Зло, порожденное нами (джен)

Мэри Лу Бэрбоун открывает двери своей церкви — как до этого их открывали её ныне покойный отец, Обадия Бэрбоун, и её дед, Хаббакук Бэрбоун, и все её предки, прибывшие в Новый Свет из погрязшей в грехах «старой доброй Англии». В руках Мэри Лу — колокольчик, которым она зовет всех, способных услышать Слово Божие. «Имеющий уши да услышит, имеющий глаза да увидит» — повторяет она про себя. Их так мало, их страшно мало — тех, кто приходит в старую церковь за божьим словом, а не за тарелкой бесплатного супа.

Она знает, что большинство из пришедших сюда думают только об одном — как поскорее поесть. Но ещё Мэри Лу знает — слова молитвы, произнесенные перед вкушением пищи, а потом и после него, могут прозвучать десятки, а то и сотни раз, прежде чем оставят свой отпечаток в сердцах и душах. Так говорил её отец, когда молился вместе с ней. Так говорит она сама своим приемным детям — тем, кого она сумела вырвать из сатанинской скверны их семей, забывших о Господе, тем, кто должен будет сменить её на пути Служения Господу.

Дети голодными глазами смотрят на неё. Дети греха, дети слабых, заблудших родителей, погрязших в скверне. Дети, чьи души она должна спасти — а они мечтают только о спасении своих жалких, тленных тел. Дети. Последняя надежда мира, последняя преграда на пути врага рода человеческого и его проклятых прислужников.

— Прежде чем поесть — возьмите листовки, — её голос звучит, словно колокол, помогая заблудшим душам отыскать путь к спасению. Узкий, тернистый путь, который почти перекрыла раскинувшаяся рядом торная дорога греха.

— Это дьявольская метка, мэм? — робко спрашивает ее мальчик, испуганно отводя волосы от большой родинки на лбу. Мэри Лу внимательно смотрит на неё. Нет, все чисто. Обычная родинка, обычное грешное человеческое дитя — без всякого следа той проклятой жути, которую с божьей помощью ей удалось одолеть в Частити, своей старшей дочери, и с которой Мэри Лу постоянно борется в своих младших детях — Криденсе и Модести.

— Нет, с тобой все в порядке, — она ободряюще улыбается перепуганному мальчику и протягивает ему тарелку. Слава Господу, никакая скверна не коснулась этой невинной души.

* * *

— Смотри, дочь моя, — говорит маленькой Мэри Лу ее отец, Обадия Бэрбоун, открывая старинную книгу. — Вот она, история о Салеме. История о злокозненных ведьмах, изобличенных добрыми христианами и отправленных в Ад, к врагу рода человеческого. Смотри — и знай: они среди нас. Они живут рядом с нами, отравляя зловонным дыханием своим воздух, они ходят по тем же улицам, отравляя землю у нас под ногами, они прячутся среди обычных людей, отравляя их души. Господь наш, в великой милости своей, простит рабам своим сотворенное ими зло — но нет прощения ведьмам, ибо они Зло, сотворенное врагом! А мы — Стражи. Мы поставлены Господом нашим для защиты паствы, подобно псам, оберегающим стадо от волков. Мы можем видеть их, мы можем чувствовать смрад их дыхания, мы можем очистить мир от скверны. Мы — Стражи последнего рубежа. Мы не даем порождениям врага рода человеческого вредить роду людскому.

Мэри Лу, замирая от восторга и ужаса, опускается на колени, чтобы молить Господа дать ей силы. Сэмюэль, ее старший брат, молится рядом.

— Молитесь, дети мои! — говорит отец, тоже становясь на колени. — Молите Господа о великой милости! Имеющие уши да услышат, имеющие глаза да увидят!

* * *

— Опомнись, Сэмюэль! — отцовский голос звучит, как набат, и Мэри Лу вздрагивает от страха. — Как можешь ты предать Господа нашего, предать наше служение, предать нашу семью! Ты околдован, сын мой! Молись — и я буду молиться вместе с тобой! И тогда ведьмины чары спадут, и ты осознаешь весь ужас своего поступка!

— Отец! — Сэмюэль впервые повышает голос на отца. — Вы ошибаетесь, нет никаких ведьм, нет никаких ведьминых чар! Оглянитесь вокруг — кончается девятнадцатый век, наступает царство разума. Как вы можете жить, ничего вокруг не замечая? Я люблю мисс Лавинию Браун, и я женюсь на ней.

— Я запрещаю тебе жениться на этой ведьме! — гремит отцовский голос в ответ.

— Значит, я женюсь без вашего позволения. Я уже взрослый человек, отец!

— Тогда ты мне больше не сын, — голос отца еле слышен. — Убирайся отсюда!

