Разоблачение государственной измены (джен)

Сантьяго долго обдумывал послание, доставленное ему в кабинете за считанные мгновения до полудня. Пеон, вручивший сложенный листок, лишь промолвил, что дон постарше заплатил ему пять песо — целое состояние для такого бедняка, как он — чтобы тот отнес бумагу магистрадо в Лос-Анджелес. И он тотчас исполнил поручение. Пеон замялся, словно ожидая чего-то, и Сантьяго, нехотя, выудил из кармана монету и бросил ему. Ловко подхватив ее, пеон отвесил глубокий поклон и поспешил к своей повозке, запряженной ослом. Взмах кнута, и он уже трясся по дороге обратно в Сан-Педро, куда более богатый, чем когда проснулся этим утром. Для магистрадо же это послание было долгожданным, ибо исходило оно от самого Алехандро де ла Веги.

Неспешным шагом конь Сантьяго поднимал пыль на дороге, ведущей от гасиенды де ла Вега в Лос-Анджелес. Прочитав записку, он решил осмотреть свои будущие владения. Увиденное вполне удовлетворило его. На гасиенде осталась лишь пара престарелых вакеро да старый пеон. Остальные бежали. Скот разбрелся, и лишь личные верховые лошади семьи томились в стойлах. Он с удовлетворением отметил, что Принцесса, жемчужина конюшни, была среди них. Как только он вступит во владение гасиендой, он наймет слуг и восстановит былой порядок. Как он и говорил Лосано, у него были свои представления о том, как переставить мебель и украсить дом по своему вкусу. Он уже предвкушал наслаждение жизнью в этих стенах. Он и его новоиспеченная супруга, Леонар. Уголки губ Сантьяго тронула сладостная улыбка при мысли о дочери губернатора. Он не сомневался, что вскоре возьмет Леонар в жены, как только позволят приличия. Все шло по плану, и это не станет исключением. Губернатор сочтет их брак весьма выгодным для своей дочери, а положение Сантьяго укрепилось бы еще больше после поимки и осуждения предателя Диего де ла Веги.

Накануне вечером Лосано доложил, что Алехандро де ла Вега топит горе в сонной деревушке Сан-Педро. Поэтому Сантьяго решил сегодня навестить гасиенду и насладиться видом своих будущих владений. Он был рад узнать, что де ла Вега счел необходимым покинуть свой дом. Сегодня он лично расспросил тех немногих, кто остался на гасиенде де ла Вега, и узнал, что хозяин, сломленный осуждением и смертью сына, а также собственным унижением, приказал оседлать коня и бежал, бросив все на произвол судьбы. Слуги были уверены, что старый дон никогда не вернется. Довольный тем, что так хорошо знает свою жертву, Сантьяго покинул гасиенду, сдерживая смех, пока слуги провожали его взглядом. Дон Алехандро был окончательно сломлен.

Сообщение из Сан-Педро было не чем иным, как капитуляцией дона Алехандро. Старый дон готов был продать гасиенду и все, что на ней было, лишь бы покинуть Калифорнию, землю, где он больше не мог гордо держать голову среди своих собратьев. Глубоко униженный и опозоренный поступком сына, с разбитым сердцем из-за его гибели — самоубийство, пожалуй, худшая из смертей. В Калифорнии не осталось ни одного места, где бы ему не напоминали о сыне-предателе и собственном позоре.

В послании дона Алехандро говорилось, что он встретит его в Сан-Педро сегодня в полночь, чтобы завершить сделку. Сантьяго удивился столь позднему часу, но решил, что старый гасиендадо просто не хочет, чтобы кто-то узнал об их договоренности, пока он не получит деньги и не сможет бесследно исчезнуть. Заберет деньги и растворится в ночи, оставив Сантьяго гасиенду. Он отправил Лосано в Сан-Педро следить за доном Алехандро в течение дня. Дон Алехандро, хоть и был сломленным стариком, оставался непредсказуемым. Сантьяго не хотел никаких сюрпризов.

Сантьяго находил эту поездку под лучами заходящего солнца весьма приятной, размышляя о своих достижениях. Он задавался вопросом, как далеко мог бы продвинуться в испанской иерархии, останься он в Испании. Если бы не его роковое невезение — рождение не в одной из знатных семей, он мог бы взлететь до самых вершин. Но он добился успеха на этой новой земле и собирался стать самым могущественным человеком во всей Калифорнии, прежде чем все закончится. Он был на верном пути. Если продолжит быть осторожным и предусмотрительным, никто не сможет его остановить, пока не станет слишком поздно. Однажды все земли вокруг станут его.

Оглянувшись, он заметил темные верхушки облаков на юго-западном горизонте. Похоже, над океаном шел дождь. Отсюда он не видел воды, но она была близко. Тучи не двигались в его сторону, поэтому он не придал этому значения. Здесь, на окраине Лос-Анджелеса, было по-прежнему ясно, и он чувствовал, что его будущее столь же лучезарно, как солнечный свет, согревающий его лицо. Ничто не могло омрачить почти безупречное совершенство этого дня. Он пришпорил коня и направился в сторону Лос-Анджелеса.

-Z-Z-Z-

Ветер метался вокруг дона Алехандро, когда он пробирался по сумрачным улицам. В узком переулке шипели и плевались друг на друга две оборванные кошки, а по другую сторону улицы стучали по стенам домов расшатанные ставни. Дон Алехандро, зябко поежившись, плотнее закутался в плащ, ускоряя шаг. Сегодня ночью луна спряталась за завесой туч, и тьма сгустилась, почти осязаемая. Весь день и часть ночи он провел в убогой таверне под деревом, играя свою опостылевшую роль скорбящего отца. В этот раз он играл ее особенно угрюмо, погруженный в молчание и почти не притрагиваясь к вину. Добровольное воздержание было его личной выдумкой. Люди сторонились его, шепчась за спиной. Те немногие, что решались посетить эту забытую богом таверну. Дон Алехандро чувствовал их неприязнь, ту же, что преследовала его в Лос-Анджелесе, где он, казалось, испытывал ангельское терпение Тио. Штормовые ветра, весь день терзавшие побережье, неумолимо приближались, и дон Алехандро решил, что лучше встретить непогоду в своем ветхом жилище, чем в маленькой таверне под деревом. Глухие раскаты грома, словно стоны исполина, разносились по опустевшим улицам.

