Разоблачение государственной измены (джен)

— Я созвал вас, сеньоры, дабы обсудить письма, полученные от дона Грегорио Вердуго из Монтерея, произнес дон Алехандро, обращаясь к собравшимся землевладельцам в зале своей гасиенды. В руке он держал одно из писем. — Предложение дона Грегорио весьма заманчиво. Нам остро необходимы товары, им перечисленные. Уже сейчас жители других городов и поселений собирают средства, дабы отправить их сеньору Вердуго.

— И что же вы предлагаете, дон Алехандро? — прозвучал голос дона Альфредо. — Я не знаком с этим сеньором Вердуго. Лишь краем уха слышал его имя. Как мы можем быть уверены в его честности?

— Истинно так, — поддержал дон Томас Йорба. — Слишком часто мы внимали сладким речам, а в итоге оказывались обманутыми.

Многие землевладельцы согласно закивали, обмениваясь тихими репликами со своими соседями.

— Сеньоры, — дон Алехандро вновь призвал собравшихся к тишине. — Я разделяю ваши опасения относительно отправки столь крупной суммы в Монтерей, в надежде на будущие поставки. Однако, как вам известно, запасы наши истощаются, а отправка гонца в Испанию и его возвращение с грузом займут год, а то и больше. Подумайте, что нас ждет, если мы не получим необходимые припасы.

— Мы должны убедиться в благонадежности сеньора Вердуго, — безапелляционно заявил дон Томас.

— Позвольте мне задать вопрос, — произнес дон Алехандро, обводя взглядом присутствующих. Если бы мы могли получить неопровержимые доказательства честности дона Грегорио, готовы ли вы внести свой вклад в общее дело Лос-Анджелеса? Прошу, взвесьте это решение.

Диего, расположившись в кресле у камина, внимательно наблюдал за происходящим. Он знал, что жители Лос-Анджелеса славились своей осторожностью. Если бы подобное предложение исходило от дона Алехандро или другого уважаемого дона, они бы без колебаний открыли свои кошельки. Но довериться незнакомцу? Нет, к этому они были не готовы. Печально, но вполне объяснимо, учитывая недавнюю историю Лос-Анджелеса. Доверие их слишком часто оказывалось обманутым. Монастарио. Галиндо. Орел. Сантьяго. Эти имена выковали характер тех, кто сейчас сидел в этом зале.

В этот момент заговорил дон Хиларио.

— Я не так богат, как некоторые из вас, — сказал он. — Вам это известно. Но я вижу, что потребность в этих припасах велика. Если… если мы сможем заручиться хотя бы призрачной надеждой на успех этого предприятия, я готов внести свой скромный вклад.

Диего наблюдал за реакцией собравшихся, за их перешептываниями. Дон Хиларио был человеком серьезным, не склонным к легкомыслию. Если уж он готов рискнуть своими деньгами, то, возможно, и другие последуют его примеру. Диего встретился взглядом с отцом. Они не раз обсуждали письмо, адресованное дону Алехандро. Оба понимали, что предложение сеньора Вердуго — это шанс. Еще один год дефицита сделает Калифорнию уязвимой перед лицом недругов как никогда прежде. Нужно действовать. Дон Алехандро был знаком с сеньором Вердуго, но недостаточно хорошо, чтобы убедить остальных. Они решили, что Диего отправится в Монтерей, лично оценит ситуацию и примет решение о целесообразности передачи средств дону Грегорио.

Диего был польщен тем, что отец выбрал именно его для этой важной миссии. Отношение дона Алехандро к нему разительно переменилось после смерти магистрадо Хорхе Сантьяго. Дон Алехандро больше не пытался перекроить Диего на свой лад, позволяя ему быть самим собой. Он прислушивался к его идеям и предложениям, даже пробовал что-то новое в управлении ранчо. Диего находил это невероятно вдохновляющим. Казалось, после того, как обвинения в измене были сняты и доказана его невиновность, дон Алехандро наконец-то увидел в нем сына, достойного уважения и безграничного доверия. Дон Алехандро мог бы и сам отправиться в Монтерей, но он доверял Диего настолько, что готов был послать его вместо себя. Это согревало душу Диего.