Сэмюэль выходит из дома — и Мэри Лу, бросившись к окну, видит, как брат подходит к ожидающей его девушке и нежно целует её руку. Девушка поднимает голову — и смотрит прямо в глаза прячущейся за шторкой Мэри Лу. А затем кукольно-красивое личико той, что увела Сэмюэля из семьи, искажается в злорадной ухмылке, кожа покрывается бородавками, нос удлиняется вдвое… И никто, никто кроме Мэри Лу не видит, что под маской юной девушки прячется уродливая карга! Солнечный день, яркий и праздничный, словно выцветает, звуки большого города, доносящиеся из окна, глохнут — и есть только мерзкая тварь, приворожившая и погубившая ее старшего брата. Мэри Лу бросается во двор, но там уже никого нет.

— Подлые ведьмы! — с бессильной ненавистью кричит Мэри Лу. — Да будьте вы прокляты!

* * *

— Эй, мэм! — на пороге церкви Мэри Лу ожидает какая-то вульгарная особа. С маленьким ребенком, цепляющимся за ее непристойно короткую юбку, открывающую лодыжки. — Я слышала, вы заботитесь о детях?

— Господь наш завещал заботу о малых сих, — сухо отвечает посетительнице Мэри Лу.

— Завещал, а как же, — ухмыляется девица. — Я чего пришла-то? Сестрица моя померла — а выродок ейный мне без надобности. Я девушка честная, мне замуж выходить — а тут нагулянный племянник. Так что берите его, да и дело с концом.

— Посмотри на меня, — Мэри Лу наклоняется к мальчику, прячущему лицо. — Не бойся — посмотри на меня.

Не по-детски серьезные черные глаза мальчишки буквально обжигают — и Мэри Лу понимает: вот он! Тот, кто сможет встать на страже против порождений Зла — или, как Агнец, лечь на жертвенник.

— Его Джоном звать, — говорит ей девица напоследок.

— Криденс, — отвечает ей Мэри Лу. — Теперь его зовут Криденс.

* * *

Войдя в дом, Мэри Лу слышит непривычно громкий заливистый смех Криденса и неуверенный, робкий голос Частити. Она тихо подходит к двери и видит, как в руках Частити появляется конфетный фантик, из которого ее воспитанница ловко скручивает фигурку кукольного человечка — голова, руки из надорванных бумажных боков, туловище, ноги из разделенной надвое нижней части… Человечек спокойно лежит на ладони Частити, а потом вдруг под взглядом Криденса вздрагивает, поднимается и парит в воздухе.

— Криденс! — Мэри Лу, как карающий ангел, врывается внутрь. Человечек падает на пол, чтобы быть растоптанным её тяжелыми, добротными ботинками.

— Мама! — побелевшими губами шепчет Частити. — Криденс ни в чем не виноват, накажите меня…

— Ложь — это смертный грех, Частити, — негромко говорит Мэри Лу. Она никогда не повышает голос, говоря с провинившимися детьми. И никогда не наказывает их по злобе — только с холодной головой, для пущего вразумления. Её дети, как и она сама когда-то — оружие, кое должно быть закалено в огне и хладе, под ударами тяжкого молота, дробящего стекло, но создающего булатный клинок. Только так можно создать защитников веры, истинных защитников этого мира. — Но ложь, какою бы она ни была, грех человеческий. Господь наш, в великой милости своей, простит рабам своим сотворенное ими зло — но нет и не может быть прощения ведьмам, ибо они Зло, сотворенное врагом! То, что творил Криденс, сделано по наущению врага рода человеческого, улавливающего в сети свои неокрепшие людские души. Скажи, разве ты хочешь такой участи брату своему? Хочешь помочь ему погубить свою бессмертную душу?

— Нет, матушка. Простите нас! Криденс еще маленький, он просто не понимает…

— И наш долг объяснить ему так, чтобы он понял, — ласково говорит дочери Мэри Лу. — Ты знаешь, что делать.

Частити покорно склоняет голову и идет в кухню за розгами. Она приносит несколько гибких прутьев и с поклоном передает их матери, опускаясь на колени и вытягивая руки вперед. Криденс испуганно смотрит на сестру.

— Нет, Частити, — непреклонно говорит Мэри Лу. — Не так. Ты допустила скверну в моем доме — тебе за неё и наказывать. Криденс, протяни руки! — и Мэри Лу вкладывает в дрожащие руки дочери розги.

Плачущий от боли Криденс получает от сестры пять ударов — а затем десять ударов получает от руки Мэри Лу сама Частити.