В доме с облупившейся красной дверью царил непроглядный мрак, когда дон Алехандро вошел внутрь. На ощупь, словно слепой, он нашарил спички и зажег единственную свечу в настенном бра в передней комнате. Отдернув ветхую занавеску, он прошел во вторую комнату, где на столе стоял старый канделябр, и зажег все его свечи. Сбросив плащ, он небрежно бросил его на кровать в третьей, последней комнате дома. Достав из кармана часы, он с досадой отметил, что до приезда Сантьяго оставалось еще долгих несколько часов. Едва перевалило за девять.

«Еще столько ждать…», — мрачно подумал он про себя. Его беспокоило отсутствие оружия. Он должен был встретиться здесь с Сантьяго, чтобы обсудить детали продажи своих земель магистрадо. Но… никакой продажи не будет.

«Лучше бы это сработало», — мысленно пригрозил он Зорро. Он всецело предан их плану, но слишком многое могло пойти не так.

Дон Алехандро окинул взглядом убогое жилище. Не зная, чем занять себя до полуночи, он решил немного прилечь и отдохнуть. Он оставил свечу гореть в передней комнате и потушил почти все свечи в канделябре, оставив лишь одну, робко мерцающую в полумраке. Затем он лег на жесткую койку, накрывшись плащом. Вопреки своему намерению бодрствовать, он незаметно для себя погрузился в беспокойный сон, полный смутных предчувствий.

-Z-Z-Z-

Зорро привязал лошадей к карете и принялся за сложную задачу — развернуть ее в тесном пространстве пещеры. Эта кропотливая операция требовала полной концентрации. В безопасности же своего гостя он не сомневался — судья Васка был надежно связан.

Они проснулись задолго до заката. Зорро развязал ноги Васки и освободил его рот от кляпа, позволив справить нужду и утолить голод. В их распоряжении были лишь скудные остатки приготовленной еды, которую Зорро предусмотрительно взял с собой — той самой пищи, которую Васка с презрением отверг еще в скромной хижине. Но у них был достаточный запас вина, чтобы хоть как-то скрасить эту трапезу.

«Пожалуй, вино — единственное, что делает эту еду хоть немного сносной», — подумал Зорро, наблюдая, как судья с трудом проглатывает каждый кусок. Васка хранил молчание, но в его глазах читалась жажда мести, желание видеть своего похитителя в качестве пленника, гниющего в тюремной камере. Закончив трапезу, Зорро вновь связал судье ноги и вернул кляп на место. Ему претила необходимость так обходиться с судьей, но он не мог позволить Его Превосходительству сорвать его единственный шанс оправдать Диего де ла Вегу и разоблачить истинное лицо Сантьяго.

Время неумолимо двигалось вперед. Зорро подошел к судье, извлек из его кармана часы и взглянул на циферблат. Без четверти одиннадцать. К тому моменту, как он усадит судью в карету и преодолеет последние мили до деревни, наступит назначенный час. Зорро вернул часы в карман Васки и направился в дальнюю часть пещеры, откуда извлек из песчаного укрытия сверток из холстины, который отнес к карете. В нем лежали пистолеты и мушкеты — оружие, которое, как он надеялся, не понадобится, но которое он взял на всякий случай. Зорро бережно достал оружие из мешка и спрятал под сиденье кареты, где оно было легко доступно. Затем он подошел к Торнадо, оседлал его, быстро осмотрев жеребца, убедился, что он в форме, и проверил каждое копыто на наличие камней или ослабших подков. Все было в порядке. В последний раз похлопав жеребца по шее, он вернулся к судье и вновь освободил его ноги от пут.

— Хорошо, Ваше Превосходительство, пора отправляться, — произнес он довольно серьезным тоном. — Не будете ли вы так любезны занять место в карете?

Он помог судье подняться, а затем был вынужден помочь ему сесть в экипаж. Васка по-прежнему хранил молчание из-за кляпа, но не сводил глаз с Зорро, наблюдая за каждым его движением. Зорро решил не раздражать судью больше, чем это было необходимо, и воздержался от шуток над тучным судьей, как делал раньше. Сейчас было не до смеха, и он сосредоточился на предстоящем. Васка устроился на сиденье кареты, продолжая сверлить Зорро взглядом. Он не мог говорить, но ему это и не требовалось. Его глаза говорили за него.

Наконец, Зорро в последний раз проверил свою шпагу и пистолет, затем накинул плащ, затянув шнурок на шее. Он забрался в карету рядом с судьей и отдал лошадям команду трогаться.

— Торнадо. Следуй за мной, — сказал он жеребцу. Торнадо тут же поскакал за каретой.

Когда они выехали из пещеры в непроглядную тьму, оба мужчины увидели яркие вспышки молний, прорезающие небо над морем. Далеко раскатился гром. Дождь еще не начинался, и Зорро надеялся, что гроза отложит свой визит до тех пор, пока все не закончится. Будет еще хуже, если Васка промокнет до нитки, прежде чем его доставят в маленький домик с красной дверью. Зорро не мог представить, чтобы это хоть как-то улучшило и без того скверное настроение судьи. Он погнал лошадей в ночь.