Разоблачение государственной измены (джен)

Жизнь снова вошла в привычную колею. Дон Алехандро дни напролет трудился на ранчо. Работа Диего в юридической конторе, казалось, пробудила в нем дремавший интерес к хозяйству. Сын сам предложил вести бухгалтерские книги, от чего прежде всегда уклонялся. Конечно, он по-прежнему много времени проводил за чтением и музыкой, порой исчезая в самые неподходящие моменты, объясняя это визитом в таверну или чем-то подобным. Но дон Алехандро больше не осуждал его. Он сдержал слово и принимал Диего таким, какой он есть, а не каким хотел его видеть. Теперь он находил время, чтобы по-настоящему оценить музыкальные таланты сына, и был поражен их отточенностью. Стихи Диего, которые он прочел, тронули его до глубины души и вдохновили. Дон Алехандро осознал, что может гордиться достижениями своего сына, и сердце его наполнилось тихой радостью.

В доме де ла Веги воцарился мир, которого здесь давно не было.

Однажды вечером, когда прохлада уже чувствовалась в воздухе, они вдвоем сидели в гостиной. Дон Алехандро, уютно устроившись в кресле у камина, погрузился в чтение, а рядом, на столике, поблескивал бокал его лучшего вина. Напротив него, Диего, расслабленно откинувшись на спинку кресла, перебирал струны гитары, тихо наигрывая мелодии, словно пробуя новые сочетания звуков, ласкающие его слух. Они наслаждались вновь обретенным обществом друг друга, чувствуя себя спокойно и непринужденно впервые с момента возвращения Диего из Испании.

Диего, склонившись над гитарой, старательно выводил сложную мелодию, сосредоточенно перебирая струны. Не отрывая взгляда от грифа, он рассеянно произнес:

— Эм... Отец?

— М-м-м?.. — рассеянно отозвался дон Алехандро, не поднимая глаз от книги. Он был полностью поглощен чтением.

Продолжая играть и следя за расположением пальцев, Диего спросил:

— Ты ведь отдал кольцо судье Васке? Кажется, оно было ему очень дорого.

Затем Диего откинулся на спинку кресла и, задумчиво глядя в потолок, заиграл нежную балладу, полюбившуюся дону Алехандро.

Дон Алехандро, погруженный в свои мысли, ответил, не отрываясь от книги:

— Да, я отдал.

Он бросил мимолетный взгляд на Диего, который одобрительно кивнул и, продолжая извлекать из гитары нежные звуки, погрузился в мир музыки.

Дон Алехандро вернулся к чтению, убаюканный гитарными переборами Диего. Он читал еще несколько минут, пока музыка лилась вокруг. Но вскоре буквы на страницах начали расплываться, превращаясь в бессмысленные черные каракули, когда в его сознании зародилась невероятная мысль. Он медленно поднял глаза и с немым изумлением уставился на Диего.

Кольцо…

Только один человек мог знать о пропавшем кольце судьи. Дон Алехандро почти не решался признать мысль, которая настойчиво стучала в его голове и отдавалась в сердце. Единственным человеком во всем мире, знавшим о кольце, был неуловимый разбойник Зорро. Он не отрывал взгляда от сына. Ошибки быть не могло. Сидящий перед ним, в собственном доме, спокойно наигрывающий на гитаре, был не кем иным, как человеком, окутанным ореолом величайшей тайны.

Эль Зорро.

Руки дона Алехандро задрожали, и он почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Книга бесшумно выскользнула из ослабевших рук ему на колени, но он не обратил на это внимания. Он знал лишь одно: невинным вопросом Диего раскрыл величайшую тайну всей Калифорнии. Всего на мгновение Диего ослабил бдительность, которая всегда должна была сопровождать его, и теперь дон Алехандро знал. А Диего, казалось, все еще не понимал, что именно он сделал, потому что продолжал играть на гитаре, полностью погрузившись в создаваемую им музыку.

