Этого хочет Бог (джен)

— Предписано сжечь —

11 декабря 1271 г.

Мне пятьдесят шесть лет и сорок лет из них я занимался тем, что даст славу моей семье в этом поколении и грядущих. Бригитта одарила меня тремя славными сынами и дочерью, отданной земле на исходе седьмой зимы. Жизнь, что вела меня до сих пор, — жизнь честного человека, и что бы ни шипели эти змеи за стенами своих фортов, им ведома правда. Они знают, что были разбиты при Черной Скале еще двадцать три года назад, и мертвая память о господстве Певереллов не воскресит их величия. Старый союз пал, и ныне пришла пора попрать его прах и кости.

Я возвращаюсь в Хогвартс.

* * *

21 декабря 1271 г.

Мои люди передали, что Сигар Фоули готов к встрече и радушно шлет экипаж. Проклятые приличия.

В Хогсмиде все, как прежде. Люди не сводили с нас глаз: боялись смуты. Сын доложил, что когда он шел из купален, какая-то торговка-маггла упросила надеть в замок ее попону для лошади. Хотя бы его Янтарь остался доволен... Когда-нибудь это мягкосердие сыграет с ним злую шутку.

Поттерам здесь не рады.

* * *

День был не столь тяжелым, как я рассчитывал. Внутри Хогвартса все было глухо: как бы ни шумел народ за стенами, здесь предпочитают молчать. Как и планировал, взял ко двору Совета отряд сына и приказал нашим людям в замке быть настороже. По крайней мере, половина Совета Фоули — союзники, и готовы были отстоять общие интересы палочкой, а не словом.

Впрочем, что врать самому себе? Фоули не вчера стал градоначальником и сам видел перспективы своего попустительства. Он не сказал ничего, но директор школы слишком долго торговал сытыми местами, чтобы Сигар не разглядел перспективы.

Когда мы вошли, Совет как раз обсуждал принятие кого-то из Шеклболтов в замок на довольствие. Будто его отцу не хватало собственной земли для сына. Мне хотелось сплюнуть ему под ноги. Он — воплощение гнили, разросшийся под этим мхом поросшим городом.

«Я против», — сказал я им.

Фоули предложил обсудить все с глазу на глаз.

Не узнал ничего интересного. Парень исследует новое направление в демонологии. Магию крови, как передал мне в двух словах Сигар.

«За него просил отец».

Будто бы я не знал. За половину его Совета просили отцы, а за вторую — деды. Был даже один друид, за которого замолвил слово потрет прадеда, который был градоначальником еще до Фоули.

«Он сможет и дома варить свою кровь в котлах», — сказал я ему.

Я объяснил, как глупо бесплатно раздавать еду и крышу тем, у кого и без поддержки Хогвартса ее вдоволь. В моей свите есть другой демонолог, и все отличие между Аль-Сибером и Шеклболтом в том, что первый бежал из Алжира за убежищем, и ничто не держит его в Англии.

«Если его возьмем не мы, то французы», — сказал я Сигару.

Да Фоули и без меня это знал... В тот момент он, как и я, подсчитывал моих людей в Совете, а после согласился.

В обмен на Аль-Сибера попросил признать одного из певерелловских недоучек. Будто мы с сынами вырезали эту семью для того, чтобы сейчас сожалеть о мертвом грузе ее искусства… Время некромантии ушло, и их падение стало лишь подтверждением их немощи. Когда сын взял их старшую дочку, ему еще даже не отзывались элементали.

«Много ли костей она тогда подняла?»

«Дар Певереллов выродился», — фыркнул мне тогда Фоули.

Меня все больше гложет мысль, что память об их мнимом величии не выродится никогда! Для того ли я шел войной на Чернеца, чтобы он из могилы продолжал точить умы новых поколений своим поганым наследием?

Со слов Сигара, талант Малфоя в некромантии был силен, но после падения Черной Скалы никто бы не осмелился признать в мальчишке из третьесортного рода мастера-некроманта. Сейчас, размышляя об этом, я не перестаю задаваться вопросом, зачем молодежь продолжает изучать эту науку? Мы давно перешагнули грань новой эры, и магия призыва куда сильнее в своем демонологическом и природном аспектах, чем дедовы способы колдовать на костях. Да, наша наука нова, и в семьях еще хранятся сундуки с премудростями костных колдунов, но разве стоят эти наработки величия грядущего? Мы, англичане, сами забиваем себя в гроб с древними скелетами!

Так что на слова об этом мальчишке я лишь скривил губы, но сейчас, когда кровь поостыла, признаю за Фоули правду. Он нас познакомил. Старик все-таки не врал — за спиной у парня и в самом деле не было ничего, кроме его несчастного дара. Мои люди вылепили бы элементалиста из любого некроманта, но стихии все равно бы ему не подчинились. Сама смерть слышит его шепот, если Сигар не кривит душой. И если Мерлин дал парню по судьбе этот мертвый груз, то кто я такой, чтобы мешать нести?

Договорились, что на следующем собрании Круга я, как его глава, кровь от крови наследник Певереллов, признаю мастерство парня пред миром и людьми.

Будь оно неладно.

12 мая 1272.

Едем к дому Шеклболтов. День назад от Гонта пришла сова с приказом Его Величества. Если верить письму, выходит, что кто-то тронулся рассудком и с помощью неизвестной магии подчинил семью и деревню. Гонт послал отряд разобраться, но и он попал под чары. Насколько нам известно, сейчас безумец и его одержимые движутся к Хогвартсу, опустошая все на своем пути.

Я не могу уразуметь, что происходит. Люди Уильяма — обученные бойцы. Мне приходилось сражаться с ними, и я не ведаю той силы, что могла сломить их дух.

Сыновья считают, что мне нужно было остаться в замке и своим присутствием я отбираю их славу. Может быть, они правы… Но что-то подсказывает мне, что все не так просто.

Вчера по пути встретили отряд из Хогвартса. Фоули разделяет мое мнение.

* * *

15 мая 1272 г.

Утром с тракта мои люди привели нищенку, заявлявшую, что она жена второго сына Шеклболта. Вместе с девицей был ребенок, сын пяти лет. Пока его откармливала повариха, кто-то из колдунов Сигара подтвердил, будто видел ее с прошлогодним кандидатом-демонологом. Женщина сказала, что они с сыном были в деревне, когда люди начали сходить с ума. Ночь провели в лесу, а наутро увидели лишь опустевшие дома.

Знали они не больше, чем и мы сами. Мальчишка все время молчал и прятал глаза. Солдаты смеялись, что его оглушили ночные банши, но нервно крутили в руках палочки и точили мечи.

Мы выделили беженцам палатку, еду, воду и старую клячу, но немой ребенок так и не заговорил.

* * *

За ночь жена Шеклболта пропала.

Вчера видел сына, выходящим из ее палатки, и выпытал у паршивца, что он посоветовал ей бежать в Африку. Может, оно и к лучшему. Девчонка — будущая вдова, и неизвестно, кто еще захочет ей отомстить.

* * *

22 мая 1272 г.

Похоже, разминулись с безумцем, и он ушел по второму тракту.