Внимание Диего вернулось к отцу, когда тот вновь взял слово.

— Сеньоры, — произнес он. — Я заявляю здесь и сейчас, что пожертвую две тысячи песо на это дело, — и, видя удивленные взгляды, добавил: — Но у меня есть предложение.

— Позвольте услышать ваше предложение, дон Алехандро, — сказал дон Томас.

Дон Алехандро посмотрел на Диего, а затем, повернувшись к собравшимся, произнес:

— Я предлагаю, чтобы прежде чем Лос-Анджелес отправит хоть песо в Монтерей, мы отправили туда человека для переговоров с сеньором Вердуго. Дабы оценить обстановку. Провести расследование. И дать этому человеку право решать, стоит ли доверять ему деньги, исходя из его личного впечатления.

— Кого бы вы послали, дон Алехандро? — поинтересовался дон Томас. — Себя?

— Нет, я бы послал своего сына Диего, — ответил дон Алехандро, выпрямляясь во весь рост.

Все повернулись и посмотрели на Диего. Он спокойно ответил им взглядом. Согласятся ли они доверить ему столь ответственное поручение? Затем все внимание переключилось на дона Альфредо, который поднялся со своего места, готовый нарушить молчание.

— Я всецело поддерживаю кандидатуру Диего для поездки в Монтерей, — голос дона Альфредо звучал твердо и уверенно. — Он уже доказал, что является человеком чести, человеком, достойным доверия. Вы все прекрасно помните трагические события прошлого года, ту гнусную попытку оклеветать Диего, навесив на него ярлык предателя. И все же, несмотря на обрушившуюся на него лавину лжи и клеветы, Диего ни разу не поколебался в своей вере в справедливость, не отступил от правды, даже когда не мог себя защитить. Он был готов пожертвовать собственной жизнью, чтобы спасти жизнь своего отца. Я спрашиваю вас, сеньоры! У кого из нас хватит мужества и чести сравниться с этим человеком?

Диего скромно опустил глаза, смущенный похвалой дона Альфредо. Дон Алехандро заметил это и почувствовал прилив гордости. Как же это похоже на его сына — смущаться от похвалы. Нет, поправил он себя, это не просто смущение, это истинная скромность. Диего совершил свой подвиг не ради признания, а потому что так велела ему совесть. Дон Алехандро невольно задумался о тайной жизни своего сына, о том, что никто из этих уважаемых донов даже не подозревает, кто на самом деле перед ними, кто скрывается за маской учтивого и скромного юноши.

«Если бы они только знали…» — подумал он, представляя, какой переполох вызвало бы подобное признание. Но он уважал желание Диего хранить свою тайну. На лице дона Алехандро появилась легкая улыбка. Возможно, Диего и тяготится вниманием и похвалами, но сам дон Алехандро не собирался скрывать свою гордость. Он гордился своим сыном и не боялся это показать. Не сейчас, когда он наконец-то узнал, кто живет под его крышей.

— Как вам известно, мой сын некоторое время исполнял обязанности помощника магистрадо. И, несмотря на закулисные интриги, о которых сейчас не стоит говорить, он прекрасно справлялся со своими обязанностями, — дон Алехандро обвел взглядом собравшихся, чувствуя их напряженное ожидание. — Диего неоднократно отправлялся собирать информацию и принимать решения от имени Короны. И я уверен, что ни разу его действия не вызвали нареканий. С отцовской гордостью могу сказать, что Диего доказал свою надежность, острый ум и скрупулезность. Я уверен, что именно ему следует отправиться в Монтерей и выяснить, насколько безопасно доверять наши средства сеньору Вердуго.

Тогда заговорил дон Томас, глядя прямо в глаза Диего:

— Я был неправ, когда поверил лжи, которую распространял Сантьяго. И я уже просил прощения у Диего за свою ошибку.

