Прощение (гет)

Время мчалось — несмотря ни на что и вопреки всему, даже когда жизнь оборачивалась постоянным ожиданием хороших новостей. Кара должна была обязательно найтись, Драко — прийти в себя. Но страх, что надеждам и чаяньям, возможно, не суждено было сбыться, причинял почти физическую боль. Время то мчалось галопом, то тянулось так медленно и неспешно, словно патока. И все же оно неумолимо двигалось вперед. С момента аварии прошло уже три месяца.

* * *

— Нет, Драко, нет! — Гермиона — как это уже часто бывало — проснулась от очередного кошмара.

Тяжело дыша, девушка, вся мокрая от холодного пота, сидела на кровати и дрожала. Прохладный ветер задувал в распахнутое окно и заставлял вздрагивать и крутиться занавески своими сильными порывами — они то и дело взмывали ввысь. Дождевые тучи заволокли рассветное небо. Вдалеке, над городом, раздавались раскатистые удары грома, напоминавшие стоны. В воздухе уже веяло ароматом дождя.

Немного отдышавшись, Гермиона снова легла. Ветер все усиливался, и вскоре по подоконнику открытого окна забарабанил дождь. Вместо того чтобы встать и закрыть окно, девушка лишь сильнее укуталась в теплое одеяло, но заснуть она уже не смогла.

«Сегодня будет трудный день», — уныло подумала она.

Прошел ровно месяц, как Гермиону выписали из больницы и ровно месяц, как она исправно, дважды в неделю, ходила на допросы в Министерство. От работы ее временно отстранили — шла служебная проверка на причастность ее к темной магии. Кару Крайтон до сих пор не нашли, и Гермиона оставалась единственной подозреваемой в применении темного заклятья к Драко Малфою.

Гарри, Рон, мистер Остин, многие коллеги, с которыми работала Гермиона, буквально засыпали Визенгамот прошениями о снятии с девушки надуманного обвинения. Но чиновники из Министерства раз за разом отклоняли все прошения с формулировкой: «До появления в деле новых обстоятельств».

Все это время Гермиона жила со смешанным чувством пустоты и одиночества, правда, иногда это ощущение скрывалось, пряталось, словно кто-то стоял за спиной, но стоило оглянуться — и никого не было видно.

Вот и этим дождливым утром она ясно понимала, насколько страшна смесь скуки и пустоты. Со скукой она постепенно научилась бороться, а вот с пустотой — нет. Ведь существовал только один способ уничтожить пустоту — заполнить ее. Но друзей рядом не было (они, в надежде помочь Гермионе, летали в бесконечные командировки по стране и за рубеж, чтобы только найти хоть какие-то следы Кары Крайтон), на работе были большие проблемы, а Драко все еще был без сознания. И Гермиона даже не имела права навестить его или отправить цветы.

* * *

В кабинете следователя Управления внутренней безопасности Мракоборческого центра Гермиона провела уже два часа. Мужчина с первой встречи не понравился Гермионе. Он демонстрировал холодную вежливость, редко смотрел в глаза — взгляд его был настороженным — на вопросы девушки о продвижениях в деле отвечал всегда уклончиво. Весь его вид, выражение лица, тон, которым он предпочитал вести беседу, весь официоз, которым, как щитом, прикрывался этот волшебник, отдавал если не желанием посадить Гермиону в Азкабан, то уж точно очевидной предвзятостью.

Замечая отношение к ней следователя, Гермиона уже давно перестала стараться расположить его к себе, и теперь их встречи носили сугубо условный характер.

Девушка просто негодовала от абсурдности ситуации и нелепых обвинений. Гермиона безумно устала, она не выспалась, у нее болела голова, яркий свет лампы на столе следователя ножом резал глаза.

«Одни и те же вопросы, одни и те же слова — замкнутый круг», — с раздражением думала она.

— Мисс Грейнджер, на сегодня вы свободны. Жду вас в пятницу, как обычно, — монотонно пробубнил следователь заученную фразу.