Устроили привал в деревне. Она не похожа на разоренную: все дома, стены и поля выглядят так, будто хозяева оставили их лишь день назад. Но совсем нет животных: ни коров, ни лошадей, ни собак. Даже мышей, хотя прошлый год был щедр и амбары ломятся от снеди. Если бы тут орудовал некромант, мы бы давно учуяли его вонь.

Малфой, которого взял с собой Фоули, тоже молчит, только глядит волком. Люди косятся на него, но зубы уже сточили. Магглы из солдат крестятся, как последние простецы.

Утром выступаем.

* * *

31 мая 1272 г.

Мы выиграли.

И я пишу это лишь потому, что Мерлин дал мне дар управлять стихиями и их духом, Малфою — его трупы, а Фоули — ума держать оборону и не ввязываться бой с Шеклболтом. Боевой маг и с умом, проклятой Моргане на смех!

Когда мы их увидели, все подумали о живых мертвецах, что бы там ни болтал этот Малфой, будто чужих костей он не чует. Но когда на них не подействовало ни одно из наших заклятий против мертвяков, а живая кровь полилась из жил, стало ясно, что мы ошиблись. Но с чем мы столкнулись мы так и не поняли.

Те, кто шли на нас, дышали, их не оставила точность ума, не покинули их умения. Фоули со своим отрядом залился тремя потами, прежде чем добил последнего. Но будь я проклят, если назову хоть одного из них человеком… Их души покинули их тела.

Я не знал, что писать в письме Гонту. Сигар сгрыз все ногти, упился моим элем допьяна, да так и завалился спать прямо в моем шатре, ничего не придумав. Слишком много колдунов полегло, чтобы списать полоумного как обычного бунтовщика, и еще больше развернулось против нас же, едва завидев перед собой Шеклболта. Он что-то творил с их духом, не затрагивая их разума… Всякое известное мне колдовство кричит против этого — но глаза мои видели все.

Десятки лет некроманты хрипели, что скормят своим червям мое сердце. И сейчас страх сам съедает его.

Сова подождет до утра.

* * *

Малфой предложил ехать к Гонту лично, справедливо полагая, что дело слишком важно, чтобы доверять совам. Мы с Фоули одобрили идею. В пути останется время, чтобы все взвесить и поразмышлять.

Мы решили, что этот нелюдь творил что-то не только со своей собственной кровью, но и с кровью своих жертв. Пока мы приводили в порядок наши отряды после бойни, Малфой обследовал труп Шеклболта и не смог его поднять.

Мастер некромант не смог поднять свежий труп! Еще неделю назад я бы его высмеял, но сейчас считаю, что без него бы не смог удержать Шеклболта в одиночку. От сыновей толка чуть, хоть я и учил их с самого детства… Природа — неверная подруга. А Малфой силен. И как только он потерпел фиаско, всем стало ясно, что Шеклболт для нашего некроманта недостаточно человек. На Малфоя теперь страшно смотреть.

* * *

5 июня 1272 г.

Гонт встретил нас еще на подходе к Лондону и приказал скорее гнать коней во дворец. К королю прибыли австрийские послы. Во дворце выяснилось, что не просто австрийские, а гонцы из Венской академии.

Из того сумбурного доклада, что они дали, я услышал лишь повтор произошедших с нами событий. Оказалось, что полгода назад они приняли под свою крышу молодого демонолога, который ставил эксперименты на крови. Зверей, как говорили они, но людей — как поняли все мы.

Фоули тогда посмотрел так, что меня пробрало до дрожи, будто мелкого мальчишку. Лишь случайностью нас минула эта участь. Не попади Аль-Сибер в руки так удачно, мне некем было бы крыть Шеклболта, и все мои аргументы были бы пусты. Я поехал бы в Хогвартс к весне, и сейчас вместо боя в полях мы имели бы кровавую баню в Хогсмиде. Хуже для страны был бы лишь сам Лондон.

Австрийцы просили помощи, и Король принял решение отправить наш отряд завтрашним же утром. Гонт обещал навести чары на наш груз и хранить его во льду, пока придворные маги будут разбираться, а сам он — собирать бойцов. И правильно… Главное, чтобы не отправили тело в Хогвартс.

7 июня 1272 г.

Успели только переодеться, помыться и выспаться, как тут же двинулись в путь прежним составом. Сыновья не стали спорить и быстро нашли дела при дворе. И куда подевалась вся удаль и жажда славы? Впрочем, оно и к лучшему. Не хочу отвлекаться на них в бою. Магглов тоже оставили в Лондоне, но Гонт дал нам в помощь своих бойцов и лошадей из личной конюшни.

Его кобылки порадовали. Смирно вытерпели переправу и бодро идут уже второй день. Похоже, эксперименты с кровью единорога все же дали свои плоды. Надеюсь, управимся в неделю, хотя я рассчитывал путь дней на десять.

* * *

13 июня 1272 г.

Из дома пришло письмо: наследник слышал об еще одном кровавом маге, но с ним быстро справились. Откуда они только берутся?

Гонт умеет работать, и народ считает, что в пущенных слухах правды не больше, чем в байках об озерной деве, но мы волнуемся. Сигар говорит, будто в Хогсмиде неспокойно.

Наблюдал за тренировкой Малфоя и попросил обучить меня паре приемов, а взамен помог ему вызвать сильфиду. Она так заигралась с моей саламандрой, что не дала лагерю лечь до полуночи. Пока мы их отзывали, запомнил его имя — Мариан. Думал, не пригодится вовсе, а теперь уж не думаю ни о чем. Разве что о том, где бы раздобыть хороших костей для скелета. Сил на его подъем нужно меньше, чем элементалю, и кто знает, как обернется будущее? Когда-нибудь этот нехитрый страж может спасти мне жизнь.

* * *

15 июня 1272 г.

Нас встретили итальянцы, и мы едем в Ватикан.

Их предводитель, едва соскочив с лошади, направился прямиком ко мне. Он знал нас в лицо — Гонт послал в Рим совой наши портреты, чтобы не обознались.

Оказалось, что мы разминулись с их делегацией на день, когда спешно пересекали Ла-Манш, но послы сумели договориться с Королем, и Папа отправил своих рыцарей нам навстречу.

Этот прихвостень Престола все косил на нас злой взгляд и скалился. Печать Генриха неволит нас и велит ехать в Италию, но что бы ни затеял Папа, я не верю в благополучие. Вечером прилетела сова от Гонта, но и он в письме был немногословен и лишь повторил приказ. Его Величество наделил нас правом своей воли и голоса. Сам Уильям пишет, что не может доверять бумаге.

В Ватикане был мой отец, и отец моей жены, и ее брат. Каждый из них рассказывал, что лучше обходить древний Рим стороной. Проклятые церковники на улицах заранее внушают отвращение. От всего этого смердит прелой властью, а не магией.

* * *

Мы провели в пути уже две недели и свернули в сторону от дороги в Ватикан. Даже лошади Гонта устали, а мои завшивевшие солдаты мечтают о бочках с кипятком и элем.

