Право на крылья (джен)

Раньше у нас было время,

Теперь у нас есть дела

Доказывать, что сильный жрёт слабых,

Доказывать, что сажа бела.

Мы все потеряли что-то

На этой безумной войне.

Кстати, где твои крылья,

которые нравились мне? [1]

12 апреля 854 года

Сегодня умер Кавахара. Титан разорвал его надвое и не стал есть, отвлёкшись на вцепившегося ему в плечо Киёши. Я видел, как Рико упала перед Коичи на колени и ударила ему по грудной клетке. А потом ещё раз. И ещё. С каждым ударом из него фонтаном выплёскивалась кровь, а она смотрела то на него, то на меня и молила о помощи.

Она не плакала, когда Хьюга силой оторвал её от тела. Не плакала, когда он встряхнул её за плечи и приказал бежать. Она не плачет и сейчас, а я…

— Могло быть хуже. — Кагами сел рядом и откинул мокрые волосы со лба.

От него разило потом и кровью, баллоны с газом, что теперь сиротливо валялись на примятой тяжёлыми сапогами траве, заляпанные пылью, грязью и ржавыми разводами, больше не блестели. Мечи затупились ещё в самом начале вылазки, но Тайга по-прежнему сжимал пальцы на рукоятях, словно всё никак не мог выдохнуть и перестать опасаться удара гигантской ладони в спину.

Отчасти он был прав — найденное ими укрытие нельзя было считать абсолютно безопасным, но Изуки уверял, что в радиусе двух миль нет ни одного Титана. Две мили — слишком мало для того, чтобы расслабиться, но вокруг них был лес, Шун не сводил глаз с горизонта, и в случае малейшей опасности они успеют уйти с помощью УПМ.

Лучше было думать так, чем поддаваться панике и пытаться уйти сейчас по свежей тропе, вблизи которой их вынюхивали сбитые с толку Титаны. Куроко мог их отвлечь, но шесть взбудораженных битвой человек верхом и истекающее кровью тело — трудная задача даже для него.

— Хуже? — негромко переспросил Тэцуя, закрывая потрёпанный блокнот и пряча его в сумку. — Это как? Не Кавахара, а Киёши? Не Киёши, а Изуки? Я? Ты?

— Не заводись, — чуть нахмурившись, перебил его Кагами. — Ты знаешь, что я имел в виду.

Тэцуя прикрыл глаза и еле слышно выдохнул. Ремни страшно натёрли плечи и бёдра, сегодня он сильно рисковал, маневрируя почти у самой земли и оставив воздух на одного Тайгу, но сказать точно, был ли выбор верным, он не мог. Так было всегда — его делом было прятаться за широкой спиной Кагами, выпрыгивать из тени и бить наотмашь, пока тупые глаза Титанов пристально и жадно следили за шумным Кагами, однако в этот раз всё пошло наперекосяк с самого начала. Титанов было больше, чем они думали; они преградили им путь раньше, чем они ожидали; Хьюга не смог занять выгодную позицию для выстрела, в баллонах Киёши слишком быстро кончился газ; Изуки, ошеломлённый количеством Титанов, едва успевал уворачиваться от смертоносных ударов широких лап и клацающих зубов; Айда, отчаянно желая заполучить хотя бы одного живого Титана, едва не попала одному из них в рот и… И Кавахара, отчаянный, невозможно, глупо отчаянный Кавахара закрыл её собой, буквально прыгнув в руки голодного чудовища.

Куроко не любил действовать в одиночку, но в этот раз только так можно было уйти оттуда живыми. Он рубил по пяточным сухожилиям, цепляясь тросами за мясистые спины и надеялся только, что все остальные члены отряда Сейрин достаточно ему верят, чтобы повернуться к Титанам спинами и спасаться, а Кагами… А Кагами достаточно хорошо его знает, чтобы бить по слабой шее именно в тот момент, когда меч Тэцуи вонзался Титану в пятку.

Безрассудно, но времени на раздумья не было вовсе, оставить тело Кавахары они не могли, а нет врага страшнее, чем идущий по кровавому следу Титан.

— Прости, — прошептал Куроко. — Это были мои слова.

— Всегда мечтал их сказать, — давя из себя улыбку, проговорил Тайга. — Капрал. — Кагами обернулся через плечо, ножны разрыхлили сырую землю и упёрлись в жёсткую кожу сапог Куроко. — Что дальше?

Джумпей накинул свою накидку на плечи сгорбленной Рико и повращал потревоженным плечом. Он ещё в прошлую вылазку не до конца оправился от травмы, а в этот раз оказался достаточно небрежным, чтобы потянуть его вновь. Возможно, этот отчаянный рывок спас жизнь Тэппэю. Возможно, это Киёши спасал Хьюгу, и именно поэтому тот повредил только плечо, а не лишился головы.

Возможно, следовало перестать анализировать сейчас, пытаясь хоть как-то компенсировать ошибку в плане, но Тэцуя не мог перестать смотреть.

— Ждём отмашки Изуки, — скомандовал Хьюга. — Как только дорога будет свободна, двинемся обратно к стене. Тэппэй?

Киёши отсоединил шланг от баллона и кивнул.

— На дорогу обратно хватит.

— Хорошо, — кивнул Джумпей, имея в виду только вновь заряженные баллоны. — Нужно покормить и напоить лошадей. Кагами…

— Я сделаю. — Куроко поднялся с земли, сорвал с плеч накидку и накрыл ею баллоны. — Вам опасно отходить от лагеря, а меня всё равно не почуют.

Он схватился за рукояти мечей, но вытаскивать не стал. Те сверкнули на солнце и тут же с негромким звоном скрылись в ножнах. Тэцуя потеряно оглядел товарищей по отряду, взял двух лошадей за поводья и бесшумно скрылся среди деревьев, словно растворяясь в тени.

Киёши отложил в сторону баллоны, чуть сгорбился и провёл рукой по лицу, то ли оттирая с лица высохшие капли крови, то ли смахивая со лба пот, то ли пытаясь избавиться от тянущей во всех мышцах усталости.

— Мы должны что-нибудь сделать?.. — не то спросил, не то предложил он.

Поддерживать отряд тогда, когда они сами уже не могли вынырнуть из бездны отчаяния, было его работой. Железное Сердце разведотряда Сейрин, надёжная опора и стержень группы, несгибаемый Киёши Тэппэй. На него надеялись тогда, когда надеяться было больше не на кого, но если речь заходила о Куроко Тэцуе, он был абсолютно бессилен. Бессилие порождало злость, злость неизбежно вела к отчаянию, а он не имел на него права. Кто угодно, только не он.

— Если бы мы могли, — тихо отозвался Джумпей, смотря вслед призрачному разведчику. — Кагами, может… Что ты делаешь?

Тайга держал в руках пожелтевший от времени толстый блокнот Куроко, раскрытый на последней, наспех исписанной странице, сжимал тонкие, потертые листы и яростно стискивал зубы.

— Что-нибудь сделать, — повторил он.

Захлопнул блокнот и небрежно, даже не пытаясь скрыть вмешательство в личное пространство Куроко, запихнул его в сумку.

— Мы — ни черта не можем, — рыкнул он и подорвался с места.

Тросы со свистом рассекли воздух, зашуршали крылья свободы, Кагами взмыл вверх и скрылся в листве.

Они три месяца вместе тренировались, ещё три состояли в одном отряде, совершили семь успешных вылазок, вместе ставили на кон свои жизни и жизни друг друга, рвались вперёд, всеми силами пытаясь вырвать у Титанов первенство в битве за Землю, вместе плакали и смеялись, вместе…

Вместе?

На самом деле не было никакого «вместе». Потому что для Куроко «вместе» не существовало уже очень давно.

12 апреля 854 года

...а я считаю скатившиеся по её щекам слезинки и думаю о том, что Акаши был прав.

Мой страх погубит всех вокруг.

* * *

13 апреля 854 года

На обратной дороге мы не встретили ни одного Титана. О том, что несколько часов назад нас ждала засада, напоминали только огромные выбоины в сырой земле, поломанные деревья и брошенная на полпути, развалившаяся повозка. В поведении обычных Гигантов никогда не было логики, но в этот раз — не было и хаоса. Сегодняшняя вылазка не походила на все предыдущие, Хьюга и Рико понимали всё меньше, а Эрвин снова недоговаривал.

Так считал Кагами. Я же уверен — он просто ничего не знал. А значит, все из отряда Тейко помнили о своём обещании.

Верно ли это? Должен ли молчать я? За полгода я ни на шаг не приблизился к ответу.

— Ерунда, — тихо выдохнул Изуки, отшвырнул в сторону порванную ветками накидку и грузно упал на тяжёлый столовый стул.

Он бесился не просто так. Возвращаться обратно по тому же самому пути было страшно и неразумно, но зато — быстро. Делать круг и пытаться воспользоваться территорией соседних Шутоку куда безопасней, но почти на сутки дольше, поэтому, когда он предложил Хьюге второй вариант, он был готов к отказу. Однако это не мешало ему всю обратную дорогу тихо ругаться себе под нос и проклинать Титанов, пешие прогулки и выбившихся из сил лошадей. Его обзор с земли был значительно уже, нежели с воздуха, но использовать УПМ на открытой местности не представлялось возможным. Всё то время, что они брели по опасной тропе, они были лёгкой добычей, и единственное, что давало им надежду на спасение в случае нападения — отвлечение Куроко.

Они никогда не проверяли, сработает ли это в случае, если Титаны их всё же заметят, оттого опасения каждого из отряда были вполне обоснованы. И тот факт, что в итоге ни один из монстров не вернулся туда, где буквально несколько часов назад чуть не был уничтожен отряд Сейрин, безусловно, радовал. Но закрыть глаза на очевидную необычность поведения Гигантов никто из них не мог.

— Может, их отвлёк другой отряд? — предположил Киёши, разливая по керамическим кружкам чай.

Они сидели в просторной столовой штаб-квартиры отряда Сейрин. Она была значительно меньше, чем квартиры остальных элитных отрядов, и уж тем более — чем штаб Разведкорпуса, но по уюту ничуть не уступала. Четырёхэтажный дом из красного кирпича на двадцать шесть жилых комнат, огромная кухня, общая столовая, три ванных комнаты, прилегающие к дому конюшня и оружейная. Не Бог весть что, но никто не жаловался: Сейрин был самым малочисленным специальным отрядом, и отдельный штаб — уже знак расположения.

— От нашего сектора до соседнего в лучшем случае полдня пути, — мотнул головой Хьюга, отщипывая от хлеба кусочек и откладывая его на тарелку.

— Мы не очерчиваем наши границы, — возразил Тэппэй, садясь во главе стола. — И не координируем вылазки ни с Шутоку, ни с Кайджо. Заступ за границу, особенно во время битвы, вполне вероятен.

— Тогда они не только слышат за сотни миль, но и общаются между собой! — встрял раздражённый Изуки. — В этом случае, все наши потуги на умственное превосходство и умение нападать группами гроша не стоят.

— Мы не исключали подобное и раньше, — миролюбиво заметил Киёши. — Шун, твоей вины здесь нет: они напали внезапно. Твоей, — он исподлобья посмотрел на Джумпея, — тоже. Так бывает. Никто из нас не всеведущ.

Хьюга слабо улыбнулся, качнул головой, не отрицая, но и не соглашаясь со сказанным, и обернулся, чтобы привычно взъерошить светлые волосы своего призрачного разведчика, но наткнулся на пустой стул. Еда на тарелке так и осталась нетронутой, но странно было не то, что незамеченным из столовой улизнул Тэцуя. Это как раз было в порядке вещей и пугало только во время вылазок — внезапно испаряющийся посреди битвы Фантом каждый раз вынуждал за себя переживать. Заметить его, если он того не хотел, не представлялось возможным, пасовал даже остроглазый Изуки, а никто не давал гарантии, что очередное исчезновение — это хорошо продуманный план, необходимая уловка, а не прожорливая пасть тупого Гиганта. Так что вновь скрывшийся ото всех Куроко никого не удивил, а вот так же тихо ушедший Кагами — немало встревожил.

Ведь Тайга был шумным. Большим, угловатым, бесцеремонным. Его нельзя было не заметить, ни в пылу сражения, ни в шумной, весёлой компании: он всегда громко говорил, так же громко смеялся, активно жестикулировал и ничуть не стеснялся в выражениях. Всё, что так или иначе приходило ему в голову, тут же оказывалось у него на языке. Тайга почти с нездоровым фанатизмом ждал каждую последующую вылазку за Стену, первым рвался в бой и брал на себя самых больших и агрессивных Титанов. Полная противоположность Куроко, они выходили победителями из любой схватки, но стоило спуститься на землю, и Тэцуя скрывался в тени, а Кагами безнадёжно бился в закрытые двери, и с каждым разом всё больше отчаивался когда-нибудь их открыть.

— Куда они подевались?

— Куроко пошёл вместе с Рико и ребятами к семье Кавахары, — отведя взгляд, ответил Изуки. — Кагами остался в оружейной.

Хьюга шумно выдохнул, провёл рукой по пыльным волосам и не к месту подумал о горячей ванне, а не о наспех опрокинутой на себя кадке с водой. Расслабиться не выходило уже которую неделю и, судя по пришедшему сегодня от Смита письму, не выйдет и в ближайшие несколько дней. Усталость накатывала волнами, тяжёлым свинцом разливалась по мышцам и тянула к земле, но в кабинете его ждала гора отчётов, а в оружейной — один из проблемных первогодок.

Заботиться о душевном состоянии каждого из отряда было необходимо, но некогда, да и не сказать, чтобы Джумпей был в этом хорош. Он и для простодушного Кагами слова подобрать мог не всегда, что уж говорить об обыкновенно молчаливом и скрытном Куроко. В подобных делах он всегда полагался на Киёши, но в этот раз тот отчего-то не торопился лезть во внутренние дрязги их Светотени, напротив — показательно держался в стороне.

«Это личное. Не трогай их», — так Тэппэй говорил всякий раз, стоило Хьюге заикнуться об избегающих друг друга Кагами и Куроко. По мнению Джумпея, в отряде не было места для эгоистичных переживаний и сетований — все они были командой, и, несмотря на то, что первогодки присоединились к группе одновременно, Тайга быстро вписался в коллектив, активно участвовал в общих развлечениях и охотно делился любыми своими соображениями и тревогами.

Куроко от него отличался.

Они мало что знали о призрачном разведчике элитного отряда Тейко — лишь слухи и домыслы, обросшие почти фантастическими подробностями байки, да смешные догадки. Каждый из Тейко имел за плечами длинный список самолично убитых Гигантов, и небывало длинный — Титанов, убитых в группе. О потрясающих талантах каждого из пяти не слышал только глухой, но существование Фантома всегда ставилось под сомнение. Его мало кто видел, ещё меньше — видели его в деле, однако подозревать Эрвина Смита во лжи было глупо. Именно он подписал приказ о переводе Куроко Тэцуи в первый состав, а путь из первого кадетского состава Разведкорпуса некогда был только один — Тейко.

О том, что случилось дальше, никто не знал. Спустя неделю после падения Стены Мария элитный отряд был распущен. Весь Разведкорпус поделили на шесть частей, прилегающую к Стенам территорию — на шесть секторов, а шестерых ведущих разведчиков определили в разные отряды.

Почему так, что послужило причиной и кто был инициатором — власть имущие молчали.

Узнать что-либо из первых уст, у самого Тэцуи, ни одному из Сейрин так и не удалось.

— Ладно, — выдохнул Хьюга и вышел из-за стола. — Отдохните как следует, завтра в полдень нам нужно быть в Стохесе — Закклай собирает срочное совещание.

— Что? — нахмурился Изуки.

— Не спрашивай, — устало отмахнулся Хьюга. — Эрвин сообщил письмом. Велел явиться, причин не указал.

— Это… нехорошо, — явно недооценил происходящее Киёши. — В последний раз Дарис созывал нас всех лично после падения Марии.

— Гадать смысла мало. Идите. — Джумпей притормозил на пороге и через плечо добавил: — И сообщите мне, как только Кагами и Куроко вернутся.

Дверь за командиром отряда Сейрин закрылась почти бесшумно. Письмо от Эрвина Смита, приказывающее явиться завтра к полудню в Зал Суда, ощущалось в кармане пиджака камнем, а формулировка не оставляла сомнений — точно такое же получили командиры остальных пяти специальных отрядов Разведкорпуса.

Хьюга мог только догадываться, почему Закклай решился собрать весь Разведкорпус вместе впервые за полгода, прошедшие с падения Стены Мария и уничтожения Шиганшины. Но как бы там ни было, подобное не сулило ничего хорошего.

* * *

Кавахара Коичи единственный из Сейрин жил в непосредственной близости от штаб-квартиры — на западе Каранеса, тотчас у речного торгового пути. Его родители были фермерами, жили на то, что выращивали сами и сторонились городской жизни, предпочитая воспитывать двух младших детей вдали от политики, интриг и экспедиций, которые однажды уже соблазнили старшего сына сомнительной романтикой и такой же условной свободой.

Они никогда не одобряли его вступления в Разведкорпус, умоляли выбрать Гарнизон, раз уж Коичи пришлось по вкусу Кадетское училище, и всеми силами старались удержать его от первой экспедиции — мать попросила аудиенции у Эрвина Смита, пыталась правдами и неправдами убедить главнокомандующего в том, что её сыну не место среди крылатых, но Смит был холоден и непреклонен.

Желающих вступить в Разведкорпус было не так много, чтобы ими разбрасываться, а Кавахара Коичи показывал хорошие результаты и мог быть полезным отряду — причин для перевода его в Гарнизон Эрвин не видел и ответил женщине решительным отказом.

Теперь передавал свои искренние соболезнования и денежную компенсацию вместе с членами отряда Сейрин и убеждал её в том, что её сын погиб ради свободы человечества. Куроко знал, что Смит и сам не всегда верил в то, что говорил, но истинная сила Главнокомандующего заключалась не только в исключительном уме, но и в способности хладнокровно поступиться жизнями сотни ради тысячи.

Понять это могли не многие. И семья Кавахара не в их числе.

— Я бы тоже погнала нас со двора, — негромко призналась Айда, присаживаясь у самой кромки реки и швыряя в холодную воду камешек.

По зеркальной глади тут же пошла крупная рябь, несколько потревоженных рыб бросились в разные стороны, а играющие поблизости дети испуганно охнули и осуждающе зашептались.

Коганей, Митобе и Фурихата, пользуясь возможностью, отправились за продуктами: расположение штаб-квартиры вынуждало закупаться впрок, а времени на это часто не хватало. Рико же, отчасти побоявшаяся оставаться одной, отчасти не желающая оставлять одного Куроко, увязалась за ним.

— Они потеряли сына, — негромко ответил Тэцуя.

— И ещё раз убедились в том, что Разведкорпус — не более чем смертники. Не могу сказать, что я их не понимаю.

Куроко вопросительно приподнял брови, не утруждая себя вопросом, и Рико поспешила объяснить:

— Не подумай, я не беру своих слов назад. Я по-прежнему верю в то, что прятаться за Стенами не выход. Я говорила это до того, как Гиганты проломили Марию, и повторю ещё сколько угодно раз, но я… — Айда обняла колени руками и прикрыла глаза. — Но иногда и мне кажется, будто за все эти годы Разведкорпус потерял больше, чем приобрёл. Мы всё ещё ничего не знаем о Титанах, проигрываем им бой за боем, жертвуем десятками разведчиков и ещё ни разу не схватили ни одного живого Гиганта!..

Рико перевела дух, попыталась тайком вытереть катившиеся по щекам слёзы и, как только Куроко протянул ей платок, громко всхлипнула.

— Я знала, что это глупо, что их больше, чем нас, но мне показалось, что это хороший шанс, — совсем тихо призналась она. — Я ошиблась, а расплачиваться пришлось Коичи.

Куроко молчал. Он мог бы поддержать её, убедить в том, что здесь не было её вины, ведь она учёный, не боец. Её задача — исследовать, а не уничтожать, но всё это — пустые слова, потому что Рико виновата. Она ошиблась, была невнимательна, и именно поэтому Кавахара мёртв. Она прекрасный врач и исследователь, она десятки раз выходила вместе с ними за Стену, но безнадёжно уступала им в навыках. Непозволительный просчёт, ошибка, стоившая Коичи жизни, и всё это Тэцуя тоже мог бы озвучить, потому как, скорее всего, ей сейчас не утешение нужно, а кто-нибудь, кто не постеснялся бы ткнуть носом в оплошность и упрекнуть в слабости.

Всё так, вот только сейчас Куроко и сам мало чем отличался от неё — план этой вылазки составлял он, он что-то не учёл, где-то просчитался и о многом в очередной раз умолчал. Но в отличие от Рико, ни в утешении, ни в упрёках он не нуждался.

— Прости, — проговорила она. — Зря я всё это на тебя вываливаю, просто…

— …Хьюга и Киёши принялись бы тебя утешать, а Изуки и Коганей отпускали бы несмешные шуточки, пытаясь развеселить, — продолжил за неё Куроко. — Но тебе ничего из этого не нужно, потому что Кавахара умер, защищая тебя, ты и без того знаешь, что ошиблась и не обещаешь, но постараешься не оплошать так же в будущем, ведь жертвы — неизбежность, а Титаны сами в сетку не полезут. Я единственный, чью реакцию тебе не предсказать, а убедиться в том, что я не держу зла и не помешаю тебе присоединиться к экспедиции в следующий раз, необходимо. Так?

Айда обернулась и неожиданно — впервые? — встретилась взглядом с Фантомом. Тот смотрел прямо в глаза, на губах не было ни намёка на улыбку, но в словах слышалось необычное для Куроко снисхождение, словно бы он заранее знал, как она себя поведёт, наперёд предсказал каждую её попытку защититься и заведомо не злился — на тех, кто глупее, вообще не злятся.

Стоило возмутиться из-за небывалой дерзости новичка, но в пронзительных, потусторонних глазах призрачного разведчика было столько непоколебимой уверенности в своей правоте, что оставалось лишь удивляться его проницательности и настораживающему равнодушию. Рико впервые видела его так близко — Куроко неохотно шёл на контакт, Кагами был едва ли не единственным, с кем тот общался вне экспедиций, и шанса узнать о первогодке чуть больше у Айды попросту не было. Оставалось довольствоваться малым — слухами и домыслами, но в том, что Куроко тот самый призрачный разведчик, она не сомневалась ни секунды.

Достаточно было на него посмотреть и нездешняя аура, так разительно отличавшая Тейко от всех прочих членов Разведкорпуса, бросалась в глаза. Дело было даже не в необычном цвете волос и глаз, дело было в сверкающей во взгляде стали и тревожном ощущении силы.

Тейко пугали не только вместе, но и по отдельности. И сейчас Тэцуя доказывал это далеко не в первый раз.

— Ты… — начала было Рико, но Куроко покачал головой и поднялся.

— Я не упрекаю, — пояснил он. — В Тейко был исследователь, который действовал точно так же. Единственное её отличие от тебя — она никогда не пыталась прикрываться ложной совестью и давить на жалость. Это вроде как неуважение к самой себе и своим разведчикам — они знали, на что идут, и Эрвин не таясь говорит об этом с трибуны. Так что отчасти я, наверное, даже хвалю.

Тэцуя отряхнул форменные брюки и, прежде чем направиться к повозке, добавил:

— Вот только не забывай: Кавахара всё верно оценил — в тот момент ты была для отряда важнее, чем он. В следующий раз, возможно, оценивать придётся тебе. — Голубые глаза сверкнули, словно словив солнечный блик на водной глади, и Куроко блёкло улыбнулся: — На твоём месте я бы думал об этом постоянно.

Он исчез из виду, стоило ей отвлечься на громко засмеявшегося ребёнка.

По дороге домой никто из них не проронил ни слова, по коже бегали холодные мурашки, во рту неприятно горчило, а мозг лихорадочно метался, пытаясь сообразить, что страшного было в словах Тэцуи.

И только переступив порог штаба, Рико поняла. Последнее он сказал не вслух.

Оно... прозвучало у неё в голове?

_____________________________

[1] — "Крылья", Наутилус Помпилиус.

Тогда

Кис Шадис создавал впечатление человека недосыпающего, предпочитающего нормальной еде крепкий кофе и не особенно уважающего понятие "кадет" как таковое. Двенадцатый главнокомандующий Разведкорпуса с неохотой смирился с предложенной молодым и инициативным Эрвином Смитом тактикой, однако лишать себя удовольствия пользоваться властью и ею же наслаждаться не стал. С особенным упоением принялся за молодые умы, взяв на себя управление Кадетским училищем, и не торопился перекладывать инструкторские обязанности на чужие плечи — обучал кадетов самостоятельно.

В этом были свои плюсы и минусы. В числе первых — вмиг слетающий с сопляков налёт самоуверенности и наивности. Не особенно хорошо представляющие себе военные реалии кадеты зачастую не отличались ни уважением к дисциплине, ни хоть сколько-нибудь трезвым представлением о том, что творится за Стенами. Они кичились собственной мнимой храбростью и жертвенностью, однако в решающий момент оказывались не способными ни принять нужное решение, ни проигнорировать свои нужды в пользу потребностей команды. Раззадоренные гуляющими среди населения байками о Разведкорпусе, прельщённые безопасностью и прибыльностью Военной полиции, недостаточно смелые и амбициозные, но наслушавшиеся праздных речей солдат Гарнизона, они шли в Кадетское училище, мечтая о славе, почёте и богатстве. Мало кто из них на самом деле понимал, что из двух сотен поступивших лишь два десятка будут приняты в Разведкорпус, не больше десяти получат право вступить в ряды Полиции, а вступят — от силы пятеро. Оставшихся распределят по отрядам Гарнизона, и те вряд ли когда-нибудь окажутся способными противопоставить Титанам хотя бы что-нибудь, кроме пропитых, прокуренных, не слишком приятных на вкус тел. Впрочем, какая разница — Гиганты никогда особенно не озадачивались качеством поглощаемой еды.

Среди минусов значилась абсолютная категоричность Шадиса — неспособность разглядеть в слабости потенциальную силу, а учитывая и без того немногочисленную армию, безжалостный отсев в первые месяцы обучения не слишком радовал руководство.

В то же время, что лишало армию пушечного мяса, то спасало задницы нерадивых кадетов. Быть может, незначительная отсрочка, но жизнь казалась особенно ценной, когда висела на волоске.

— Перестань трястись, никто не попадает в первый состав после первого отбора. — Огивара перекатывался с носков на пятки, пока Шадис был слишком занят тем, что буравил взглядом недовольного распределением кадета и нетерпеливо кусал губы, словно прошедшие два часа, едва не убившие большую часть новобранцев, ничуть его не утомили. — Мы тут всего две недели — никто звёзд с неба не хватает.

Куроко невесело улыбнулся, оттирая пот со лба, и попытался выкинуть из головы то, как он неловко навернулся на полосе препятствий — колючая проволока, протянутая над грязным, специально размытым участком тренировочного поля, напоминала о себе дырявой формой и разодранной до крови саднящей кожей спины.

— Первый? — устало выдохнул он. — Я удивлён, как меня вообще не погнали со двора.

— Брось, ты был не так уж и плох, — полушутя откликнулся Шигехиро и ткнул лучшего друга в бок.

Рёбра тут же отозвались протестующей болью, но сил вслух возмутиться или продемонстрировать недовольство ещё как-нибудь, кроме лёгкого изгиба бровей, у Тэцуи попросту не осталось.

— Спасибо, конечно, но не стоило.

— Да пожалуйста.

— Нет, я не об этом, — смущённый необходимостью пояснить, добавил Куроко. — Ты мог пройти во второй состав, однако...

