиффорд Селвин был открыт любым впечатлениям, но скорбь заставляла его самого внутренне умирать.

И Селвин полез на рожон.

9.

— Я с разочарованием убедился, что не каждый семейный совет, вернее сказать — собрание акционеров концерна «Селвин», означает для меня увеличение дивидендов. Меж тем, нам тут предстоит вырваться на скотопитательные пажити Хогсмида, и у меня большие планы... Карамелька из «Сладкого королевства» уже не утолит, а оскорбит мои потребности.

— Говорил я тебе, отрок — учи гербологию, и будет тебе счастье, отличный табель и финансовая поддержка семьи.

Селвин и Эйвери перебрасывлись фразами по дороге на урок профессора Кеттлберна.

— Оставь, я не создан для земли и лопаты... Вообще, если быть откровенным, обучение в Хогвартсе для трёх последних поколений Селвинов — не более, чем дань снобистской традиции. Для ровного течения отягощенной удовольствиями жизни нам нужно лишь умение без ошибок расписаться на чеке... Тем более лицемерны в моих глазах все эти наказания в виде отлучения от сосцов с золотом. Мне нужно изобрести быстрый способ независимого обогащения.

— Сбеги из школы и напиши домой письмо с требованием выкупа?

— Мой добродетельный друг... Я сделал это в четыре года, когда мне не купили пони. В пять лет я уже сам брал заложников. Кроме того, ключевое слово — «независимого». Должен же я доказать, что я не только клановый Селвин, но и самостоятельный Клиффорд.

Дойдя до загона, Селвин лениво облокотился об ограду и обозревал окружающее. Остановившись глазами на Снейпе, он оживился:

— Снейп, а давай устроим тотализатор. Ты против Леди Гриффиндор. Кто быстрее сварганит зелье. Сделаем Эйвери будку, он будет принимать ставки, я берусь сдерживать толпы зрителей и делить барыш... Эй, не пытайся проткнуть меня своим орлиным профилем! Род Селвинов и так считает меня шалопаем; боюсь, в качестве мёртвого шалопая я устрою их ещё меньше. А было бы славно, Снейп, подумай ещё. Тебе 20 процентов от... Твое рычание я должен принять за изящно завуалированный отказ? Жаль...

Во время урока Селвин не прекращал стрелять глазами, вертелся и вздыхал.

— Придумал! Организую промысловую артель! Мы живем, можно сказать, в жерле рога изобилия. Запретный Лес и его обитатели! Застенчивые артефакторы и утомлённые зельевары с радостью избавят нас от избытка даров природы, гуляющих по нашему лесу. Остаётся только поймать, и вот покупатель уже колотит в двери с кошельком в потной ладошке!

— Селвин, ты сгинешь там до того, как промыслишь хоть белку!

— Для добычи у меня есть вы, верные друзья! Надо продумать стратегию, учитывая личные качества артельщиков. И не все животные опасны. Вот например, единороги — милы, безобидны, обладают массой ценных волос и периодически сбрасывают рог. Стоит только выбрать кого-нибудь, вызывающего у них доверие — и дальше лишь успевай смеяться, подсчитывая галлеоны. А что? Зашлём к ним Блек. Она беленькая, глазки синенькие — да она через час станет у них своею. Будет бродить со стадом, плести венки и собирать упавшее и осыпавшееся. Потом она одичает, покроется мхом. Постепенно забудет речь...

Флинт и Мальсибер стояли чуть поодаль и Касси было проще не прислушиваться к Селвину.

Эйвери ликовал. Снейп старательно отворачивался, но плечи его тряслись. Возмущало Нарциссу, что Хиггс и ван Донген, не скрывая, хихикали с ними. Эйвери подзадорил друга:

— Единороги не всех подпускают... только белых лилий...

Селвин обратился к Блек и нарочито-громко зашептал очень серьёзным голосом:

— Блек, скажи честно. Ты ведь нас не подведёшь? Тебя можно выпускать на единорогов?

Нарцисса совершенно не находила, что сказать. А сказать надо было непременно. Ответить, отрезать, прекратить это издевательство. Но она лишь продолжала смотреть на склонившегося к ней Селвина и ненавидела его и себя.