Рыцарь пообещал довольствие, как только прибудем во дворец, но никто ему не верит. Дурак тот, кто доверится церкви, основанной на гордыне и костях. С каких пор Папа благоволит колдунам?

* * *

22 июня 1272 г.

Нас провели в резиденцию Орвието прямо из конюшен, не дав смыть даже дорожной пыли. При дворе никому дела не было ни до нашей усталости, ни до статуса, ни тем более до нашей вони. А я тогда лишь глядел с презрением и вспоминал обещанный рыцарем почин. Старый дурак!

Кардинал объяснил нам, что к чему.

«Сейчас по всей Европе происходят локальные нападения магов крови», — рассказывал он нам с уверенностью, будто сам был богом над людьми. — «Мы даем вам шанс быть полезными, или церковь сочтет вас помехой и предаст господней воле».

В чем она заключалась, мы не сомневались: на плацу квартировали целые взводы солдат инквизиции. В ту минуту мы еще ему не поверили.

«С чего нам бояться вашего шутовского ордена?»

Тогда я в своей гордыне верил, что они могут сколь угодно скакать у огня, а я им повелеваю. Я не боялся их костров — мой дух пылал, и сам я был огнем, чье пламя уже пожрало дюжины крепостей.

И тогда кардинал презрительно усмехнулся, а сопровождавший его епископ-переводчик швырнул режущее заклятье в другого. Второй и не отвернулся — луч просто погас, не коснувшись даже его цветастой рясы.

Я не успел подумать про защитные амулеты — второй епископ просто подошел ко мне и сжал рукою предплечье, а сердце мое на мгновение перестало биться. Моя магия была в его ладонях, но он не повелевал ею. Он просто ее забрал.

Мариан, предплечье которого он сжимал второй рукой, упал на одно колено и захрипел, в благоговейном ужасе глядя на отступившего епископа.

«Мы готовы признать в вас рабов господних, а вашу особенность — его даром, если вы сами признаете Бога и примете крест, как покорные слуги его».

Он доходчиво объяснил нам, что в ином случае нас даже не придется убивать. Маги крови сами алчут наших жизней, и все, что останется сделать Церкви — лишь не слишком спешить в своем усердии их уничтожить.

Были сказаны слова о том, что наша кровь их усиливает, был дан ответ о том, что затем нам и предложен союз. Была опущена мысль, что появление магов крови — единственное, что отделило нас от той кровавой бани, ради которой и созывалась церковная армия. Во имя нее на улицах горели костры, так хорошо застилавшие наш наивный взор от таящейся в Ватикане истины. Той истины, в которой весь наш род уже заочно похоронят за будущее десятилетие.

«Сейчас у нас есть проблема. Вы можете доказать, что не являетесь ее частью и получить индульгенцию. В ином случае не мне вам объяснять, что магглы не колдуют на крови».

Мы обещали подумать.

* * *

Нас крестили на рассвете в какой-то грязной речке, где даже добрая хозяйка побрезговала бы стирать свое белье.

Людей было много. По тому что мне удалось разглядеть, я узнал поляков и северян. Рядом с нами стояли французские колдуны такие же грязные и замученные, как мы сами. Сигар узнал одного из их пожилых магов и позже рассказал мне, что Шармбатон присоединился к пакту. На пригорке стояли маги Чапительсанта, они все как один были христианами. Их школа — основа основ всей Европы, сама Ровена обучалась там тайнам карфагенян! Никогда не мог понять, почему эти колдуны так лебезят перед папским престолом.

В народе ходили слухи, что своих магов созвали в Константинополе и Мекке, и люди объединяются по всему миру, чтобы противостоять угрозе.

Я не знаю, что сейчас творится в Англии, но мы втроем уже приняли решение за всех ее колдунов. К добру или худу, но через три дня мы выступаем к Вене. Да сохранит ее невредимой наш новый Бог.

* * *

25 июня 1272 г.

Кардинал все-таки дал отряд, хотя епископы и спорили с нами до хрипа целый час. Армия не сформирована, и инквизиторы против того, чтобы разбивать ее сейчас. Рекруты из Англии и всей Европы направляются в Рим, но Академии этого сбора не пережить. Кардинал молчит, но мы не слепы: он того и не ждет. Инквизиция планирует мстить, а не спасать австрийцев.

Мы же должны сдержать слово, данное нашим королем, и помочь им до того, как станет поздно. Думаю, нам удастся обернуться за три недели.

* * *

28 июня 1272 г.

Мы едем на север с французами и спим по соседству с магами инквизиции. По началу приглядывались друг к другу, но пятый день пути выяснилось, что среди них есть даже один, который говорит по-английски.

За вечерней трапезой разговорились о предстоящей войне. Я и Сигар считаем, что демонологов не так много и мы быстро вырвем заразу, а отряд итальянцев уверен, будто это затянется на пару лет. Они слышали, что Ватикан уже начал исследования магии крови, и надеются будто это и принесет нам победу. После их слов я тоже стал надеяться: надо на что-то, но не на Бога же, в конце концов?

Мариан лишь глядел в огонь и отмалчивался, поигрывая с призванной им саламандрой. Когда мы пошли спать, он сказал, что увидел смерть в их глазах.

* * *

2 июля 1272 г.

От Гонта пришел ответ на письмо, где я подробно объяснял, на что мы подписали Англию. Младшая ветвь Гонтов всегда была чародеями короны, а поэтому, сколько помнила история, всегда была и католиками. Король, конечно, был доволен; Уильям выражал беспокойство лишь о нынешних проблемах. Он писал, что в Шотландии появился еще один маг крови, но больше ничего известно не было. За болтовню горцы резали языки, и вопрос крови удалось решить внутри клана. Кэмпбэллы даже почти не потеряли в числе: то ли кровняк у них был неважный, то ли они сами были пострашнее того кровняка... В любом случае, такая статистика не могла не радовать.

За ужином рассказал эту новость всему лагерю. На радостях за наших устроили турнир призывателей, а я уже жалею — отдал церковному стихийнику последний бурдюк с сидром.

* * *

4 июля 1272 г.

Проклятие!

Академия пала.

Мы топчемся на месте, а в моей палатке стонет полумертвый норвежец, которого целитель едва смог поставить на ноги. Он пустил себе кровь и потерял ее слишком много, чтобы удержать власть над телом в своих руках. Храбрая смерть для воина, как по мне, но глупая!

Северяне пришли на зов Академии первыми и за всех нас там полегли. Сейчас ими командует молодой боевик, а весь его отряд — это десяток сбежавших студентов, ритуалисты-тыловики и покалеченные солдаты. Они перепуганы до смерти, и из их сбитого рассказа я понял, что и те выжили лишь потому, что были ранены в первом бою, когда бились с куклами кровняка, а не им самим. Они уверяют, что надо бояться крови. Его колдовской зараженной крови, лишь капля которой породит в тебе чудовище. Что же, в этом они могут знать больше нашего.

Дурмстранг отправил в Вену самый цвет своих сил — сотню отборных бойцов, и сейчас каждый из них — раб проклятой крепости Академии!