— Эй. — Шигехиро сурово нахмурился и, оглянувшись на всё ещё причитающего инструктора, повернулся к нему всем корпусом. — Ты серьёзно думаешь, что одно моё желание показаться хуже, чем я есть, могло убедить Шадиса в необходимости распределить меня в третий состав?

— Ты специально сорвался с каната, — еле заметно качнул головой Тэцуя.

— С чего ты взял?

— Я наблюдал, — пожал плечами тот, и на это Огиваре ответить было нечего — в чём-чём, а в искусстве наблюдения и анализирования Куроко с детства был мастером, подмечал даже сокрытое и никогда не упускал самые незначительные на первый взгляд мелочи. Такова была реальность и спорить с ним сейчас — дело неблагодарное и заведомо обречённое на провал.

— Туше, — легко признал Шигехиро, и Тэцуя, не сдержав улыбки, продолжил:

— И кроме того...

— Отставить болтовню! — громоподобным голосом прекратил разговоры Шадис, и Тэцуе ничего не осталось, кроме как взглядом пообещать закончить разговор позже. — Теперь, когда зарвавшийся молокосос перестал мужественно наматывать сопли на кулак, вернёмся к распределению... — прокашлялся, недовольный тем, что пришлось отвлечься, и снова открыл свиток со списками. — Последний кадет второго состава — Цучида Сатоши!

Распределённый проследовал к уже отобранным членам второго состава и довольно хлопнул по ладони одного из товарищей. Куроко озадаченно уставился на оставшихся нераспределёнными пятерых кадетов, но прежде чем он задал вертевшийся на языке вопрос, разделяемое им недоумение высказал Шигехиро:

— А эти что? Они же впереди планеты всей, почему...

— Первый состав! — громко объявил Шадис, и по нестройным рядам новобранцев прокатился изумлённый рокот. — Аоминэ Дайки, Акаши Сейджуро, Кисэ Рёта, Мидорима Шинтаро и Мурасакибара Ацуши!

Пятеро парней, не сговариваясь и даже не переглянувшись, проследовали к отведённому для первого состава участку плаца, встали небрежно, но удивительно ровно, словно держаться так — по-армейски прямо и по-особенному гордо — им помогала интуиция. Устремили взгляд вперёд, но мимо инструктора, и распределением, казалось, удивлены не были. Только солнечный, соломенно-светлый Кисэ Рёта пытался незаметно дёрнуть за рукав форменного пиджака стоящего рядом Аоминэ, но и он вытянулся по стойке смирно, стоило Акаши бросить на него один-единственный, слегка раздражённый поведением товарища взгляд.

— Итак, мелюзга...

Шадис принялся с особым упоением рассказывать, как именно работает рейтинговая система Кадетского училища, а Куроко всё смотрел на стоящий чуть в стороне ото всех первый состав и впервые за всё то время, что Огивара грезил Разведкорпусом, а он слепо следовал за ним, захотел быть совсем немного, каплю сильнее.

Сейчас

14 апреля 854 года

Эрвин Смит умел плести из самых некрасивых слов красивое кружево. Об этом мог рассказать каждый вступивший в Разведкорпус кадет. Но немногие из них успевали понять, что принятое ими за сплетённое без помощи челнока фриволите не более чем паутина — умирали раньше.

Никто из нас не входил в их число, но сегодня, ведомый отчаянным желанием узнать хоть что-нибудь сверх озвученных Смитом фактов, я впервые попытался прочесть ответы на мучавшие меня вопросы на лице командира отряда Ракузан.

И также впервые — почувствовал себя угодившей в ловушку мухой. Глаза Акаши никогда не казались мне такими чужими.

Дорога до Стохеса занимала в среднем около шести часов, и Куроко не готов был признаться в этом вслух, но на сей раз он предпочёл бы карете езду верхом. После экспедиций тело наотрез отказывалось садиться в седло: ныли бёдра, таз и спина, цокот копыт болью отдавался в позвоночнике, и единственной мыслью по прибытии в город оставалась только жгучая потребность рухнуть на ближайшую горизонтальную поверхность и не подниматься до тех пор, пока измученные УПМ мышцы не перестанут ныть. Мягкая обивка кресел в карете представлялась подарком небес, но сегодня у Тэцуи не было ни сил, ни желания делить с отрядом неловкое молчание, что густым сиропом разливалось по тесному экипажу.

В город отправился только основной состав Сейрин, отсутствие Рико в данном случае избавляло его от новых, слишком метких вопросов учёной и не могло не радовать, но клокочущая злость Кагами компенсировала отсутствие Айды с лихвой. Тот, казалось, вот-вот схватит его за грудки и попытается силой выпытать то, что никогда не удавалось выведать словами, и единственное, что удерживало его от немедленной глупости — не терпящий возражений взгляд Хьюги.

Командир буравил взглядом шумного первогодку, не давая ему и рта раскрыть, а Куроко ловил себя на том, что подобное его скорее забавляет, чем раздражает. Неумение напарника сдерживать свои даже самые незначительные порывы было отчасти даже очаровательным и до тех пор, пока не снижало его эффективность, безопасным.

Это наблюдение Тэцуя сделал ещё будучи кадетом. До окончания обучения оставались считанные дни, когда Шигехиро, смешливо подмигнув, кивнул на двух рычащих друг на друга недругов и заявил:

— Как две капли воды, вот и цапаются.

Здесь Куроко был с ним — и со всяким, кто так считал — категорически не согласен, но именно из возведённого в ранг вражды соперничества Аоминэ и Кагами он сделал выводы о вспыльчивой и нетерпимой натуре Тайги.

Да, в одном они с Дайки действительно были похожи: манера вести бой напоминала охоту дикой кошки на уступающую в уме, скорости и ловкости добычу, однако на этом сходство и заканчивалось, потому что там, где Кагами был ревущим тигром, Аоминэ скорее походил на притаившуюся во тьме чёрную пантеру. Тайга был шумным по определению и безо всякого на то повода, Аоминэ же без видимой на то причины или определённой для себя выгоды голоса не повышал. По необходимости заносчиво-снисходительный и демонстративно-склочный, он обыкновенно был плавным, как его имя, и тягучим, как голос. Лукавый чёрт спецотряда Тейко — мало кто подозревал в нём подвох, и именно об это спотыкался.

Кагами хитрости и лукавства был лишён и, в отличие от того же Дайки, не видел разницы между отношениями внутри отряда и вне его.

— Спрашивай, — негромко, стараясь добавить в голос просительных ноток, проговорил Тэцуя и коротко улыбнулся в ответ на мелькнувшую в глазах Хьюги благодарность — несмотря на то, что Изуки и Киёши были последними, кого можно было упрекнуть в слабодушии, очевидное бешенство Кагами начинало нервировать и их тоже.

Тайга громко фыркнул, вероятно, выражая таким образом своё крайне скептическое отношение к попытке напарника сделать из приказа просьбу, и повернулся, наконец, к нему лицом.

— Когда ты начнёшь мне доверять?

Куроко тихо вздохнул, чувствуя привычное раздражение и вместе с тем лёгкое облегчение: говорить о чувствах он не умел и не любил, испытывал затруднения и неловкость, если возникала подобная необходимость, однако такая прямолинейность и явный призыв к откровенности со стороны напарника означали, что двусмысленных вопросов от него по-прежнему ждать не приходится. Чего, конечно же, нельзя было сказать о вмиг потерявшем всякий интерес Джумпее. Тот пока не считал нужным спрашивать Тэцую о случившемся год назад лично, однако к разговорам двух первогодок часто прислушивался.

В этом Хьюга вообще преуспел. Он был старше первогодок на пять лет и для своего возраста довольно быстро продвинулся по службе. В этом была заслуга не только превосходных физических и интеллектуальных данных, но и умения сплачивать вокруг себя людей: он чувствовал отряд, умело находил общий язык даже с самыми несговорчивыми из новобранцев и держал особенно строптивых в узде. Талантливый лидер, один из немногих, кто, несмотря на молодой возраст и отсутствие за плечами громких побед, имел силы и характер вести за собой.

— Я доверяю тебе, — тихо отозвался Куроко. — Поверь, не так уж много людей, которым бы я безоговорочно доверил свою спину. Но в этот раз я не мог...

— Речь не об этом, — перебил его Тайга, и прозвучало это так, словно Тэцуя не понимал очевидного и этим уже скорее раздражал, чем удивлял. — Я знаю, что тогда ты был вынужден действовать в одиночку. Я говорю о том, что происходит всякий раз, как вылазка заканчивается!..

— Не все нуждаются в публике, Кагами, — терпеливо возразил Тэцуя.

— Но ты ведь и не одиночества ищешь, — выпалил Тайга и тут же смущённо покраснел. Досадливо вздохнул и отвернулся, не в силах посмотреть ни на нахмурившегося напарника, ни на покачавшего головой Киёши.

Тэцуе вовсе не нужны были его случайные оговорки — Кагами не слишком-то позаботился о том, чтобы его вмешательство осталось незамеченным, когда запихивал блокнот в сумку. Но приводить в качестве аргументов неверные выводы, сделанные из без спроса прочитанных заметок, было по меньшей мере неразумно. Куроко догадывался, что рано или поздно тот не выдержит и воспользуется единственной приоткрытой дверью. Он даже ожидал, наверное, что подобное обернётся сиюсекундным скандалом и неизбежным выяснением отношений, поэтому, обнаружив неаккуратно запиханный в сумку блокнот, немало удивился, что Тайга свою очевидную обиду умолчал. На него похоже было мало, и вот теперь, когда он опрометчиво швырнул ему в лицо нелепое обвинение, Куроко почти разочаровался — тонкости он, разумеется, не ждал, но рассчитывал по меньшей мере на честность.

— Ты читал мой дневник, — констатировал Тэцуя.

— Не то что бы ты его прятал, — защищаясь, отозвался Тайга.

— Не думал, что в этом есть необходимость. — Куроко коротко поморщился, усилием воли давя так не вовремя всколыхнувшуюся злость, и отвернулся к окну. — Проблема как раз в этом, не находишь?

Нападать в ответ — тактика не совсем верная. Здесь нужно было действовать иначе, тоньше. Не упрекать, ожидая, что прямое указание на ошибочность его суждений побудит прислушаться к здравому смыслу, а пойти на попятную, извиниться, выставить виноватым себя и популярно объяснить, что Тайга тут ни при чём. Дело в нём, в Куроко, и, да, это проблема, да, её нужно решать и помощь ему, вероятно, всё же нужна. Говорить нужно было простыми и короткими предложениями, в этом Кагами иногда до смешного походил на Мурасакибару: тот тоже в ответ на призыв к благоразумию имел поганую привычку дуться и брать окружающих измором, пока кто-нибудь (Кисэ) не покупался на эмоциональный шантаж и не выманивал его из старательно сплетённого кокона невесть где добытым шоколадом.

Но сказанного не воротишь, а Куроко не был Кисэ Рётой. Совсем.

Оставшийся до Стохеса путь тишину в карете нарушал только цокот копыт, шум колёс и негромкое сопение Изуки. Иногда от роли командного игрока уставал даже Тэцуя.

* * *

Город встретил их тревожным любопытством горожан, буйной радостью детей, чинным спокойствием Военной Полиции и огромным скоплением членов Разведкорпуса возле здания Суда. Крылья на зелёных плащах мелькали перед глазами тут и там, разведчики перемешались между собой, не делясь на отряды, суматошно обменивались рукопожатиями, делились последними новостями, тихо перешёптывались и искоса поглядывали на тяжёлую дубовую дверь.

Командиры подразделений к устроенной младшими суете не присоединялись. Держались поодаль и говорили неохотно, словно каждый из них боялся, что любая неосторожно обронённая сейчас фраза с потрохами выдаст их растерянность или же, напротив — осведомлённость. Впрочем, Акаши среди командиров не показывался, а он, пожалуй, был единственным из них, кому Эрвин мог сообщить причину собрания до того, как оно состоится.

Не разглядев среди галдящей толпы ни одной из знакомых макушек, Куроко облегчённо выдохнул, последним вышел из кареты и уже успел понадеяться, что, возможно, двое суток в городе пройдут лучше, чем он успел себе вообразить по пути сюда. Понадеялся и тут же отвесил себя мысленного пинка — в те редкие моменты, когда действительно было позарез нужно, он умел быть тихим и нападал исподтишка.

— Куроко-чи!

— Не называй меня так, — угрюмо буркнул Тэцуя и машинально скинул с плеч тяжёлую руку бывшего товарища.

Рука тут же вернулась обратно, Рёта ощерился в белозубой улыбке и показательно проигнорировал мелькнувшее на лице Куроко застарелое смирение. Горечь в глазах тут же отошедшего Кагами тоже, но этого он, скорее, просто не заметил. Махнул рукой Касамацу, то ли спрашивая разрешения, то ли ставя перед фактом, и утащил Тэцую в сторону.

— Ты не ответил на моё письмо, — обиженно, но, нужно отдать должное, негромко, протянул он и уселся на ступеньку.

Из-под форменного пиджака выглядывали свежие бинты, а камень наверняка был холодным: ночи в Стохесе стояли нежаркие, а солнце едва взошло, но беспокойство за здоровье сверкающего засранца в список обязанностей Куроко больше не входило. И раньше напоминавшее болезненную паранойю, сейчас оно было попросту излишним. Смешным, неуместным и...

— Просто царапина, — довольно сверкнув глазами, как бы невзначай оповестил Кисэ.

И очевидным, да.

— Неинтересно. — Тэцуя нахмурился и мотнул головой.

— Ага. Ну так что с письмом?

— Не успел прочесть, — покорившись Судьбе и решив, что Рёта сегодня — вариант не самый худший, отозвался Куроко. — Мы отправились сюда почти сразу с экспедиции.

Кисэ склонил голову к плечу, внимательно вглядываясь в лицо призрачного разведчика, и чуть подался вперёд.

— Что-то случилось?

Такое необыкновенное умение сопереживать плохо вязалось с лицом балагура и повесы. Невероятная по своей силе эмпатия Рёты ещё во времена Тейко приносила как пользу, так и вред: чутко реагирующий на душевное состояние товарищей по отряду Кисэ мимикрировал под настроение каждого, многократно каждую эмоцию в себе приумножал и в итоге выдавал бурю пострашнее, чем тот, чей страх, гнев, боль, грусть или отчаяние он прочитал. Гасить приходилось всем подразделением, но в том и заключался секрет — успокаивая полыхающего Рёту, Тейко забывали о собственных проблемах.

— Кавахара погиб.

Произнести это вслух сейчас оказалось проще, чем услышать то же самое из уст Айды на пороге дома Коичи.

Они с Кайджо контролировали соседние территории, нередко сталкивались во время вылазок, а иногда и вовсе вынуждены были организовывать совместные экспедиции. Касамацу и Хьюга были старыми друзьями, Кисэ — единственным, с кем Куроко общался после распада Тейко, и отряды волей-неволей неплохо друг друга знали. Неплохо, но недостаточно хорошо, чтобы известие о гибели одного из Сейрин Рёту шокировало — в тёплых, янтарных глазах не было ни тёмной, густой боли, ни ядовитой ярости, что читались на лицах семьи Кавахары. Не было в них и холодного равнодушия, на которое, по твёрдому убеждению Куроко, Кисэ попросту не был способен.

Чужие боль и ярость выводили из равновесия, безразличие злило, но вот это — тихое сострадание и осторожное, хрупкое участие — это успокаивало.

— Мне жаль, — негромко отозвался Рёта.

Тэцуя благодарно кивнул, прислонился к перилам в шаге от Рёты и скрестил руки на груди.

— Мы поэтому здесь? — кивком головы указав на Зал Суда, спросил Кисэ.

Тэцуя недоумённо нахмурился и обернулся к бывшему товарищу по отряду. Вопрос был странным: в Разведкорпусе гибли часто, смерть была не в новинку, часто одно убийство оказывалось страшнее и грязнее предыдущего, но если бы по каждому погибшему созывали срочное собрание, разведчики бы из Зала Суда не выходили. Смерть Кавахары больно ударила по Сейрин, но в ней не было ничего, что заслуживало...

— Откуда ты знаешь? — не сумев до конца скрыть любопытство, спросил Куроко.

— На вас напали, но вы не воспользовались ни нашим сектором, ни сектором Шутоку, чтобы вернуться назад. Что-то пошло не так, — беззаботно пожал плечами Кисэ, но под тяжёлым взглядом Тэцуи тут же смутился. — Ну и наши с вами командиры начинают говорить о Титанах раньше, чем поздороваются.

— Что именно говорить? — мгновенно напрягся Куроко.

— Ничего из того, что заставило бы нас переживать, — быстро успокоил его Рёта. — Но они далеко не идиоты. — Он потёр одну ладонь о другую и, убедившись, что вокруг нет лишних ушей, тихо спросил: — Перевёртыши?

— Нет, — покачал головой Куроко. — Они даже не были девиантами, если на то пошло, но создавалось ощущение, словно... Словно они прислушивались. Обратно мы шли по той же самой дороге и ни на одного не наткнулись, а обычные Гиганты сами по себе от кровавой тропы бы не отошли.

— Приказ?

— Чей?

— А разве много вариантов?

На самом деле на один больше, чем думал Кисэ, но Куроко точно знал — сам он Титанам уходить не приказывал. Просто не мог, потому что не знал как, а единожды получившееся было не более, чем случайностью. А Акаши...

— В этом нет логики, — не так уверенно, как хотелось бы, возразил Тэцуя.

— Верно, — поднявшись, согласился Рёта. — Но давно ты его видел?

Слишком давно, чтобы сейчас быть хоть в чём-нибудь уверенным, но даже в худшие из времён Сейджуро не отдал бы приказа о нападении на отряд Разведкорпуса. С Куроко или без — неважно, он был кем угодно, только не монстром. Что до требования отступить, то мысль об этом теплом отзывалась в сердце, но едва ли имела право на существование: сектор Ракузана располагался на диаметрально противоположной территории, чтобы среагировать вовремя, Акаши пришлось бы постоянно наблюдать. А в этом теперь ни нужды, ни смысла. Прощаясь тогда, в день распада Тейко, они сожгли все мосты.

— Иногда я ненавижу себя за то, что ничего не могу им рассказать.

— Что? — вынырнув из сумбурных размышлений, переспросил Куроко.

Кисэ смотрел за спину призрачного разведчика на по-прежнему разговаривающих Хьюгу и Юкио и выглядел обидно спокойно для того, кто секундой ранее вынудил Тэцую усомниться в наличии у бывшего командира Тейко сердца. Он выглядел так, словно прозвучавшее вслух обвинение не было для него чем-то страшным, словно сама мысль о подобном не вызывала у него ужаса и уж тем более не удивляла.

— Ты никогда не думал, что расскажи мы им всё, бороться было бы легче? — вопросом на вопрос ответил Рёта, не видя, по всей вероятности, в своих предположениях ничего предосудительного.

И в своих чувствах тоже — раньше Тэцуя был единственным, кто считал, что "легче" и "вместе" всегда идут друг за другом.

— Ты изменился, — оторвавшись от перил, заметил Куроко.

— А?.. — Рёта смущённо взъерошил макушку и несмело улыбнулся. — Нет, просто... Они хорошие. Не как вы, не семья, но хорошие.

Тэцуя качнул головой, показывая, что понял, о чём он пытался сказать, и вместе с ним двинулся к зовущим их командирам.

— И всё равно не наболтай лишнего, — бросил он напоследок. — Не сейчас.

Кисэ махнул на прощание, ловко уворачиваясь от меткого подзатыльника Юкио, и вместе с остальными Кайджо прошёл в Зал Суда. Куроко же присоединился к ожидающим его Сейрин, зябко повёл плечами, пытаясь избавиться от посеянных Рётой зёрен сомнения, и взглядом ответил капралу, что всё в порядке и они могут идти.

Правда в порядке, и правда могут, Хьюга.

И нет, Кагами, Кисэ не враг.

* * *

Отряды расселись по трибунам, на сей раз молча и строго на отведённые им места. Зал был достаточно большим, чтобы разместить в себе все три военные организации, и сейчас, когда на собрании присутствовала лишь часть Разведкорпуса, казался почти пустым и оттого больше обычного. Гул от нескольких десятков голосов отражался от стен, концентрировался под куполом потолка и эхом отдавался в ушах.

Кагами сидел привычно по правую руку от Тэцуи и бездумно смотрел на противоположную сторону зала.

Куроко проследил за его взглядом и наткнулся на флегматично теребящего застёжку плаща Химуро. Тэцуя не смотрел, но видел — рядом с ним горой возвышался Мурасакибара, чуть правее, среди как всегда собранных Шутоку, чопорно выпрямив спину, устроился Мидорима. Солнечный Кисэ ёрзал на стуле возле Касамацу, и призрак многое бы отдал, чтобы не видеть и не чувствовать ничего кроме. Но он знал — по центру зала, точно напротив трибуны расположился отряд Ракузан во главе с Акаши. А выше, за ними, грозовой тучей, словно адсорбируя на себе всю тьму Зала Суда, сидели дикие, опасные Тоо. Момои пыталась незаметно ткнуть в бок нахально развалившегося на стуле Аоминэ, и Куроко будто бы услышал беззлобное, ленивое: «Сацуки, отвали».

Отвернуться вышло ровно за мгновение до того, как Аоминэ, словно почувствовавший внимание дикий зверь, безошибочно нашёл его в толпе.

Стоящий в зале тихий гул сошёл на нет, когда справа от трибуны скрипнула дверь и на судейскую ложу друг за другом прошли Дарис Закклай, Эрвин Смит и Дот Пиксис. Последний был единственным, кто смотрел не себе под ноги и не на дубовую поверхность стола, а прямо в зал. Улыбался лукаво и весело щурил глаза, словно перед ними были его собственные, добившиеся немалых успехов подчинённые, а вовсе не птенчики Эрвина.

Забавляющийся Пиксис, впрочем, ничего необычного из себя не представлял: он всегда был слегка навеселе. Каждый, кто был с ним хоть сколько-нибудь знаком, понимал, что улыбка на губах отнюдь не делала из него доброжелательного человека, но если выбирать из них трёх, то глава Южного округа, без оглядки на часто излишнюю прямолинейность, был на порядок честнее.

Куроко не доверился бы ни одному из них. Он слишком хорошо знал правила этого мира и искренне уважал Эрвина за способность поступиться человечностью ради победы, но когда дело касалось заседаний, подобных этому, наихудшим кандидатом на роль оратора был именно Смит. Он не имел привычки сглаживать острые углы, и когда отправлял людей на смерть, предупреждал об этом заранее. Прямым текстом, если уметь слушать. Но сейчас в зале сидели только основные составы шести отрядов, те, кто уже знал, что ждёт их за Стенами. Знал, как просто умереть, на мгновение позволив себе поставить личное выше общечеловеческого. Сейчас мало было простых приказов — добившиеся места в основном составе имели право знать не только то, что нужно сделать, но и то, почему сделать необходимо именно так.

В идеале, разумеется. В реальном мире это так не работало.

— Настоящим приказом Верховного Главнокомандующего утверждаются порядок и сроки перевода основных сил Разведкорпуса в Трост. Всем командирам шести подразделений приказано организовать своевременное прибытие отсутствующих здесь действующих разведчиков среднего ранга, убедиться в исправности устройств пространственного маневрирования и выбрать по одному караульному на пятичасовую смену. С этого момента Разведкорпус переходит в режим полной боевой готовности, — ровным голосом объявил Эрвин и непроницаемым взглядом обвёл каждого из капралов. — На южном краю Стены Роза были обнаружены многочисленные группы Титанов. Согласно нашим данным, они организованно движутся к внешним воротам.

14 апреля 854 года

...сегодня, ведомый отчаянным желанием узнать хоть что-нибудь сверх озвученных Смитом фактов, я впервые попытался прочесть ответы на мучившие меня вопросы на лице командира отряда Ракузан.

И также впервые — почувствовал себя угодившей в ловушку мухой. Глаза Акаши никогда не казались мне такими чужими.

Когда Куроко повернулся к Сейджуро, тот уже смотрел на него. Тревога по поводу озвученного Смитом приказа, вскользь высказанные Рётой догадки, так нетипично напавшие на них Гиганты и смерть одного из товарищей — всё вдруг отошло на второй план.

Глаза Акаши были разными. Красный и жёлтый, человек и монстр в одном лице.

Тогда

Несмотря на то, что Куроко ни в чём себе не потакал и привык всё начатое доводить до конца, Кадетское Училище он не любил.

Поводов для этого было немало, начиная от изматывающих тренировок и заканчивая потной военной формой, неприятно липнущей к телу. Ему не нравилось наматывать круг за кругом по плацу, не поспевая за товарищами, задыхаясь и едва волоча ноги. Слышать шорох подошв по гравию, отсчитывать секунды до конца тренировки и щурить глаза на палящее солнце в те жуткие дни, когда Шадису приходило в голову отправить их на пробежку в жаркий полдень. Он ненавидел ремни УПМ, что неприятно врезались в кожу и до крови натирали плечи и бёдра. Тэцуя раздражался всякий раз, стоило и без того тяжёлым лезвиям застрять в ножнах, злился, путался в тросах и в итоге позорно повисал на очередной массивной ветке. Те, что потоньше, царапали лицо, мимо проносились гогочущие кадеты из второго состава, немногочисленный первый терялся где-то высоко над макушками деревьев, а Куроко только выглядел так, словно ему плевать на всех вокруг и на то, что они о нём думают.

Собственная беспомощность бесила больше всего, и беззлобная насмешка в глазах в итоге всё же насильно переведённого во второй состав Шигехиро гнев не усмиряла.

Куроко любил читать старые, пропахшие библиотечной пылью книги и копаться в маминых травах. Он плохо бегал, отвратительно дрался, не слишком уверенно держался на УПМ и, да, вероятно, действительно неплохо (ладно-ладно — бесподобно) наблюдал и думал, но о чём можно говорить, когда даже самые неприметные из кадетов превосходили его физически, а там за Стенами не партия в шахматы, и иногда сила, что бы там не говорили, решает.

Тэцуя смотрел и видел тогда, когда другие были ослеплены, но что толку, если он, запутавшийся в ремнях, тросах и проклятых ветках, смотрел на мир, повиснув вверх тормашками на чёртовом дереве.

— Куроко Тэцуя, — протянул Шадис и захлопнул папку с личным делом. — Вот смотрю на тебя, и плакать хочется!

Ужас был в том, что он действительно выглядел так, будто сейчас расплачется. Когда задира-Хайзаки, трижды перепутав его имя, любезно передал, что «плешивый сир» требует Тэцую к себе на ковёр, Куроко понял, что иных на это причин, кроме как сообщить ему об отчислении, у Шадиса не было. За полгода по домам отправились тридцать два кадета, и насколько Куроко знал, из кабинета главного инструктора те вылетали в ту же минуту, что туда зашли.

Вслед им летели их документы и каждый раз новая чернильница со стола инструктора.

Но Куроко торчал здесь уже почти десять минут, а Шадис не только не торопился швыряться в него письменными принадлежностями, но даже голоса не повышал. Он просто выглядел так, словно вид кадета перед ним причиняет ему физические страдания и, положа руку на сердце, к этому Тэцуя был не готов.

— Сэр? — решился подать голос он.

— «Сэр?», — пискляво передразнил инструктор, тяжело вздохнул и потёр бородку. — Твои мозги Аоминэ бы в голову, и, честное слово, я бы на парня молился.

— Я не понимаю... — Куроко осёкся, наткнувшись на предвещающий все муки ада взгляд, но понимать больше не стал.