Дон Алехандро лихорадочно размышлял. Это правда. Невероятная правда. Теперь все встало на свои места. Его Диего — человек в маске, облаченный в черное, рискующий жизнью ради помощи нуждающимся. Его Диего — лучший фехтовальщик во всей Калифорнии. Его Диего спас ему жизнь, когда он был тяжело ранен несколько месяцев назад. Его Диего — быстрый, бесстрашный, храбрый и хитрый. Его Диего — тот самый великолепный мужчина, стоявший в лучах утреннего солнца несколько дней назад, после того как уладил дело с Сантьяго и его приспешниками. Его Диего — человек, за чью голову назначена самая высокая цена во всей Калифорнии.

Все, что смущало дона Алехандро в Диего с момента его возвращения из Испании, обрело смысл. Превращение озорного юноши в тихого, увлекающегося книгами и музыкой человека. Таинственные исчезновения. Порой поспешные и неубедительные оправдания. Причина, по которой Зорро всегда оказывался в нужное время в нужном месте, чтобы предупредить донов о коварных замыслах Монастарио. Дон Алехандро вспомнил то жуткое ощущение, когда ему показалось, что стоит лишь снять маску с Зорро, и он увидит лицо своего сына. Тогда он списал это на бред, вызванный ранением. Как же близок он был к истине!

«А Монастарио! Ведь он был прав, обвиняя Диего в том, что он и есть Зорро, — подумал дон Алехандро. — И каким-то образом Диего удалось избежать разоблачения, даже в присутствии вице-короля».

Дон Алехандро взглянул на Диего по-новому.

В сознании дона Алехандро вихрем закружились обрывки воспоминаний, осколки упущенных возможностей. Сломанная струна гитары, оказавшаяся целой. Способность Зорро возникать и исчезать из гасиенды, словно призрак. И поведение Диего в ту ночь, когда доны притащили Пако в тюрьму. Как мог человек, который на самом деле был Эль Зорро, вести себя иначе, чем Диего в ту ночь? Дон Алехандро покачал головой, терзаемый запоздалым пониманием. Вспомнилось, с каким тайным удовлетворением Зорро взирал на него в час падения Галиндо. И необъяснимое отсутствие Диего во время битвы при пуэбло, и его внезапное возвращение лишь по окончании сражения. И совсем недавнее — узнавание голоса Зорро в голосе Диего, когда Сантьяго явился со своим предложением. Даже почерк — до боли похожий! Все это, словно мозаика, складывалось в картину, которую он упорно не желал видеть. Ослепленный предрассудками, скованный собственной гордыней, он упустил истину, скрытую у него под самым носом. Все эти знаки кричали о том, кто на самом деле его сын.

Из глубин памяти всплыли слова Зорро, те самые слова, которыми он представился дону Алехандро:

— Кто я, спрашиваете? Я — это вы, сеньор. Вы, страдающий за сына, несправедливо обвиненного в предательстве. Я — вакеро и ранчеро, согнувшиеся под бременем непосильных налогов, взимаемых незаконно. Я — пеон и индеец, изнемогающие в нищете, лишенные крова и вынужденные гнуть спину на коррумпированных чиновников. Я — ребенок, плачущий по ночам, зовущий мать или отца, которых больше нет, потому что их бросили в темницу без суда и следствия. Я — все, кто страдает под гнетом тех, кто извращает закон в своих корыстных целях. И потому… я ваш сын… Диего.

«Я ваш сын ... Диего». Эти слова эхом отдавались в его сознании, отзываясь острой болью в сердце. Слова, воплотившиеся в сыне, сидящем сейчас перед ним. Он вспомнил, как воспринял их тогда, в ту ночь, и сердце его переполнилось такой любовью и гордостью, что он боялся, как бы оно не разорвалось от переизбытка чувств. Он провел рукой по волосам и почувствовал, что рука дрожит сильнее, чем когда-либо. Он продолжал смотреть на Диего, словно видел его впервые. И то, что он увидел, поразило его в самое сердце. Диего, в маске Зорро, совершил множество благородных и отважных поступков, оставаясь в тени, не требуя ничего взамен, просто делая то, что должен, даже претерпевая презрение отца без единой жалобы.