Прилетел голубь от епископа, и армия должна быть здесь через три дня. Будем ждать. Одним нам у крепости уже делать нечего.

* * *

7 июля 1272 г.

Армия прибыла к обеду, и я до ночи сидел на бессмысленном военном совете. Мы кричали, пили, бранили друг друга на чем свет стоит, спорили на всех языках пакта и ждали возвращения разведчиков. Они вернулись к полуночи и с вампирами.

Мерлин мой, о чем я пишу? В каком мире живу? Неужели все правда, и наш мертвый еврейский бог позволит ступить церковнику по одной земле с упырями?

В третьем часу ночи всем нам, советникам, было объявлено, что Венская академия взята вампирами два дня назад и их клан опоздал лишь на день, чтобы спасти австрийцев.

«В качестве жеста доброй воли и благородства достопочтенные старейшины клана Верелет передают замок в наши руки».

«Может быть, достопочтенные старейшины поделятся секретом победителя?»

Сигар так и сказал, с вызовом глядя на парламентера. Мне так захотелось сплюнуть, что я трижды пожалел о нашем положении в армии. Мечталось, как мы сидим с инквизиторами у костра, учим друг друга языку и устраиваем бои саламандр. Что угодно, лишь бы не эта мерзость!

«Хладнокровие».

У вампира тогда переспросили, а мерзкий кровосос лишь поджал губы и обнажил клыки. Больше мы от него ничего не услышали.

25 ноября 1272 г.

Я так долго не писал сюда, и даже не могу вспомнить, когда отвечал на письма из дома. Мои старые пергаменты кончились и все не доставало времени на подшивку новых. Сейчас наконец я ими разжился. Мы квартируем в землях фландрийских Дампьеров, а я перед камином пью вино и впервые размышляю о том феномене, который представляет из себя кровавая магия.

Шутка ли — четыре месяца мы маршировали по Европе, неся с собой победу и веру. Маги, магглы, каждый разумный и неразумный зверь встречали нас, слово войско господне, ниспосланное небесами. С тех пор, как вышли из Вены, мы упокоили шестерых магов крови и покалечили еще двоих, но им удалось скрыться. Сейчас идем по следу второго, и, думаю, он выведет нас к Нормандии. Может быть, удастся узнать вести из дома от моряков, а не дворцовых интриганов. Хотя какие там вести?.. Даже у нас в армии каждое слово сейчас все о новом короле.

Вампиры… С них все началось. Маги крови не могли их контролировать, как и любого из наших скелетов или элементалей, как пустых без магии охотников-инквизиторов. Но церковников было недостаточно, скелеты и элементали неразумны, а вампиры были выросшими у нас в ногах паразитами, веками оттачивавшими свой ум. Их было много, и половина из них помнила, как дышать воздухом Рима.

Мы все время действуем по одной схеме: мертвяки и элементали идут вперед, перетягивают на себя внимание колдуна, а вампиры крадутся с тыла. Как только маг бросает в бой свою армию и концентрируется на ней, его снимают вампиры. К счастью, внутри эти колдуны все еще функционируют как обычные люди и все так же прозаично смертны.

Наша удача в том, что каждый из кровняков — дурак и безумец, каждый — одиночка. Если бы они общались между собой, таились до тех пор, пока не обучатся контролю, имели за спиной хоть какое-нибудь образование и жизненный опыт, нам пришлось бы куда труднее.

Скверно на душе от того, что все они — посредственности, которым попал в руки рецепт бесконечной мощи. Эта безграничная власть толкает к безумию даже самую чистую душу. Что в сущности есть их магия? Ничего, пустое место, не давшее миру ни одного нового направления колдовства. Они черпают силу в крови и усиливают ею свои заклинания. На моих глазах один безбородый парень перерезал глотку девчонке, и его Секо разрубило кости дюжине поднятых мертвецов. Это режущее заклятие было всем, что он знал, кроме ритуала вызова какого-то бесполезного беса. Мы не знаем, откуда они вообще узнают про кровь. Связи между ними нет, большая часть из них безграмотны, а те книги, что мы находим — всего лишь дневники, толкующие об азах. Мы не можем найти ответов.

Церковь ведет исследования, но пока что известно мало. Я видел, как их маги покидают наши отряды ради этой науки. Мы преобразовали Академию в нашу штаб-квартиру, и сейчас все указы идут оттуда. Ватикан не хочет пачкать своих рук.

Над ними должен кто-то стоять. Я готов уверовать в Дьявола так же истово, как итальянцы молятся Сыну Божьему. Если демонологи исследуют его мир, то быть может жрецы призовут к нам ангелов? Мой разум блуждает во тьме, у меня нет ответов.

Все, до чего я пока смог додуматься — потустороннее происхождение их силы. Демонологи в своих исследованиях лишь касались грани между мирами, могли временно призвать в наш мир чужое существо, но никогда прежде не сплетали природы наших сил. Если сейчас это произошло, то мы видим химер, народившихся от их греховной связи.

Когда я поделился с Сигаром мыслями о жрецах, что свяжут нас с ангелами, он едва смог найти отговорку, чтобы поскорее от меня сбежать.

Мариан говорит, что кукол колдунов некромантам поднять так же сложно, как и самих кровняков. Он даже провел свое исследование. Чем дольше человек был под властью кровавого мага, тем сложнее позже использовать его тело некромантам. День, может быть, два, и его организм полностью преображается, не поддается нашему природному колдовству. Вдвойне странно, что люди умирают лишь после разрыва связи с магом, а до тех пор их сердце бьется так же ровно, как и до попадания под чары. Выходит, что его магия замещает их жизнь…

Тени на стенах складываются для меня в чертей, пляшущих на костях. Ужас пронзает мой разум, когда я размышляю о природе этой войны. Завтра выдвигаемся к морю, оно прогонит дурные мысли из моей головы.

Мы побеждаем.

* * *

2 декабря 1272 г.

Я был прав, море исцеляет.

Мы загнали этого проклятого кровняка по колено в воду, и там же и утопили.

Он сопротивлялся до последнего, пока отряд вампиров рвал его в клочья. Мы лишили его палочки, лишили армии, все слуги его были сожжены безумным адским пламенем, от которого даже вода пылала и испарялась. Если нас не видели по другую сторону Ла-Манша, то уже завтра о нас там услышат.

Этот самородок — первый из тех, кому было хотя бы больше сорока зим. Он был умен, очень умен, но безумие — не черта мудреца. Мы раздробили в щепки его палочку за час до смерти, и весь этот час он продолжал колдовать. Его тело было проводником магии, его руки были жезлами его силы, и по жилам его текла кровавая магия сильнее всех тех, что я когда-либо видел на свете.

Нам не получилось достать его тела — Ла-Манш унес все из того немногого, что смогли сохранить вампиры.

Мы праздновали всю ночь, а жители местного городка зарезали по такому случаю небольшое стадо овец к пиру для солдат. А я наконец-то выдохнул и написал письмо жене. Мы заслужили этот отдых, и эта ночь по праву принадлежит нам.

* * *

4 декабря 1272 г.