Гулко сглотнул, но не отвернулся, и то ли поэтому, то ли оттого, что Шадис в принципе не умел подолгу сосредотачивать гнев на одном объекте, инструктор вдруг пренебрежительно фыркнул, вытащил из верхнего ящика сигару и закурил. Затянулся глубоко, постучал кончиками пальцев по поверхности стола и кивнул на доску со списками кадетов.

— Ты понимаешь, что ты последний, кто остался в третьем составе?

— Да, сэр.

— И знаешь наверняка, что этот твой Огивара пять раз проваливал сдачи нормативов, лишь бы оставаться вместе с тобой?

— Да, сэр.

— И не бесит?

Куроко удивлённо вскинул голову, переступил с ноги ногу, сомневаясь в том, какого ответа от него ждут, но по мелькнувшему в тёмных глазах предупреждению понял — врать не стоит.

— Несказанно.

— Ну тогда какого хера? — искренне возмутился Шадис, зажал сигару между зубов и швырнул Тэцуи через весь стол его личное дело. — Яйца в кулак, и чтобы на следующих нормативах этому жизнерадостному придурку не пришлось вытаскивать твою безвольную тушу из сточной канавы!

Куроко машинально взял со стола папку и недоумённо приоткрыл рот, не решаясь спросить о том, что с ним теперь будет, действительно ли ему разрешено остаться и как ему быть, если ни выматывающие тренировки, ни яростное желание не бросать Шигехиро здесь одного силы и треклятой выносливости ему не прибавляют. Вопросов было много, но вышло только приподнять папку и негромко уточнить:

— Сэр, а что мне делать с этим?

— Сожги к чёртям, — огрызнулся Шадис. — Это не личное дело, а слезливый бабский роман в трёх томах. Я завёл новое.

Куроко ошалело моргнул, тут же опомнился и отдал честь. Развернулся и едва не споткнулся о порог, когда за спиной раздался всё ещё угрюмый, но неожиданно миролюбивый голос:

— И учти, пацан, провалишься и в этот раз — выгоню взашей, как всех тех сопливых недоумков до тебя. — Тэцуя скрипнул зубами, решив для себя, что лицом к инструктору ни под какими угрозами не повернётся, и кивнул. — Ваш с Сейджуро отец [1] был мне слишком хорошим другом, чтобы я из уважения к нему отправлял его сына на верную смерть.

Следующим утром его с опозданием догнало оповещение о трёх штрафных кругах по плацу. За неподобающее поведение и пренебрежение к военному уставу.

Ещё через день — два круга с УПМ. За разведённый под окнами главного инструктора костёр.

Сейчас

15 апреля 854 года

Наверное, они всё верно говорили.

Наверное, отправить нас в Трост заранее — решение правильное, а мне не стоит проводить параллелей между Шиганшиной и Тростом. Наверное, Кагами был прав, однажды в запале сказав, что мы слишком много думаем. Наверное.

Мне не у кого спросить.

Заседание, ради которого основные силы Разведкорпуса были собраны в Стохесе, продлилось не больше сорока минут. После короткого выступления Смита Закклай ручался за лояльность Военной Полиции и обещал, что та окажет поддержку, когда в этом будет необходимость. Издалека, моральную — ни одного подразделения в Трост он, разумеется, отправлять не собирался.

Пиксис обещаниями не кормил. Трост — его город, а Гарнизон — его ответственность. Ему лучше других известно, на что способны и не способны солдаты, на себя он взял только безопасную эвакуацию населения и посильную помощь разведотрядам со стены. Он прекрасно понимал, что во время битвы горожане и не слишком уверенный в воздухе Гарнизон будут разведчикам только мешаться.

Формулировка приказов и выданные командирам подразделений инструкции не оставляли сомнений в том, что Шинганшина их многому научила. Но как бы скоро Разведкорпус не был брошен в город-приманку, трудно вообразить себе расклад, при котором даже самым лучшим отрядам удастся остановить подобное вторжение — в тот раз Гиганты наводняли Шиганшину быстрее, чем успевали отчаливать корабли с людьми.

Проблема была не столько в количестве Титанов, сколько в разрушенной стене.

— Если хочешь, первым дозорным могу пойти я. — Хьюга посмотрел на так и не разобранный вещмешок Куроко и плечом опёрся о поручень двухъярусной кровати.

Места в спешно установленных палатках было не так уж и много, и даже далеко не самый высокий из них Джумпей, стоя между кроватей, казался огромным. Большую часть мебели пришлось перетаскивать из жилых корпусов Кадетского училища, и теперь, спустя четыре года после выпуска Куроко будто бы вновь оказался в шкуре кадета.

Только вместо общей спальни на сорок человек — армейская палатка на один отряд. Вокруг разбитого лагеря толпились сегодняшние новобранцы, глазели растерянно, но восторженно, тыкали пальцами в особенно прославленных разведчиков и возбуждённо перешёптывались, приумножая заслуги отдельных из них так, как и сами крылатые бы не смогли.

— Или поговорю с Оцубо, и вместо Мидоримы пойдёт кто-нибудь ещё, — не получив ответа, предложил капрал.

— Не нужно, — мотнув головой, отказался Тэцуя и сел на кровать.

Пружины натужно заскрипели, напомнив ему о тех временах, когда вечно ютившийся на верхней койке Шигехиро специально бесконечно вертелся из стороны в сторону, пытаясь таким образом отомстить Куроко за в очередной раз занятую нижнюю.

Возможно, заранее поменяться с Кагами полками и сразу лечь наверх — мысль не такая уж и плохая. Всё лучше, чем просыпаться среди ночи, думая, что вот сейчас, после особенно тоскливого и протяжного скрипа непременно последует раздражённое: «Упаду и сверну себе шею! Тебе назло!».

Они оба терпеть не могли верхний ярус, но ни одному из них почему-то не приходило в голову лечь на разные кровати.

— Как раз попробую с ним поговорить — вдруг Шутоку известно больше нашего.

Повинуясь приказу, все отряды выбрали по одному дозорному на каждую пятичасовую смену. Дежурить предстояло по двое, и не было ничего удивительного в том, что Эрвин поставил в караул разведчиков из разных отрядов. Эффективность всегда стояла для него на первом месте.

Самому Хьюге в напарники достался Имаёши, и если с Шинтаро Тэцуя ещё мог попытать счастье, то разговорить хитрую сволочь Шоичи было под силу, пожалуй, только командиру.

— Маловероятно, — не согласился Хьюга и сел рядом. — Но предлагал я не поэтому.

— Я знаю, — Куроко улыбнулся. — Не переживайте, капрал. Я не слечу с катушек, не впаду в уныние и не побегу к Смиту с просьбой собрать Тейко обратно. Ну или чего там ещё боится Кагами, когда нависает надо мной грозовой тучей, стоит кому-нибудь из них оказаться в зоне видимости.

Джумпей негромко рассмеялся.

— Тайга, полагаю, беспокоится обо всём сразу.

— И это настолько для него нетипично, что я даже жалею о том, что оставил Второго в штаб-квартире — стоило бы напомнить ему, чего он боится на самом деле, — полушутя предложил Тэцуя, отложил в сторону так и не надетую на подушку наволочку и сцепил пальцы в замок. — Инициатором роспуска Тейко был не я. Но я его поддержал — переживать не о чем.

— И если бы было что-то, о чём нам знать необходимо, ты бы нам рассказал, так?

Хьюга смотрел на него, чуть склонив голову к плечу. Ни в глазах, ни в голосе не было угрозы или предостережения — он просил убедить его в том, что отряд может рассчитывать на откровенность в критический момент, но за сухим профессионализмом крылось чуть больше. Капрал спрашивал не только о том, что Тэцуи известно помимо сказанного Смитом, но и чьим приказам на одном поле с Сейджуро он подчинится.

Вопрос резонный, учитывая, как неохотно всё это время Куроко шёл на контакт, но ответа на него у Фантома не было.

— Я сделаю всё, чтобы избежать смертей, — уклончиво ответил он и мысленно поблагодарил провидение — с улицы раздался оглушительный грохот, и Тэцуя спешно обернулся за звук, избегая смотреть сегодняшнему командиру в глаза.

Вслед за грохотом последовали не менее громкие ругательства навернувшегося Изуки и задорный хохот Такао. Ястреб отряда Шутоку частенько подшучивал над Шуном, но то ли дело в разнице в возрасте и весёлой непосредственности, с которой Казунари игнорировал всю систему чинов сверху до низу, то ли в том, что Изуки в принципе трудно было вывести из себя, дальше словесной перепалки и состязания в остроумии дело никогда не заходило.

«Такао, мать твою за ногу!», — прикрикнул Оцубо, и Куроко живо нарисовал себе, как тот утомлённо трёт переносицу и силится не залепить шутнику оплеуху.

— Видно, Акаши очень хороший командир, — не обратив внимания на перепалку, отозвался Джумпей.

Улыбнулся коротко, кажется, ничуть не злясь, и поднялся с кушетки.

Сказать, что плохой — значит соврать. Что бывший — тоже слукавить. Но и оставлять без ответа неверно — Тэцуя провёл рукой по лбу, подорвался следом и нелепо распахнул рот, тщась подобрать подходящие слова.

— Хьюга, я не...

— Просто будь осторожен, — перебил его капрал и кивнул на вещмешок. — И разбери сумку — ваша с Мидоримой смена через полтора часа.

Вещмешок Тэцуя так и не разобрал — вытащил из бокового кармана перочинный нож с инициалами «О. Ш.» на рукояти, наполнил фляжку и затолкал рюкзак под кровать, никак не обозначая свой выбор яруса.

А если Кагами сам выберет верхнюю полку, то... Что ж, тогда держаться за прошлое и терзаться муками совести ему велел сам случай.

* * *

Когда Куроко заступил на смену, солнце ещё не село, а Мидорима был уже на Стене. Лучи заливали багрянцем серый камень Розы, окрашивали алым обманчиво спокойную равнину и верхушки виднеющихся вдалеке сосен, что сторожили опушку Леса гигантских деревьев, а Шинтаро методично перебирал УПМ.

Проверял подачу газа на лопасти турбины, крепление сопла маневрового реактивного двигателя к «чёрному ящику» и вращение стальных тросов. Примерялся к рукояткам лезвий и затачивал наконечники тросов — механические, выверенные движения, строго определённая последовательность. Баллоны с газом, «чёрный ящик», газовая турбина, механизм привода, тросы, лезвия [2]. В последнюю очередь Шинтаро брался за арбалет — их выдавали только снайперам подразделений и изготавливали строго в соответветствии с физическими характеристиками стрелка [3]. Закончив проверять экипировку, Мидорима педантично ровно перебинтовывал пальцы и проверял ремни на прочность.

Этот своеобразный ритуал снайпер не забывал выполнить ни разу, и в былые времена, когда Тейко выходили на экспедиции чаще, чем торговые экипажи покидали главные ворота Сины, Аоминэ не упускал возможности пошутить и пообещать, что однажды УПМ заклинит из принципа, «от переизбытка заботы».

То, что он сам вечерами полировал лезвия до блеска, Дайки из виду упускал, а Тэцуя, конечно же, никому не рассказывал.

— Солнце ещё не село, — заметил он, прислонив своё УПМ к стене возле бойницы.

— Такао задался целью проверить остроту зрения Изуки, а Кисэ принимает ставки, — меланхолично отозвался Мидорима и, на пробу пошевелив пальцами, повторил: — Солнце ещё не село.

— Кагами в пару достался Сакурай.

— Уже извинился?

— Я застал первые четыре раза. Пятый Кагами пресёк выстрелом из ракетницы, а на шестой я ушёл.

Мидорима тихонько хмыкнул, поднялся и прогнулся в спине. Солнце отразилось от стёкол очков, туго затянутые ремни скрипнули и Шинтаро повёл плечами, привыкая к неприятному трению.

Выбранный Эрвином напарник ему не слишком нравился. Они с Куроко никогда не были друзьями — в дебютную свою тренировку в качестве кадета первого состава Тэцуя имел неосторожность поторопить снайпера и, из добрых, разумеется, побуждений, помог ему скрутить тросы и убрать лезвия в ножны. Отдача последовала незамедлительно — со Стены Куроко не свалился только благодаря нечеловеческой реакции Аоминэ и его же привычке надевать на себя УПМ раньше, чем того требовали обстоятельства.

Мидорима после этого ещё несколько месяцев с параноидальным усердием прятал свою экипировку, а Дайки волком глядел на нахохлившегося снайпера и ближе чем на два метра его к Тени не подпускал. Хрупкий мир в отношениях держался на железном принципе «Я тебя не замечаю, ты меня не замечаешь — Земля не сходит с орбиты», и всё условно было хорошо. Так бы они сосуществовали и дальше, но когда во время одной из самых трудных вылазок у Тэцуи оборвался трос, и он едва не приземлился на макушку Титана, первым, кто ринулся на помощь, был именно Шинтаро.

Лёд треснул, не сломался, но дышать в отряде стало проще.

— Кисэ предлагал за патруль с тобой два сменных комплекта лезвий, — явно забавляясь, рассказал Мидорима.

— Это... сильно, — оценил Куроко. — Он не знает, что они подотчётные?

— Очевидно. Я бы согласился только ради выражения лица Касамацу, когда Кисэ попросил бы выдать ещё один набор, но у него в напарниках Мибучи — выше моих сил. — Снайпер закрепил УПМ и подпёр спиной стену. — А ты зря не поменялся с командиром — нам известно не больше вашего.

Тэцуя пожал плечами и провёл ладонью по баллонам — устав обязывал ни на секунду не снимать УПМ в патруле, но мысль о пяти часах под весом устройства тогда, когда ещё не зажили следы после предыдущей экспедиции, приводила в ужас.

— Если и есть смысл спрашивать, то только у Акаши, — добавил Мидорима, и по брошенному на него взгляду Тэцуя понял, что Шинтаро нисколько не лукавил — он ничего не знал.

Ещё во времена Кадетского училища, когда Гиганты были всего лишь страшной историей про мир за Стенами, разведчики казались рыцарями без страха и упрёка, а смерть не поджидала за каждым углом, Мидорима лучше всех прочих понимал истинные мотивы поступков Сейджуро. Он не знал наперёд, как в том или ином случае поступит самый молодой из командиров подразделений — этого, пожалуй, не знал никто. Но он мог объяснить, почему он поступит именно так.

Куроко же, несмотря на кровные узы, часто не поспевал за быстротечными решениями брата, нередко путался в хитрых схемах атак, не всегда улавливал суть той или иной уловки и безнадёжно отставал, когда решение нужно было принимать прямо там, посреди битвы, под вымазанной в крови и грязи лапой Титана.

Он доверял и следовал приказам.

Шинтаро анализировал.

Но там, где один мог замешкаться и опоздать, а второй — хотя бы на мгновение усомниться, они вместе не давали друг другу увязнуть в пучине страха и сомнений. Тэцуя верил за двоих, а Мидорима на всё имел ответ. Так это работало. Раньше.

Сейчас же ни одному из них не известно, чего ради они в Тросте, как много известно Акаши и что из сказанного Эрвином — дело рук Сейджуро.

— Ты не знаешь, — понял Мидорима.

— Как и ты, — парировал Куроко.

Потёр одну ладонь о другую и облокотился о толстый каменный парапет. Где-то там, впереди, ровная гладь безмятежного озера отражала тонкую полоску алого заката. Пышные облака, окрашенные багрянцем, словно одеяло накрывали вершины могучих деревьев. Под ногами, пёстрыми персидскими коврами расстилался лес. Меж огромных сосен виднелись тонкие полоски тропинок и сверкающая лента реки, пропадающая меж двух невысоких пригорков, покрытых густо зелеными елями.

Точно в калейдоскопе менялись цветные картинки, день сменился ночью, красно-золотое — серебристо-черным. На небо высыпали миллиарды звезд, лес под ногами пропал, и снова сверкало озеро, отражая яркий диск Луны.

Где-то там было море, о котором грезил и которое так ни разу и не увидел Шигехиро.

— Его глаза, — голос сорвался, и Куроко посмотрел вниз, где у подножья Розы простиралось минное поле — после падения Марии вокруг второй стены зарыли десятки тонн динамита. — Давно?

— Сразу после распада Тейко.

— Почему?

Мидорима закинул арбалет за спину, взглядом, будто скребком, прошёлся от макушки до пяток и повернулся к призрачному разведчику спиной.

— Ты мне скажи.

Они с Куроко никогда не были друзьями. Врагами, впрочем, тоже. Смотря вслед удаляющемуся Шинтаро, Тэцуя больше не был в этом уверен.

Тогда

— Вот упаду и сверну себе шею, — пробубнил Шигехиро, и Куроко, отчаявшись заснуть, распахнул глаза. — Тебе назло!

— Ты ж как кошка — если и падаешь, то на все четыре, — сонно отозвался Тэцуя и подложил руку под щёку.

С соседних коек донеслось злобное ворчание, просьбы заткнуться, дать поспать и идти к чёрту одновременно. В душной темноте кадетской спальни раздавались десятки разных сопений, причмокиваний, тихих бормотаний и иногда, со стороны особенно бесстыжих, стонов. За кирпичными стенами зима постепенно вступала в свои права, и предаваться любовным утехам где-нибудь ещё влюблённых больше никто не просил — велик шанс был услышать в ответ язвительное «не завидуй» и вслед за этим весьма однозначный посыл. Девушки выгибали тонкие брови и пренебрежительно фыркали, парни многозначительно подмигивали, порой откровенно нарываясь на драку, и в итоге всё равно оставались при своём.

— Эй. — Огивара свесился с верхней полки и смешливо улыбнулся. — Слышал, ты запалил костёр под окнами Шадиса.

— Ага.

Шигехиро уткнулся в одеяло, пытаясь заглушить смех, и ловко увернулся от запущенной в него подушки.

— А что жёг-то?

— Своё личное дело.

Смех резко оборвался, и Тэцуя искренне подивился тому, как друг всё ещё умудрялся не упасть — повис на перекладине, дотянулся до края простыни и сдёрнул, чтобы Куроко не пришло в голову спрятать лицо.

— В смысле?

— В прямом. — Тэцуя вздохнул, перевернулся на спину и невесело улыбнулся: — Шадис завёл новое и сказал, что если я провалю следующие нормативы, то он погонит меня взашей.

— И ты мне не сказал, — констатировал Огивара.

— Нет. Зачем?

Шигехиро откинул в сторону одеяло, спрыгнул с кровати, почти бесшумно приземлившись на холодный дощатый пол, и, неловко пошатнувшись, влез в ботинки.

— Я поговорю с ним.

Предсказуемо, но всё равно приятно. Куроко подпёр голову кулаком и уставился на Огивару. Тот попытался в темноте нашарить свою одежду, в сердцах плюнул и, видно, решил брать Шадиса штурмом, прямо так, по пояс голым.

— Хиро, — окликнул его Тэцуя.

— Чего ещё? — проворчал он, завязывая шнурки.

— Брось страдать ерундой и лезь обратно.

Огивара отмахнулся и тут же сдавленно выругался — Куроко поймал его за запястье, потянул на себя и даже почти посочувствовал: матрасы были совсем тонкими, а пружины жёсткими, и падать вот так, с размаха, наверное, мало приятно. Последовавший тычок в бок был тому лучшим подтверждением, но сейчас Тэцуя хотел раз и навсегда донести до него, что он больше не ребёнок, а Шигехиро не может и не должен защищать его вечно.

Сел на кровати, подтянул к себе колени и внимательно посмотрел другу в глаза.

— Я разберусь с этим сам.

— Каким образом? — хмыкнул Огивара.

— Я тоже в тебя верю, — скривился Куроко и тут же улыбнулся в ответ на беззлобную подначку. — Не знаю. Как-нибудь. Сдам нормативы. Или не сдам и вылечу из училища, но это не значит, что я уеду из Троста и вернусь обратно в Шиганшину. Пойду в ученики к местному аптекарю или врачу, на худой конец. Или выпрошу у Шадиса... Эй, ты чего?

Шигехиро буравил взглядом собственные стиснутые в замок пальцы, нервно пристукивал ботинком по полу и выглядел очень несчастным. Словно Куроко убеждал его не в том, что в любом случае останется здесь, по-близости, а в том, что упакует вещи и сорвётся с места сразу, как только представится возможность.

Он выглядел виноватым, и Тэцуя искренне не понимал, почему.

— Прости меня, — выдохнул Огивара.

— За что?

— За то, что потащил тебя за собой, — упавшим голосом пояснил он. — Ты и в Шиганшине был на своём месте, а я напридумывал чёрте чего и...

— Хиро.

— М?

— Ты серьёзно думаешь, что одно твоё желание могло убедить меня поступить в училище?

Огивара недоумённо моргнул, нелепо приоткрыл рот, и Куроко, не сдержавшись, рассмеялся.

— Брось. Я ненавижу тренировки, но... Не выходя за Стены, до моря не дойдёшь. — Тэцуя пожал плечами и протянул ему второй край одеяла.

Следующим в них полетел чей-то форменный пиджак. Зазевавшийся Шигехиро словил одежду лицом, откинул её в сторону, окрестив обидчика «засранцем», и снял ботинки. Шумно вздохнул, должно быть, решая, следует ли и дальше допытываться или можно уже перестать философствовать и лечь, наконец, спать. Цокнул языком и скрестил руки на груди.

— Так значит, завёл новое дело.

— Ага. И сказал, что мои мозги Аоминэ бы в голову, и он бы на парня молился.

— Он и так на него молится. Когда не материт. А даже если и материт, то всё равно что молится. Не удивлюсь, если...

— ДА ЗАТКНИТЕСЬ УЖЕ!

От трёх подушек сразу не смог увернуться даже Огивара. Те отскочили в разные стороны, перебудив тех, кто ещё умудрялся спать, и совсем не взрослого, но серьёзного боя посреди казармы избежать не удалось.

Три штрафных круга с утра бежал весь сто пятый тренировочный.

А где-то там, за Стенами, было море.

________________________________________

[1] — Изначально планировалось, что Акаши и Куроко будут братьями. Но Фудзимаки отказался от этой идеи, а мне пришлась по вкусу.

[2] — как-то так: https://pp.vk.me/c629314/v629314553/3856e/x2yqWO3XVLM.jpg

[3] — почему бы снайперам отрядов не козырять какой-нибудь своей фишкой?

Тогда

Лес гигантских деревьев был лучшим местом для тренировок [2]. В городе кадетам разрешали использовать УПМ только по ночам, когда на улицах встречалась разве что подвыпившая молодёжь и бродячие собаки, малоэтажные дома трудно было сравнивать с долговязыми соснами, а городское правление ругалось за выбоины на фасадах — наконечники тросов безжалостно калечили кирпич. В Лесу же, среди исполинских стволов, у новобранцев появлялась возможность продемонстрировать все свои умения и научиться маневрировать в самой непроходимой чаще.

У подавляющего большинства кадетов. Тэцуя в их число не входил.

— Их нужно облетать, ты знаешь?

Иногда, в те редкие дни, когда Куроко удавалось не сойти с дистанции в первую же минуту, он успевал увидеть, как взлетает вверх первый состав. Один шаг — они шли по земле, следующий — шагали по воздуху. Даже двухметровый Мурасакибара, в шутку прозванный Титаном, стартовал так, словно гравитация — понятие ему незнакомое, но был среди них и тот, кто родился с крыльями за спиной.

Аоминэ Дайки пренебрегал уставом, инструкциями и правилами безопасности. Он разбегался, прежде чем взлететь, не снижал скорость перед поворотами, поднимался выше, чем на девяносто футов, пережимал спусковой крючок, догазовывал, слишком быстро сматывал трос и входил в вираж, не убрав лезвия в ножны.

Всё не так, но лучше всех — его не зря называли асом. И если был бы выбор, Тэцуя предпочёл бы оказаться вот так, на дереве, вверх тормашками, запутавшимся в тросах и едва не свернувшим себе шею перед Огиварой. Перед Акаши, желчным Мидоримой или — Боже, помилуй! — перед самим Шадисом, но его Судьба никогда не отличалась плохим чувством юмора — густой, тягучий, по-звериному низкий голос он узнал сразу.

— Читал об этом, — хмуро отозвался Тэцуя и с досадой дёрнул трос.

Тот, как и в прошлый десяток раз, не поддался. Наконечник намертво застрял в стволе, и нужно было поблагодарить Всевышнего за то, что Куроко так удачно закрутило — трос обернулся вокруг массивной ветки, и Тэцуя всего лишь повис, а не впечатался лицом в гигантское дерево. Приятного всё равно мало: скрутить трос не представлялось возможным — велика вероятность, что баллоны с газом не выдержат напряжения и взорвутся, а отцеплять УПМ было страшно — Куроко висел на расстоянии двадцати футов над землёй, и даже если он не убьётся о те ветки, что сплетались между собой ниже, то рискует переломать ноги, ударившись о землю.

Аоминэ же, оценив сквозивший в голосе сарказм, весело хохотнул. Скрутил тросы, на которых легко и раздражающе просто балансировал секундой ранее, и почти беззвучно приземлился на ветку. Та опасно качнулась, вынуждая Куроко от страха прикрыть глаза, и пронзительно громко затрещала. Ей вторил свист рассекающих воздух наконечников и насмешливое:

— Руку давай.

Ведомый любопытством, Тэцуя открыл глаза и задрал голову. Аоминэ сидел на ветке. Тросы задом наперёд одетого УПМ прочно цепляли его к двум соседним деревьям, а сам он беззаботно протягивал ему раскрытую ладонь.

Так, словно это было в порядке вещей — Куроко падать, а ему ловить.

— Не ссы — не уроню.

У Аоминэ Дайки были горячие, сухие ладони, тёмно-синие глаза, вязкая, густая фамилия и хлёсткое, как пощёчина, имя. Он широко и часто улыбался, негромко смеялся, упрямо игнорировал границы личного пространства всех вокруг, но агрессивно защищал своё.

— Поверю на слово.

Всё это время Огивара несмело и подспудно виновато подбадривал его, а цепкий, внимательный взгляд Шадиса не давал ни секунды передышки. За ним следили, на него смотрели, над ним смеялись. А странный Аоминэ просто протягивал руку. Следил за ним, потому что на обратном пути Куроко по-прежнему путался в ветках, смотрел, боясь упустить из виду, и смеялся-то беззлобно, ведь повисший на ветке кадет — это действительно смешно.

Всё это время Тэцуя, подобно серому, глупому мотыльку, блуждал в темноте и не подозревал, что хочет. Действительно хочет стать намного сильнее.

А потому бросился на полыхающий синим свет. Без раздумий.

Сейчас

16 апреля 854 года

В каждом отряде был тот, кто будто бы намеренно игнорировал царящий среди товарищей страх: улыбался, когда все плакали, говорил, когда молчали. Надёжная крепость, оплот, твердыня — если вдруг замолкал Киёши, переживать начинал даже Хьюга.

В этот раз неладное чувствовали все мы. Вытоптанная Гигантами пустыня за Стеной отвечала гробовым молчанием, Изуки, нервно заламывая пальцы, не то спрашивал, не то утверждал, что Титану в кустах не спрятаться, а вопреки обыкновению тихий Кагами всматривался вдаль и не спешил подгонять коня.

Горизонт был чистым на многие мили вперёд.

Титаны же...

Их с Мидоримой смена подходила к концу, когда в Трост прибыли оставшиеся члены отряда Сейрин. Фурихата, повиснув на шее безмолвно улыбающегося Митобе, радостно звал Куроко по имени и вовсю размахивал руками. Вряд ли ему снизу было видно то, что происходило на Стене, но, оценив старания, Тэцуя поднял в ответ ладонь и признательно улыбнулся.