— До свиданья, — сухо попрощалась с ним Гермиона.

Злость кипела у нее внутри. Размашистым шагом она быстро вышла из кабинета, упрямо игнорируя насмешливый взгляд, направленный ей в спину.

В коридоре Гермиона буквально нос к носу столкнулась с Гарри и Роном.

— Вы уже закончили? А мы так спешили, — начал тараторить запыхавшийся Рон.

— Что-то случилось? — с тревогой спросила Гермиона.

— Мы задержали Кару Крайтон, — торжествующе произнес Гарри.

— Слава Мерлину, — выдохнула Гермиона, боясь разрыдаться от радости на глазах у друзей. — Мне нужно поговорить с ней.

— Гермиона, ты же понимаешь, что это невозможно, — осек Гарри подругу.

— Вы уже допрашивали ее?

— Пытались. Она молчит, — ответил за друга Рон.

— Гарри, прошу тебя, сделай так, чтобы я могла с ней увидеться. Я обещаю тебе — она заговорит. — Гермиона выжидающе смотрела на друга.

По его лицу девушка видела, что он колеблется, но заманчивость предложения Гермионы быстро перевесила все доводы против нарушения закона.

— Ваша встреча будет нелегальной. Ее не доставят в Министерство на допрос, и тебе придется побывать в Азкабане. Гермиона, у тебя только одна попытка ее разговорить. Это твой единственный шанс.

— Я понимаю, — тихо отозвалась девушка.

* * *

Укутавшись плотнее в мантию, Гермиона подняла глаза к небу. Серое холодное солнце в обрамлении темных косматых туч, бушующее ледяное море, порывистый пронизывающий ветер — Азкабан. Все в этом месте дышало болью и отчаяньем.

Миновав пропускной пункт, Гермиона поспешно вошла внутрь. Струи холодного воздуха, как одеяло, окутали ее, напомнив о присутствие дементоров. В воздухе отчетливо улавливался запах сырости и гнили.

Надсмотрщик повел Гермиону по узкому переходу к крутой каменной лестнице, которая вела в подвальные помещения. Там находились преступники, которые только ожидали суда. Спустившись вниз, Гермиона очутилась в неприятном полумраке бесконечно длинного коридора с множеством камерных дверей, из-за которых доносились душераздирающие вопли и стоны полусумашедших узников.

— Мисс, вам сюда. — Надсмотрщик указал на ближайшую дверь. — В камеру я вас не пущу, но вы сможете поговорить через смотровое окно в двери. — И он ловким движением щелкнул засов на нем. — Я оставлю вам фонарь — когда закончите, он поможет вам вернуться ко мне на пост.

С этими словами надсмотрщик повесил фонарь на штырь у смотрового отверстия, развернулся и пошел прочь. Слабый свет фонаря едва осветил дверь и лицо Гермионы.

Дождавшись, когда надсмотрщик скроется из виду, Гермиона тихонько позвала:

— Кара.

Ответом ей была тишина.

— Кара, мне нужно поговорить с вами.

В темноте камеры послышался тихий шорох, и неожиданно у самого окошка Гермиона услышала злобный шепот:

— Заблудшая душа, ты зачем здесь?

— Я хочу поговорить с вами, — повторила Гермиона.

— О чем?

— О Малфоях.

— Они меня больше не интересуют, — уже беззлобно отозвался старческий голос в темноте.

— Снимите свое проклятье.

— Какое проклятье? — словно не понимая о чем речь, хитро насторожился голос.

— С Драко Малфоя.

— Уходи.

— Кара, ведь книга у вас, вы получили то, что хотели. Снимите проклятье, — мало веря, что ее просьбу исполнят, попросила Гермиона.

— Все получают то, что заслуживают, — словно насмехаясь над девушкой, отозвалась ведьма.

— Пожалей его, — не сдавалась Гермиона.