Слеза скатилась по щеке дона Алехандро. Сколько раз он, сам того не ведая, ранил Диего своими словами! А ведь Диего всегда был именно тем человеком, которого он мечтал видеть. Слова, сказанные в неведении, не становились от этого менее болезненными. Сможет ли он когда-нибудь вымолить прощение у своего сына?

Почему Диего никогда не доверял ему? Неужели он не доверял собственному отцу? Нет, не в этом дело. Дон Алехандро знал Зорро достаточно хорошо, чтобы понять это. Диего просто защищал его, как был готов предстать перед судом как предатель, принять изгнание или даже смерть, лишь бы оградить отца от Сантьяго. Диего готов был рискнуть всем, взвалить на свои плечи непосильную ношу, оставаясь в полном одиночестве. И снова комок подступил к его горлу. Какой у него был сын!

«Изабелла? Изабелла, ты видишь нашего сына? — мысленно обратился он к своей ушедшей жене. — Хочешь ли ты, как и я, стоять на крышах Лос-Анджелеса и во всеуслышание заявить о нашей гордости? Возвестить всему миру, что наш сын — Эль Зорро?»

Ему пришлось сглотнуть несколько раз, чтобы сдержать рвущиеся наружу чувства. Глаза наполнились слезами.

«Какой у нас сын, любимая!» — безмолвно кричал он.

Музыка, которую в этот момент играл Диего, казалось, была эхом его собственных мыслей. Она парила на гордых орлиных крыльях, вознося его сердце к небесам, задерживая его там на мгновение вечности. Затем Диего сменил тональность, и нежная, утонченная мелодия мягко вернула дона Алехандро на землю. Если бы только мать Диего могла слышать, как он играет сейчас! Она гордилась бы его музыкальным талантом так же, как и его тайной личностью, если бы он вообще что-то знал об Изабелле. Дон Алехандро нежно улыбнулся этой мысли.

Размышления дона Алехандро были прерваны, когда Диего оторвался от своей гитары и, не прерывая мелодии, одарил отца улыбкой. С трудом взяв себя в руки, дон Алехандро спокойно кивнул улыбнувшись в ответ, но оставив свои мысли при себе. Диего снова погрузился в мир гитары, не подозревая о той буре, что поднялась в душе отца. Эта улыбка… как же она напоминала улыбку его матери! И еще эти глаза. Те самые глаза, которые преследовали его каждый раз, когда он смотрел в лицо разбойнику. Глаза, скрытые под черной шелковой маской, — глаза его сына, дар любящей матери. Как он мог не узнать эти карие глаза?

«Я видел лишь то, что он позволял мне видеть, — пронеслось в голове дона Алехандро. — Он сам себе хозяин, сам творец своей судьбы. И искусно выбрал себе маску и имя».

Неожиданно дона Алехандро охватило неудержимое желание подойти к сыну и обнять его. Снова он был на грани того, чтобы выдать себя. Но нет, нельзя. У Диего был свой секрет, и он должен был сам решать, когда его раскрыть. Дон Алехандро никогда не даст и намека на то, что знает правду. Он позволит Диего самому решить, когда… и если… он захочет открыться своему отцу.

Диего был не таким, как все, кого он знал. А такой человек должен сам прокладывать свой путь. Как бы тяжело ни было, дон Алехандро будет ждать.

И тут его осенило: возможно, он никогда бы и не узнал правду о сыне, если бы не интриги Сантьяго. Коварство Сантьяго было настолько изощренным, что даже Диего, с его проницательностью Зорро, едва не попался в расставленные сети. Дон Алехандро вспомнил, с каким рвением Диего принялся за свою новую роль — помощника магистрадо.

«Он пытался заслужить мое уважение, — подумал дон Алехандро с горечью. — А я был слеп… Я просто этого не замечал».