Селвин ждал, она не отвечала, обоюдное молчание затянулось и Селвин уже не смеялся глазами, а смотрел ей в лицо как-то беззащитно; и когда открыл рот, то сказал уже по-настоящему тихо и даже почти мечтательно:

— А я бы тебе обеды из замка таскал...

По пути назад Нарцисса специально пошла отдельно, и девочки, почувствовав себя виноватыми, окружили её, поэтому парни шагали своей компанией. Нарцисса, не желая так скоро прощать подруг, заявила, что желает побыть одна, и так оказалась между двумя группками однокурсников, идя на примерно равном отдалении от обеих. Ветер доносил до неё голоса шедших впереди ребят.

— А что ж ты сам-то на единорогов не пойдёшь? — бросил Снейп Селвину.

— Увы, многомудрый товарищ, я на эту роль уже не гожусь... — с деланной скорбью ответствовал Селвин.

— Че-го? — приостановился Мальсибер.

— А ну, подробнее, — загорелся Эйвери.

— Эйвери, ты подал мне сейчас прекрасную идею! — оживился Селвин. — Я соберу коллекцию своего первого сексуального опыта. Обращу чистые воспоминания в чистый доход и буду продавать изящно оформленные думосборы ласковым домашним питомцам, вроде тебя.

— Как это, одновременно и «коллекция» — и «первого»? — Эйвери несло, он не обиделся на сарказм Селвина.

— Больше тонкости, мой друг. Ты не улавливаешь тонких различий...

Снейп громко хмыкнул. Мальсибер больше не принимал участия в разговоре. Мальсибер в последнее время говорил всё меньше.

10.

— Мальсибер, сказать по чести, — сдаётся мне, ты не дотянешь до Йоля. Неужели нет каких-нибудь опекунов или помощников?

— Нет. Есть советники, назначенные по завещанию, есть управляющий в банке, но все они могут только советовать, — к примеру, отвечать на мои вопросы. Вести дела и принимать решения должен я.

— И можно узнать, кто твои советники?

— Лорд. И мастер Лестрейндж.

Селвин по обыкновению положил локти на стол и пристроил подбородок поверх. Мальсибер дописывал домашнюю работу. Остальные уже ушли; Касси, ожидая Антареса, крутилась у дальних шкафов, Нарцисса относила книги на место и теперь подошла к столу забрать свои вещи. Мысли, как бешеные, закрутились в её голове — обрывки прочитанного в толстых томах и отголоски услышанного в приватных беседах, и еще до того, как окончательно оформилась идея, Нарцисса прошептала:

— Есть... возможность...

Мальсибер поднял на неё взгляд, Селвин отстранился от стола.

— Блек, полная тайн и сюрпризов,— медленно выговорил Клиффорд.

Мальсибер продолжал молча смотреть на Нарциссу, та собиралась с мыслями. Селвин, истолковав паузу по-своему, бросил, вставая:

— Я пойду.

Нарцисса села рядом с Мальсибером и быстро и очень тихо заговорила, глядя в стол:

— Как глава рода, ты можешь обратиться к другому главе, даже не будучи ему представлен. Обратись к лорду Малфою, узнай, кто были консультанты по бизнесу у его сына после Хогвартса, найми их же. Не проговорись, что это я сказала. Как потерявший родителя, ты имеешь право половину выходных дней в месяце проводить дома — выходи на эти дни в Хогсмид, вызывай туда же своих консультантов и работай с ними. Как последний в роду ты имеешь право на передачу до одной трети бизнеса под бескорыстное управление родственником до четвёртой степени родства. Выясни, с кем из процветающих дельцов у вас сходный бизнес, а родственниками вы, скорее всего, окажетесь. Ничего особенного, ты бы это сам всё со временем узнал...

Нарцисса подняла глаза на Антареса. Тот какое-то время по-прежнему сидел неподвижно, поджав губы и глядя ей в лицо, потом снял со стола её руку и поцеловал.

11.