Диего кивнул в знак примирения, и дон Томас продолжил:

— Мне довелось наблюдать за Диего в его роли помощника магистрадо, когда он расследовал дело против меня, и я был искренне впечатлен. Он отнесся к своим обязанностям со всей серьезностью и выполнил свою работу честно и беспристрастно. Я поддерживаю кандидатуру Диего для поездки в Монтерей и готов доверить ему свои деньги.

Эти два свидетельства словно растопили лед недоверия в сердцах остальных донов, и вскоре все единогласно поддержали кандидатуру Диего. Диего обменялся взглядом с отцом, и они улыбнулись друг другу. Дон Алехандро снова обратился к собравшимся:

— Итак, мы все согласны? Диего отправится в Монтерей первым. Я же останусь здесь и займусь сбором и учетом средств, которые мы отправим ему с отдельным курьером. Как только Диего соберет всю необходимую информацию, он примет окончательное решение о передаче денег Лос-Анджелеса сеньору Вердуго.

Дон Алехандро сделал небольшую паузу, ожидая подтверждения. Все кивнули в знак согласия.

— Превосходно. Если вы сейчас сообщите мне, какую сумму вы готовы внести, я немедленно отправлю сеньору Вердуго письмо, в котором выражу нашу заинтересованность в его предприятии и сообщу о прибытии Диего в течение недели. Сегодня вечером почтовый дилижанс отправляется в Монтерей.

— Одну минуту, отец, — Диего поднял руку, привлекая внимание. — Я хочу выразить вам свою признательность за оказанное доверие, — сказал он, обводя взглядом каждого из присутствующих. — Как сказал дон Томас, я со всей серьезностью отнесусь к этой миссии и сделаю все возможное, чтобы ваши средства были использованы по назначению, или я позабочусь о том, чтобы они вернулись к вам в целости и сохранности. Я клянусь в этом своей честью де ла Вега.

— Хорошо сказано, сын мой, очень хорошо сказано! — воскликнул дон Алехандро, похлопав Диего по плечу.

Диего улыбнулся, услышав похвалу отца. Упоминание имени де ла Вега было равносильно клятве на Библии, а для дона Алехандро это было еще более свято. Он чувствовал, как гордость отца передается и ему, и с удовольствием принял ее.

Доны выстроились в очередь, и дон Алехандро аккуратно записывал суммы, которые каждый из них готов был внести. Закончив, он подсчитал общую сумму и объявил:

— Сеньоры! Собравшиеся здесь решили отправить в Монтерей семнадцать тысяч песо.

— Семнадцать тысяч песо! — эхом повторили несколько голосов, пораженные величиной суммы.

— Потребуется еще немало тысяч песо, чтобы обеспечить Калифорнию всем необходимым, — продолжил дон Алехандро. — Но я уверен, что ни один другой пуэбло не сможет собрать столько, сколько вы. Предлагаю поднять бокал вина в честь этого знаменательного события.

Предложение было встречено с энтузиазмом, и доны остались, чтобы обсудить предстоящее предприятие. Перед отъездом каждый из них подошел к Диего, чтобы лично выразить ему свою поддержку и пожелать счастливого пути. Диего был доволен. Он чувствовал, что все прошло как нельзя лучше, и с нетерпением ждал поездки в Монтерей.

-Z-Z-Z-

На следующее утро, когда первые лучи солнца только начинали проникать сквозь ночную прохладу, Диего и Бернардо уже ждали дона Алехандро во внутреннем дворике. Оседланные кони нетерпеливо переступали с ноги на ногу у столбиков ворот, выпуская клубы пара в стылый воздух. Паломино Диего, с горячим нравом, мотал головой и грыз удила, предвкушая скорую дорогу. Лошадь Бернардо, напротив, сохраняла спокойствие.