Собрали всем командованием совет и сидели в большом шатре до ночи — от крестьян прикатили к обеду целый обоз пива с копченым мясом. После того, как были озвучены добрые перспективы, мясо быстро разошлось, а пиво осталось, так что про повод для встречи мы вспомнили где-то под ночь, да и тогда только разделили между собой дары и еще раз озвучили указы.

Как все-таки кружит голову воздух свободы! Сколько бы мы вчера не выпили, а все равно я чувствую себя самым здоровым в войске. Когда я вышел из шатра, Мариан со светящимися глазами валялся в сугробе, колдуя над головой фейерверки. Совсем как те, которыми я развлекал своих же сыновей. Заболтались. Выяснилось, что он едва успел жениться, как только отправился с нами в путь, и вчера его нагнали вести о наследнике.

Из Вены пришел указ разделять армию, и мы всей британской делегацией при поддержке инквизиторов и вампира отправляемся в путь на юг. В Вене считают, что нормандский кровняк был последним в серии сражений. Прусское ополчение добивает еще какую-то шваль, но на этом даже не заострили внимания — похоже, какой-то деревенский колдун, попутавший заговор от крыс. Как по мне, так все правильно: сейчас вся сила в наших руках, и мы были слишком неповоротливы, чтобы ею воспользоваться. Если все пойдет по счастливому сценарию, мы очистим Европу от заразы и дадим нашим умам в штабе найти против нее решение. Сейчас я держу в руках один из плодов их труда.

Сигар, как только увидел эту веревку ночью, тут же схватил себе и покрутил перед глазами, едва на смочив концы в стакане выдохшегося эля. Сказал, что его умельцы уже задумывались о таких штуках в Хогвартсе, да тогда были слишком заняты собственной политикой, а не наукой. Их назвали порталами, и они могут мгновенно перенести группу людей в заранее заданную точку. Из Вены прислали целый мешок — по одному на отряд. Но для зачарования такой вещи нужны были координаты, а все умельцы были лишь в Вене, так что путь у нас был один — в головной штаб. Хочу верить, что никому из нас не придется его применять.

* * *

12 сентября 1273 г.

Год… Уже год мы гуляем по земле, принося ей покой и порядок. Пишу сюда разве что для того, чтобы уж совсем не забыться.

Проходя по деревням центральной Европы, я чувствую себя Михаилом, и люди падают мне в ноги, когда я захожу в деревню с отрядом. Я знаю, что они устраивают молельни в тех домах, где мы проводим ночи. Интересно, они будут почитать брюхатых баб и молиться на бастардов после того, как я уведу солдат? Когда после плотного ужина и бутылки вина я задал этот вопрос Мариану, он обвинил меня в богохульстве. Будто и сам днем ранее не болтался до утра в доме пасечницы!

Зато теперь у нас полная повозка ее меда. Вампирчик косится с завистью, а пустой на пару с церковником-некросом выхлебали уже половину первого бочонка.

Сигар утром подошел ко мне и, покусывая колосок, порадовался за отрядную атмосферу, а затем предложил составить ему компанию у окрестных вдов.

Будто мы собрали тут наш интернационал, чтобы наладить культурные связи!

Позорище.

* * *

12 февраля 1274 г.

Гонт передал в послании, что ирландцы плывут в Шотландию и Уэльс. Насколько мне известно, его люди держат побережье, но королевство ослаблено. С тех пор, как я уехал, у них было три кровавых мага. Он придумал свою хитрость — специально ведет кровняков к Хогсмиду, чтобы заманить в Запретный лес. Кто этих чертей там сжирает, не пишет, но после троих трупов признал тактику эффективной.

* * *

5 апреля 1274 г.

За три месяца мы прирезали двух кровняков, одному из которых было двенадцать. Интересно, оно так паршиво и есть, чувствовать себя паладином?

* * *

13 мая 1274 г.

Поверить не могу, что мне опять приходится такое писать.

Малфой завалился к нам в сруб ранним утром, перепугал захмелевших баб и бросил дорожные мантии в ноги.

«Болгария».

На помощь звала Византия или кто там ходил под ними, как мы под Папским пактом. Мы в Хорватии, и мы ближе всех. Кровняк объявился за ночь, выпил их отряд и сейчас шел к Сердецу, где держали оборону местные артефакторы.

Наш вампир взбеленился. Эти земли традиционно были вотчиной их родов, и сейчас терять их было оскорблением. Они лили свою неживую кровь за нас, и мы должны были хранить их дом так же чутко, как и свой собственный.

С пустым итальянцем по дороге мы пытались привести кровососа в чувство, да только все больше раздражали. Полтора года уж вместе, а все никак не научимся говорить с этими зубоскалами! Когда даже лошадь отказалась его нести, пустой просто спеленал его как младенца, обнял и вырубил до лучших времен.

Сейчас лежит, дрыхнет, а мы с итальянцем весь день скакали в паре да так и разговорились. Потружусь даже записать его имя — Гонорий Савелли. Кажется, уже третий Гонорий из тех, с кем я знакомился. Никак не могу понять, всех пустых там, что ли, друг в честь друга называют?

* * *

20 мая 1274 г.

Сегодня проехали Приштину, и нас настигло еще три письма. Как грибы после дождя по всей Европе вновь нарождаются кровняки. До этого нам не писали — основные нападения были на севере, но похоже, после Рождества ситуация начала обостряться, и кто-то в Вене забил тревогу. Наши отряды дают им бой, но Дурмстранг уже взят в осаду. Думается мне, его спасают лишь отвесные скалы и дурная погода — у них сейчас самое время для распутицы.

После того, как вампир пришел в себя, он непривычно тих и собран, он едет во главе отряда. Если прежде он уходил в ночь и возвращался сытым, то сейчас каждую полночь бдит и глядит во тьму, словно голодный зверь. Мимо проезжали охотники, которые поделились добычей, и Сигар забрал от котла трех зайцев, которых силой впихнул в руки нашего мертвяка. Не знаю уж, выпил он их или нет, но на сердце все равно свербит.

Я жду письма от дома, как благой вести из Вены, но и боюсь это письмо увидеть. Уверен, что Хогвартс уже окружен — Гонт писал, что он формирует армию для защиты внешних земель, и вся Нормандия охвачена пожаром войны.

Полтора года. Полтора года мы провели в праздности и пустой радости счастливых дней, надеясь, что так оно и останется.

Какие же все мы глупцы.

* * *

1 июня 1274 г.

Мы едем по заросшим полям. Крестьяне разбежались с этих земель еще по весне, и народ ждет голод. Наша поклажа давно опустела, и мы сами на подножном корму, будто лошади. Я стараюсь писать мало — пергамент кончается. Птицы долетают до нас все реже, и с последним голубем из Вены мы узнали о беспокойстве в Испании. В Бельгии и Пруссии уже мирно, во Франции тоже, и всех солдат оттуда переводят на запад. Если Чапительсант падет, нам будет нечем прикрыть западные рубежи, но я в это не верю.

После скромной трапезы брат Гонорий собрал всех за молитвой. До полуночи мы стояли, глядя в перекрестие собственных мечей, и поминали наш путь.

