Black Velvet (гет)

Укутавшись в плед, Петунья затянулась, чувствуя легкий озноб, прошибающий все тело. Ей было неловко возвращаться обратно на реку, но идти домой она не хотела, потому сад на заднем дворе ее дома послужил временным укрытием.

Спустя две сигареты и кучу обвинений в адрес эгоистичного, ненормального, взбалмошного Блэка, к Эванс тихо подсел Римус Люпин, молча затягиваясь и глядя на звезды.

Петунья бросила на парня короткий взгляд, удивляясь, как он ее вообще нашел.

— Через четыре дня полнолуние, — тихо выдохнул Люпин, вертя в руках сигарету.

— Мне нравится луна, — просто пожала плечами Петунья. — Она освещает мрак, без нее на небе как-то пусто.

— Верно, — усмехнулся Римус, откидываясь на ствол дерева. — Спасибо, кстати.

Тунья нахмурилась, вспоминая, за что маг может ее благодарить. Юноша усмехнулся, напоминая о спасенной во время стычки с Пожирателями жизни.

— Это все Лили, — отмахнулась Эванс, с ужасом вспоминая кровь на полу и раненых магов.

— Ты внесла огромный вклад, Петунья, — Римус говорил тихо, в полтона, внимательно наблюдая за собеседницей. — Медицина магглов непривычна для нас, но, знаешь, по статистике именно ваши доктора открывают новые лекарства чаще, а пациентов выживает больше.

— Магия разве не может вылечить?

Римус затих. Он видел надежду в глазах Петуньи, видел угасающий взгляд миссис Эванс. Он знал, что Лили ищет лекарство, и знал, что его просто нет.

— Магия — не панацея.

Петунья отвернулась, кутаясь в плед еще больше. Краем сознания она понимала, что так и есть. Магия — не мечта, это всего лишь странный дар.

— Впервые я увидел магию еще в раннем детстве, — спустя долгое молчание начал Римус, и взгляд его был прикован к почти полной луне. — Это было прекрасно. Мне было года четыре, я помню, что бегал от мамы, не любил я есть каши, знаешь ли.

Петунья тихо хихикнула, припомнив, как она бегала за Лили на речку, чтобы та, наконец, позавтракала, и тогда родители бы спокойно отпустили их двоих гулять.

— Шел дождь, было холодно, я спрятался под деревом на соседнем участке, ел яблоки. Увидел, как на верхней ветке висит одно, огромное, красное. Мечта любого ребенка. А потом просто яблоко аккуратно оторвалось и замерло прямо возле моего лица. А потом полетело. Просто полетело, и всё. И я бежал за ним, пытался поймать, дождь был не помехой, мне больше не было холодно, я хотел его. И, когда оно оказалось в моих руках, я благополучно стоял посреди кухни.

Римус улыбался воспоминаниям. Он помнил красное яблоко, помнил холод в то утро, тонкую палочку отца и грозную маму с кашей в руках.

— Это прекрасное воспоминание, — тихо шепнула Тунья, наблюдая за парнем.

Он улыбнулся уголками губ, его взгляд был еще расфокусированным, в воспоминаниях, вглядываясь в лицо матери, которой не стало год назад.

— Мои первые воспоминания о магии были менее радостными. Лили разнесла полкухни из-за того, что я забрала ее апельсин, — Петунья усмехнулась. — Так я заработала свой первый перелом.

Римус вздрогнул, пожимая плечами.

— Ну, у каждого знакомство с магией происходило по-разному. Первый раз Сириус увидел магию от матери, которая применяла запрещающие чары на своем домовике.

— Какой ужас, — теперь вздрогнула Петунья, представляя маленького пухленького Сириуса и Добби, который корчился от боли. — Это несправедливо.

— Несправедливости полно в этом мире. Что у магов, что у маглов. Этим мы не отличаемся.

Петунья усмехнулась. Она бы не сказала, сколько они вот так просидели и проговорили о магии, родителях, проделках Мародеров и другой стороне Хогвартса, той, где много неизведанного, где есть косячки, Битлз и секс.