На пост уже заступили Хаяма и Касамацу, а Мидорима всё ещё тщательно проверял ни разу не использованное за смену УПМ. Куроко учился на своих ошибках и на сей раз даже не пытался помочь тому собраться — только встал рядом, облокотившись о стену и вспомнил, как раньше, во время вылазок, частенько наблюдал за странным ритуалом, порой часами просиживая напротив снайпера. Тот поначалу раздражался, злился и всеми правдами и неправдами пытался Фантома прогнать. Но безошибочно точные движения Тэцую успокаивали, а он и без того всегда слабо реагировал на направленную на себя агрессию — отчаявшись добиться от Куроко хоть какой-нибудь реакции, Мидорима махнул на него рукой и смирился с его присутствием.

О том, что иногда он это присутствие вовсе не замечал, Шинтаро предпочитал молчать.

— Тебе не обязательно меня ждать, — искоса глянув на Фантома, напомнил Мидорима.

— Не обязательно.

Снайпер зло скрипнул зубами, но настаивать не стал. За всю смену он не обмолвился ни единым словом, и знай Куроко его чуть хуже, то решил бы, что он на него обижен. Что ставит ему в вину взбунтовавшегося Аоминэ, распавшийся отряд и не справившегося с Титаном Акаши. Что винит его во всём сразу, но Мидорима был слишком требователен к себе, чтобы переводить стрелки сейчас, и слишком умён, чтобы не понимать очевидного — в команде шесть разведчиков, никто из них не должен был сражаться в одиночку.

Это ведь просто: в Тейко не работали те правила, которые были в ходу во всём остальном Разведкорпусе. Раненных не бросали, отставшие отставали не просто так, а каждый из отряда был на своём месте. Сейджуро с нуля собрал Тейко, выбрал каждого их них, каждому дал то, о чём он просил. И если уж Акаши вдруг забыл, что командир — тоже часть отряда, то Мидорима первый, кто должен был об этом напомнить.

Но гордость не то, что можно было задвинуть в дальний угол — просить прощения вслух Шинтаро не умел.

— Я не знал, что он распустил отряд, — признался Куроко, когда они, наконец, ушли с поста и начали спускаться со стены.

— Что?

— Мне никто из вас не сказал, — тускло улыбнувшись, пояснил Тэцуя. — Вы собрались тайком от меня и наследующий же день разбежались по разным углам, а я остался в пустой штаб-квартире. Первой моей мыслью было, что у нас очередная вылазка. Прошла всего неделя после падения Марии, мы не разговаривали, и я решил, что обо мне забыли. Обидно, но это не то, с чем я не смог бы справиться — всё к этому шло, глупо было надеяться, что разбитая чашка сама по себе склеится вновь. — Куроко остановился, поняв, что Шинтаро так и остался стоять между двумя пролётами узкой лестницы, и повернулся к снайперу лицом. — Но вы не вернулись и на следующий день тоже.

Тэцуя на мгновение отвёл взгляд, вспоминая, как проснулся от разрывающей замок тишины, переступил с ноги ногу, морщась от противного скрежета привода по каменной кладке, и горько хмыкнул:

— Ты будешь смеяться, но я испугался, что вас разорвали на куски Титаны. Так живо себе это вообразил, что в спешке забылся и вскочил на Ориона. Мне всегда казалось, что Сейджуро преувеличивает, называя его дьяволом, но тогда меня впервые в жизни сбросила лошадь.

Смеяться Мидорима и не думал. Дёрнулся было и тут же отвернулся — в тот день они были настолько ошарашены решением командира, что и не вспомнили о том, чтобы поговорить с Фантомом. Ужас, овладевший ими во время атаки на Марию, ещё не отпустил, воспоминания о крови на своих руках были слишком свежими, а отношения в отряде испортились уже давно. Все из них привыкли, что в трудную минуту Куроко подпускал к себе только Аоминэ, а о разладе между Светом и Тенью забыли — они ведь и не ссорились толком, просто однажды перестали разговаривать.

— От Эрвина я узнал, что с вами всё в порядке. На радостях даже не расстроился, что мы теперь в разных отрядах, собрал вещи и уехал в Каранес. Ещё через несколько дней в штаб-квартиру Сейрин завалился Кисэ. То извинялся, то ругал, орал попеременно то на меня, то на Кагами и в итоге заявил, что без меня не уйдёт. — Куроко тепло улыбнулся и встретился со снайпером взглядом. — Ты знаешь, как это бывает — пока мы его всем отрядом успокаивали, я и думать забыл, о чём всё это время переживал. Пожалел только, что я не Кисэ Рёта и в нужный момент так же не смог.

Тэцуя зябко повёл плечами и, решив, что Касамацу наверняка заподозрит неладное, продолжил спускаться. Когда позади послышались шаги, он прикрыл глаза и, ставя на кон собственную гордость, сказал:

— Я не знаю, что чувствуете вы, перекидываясь. Становитесь ли вы сильнее, легче, свободнее. — Воспоминание об Аоминэ и первом мыслеобразе, который он увидел, стоило им впервые воспользовались связью, мелькнуло яркой картинкой и тут же было запрятано поглубже, в копилку того, о чём нельзя забывать. — Чувствуете ли вы жар или холод, больно ли вам или телу Титана плевать, я... — Куроко запнулся и едва на навернулся с лестницы — перебинтованные пальцы крепко ухватились за локоть, не давая упасть, и тут же пропали. — Я исчезаю. Превращаюсь в тридцатифутового [3] Гиганта, но не чувствую веса своего тела. Прикосновений. Не ощущаю запахов, не слышу звуков. Я растворяюсь в воздухе, пропадаю для всех и для самого себя. Перекидываюсь обратно, и какое-то время не могу вспомнить, существовал ли я раньше, или появился только что.

Они вышли к подножью стены, Куроко остановился, заприметив в ночной темноте розоволосый вихрь, и совсем тихо закончил:

— Вот такому мне Акаши указал на дверь. Виноват ли в этом я? Да. Аоминэ, Кисэ, Мурасакибара, ты? Тоже да, в равной степени: в отряде шесть человек, — поднял голову, встречаясь взглядом с внимательными зелёными глазами, и примирительно улыбнулся: — Сейджуро был не прав, взяв всю вину на себя. Я видел, что происходит с Аоминэ, но решил, что лучше не вмешиваться. Мы все ошибаемся.

Розоволосый вихрь с разбега повис у него на шее, носа коснулся тонкий аромат лаванды, бергамота и вербены, а плеча — влажные от слёз щёки, и Тэцуе ничего не оставалось, кроме как крепко обнять разревевшуюся подругу.

— Куроко. Тэцуя. Ты. Маленький. Засранец! Залью слезами его рубашку и займусь тобой, Мидорин, — хрупким, но капризным голосом сообщила Момои и для убедительности громко всхлипнула.

На улице разом стало светлее, словно огни ночного города, лучиками запутавшись в длинных волосах единственного исследователя отряда Тейко, залили светом каменное подножье стены. Тёплые ладошки крепко обхватывали спину, холодный ужас, в котором Куроко блуждал последние шесть месяцев отступил, и даже на тонких губах хмурого стрелка мелькнула улыбка.

Когда Сацуки, не отпуская руки Тэцуи, за шею притянула к себе Шинтаро и под недовольное ворчание звонко чмокнула в щёку, со стены раздалось сальное улюлюканье Котаро. Касамацу толкнул того в бок, пока Мидориме не пришло в голову воспользоваться арбалетом по не совсем прямому его назначению, и оттащил шутника в сторону.

Потревоженная слезами Момои и громким смехом Хаямы искренность пугливо спряталась за так привычным им всем молчанием, и слегка запоздавший вопрос Шинтаро прозвучал особенно громко:

— Ты сказал, что ничего не чувствовал. Как же ты тогда... — снайпер вывернулся из объятий Сацуки, разглядел сверкающие в глазах голубые льдинки и тут же осёкся — глупый вопрос.

Всю дорогу до лагеря Момои без умолку болтала — то ругала Тэцую за то, что он ни разу не написал, то поминала Кисэ, устроившегося сегодня беспорядок в палатке Тоо, то безбожно сливала Мидориме информацию о том, как скоро снайперам подразделений поменяют экипировку. Это, разумеется, большая тайна, но если Шинтаро хочет, она может показать ему чертежи новых арбалетов.

Сацуки вибрировала от любопытства и беспокойства, Мидорима порывался вслух озвучить свои догадки, но никто из них так и не упомянул Аоминэ. Тот обнаружился сам, у границы лагеря. Высматривал кого-то в толпе, потягивался словно большой, дикий кот и не улыбался — теперь всё больше хмурился и низко, утробно рычал.

Куроко скрылся за секунду до того, как Момои насильно толкнула бы его к Дайки.

Аоминэ мог бы с лёгкостью его остановить — на Тэцу смотреть нужно не глазами, он слишком хорошо его знал и всегда видел. Он знал, как Фантом думает. Он...

Он даже не попытался.

* * *

Никто из сегодняшнего Разведкорпуса ещё не участвовал в подобных вылазках. Задачей экспедиций всегда было изучение Титанов, сейчас же они собирались выйти за Стену с одной целью — установить взрывчатку в трёх милях от стены. И по возможности не привлечь внимание Гигантов, но озвучивать это вслух нужды не было. Если первый из вышедших отрядов попадётся им на глаза, смысла в задуманном не будет вовсе. По расчётам Эрвина, они управятся за тридцать часов, но происходящее за Стенами часто разнилось с тем, что было на бумаге — загадывать наперёд было чревато.

— Наша задача — заложить взрывчатку на отрезке в три с половиной мили, — второй раз объяснял Хьюга, проверяя, безопасно ли лежат заряды в повозках. — Минимум шума, больше дела — если нас услышат Титаны, мы погубим не только себя, но и Трост.

— А если среди них будут девианты? — резонно поинтересовался Коганей — сроки поджимали, и на сей раз отряды выходили на задание в полном составе.

— Если под девиантами ты имеешь в виду Колосса и Бронированного, то надеяться не на что, — нерадостно улыбнулась Рико и, закончив проверять экипировку ребят, отступила. — Траншея старая, и уже не такая глубокая как раньше, но оно вам на руку — заряды должны быть установлены вровень с землёй. Будьте осторожны, даже если удастся избежать столкновения с Гигантами, вы рискуете подорваться — переносите капсулы очень аккуратно.

— Сколько у нас времени? — Тэцуя спрятал в сапоге перочинный нож и на пробу вытащил лезвия — рычаг на рукоятке поддавался легко, а отполированная сталь сверкала на солнце.

— Не больше пяти часов. — Джумпей осторожно передвинул несколько ящиков и вернулся к отряду. — Затем нас сменят Кайджо. Действовать нужно быстро и точно. Куроко...

Фантом кивнул раньше, чем капрал озвучил приказ и запрыгнул в седло.

— Порядок оповещения тот же: красный — обычный Гигант, чёрный — девиант. Если мы всё же встретим Титанов, то отступаем в противоположную от Троста сторону.

Кагами, придерживающий за поводья нетерпеливо пристукивающую копытами лошадь, обернулся. Киёши покачал головой, когда ничего не понимающий Фурихата вопросительно приподнял брови, а Изуки интуитивно расправил плечи, взглядом прося Айду не возражать.

Они знали, что шансов из экспедиции не вернуться куда больше, чем вернуться живым. Так было всегда, никто из них не был бессмертным, а кровожадных монстров толкал на убийства голод. Опаснейший из противников — никакой политики, доводов рассудка и скрытых мотивов. Обыкновенная битва на выживание, поэтому Титаны вели с разгромным счётом.

— Прочь от Троста, — повторил Тайга и неосознанно сделал шаг к Тэцуе.

— Да. Мы ни в коем случае не должны привести Титанов к городу, — Хьюга посмотрел на каждого из членов отряда и, убедившись в том, что его поняли, добавил: — Это приказ.

Они всё это знали. Но не вернуться и получить приказ не возвращаться в случае опасности — вещи разные.

16 апреля 854 года

...вопреки обыкновению тихий Кагами всматривался вдаль и не спешил подгонять коня.

Горизонт был чистым на многие мили вперёд.

Титаны же... Титаны иногда прятались среди людей.

___________________________________

[1] — отсылка к песне "Глупый мотылёк", Гражданская оборона (послушать: https://vk.com/pino_cchiofb?w=wall-116974112_3%2Fall). Номер сноски в заголовке не разрешён сайтом.

[2] — Лес гигантских деревьев — это отдельные участки леса, расположенные вне и внутри стен, а не одна конкретная локация за стенами. До падения Марии вообще служили местом для туристов, поэтому тренироваться с УПМ кадеты могут и там^^

[3] — 30 футов = 9 метров. Я помню, что в аниме метрическая система, но раз уж меня так повело на футы и мили, рост Титанов тоже будет в футах.

Тогда

— Притормози, — попросил Куроко, неловко приземлился и тут же сбросил с себя УПМ.

Баллоны лязгнули друг о друга и увязли в грязи. Такое отношение к экипировке просило трёх нарядов вне очереди, но после двух кругов по Лесу хотелось просто упасть и сдохнуть. Прямо здесь, посреди лесной чащи, бесславно, под ногами ничуть не запыхавшегося Аоминэ. Вполне себе нормальная смерть: атмосфера располагала к закату, а дожить до седин Куроко всё равно не рассчитывал.

— Солнце только село! — возмутился Дайки, но обогнул дерево, резко затормозил и опустился на землю.

Милостиво протянул прислонившему к еловому стволу Тэцуе фляжку с водой и широко осклабился.

— Вчера тебя хватило на три.

Аоминэ нужно было уметь вовремя тормозить, в противном случае ты рисковал быть загнанным до смерти. Труп твой так бы и остался в лесу, а сам Дайки продолжал бы мчаться вперёд сломя голову, плохо понимая, что, вообще говоря, то, что нормально для него — смертельно для большинства людей, не поддаётся логике и едва ли возможно с точки зрения физики.

— Поэтому сегодня я умер ещё на первом. — Тэцуя сполз вниз по стволу и с противным хлюпаньем шлёпнулся на взрытую мощными корнями землю.

Всю неделю шёл страшный ливень — дороги размыло, покатые тропинки в Лесу переходили в скользкие, бугристые склоны, и без того тёмная из-за широкой листвы чаща погрузилась во мрак, а тросы скользили по мокрым стволам без всякого трения. Сдача нормативов неумолимо приближалась, и если благодаря дополнительным тренировкам то с Огиварой, то с Аоминэ Куроко удалось улучшить свои навыки рукопашного боя и лучше, чем отвратительно выполнять задания на тренировочном поле, то с УПМ всё по-прежнему складывалось плохо.

Он выматывался непозволительно быстро, тяжёлая экипировка тянула к земле, а трущие ремни не давали сосредоточиться на прокладывании маршрута между толстыми ветками.

— Вообще странно. — Дайки легко поймал полупустую фляжку и вмиг её опустошил.

Подставил лицо крупным каплям дождя и с удовольствием втянул сырой воздух. Казалось, будто ни нещадно хлещущий ливень, ни мелкие ссадины на лице от особенно проворных веток его не тревожат: сквозь пелену дождя, сеть иголок и листьев он прорывался так отчаянно, словно каждым рывком бросал вызов самому себе. Ни капли усталости — Куроко прикрыл глаза и досадливо пнул попавшийся под ногу баллон.

— Шадис за это по головке не погладит.

— Он всё равно меня выставит, — отмахнулся Куроко и мысленно порадовался, что его слов не слышит Шигехиро.

— Выставит тебя — попрощается со мной. — Аоминэ беспечно пожал плечами и поднял из грязи УПМ Куроко.

Сказал и сказал.

Тэцуя открыл глаза, смерил аса первого состава внимательным взглядом и коротко улыбнулся. Дайки умел огорошить внезапно, исподтишка, — ни с того ни с сего скажет что-нибудь убийственно честное, а ты сиди и думай, что теперь с этим делать, как с ним, дураком, дальше быть, и нужно ли как-нибудь на это реагировать. Ломаешь голову, подбираешь слова, а ему ответ не нужен: он это не ради чего-то сказал, а просто потому, что мог.

— Что странно? — снова прикрывая глаза, чтобы скрыть непрошеную улыбку, переспросил Куроко.

— Ты всё делаешь верно. Даже слишком верно — видел бы Мидорима, сожрал бы от зависти свои побрякушки.

— Побрякушки?

— Талисманы, — многозначительно поиграв бровями, протянул Дайки. — Ночами в небо пялится, звёзды разглядывает. Уже неделю дождь — звёзд не видно, так он в депрессии, а Акаши близок к убийству.

— Акаши всегда близок к убийству. Делать верно не значит делать хорошо: ты всё делаешь неправильно, однако же равных тебе нет.

— Ты не видишь себя со стороны. Допускай ты ошибки... Откуда ты знаешь? — Аоминэ бросил осматривать вымазанный в грязи УПМ и уставился на Куроко.

— Ты не видишь себя со стороны, — передразнил Тэцуя.

— Да нет, я про Акаши...

— То есть в том, что лучше тебя нет, ты не сомневаешься?

— Конечно, не... Хватит ржать!

Дайки притянул его к себе за шею и ткнул кулаком в макушку.

— Сдаюсь! — сквозь тихий смех выпалил Куроко и легко стукнул его по руке.

— То-то же, — самодовольно рыкнул Аоминэ, но не отпустил. Посмотрел в глаза пристально, и стало ясно: отвертеться не выйдет.

Куроко выскользнул из захвата, отошёл к ручью и ополоснул лицо. Нужды в этом не было: дождь смыл пот и грязь, но отвернуться и занять чем-нибудь руки сейчас необходимо. Они тренировались вместе всего месяц, но Аоминэ волшебным образом успел научиться читать у него с лица, как с листа распахнутой книги. А Тэцуя ляпнул, не подумав, и теперь этот вопрос нужно было замять.

— Тэцу.

— Люди говорят, — ровным голосом ответил он.

Земля чавкнула под ногами Дайки, и Куроко приготовился к неизбежному — делать хорошую мину при плохой игре, но уличить нерадивого кадета во лжи Аоминэ не успел. Позади послышался свист тросов и несколько мгновений спустя возле них приземлился остальной первый состав.

— Ох, да ладно! — возмущённо воскликнул Рёта и, негодуя, воткнул лезвие в землю.

Мидорима чопорно поправил съехавшие с переносицы очки и не глядя протянул раскрытую ладонь. Кисэ горестно простонал, но деньги отдал. Выражение лица при этом было такое, словно поставить его вынудили, а проигрывал он не иначе как всё золото мира: вселенских масштабов обида и искреннее негодование одновременно. Так смотреть умел только он.

— Будешь должен, — буркнул Рёта, пихая Аоминэ в плечо.

— С какого? — широко ухмыльнувшись, спросил Аоминэ. — Не хрен с ним на деньги спорить, сотню раз тебе говорил. О чём спорили?

— Мидо-чин и Кисэ-чин поспорили, что в Лесу завёлся призрак, — сдал их с потрохами Мурасакибара и возмущённо уставился в небо, будто бы одного укорительного взгляда достаточно, чтобы остановить дождь. — Ака-чин, это всего лишь братиш Минэ, можно я пойду обратно?

— Дети сказали, что...

— Публика как раз твоя. — Мидорима ловко уклонился от кинутой в него фляжки и прислонился к стволу дерева. Дождь заливал линзы очков, и выглядел Шинтаро, строго говоря, нелепо, но достоинства не ронял.

— Ах ты!..

— Ака-чин, я голодный, можно уже...

— Успокоились, — коротко приказал Сейджуро, взглядом пригвоздил ищущего что бы ещё швырнуть Рёту к земле, вытащил из внутреннего кармана куртки яблоко, кинул его Ацуши и повернулся к Аоминэ. — Время отбоя одинаково для всех.

— Ты таскаешь с собой еду. — Дайки оскалился в довольной улыбке и расслабленно положил ладони на рукоятки мечей.

Предвещающий спартанскую тренировку взгляд должного впечатления не произвёл. Подчинением от Аоминэ и не пахло, выглядел он ровно настолько склочно, насколько мог, но доводить Сейджуро сейчас смысла не было — в половину не так весело, как обычно, да и не к месту, если уж и на то пошло. Этот аттракцион ему нравился, но схлопотать он ещё успеет.

— Мы отрабатывали полёт, — не меняя тона, ответил он.

— Вы?

Дайки недоумённо моргнул и обернулся через плечо. Куроко по-прежнему стоял у кромки ручья и пытался пригладить взлохмаченные Аоминэ волосы. Выходило так себе, но важно было не это.

— Тэцуя, — удивлённо констатировал Акаши.

Важно было то, что до этого никто из них не смотрел на Куроко.

— Здравствуй, — отозвался тот и сделал шаг вперёд.

Кисэ сдавленно ойкнул, Мидорима медленно протянул Рёте его деньги обратно, а Ацуши на секунду перестал жевать. Дождь словно выключили, отовсюду доносился нестройный хор падающих с листьев капель, а Аоминэ, решив, что эффект всяко превзошёл его ожидания и доводить Акаши можно по-разному, как ни в чём не бывало снова поднял УПМ Куроко и, задумавшись, взвесил его в руке.

— Я тут подумал...

— Опасно, — привычно отбил Куроко, отвернувшись от горящих красным глаз.

— Отвали. Так вот, я подумал, может, попробуешь женское УПМ?

— Что?

— Дело явно не в навыках, а женское УПМ легче, — объяснил Дайки. — Для Мурасакибары пришлось утяжелять, а что если... Что?

На аса смотрело пять одинаково удивлённых пар глаз. Тот стушевался, отступил на шаг назад, словно почувствовав угрозу, и машинально занял оборонительную стойку.

— Чего пялитесь?

Затянувшие небо тучи лениво плыли прочь друг от друга, тёмно-серое полотно разрывалось на части, а сквозь чёрную небесную мглу поблёскивали звёзды. Поднимался ветер, неся с собой запах сырой земли, листьев и древесной смолы. Где-то в глубине чащи кричала серая неясыть, шумел ручей и шелестели листья.

На следующий день Куроко выдали облегчённую версию УПМ. Привыкшее к стандартному, тяжёлому образцу тело слушалось беспрекословно, а рывок перед взлётом больше не пугал. Отпала необходимость тормозить перед поворотом и бояться, что не успеешь смотать тросы прежде, чем упадёшь.

Оказалось, что если смотреть на деревья Леса сверху, они не такие уж и страшные.

В следующем зачётом круге на УПМ Куроко финишировал шестым. Тотчас за лучшей пятёркой первого состава.

Сейчас

Ворота закрылись за Сейрин с глухим стуком. Поднявшаяся из-под плиты пыль на мгновение скрыла столпившихся у дороги восторженных детей и кадетов и медленно осела обратно на землю. Тут же, как по команде, вновь зазвучал смолкший на несколько секунд городской гул.

Томительное молчание, что повисало после того, как за Разведкорпусом закрывали ворота, вряд ли было традицией. Горожане, провожающие за Стену солдат, таким образом просили вернуться и прощались заранее — душераздирающий коктейль из надежды и страха. Шинтаро за свою жизнь успел побывать по обе стороны баррикад, потому привычку прощаться наперёд считал глупой. Когда стоишь здесь, в дорожной пыли, и смотришь на толстую плиту, отделяющую один мир от другого, найти подходящих слов не выходит. Но там, за Стеной, ты прекрасно знаешь, что можешь не вернуться, и последнее, чего хочется — это слышать позади себя траурную тишину и подспудные рыдания.

Мидорима отвернулся от двух мальчишек, возбуждённо изображающих разведчика и Гиганта, и уже собрался уходить, как вдруг приметил чуть поодаль от толпы Аоминэ. Тот стоял у торговой лавки у самой дороги, прислонившись к стене и крепко сцепив руки на груди, и хмуро, исподлобья смотрел на закрывшиеся ворота. Вокруг него, как и всякий раз, когда он злился, собиралась темнота. Кадеты, почувствовавшие поганое настроение лучшего из разведчиков, обходили аса по широкой дуге и, наслушавшись разной степени правдивости баек о вспыльчивой натуре Дайки, лезть с вопросами даже не пытались.

В былые времена, когда они ещё были в одном отряде, Мидорима бы попытался вытащить товарища из кипучей бездны ярости, в которую тот старательно себя загонял. Вмешался бы, прекрасно зная, что ничего сделать по сути не может, но хоть притормозит процесс до тех пор, пока на горизонте не появится Куроко или, хотя бы, Акаши, и перетянул бы внимание таящегося на дне синих глаз монстра на себя. Сейчас же разумней было пройти мимо, последовав примеру побледневших новобранцев, но то ли дело в том, как побели костяшки у стиснувшего кулаки аса, то ли в привычке, но очнулся Мидорима уже возле взбешённого Аоминэ.

Дайки обернулся на него, и Шинтаро оставалось только порадоваться тому, что хотя бы в росте он заносчивого аса превзошёл — давить у Аоминэ порой получалось ничуть не хуже, чем у Акаши.

— Решил убедиться, что ты не наделаешь глупостей, — невозмутимо пояснил Мидорима.

— Ма-а-ам, — широко ухмыльнувшись, протянул Аоминэ. — Я вырос. Отъебись.

— Очень по-взрослому. — Шинтаро поморщился от грубого слова, но уходить не торопился.

К хамству Аоминэ он был приучен. Дайки часто отгораживался от мира демонстративным скотством и каждой фразой словно брал на «слабо». Струсишь — твои проблемы. Отважишься — ещё поиграем. С моделью поведения снайпер был знаком, но вот сбивать спесь с нахального аса не умел совсем. То было уделом Куроко и Акаши. Первый каким-то чудом умудрялся приводить свой Свет в чувства, не сказав ни слова, а второй был единственным, кто некогда пользовался у звезды отряда Тейко авторитетом.

Читать мысли Мидорима не умел, а пытаться подчинить задиристого Дайки было пустой тратой времени: Аоминэ если и слушался, то сильнейших. Единственным вариантом оставалось быть честным.

Не самая выгодная стратегия, но лучшей Шинтаро не располагал.

— Он бы выслушал, реши ты поговорить.

Дайки, слегка заинтересованный тем, что снайпер не ушёл, тихонько фыркнул и вновь уставился на ворота.

— Твой девиз?

Не в бровь, а в глаз. Не имея возможности дать в морду, Аоминэ жалил словами. Странно для того, кто обыкновенно топорно обходился со всем, что выходило за пределы материального, но цель он находил с завидной частотой. Приберегать козыри для лучших времён он, впрочем, не умел — те сразу рикошетом стреляли в обидчика, и именно это делало из Дайки оппонента не просто нежелательного, а проблемного.

— Мы говорим не обо мне, — раздражённо отозвался Шинтаро и тут же поморщился — прозвучало так, словно он тявкнул в ответ, а сводить всё к привычной им обоим словесной перестрелке не хотелось. — А о Куроко. Я говорил с ним.

— Лучше бы ты уступил смену Кисэ, — проворчал Аоминэ и опустил руки. Ладони неловко мазнули по воздуху и, не обнаружив рукоятей мечей, снова сжались в кулаки.

— Он рассказал мне, что чувствовал, перекидываясь в Гиганта, — проигнорировав еле слышное бурчание, продолжил Шинтаро. — О том, что исчезал, не слышал и не чувствовал...

— Пришлю вам открытку на годовщину.

— ...о том, как не помнил себя. Но что бы Куроко ни открыл, он ни словом не обмолвился о тебе, потому что есть вещи, которые святы, а то, что доверил ему ты, не для наших ушей, — повысив голос, договорил снайпер.

Вздохнул глубоко, собираясь выдать следующую тираду, и тут же осёкся.