— Сказано святым Иоанном Златоустом, — говорит Мэри Лу после наказания, — «Бог поставил родителей главами и учителями в семействе. Наблюдайте же, наблюдайте же непрестанно за поведением детей ваших. Садовник подвязывает молодое дерево к тычинке, чтобы ветер не вырвал деревце, отсекает лишние побеги, чтобы они не повредили и не иссушили молодое растение. Точно также и родители обязаны утверждать сердца детей в страхе Божием, искоренять дурные страсти, возникающие в них, чтобы они не укрепились и не принесли вреда человеку, осененному благодатию Божией во святом крещении». Что нужно сказать, Частити? — с улыбкой спрашивает она.

— Благодарю вас, матушка, — тихо отвечает дочь, опустив глаза.

— Что нужно сказать, Криденс? — Мэри Лу поворачивается к мальчику.

Криденс только всхлипывает и вжимает голову в плечи.

— Еще два удара, Частити, — печально говорит Мэри Лу, и её дочь снова берет розги.

* * *

Модести, свою самую большую надежду, Мэри Лу забирает у семейки переселенцев из Старого света. Пьющий отец, ленивая распустеха мать, двенадцать детей — скверно воспитанных, грязных, оборванных… И как жемчужина в навозной куче — маленькая девочка, единственная, кто потянулся к молитвеннику в руках Мэри Лу, а не к тарелке каши.

— Модести, сегодня ты наказана, — Мэри Лу строго смотрит на приемную дочь. — Громкий голос и смех в Доме Божием недопустимы. Криденс, ты знаешь, что делать.

— Нет, мама, — Криденс сутулится, вжимает голову в плечи, но протянутую розгу не берет, и та с глухим звуком падает на пол.

— Криденс?

— Нет, — его губы упрямо сжимаются.

— Дай мне ремень и протяни руки, — тихо произносит Мэри Лу, и Криденс покорно исполняет ее требование. Модести, закусив губы, пристально смотрит на брата — а затем сама протягивает Мэри Лу руки для наказания.

* * *

По вторникам, средам и субботам Мэри Лу Бэрбоун проводит митинги общества новых салемцев. Вот и сейчас — на холодном сыром ветру Мэри Лу стоит на бетонных ступенях банка. За её спиной дети — опустивший голову Криденс со стопкой листовок, Модести, внимательно смотрящая на любопытствующих, которые ненадолго остановились, чтобы послушать и побежать дальше по своим суетным делам, Частити с холщовой сумкой и ящичком для пожертвований… Мэри Лу отчаянно пытается достучаться до душ и сердец человеческих — душ и сердец жителей Нью-Йорка, этого нового Вавилона, дни которого уже сосчитаны, взвешены и измерены. Серые улицы её родного города полны миллионами заблудших, среди которых ходят проклятые ведьмы. И пусть Мэри Лу их больше не видит — но она знает, что они есть. Ведьмы живут среди людей, ведьмы отравляют воду и воздух, ведьмы привели в Нью-Йорк зло, крадущееся в ночи и безумствующее днем, и долг каждого верующего — уничтожить порождения врага рода человеческого. Ради своих детей, ради своего будущего, ради будущего самого мира человеческого! Надо успеть, пока над обреченным городом греха не взошло холодное, мертвое солнце — солнце последнего дня. И Мэри Лу зовет, зовет — пока еще можно все исправить. «Имеющий уши да услышит, имеющий глаза да увидит!»

Сырой декабрьский ветер старается вырвать листовки из рук Криденса и Модести — словно мерзкие ведьминские отродья кружат рядом. Стяг новых салемцев горит в серой безысходности Нью-Йорка, как очистительный огонь. Нет, как путеводная звезда! И яркие, алые и золотые языки огня освещают сильные руки, ломающие проклятую волшебную палочку. Мэри Лу хочется думать, что это руки ее предка, Бартоломью Бэрбоуна, основавшего Общество Противодействия магии Нового Салема. Тогда, много лет назад, ему удалось остановить ведьм. И Мэри Лу сделает все, чтобы быть достойной предков — иначе ни у кого из ныне живущих не будет будущего.

* * *

Мэри Лу Бэрбоун открывает двери своей церкви — как до этого их открывал её ныне покойный отец, Обадия Бэрбоун. Как после её смерти будут открывать эти двери её дети, а потом дети её детей — Служители Господа, Стражи последнего рубежа, Новые салемцы. Защитники рода людского от порождений врага, проклятых ведьм. Ибо можно простить зло, сотворенное людьми — но нет прощения Злу, сотворенному врагом!

«… И не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мёртвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии то мерзости Господь Бог твой изгоняет их от лица твоего; будь непорочен пред Господом Богом твоим; ибо народы сии, которых ты изгоняешь, слушают гадателей и прорицателей, а тебе не то дал Господь Бог твой». *

* (Второзаконие. 18:10-14).