Танцы до упаду (гет)

Следующие несколько дней проходят хмуро, но спокойно. Настроение поганое, я много времени провожу в Норе, пытаясь утешить маму, но не могу отделаться от чувства, что своим присутствием только лишний раз напоминаю ей о несчастье, случившимся с сестрой. Мне всегда казалось, что я стал разочарованием для семьи — шестой сын, родившийся только потому, что родители отчаянно хотели дочку, не блещущий особыми талантами или красотой...

— Лучше бы магию потерял ты, — читаю я в маминых глазах. Может, конечно, это мне только кажется.

Она постарела сразу лет на двадцать. В волосах ее блестят серебряные нити. Ежедневно, кроме меня, к ним с отцом заходит только Билл. Чарли шлет из заповедника сов, а Перси днюет и ночует в Министерстве.

Джордж снова перестает отвечать на письма, зато в газетах появляются объявления об открытии в Париже первого магазина «Умников Уизли» с колдографией, на которой брат зажигает над толпой малышни фейерверк из разноцветных лягушек.

Разговаривать мне теперь особо не с кем. Гермиона сидит в Брайтоне, обложившись маггловскими газетами и магическими книгами по самые уши, и Кричер таскает ей с Гриммо все новые и новые тома. Кроме того, она приобрела штуку, которую называет ноутбук, и ради этого сняла чары невидимости с летней беседки в дальней стороне сада. Позавчера приходили магглы, провели туда какой-то интернет, и, судя по красным глазам, она окончательно перестала спать. Если б я не являлся по вечерам, чтобы приготовить ей ужин, она, наверное, и есть бы забывала.

— Для здоровья важен суп, — бурчу я в один из дней любимое мамино наставление, доливая в кастрюлю воды. Проклятое варево все больше становится похоже на кашу. В нашем доме всегда готовит мама, и процесс знаком мне только со стороны.

— Угум, — отзывается Гермиона, отчеркивая что-то на газетных полях.

Мои старания проходят для нее незамеченными. А вот Лаванда, уверен, неделями бы рассказывала подружкам, какой я заботливый бойфренд.

Но вместо того, чтобы сказать мне доброе слово, Гермиона в конце концов разражается пламенной речью о недостатках магической системы расследований. Она поминает и Сириуса, и Хагрида с Миртл, и Петтигрю — что с ее стороны не слишком-то мило — и события прошлого года, когда некоторым Пожирателям удалось смыться.

— Курам на смех, — заключает она. — Вы до сих пор не слышали про отпечатки пальцев, вы толком не допрашиваете свидетелей, не умеете искать улики и в конечном счете ловите только тех, кто не успевает убраться с места преступления!

— Эй! — машу в ее сторону половником. — С каких пор волшебники для тебя — «вы»?

Гермиона что-то бормочет про ограниченных чистокровных. Надеюсь, она имеет в виду Визенгамот и Министерство.

— Суп готов, — хмуро сообщаю ей, наваливая суп в тарелку с горкой. Моя невеста затыкается на полуслове, с изумлением смотрит на возвышающийся перед ней суп, а потом поднимает на меня глаза и улыбается. Эта улыбка немного примиряет меня со всем остальным.

Я сажусь рядом. Если посыпать суп перцем и добавить масла, так вроде даже и вкусно вышло.

Теперь, когда Гермиона талдычит об этом каждый день, я понимаю, что она права — настоящей системы расследования преступлений в магическом мире никогда не было. Сложно было бы ее заиметь, учитывая, что магия позволяет трансфигурировать трупы и менять память свидетелям.

Если преступник не остается рядом с телом жертвы, рыдая (как Дайкон Глоупс, убивший из ревности жену и детей) или хохоча (как Сириус Блэк, впрочем, потом оказалось, что это были тела не его жертв), Аврорату остается надеяться только на то, что кто-то настучит — «пришлёт ночную сову», как это называется. Или на то, что преступник был достаточно глуп, чтобы оставить улики. В случае с Джинни я, например, даже представить не могу, за что хвататься.

От безысходности решаю проведать Джорджа. Раз гора не идет к Магомеду, Магомед идет к горе. Являюсь в наш французский офис, спускаюсь в лабораторию — и неожиданно получаю вместо приветствий горячий братский скандал.

Больше всего Джорджа злит, что я потратился на личный портключ. Второй лаборант все время, пока брат ругается, спит на топчане в углу, накрыв голову мантией. Судя по тому, что злой шёпот брата его не будит, они не отходили от котла со дня открытия филиала.

Сообщив о том, что Гарри с Джинни уехали из Лондона в неизвестном направлении, — Джордж в ответ только морщится, — злой как черт отправляюсь обратно.

Джордж считает себя умником, окей. Но то, что он умеет изобретать разные штуки, еще не значит, что он получил право презирать обычных людей. И не значит, что он принимает лучшие решения в обычной жизни, если вы понимаете, о чем я.

Через неделю, в очередной раз наткнувшись в бумагах на документы по сгоревшему складу, я решаю посмотреть на месте, нельзя ли спасти что-то из товара.

— Даже не знаю, как вам сказать, — мнется кладовщик, — это только мои подозрения, доказательств никаких, но...

Старый Абрахам крякает и встает, чтобы прицельным Инсендио зажечь голубой костерок под остывающим чайником. Наш северный склад находился в пятистах метрах от его одноэтажного коттеджа, что стоит на окраине маггловской деревушки.