В воскресенье отправились в Хогсмид. Погода была отвратная, по пути несколько раз накладывали Высушивающие и Согревающие чары. Народу в магазинах и кафе набилось — не протолкнуться. Снейп, исчезнувший было в начале, в середине дня присоединился к ним, злой и нервный. Мальсибер выглядел как сошедший с картины «Поцелуй дементора». Эйвери начал огрызаться на слова Селвина. Касси ревновала к Нарциссе за вечер в библиотеке, а Патрисия, получив письмо из дома, с утра была не в духе. Из последних сил сохраняя тон, решили выпить горячего чаю и отправляться назад. Войдя в кафе, расселись по трём близким столикам, но из-за чего начался конфликт между Селвином и Мальсибером, так и не расслышали.

— Дуэль! Я желаю драться с Вами, сударь! — Селвин сорвал мантию и отшвырнул её, как большую птицу.

Мальсибер поднялся, мрачный и измождённый, мантия упала вниз. Вокруг всё стихло, хозяин сорвался наперерез:

— Эй, господа студенты... — и сбился, накрытый прилетевшим сюртуком Селвина.

Мальсибер, согласно Дуэльному кодексу обязанный соответствовать в костюме, сбросил свой.

Публика заволновалась, посетители начали вставать с мест, раздались вскрики, хозяин вновь бросился вперёд, но в этот миг Селвин избавился от жилета. На смену страху стало приходить недоумение. Мальсибер замедлил движения, но автоматически снял жилет. До сих пор ни тот, ни другой не вынимали палочек, а Селвин двумя быстрыми перетаптываниями уже содрал сапоги. Раздались первые смешки. Селвин упёр руки в бока и, склонив голову так, что светлая чёлка закрыла один глаз, вызывающе уставился на Мальсибера. Мальсибер закусил край губы, и, испытующе глядя на Селвина, разулся. Селвин немедленно сдёрнул носки. Мальсибер не отстал. Они стояли друг против друга на расстоянии не более десяти футов, босые, в белых рубашках и чёрных штанах, блондин и брюнет, а вокруг в немом ажиотаже замерла толпа. Селвин ехидно растянул рот и, скрестив руки у пояса, одним махом стащил через голову рубашку. Раздались визги, смех, девчонки зажимали руками лица, хозяин закричал о приличиях, но его уже не подпускала сама публика. Селвин, белокожий, стройный и крепкий, не стесняясь, открыто стоял перед Мальсибером, светло-розовые соски аккуратными кружками глядели на противника. Мальсибер прищурился и выдохнул, его губы дрогнули, растягиваясь в неверную, первую улыбку. Он медленно поднял руки к шее и, задирая со спины, стянул рубаху с тела. В кафе захохотали, запищали, засвистели; снаружи к окнам припали любопытные. Селвин ухватился за пряжку ремня, посетители повскакали, а Селвин медленно протянул ремень через шлёвки пояса, отставил вбок вытянутую руку с зажатой в ней чёрной кожаной полосой и разомкнул пальцы. Его брюки были готовы упасть, и держались лишь на том, что скрывали. Мальсибер, высокий, золотистый, длиннорукий и длинноногий, тряхнул головой и заулыбался, уверенно и открыто. Он легко, без позёрства, вытащил ремень и теперь, придерживая штаны рукой, казалось, утратил дальнейший интерес к игре, а видел только своего друга, тащившего и наконец вытащившего товарища из отчаяния. И Селвин почувствовал это, и рванул ширинку, и кафе заорало, Мальсибер засмеялся, а Селвин, ладонями прижав брюки к животу, в избытке страстей повернулся к людям и завопил:

— Бле-е-е-ек!!!

И все развернулись, и уставились на неё, а она была готова провалиться под затоптанный пол. Селвин сложил брови домиком и проникновенно, но так, что было слышно всему Хогсмиду, сказал:

— Блек, если мы тебя смущаем — делай вид, что ты не с нами.

______________________________________________________________________________________________________

Музыка к девятой главе — думосбор Селвина:

http://www.youtube.com/watch?v=c_3i2eBOK7w&list=PLGJOYXR9BmnwkanNIBe2ewS5U2wGr6faG

Глава опубликована: 24.02.2013