«Если демоны ходят среди нас по земле, почему до сих пор я не видел ангелов?»

Я шептал негромко, но он услышал.

«Потому что ангел в сердце твоем, воин Господень».

* * *

6 июня 1274 г.

Сейчас я понимаю, что если не север, то Балканы центр погребального костра Европы.

Нас встретил побитый отряд вампиров, явно посланный к границе после тяжелых потерь в бою. Не знаю уж, как они договорились с византийцами, да, похоже, и им уже плевать. Они пополнили наши запасы, передали нам какие-то тряпки и сказали садиться верхом, будто то были лошади, а не ковры.

Сигар деловито топтался вокруг них полчаса, пинал потасканные оборки, ставил грязные пятна поверх поетых молью проплешин, а потом, словно первый мастер, хмыкнул в бороду что-то о диковинном восточном колдовстве. Будто в Хогвартсе студенты не пинали мячи верхом на метлах! Вот только приличная метла, будь она хоть трижды веником, не выдержала бы взрослого мага с поклажей и больше второго часа. Вампиры обещали, что эти — арабские — продержатся больше суток.

Я решил вести отряд в паре метров над землей, чтобы шею мы уж точно не сломали, и вампиры замыкали наш отряд. К ночи должны будем быть на месте.

* * *

9 июня 1274 г.

Румынский кровняк, будь проклято его имя, все-таки выпил весь тот Сердец неделю назад и сейчас двигался к востоку. Не знаю, что за дикая воля гнала его, но даже на коврах мы едва поспевали. Наша радость, что из того Середца ему и достались-то лишь пара безумных стариков да последний из артефакторов, который хотел обрушить стены ему на голову. Византийцы болтали, что вместе с ним шли и какие-то черные тени, да пока что мы таких не встречали. Я хочу верить, что страх просто туманит их глаза.

Меня беспокоит иное. Письма из Вены идут слишком медленно, а из дома я не получал их слишком долго, чтобы это можно было списать на простую непогоду. Наши собственные голуби волнуются все больше и клюют пальцы в кровь, проклятые паразиты!

* * *

12 июня 1274 г.

Мы в шаге от того, чтобы его нагнать, и уже объединили силы с вампирами и византийцами. Я знаю, что в окрестных лесах водились кентавры, но кровососы сплевывают и шипят, что они первыми ушли из этих земель. Сейчас из леса нам помогают оборотни. Тяжелые времена научили их как-то сохранять разум в теле зверя и обращаться в человека лишь по полнолуниям.

Я ходил весь вечер вдоль лагеря и знаю, что то же самое делали и остальные. Хочу понять, сколько среди нас воинов на десяток бескровных калек. Лучше бы не узнавал.

В шатре на окраине стоянки устроили полевую вампирскую кухню. Когда я только узнал про это, мои глаза налились кровью, а дух омерзением, но уже через четверть часа я резал себе руку кинжалом, чтобы спасти пятерых из их павших воинов.

Я не могу уразуметь, кто мог сотворить такое с бессмертными.

«Тени», — шептались они. — «Вместо крови они пьют дух».

Дух ли, душу ли, но крови в этих созданиях оставалось едва ли больше, чем в самом недоношенном младенце.

Выходя, я увидел в шатре нашего вампира, склонившегося над лежанкой. Его обхватывал за плечо Мариан, я встретился с его взглядом и хотел было подойти, но он качнул головой.

Вампир упал на колени, уронил голову на грудь покойника и задрожал, крепко вцепившись руками в его рубашку. Я от входа слышал, как он воет, бормочет сквозь зубы господню молитву и плачет.

В эту ночь я нашел Гонория и держал ему исповедь до утра.

* * *

Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое, да придет царство Твое, да будет воля Твоя.

Отче, избавь меня от лукавого, помоги побороть ужас, спаси дом мой, и семью мою, и род мой весь спаси. Господь всемилостивый, молю тебя, пусть они живут, за нас всех живут, пусть обойдут несчастья дом мой, пусть наступит новый день — светлый и чистый, другой. Пустой от ужасов, и память пусть забудется…

Я не могу молиться с Гонорием, мой язык распух, я не могу говорить!

Отче, услышь меня.

Пусть упокоится душа моего друга Сигара в райских кущах, раскрой, Петр, врата рая пред духом его да проведи его невозбранно туда, где обретет он вечность, и даруй его душе покой.

Господи, помилуй нас, грешных.

Господи, дай нам пережить долю нашу.

Господи, Господи, Господи…

18 июня 1274 г.

Я проснулся в Константинополе.

У меня не было времени встать на ноги, кровавый маг вышел к стенам Нового Рима. Вампиров в нашем отряде не было, и мы, двадцать шатающихся от потери сил колдунов, показали путь в ад этому кровавому ублюдку, по ошибке родившемуся человеком.

Испанский инквизитор из отряда прикрывал мне спину все то время, пока я жег кукол кровняка адским пламенем, наплевав на все советы целителей о перегрузке. Эти паленые стены еще долго будут жарить глаза нашим правнукам, коли они выживут.

Я лежу без сил в лазарете, но оно того стоило. Сейчас хотя бы не чувствую себя таким беспомощным. Все мы сегодня были смертниками, и не за жизнью шли мы вперед. Больше никогда не пойдем мы за тем, чтобы тушить погребальный огонь, мы пойдем в нем сгорать. Да смилуется Бог над душами нашими... Мой род есть, кому продолжать, и я не страшусь смерти.

* * *

Оставлю эту запись для истории. Мое сердце чует, что осталось недолго.

В Болгарии кровавый маг зажал нас в угол. Его отступление было лишь возможностью дать перегруппироваться слугам, и я сейчас не про живых кукол, которых загрызли оборотни еще до Сердеца.

В ночь на 14 июня вокруг нас сомкнулось плотное кольцо летучих демонов. Эти твари выглядят как призраки из сказок полоумных магглянок, но тому ужасу, что они насылают, позавидуют и десять Кровавых Баронов. Они имеют высокий вытянутый силуэт, их тела прикрывает тьма, и на лице у них вместо глаз и носа огромный рот. После того, как они приложатся к живому, он теряет душу. Тело его продолжает жить, но ум, память, восприятие — все уходит. Целители говорят, что эта духовная смерть необратима.

С их приближением идет холод, и они несут с собой ужас. Все ужасные моменты из жизни, что были в памяти, всплывают, и ты остаешься один на один в битве с самим собой. Если ты проиграешь, то эта тварь пожрет твою душу.

Все боевые чары против них бесполезны. Они имеют плоть, но она нужна им лишь для удобства. Лишь чистое пламя еще способно нас спасти. У меня нет точных данных, но я считаю, что оно всего лишь лишает их тела формы и не дает быстро ее восстановить. Как с ними бороться иначе, мы не знаем.

Все началось ночью, на втором карауле. Ко мне в шатер ворвался наш вампир, и за ним следом с факелами бежали еще четверо. Мы вырвались через задний полог, но тут же попали в объятия демона. Эта тварь даже не была из тех, что шлет ужас: те твари за ней шли. Глаза ее светились и тело пылало в ночи, лишая нас зрения и воли. Наш огонь лишь питал его силой, и чем больше его слуг мы убивали, тем сильней становился он. Позже я узнал, что вода и молитва способны его ослабить, но в тот момент у меня не было ни воды, ни слов. Для того, чтобы мы выжили и смогли уйти, наш вампир остался. Что было с ним дальше, я не знаю.