Наступила долгая пауза, и вдруг Гермиона снова услышала злобный голос Кары:

— Ненавижу Малфоев.

— Ведь ты сама Малфой, — привела Гермиона в защиту очень неубедительный аргумент.

— Не причисляй меня к этой поганой семье, — зашипела старуха.

— Я знаю, Арманд гнусно поступил с твоей семьей и с тобой. Облегчи свою участь сейчас, будь милосердна, — умоляла Гермиона.

— Зачем? Чтобы вместо поцелуя дементора мне досталось просто пожизненное? — ухмыльнулась Кара.

— Ты хочешь сказать, что ты его не заслужила? — разозлилась девушка.

— Каким же страшным грехом я это заслужила?— цинично спросила старуха.

— Например, убийством сирот в доме Лущихи, — зло парировала Гермиона.

— Не надо напоминать мне о моих грехах, заблудшая душа, я их все прекрасно помню. А еще я отлично помню, как мучилась от издевательств и унижений, когда ребенком, идя по улице, слышала за своей спиной крики: «Шлюхина дочь!» Как «добрая» Лущиха изо дня в день, сколько я себя помнила, попрекала меня каждой крохой хлеба, не уставая напоминать, что я по гроб жизни ей обязана своей спасенной жизнью и тем, что она уговорила похоронить мою шлюху-мать, как собаку, возле проселочной дороги. А отец, благородный сэр Малфой, наведываясь в деревню, своим молчаливым согласием поощрял издевательства надо мной.

Я помню, как сейчас, когда в маленьком грязном окошке сиротского дома становилось темно, и наступала ночь, я с омерзительным раздражением слушала его обитателей. Затрудненное простуженное дыхание, сухой кашель, мучивший некоторых детей по нескольку часов, бессвязный горячечный бред. Слышала шуршание крыс, которые шныряли по маленькой комнате, роясь в соломе и грязной одежде. Порой кто-то взвизгивал в темноте укушенный крысой, а иногда и резко пищала крыса, убитая кем-то. Я зажимала ладонями уши, чтобы не слышать этих ужасных звуков. Существование мое в этом доме было одним долгим невыносимым кошмаром, который был похож на дурной сон, я жила с надеждой когда-нибудь проснуться.

И я проснулась, когда во мне проснулась магия. В это время ко мне часто стал приходить призрак умершей матери, к своему удивлению, я могла говорить с ней, а позже и приказывать. Призрак матери рассказал мне о событиях, случившихся давным-давно, задолго до моего появления на свет.

Жизнь представлялась моей матери длинной непрерываемой линией, а поскольку ее памяти не всегда можно было доверять, я мысленно дополняла ее истории тем, что знала сама. Так я узнала о преступлениях Арманда Малфоя. Я жестоко наказала его: до конца своих дней он боялся даже упоминания моего имени и передал этот страх своим потомкам. — Кара негромко засмеялась, но смех ее оборвал простудный кашель. — Сыро здесь, — словно очнулась она от своих старческих воспоминаний.

Понимая, что Кара может в любой момент замкнуться в себе и перестать говорить с ней, Гермиона решила сменить тему. Чтобы потешить тщеславие старой женщины, она спросила:

— Кара, зачем тебе нужна была книга, если ты и так наказала Арманда?

— Чтобы его потомки не переставали бояться меня, — устало отозвалась она. — Книгу дяди Аарона Арманд с помощью чар сделал оберегом своей семьи. Как только она попала в мои руки, защита рода пропала, и я могла делать с Малфоями все, что хотела.

— В Азкабане это у тебя вряд ли получится, — встревожилась Гермиона.

— А мне хватит и того, что я уже сделала, — уловив страх девушки, весело ответила ей Кара.

— Почему ты раньше не украла ее, ведь наверняка за столько лет была масса возможностей?

— Нет, не было. Малфои берегли свой дом. — В голосе Кары засквозило раздражение.

