Яблочный зефир (гет)

Банан.

Губы.

Красная помада.

У него не было сил, чтобы отвести взгляд.

Грейнджер откусывала маленькие кусочки спелого плода, медленно — чертовски медленно — рассасывая их у себя во рту.

Лучи солнца путались в волосах, а глаза — которые, блин, светились с самого утра — блаженно закрывались, заставляя Фреда ревновать её к этому чертовому банану.

Грейнджер сверкала, а он до боли закусывал щеку, понимая — это Джордж.

Брат выглядел довольным, счастливым и у Фреда защемило в груди, когда он увидел мимолетный, быстрый, вспыхнувший молнией взгляд, который проскочил между этими двумя в шумном, набитом учениками зале.

Фред словно ничего не слышал.

Он только наблюдал за разлившимся по её щекам румянцем, отмечал пропавшую бледность и усталость, и, кажется, тлел, превращаясь в грубые угли.

Она посмотрела на него — во взгляде, всего на секунду, рассыпалась что-то странное — и тут же отвернулась, продолжая о чем-то весело щебетать с Джинни.

А он понял.

Конечно, думать ему мешала красная помада на пухлых губах — о, боги — и, пожалуй, совсем не по-грейнджеровски расстегнутая рубашка, но это ударило быстро, точно и, определенно, болезненно.

Джордж.

ДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжорджДжордж.

Эта юбка, расстегнутая рубашка и красная помада — не для него.

Она светится — не из-за него.

Улыбается — не ему.

В голове, словно плохо построенная пирамида, рассыпалась вся выдуманная стратегия и планы по раскрытию врунишки-Грейнджер.

Фред сжал зубы так сильно, что на скулах заиграли желваки; закрыл глаза, громко втянул воздух — чертов запах зефира — поднялся из-за стола и, даже не обернувшись, покинул Большой зал, не замечая, что Грейнджер, как-то съежившись, провожала его внимательным, слегка расстроенным взглядом.

Вечером, когда забитая учениками гостиная заулюлюкает, взорвется криками, смехом и одобрительными возгласами, а он, пытаясь прогнать дымку в голове — последний бокал был явно лишним — ввалится в комнату, прижимая к себе так же ничего не соображающую Анджелину; когда он снова припадет к её губам в слюнявом поцелуе, то единственное, что поможет ему вырваться из сладкого, пьянящего забытья, окажется копна шоколадных волос, за которой стремительно захлопнется дверь.

И глаза.

Идентичные ему голубые глаза, смотрящие с осуждением, и — он не мог этого не заметить — толикой превосходства в глазах.

"Я выиграл" — говорили ему мерцающие глаза Джорджа.

И, пожалуй, если бы глаза не начала застелить пелена, а мозг не отказывался работать, он бы непременно ответил — "посмотрим".

Но сейчас, когда непонятная вина захлестнула его с головой, прибавив головной боли и, кажется, тошноты, Фред смог только опуститься на диван, тихо застонав и, конечно же, проклиная во всем алкоголь.

А перед глазами все же стояла она.

И банан.

И губы.

И красная помада.