Мы бежали милю. В ближайшем лесу, который сам колдун обходил десятой дорогой, собрались наши выжившие. Какая-то часть из них ушла порталами, но я решил не ступать с этой проклятой земли ни шага до тех пор, пока не увижу трупы своих людей. Я узнал, что видели еще по крайней мере двоих таких демонов, и один пустой священник бросился на такого голыми руками. Его спутники тогда тоже отступали и смогли разглядеть мало, но когда обернулись, вокруг была лишь воронка вывороченной земли.

Мы призвали все что могли призвать и пустили в воздух разведчиков на коврах, чтобы знать, когда и откуда ждать нападений. Позже мы находили эти ковры — без людей и без крови. Позже эти люди шли на нас, и их элементали зажгли наш лес.

Мы бежали сквозь него день, едва поспевая уйти от пожара. Сил на то, чтобы тушить его, не оставалось. К концу второго дня без еды мы обессилили и, когда встретили самого кровавого мага с обратной стороны леса в окружении трупов оборотней, я думал, что для меня все кончено. Той крови, что он напился из их звериных вен, достало бы на то, чтобы взять рычаг и перевернуть мир.

Но в его спину нанесли удар.

Другая часть наших людей ушла в поля, и их маги тратили все силы на то, чтобы остаться необнаруженными, пока питали своей кровью вампиров. Думаю, если бы колдун пожелал подчинить их своей власти, крови бы в их телах недостало и на шаг в его сторону. Именно те вампиры и не дали нам умереть.

Сильные, будто их война лишь началась, они градом осыпались на голову колдуна, скрытые своими талантами и чарами наших воинов. В следующее мгновение его ярость обрушилась на них, и сила, которую маг крови таил в себе для всех нас, стерла наших вампиров в пыль. Будь я проклят, если в тот миг не увидел демона в обличье человека! Под ногами его не осталось ничего — ни крови, ни тел, ни травы. Земля под ним посерела и провалилась на фут, когда он с яростным криком оглянулся назад.

Вокруг взвились демоны в плащах, и холод объял льдом наши сердца. Мы бросились вперед, и тогда я встретил своих людей — все они еще были живы. Кроме того вампира, что снится мне, и чье имя я брезговал запомнить.

Нас от колдуна отделяли демоны, и теперь они вместо вампиров хранили нам души. Вторая часть спасшихся едва стояла на ногах, и я с другими держал их за своей спиной, из последних сил призывая огонь по кругу.

Когда к нам подошел брат того демона, которого мы оставили у шатра, сил на то, чтобы забрать огонь назад, у меня уже не хватило. Я не видел, как рядом со мной появился Сигар и достал из ножен свой меч.

«Портал на моем поясе», — сказал я ему.

Он не ответил, а лишь с яростью бросился к демону, колдуя второй рукой воду. Ничего святого в ней не было, но демон отшатнулся. Я глянул тогда через плечо назад и увидел, как Гонорий склонился над бледным телом Мариана. Веревку с пояса я сорвал за секунду, крикнул «Deus vult» и бросил ее прямо в него. Я не знал, сработает это или нет, но это сработало.

Когда я обернулся назад, меч Сигара уже был в руке демона, который заколол им моего друга.

Мгновением позже с рассветных небес над нами спустились ковры. Подкрепление прибыло, и через час мы ушли порталами в Константинополь. Я выжил. В тот раз маг крови был убит.

* * *

20 июня 1274 г.

Мариан выжил.

Боже мой, я лишь сейчас понимаю, что за все время нашей войны этот человек стал мне сыном. После смерти Сигара я не мог различить все те чувства, что глодали мне сердце.

«Ты здесь», — прохрипел я ему, и сердце возликовало в моей груди. Слезы полились из моих глаз, будто я был ребенком и стоял на могиле моей матери, когда она вышла из леса.

«Ты выжил», — бормотал он надломленным голосом.

Он думал, что я мертв. Последним, что он видел, был пожирающий Фоули и меня огонь. На мое счастье, про то, что не выжил Сигар, мне говорить не пришлось.

Целители в Вене уже дежурили на плацу, куда его перенес портал, и тут же оказали всю необходимую помощь. Мариан поделился, что в последнее время врачи несли там постоянный караул. В Вене выяснилось, что осажден Константинополь, и он отправился спасать его вместе с нашими войсками. Они пришли порталами, но поздно. И всем стало ясно, что ждать больше некуда.

Из волнующих новостей было две вещи.

Незадолго до нашего боя целиком и полностью пала Испания. Ее разорял сильный маг крови, и ему в противовес были стянуты основные западные силы, но как только его настигли, он вырезал деревню. Когда наши войска пошли в наступление, он просто поднял их всех до небес и опрокинул наземь. Вампиры, люди, лошади — от всех них не осталось и целой части, их кости ушли в землю, а почва под ними не могла взять кровь. В то же самое время за сто миль на север другой маг взял Чапительсант. Сильнейшая из школ Европы, святая башня запада пала.

А с нашим же домом, Англией, уже несколько недель нет связи. Я молю Бога, чтобы ее минула участь Испании, и верю, что он слышит мои молитвы. Пожалуй, потому что еще больше верю в то, что демонология в Англии отродясь уступала некромантии. Я хочу верить в Гонта. Я знаю его семью — эти прóклятые дьяволы справятся и с самим Люцифером.

* * *

30 июня 1274 г.

Я не знаю, сколько мне осталось жить, но знаю точно, что каждый из дней этой войны даст честь моему роду. Мы шли вперед за жизнью не для себя, и если прямо сейчас Бог потребует от меня душу, она устремится к нему, ликуя. Я сделал, что мог, и осталось немногое из того, что я могу отдать. В скором времени случится и это.

Собрание длилось долго. Были забыты все правила политеса, никто не вспомнил и про обиды между народами. По правую руку от меня сидел Малфой, напротив, с арабами и остатками испанцев, мне улыбался наш некромант-инквизитор. Гонорий, похлопав нас с Марианом по плечам, ушел в свиту своего кардинала.

С началом Собора стало ясно, что у нас больше не осталось крови, чтобы ее проливать. Мы не говорили про это, но за это говорили наши потери: Чапительсант, Балканы, Китеж, Уплисцихе, Масхуридейелин. Я смотрел в лица людей и видел, как трепещут их губы в молитвах, как глаза поднимаются к иконам и небесам. Единственное, во что они верили, были Бог и голос его на Земле.