Поблёскивающее изумление в глазах Аоминэ медленно сменилось сначала снисхождением, а затем недобрым весельем. Дурной знак для всякого, кто сколько-нибудь его знал — так он выглядел, когда им удавалось провернуть особенно хитрую атаку, тут же оборачивался, чтобы ударить кулаком о кулак своей Тени и заливисто хохотал. Так он смотрел на Куроко, когда тот выкидывал какую-нибудь беззлобную гадость, глядел на объект своей шалости кристально-чистыми голубыми глазами и невинно хлопал ресницами. Один в один.

Шинтаро негромко ругнулся и с досадой отвернулся от веселящегося аса.

Его провели. Разыграли как по нотам и, не соврав ни единым словом, откровенностью толкнули на откровенность. Теперь голубоглазые чертенята водили вокруг его погребального костра хоровод, а взгляд Дайки говорил сам за себя — ас не даст ему этого забыть.

— Ни слова, — предупредил Мидорима и поправил сползающие с переносицы очки.

Аоминэ демонстративно закрыл рот на замок, оторвался от стены и, чему-то улыбаясь, направился в сторону лагеря.

— Куда ты? — не решив до конца, а нужно ли ему знать, обречённо спросил Шинтаро.

— Навещу командира, — не оборачиваясь, отозвался Дайки. — И передай Тэцу...

— Я вам не почтовый голубь!

— ...что есть вещи, о которых мне не нужно напоминать.

Что Аоминэ, говоря о командире, имел в виду отнюдь не Имаёши, Шинтаро к своему стыду понял только тогда, когда вернулся в лагерь. Весь отряд Ракузан стоял на почтительном расстоянии от своей палатки, зло-испуганная Момои ходила из стороны в сторону, беспокойно поглядывая на закрытую полу, и нервно заламывала пальцы. Вероятно, завидев приближающегося к шатру Ракузана Дайки, она попыталась того от опасной затеи отговорить. Судя по виду, могла даже пойти на отчаянные меры и пустить слезу, но всё равно потерпела сокрушительное поражение — об упрямстве Аоминэ можно было слагать легенды, а остановить его тогда, когда он всё для себя решил, возможным не представлялось.

— Мидорин!..

В голосе бросившейся к нему Сацуки проскальзывала безмолвная мольба сделать хоть что-нибудь, пока один из них не убил другого. Но из палатки не доносилось ни звука, а чутьё Шинтаро и колючим клубком шевельнувшаяся в груди зависть подсказывали: Момои беспокоится совсем не о том.

Ни в Стохесе, ни здесь, в Тросте, Мидорима так до сих пор и не сподобился зайти к Акаши. Не за извинениями и не чтобы попросить прощения самому — просто поздороваться. Не хватило храбрости и решимости, покоробила задетая гордость. Завидев кого-нибудь из нового отряда бывшего командира, Шинтаро буксовал на месте и шёл в противоположную сторону, лишь бы не наткнуться на Сейджуро.

Аоминэ же принял решение до того, как снайпер передал ему слова Тэцуи. Мидорима прекрасно видел, как тот смотрел на закрывшиеся ворота, догадывался о чём тот думал и точно знал: не подойди он к нему, Дайки сорвался бы с места в следующую секунду. Ему достало смелости и злиться, и требовать. Он мог позволить себе ворваться в палатку капрала и заранее быть уверенным в том, что будет услышан. Так было всегда — как бы близок к Сейджуро ни был Мидорима, каким бы ни было его звание, случались моменты, когда Аоминэ и Акаши словно оказывались на одной волне. Часами просиживали над планами атак, переглядывались во время боя быстро, едва заметно, решая, кто поведёт в этот раз, спорили до хрипоты и в эти самые моменты забывали, что они в отряде не одни.

Две путеводные звезды отряда Тейко, они даже померкли одновременно.

Поэтому Дайки мог всё это себе позволить.

На что мог рассчитывать он сам, Шинтаро больше не знал.

* * *

За прошедшие полгода Мидорима потерял бдительность — как ещё объяснить неожиданно попавшегося на старый трюк снайпера, Аоминэ не знал.

Он поначалу и сам не раз вёлся на обманчиво невинные глаза Фантома. Верил, что когти белый и пушистый Куроко не выпускает по причине их отсутствия, а с лукавством как с понятием и вовсе не знаком, и трюкача в призраке не разглядел. Ловить же в прохладных голубых глазах чертёнка Дайки научился быстро, после первой подсечки. После первой совместной посиделки убедился, что палец в рот парню лучше не класть: есть риск остаться инвалидом. А ещё позже, когда всплыло, что безобидный на вид Тэцуя приходится их дьявольскому капралу родным братом, окончательно убедился в том, что ждать от Фантома можно чего угодно.

Кроме подлости, трусости и слабости, разве что.

Поэтому Мидорима, с наивным упрямством убеждающий его в том, что Куроко по-прежнему за свой Свет горой, его изрядно повеселил, однако от колющей под рёбрами иррациональной обиды Аоминэ избавиться не мог.

Вот чего снайперу стоило не лезть на рожон и не бросаться исполнять возложенную на него славную миссию так буквально и в лоб? Хуже Кисэ, честное слово, — тот тоже на тонкие манипуляции маленького серого кардинала вёлся с восторженной улыбкой во все свои тридцать два и готов был горы сворачивать во имя Фантома. Но одно дело Кисэ Рёта. От Мидоримы Дайки такой подлянки не ждал.

Он ведь всё прекрасно понимал. Произошедшее в день падения Марии (и — ладно-ладно! — за многие недели до этого) пошатнуло их доверие и наглядно продемонстрировало, как глупо было безотчётно полагаться друг на друга. Но каким бы болезненным не было это осознание, чтобы перечеркнуть всё то время вместе, нужна была кисть пошире.

Аоминэ подошёл бы первым, плюнув на собственную гордость и забыв об упёртости, но он никак не ожидал, что испарившаяся чёрт знает куда посреди ночи Сацуки притащит с собой Тэцую — Дайки растерялся и вместо того, чтобы поймать его вслепую, молча смотрел, как призрак растворяется в толпе.

А сегодня — как тот исчезает за воротами.

Приказ Эрвина был вполне понятен. Если решите сдохнуть, то сдохните за Стеной. Умом Аоминэ понимал, что главнокомандующий был прав, и окажись он на вылазке сам, уводил бы Титанов прочь от города. Но там сейчас Тэцуя, а то, что работало с самим собой, упрямо не хотело проецироваться на Фантома.

Куроко должен был вернуться. Хоть с целой армией прожорливых Гигантов на хвосте, но только вернуться. Домой. А здесь они что-нибудь придумают. Дайки будет уверен, что Тэцуя под надёжной защитой; Мидорима не пропустит ни одного Титана, повернувшегося к нему спиной; Мурасакибара раскидает всю посмевшую приблизиться мелочь, Кисэ ни на шаг не отступит от противника, а Акаши не даст в обиду — никого из них.

Аоминэ знал, что когда-нибудь и Тейко может не вернуться с поля. Но погибать порознь в его планы не входило.

Вот только Куроко приказам верен. Каждому из когда-либо полученных, а значит действовать нужно самому.

— Дай... Дайки! — Момои, до этого момента что-то сосредоточенно обсуждавшая с Араки, протиснулась между двумя разведчиками и повисла у него на руке. — Куда ты?

Она обернулась, с беспокойством посмотрев на лежащую прямо по курсу палатку Ракузана, и стиснула тонкие пальцы на предплечье друга крепче.

— Поговорить, — сухо отозвался Аоминэ и потянул руку на себя. — Отпусти.

— Я с тобой.

— Нет.

Аоминэ дёрнул руку сильнее и обогнул учёную с другой стороны. Момои нельзя было упрекнуть в малодушии, она давно притёрлась к каждому из них по отдельности и к ним всем, вместе взятым, но об этом следовало разговаривать с Акаши наедине.

— Дайки, пожалуйста, — едва не плача, просила Сацуки. — Ему тоже несладко, ещё одной ссорой делу не поможешь...

— Сацу! — прикрикнул Аоминэ, и с удовлетворением отметил двух подпрыгнувших от испуга кадетов.

Девушка же сжала губы и упрямо скрестила руки на груди. Не то чтобы она обиделась на тон — она выросла в окружении военных, вслед за Дайки вступила в их ряды и к жёсткому режиму, как и к не всегда лестному обращению привыкла. Но одно дело подчиняться уставу, и совсем другое — спускать Аоминэ грубость с рук.

Тот, поняв свою оплошность, провёл рукой по лбу и раздражённо выдохнул.

— Прости. — Момои громко фыркнула, но плечи едва заметно расслабила. — Я просто хочу с ним поговорить. Наедине, — обвёл взглядом украдкой глазеющих на них разведчиков и на тон тише добавил: — Ты слышала приказ Эрвина, а Тэцу слишком верен присяге. Помочь может только Акаши.

Сацуки недоумённо моргнула, забыв и о праведном возмущении, и о панике, охватившей её в тот момент, когда она поняла, куда так настойчиво пробивается Аоминэ, и удивлённо приоткрыла рот.

— То есть... Ты не с собираешься с ним ругаться?

— Да не собираюсь я с ним сраться! — воскликнул Аоминэ и, цыкнув на двух первогодок Ракузана, отодвинул полу палатки. — Почему все думают, что я обязательно должен броситься на него с кулаками?

Дайки шагнул в палатку, не дожидаясь ответа, и закрыл за собой полу.

А Сацуки буквально приросла к земле, смотря на брезентовую ткань перед собой. Нервно улыбнулась через мгновение шустро выпрыгнувшим из шатра членам отряда Ракузан и вот теперь действительно паниковала. Кто это был, что он сделал с Аоминэ Дайки и как так вышло, что она, оплакивая распавшийся Тейко, упустила тот момент, когда трагедию полугодовой давности лучший друг перерос?

Переступил через себя и, однажды погаснув... Загорелся вновь?

* * *

В палатке обнаружился лишь основной состав Ракузана. Судя по лицам, несдержанное восклицание Аоминэ они слышали, а потому поглядывали то на капрала, то на выпрямившегося во весь рост аса с некоторой опаской. Огромный Небуя переступил с ноги на ногу, плечом загораживая половину командирского стола, Мибучи выдал что-то похожее на удивлённое: «О!» и весело переглянулся с расплывшимся в широкой ухмылке Котаро. Маюзуми, только вернувшийся из караула, отступил в сторону и меланхолично поправил позвякивающее УПМ.

Сам Акаши продолжал пристально разглядывать лежащую перед собой карту и интереса к ворвавшемуся в палатку Аоминэ не проявлял.

Это... слегка бесило.

— Кыш отсюда, — утробно рыкнул Дайки, оскалив в хищной улыбке зубы.

Усмешки с лиц Рео и Хаямы сползли так же быстро, как появились. Уверенности у Эйкичи явно поубавилось, но вот покинуть шатёр они не торопились — покосились на командира, и только когда тот еле заметно склонил голову, спешно ретировались из зоны поражения. Попадаться под горячую руку капрала не хотелось, а скалящийся Аоминэ явно нарывался.

Сейджуро на него всё ещё не смотрел, и до этого лишь слегка сучивший хвостом зверь припал к земле, словно приготовившись к нападению. Застарелая злость распирала грудную клетку изнутри, но сорваться на крик раньше времени — верный способ проиграть. Аоминэ медленно выдохнул и сделал шаг ближе.

— Ты даже в глаза мне посмотреть не можешь? — тихо спросил он, и сам поразился тому, насколько спокойно прозвучал голос.

Командир даже не дёрнулся, и у Аоминэ появилось подозрение, что это — дурная провокация. Сработало бы, разговаривай они полгода назад, но за это время много что произошло.

— Я хочу видеть, с кем говорю, — почти по слогам произнёс он и остановился впритык к столу.

Акаши поднял на него взгляд и скрестил пальцы в замок у самых губ.

— Я тебя внимательно слушаю, Дайки.

На сей раз глаза были одинаковыми, а значит, добытая Сацуки информация была верной: Император брал верх только когда Сейджуро ослаблял контроль. Тот, судя по залёгшим под глазами синякам, давался Акаши нелегко, но сочувствовать — удел Кисэ. Аоминэ здесь за другим.

— Ты знаешь о приказе Эрвина.

— Разумеется.

Аоминэ склонился, оперевшись ладонями о стол, и медленно, с нажимом на каждое слово потребовал:

— Я хочу, чтобы ты глядел в оба. Не отвлекаясь ни на одну грёбаную секунду. И если появится хоть малейшая угроза нападения, ты сделаешь всё, чтобы безмозглые ублюдки развернулись в обратном направлении до того, как Сейрин их заметят.

Акаши сложил карту и отодвинул её в сторону. Откинулся на спинку жёсткого металлического стула и с любопытством склонил голову к плечу.

— Ты знаешь предел моих возможностей.

— Нет, не знаю. — Аоминэ, горько усмехнувшись, покачал головой. — Но если там будут Перевёртыши, ты скажешь об этом мне. Я притащу Тэцу обратно, а о проигнорированных приказах мы будем думать позже.

— Мы?

— Мы, — нехотя выплюнул Дайки и выпрямился.

Сейджуро прищурился, поднялся с места и обогнул стол. Встал точно напротив хмурого Аоминэ, смерил его долгим, тяжёлым взглядом, словно препарируя до самых мизерных болтов и, наконец, кивнул. Благосклонно, не сутуля спины и не опуская глаз, словно это не Дайки сейчас требовал, а он — приказывал. Несмотря на разницу в росте, очевидную усталость и необходимость соглашаться, Акаши выглядел победителем и...

И, нет, всё было не так. Не было ни превосходства, ни унизительного пренебрежения. Вымотанный штормом, но выстоявший капитан — Сейджуро глазами как всегда говорил больше, чем Аоминэ готов был выслушать вслух. Дайки повёл плечами, сбрасывая с них теплые ладони надежды, и повернулся к бывшему командиру спиной.

— Только в этот раз, — глухо добавил он. — Это ничего не меняет.

Мелькнувшую на губах Акаши улыбку — самую обыкновенную, человеческую улыбку — Аоминэ уже не увидел. Свою же растерянность пришлось прятать.

Прилипшая к Мидориме Сацуки и без того выглядела до чёртиков испуганной. А поседевшую раньше времени Момои Тэцуя ему точно не простит.

_________________________________

1. Импровизированная обложка: https://vk.com/pino_cchiofb?w=wall-116974112_25%2Fall

2. К вопросу об отношениях Аоминэ и Акаши в каноне: https://vk.com/pino_cchiofb?w=wall-116974112_11%2Fall

Тогда

Кис Шадис считал себя хорошим инструктором. Он безупречно выполнял ту работу, за которую Закклай, имей он в закромах кого-нибудь ещё на эту должность, до конца жизни упрятал бы его за решётку. Прекрасно понимая, что ждёт кадетов за Стенами, Шадис допускал до службы лишь тех, кто мог служить. Из тех, кто мог, отбирал лучших. Часть лучших отправлялась в Разведкорпус, оставшиеся — в Военную полицию. Подавляющее большинство дошедших до выпуска, но не слишком мотивированных кадетов выбирали Гарнизон.

То, что было благим делом для одних, другими каралось порицанием и неофициальными выговорами. Тем, кто в разведчики, по мнению Шадиса, категорически не годился, но отчаянно стремился в бой, отказать было нельзя. Это огорчало самого инструктора, но крайне радовало верховного главнокомандующего — эти кадеты распределялись по передовым отрядам и первыми в Строю [1] натыкались на Титанов. Первыми же и погибали. Тем самым живой щит защищал повозки с провиантом и помогал элитному отряду достичь цели, но сознательно отправлять юнцов на верную гибель Шадис не умел.

Баллов у выше стоящих он себе этим не зарабатывал, но перед совестью, по крайней мере, был чист.

По составам в училище он распределял, руководствуясь теми же самыми соображениями, и зачастую к выпуску уже мог наверняка сказать, где каждому из завтрашних военных место.

— Ты хочешь, чтобы я за две недели до окончания обучения перевёл Куроко в первый состав?

— Да.

Шадис отложил в сторону сигару, так и не прикурив, и вышел из-за стола. Стоявший перед ним Акаши даже не дёрнулся.

— Нет.

— Вы видели его на последнем зачёте, — чуть нахмурившись, но не повысив голос, констатировал Сейджуро. — Он выше уровня второго состава.

— На УПМ — может быть, — нехотя согласился инструктор. — Но на земле он едва ли тянет на удовлетворительно. А если в воздухе убрать от него Аоминэ, то результат будет и вполовину не так хорош.

Куроко Тэцуе, к примеру, по глубокому убеждению Шадиса, в Разведкорпусе было самое место. Парень был умён, смекалист, смел и настойчив. Он быстро принимал решения и ни на одно мгновение не забывал об отряде. Быть может, мальчишка не так блестяще, как звёзды сто пятого тренировочного, выполнял поставленные перед собой задачи, значительно уступал не только им, но и многим из второго состава в силе и выносливости, но слабости свои прекрасно знал и умел их компенсировать.

— Зато в паре равных не найдётся. Вы не поэтому отказываете.

Всё это было верно, и будь на месте Куроко кто угодно другой, он бы уступил требованию-просьбе уверенного в своей правоте Акаши без вопросов. Но на его месте был он — часто забывающий о собственном благе Тэцуя, и, как бы не выигрывали от присутствия подобного шестого разведчика остальные пятеро, в том, что польза перевесит вред, Шадис уверен не был.

А потому коротко хмыкнул, задвинул шторы, пряча за тканью режущее глаза солнце, и вновь опустился в кресло.

— Я отказываю, потому что ты оцениваешь вашу результативность здесь и сейчас. В тренировочном лагере, где вместо Титанов деревянные макеты. Из первого состава путь только в Тейко — простых вылазок не будет.

— Тэцуя не хуже нас.

— Он хорош вместе с вами. Уверен, что не угробишь брата, пойдя на поводу у своих собственных амбиций?

Второй причиной нежелания инструктора идти на поводу был сам Сейджуро. Какими бы мотивами тот не руководствовался сейчас, родственные связи в пределах одного отряда не приветствовались. Тем более, что росли они порознь, да и за время в Кадетском училище едва ли перебросились парой фраз — если их личные неурядицы будут нарушать микроклимат в отряде, не выиграет от этого никто.

Шадис отвлёкся на прозвеневший за окном колокол, покрутил отложенную было сигару меж пальцев и снова отшвырнул её в сторону.

— Я найду ему место в Лейб-гвардии [2].

— И он откажется, — сухо улыбнувшись, отозвался Акаши. — Он откажется от тёплого местечка в Полиции и его как кадета второго состава определят в один из передовых отрядов. Он не переживёт и первой вылазки, имя напишут на памятной табличке в главной штаб-квартире Разведкорпуса, а Эрвин пришлёт мне письмо с соболезнованиями. Это гипотетически. На деле же, как только Дайки услышит, куда отправили Тэцую, он и Сацуки пойдут за ним. И поверьте, инструктор, нет такого расклада, при котором за ними не увяжется Рёта — Тейко потеряет половину основного состава. Вряд ли это то, чего вы хотите.

— Забываешься, кадет, — не слишком убедительно предупредил Шадис. — До угроз ты ещё не дорос.

— Я не угрожаю, — мягко возразил Сейджуро. — Я говорю, что будет.

За годы службы Шадис повидал много военных. Одним было суждено умереть, другие вырастали в тех, кто отправлял на смерть. Из первых кто-то умирал по глупости, кто-то утаскивал вместе с собой на тот свет как можно больше прожорливых тварей, а лучшие вели человечество к победе.

Вторые возглавляли отряды. Хороший командир, в отличие от плохого, понимал, что ради победы нужно сначала выжить, отличный же знал, что мало выжить самому, нужно уберечь отряд. Всё как в Кадетском училище, только цена выше — каким командиром однажды станет Акаши, Шадис сказать не мог. А в том, что станет, не сомневался.

— Бумаги я подпишу, — глухо отозвался инструктор. — Вот только парень откажется, в противном случае они с Огиварой окажутся в разных отрядах.

— Он согласится. В противном случае окажется в разных отрядах с нами. — Акаши посмотрел за спину инструктора, на просвечивающее сквозь шторы закатное солнце и тонко улыбнулся. — А Тэцуя ненавидит проигрывать.

Для плохого командира Акаши был слишком умён. Для просто хорошего слишком ценил доставшихся ему по составу товарищей. До отличного парню недоставало понимания того, что тащить всё на своих плечах вовсе не обязательно. Мало доверять команде — нужно было уметь довериться ей самому.

Куроко же...

— Всего доброго, сэр. — Акаши запоздало отдал честь и развернулся к выходу.

— Сейджуро? — окликнул его Шадис.

— Да?

— Ты слышал, что Ниджимура переводится в Полицию?

— Слышал, — кивнул будущий лидер элитного отряда Тейко.

Куроко же в одиночку на роль спасителя мира решительно не подходил. Он с ними вместе — копьё обоюдоострое, Шадис на самом деле не хотел думать, кого оно проткнёт скорей.

Что до плохого, хорошего или отличного... Время покажет. Научиться верить на чужом примере ещё никому не удавалось.

Сейчас

— Сворачиваемся! — заложив последний заряд, скомандовал Хьюга.

Солнце стояло в зените, по спинам градом валил пот, а изнурённые непривычной для апреля жарой и долгим простоем на месте лошади нетерпеливо фыркали и пристукивали копытами по пыльной земле. Палящее солнце доставляло неудобства, но в общем и целом те беспокойными не выглядели, что вкупе с чистым горизонтом и полуденной тишиной придавало уверенности.

— Странно, — нахмурившись, проговорил Кагами и отёр со лба пот.

— Что? — Куроко отвлёкся от прощупывания близ лежащей территории на предмет чужаков и растерянно моргнул.

— Странное чувство, — пояснил Тайга. — Мы вроде за Стеной, но такое ощущение, словно нас накрыло колпаком.

— И отгородило от Титанов железной стеной, — отбросив в телегу грязную тряпку, согласно добавил Киёши.

— Ничего не имею против, но бдительности терять нельзя, — осадил расслабившихся рядовых Хьюга. — Седлайте лошадей: времени осталось только на то, чтобы вернуться обратно.

Озадаченные разведчики наградили выжженный полуденным зноем пейзаж настороженными взглядами и разошлись каждый к своей лошади. Дождавшись отмашки Изуки, двинулись вперёд, всё ещё с опаской оглядываясь назад, но чем скорее был шаг животных, тем проще было оставить все беспокойства позади, возле траншеи.

О чём те говорили, Куроко прекрасно понимал. Стоило им выйти за Стену, как воздух зарябил от пронзившей его силы. Едва щекотавший кожу внутри города, крохотный купол разросся на многие мили вперёд, чужеродное умиротворение прочно поселилось в груди, а воздух внутри барьера словно застыл, делая звуки громче, краски ярче, а запахи насыщенней. Чужая сосредоточенность невольно притупляла свою бдительность — Тэцуя не думал, что ему удастся ещё хоть когда-нибудь ощутить подобное на себе.

Раньше, в Тейко, Акаши тем самым предупреждал атаки Гигантов. Действие сродни отвлечению Куроко: Тэцуя приглушал их запахи, когда они следовали по открытой местности и рассеивал внимание Титанов, когда те оказывались в непосредственной близости; Сейджуро увеличивал своё поле зрения на милю вперёд и отгонял монстров прочь от отряда.

Но что было привычным раньше, удивляло сейчас. Заступив за ворота и не поверив собственным ощущениям, Куроко оглянулся на Стену, но не увидел ничего, кроме вышедших в караул Небую и Мияджи. Акаши контролировал барьер вслепую, на несколько миль вперёд, а значит, и повлиять на трагически закончившуюся вылазку Сейрин тоже возможность имел. Попытка навредить тогда и желание защитить сейчас плохо вязались друг с другом, робко показавшаяся хрупкая надежда теплом обволакивала сердце, а Тэцуя всеми силами старался убрать так настойчиво просящуюся на лицо улыбку. Чтобы во всём разобраться, нужно было поговорить с Сейджуро, а предательская радость на лице при разговоре с бывшим командиром едва ли была уместна.

Подкинутые Судьбой грабли казались до боли знакомыми, потому сознательно наступать на них вновь было как минимум неразумно.

— Ты улыбаешься, — мимоходом заметил Кагами.

Не ожидавший обнаружить справа от себя напарника Куроко вздрогнул и выпрямил спину.

— Я рад, что мы не встретили Титанов.

Тайга не поверил, но в расспросы вдаваться не стал. Отчего-то слегка покраснев, отвернулся и тихонько прокашлялся.

— Прости.

Будь у Тэцуи чуть менее острый слух, тихие извинения затерялись бы в цокоте копыт и негромком споре впереди скачущих Киёши и Хьюги.

— Ты выглядел так, будто вот-вот выкинешь какую-нибудь глупость, и я не сдержался.

— Это всего лишь дневник, — равнодушно пожал плечами Куроко.

Обиды за тот случай Фантом действительно не держал. Срочное собрание Закклая, Трост, Мидорима, свалившаяся как снег на голову Момои — всё происходило слишком быстро, и о несерьёзной ссоре по пути в Стохес Куроко забыл. Они с Кагами часто препирались, стычки по большей части были безобидными и сами сходили на нет. Причиной того был не злопамятный, отходчивый Тайга и в принципе равнодушный к шпилькам в свой адрес Куроко.

Заступов за границу личного пространства он, впрочем, не терпел, но если и был вне Тейко человек, которому подобное простить можно, то это Кагами — о прочитанном дневнике Куроко не беспокоился. Напротив, это избавляло его от необходимости исповедоваться вслух.

— Ты помнишь, наверное, что сразу после окончания училища, мы с Тацуей выбрали Военную полицию.

Куроко недоумённо моргнул и кивнул. Потом понял, что тот всё ещё на него не смотрит и хрипло проговорил:

— Да. Ты нас немало удивил.

Тайга негромко хмыкнул и, прикрыв глаза, запрокинул голову.

— Мы мечтали о Разведкорпусе. Но семья Алекс бедствовала в Подземном городе. Она вырастила нас, и как бы нам не хотелось присоединиться к разведчикам сразу, отмахнуться от оставшейся в трущобах Алекс мы не могли. Эрвин бы никогда не позволил нам вмешиваться в дела Гарнизона. Разведкорпус и без того не пользовался у городских властей популярностью, а подавляющее большинство местных военных было в сговоре с бандитам. Единственной организацией, способной хоть как-нибудь повлиять на происходящее в Подземном городе, была Лейб-гвардия короля.

Кагами подцепил болтающуюся на поясе фляжку, бессознательно открутил крышку и так же быстро закрутил обратно.

— Алекс мы вытащили быстро, а вот так же скоро разобраться с преступниками не вышло. На то, чтобы полностью очистить улицы города от бандитов, ушёл год. О падении Марии мы узнали вместе с Эрвином, когда подавали прошение о переводе. После трагедии в Шиганшине Разведкорпус поделили на шесть частей, и мы оказались в разных отрядах.

Спор Тэппэя и Хьюги набирал обороты, Шун весело подтрунивал над однокашниками, а Коганей громко смеялся над особенно нелепыми выпадами друзей.

— Теперь у Тацуи есть Йосен, у меня — Сейрин. У нас у каждого свой отряд, но я прекрасно понимаю разницу. С семьёй так просто не расстаются. — Рассеянно улыбаясь, Кагами кивнул Куроко на разошедшихся в разные стороны старших и снисходительно покачал головой. — Так что вы, ребята, слишком много думаете.