Римус много рассказывал и о Сириусе. О его больной страсти к мотоциклу, огневиски и кожаной куртке.

Когда небо начало светлеть, молодые люди замолчали. Голова Петуньи покоилась на плече Римуса, они были укутаны пледом и медленно курили, разглядывая гаснущие звезды.

— Сириус — самая яркая звезда, — неожиданно для себя произнесла Петунья, почувствовав довольную ухмылку Римуса в волосах.

— О, да. Но знаешь, Тунья, яркая — не значит обжигающая. Так что не бойся.

— О чем ты?

Ветка хрустнула под ногами, и ребята обернулись, натыкаясь взглядом на Джеймса, Лили и Сириуса.

— Питер нажрался и храпит, — беззаботно махнул рукой в сторону дома Джеймс, с опаской поглядывая на Сириуса.

— А я смотрю, вы тут тоже не скучайте, — ухмыльнулся Сириус, падая рядом с Петуньей и чуть перетягивая плед на себя.

Тунья двинулась ближе к Римусу, что с явным удовольствием отметил Блэк.

— Говорим о звездах, Сириус, — Люпин обнял одной рукой девушку, улыбаясь другу. — О самых ярких и тупых планетах на свете.

— Ну ты и гад, Лунатик, — беззлобно улыбнулся Сириус, снимая свою кожаную куртку и накрывая ей свои ноги и Петуньи.

Джеймс и Лили сели напротив, наблюдая за милой сценкой.

— Поэтому вы и дружите, да? — Петунья неожиданно засмеялась, оглядывая каждого парня, сидящего рядом с ней.

— О да, четверо самых невозможных парней, — с удовольствием кивнула Лили, обнимая Джеймса.

— Даже Питер? — Сириус сделал удивленное лицо, глядя на девушек.

— Даже Питер, — хором ответили девушки, и смех поднялся высоко в светлеющее небо.

* * *

Утро нового дня принесло молодым людям головную боль и подшучивание старшего поколения. Лили и Тунья и вовсе боялись посмотреть в глаза родителям, в отличие от парней, скрывшихся под предлогом накладывания чар.

Обед прошел с легкими шутками. Петунья старалась избегать Сириуса, вчерашний инцидент на реке не выходил из головы, от того ей все еще было неловко.

Ближе к вечеру, когда на кухне были только Лили, Петунья и мама, учившая девочек правильно тушить овощи, зазвонил телефон. Лили, первая взявшая трубка, недоуменно замерла, глядя на Петунью. Затем извинилась и подозвала старшую сестру к телефону.

— Да?

— Петунья? Это Вернон, — раздался знакомый голос, и сердце Петуньи невольно вздрогнула в надежде, что он решил просто поинтересоваться, как у нее дела. — Сегодня в ресторане в девять. Тебе удобно?

— Э-э-э, а что случилось?

— Мы ведь встречаемся, — кажется, Вернон удивился. — Я бы хотел тебя видеть.

— Точно, хорошо.

Раздались короткие гудки. Тунья выдохнула, встречаясь взглядом с Лили, которая была почему-то встревожена.

— Мне нужно собираться, у меня ужин с Верноном в девять, — обреченно начала девушка, делая шаг в сторону выхода.

— Ты уверена? — миссис Эванс недовольно поджала губы.

— Пора уже с этим что-нибудь делать, — невесело улыбнулась Тунья, поднимаясь по лестнице.

Вернон Дурсль жил размеренной жизнью, не на широкую ногу, но с амбициями. Он ставил четкие цели, обязательно добиваясь их, имел определенное представление о семье, о людях в целом, о нормальности. О красоте.

Он считал Петунью красивой, мудрой и хозяйственной женщиной. Молодой, конечно, но девочка опыта наберется, вся дурь из ее головы выйдет, а Вернон ей, обязательно, поможет.

Он разглядывал ее слишком долго, слишком внимательно. Сегодня она выглядела по особенному хорошо. Темно-алое платье было удивительно броским, как и алая помада на тонких, четко выделенных губах. Непривычный макияж, чуть ярче, делал ее лицо еще более привлекательным, подчеркивая серость глаз и природную бледность. Девушка будто светилась изнутри, и это, вопреки всем здравым суждениям, льстило Вернону.