Торнадо, вновь обретший свой невзрачный серый окрас, мирно пасся среди кобыл, принятый ими в свой табун. Летом кобыл почти не трогали на высоком лугу, где они набирали вес перед рождением жеребят следующей весной. Диего, прежде чем отправиться, строго наказал Торнадо не попадаться никому в руки до их возвращения, и огромный жеребец, казалось, согласно кивнул, словно понимая его слова. И Диего, и Бернардо были почти уверены, что пока у него есть гарем прекрасных кобыл де ла Вега, за которыми он присматривает, Торнадо будет вести себя безупречно.

Бернардо, наблюдая за молодым хозяином, не мог скрыть довольной улыбки. Казалось, Диего наконец обрел долгожданный внутренний покой. Дон Алехандро больше не осыпал его упреками, а, напротив, проявлял искренний интерес к его успехам. В отношениях с сыном появилась непринужденность, он даже поощрял его тягу к знаниям. Более того, он настолько доверял его способностям, что поручил ему важное задание в Монтерее, что чудесным образом преобразило мировоззрение Диего. Всю жизнь Диего стремился заслужить уважение отца, и теперь оно было у него в руках. Зорро вновь стал частью его сущности, а это означало, что Диего должен был поддерживать тот образ, который он создал по возвращении из Испании. Но теперь острые углы в их отношениях сгладились, уступив место пониманию и принятию.

Бернардо легонько похлопал по седельной сумке, которую держал в руках. Черный костюм, лежавший там, был такой же неотъемлемой частью Диего, как и лучезарная улыбка, озарявшая сейчас его лицо. Диего не просил его брать костюм, но Бернардо считал своим долгом быть готовым. Когда и если это потребуется, облачение Эль Зорро будет у него под рукой.

Наконец, из гасиенды вышел дон Алехандро. Встретившись взглядом с Диего и Бернардо, он почувствовал их нетерпение, сравнимое с пылом паломино, нетерпеливо перебиравшего ногами у ворот патио. Он вновь посмотрел на сына — высокого, сильного, уверенного в себе, купающегося в мягком утреннем свете, и в памяти всплыло другое утро, не так давно, когда солнце озаряло совсем другого человека. Человека, прятавшего свое лицо от мира. Но теперь никакая маска не могла скрыть пронзительные карие глаза и заразительную улыбку. Он знал их так же хорошо, как и человека, стоявшего перед ним. Двух мужчин, слившихся в одно целое. Двух мужчин, составлявших его сына. Он обнял Диего, а затем отступил, давая ему свободу.

— Прощай, отец, — сказал Диего. — Не волнуйся. Все будет хорошо.

Дон Алехандро, гордо вскинув голову, ответил:

— Да, Диего. Все будет хорошо. Я отправлю сержанта Гарсию и капрала Рейеса вслед за вами с деньгами, как только они будут собраны. Они поедут по Эль-Камино-Реаль, как и вы, и, надеюсь, будут отставать всего на день или два, если все пойдет по плану. С Богом, сын мой, и пусть путешествие будет безопасным.

— Спасибо, отец, — ответил Диего и жестом пригласил Бернардо следовать за ним.

Оба вскочили в седла, после того как Бернардо надежно прикрепил седельную сумку к своему коню. Дон Алехандро вышел за ворота, чтобы проводить их. Достигнув вершины холма, Диего остановился. Паломино под ним беспокойно загарцевал, и Диего обернулся. Отец стоял там, где он и ожидал его увидеть. Паломино взвился на дыбы, яростно забивая копытами воздух, а Диего помахал отцу рукой. Он увидел, как отец улыбается и машет в ответ. Окрыленный радостью, он опустил паломино на землю и поскакал галопом в сторону манящей столицы — Монтерея.

Дон Алехандро смахнул подступившие к глазам слезы, провожая взглядом удаляющегося Диего.

Это были не слезы печали, а слезы неистовой гордости и безмерной радости. Его грудь разрывалась от переполнявших его чувств, он едва сдерживал желание закричать на весь мир о том, что он чувствовал в этот момент.

Подняв глаза к небесам, он воскликнул в своем сердце и разуме:

«Какой у меня сын! Какой у меня сын!»

КОНЕЦ