Гермиону внезапно осенило:

«Драко же говорил мне, что перестал считать Мэнор своим домом».

Мысли девушки прервал любопытствующий вопрос:

— Мне интересно, заблудшая душа, зачем ты просишь за младшего Малфоя?

Гермиона молчала. Девушка не хотела называть Каре истинную причину, но и врать старой ведьме почему-то тоже не хотелось.

— Ты любишь его?

Гермиона продолжала молчать.

— Ты любишь его, — утверждающе произнесла Кара и с сарказмом добавила:

— Я думала ты умнее.

«Я тоже так думала», — про себя подумала Гермиона.

— Дай мне руку. — И из темного окошка камеры появилась сухая морщинистая рука ведьмы, с длинными желтыми расслоившимися ногтями.

Гермиона колебалась — стоит ли выполнять просьбу Кары.

— Не бойся, — словно читая мысли девушки, произнесла старуха. — Я ничего тебе не сделаю, просто дотронусь до твоей руки.

Гермиона неуверенно протянула свою руку навстречу руке Кары. Как только она прикоснулась к старой ведьме, по телу девушки словно пробежал слабый электрический разряд, ее даже немного тряхануло.

Кара быстро одернула свою руку обратно в камеру.

— Ты даже глупее, чем я предполагала, — брезгливо вынесла она свой приговор Гермионе. — За несколько дней и одну проведенную с ним ночь ты простила то, что никогда не должна была прощать.

Гермиону до глубины души оскорбили слова Кары.

— Я простила его не потому, что мы вместе спали, а потому, что смогла увидеть в нем совершенно другого человека, совсем не такого, каким он хотел казаться. У него доброе сердце, он способен сострадать, — задыхаясь, объяснила девушка.

— Он тебя не любит, — грубо осекла ее Кара.

— Знаю, — с болью отозвалась Гермиона. — Я просто хочу, чтобы он жил и дарил свою любовь пусть не мне — другой, но лишь бы он жил.

— Ты врешь, — злобно засмеялась Кара. Каждое ее слово, как иголка, вонзалось в сердце девушки. — Ты хочешь, чтобы любил он именно тебя, и поэтому тешишь себя несбыточными мечтами.

— Да, я хочу этого, — не желая больше притворяться, ответила ей Гермиона. — Однако его жизнь я ценю куда больше своих желаний.

Кара в ответ лишь продолжала сеять зерна сомнений в душу девушки:

— Не верь ему, глупая девчонка, подлость и предательство у Малфоев в крови. Он не такой, каким ты его себе представляешь. Все мужчины в этой семье — лицемеры. Разве ты сама, глупая, не видишь, как ловко он заморочил тебе голову так, что вместо черноты в его сердце ты увидела яркий свет. Разбавил веру мутною водичкой? — Каждым своим словом Кара словно хлестала Гермиону по щекам, ее же тщательно запрятанными в самую глубину сердца, потаёнными страхами. — У него нет души — вместо нее склеп, где живет гниль и темнота, а ты доверчиво открываешь свое сердце. Все отдала ему: веру, надежду. Любовь к нему — хуже Азкабана. Если не одумаешься, никогда от нее не освободишься, — устало, словно из последних сил, закончила старуха свою речь.

— Может быть ты и права, но выше твоей правды — моя любовь, — скупо вырывала из себя каждое слово Гермиона.

— Если бы я не заглянула в твое сердце, я бы подумала, что ты сумасшедшая, — прошептала Кара. — Уходи, я сказала все, что хотела.

— Кара, — умоляюще обратилась к ней Гермиона.

— Уходи, — словно эхом отозвалась ведьма из глубины камеры и больше не произнесла ни звука.

Бесцельно простояв еще несколько минут у двери, Гермиона сняла с нее фонарь и уже собиралась уйти, когда снова услышала голос Кары:

— Бойся своих желаний, заблудшая душа, ведь они могут сбыться...

И снова в камере стало тихо.