Он покачал головой, поражаясь собственной близорукости. Но Диего заслужил уважение отца — с помощью Зорро. Ирония судьбы не ускользнула от дона Алехандро. Коварные планы Сантьяго стали тем катализатором, который сплотил дона Алехандро и Зорро в их стремлении отменить несправедливый приговор Диего и разоблачить Сантьяго как коррумпированного чиновника и жестокого убийцу. Благодаря этому дон Алехандро увидел своего сына в новом свете — не только как увлеченного книгами и музыкой юношу, каким он всегда казался, но и… намного больше! Намного больше! Теперь дон Алехандро хранил тайну Зорро, о которой Сантьяго и не подозревал.

Диего начал играть одну из своих собственных композиций. Нежная, волнующая мелодия околдовывала слух. В воображении дона Алехандро возник образ всадника в черном, одиноко скачущего по холмам в лунном свете, а рядом с ним сверкает шпага правосудия. Музыка нарастала, становилась все более напряженной, напоминая о неотложности ночной миссии и силе воли человека, скрывающего свое лицо от мира. Это была музыка Эль Зорро. Дон Алехандро затаил дыхание, полностью поглощенный ею.

Внезапно музыка изменилась, смягчилась, в ней зазвучали ноты тихого триумфа. Дон Алехандро понял, что это отражение того, как его сын смотрит на свою победу над Сантьяго и всеми, кого когда-либо побеждал. Тихий триумф благородного человека, для которого отстаивание справедливости и защита слабых — высшая награда. Истинно благородный дух. Сердце дона Алехандро вновь переполнилось любовью и гордостью за сына. Еще мгновение, и он не сможет сдержать нахлынувшие чувства. Он должен будет заговорить, или его разорвет изнутри.

Его спас стук входной двери — в залу вошел Бернардо. Он подошел и встал рядом с Диего, бросив взгляд на дона Алехандро, который поспешно схватил книгу, притворяясь, что снова читает. Дон Алехандро понял, что есть еще один человек, который знает тайну его сына, и знает ее уже давно. Молчаливый. Верный. Похоже, этот маленький мозо не так прост, как кажется. Это многое объясняло в загадочном слуге, который всегда казался чем-то большим, чем просто слугой. Теперь дон Алехандро понял, что Диего сделал отличный выбор, найдя себе такого верного товарища еще в Испании.

Бернардо, увидев, что дон Алехандро увлечен чтением, легонько коснулся плеча Диего, привлекая его внимание. Диего перестал играть, и дон Алехандро украдкой взглянул на них. Он заметил, что Бернардо что-то затевает — движения мозо были слишком быстрыми, чтобы их можно было уловить. Диего внимательно следил за своим слугой, и лицо его напряглось, когда Бернардо, закончив объяснения жестами, указал пальцем на комнату Диего, едва заметно изобразил в воздухе букву «Z», а затем указал в сторону Лос-Анджелеса. Диего кивнул, отложил гитару и повернулся к дону Алехандро, который поспешно уткнулся в книгу.

— Отец? Бернардо напомнил мне, что я обещал встретиться с сержантом Гарсией сегодня вечером в таверне. Ты не будешь возражать? — он встал, ожидая ответа отца.

— Если тебе так хочется, — сказал дон Алехандро, закрывая книгу, лежавшую у него на коленях. — Я все равно собирался ложиться спать. Передай сержанту мой привет.

Диего поклонился отцу и быстро вышел из комнаты, а Бернардо последовал за ним по пятам. Теперь, когда дон Алехандро знал правду, он заметил напряжение, сковывающее широкие плечи Диего, и сдержанную торопливость в его движениях. Он был уверен, что встреча в таверне — лишь предлог. Было почти волшебно наблюдать за этими двумя мужчинами в действии. Он улыбнулся, глядя на закрывшуюся за ними дверь, и представил себе всадника в черном, мчащегося навстречу ночному ветру, исполняющего свою миссию.

— Держись, — прошептал он в пустоту. — Зорро уже идет.

КОНЕЦ КНИГИ 4