Он видел ее влюбленную, улыбчивую. Она рассказывала о каком-то празднике, очень увлеченно, но Дурсль ее не слушал. Просто смотрел, как смотрят на картины, прекрасные, но бесполезные. А Петунья сегодня была самой красивой картиной, какую только видел в жизни Вернон.

Вдруг знакомая фигура пронеслась рядом, и вот за их столиком уже сидела Джослин Майерс с бойфрендом. Она улыбалась, искрящаяся, как молния, и нагло расположилась рядом с Верноном.

— Как твои дела, Ронни? — весело пропела Майерс, стреляя глазами то на своего ухажера, то на Дурсля.

Он таких девушек не любил. Они очаровательны, как стекло, но легко бьются, не переливаются и удивительно однобоки. Единственная ночь, что провел Вернон с Джослин, скреблась неприятным осадком, и мужчина всячески подавлял порывы рассказать Эванс обо всем. Но зачем ей знать? Зачем лишние скандалы? Им и так хорошо живется.

— Отлично, Джослин, — коротко бросил Вернон, кривясь над укороченной версией своего имени.

— А твои? Рассказывай, Петунья, ты так похорошела, — Джослин искренне улыбалась, беря подругу за руку. — Одолжишь помаду?

— Конечно, — Эванс незаметно хмурилась, и Вернон, на удивление, заметил нервную дрожь своей женщины. — А ты как?

— Так я замуж выхожу, — расхохоталась Джослин, кивая в сторону молчаливого, робкого, но симпатичного паренька, на вид не старше девушек.

— Да, за меня, — чуть поправил ее Томми Чаплин, работающий подмастерьем у старого обувщика Пловко.

— Поздравляю, — весело рассмеялась Петунья, и Вернон, в честь этого, заказал всем шампанского.

Дальше он не слушал. С тихим, серым Томми говорить он не хотел, перспективы никакой не было. В пол-уха он слушал женский радостный треп, и предложения Петуньи быть подружкой невесты.

— Конечно, — радостно откликнулась Эванс, кидая на Вернона быстрый взгляд.

— Свадьба в конце августа…

Вернон изредка кивал, отмечая про себя, насколько радостной была Петунья. Значит, время пришло.

Встав из-за стола под предлогом проветриться, Дурсль подозвал официанта, который за дополнительный доллар пообещал сделать все в лучшем виде.

И вот в руках Петуньи шампанское, она смеется вместе с Майерс, а свет в ресторане чуть уменьшают, создавая интимную атмосферу. Это сразу заметили все клиенты, удивленно озираясь.

И Вернон, вставая из-за стола и немного кряхтя, сел на одно колено перед ошарашенной, застывшей Петуньей.

Он видел шок на милом лице девушке, также заметил чуть завистливый взгляд Джослин и самодовольно улыбнулся.

— Петунья Эванс, станете ли вы моей женой?

Этот вопрос был удивительно прост, и коробочка, уже демонстрирующая красивое, не дешевое по мнению Вернона кольцо, готова была перекочевать в тонкие пальцы Эванс.

Дурсль, не дожидаясь утвердительного ответа, надел на безымянный палец кольцо, целомудренно целую руку своей будущей жены. Раздались аплодисменты, поздравление, и, конечно, бесплатная бутылка шампанского. На неудовольствие Вернона, дешевое.

Вернону пожимали руки и поздравляли с помолвкой, Джослин щебетала Петуньи обо всех радостях предсвадебной подготовки и все были счастливы.

Так думал Вернон Дурсль, довольно распивая шампанское и любуясь маленьким бриллиантиком на кольце своей невесты. Он не заметил ее слезы, списав на банальную женскую сентиментальность, он не заметил, что кольцо было не по размеру. Он не услышал тихо выдохнутое «нет» и сочувствующий взгляд доброй половины всех посетителей.

Вернон Дурсль считал себя хорошим женихом. А самое главное — правильным.