Услышав знакомые слова, Тэцуя невольно натянул поводья и отстал. Кагами не сказал ничего нового, просто повторил то же, что говорил всякий раз, стоило пёстрому первому составу найти повод для ссоры и не разбушеваться, отмахиваясь друг от друга кулаками, а уйти в глухую оборону, разбежавшись по разным краям плаца. Тогда работало безотказно: и без того взбешённый Аоминэ находил новый объект для злости, намертво сцеплялся с веселящимся Тайгой, к ним так или иначе присоединялся неугомонный Кисэ, и в итоге они до изнеможения гоняли друг друга по плацу. Безумство продолжалось до тех пор, пока с тренировочного поля их за уши не вытаскивали Акаши и Мидорима. Куроко к этому моменту посредством еды находил общий язык с Ацуши, и всё снова вставало на круги своя.

Сейчас чуда, разумеется, не произошло, хотя было бы здорово, будь всё так просто. И пусть слова не решали всех проблем, казалось, словно не имеющий за душой никакого подвоха Тайга, неловко повернувшись, разом смахнул с души весь груз тревог и напрасных переживаний: Куроко негромко рассмеялся и, склонив голову, на выдохе произнёс:

— Ты говорил.

— И повторю сколько угодно раз, — радостно улыбнулся Кагами. — Слепому видно, как вы друг друга в толпе ищете. Не валяй дурака.

Тайга пришпорил коня, вмиг догоняя насупившихся Киёши и Хьюгу, схлопотал два подзатыльника разом и первым помчался к Розе.

Чем ближе к Стене они были, тем гуще становился барьер Акаши. Сила Красного командира [3] клубилась в воздухе, будто алая надпись «Не тронь», алые росчерки мерцали, то пропадая совсем, то появляясь вновь, а плотный купол напряжённо пульсировал: пять часов беспрерывного использования не прошли даром и оставалось только догадываться, чего это стоило Сейджуро.

Раззадоренный чужим буйством Фантом прикрыл глаза и потянулся к Стене. Первой, тотчас за воротами, обнаружилась ярко-жёлтая точка — Кайджо как раз собирались сменить их у траншеи. Солнечный огонёк шустро метался из стороны в сторону, словно ему было тесно в теле светловолосого разведчика, то и дело вспыхивал золотистыми фейерверками и искрил на манер неисправной сигнальной ракеты.

Чуть дальше, на южном краю лагеря, вуалью стелился изумрудно-зелёный. Свет покрывал армейские палатки густой зеленью и в отличие от юркого Кисэ совсем не мерцал — горел ровно, бесстрастно, ничем не выдавая мыслей владельца.

У кадетской столовой буйствовал фиолетовый Везувий. Сила лавой вырывалась вертикально вверх и пеплом опускалась на землю. Порошинки сливались воедино и хором возвращались к подножью горы, пока та обманчиво лениво пожирала уже третий ломоть хлеба.

Последний, но самый яркий светил со стены. Иссиня-прозрачный, холодный как мириады далёких звёзд свет, словно шпагами резал сгущающуюся вокруг Аоминэ тьму. Та сверкала тёмным, почти чёрным синим, клубилась вокруг и причудливо шарахалась от острых лучей.

Куроко знал, что стоит ему коснуться истончившегося за полгода сапфирового каната, некогда прочно цеплявшего одного к другому, и Аоминэ почувствует. Вздрогнет, не ожидая прикосновения, или неуютно поведёт плечами, брезгливо сбрасывая коснувшиеся души ладони. Ни удивление, ни злость, ни даже презрение Тэцую не пугали. Больше всего он боялся, что Дайки попросту не обратит внимания. Потому одёрнул потянувшуюся было к канату ладонь и открыл глаза.

Ворота поднимались медленно. Рёта проворно метался из стороны в сторону в унисон со своим огоньком и, в отличие от вспыхнувшего облечением Аоминэ, совсем не пугал.

* * *

Стоило Куроко спешиться и передать поводья подошедшему конюху, как мгновение назад беспокойно отплясывающий возле лошади Кисэ оказался подле него. Многозначительно поиграл бровями, всему Сейрин выдавая свои намерения посекретничать, и что только не подергал за рукав форменной куртки.

Тэцуя вздохнул, оглянулся на Хьюгу и, дождавшись чуть насмешливого кивка, отошёл вместе с Рётой в сторону.

О чём тот так переживал, гадать не нужно было — трещащий алыми искрами воздух, наверняка, заметил каждый из них.

— Где Акаши? — негромко спросил Тэцуя.

— У себя. — Кисэ нервно кивнул на лагерь и неуютно повёл плечами.

Весь налёт беззаботности и нарочитого легкомыслия как водой смыло. Меж светлых бровей залегла глубокая, сосредоточенная морщинка, ладони крепко стиснули лезвия УПМ, и весь он словно посерел. Куроко не знал, выматывает ли его так напряжение Акаши, или же дело в бурлящем негодовании Дайки и безотчётной тревоге Шинтаро, но выглядел Рёта плохо.

— Ещё немного, и этот купол лопнет.

— Мидорима не пытался с ним поговорить?

— Нет. Залез в свою скорлупу и носа наружу не показывает, — с усталым раздражением покачал головой Кисэ. — Правда, сначала рискнул набить морду Аоминэ.

— Что?

— Я не очень понял, что там произошло, но, судя по всему, после того, как вы ушли, Аоминэ ворвался в палатку Ракузана.

— Чёрт. — Тэцуя приложил руку ко лбу, понимая к чему мог привести первый спустя полгода разговор Сейджуро с Дайки, и мысленно отвесил себе подзатыльник за подобную недальновидность: хотя бы попытаться поговорить с обоими нужно было до.

— Ага, — грустно согласился Рёта и помассировал гудящие виски. — Они вроде не ссорились, но сразу после этого купол повис.

— Купол был и до, — механически возразил Куроко.

— А?

— Забудь. Мидорима цел?

— Пострадало разве что его эго, — невесело хмыкнул Кисэ. — Акаши барьер все пять часов держит. Когда тот первый раз замерцал, Мидорима вдруг сорвался с места и бросился на Аоминэ с кулаками. Шипел что-то про непомерное себялюбие и язык из задницы. Теперь сидит, чинит очки, — Рёта огляделся вокруг и склонился ещё ниже. — Сделай с этим что-нибудь.

Куроко переступил с ноги на ногу, с опаской глянув вглубь лагеря, и нерешительно посмотрел светловолосому разведчику в глаза.

— Если он снимет барьер, есть риск, что вы встретитесь с Титанами.

— А если нет, то Титан обнаружится у Ракузана в палатке, — с отчаянием в голосе громко прошептал Кисэ.

— Ты слышал приказ Эрвина.

— Да, и я слишком молод, чтобы умереть. — Рёта обнадёживающе улыбнулся и склонил голову к плечу. — Куроко, мы не знаем, кто держит купол сейчас: наш Акаши или его злобный двойник. Поговори с ним.

Проще сказать, чем сделать. Тэцуя проглотил нервный смешок, отрывисто кивнул и сжал стиснувшую его предплечье ладонь.

— Будь осторожен.

— Как всегда. — Кисэ, заметно повеселев, шутливо отдал честь и снова присоединился к собирающимся у ворот Кайджо.

В своё время Рёте от показавшего зубы Императора досталось едва ли не больше всех. Его нежелание самостоятельно лезть в логово врага и такое же сильное желание от срыва бывшего командира уберечь было вполне оправдано, а искренняя вера в то, что Куроко имеет шанс не просто быть принятым, но и выслушанным, немного льстила. Но как бы то ни было, ни похвальность первого, ни благодарность за второе не могли убедить самого Тэцую в том, что он не будет погнан с порога.

Сейджуро всегда путал сопереживание с жалостью. Беспокойство за себя считал оскорблением, а каждому, кто осмеливался ему посочувствовать, недвусмысленно указывал на дверь.

Куроко это знал и раньше этого боялся.

Сейчас же терять было нечего: однажды его уже прогнали, вряд ли во второй раз будет так же больно. Поэтому Тэцуя увернулся от заприметившей его Сацуки и, не дав себе времени на сомнения, отправился к палатке Ракузана.

* * *

Акаши вспомнил о галдящем вокруг шатра лагере, только когда брезентовая пола, негромко шурша, отодвинулась в сторону. Тонкая полоска света поделила пространство внутри палатки на двое, пыль под Солнцем закружилась, напоминая о том, что он сейчас не в прохладной штаб-квартире Ракузана, а в плавящемся на жаре Тросте, и Сейджуро пришлось сжать сцепленные пальцы плотнее — потревоженный чужим вмешательством купол едва не схлопнулся до крошечных размеров и не спровоцировал так нежелательную сейчас трансформацию.

Непрошенный гость, неслышно ступая по утрамбованной земле, прошмыгнул внутрь шатра и нерешительно замер напротив капрала. Уверенность, с которой тот переступил порог, ярко контрастировала с лихорадочно поблёскивающими глазами, и Акаши живо вообразил себе упрямо ощерившегося Фантома. Тот, отчаянно злясь, всегда шёл напролом, зачастую обнаруживая собственную безоружность лишь тогда, когда отступать было уже некуда. Буксовал на месте, собирая в кулак всю недюжинную храбрость, и с удивительным для себя фанатизмом рвался в бой.

Потрясающая строптивость для кого-то вроде него — видно, долгое время плечом к плечу с Дайки бесследно не прошло.

— Полгода порознь, а мозги по-прежнему одни на двоих, — не открывая глаз, прокомментировал Акаши.

Вспыхнувшая в ответ потаённая злость показалась такой привычной и обыденной, что этим даже слегка напугала. Впору было предугадывать реакцию сегодняшних рядовых, а не радоваться тому, что по-прежнему можешь предсказать ответ старых.

— Убери купол, — сухо потребовал Куроко.

— На благодарность похоже мало. Выйди, Тэцуя. Ты мешаешь.

— Тебе не выдержать двадцатичасовой вахты.

Вспышка глухой злости была ожидаемой. А вот откровенное «ты не сможешь» подействовало как красная тряпка на быка. Акаши скрипнул зубами, мимоходом отмечая, что прибывающий в зачаточном состоянии инстинкт самосохранения у Куроко окончательно сгладился, и, посрамив Аоминэ, рыкнул:

— Ты не знаешь, что я могу.

— Я знаю, чего ты не можешь, — спокойно возразил Куроко. — Если ты сейчас же не снимешь барьер, Кисэ изведётся и подорвётся на снаряде. Если Мидорима поймёт, что ты продолжаешь, он и шагу за Стену не ступит. А если опеку, не дай Бог, почувствует Аоминэ, то дракой дело не обойдётся.

— Всегда знал, что среди вашего балагана рассчитывать можно только на Ацуши.

— Он уже уничтожил двухдневный запас провианта. Акаши, пожалуйста.

Сейджуро пропустил мимо ушей изученную вдоль и поперёк привычку Тэцуи маскировать приказы убедительным «пожалуйста» и открыл глаза.

— Если Кисэ переживает за город, то и он, и все вы можете расслабиться. — Радужка предостерегающе блеснула одинаковым алым и напряжённо вибрирующий купол вдруг словно бы стабилизировался. — Выйди, Тэцуя. Это приказ.

Случись этот разговор полгода назад, призрак развернулся бы ещё после первой настойчивой просьбы покинуть палатку. После жёсткого «это приказ» отдал бы честь и исчез с глаз раньше, чем перешагнул порог. Но время шло, и кто бы мог подумать, что первым из них через собственные страхи и обиды переступит именно Тэцуя.

Фантом невозмутимо пододвинул к себе стул, сел и сложил сцепленные в замок ладони на груди.

— Мы не за город волнуемся, — упрямо и оттого почему-то смешно вздёрнув подбородок, возразил Куроко.

— Так и будешь сидеть здесь? — бледно удивился Акаши.

— Так и буду.

Алый купол засверкал с новой силой, красные всполохи припали к земле, перестав яростно метаться в воздухе, а вышедший за ворота Кисэ, наконец, вздохнул с облегчением. Тэцуя откинулся на спинку неудобного металлического стула и прикрыл глаза.

— Ты держал барьер до того, как к тебе ворвался Аоминэ. Не пытайся показаться хуже, чем ты есть. Не перед нами.

На улице зазвенел колокол, оповещающий о начале обеда, и в следующее мгновение все звуки пропали. За Розой искрил ярко-жёлтый огонёк, на противоположном конце лагеря туманом стелилась изумрудная зелень, а фиолетовый столп кипящей лавы по-прежнему буйствовал возле столовой. Иссиня-прозрачный, слепящий клубок света пульсировал со Стены, а блёклое, почти прозрачное голубое сияние ненавязчиво озаряло тьму шатра.

Не увидишь, пока глаза не закроешь. Акаши тонко улыбнулся и глубоко вздохнул.

— Ты зеркало моих ошибок, Тэцуя.

— Не мели чепухи.

_________________________________

[1] — имеется в виду Строй дальнего обнаружения. Почитать о нём можно здесь: http://ru.shingekinokyojin.wikia.com/wiki/Разведкорпус

[2] — Лейб-гвардия = Военная Полиция

[3] — здесь и далее отсылка к толкованию имён героев Куробаса: https://vk.com/pino_cchiofb?w=wall-116974112_28%2Fall

1. Les Friction — String Theory (Instrumental): https://vk.com/pino_cchiofb?w=wall-116974112_67%2Fall

_________________________________

Тогда

Куроко стоял возле койки и бездумно разглядывал несобранный вещмешок. Шадис отдал распоряжение сегодня утром, на плацу, перед всем кадетским составом. Громкое довольство подхватившего его под руки Аоминэ и радостный танец буйного Кисэ не дали времени подумать — Тэцуя захлёбывался преумноженным во сто крат собственным восторгом и предательски широко улыбался, думая о том, что вот оно, вот! Он наконец в первом составе, выше листвы исполинских деревьев и быстрее парящих в воздухе птиц. Прыгал по плацу вместе со светящимся Рётой, пока еле заметно усмехающийся инструктор не рявкнул на разошедшихся кадетов, хватался за руку Шигехиро и не думал, что на самом деле означает его перевод в первый состав.

А означал он Тейко — элитный отряд Разведкорпуса, узкий круг избранных разведчиков в Строю. Огивара же так и остался в составе вторых. Его при распределении отправят в один из передовых отрядов и ему придётся карабкаться вверх по карьерной лестнице, цепляясь за спины убитых Титанов, и каждую секунду бороться не столько за собственную жизнь, сколько за повозки с провиантом и целостность элитного отряда.

Радость схлынула, оставив после себя выброшенные на берег ракушки да стремительно светлеющий мокрый песок, и на смену ей пришло пугающее смятение.

Куроко поступал в Кадетское училище из-за Огивары. Он тянулся за ним, как телега за слишком бойко скачущей лошадью, проклинал каждое мгновение мучительных тренировок, щурился на палящее солнце, смаргивал ледяной дождь, счищал с сапогов грязь и в тайне надеялся, что вот ещё немного и Шадис выставит его вон. Скажет, что таким, как он, среди разведчиков не место, быть может, подскажет, кто из врачей или аптекарей согласится взять его в ученики и позволит хотя бы иногда видеться с Шигехиро. Он стыдился трусливых мыслей, но избавиться от них не мог — накручивал себя день ото дня всё сильней, тренировался спустя рукава и… И однажды повис вверх тормашками в самом неподходящем месте.

Аоминэ тогда рывком поднял его на ноги, а затем так же резко, без лишних церемоний ворвался в его мир. Открыл дверь с ноги, зажёг все факелы разом и помчался вперёд, то и дело подстёгивая чёрт знает откуда взявшийся азарт Тэцуи. Он привёл за собой ещё троих новых людей и, сам того не зная, вернул ему брата. Снял с него тянущий к земле груз и показал, каково оно — летать.

В какой-то момент чужое «хочу» стало своим.

И теперь, когда с одной стороны оставался Шигехиро, а с другой его ждал переливающийся всеми оттенками радуги Тейко, Куроко испугался. Выбери он первое, и о пьянящей эйфории победы можно будет забыть. Аоминэ больше не будет мелькать впереди, хищно скалясь и выписывая в воздухе немыслимые для человека виражи. Не ударит кулаком о кулак, отмечая очередной успех, не будет яростно отрыкиваться от вьющегося рядом Кисэ, бить того по рукам, что ежесекундно тянутся к его Тени, и то и дело беззлобно подначивать качающего головой Акаши.

Сам Рёта больше никогда не повиснет у него шее, не толкнёт в плечо и не запрыгает радостно вокруг, добиваясь не то похвалы, не то и без того изобилующего внимания. Над ухом перестанет угрюмо нудить Мидорима: не будет ни смешных астрологических прогнозов, ни ворчливого беспокойства, ни едких комментариев. Мурасакибара не поделится потом и кровью добытыми сливками и не позволит спрятаться за широкой спиной от фонтанирующего радостью Кисэ. Сейджуро, возможно, больше никогда и не взглянет на него. Не так, как сейчас, с потаённой улыбкой и признанием в алых глазах, а вовсе.

Он потеряет их всех. Они не станут ждать.

Выбери он второе, и о том, чтобы примириться с собственной совестью можно будет даже не мечтать. Он не сможет не оглядываться на Огивару, не сможет избавиться от мысли, что каждый встреченный передовиками Гигант занесёт лапу именно над его головой, и будет стыдиться того, что ему в Тейко хорошо. Он будет жить в семье, но не будет знать, имеет ли он на это право.

Выбрав Шигехиро, он предаст себя. Выбрав Тейко — предаст Огивару. Выбор был между тем, чтобы поступить как хочется и как правильно. За неспособность сделать его, Тэцуя начинал себя ненавидеть.

— Ты всё ещё не собрался? — Шигехиро с размаха плюхнулся на кровать, вытянул длинные ноги и забросил в рот орех.

— Я откажусь, — растерянно оглядев разбросанные вещи, проговорил Куроко.

— Что? — Огивара резко выпрямился и неверяще уставился на лучшего друга.

— Я не перейду в первый состав, — твёрже повторил Куроко. — В противном случае нас распределят в разные отряды, а я не хочу сражаться без тебя.

Тэцуя отбросил в сторону форменный пиджак, что машинально сжимал в кулаке, и решительно обернулся к выходу из казармы.

— А ну стой! — Огивара подскочил с кровати и, схватив его за локоть, дёрнул. — Какого чёрта? Ты хоть понимаешь, от чего отказываешься?

— Я хорошо понимаю, что я получаю взамен.

— Да ничего подобного! — Карие глаза Шигехиро полыхнули такой яростью, что Куроко отшатнулся; заглянул ему в глаза и понял: тот действительно очень и очень зол.

Зол настолько, что от сжавших локоть пальцев наверняка останутся синяки.

— Почему ты злишься? — не понял он. — Я же говорю, я останусь во втором, чтобы нас распределили…

— Ты перейдёшь в первый, — отрезал Шигехиро. — И тебя распределят в Тейко, вместе с остальными пятью. А если ты сейчас ещё раз заикнёшься о том, чтобы остаться среди передовиков из-за меня, мы подерёмся. И поверь мне, — Огивара разжал пальцы и отступил, — я выиграю.

— Я не…

— Тэцуя! — с какой-то хрупкой улыбкой на губах, перебил его Шигехиро. — Не валяй дурака: ты пришёл сюда за мной, но остался не поэтому. Ты же хочешь пойти вместе с ними, я не слепой. И как бы плохо ты обо мне сейчас не думал, я не стану ставить тебе ультиматумов: выбрав их, ты не потеряешь меня.

— Но я окажусь на другом конце Строя, — возразил Куроко, — и случись что…

— Случись что — ты мне не поможешь. А возвратившись с вылазки мы будем в разных отрядах, но в одном Разведкорпусе.

Он отошёл от него, раскрыл вещмешок пошире и небрежно покидал в рюкзак разбросанные вещи. Неловко замер на несколько секунд, устало потёр переносицу и, со смешком выдохнув, снова сел на койку.

— К тому же, если ты откажешься, ты потянешь за собой Аоминэ, Момои и Кисэ. Обидно будет, если Тейко останется без них.

— То есть, — опасно тихим голосом отозвался Куроко, — в том, что Аоминэ пойдёт за мной ты не сомневаешься. А в то, что я могу хотеть того же для себя, ты не веришь.

— Нет,— мягко возразил Огивара. — Я просто знаю, что есть то, чего ты можешь хотеть сильнее, но о чём боишься попросить, считая себя не в праве получить желаемое из-за моей предполагаемой обиды.

— Тогда почему ты выглядишь так, словно не рад моему переводу? — задал мучавший его с утра вопрос Тэцуя.

В том, что преподнесённая Шадисом новость друга не обрадовала, Куроко не сомневался.

Аоминэ и в одиночку занимал места куда больше, чем мог даже при своём немалом росте, шуму поднимал за троих и отвоёвывал столько места в жизни Куроко, сколько никто другой даже не рискнул бы. Дайки брал без спросу. Если к нему присоединялся Кисэ, Тэцуе казалось, что из-за них он переставал слышать свои собственные мысли. Когда утром на плацу вокруг него закружился сине-жёлтый радостный вихрь, он потерял из виду Шигехиро, но дело было не только в шумных Дайки и Рёте — дело было в том, что Огивара вопреки самому себе не попытался выдернуть Куроко из собственнических лап Аоминэ.

Как поступал всякий раз, стоило Дайки забыть, что он в жизни Тэцуи не единственный друг.

— Я рад, — покачал головой Огивара.

— Тогда в чём дело?

— В том, что если ты отстанешь, они не станут ждать.

Злость, как и радость несколькими мгновениями раньше, схлынула волной, оставив после себя пахучую тину и потоптанные ракушки. Тэцуя мог бы сказать, что они лучше, чем Шигехиро думает, и что озвученное им не делает их плохими. Он мог бы сказать, что не позволит себе отстать.

Но правда была в том, что Тэцуя мало чем от них отличался. Победа ради возможности обернуться на проигравшего, подспудная уверенность в самом себе и своём превосходстве — ему понравился этот вкус.

Если однажды пятеро лучших из первого состава обернутся на него, он поймёт.

Сейчас

Кадетская столовая во все времена привлекала толпы вечно голодных бойцов вкусными запахами тушёных овощей и редким, но безумно аппетитным ароматом прожаренного мяса. Иногда, когда добрые поварихи были в особенно хорошем расположении духа, они радовали не шибко балованных кадетов сладким душистым хлебом и посыпанными сахарной пудрой булочками. Небывалая роскошь среди солдат — заваленные выпечкой столы пустели в считанные минуты.

С тех пор как пала Мария, запасы муки и мяса заметно истощали. Редко какая кухня могла похвастаться хотя бы потрохами или чёрным хлебом, но армии в отношении провианта повезло больше, чем обычному городскому населению. Военных кормили не роскошно, но хорошо, и расщедрившиеся дородные кухарки, решив порадовать развернувший лагерь Разведкорпус, готовили не скупясь и вкусно — на столах в обед всегда было мясо, а на завтрак, поторопившись и не проспав, можно было ухватить пышную булочку.

Обычно. Сейчас шансы на успех были крайне малы.

Вокруг усевшихся за тяжёлым деревянным столом Мурасакибары и Химуро образовалась глухая, мёртвая зона. Часть столов, из-за прибывшего Разведкорпуса пришлось поставить на улице, и теперь те из кадетов, что не поместились в помещении, вынуждены были есть стоя. Занять соседние с Ацуши столы никто из них не рисковал. Хорошо знающие обжору из Йосена разведчики добродушно посмеивались над струхнувшими кадетами, но и свои тарелки ставили подальше — о том, что руки у парня длинные, те знали не понаслышке.

Перед самим же Ацуши на тарелке лежало горячее жаркое, щедрый ломоть хлеба и невесть откуда взявшаяся и чудом уцелевшая утренняя сдоба. Позади тарелки стоял высокий стакан со сливками и аппетитно блестело красным брюхом спелое яблоко.

Мурасакибара коротко вздохнул, взял его и, недолго подумав, протянул еле заметно улыбающемуся Химуро.

— Спасибо, я наелся, — благодарно покачал головой Тацуя.

Ацуши с сомнением посмотрел на яблоко, затем на напарника так, словно отказ от такого предложения сам по себе не нормален и не может классифицироваться как разумный, положил фрукт обратно на стол и, ещё раз вздохнув, принялся за еду.

Мурасакибара ел быстро, не слишком аккуратно, но с большим аппетитом. Для человека брезгливого процесс превращался в пытку — в своё время Мидорима едва ли не отказывался есть с ним за одним столом и не раз ссорился с Ацуши из-за его манеры не закрывать рот и пачкать всё пространство вокруг себя крошками. Он чавкал и говорил с набитым ртом, но, говоря откровенно, как бы там Шинтаро не ворчал, увлечённый едой Мурасакибара больше умилял, чем раздражал.

Если же вдруг содержимое тарелки исчезало медленно, а сам Ацуши брал ложку в рот реже, чем моргал, то либо еда оказалась недостаточно вкусной (и вот это действительно страшно), либо нечто мучало его сильнее, чем голод (и Тацуя не брался судить, что страшнее).

— Невкусно? — удивился Химуро.

Мурасакибара покосился вглубь лагеря, повозил ложкой по тарелке и, откусив от куска хлеба, спросил:

— Муро-чин, а если бы Кагами попросил тебя уйти, но на самом деле этого бы не хотел, что бы ты сделал?

Химуро проследил за взглядом напарника и осторожно ответил:

— Не ушёл бы.

Ацуши задумчиво прожевал похрустывающую корочку и покрутил покусанный ломоть в руке.

— А если бы он возненавидел тебя, реши ты остаться?

— Мы говорим о Тайге? — уточнил Химуро.

Мурасакибара раздражённо глянул на напарника, недовольный тем, что правила навязанной им игры пытаются переписать, и снова принялся за хлеб.

— О нём.

— Тогда вопрос не имеет смысла, — не обратив внимания на вспышку негодования, просто ответил Тацуя. — Из Тайги плохой притворщик, да и ненависть не в его натуре, — подался вперёд и отодвинул мешающий стакан в сторону. — Что происходит?

Мурасакибара проводил взглядом сливки и обманчиво лениво поднялся из-за стола. Переступил через скамейку, заставив двух зазевавшихся кадетов испуганно вздрогнуть, и небрежно отмахнулся.

— Кто-то пустил Момо-чин на кухню — отвратительное жаркое.

Утренняя булочка и румяное яблоко исчезли в глубоких карманах форменного пиджака. В последний раз покосившись на полный стакан сливок, Ацуши повернулся к растерянному Химуро спиной и пошёл обратно к шатру Йосена.

Еда на вкус была обычной. Такой же, как всегда. Ещё вчера вечером Мурасакибара наворачивал тарелку за тарелкой, всем своим видом вознося кухаркам хвалу. А сливки… Химуро сделал небольшой глоток и тут же поморщился от приторной сладости — на дне стакана медленно таял сахар.

Сливки Ацуши никогда не любил. В так и не тронутом стакане не было ничего удивительного.

* * *

Больше всего Аоминэ не любил дежурить на Стене. Об этом все знали, поэтому дозорная площадка была хорошим укромным местом для размышлений — здесь не станут искать.

Хотя, положа руку на сердце, в своём желании зарыться в песок он был не совсем честен: Сацуки и Тэцуя прекрасно знали, куда он сбегал, желая спрятаться. И если на Куроко сейчас рассчитывать он не смел, то в глубине души был бы даже рад, вздумай Момои подняться наверх — распутать колючий клубок за грудиной возможным не представлялось, но вот отвлечься хоть на что-нибудь он ещё мог попытаться.