В самом начале Собора нам раскрыли, что церкви проводили свое исследование. Живые книги — вот почему маги крови столь стремительно нарождались. Какой-то Мерлин от демонологов сделал невероятное — призвал демона и смог подчинить его, привязав к нашему миру. Он сменил его форму, заставил учить их магии, и он учил. Но демона нельзя убить, и сколько бы мы не жгли такие книги, они просто исчезали, чтобы тут же появиться в руках другого колдуна. Колдовство на крови — магия не нашего мира. Чем больше маг взаимодействовал с такой магией и чем дольше связывал себя с нею, тем больше он истончал грань между их миром и нашим, тем больше потусторонних сил вбирал. Он сам становился одним из них. Эта магия хотела власти, хотела мощи, она меняла сначала сознание человека, а затем и его тело. Те существа, что шли за нашим магом в Болгарии, видели в нем сородича. Структура их общества была построена на подчинении сильнейшему — и они подчинялись.

«Откуда вам это известно?»

«Благодаря тем чистым душам, что добровольно дали разрастись скверне в сердце».

Я вспомнил о магах, что уходили из армии еще до боя в Нормандии. Когда о них спрашивали, молчание было ответом. Оказалось, что пока мы резали магов крови, Церковь их изучала. Но эта жертва не давала нам знаний о том, что делать сейчас. Но и на это был дан ответ.

«Для того, чтобы спасти наш мир, мы просто должны отсечь остальные».

Это сказал бледный седой человек. Он представился Реналем. Его попросили объяснить.

«Все, что выходит за грань, останется за гранью».

Магия нашего мира ослабнет. Реналь знал, что демонология умрет. Он полагал, что умрет и высшее целительство. Он говорил, что мы — маги — станем втреть или вполовину слабее.

Ценой нашего спасения стало наше же вырождение. Готовы ли мы на это были? Я огляделся вокруг.

Да. Сотни раз.

«Нам нужны гарантии».

Это поднялся кто-то из переживших свою резню северян. Дурмстранг так и не пал. Он стоял посреди выжженной пустоши. Эти безумцы выпустили из гнезд драконов. После войны они надеялись перенести свою школу куда-то к берегам Двины.

Мы начали торговаться. Церкви нужны были все маги, чтобы сотворить ритуал такой силы. Магам нужно было знать, что выживут не только они, но и их правнуки. Я же знал уже сегодня — если наши потомки не создадут крепкий союз хотя бы друг с другом, они выродятся меньше, чем за двести лет. Поэтому я встал и предложил его прямо сейчас.

Было принято решение о создании надгосударственного образования — Международной конфедерации магов. Ей отдали под штаб Венскую академию. Было условлено внести в ритуал сокрытия нашего мира табу, запрещавшее инквизиции без разрешения появляться в местах концентрации магии, а магам — прилюдно использовать свою силу при простецах. Любое его нарушение пойдет против природы ритуала и будет караться хранителями с обеих сторон.

Мы назвали наш проект Статутом о секретности.

В ночь на 1 июля мы приняли Статут о секретности единогласно.

— Приказано забыть —

На дворе стояла мокрая весна — солнце уже растопило дворовый ледник и со дня на день должна была начаться распутица. Кони во дворе начали волноваться, и младший из выводка дворовых парней был отправлен сменить им воду и сено. Огонь лампы взвился от сквозняка, зачадил и успокоился.

Четверо вошли в дом следом за старшим сыном, встретившимся им у сеней.

— Приветствую, старый друг.

Один из них вышел вперед, снял с головы мокрый капюшон и сложил в карманы перчатки. Его седые волосы растрепались.

Глава семьи обернулся на голос и улыбнулся тому, кто стоял перед его наследником. За их спинами трое крепких, сбитых мужчин уже обнажили палочки.

— Значит, Инквизиция не заставляет ждать долго?

Гонорий криво улыбнулся ему, и шрам исказил его морщины, будто вновь стояли они посреди битвы, а за спинами их были не воины — братья.

— Твой дневник?..

Он подошел к камину, у которого сидел Поттер, и встал подле него, вглядываясь в языки желто-синего пламени. Поттер кивнул в сторону коридора.

— Ты позволишь?

Гонорий взмахнул рукой, и через пять минут Поттер обернулся, неся в руках потрёпанную старую книжку, обернутую вареной кожей.

— Давно не вспоминал тех дней… — он открыл его посередине и поднес ближе к огню, вчитываясь в текст.

— Я тоже. Нечего там вспоминать.

Гонорий хмыкнул и быстро пролистал страницы. Двое из вошедших с ним людей разошлись по двум крыльям дома.

— Не знал, что Мариан управлял элементалями.

— Он талантливей меня, но время… — Поттер захрипел и прокашлялся в свой кулак. Пламя без новых дров стало гаснуть и взмахом руки он обновил его. — Статут был милосердней к некромантам.

— Все не смиришься?

— Никогда не смирюсь. Я предал магию и потерял половину себя.

— Ты сделал это, спасая мир.

Поттер резко дернул рукой, пресекая весь разговор. Гонорий нахмурился и сжал его за плечо, прося обернуться ко входу.

— Тебе известно что-либо про то, где сейчас находится маг Реналь?

— Откуда? Я же не священник.

Мужчина у входа взмахнул палочкой, и оглушенный сын Поттера повис в его руках. Маг уложил его тело на пустую скамью.

— Он им и не был. Он пришел к нам уже после начала войны.

Поттер тяжело вздохнул и прикрыл глаза.

— Сейчас мы ищем его повсюду, но он пропал вместе со всеми своими знаниями.

— Да сколько ему лет? — Поттер фыркнул и нетерпеливо дернул плечом. — Он старше меня вдвое. Ушел, наверное, чтобы умереть, как сам того хочет.

— А как хочешь ты?

Поттер рассмеялся, глядя ему в глаза.

— Хочу, чтобы друг проводил в последний путь то, что от меня осталось.

Гонорий широко ему улыбнулся и крепче сжал плечо.

— А у тебя такой друг будет, брат?

— Со мной будет Господь, Амадей.

Поттер положил свою руку поверх его и кивнул.

— Амадей Поттер, именем наместника Божьего на Земле, Его Святейшества Папы Бонифация Восьмого ты приговариваешься к очищению через смерть не в наказание за грехи твои, но в благодарность за службу твою. Среди людей сотрется память о тебе и деяниях твоих, дабы никогда более не возродилось то, что должно быть позабытым. Да благословлен будет путь твой на небеса, да сокроют ангелы крылами своими дух твой, да отворит тебе Петр врата рая, да проведет тебя за руку к престолу Господа нашего и да вовеки благословлена будет душа твоя. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, Аминь⁽¹⁾.

— Встретимся на небесах, добрый друг.

— Долго ждать не придется.

Зеленая вспышка озарила сгустившиеся в доме сумерки. Тяжело опустилось на пол тело Поттера. Старый монах закрыл его глаза.

— А почему без исповеди? — послышался от дверей голос колдуна.

Гонорий перекрестил тело друга и бросил дневник в разгулявшееся в камине пламя.

— Папа лично отпустил грехи.

В следующий миг дом осветили три белых вспышки.

— Обливейт!

1) Я не знаю, по каким канонам должен быть построен текст этого приговора. Если вам известно, как вернее (насколько это вообще может быть верным) с точки зрения средневекового церковного права оформить такого рода приговор, напишите, пожалуйста, в ЛС.

Вернуться к тексту