Место выгорело дотла, да так ловко, что все, что осталось на месте здания — выжженный на земле прямоугольник. Согласно документам, здесь хранились готовые к отправке какому-то М. Т. Смиту канареечные помадки, уменьшающие и увеличивающие сиропы, печенья-длинношейки и прочая потешная снедь, которую нельзя трансфигурировать при перевозке. Загораться, как я ни напрягаю воображение, было нечему: люмосы, в отличие от электропроводки, не искрят. В ночь пожара лил дождь, если верить словам старика. Что же могло тут полыхать так ровно и сильно, что даже следа от товара не осталось? Склад подожгли, тут и думать нечего. И странно, что за прошедшие с тех пор недели М.Т. Смит даже не попытался связаться с нами по поводу неудавшейся сделки.

Моя паранойя шепчет, что все события последних дней — отравление Золотой пары, истощение магической силы Джинни, мое похищение — было подстроено, чтобы отвести наше с Джорджем внимание от проклятого пожара. Товара пропало на полтысячи галлеонов минимум. В Лютном каждый второй за такие деньги отравит родную мать.

— Рассказывайте, — говорю я Абрахаму.

— Это Джоши, — предсказуемо дребезжит кладовщик.

Джош — второй местный сторож. В отличие от Абрахама, который наверняка помнит братьев Дамблдоров школьниками, Джош — парень молодой и видный. Я помню, как он пришел во "Вредилки" по объявлению. В качестве объяснения того, почему он хочет переселиться в глушь, где, кроме Абрахама, ни одного мага на сорок миль кругом не сыщешь, рассказал о несчастной любви. Он, мол, хочется уединиться где-нибудь на год-другой, чтобы пережить кризис. Мол, девушка, в которую он был влюблен, погибла от рук пожирателей. Объяснение, как выразился бы Ли Джордан, "покатило".

— Что именно — Джоши?

Я злюсь. Абрахам испуганно моргает.

— Он начал употреблять, — решается он наконец.

— Начал употреблять что? Огневиски, зелья, джин, пиво?

— Вашу продукцию, — теперь в голосе сторожа слышен робкий упрек.

— Что именно из нашей продукции? Канареечные помадки? Сосалки-ушастики? Что за ерунду вы несете, Абрахам! — злюсь я. — Вы ведь не хотите сказать, что он сожрал весь склад и поджёг его, чтобы скрыть следы!

Старик поджимает бледные губы. Отводит глаза и встает, чтобы выключить чайник. Медленно, вручную, достает чашки, сахарницу и молочник. Мерлин, пошли мне терпения! Абрахам — почти сквиб, зрение у него уже не то. Понятия не имею, зачем мы вообще его наняли. Разве что потому, что выбор был не таким уж большим.

— Мальчик запутался, — говорит Абрахам, стоя ко мне спиной. — Вы с братом успешные люди, мистер Уизли, вам не понять, как это бывает, когда человек в тупике. Ваша продукция, может быть, и не запрещена Министерством, но если хотите услышать мнение старика, так это потому, что там сидят одни идиоты. Превращать человека в розовую плесень не так смешно, как вам кажется...

Согласен, это была не самая удачная джорджева разработка, ну так мы же и не пустили ее в производство! А полностью безопасных приколов не бывает, о чем все знают. Это магический мир, детка, здесь могут и в плесень превратить.

На что бы старик не намекал, запрещать наш товар нет никаких оснований. А вот если Джош нуждался в деньгах так сильно, что толкнул сосалки налево и устроил поджог для сокрытия улик, об этом будет интересно узнать не только мне, но и таинственному мистеру М. Т. Смиту. В конце концов, наш ущерб от пожара — только складские стены, товар был им уже оплачен.

— Вы утверждаете, что это Джош поджег склад — да или нет? — спрашиваю я.

Абрахам молчит. Я встаю и направляюсь к двери.

— Я человек маленький, — говорит кладовщик вслед. — Мне бы небольшое пособие по выходу, чтобы переселиться на новое место...

— Мы выплатим вам зарплату за две недели.

Судя по вздоху, он не удовлетворен.

День клонится к закату. В деревенских домах зажигаются огни, из открытого окна ближайшего к дороге дома доносится звук работающего «теливизера», явно передающего спортивный матч. Румяная деваха, которую я встречаю на пути к дому Джоша, ойкает, роняет ведро и краснеет.

Дом Джоша кажется пустым. Окна не горят, все тихо. Полосатый кот, выскочив из кустов чертополоха, трется о мои ноги, возмущенно урча. Пахнет кошачьей мочой и плесенью. С палочкой в руках я обхожу все комнаты. В кухне разгром, в гостиной — перевернутый торшер и грязь, в спальне... на кровати лежит кулек грязного белья, при ближайшем рассмотрении оказывающийся нашим незадачливым сторожем. Тощий, как смерть, весь какой-то облезлый, он лежит, не открывая глаз и не реагируя ни на Агуаменти, ни на Энервейт. Делать нечего, приходится в обнимку с бедолагой аппарировать в Мунго. Аппарация на такое расстояние отнимает у меня последние силы, и заключение Шпидмахера, сообщающего, что симптомы отравления Джоша не слишком похожи на те, что были у Гарри с Джинни, я выслушиваю в состоянии легкой прострации.

— Мы подержим его до утра, — говорит дежурная медиведьма, подсовывая под руку обязательство по оплате. — Вы сами сообщите родственникам?

В холле зажигается синеватое ночное освещение. Стоя у выхода, я задумчиво чешу палочкой в затылке, раздумывая, что бы все это значило — и в этот момент меня ослепляет вспышка колдокамеры.

Это Криви, конечно же. А те звуки, что смутно доносились в мое сознание последние пару минут, были его щебетом.

Поворачиваюсь и резко выдергиваю у мальчишки камеру. Я уже говорил, что руки у меня длинные? Деннис от неожиданности замолкает с полуоткрытым ртом, отчего становится похож на обиженного птенца.

— На лягушку и стрела летит, — говорю я. — Тебя-то мне и надо.