Он знал, о чём просит, когда требовал у Акаши защитить Куроко, и прекрасно понимал, чем это может обернуться для Сейджуро. Будь бывший командир на самом деле так плох, он бы ни за что не стал настаивать. Вышел бы за Стену сам и контролировал то, что не может контролировать издалека, в непосредственной близости. Но Акаши держал себя в руках — Аоминэ хорошо помнил, как выглядит его точка невозврата, оттого пошатнувшийся в первый раз купол, как и налетевший с кулаками Мидорима, скорее удивил, чем напугал.

Алый барьер дрожал и еле слышно звенел от напряжения, Шинтаро кипел от злости, а Дайки давно искал выход полгода копившемуся в груди негодованию. Рука сама взлетела в воздух, скользнула по скуле снайпера и сбила с лица очки. Громкий оклик Сацуки, вцепившийся в предплечья Кисэ, острый как бритва взгляд подслеповатых зелёных глаз.

Легче не стало. Аоминэ скривил губы в усмешке, отвернулся и потёр горящие от удара костяшки пальцев. Кровоподтёк на лице Мидоримы зажил раньше, чем успел побагроветь, Рёта что-то кричал ему вслед, а он, сделав петлю вокруг лагеря, прихватил УПМ и поднялся на Стену.

Вскоре в Трост вернулся Сейрин, Небую и Мияджи на посту сменили Такао и Окамура, но погнать его прочь никто из разведчиков так и не рискнул.

Теперь он стоял чуть поодаль от дозорных, точно над воротами. Буравил взглядом удаляющуюся прочь светловолосую макушку Кисэ, методично ковырял сколотый угол парапета и угрюмо улыбался, слыша тщетные попытки Казунари подкрасться незаметно.

— Тебя бы даже старик Верман засёк, — покосившись за плечо, проговорил он.

— Он глухой на одно ухо! — искренне возмутился Такао.

— Я это учёл, — осклабился Дайки. — Что надо?

Ястреб отряда Шутоку как ни в чём не бывало облокотился о парапет рядом с Аоминэ и улыбнулся одним уголком губ. Напускная обида исчезла так же быстро, как появилась. Угадывалось пусть непродолжительное, но хорошее знакомство с Мидоримой — бодро отбиваться от не всегда безобидных подколок тот явно привык и на откровенное хамство не реагировал.

— Пришёл сказать, что зря ты так.

— Как раз переживал о твоём мнении на этот счёт.

— Шин не собирался…

— Да, давай, расскажи мне, какой Мидорима на самом деле, — протянул Аоминэ и, отойдя от парапета, повернулся к нему лицом. — Какого хера тебе от меня надо?

Такао покосился на Дайки, коротко покачал головой и, не слишком испугавшись закипающей в тёмно-синих глазах ярости, склочно поинтересовался:

— Знаешь, какой слух гуляет по Разведкорпусу? Говорят, что на одной из последних перед падением Марии вылазок ты ослушался приказа и отделился от отряда. — Повернулся к застывшему Аоминэ лицом и невозмутимо продолжил: — Из-за этого чуть не погибли Куроко и Кисэ.

Взгляд Аоминэ с каждым словом словно остывал на страшный градус. Он весь подобрался, стиснул ладони на рукоятях лезвий и тихо, на грани утробного рыка спросил:

— Что ещё говорят?

— Что ваш командир после этого повредился рассудком, — словно не почувствовав угрозы, продолжил Такао. Под побелевшими пальцами Дайки щёлкнул спусковой крючок, и Ястреб глянул на показавшиеся из ножен лезвия. — А когда во время падения Марии ваш маленький Фантом бросился на подмогу Огиваре, вы не тронулись с места, оставив храброго Шигехиро подыхать. Ну и шуму же тогда бы…

Такао захрипел, двумя руками вцепившись в схватившую его за горло ладонь, и испуганно покосился на разверзнувшуюся под собой пропасть. Аоминэ в долю секунды преодолел разделявшее их расстояние, схватил за горло и перекинул через невысокий, каменный парапет. Ас отряда Тейко хлестал яростью, как кнутом, выглядел, как человек, начисто попрощавшийся со здравым рассудком, и, казалось, вполне готов был разжать стальную хватку и отправить зарвавшегося Казунари в свободное падение прямо за Стену.

Ястреб прохрипел что-то невразумительное и, на его счастье, Окамура напарника наконец услышал.

— Эй! Аоминэ, какого чёрта? — Кеничи вырос возле повздоривших разведчиков как огромная гора, схватил Дайки за плечо и дёрнул. Тот не поддался. — Перестань сейчас же, рядовой!

Меж презрительно искривлённых губ мелькнули острые, белые зубы. Дайки с небрежной лёгкостью закинул неудавшегося парламентёра обратно на Стену и брезгливо стряхнул с себя лапы Окамуры.

— Пошёл вон со Стены, пока я не доложил Имаёши, — звенящим от гнева голосом предупредил командир Йосена и беспокойно оглядел закашлявшегося Такао

— Да хоть Смиту, — сплюнул Дайки и, дёрнув плечом, развернулся к лестнице.

Тяжело ступая прошёл несколько шагов и шумно втянул в себя воздух, стараясь угомонить разбушевавшуюся тьму: Титан на Стене сейчас был бы весьма некстати.

— Когда я сказал то же самое Шину, — нагнал его хриплый, но почему-то довольный голос Казунари, — он сломал мне нос. Так что зря ты так.

Окамура перевёл недоумевающий, возмущённый взгляд с одного на другого, а Аоминэ притормозил у самого лестничного пролёта. По скулам яростно ходили желваки, тёмные глаза сверкали, едва ли с потрохами не выдавая всю нечеловеческую сущность лучшего из разведчиков, а стиснутые на мечах ладони нехотя, будто против воли владельца разжались.

— Поверь мне, парень, Мидориме защитники не нужны, — насильно погасив полыхающих гнев, сипло отозвался Аоминэ. — И заруби себе на носу…

Низкий голос потонул в оглушительном грохоте. Дайки только и увидел, как взрывная волна вновь перекинула всё ещё слегка дезориентированного Такао через парапет, а неуспевшего среагировать Кеничи отбросила на добрый десяток метров назад. Самому Аоминэ на ногах удержаться помогло лишь звериное чутьё, мгновением ранее предупредившее его об опасности. С тем, кто горячим паром дышал ему в затылок, Дайки был хорошо знаком, но поворачиваться не стал.

Окамура ошарашено пялился на разогнувшегося в полный, исполинский рост Титана за спиной Аоминэ. Внизу, за Стеной, испуганно кричали заметившие беду горожане. Из палатки Ракузана одновременно выбежали Куроко и Акаши. Мидорима медленно отложил перо и вышел из шатра. Кисэ натянул поводья и развернул лошадь обратно к Розе, а Ацуши спрятал вытащенное было яблоко обратно в карман.

Всё это яркими вспышками взрывалось на периферии сознания в тот самый миг, когда Дайки, припавший перед взрывом к холодному камню, одним мощным прыжком перемахнул через парапет и, не оборачиваясь на Гиганта, выпустил тросы. Бессознательный Такао стремительно приближался к земле, неловко крутясь в воздухе, и на размышления оставалась проклятая секунда — либо Аоминэ даст ему разбиться о землю, либо переломит ему хребет, попытавшись поймать.

Небольшой выбор, и — чёрт бы побрал Мидориму и его болтливого птенца — Момои его убьёт.

Тросы смотались так быстро, что из привода повалил дым. Аоминэ оттолкнулся от стены что есть силы, и в то самое мгновение, как он поравнялся с раздражающе немощным Казунари, он перехватил парня вокруг грудной клетки и сгруппировался так, чтобы самому удариться спиной о Землю.

Одной рукой выпустил тросы и прикрыл глаза.

Хорошо, что по эту сторону их никто не мог увидеть. Как протестующе затрещал позвоночник, когда натянулись стальные канаты, как щёлкнуло несколько шейных позвонков и с каким тошнотворным звуком из сустава вышла бедренная кость, Дайки слышал.

Глаза на мгновение заволокла кровавая пелена, тело взорвалось болью, и перед тем, как ненадолго потерять сознание, Аоминэ мысленно пообещал себе сломать Ястребу Шутоку нос ещё раз. Просто так. Чтобы тот больше не вздумал падать со Стен у него на глазах. Отточенные рефлексы помогли вовремя свернуть тросы. Боли от соприкосновения с твёрдой землёй он уже не почувствовал.

Да, хорошо, что их никто не видел. Трудно будет потом объяснять, как конкретно он выжил после такого падения.

Над Розой Колосс выдыхал облака раскалённого пара. За Розой беспокойно заструилось яркое, ослепительное голубое сияние.

Тогда

По опушке Леса гигантских деревьев, облюбованной первым составом для совместных посиделок, гулял прохладный, осенний ветер. Пламя костра дрожало на ветру, то и дело выдыхая снопы искр, закатное солнце окрашивало озерную гладь, стремительно желтеющую листву и серый камень Стены в оранжево-красный, а высокие кроны деревьев, казалось, сплетались тонкими прутьями воедино и беспокойно перешёптывались, чувствуя скорые холода.

Чуть поодаль, меж толстых стволов шумел ручей. Куроко проверил, надёжно ли закрутил все фляжки, прикоснулся влажными, холодными руками к щекам, гоня прочь навеянную свежим воздухом и долгой прогулкой на УПМ сонливость, и, с улыбкой оглядев знакомый пейзаж, направился обратно к опушке.

Сегодня был их последний день в качестве кадетов. Уже завтра утром должна была состояться церемония распределения по организациям, на плацу, там, где они каждое утро и вечер наматывали по десять кругов плюс штрафные. Пока они тайком, после отбоя выбирались из палатки, Тэцуя краем глаза заметил, что возле турников уже установили трибуну, а позади неё — три флагштока с опущенными флагами Военной Полиции, Разведкорпуса и Гарнизона.

Час Икс приближался неумолимо. Если всю неделю до Куроко нервно колупал нашивки Кадетского училища и мысленно представлял себе вместо них гордое знамя разведчиков на спине, то сейчас, когда до торжественного «клянусь» оставались считанные часы, на него неожиданно нахлынуло поразительное спокойствие. Быть может, дело было в их решении всё же полетать напоследок по Лесу. Они не единожды сбегали после отбоя, но то ли причина была в зарождающемся чувстве вседозволенности, то ли в голову ударила мысль о том, что ещё немного и они выйдут за Стену, но в этот раз всё ощущалось острее. Никогда ещё ремни УПМ не казались такими удобными, а сам механизм — почти невесомым. Ещё ни разу Тэцуе не удавалось так просто взлететь. Впервые он огибал один могучий ствол за другим с такой ошеломляющей лёгкостью и зависал в воздухе, наверное, на целую вечность. Небо казалось роднее земли, умиротворение теплом разливалось по грудной клетке, кончики пальцев покалывало от нетерпения, а дыхание перехватывало, стоило только вообразить, как он сожмёт кулак напротив сердца и сделает шаг к крылатым.

То, что однажды пылко, но малопонятно для того, кто ни разу подобного не испытывал, попытался объяснить Аоминэ, стало ясно как день. Предвкушение и ещё не страх, но уже предчувствие свободы — Тэцуя склонил голову, пряча короткую, слишком откровенную для себя улыбку, и вышел на опушку.

— …соплежуй!

— Да пошёл ты!.. — в сердцах выдохнул Кисэ, и весь благодушный настрой Куроко как водой смыло.

Разъярённый Рёта, едва ли его заметив, промчался мимо. В следующее мгновение воздух разрезали тросы УПМ, и тот скрылся в листве, каким-то чудом не задев ни одной ветки.

Тэцуя обернулся на замолчавших у костра друзей, и по одному только виду Дайки понял, кто виновник разгоревшийся ссоры.

— Что случилось? — негромко спросил он, сгружая фляжки на раскинутый по траве плащ.

Мурасакибара жевал сухую травинку, а Мидорима сверлил угрюмым взглядом напряжённую спину Аоминэ. Куроко в достаточной мере их знал, чтобы понимать: от самого Дайки он ответа не дождётся (во всяком случае не при всех). Шинтаро предвзято относился ко всяким межличностным разборкам, которые, на его взгляд, не имели под собой достаточных оснований и являлись плодом вспыльчивой натуры, в данном случае, обоих спорщиков, а Ацуши попросту поленится объяснить. Поэтому вопрос он задавал целенаправленно Акаши.

Тот сидел на поваленном дереве, вытянув ноги и скрестив руки на груди, но разозлённым не выглядел. Последнее было и плохо, и хорошо. Плохо, потому как пустяковый спор, несомненно, его бы взбесил. А раз тот таковым не был, то Аоминэ ляпнул что-то непоправимое. Хорошо, потому как злой Сейджуро — это по определению плохо. С другой стороны, к этому они по воле судьбы привыкли. Как же быть с по-настоящему расстроенным Рётой, Тэцуя не имел ни малейшего понятия.

— Когда Рёта поступал в училище, он хотел в Лейб-гвардию, — ответил Акаши и поднялся.

…Вот оно что.

Тэцуя перевёл взгляд на пинающего камешки Аоминэ и тихонько вздохнул. Ему не нужно было уточнять, хочет ли Кисэ по-прежнему в Полицию и стоит ли ему ожидать, что завтра тот встанет не под тот флаг. Это, вообще говоря, никому бы переспрашивать не пришлось, но Куроко мог себе представить, как на подобное отреагировал Аоминэ, и искренне надеялся, что до обвинений в трусости не дошло.

Что вряд ли, учитывая, с какой скоростью сбежал Рёта. Перспектива мирно провести сегодняшнюю ночь и завтра рука об руку вступить в Разведкорпус неожиданно показалась необычайно далёкой.

— Возвращайтесь в казарму, — скомандовал Сейджуро, закрепив УПМ. — Мы с Рётой вас догоним.

Мидорима залил костёр водой и, пнув гигантский сапог Ацуши, потянул того вслед за собой. Аоминэ устройство пространственного маневрирования так и не снимал — выругался себе под нос, и в следующий миг поднялся в воздух. Перед тем как скрыться в Лесу, скользнул взглядом по Куроко, и тот еле заметно кивнул.

— Тэцуя. — Акаши придержал его за локоть. — Не задерживайтесь.

— И вы.

Куроко мысленно порадовался тому, что дозаправил баллоны перед вылетом, и выпустил тросы. Может быть, оно и хорошо, что поссорились они сегодня. У них было ещё несколько часов, чтобы оставить все разногласия за порогом. В несколько широких бросков нагнав не особенно спешащего Дайки, Фантом выпрыгнул особенно высоко, за верхушки деревьев, и широко распахнул глаза.

Солнце, напоследок полыхнув ярко-алым, скрылось за горизонтом.

* * *

Кисэ ненавидел ссориться. Не с кем-то конкретным, а вообще, но если бы его спросили, кто из отряда был самым нежелательным объектом для ругани, Рёта бы, несомненно, назвал Аоминэ.

Когда дело доходило до споров на личные темы, Дайки был самым непрошибаемым куском дерьма из них всех. Общаться с ним было легко и трудно одновременно, потому что никогда нельзя было быть абсолютно уверенным в том, что из сказанного тобой попадёт по воображаемому спусковому крючку. Зато в том, что в ответ достанутся самые ядовитые плоды импровизации вышедшего из себя аса сомневаться точно не приходилось.

Так и сейчас. Стоило Аоминэ услышать из уст Рёты «я» и «Лейб-гвардия» в одном предложении, как всякие мелочи вроде «раньше хотел» и «до вас» остались неуслышанными, а правда-матка, как она есть, полилась из матерящегося рога изобилия под смертоносным напором.

Глаза тут же противно защипало.

Кисэ не помнил, когда он плакал в последний раз (и плакал ли вообще хоть когда-нибудь в сознательном возрасте), но разреветься прямо там, на глазах у товарищей позволить себе не мог. Взлетел прямо с опушки, едва не расшибив мгновением ранее щедро оплёванную Аоминэ «смазливую морду» о выросший из воздуха дуб, и по знакомым воздушным тропам умчался в южную чащу.

Теперь сидел на толстой ветви покорёженной ели, свесив одну ногу вниз, и тоскливо буравил взглядом сгущающиеся сумерки. Обида гнала прочь до тех, пока он не перестал узнавать пейзаж, а уходить так далеко он не планировал. Хотелось, чтобы кто-нибудь его всё же догнал, если не утешения ради, так хотя бы ради возможности спросить: они все так думают?

Потому что если да, то Военная полиция — решение не такое уж и глупое.

— Мне казалось, ты умнее.

Ветка, на которую приземлился Акаши, даже не дрогнула.

— А мне казалось, что мы неплохо друг друга знаем, — буркнул Рёта. — Какого чёрта это было?

— Дайки услышал то, чего слышать не хотел, и не постеснялся по этому поводу высказаться. Как и всегда, просто в этот раз тебе не повезло оказаться тем человеком, что вывел его из себя.

— Вывел из себя? — Кисэ возмущённо обернулся и беспомощно всплеснул руками. — Я сказал, что хотел вступить в Лейб-гвардию, и что бы он там не думал в своей безумной голове, это нормально желание, ведь не каждый кадет спит и видит, как бы выскочить за Стены и сдохнуть под лапой первого же попавшегося Титана!

— Хорошо, что ты не сказал этого ему, — с бледной улыбкой на губах прокомментировал Сейджуро и прислонился к поросшему мхом стволу.

— Действительно, — зло согласился Рёта. — Надо думать, в этом случае одними обвинениями в трусости он бы не ограничился.

— Предположу, что Дайки от слов быстро бы перешёл к делу, — спокойно прикинул Акаши. — Перестань себя изводить, ты же хорошо его знаешь: он редко повышает голос, а промолчи он — было бы куда хуже.

Кисэ уткнулся подбородком в коленку и снова уставился на едва видную под ногами размытую тропу.

— Знаю.

— Тогда в чём проблема?

Опустившаяся на лес ночь скрыла вспыхнувший на щеках завтрашнего разведчика румянец.

— Вы все так думаете? Что я бы смог выбрать Лейб-гвардию сейчас. После… — Рёта неопределённо повёл рукой. — После вас.

— Рёта, — позвал его Акаши, и тот тут же обернулся, до того необычной показалась ему новая интонация будущего командира. — Выбранные мною разведчики остаются со мной.

«Гордость», — понял Кисэ. Вот что было в его глазах и голосе.

— Обещаешь?

— Обещаю.

А «вы» — интересная замена «всему».

Сейчас

— …самодовольная скотина!.. Ну же!.. Посмеешь сдохнуть — на том свете найду и заново грохну!

На испуганные вопли Рёты голова привычно отозвалась раздражающим гулом. Шейные позвонки хрустнули, вставая на место, ноги непроизвольно дёрнулись, вновь обретая чувствительность, а секундой ранее сломанная рука безошибочно нашла лохматую светловолосую макушку и не слишком нежно сжала непослушные вихры на затылке.

— Захлопнись.

— Ублюдок!.. — выдохнул Кисэ и, судя по звуку, поднялся с травы.

Веки пришлось поднять. Яркий солнечный свет больно резанул по глазам, вместе с этой болью вернулись все звуки, и Дайки тут же проклял необычайно острый слух. За Розой были слышны крики сотни голосов, а вдалеке угадывался знакомый грохот — так гигантские лапы Титанов топочут по земле. Аоминэ резко сел, едва ли поморщившись от неприятно хрустнувшего позвоночника, и мрачно оглядел пробитую в Стене дыру. Пыль ещё не осела.

— Сколько я провалялся?

— Минуты две, — угрюмо ответил Рёта и протянул ему руку.

Проигнорировав протянутую ладонь, Дайки встал и безразличным взглядом скользнул по примятой возле траве.

— Где лакей Мидоримы?

— Очнулся почти сразу, я отправил его к Шутоку. В следующий раз думай головой, прежде чем…

— Прежде чем ловить падающих со Стен разведчиков? — перебил Аоминэ и, с досадой поморщившись, отбросил бесполезный теперь привод в сторону.

— Прежде чем прыгать с этой чёртовой Стены самому! — прошипел Кисэ. — Ты едва не сдох!

— Вообще-то я и сдох. Но продолжай, это так трогательно.

— Псих.

— Плакса. Что с Колоссом?

— Сделал «Пуф-ф-ф!» и испарился, — ехидно отозвался Рёта.

— Дело дрянь, — оценил Аоминэ и раздражённо отцепил заклинившие ножны.

— Да. Этот гад всё это время был в Тросте.

— И сейчас по-прежнему за Стеной. — Аоминэ оглядел пока ещё чистый горизонт. — У нас мало времени. Идём.

Ловко перепрыгивая через камни и обегая огромные бетонные валуны, они добежали до снесённых ворот. Под разрушенной аркой Аоминэ притормозил, осмотрел пробитую стену и, покосившись на солдат Гарнизона, спешно поднимающих на Розу новые пушки, придержал Кисэ за плечо.

— Разведкорпус наверняка мобилизуют на городской площади — иди обратно к своим.

— Но…

— Кисэ, — изменившимся голосом произнёс он. — Иди.

Рёта выругался сквозь зубы и, до боли сжав его руку, притянул ближе.

— Без глупостей. — Янтарные глаза сверкнули отчаянной мольбой. — Пожалуйста.

— Раз ты так просишь, — хищно оскалился Дайки.

Со Стены раздался гулкий грохот — кто-то из перетрусивших ребят не удержал пушку. Кисэ посмотрел поверх плеча Аоминэ на линию горизонта, где появлялись первые, размытые силуэты кровожадных монстров, и медленно выдохнул.

— Передай Акаши, что он обещал. — Стукнул бывшего товарища по плечу и побежал вглубь лагеря, к шатру Кайджо.

В том, что Рёта ничуть не сомневался, куда так заторопился Дайки, было нечто обнадёживающие. И по-девчачьи трогательное — именно за эту способность пробивать на сентиментальность Аоминэ Кисэ и не любил. Хмыкнул вслед удаляющемуся разведчику, проверил, всё ли в порядке с лезвиями и, огибая колонны паникующих горожан, что Гарнизон эвакуировал прочь из города, шустро помчался к палатке Ракузана.

Спешно оставленные своими хозяевами дома еле слышно содрогались от топота огромных ног по сухой земле. Пыль от разрушенных ворот поблескивала на солнце вместе с алыми кристаллами опавшего щита, и в воздухе отчётливо пахло озоном. Аоминэ не мог чувствовать силу так же, как чувствовал её Тэцуя, но этот запах помнил хорошо — так ощущался Титан Куроко: свежесть после грозы и чуть морозная сырость. Неожиданный контраст с пустынной духотой Троста. Тэцуя наверняка прощупывал лагерь на предмет своих, поэтому, когда полупрозрачная голубая нить нерешительно коснулась его самого, он едва не налетел на брошенную продуктовую телегу. Прокашлялся, сбрасывая с плеч несмелое прикосновение, и тут же потянулся обратно, вслед за испуганными нитями.

Всё в порядке. Прости. Я просто не ожидал.

Струящаяся серебром нить тут же привычно обернулась вокруг запястья, и Дайки оставалось только снисходительно фыркнуть. Поразительное стремление Куроко контролировать всё вокруг попахивало их семейной паранойей, слегка забавляло и ужасно пугало. Там, где трогательно-ворчливая опека Мидоримы веселила, а деспотичная манера заботиться Акаши никого уже не удивляла, робкая, но крайне настойчивая тирания и трепетная любовь к манипулированию Куроко порой вынуждали на свой счёт тревожиться. В основном потому, что фантом плохо видел разницу между ментальной защитой и грубой, физической. С первой он справлялся на ура, и за это Тейко были ему благодарны. Вторая его обязанностью не была, но стоило Тэцуе войти в раж, и частое преимущество соперника в росте, весе и силе оставалось им незамеченным. Кончалось как правило плохо, но как вбить Призраку в голову, что это — не его проблема, никто из отряда не знал.

Так и сейчас: серебристая нить вцепилась в запястье с истинно собственническими намерениями, и оставалось только гадать, на кой чёрт Куроко знать, где каждый из них находится.

— Нет.

Акаши обнаружился на подходе к городской площади. Он буравил мрачным взглядом запутавшегося в креплениях Хаяму и выглядел так, словно выпачкал в подножной грязи сапоги, а не готовился к вторжению Гигантов в Трост.

— Я ещё ничего не сказал, — осклабился Аоминэ.

— Ты громко думал. Выходить за Стену глупо, тебе не справиться с такой толпой одному.

…Не то чтобы Дайки не подумал и об этом тоже, но приказной тон Сейджуро ему не понравился.

— Ты не командир мне, — глухо напомнил он.

Акаши мазнул по нему потемневшим взглядом и негромко хмыкнул.

— Однако ж ты здесь, а не у Шоичи.

Котаро, справившись, наконец, с креплениями, присоединился к отряду.

— Имаёши не может приказать Титану. Ты — да.

Выражение лица Сейджуро походило на нечто среднее между недоверием и снисхождением по отношению к глупости ближнего. Он смотрел на него так, словно удивить его было уже нечем, но Дайки справился, и взгляд этот был более чем обидным. Аоминэ раздосадовано рыкнул:

— Один. Нужен всего один грёбаный Титан, чтобы закрыть грёбаную дыру в Стене.

Оскорбительное снисхождение поменялось местами с пониманием. Морщинка между бровей стала глубже. Акаши коротко кивнул, как и сотни раз до этого, когда они, в пыли и крови повиснув на звенящих тросах мчались навстречу монстрам, на ходу решая, кто из них поведёт за собой отряд, и указал на начавшееся построение.

— Иди к своим. Если что…

— Если что, — перебил его Дайки, и последовавший за подобной наглостью скрип зубов лишь подлил масла в и без того кипящий котёл, — командир моего отряда — Имаёши.

За три с половиной мили от Розы кто-то из приближающихся Титанов подорвался на зарядах, что установили Сейрин. Грохот эхом отразил от стен, едва осевшая пыль вновь поднялась над землёй, а испуганные громким звуком гражданские едва не припали к земле. Аоминэ на гремящие вдалеке взрывы внимания не обратил — глянул куда-то поверх макушки Сейджуро и, скривившись так, будто у него болели все зубы разом, нехотя добавил:

— А Кисэ просил напомнить, что ты обещал. — Серебристая нить на запястье предупреждающе натянулась, но заткнуть Аоминэ сейчас мог разве что кляп. — Вот же счастливый дурак.

Взгляд Акаши полыхнул багряным из-за тихого бешенства пламенем. Будь на месте Аоминэ кто угодно другой, бедняга не сносил бы головы — Дайки это понимал. Его грубость была оправдана, а привычка прятать за ядовитыми фразами растерянность как всегда очевидна. Глупо было питать по этому поводу надежды: Акаши читал их с оскорбительной лёгкостью. Но пренебрежение там, где раньше Сейджуро слышал лишь уважение, беззлобную насмешку и потаённое восхищение, било по больному. И вот это — это злило бывшего командира больше всего. Собственное бессилие перед теми, кто значил для него больше прочих.

Именно поэтому Аоминэ проглотил желание извиниться, развернулся и ушёл. До того, как направление вектора ярости Сейджуро стало бы окончательно очевидным.

В конечном итоге, что бы между ними не произошло, только один человек ненавидел Акаши больше, чем любой из Тейко.

Он сам.

* * *

Нервно переглядываясь, негромко перешёптываясь и еле справляясь с весом УПМ, к общему построению на городской площади присоединялись кадеты. Молодняк выглядел одинаково бледно и испуганно, стоявший подле них Шадис мрачно, а выбранные для руководства Вторым фронтом [1] разведчики с неустанным вниманием проверяли экипировку новобранцев и старательно не смотрели друг на друга: из двух сотен кадетов выживет едва ли одна десятая. В лучшем случае. В худшем — их перебьют всех.

На площади пахло страхом, металлом и пылью. Куроко огляделся вокруг, старательно игнорируя тёмную, вязкую гущу отчаяния, плотной массой ползущую со стороны новобранцев, и ещё раз дотронулся до серебристых нитей. От Мидоримы ощутимо повеяло раздражением и немой угрозой перерезать проклятую нитку, если он сейчас же не перестанет. Мурасакибара дёрнулся, словно только сейчас почувствовал, подхватил сверкающую серебром паутину и затянул потуже. Кисэ светился так, что серебра за искристым золотом было не разглядеть. Акаши негромко хмыкнул, но, вопреки обыкновению, сбрасывать с себя призрачные путы не стал. Предостерёг от глупостей и, перестав обращать внимание на вольность брата, обернулся к собственным разведчикам.

Ты сотрёшь мне запястье.

То ли с непривычки, то ли из-за неуверенности Аоминэ в том, что его услышат, низкий голос прозвучал громче обычного. Тэцуя сделал шаг назад, прячась в тени Кагами, и опустил взгляд.

Не выдумывай, они едва ли материальные.

Сапфировый канат еле слышно завибрировал — фыркающий смешок сорвался с губ Дайки против воли, и Куроко живо вообразил себе акулью улыбку бывшего товарища.

Тэцу?

Верман, плохо скрывая собственный ужас, вышел на площадь.

Что?

Подняв дрожащую ладонь вверх, Китс без особой надежды на успех стал ждать, пока разведчики, солдаты Гарнизона и кадеты умолкнут.

Будь осторожен.

На призыве к молчанию голос Вермана дал позорного петуха.

И ты.

— Тишина, — негромко, но твёрдо потребовал вставший подле него Акаши, и на городской площади сразу же воцарилось безмолвие.

Тэцуя быстро проверил крепко привязавшие его к каждому из Сейрин тонкие нити и вышел вперёд.

— Авангард — отряд Разведкорпуса и Гарнизона по перехвату! — покосившись на невозмутимого Сейджуро объявил Верман. — Второй фронт — новобранцы под руководством разведчиков. В арьергарде — основные составы отрядов Разведкорпуса под командованием командиров Разведкорпуса! Бронированный Титан может появиться в любой момент и уничтожить внутренние ворота. Основная задача: не сдавать позиции до тех пор, пока Гарнизон не эвакуирует всех гражданских. — Верман нервно одёрнул полы куртки и уже тише добавил: — Дезертирство карается смертью. Разойтись! [2]

Площадь вновь наполнилась гулом сотен голосов. Митобе, отдав Хьюге честь, направился к порученным ему кадетам. Сатоши, Коганей, Фурихата и Хироши — к войсками авангарда. Куроко тревожно стиснул рукояти лезвий, смотря в спины удаляющихся товарищей, и повернулся к Кагами.

— За Эрвином и Пиксисом послали?

— Да, — отозвался Тайга и коротко кивнул мелькнувшему в толпе Химуро. — Эрвин скоро будет, а Пиксис на вилле Лорда Балто.

— Старый хряк, — зло буркнул Хьюга и ещё раз проверил арбалет.

— Дот или Балто? — нарочито весело уточнил Киёши.

— Обхохочешься. — Джумпей, прищурившись, оглядел дома вокруг на предмет наивысшей точки и покачал головой. — Максимум сорок футов. Башня городской Ратуши — шестьдесят, но нельзя всем снайперам занимать одну высоту, а Мидорима самый зоркий. Вот же дерьмо.

— Бывало и хуже, — подбодрил его Тэппэй.

— Это когда же?

— Помнишь нашу пятую вылазку за Стену? — Шун потуже затянул ремни. — Ты уронил арбалет. Гиганту на голову.

— Я не…

— А потом запутался в тросах и потерял очки, — добил командира Изуки. — Вот смеху-то было.

— До или после того, как вы удрали от Гигантов? — счёл нужным спросить Кагами.

— Во время. — Киёши потрепал друга по плечу и тепло улыбнулся. — Их было всего трое, все некрупные, а до стены оставалось не больше трёх миль.

— Плёвое дело, — подытожил Шун. — Так что не переживай, командир. Выкрутимся.

— Разумеется, выкрутимся, — раздражённо рыкнул Хьюга. — Хорош трепаться, занимайте позиции.

— Есть, капрал. — Кагами отдал честь и взмыл воздух.

— Всегда хотел полетать по городу, — протянул Изуки но, наткнувшись на смешливый взгляд Киёши, исправился: — Законно.

— Куроко, — позвал Тэцую Хьюга, как только те поднялись на крыши. — Я знаю, Титанов слишком много, но…

— Я постараюсь, — перебил его Фантом. — И, капрал…

— Да?

Куроко обернулся на разрушенную стену и коротко вздохнул.

— Что бы не случилось, я на вашей стороне.

Свист тросов потонул в коротких приказах, что отдавали разведчики паникующим новобранцам. Сдетонировал динамит, заложенный у Розы после падения Марии. Шесть снайперов Разведкорпуса заняли свои позиции. Кадеты и солдаты Гарнизона подобно живому щиту приготовились защищать город. Разведчики, словно острые копья, — атаковать.

Куроко спрятался в тени Кагами, и в то же мгновение послышался первый рык голодного монстра.

До обороны Троста оставалось не больше минуты.

_____________________________________

[1], [2] — за справочной информацией можно обратиться к пятому эпизоду "Атаки Титанов", речь Вермана я записала почти дословно. С поправкой на то, что здесь Разведкорпус принимает участие в обороне с самого начала. Схема расположения фронтов: https://pp.vk.me/c604630/v604630553/97b0/FSmZ1SZxjSE.jpg

— Слева!

Куроко до максимума выжал правый рычаг, трос резко потянул его за собой, а массивная лапа Титана с грохотом шлёпнула по крыше, на которой Тэцуя был секундой раннее. В воздух поднялась пыль, в разные стороны разлетелись щепки, осколки керамической черепицы и кровь — Куроко рубанул по незащищённой шее Гиганта, невесомо оттолкнулся от мощного тела и в тот же самый момент, что поверженный монстр с шипением рухнул на землю, приземлился возле дымоходной трубы. Оттёр пот со лба и шумно выдохнул, рассеянно осматривая дымящиеся останки.

— Это никогда не закончится, если мы не закроем дыру, — пробормотал Изуки, и покосился на Хьюгу.

Джумпей занял колокольню городской церкви. Мидорима, как тот и предполагал, расположился на башне Ратуши. Сакурай и Химуро выбрали крыши самых высоких жилых домов, друг напротив друга, дабы увеличить обзор. Рео контролировал водонапорную башню, а Касамацу единственному досталась земля — самая невыгодная для снайпера позиция, но если и был среди шутеров отрядов тот, кто справился бы с этим лучше всех прочих, то это Юкио.

Если за первые полчаса вторжения до Арьергарда добралось лишь два Титана, то сейчас мимо Авангарда и Второго фронта проходил каждый третий. Это значило лишь одно: Авангард, вероятней всего, разбит. А рассчитывать на то, что Гигантов смогут сдержать новобранцы, не приходилось. Шесть отрядов Арьергарда были расположены таким образом, чтобы взять добравшихся до них Титанов в кольцо, но в одном Шун был прав: какими бы опытными ни были основные составы Разведкорпуса, атака будет продолжаться до тех пор, пока они не заделают дыру в Стене.

Стоило радоваться уже и тому, что ширина отверстия не позволяла Гигантам проходить в город группами — слишком узко. Во всяком случае радоваться могли лишь те, кто не подозревал о существовании Перевёртышей…

Не к добру.

Голос Аоминэ звучал возмутительно радостно для того, кто пришёл к тому же выводу, что и Куроко.

Веселишься?

Сдавленный смешок прозвучал одновременно с ругательством. Порядком поотвыкнув разбираться в мысленных потоках бывшего напарника, Тэцуя позволил себе ненадолго отвлечься от горизонта и опустился глубже в сознание Титана. Тоо занимали левый фланг Арьергарда. И то ли дело было в том, что изголодавшийся по адреналину Дайки намеренно заманивал всех Гигантов, то ли в том, что Титанов привлекал располагавшийся по левую сторону речной путь, но самому отчаянному отряду разведчиков доставалось больше всех.

Накамуру и его кадетов разбили, — ответил Аоминэ. — Вот они и прут.

Куроко негромко вздохнул и осторожно коснулся нити, что связывала его с Кисэ. От Рёты его отделяло расстояние не более чем в милю. Хамелеон отряда Тейко то и дело поглядывал на контролируемый Тоо левый фланг, беспокойно переминался с ноги на ногу и буквально тонул в ощущении чёрной, ядовитой беспомощности: он видел, как один за другим Гиганты валятся под сокрушительным напором Аоминэ, но как бы не хотелось ему отомстить за товарища по отряду, покинуть позицию он не мог. Тэцуя провёл ладонью по струящейся серебристо-голубым паутине, и в ответ его накрыла тёплая волна благодарности: Рёта тряхнул головой и усилием воли отвернулся от левого фланга.

— Я слышал, что в Шиганшине Бронированный Титан появился сразу, — заметил Киёши, стряхивая с лезвия кипящую кровь.

— Возрадуемся же, что нас эта участь миновала, — проворчал Кагами, брезгливо оглядывая заляпанную куртку. — Они словно чего-то ждут.

Или кого-то выманивают, — эхом отозвался Аоминэ, и Куроко безмолвно согласился. — Акаши намеренно медлит? Почему дыра всё ещё не закрыта?

От сознания капрала Куроко отделяла глухая багровая стена. Мысленно приготовившись быть погребённым под лавиной ледяной ярости, Тэцуя осторожно скользнул вдоль преграды, и ничуть не удивился, когда в ответ полыхнуло хлёстким раздражением. Несколько секунд Сейджуро молчал. Когда же перед мысленным взором Фантома появилась картинка, он едва не выронил лезвия из рук. Перехватил рукояти покрепче, на всякий случай чуть отступая от настороженно вглядывающегося в горизонт Кагами, и прикрыл глаза.

Ничего не выйдет. Их контролируют.

Дайки еле слышно выругался, и Тэцуе потребовалась вся сила воли, чтобы не поддаться чужой ярости. Этого следовало ожидать. С той самой вылазки Гиганты вели себя странно, и нападение на Трост не стало исключением: хотели бы они уничтожить Стену, они бы это сделали. Обычные Титаны слишком глупы, чтобы продумывать всё наперёд, и вывод из всего этого напрашивался неутешительный — их кто-то направлял. Сейджуро не мог приказать тем, кому уже отдан приказ, а чем дольше военные стерегли внутренние ворота тем больше они уставали и тем больше Титанов прорывались через линию Второго фронта. С каждой минутой борьбы — особенно такой: непрерывной, методичной — нервы натягивались всё сильнее и грозили вот-вот лопнуть.

Аоминэ был прав.

Они выманивают нас.

Обойдутся, — не слишком уверенно отозвался Дайки. — Почему тогда не разрушить внутренние ворота? У нас бы не осталось выбора.

Разоблачение. — Куроко спрыгнул с крыши и, обойдя сразу двух Гигантов со спины, рубанул по жирным шеям. Удар Кагами последовал лишь мгновение погодя и оба чудовища повалились на землю. — Возможно, им нужно только оно.

Понимание напополам с тонкой ноткой ревности — Тэцуя не сразу понял, на что именно смотрит Дайки, а когда догадался, что тот заметил их с Тайгой манёвр, смущённо замолчал. Выяснять отношения было не время и не место, а Аоминэ, теперь пытавшийся запрятать отчаянную тоску поглубже, слегка выводил из равновесия. Дайки вообще частенько вышибал почву из-под ног и если раньше Куроко умел с этим справляться, то сейчас, спустя шесть месяцев порознь, не знал, стоит ли вообще реагировать. А если и стоит, то как.

Нужно выйти за Стену, и дать Гарнизону время залатать дыру, — уже глуше проговорил Дайки. — Иначе к чертям все наши…

Мимо Тэцуи прошмыгнул кто-то с нашивкой Ракузана на плече. Младший из разведчиков Акаши резво взобрался на колокольню и быстро зашептал что-то на ухо склонившемуся к нему командиру Сейрин. Хьюга хмурился, но трудно было не заметить, что идея Сейджуро, в чём бы она не заключалась, протеста у него не вызывает. Джумпей отрывисто кивнул, и невысокий разведчик тут же отправился дальше, теперь уже к Касамацу.

Хьюга же быстро сложил арбалет, выпрямился во весь рост и, дождавшись, пока внимание каждого из Сейрин будет обращено на него, жестом указал на повреждённую Розу.

— Движемся к Стене! — крикнул он. — Выходим за ворота: нужно дать Гарнизону время залатать дыру!

Зазвучавшее колокольчиками искреннее возмущение слегка щекотало. Куроко мысленно улыбнулся и кивком дал Кагами понять, что готов.

Я первый это придумал, — почти обиженно пробормотал Аоминэ.

Он успел добраться до нас, а значит, уже сообщил Йосену, — очевидно веселясь, возразил Тэцуя. — Ты должен был привыкнуть.

Успел забыть.

Голос Дайки звучал так, словно он жалел, но несколько мгновений и приказ Акаши ничего не изменили: было по-прежнему не время и не место. Следовало сосредоточься на том, что выход за Стену — идея отчасти безумная и прийти в голову могла действительно разве что этим двум. Рядом с Розой не было ни домов, ни деревьев, справляться с УПМ, пользуясь исключительно спинами Гигантов умели далеко не все разведчики, а увести монстров прочь у них не выйдет: у Титанов есть приказ, и те от него не оступятся. Оставалось лишь надеяться на скорую работу Гарнизона и предположительное нежелание тех, кто организовал вторжение, их убивать. Мысли о том, что, быть может, им прекрасно известно, какие именно разведчики были Перевёртышами, Тэцуя старался не допускать — проще было думать, что те побоятся убить потенциального Гиганта и будут осторожничать.

В противном случае, выходя за Стену, они рисковали подвести под удар всех остальных.

— То есть Акаши решил, что нужно выйти за ворота, и теперь мы все идём за ворота, — проворчал Кагами, уворачиваясь от клацающих зубов Титана, и с силой ударил по шее. Приказа уничтожить всех тех, кто уже вошёл в Трост не было, но это подразумевалось: покинуть город и оставить пару-тройку монстров с горожанами они не могли.

— Мы не можем обороняться вечно, — пожал плечами Куроко. — Это верное решение.

— А будь оно не верным…

— Это Акаши, — перебил Тэцуя и, обогнув водонапорную башню, снова подстроился под Кагами. — Неверных решений не бывает.

Здесь и сейчас, во всяком случае. В данный конкретный момент, когда приказывал действительно Сейджуро, дело не касалось чувств, привязанностей, вопросов долга, ответственности и концепции «в отряде шесть человек». Об этом Куроко говорить не стал, но себе и хмуро усмехнувшемуся Аоминэ напомнил.

— Ты ему веришь, — с лёгким изумлением констатировал Кагами.

— Я верю тому, что вижу, — поправил Тэцуя. — Будь на его месте любой…

Куроко словно налетел на невидимую стену, резко затормозил и едва не рухнул на землю. Несколько тонких нитей натянулись, больно дёрнули за кожу и в следующее мгновение с оглушительным звоном лопнули.

Сатоши и Хироши.

Гневный, отчаянный не то крик, не то рык Киёши пронёсся над крышами домов, в ушах зашумело и Куроко едва видел, как навстречу убийце молнией летел Тэппэй.

Титан не торопился. Прогнулся в спине, будто бы демонстрируя всем вокруг так не похожий на обрюзгшие фигуры монстров стан, небрежным жестом убрал с лица растрёпанные волосы, смял в кулаках безвольные тела двух разведчиков и отбросил их в стороны. Улыбнулся широко, грязно, кровожадно — так, как никогда не улыбались пустоголовые Гиганты — и безошибочно нашёл среди замерших в ужасе военных Куроко.

Глаза Тэцуи блеснули горьким узнаванием, серые глаза Титана — ядовитой насмешкой и холодным, безжалостным умом.

Тэппэй летел в ловушку, не зная, не имея возможности знать, в чьи лапы сейчас попадётся.

Тэцуя понимал, что нельзя, понимал, но не удержался — полный паники взгляд скользнул по кричащему от боли и ненависти товарищу, и этой проклятой секунды Перевёртышу хватило, чтобы всё понять.

Тогда, полгода назад, всё было точно так же. Одно мгновение, один брошенный на друга взгляд и безразличная злоба поменялась местами со свирепой жестокостью.

Воздух вокруг зазвенел, Аоминэ тщетно пытался докричаться до него через густой серо-голубой туман; Тэцуе казалось, что его за плечо держит побледневший Кисэ, что где-то совсем рядом солнечные блики играют на очках Мидоримы. Ему даже казалось, что он видит молнии в обыкновенно безмятежных глазах Ацуши и слышит слегка отчаянный страх Акаши, но всё это глупо, потому что Сейджуро никогда и ничего не боялся, тогда никого из них не было рядом, а взор заволокла густая, кровавая пелена. Он видел лишь тёмно-серую радужку чудовищных глаз и слышал хруст ломающихся костей Шигехиро.

Всё как полгода назад, только во сто крат преумноженное. Первый шаг по хрупкой черепице сделал человек.

Второй, ровно в то мгновение, когда храбрый, отчаянно храбрый Киёши наивно замахнулся на обманчиво незащищённую шею Паука, сделал уже Гигант.

Земля, небо, люди вокруг и собственное тело перестали существовать. Серо-голубой искрящийся туман звучал только яростью.

Тогда

День выпуска стал первым и последним днём за всё время обучения, когда старшим и даже самому Шадису не было никакого дела до того, чем заняты вчерашние кадеты. После торжественного распределения по организациям он произнёс сухую, но тёплую речь и махнул рукой на явно спешащий сбежать на праздник молодняк. Знамёна развевались за спинами теперь уже солдат, с кухни аппетитно пахло жареным мясом, а в казармах их ждали тщательно припрятанные вино, медовуха и эль: последнюю ночь внутри безопасных Стен те собирались провести с пользой.

Теперь, когда всё съедобное было съедено, а спиртное — выпито, на территории училища отовсюду раздавались звуки хмельного веселья, а солнце давно село за горизонт, Куроко и Шигехиро тащили вусмерть пьяного Кисэ под шатёр. Огивара снисходительно улыбался, слушая бессвязные бормотания сияющего Рёты, Аоминэ вышагивал позади и развлекался тем, что поминутно ставил тому подножки. Кисэ глупо хихикал, а Тэцуя то и дело оборачивался и с укором пялился на явно веселящегося друга: совсем нелёгкий Рёта, падая, вис у них на плечах.

Потрясающее умение сходить с дистанции после одного стакана восхищало Куроко так же сильно, как и способность Дайки не пьянеть вообще.

— Куроко-чи!..

Тэцуя, потеряв равновесие, свалился следом за Рётой на жёсткую кровать и недружелюбно зыркнул на скалящегося в широченной ухмылке Аоминэ.

— Посиди со мной.

Мольба в огромных янтарных глазах была бы почти трогательной, получись у Кисэ сосредоточить взгляд на лице Куроко. Сбежать до того, как медвежьи объятия сомкнулись на его шее смертельным кольцом не вышло, и то ли Рёта был не таким пьяным, как прикидывался, то ли даже в таком состоянии собственнические замашки давали о себе знать, но Тэцуя точно знал: побег не вариант.

А ни Шигехиро, ни даже Аоминэ не собирались ему помогать.

— Мы будем на крыше, — улыбнулся Огивара. — Присоединяйся, как уложишь принцессу спать.

Возмущение не имело и сотой доли того энтузиазма, что обычно, но фыркнуть у «принцессы» всё же вышло. Проследив взглядом за двумя лучшими друзьями, Тэцуя вывернулся из чуть ослабевших объятий Рёты и озадаченно прищурился. Ему показалось или…

— Секретничать пошли, — проникновенно заметил Кисэ.

— С чего ты взял? — механически поинтересовался Куроко.

— Я пьяный, а не слепой.

— Ты с ними в сговоре, а не пьяный, — упрекнул его Тэцуя и вяло швырнул в тут же протрезвевшего Рёту подушкой. — Что за представление?

Кисэ растянул губы в самой искренней и невинной улыбке из всех, имеющихся у него в арсенале, но, поняв, что попытка провалилась, расслабленно откинулся на подушку, — Куроко смотрел серьёзно и в меру жутко, а насколько Рёта успел понять, сочетание было не самым хорошим. Выставил раскрытые ладони вперёд и помотал головой.

— Эй, я тут вообще ни при чём. Огивара хотел поговорить с Аоминэ, Аоминэ — с Огиварой. Я просто помог.

— Это было до или после того, как Аоминэ извинился? — мстительно поинтересовался Тэцуя, припомнив их давешнюю ссору.

— На самом деле это было больше похоже на злое «Я всё равно прав», но я верно его понял, — ничуть не обидевшись, похвастался Рёта.

Куроко тихонько хмыкнул и, сдавшись под напором миролюбивого настроения товарища по отряду, забрался на койку с ногами. То, о чём эти двое собирались разговаривать, для Тэцуи большой тайной не было, и если Шигехиро хотел до Дайки донести, что тот теперь за Куроко головой отвечает, а сам Аоминэ дать знать, что Тэцу рядом с ним ничего не грозит, то дело их. Он давно привык, что его часто держали за обузу. Это страшно злило, но здесь и сейчас всё было совсем иначе. За тревогой Дайки и Огивары не было ничего, кроме тревоги, и пусть ему, пожалуй, хотелось бы чуть больше доверия к своему умению самостоятельно стоять на ногах, подобное было даже приятным.

Не то чтобы очень, но…

— Лучше страшно там, чем тесно здесь.

— Что?

— Аоминэ так сказал, когда пришёл извиняться, — пояснил Рёта и подтянул к себе колени. — Он не себя имел в виду, конечно, и хотя это только моё мнение, не бояться вовсе тоже неправильно, но… Но дело не только страхе.

Кисэ обхватил колени руками и улыбнулся. Улыбка эта вышла малость жалкой, а сам Рёта походил на мерцающую лампочку, что вот-вот погаснет. На обычное поведение главной звёздочки училища похоже было мало, и Куроко, понимая, что разговор по душам для кого-то вроде Кисэ ещё более нежеланен, чем для Дайки, повернулся к нему всем корпусом.

— Мой отец служит в Лейб-гвардии, — поделился Рёта. — Он гнался за этим местом как гончая за лисой, не было ни дня, чтобы мне не прочитывали лекцию о том, как прекрасна служба у короля. Я вырос во дворце, видел, как один караул сменяет другой, наблюдал за тренировками, а когда спрашивал, от какой же угрозы гвардейцы защищают королевский двор, мне отвечали, что от любой. Как за Стенами, так и внутри их. Я не видел никаких других военных, кроме отобранной элиты, а с Разведкорпусом познакомился, когда мне было семнадцать. Тогда они возвращались после очередной вылазки. — Яркие глаза грустно сверкнули из-под светлой чёлки, и Куроко понимающе кивнул: сразу после вылазки, разбитые, покалеченные, разведчики могли привлечь в свои ряды разве что таких отчаянных как Дайки или Шигехиро. — Но в училище я познакомился с Аоминэ и… — Рёта негромко рассмеялся и пожал плечами.

Да, это Тэцуе было хорошо знакомо. Азарт Дайки словно бы передавался воздушно-капельно, и если Рёта, благодаря физическим данным, мог хотя бы попытаться за ним угнаться, то у Куроко изначально не было ни шанса. Не было, однако в погоне за теряющимся где-то впереди Аоминэ голову глубоко внутри Тэцуи поднимал совсем иной зверь: не уверенность в себе и в том, что всё получится, а отчаянная жажда свободы.

Всё всегда так и работало. Кисэ и Куроко как две крохотные планеты вращались по строго заданной орбите вокруг Аоминэ, а Ацуши и Шинтаро ни на шаг не отставали от Акаши. Две яркие звезды тянулись одна к другой и в их неправильной солнечной системе все были на своих местах.

Всё так и работало. И Тэцуя сам понимал, что Шигехиро в кругу этих планет места нет.

— Среди передовых отрядов печальная статистика, — почти шёпотом проговорил он.

— Среди всех разведчиков статистика не очень, — возразил Рёта и легонько толкнул его в плечо. — И Эрвин Смит тоже когда-то был среди передовиков. Выше нос, твоего Огивару так просто не возьмёшь.

За шатром всё ещё раздавался громкий хохот подвыпивших парней и звонкий смех немногочисленных девушек. Гербы организаций развевались на ветру, переливались от пламени костров, и никто из разведчиков не думал о том, что скорее всего после первой вылазки их станет вдвое меньше.

Сейчас

Шинтаро устал не успевать. Когда сорокафутовый Гигант выпрямился, он понял, что перед ним Перевёртыш; когда тот откинул волосы с лица, первым порывом было нагнать Куроко и держать его так крепко, как только можно. А лучше ударить рукоятью по затылку и разобраться со всем этим самому.

Марию порушили Колосс и Бронированный, но Паук был единственным из них, кто в тот день убивал ради убийства: медленно, с наслаждением, одного за другим, на показ. Плёл кровавую паутину, загонял отчаявшихся разведчиков в свои сети и, поймав в них Тэцую, пришёл в абсолютный восторг.

Мидорима не знал, что он тогда ему говорил, но в том, что разговор был, не сомневался. Из них всех слышать Титана мог только Куроко, и Паук, ломая кость за костью в теле Огивары, несомненно, этим пользовался.

Краска уходила с лица Тэцуи вместе с жизнью. Тогда он так и не перекинулся.

Сейчас мир на одно мгновение потонул в ослепительно ярком серебристом свете, а в следующее воздух прорезал яростный рык.

Они не так уж и часто слышали его раньше.

— Оцубо рассказывал мне, как в одну из вылазок они видели шестерых девиантов. — Мидорима вздрогнул и обернулся на Такао. Тот смотрел на Фантома и в отличие от всех остальных Шутоку не хватался за мечи. — Жуткая была вылазка, Титаны взяли их в кольцо посреди равнины. Девианты же были ещё более странным, чем обычно. Они дрались против своих же. Гигантов. — Мидорима весь подобрался, словно готовясь защищаться, и с опаской встретил абсолютно спокойный и даже почему-то довольный взгляд Казунари. — Это было в ту весну, когда Акаши возглавил Тейко.

На дне внимательных глаз мелькнуло грустное понимание.

— Вы все, последний состав Тейко, — Гиганты, верно?

Шинтаро хотел шикнуть на него, но их никто не подслушивал. На них не смотрели даже, а в голосе не было ни страха, ни ненависти, которой так боялся Мидорима. Только облегчение.

Должно быть, выражение лица Шинтаро говорило за него — ответ Такао не потребовался. В тот самый момент, когда Паук схватил Киёши, словно надоедливую букашку, поперёк туловища, а Хьюго с криком ярости, забыв о собственном перекинувшемся разведчике, бросился другу на помощь, Казунари подошёл к Оцубо и положил руку тому на плечо.

— Капрал, вы ведь видели, кто этот Титан.

Земля не дрогнула под ногами Фантома. Тот словно из воздуха материализовался подле склонившегося над Тэппэем Пауком и принял на себя удар тяжёлой руки. Упал на одно колено, и — «идиот, какой же ты идиот!» — Мидорима знал, что так будет: чем дольше они не перекидывались, тем труднее было совладать с гигантским телом.

— Оставьте этих двух! — приказал Оцубо, и Такао тут же расплылся в улыбке. — Наше дело — остальные. Мидорима.

Шинтаро вздрогнул, понимая, что стоит уже на самом краю крыши, и обернулся на командира.

— Иди уже, — отмахнулся Оцубо, и тросы рассекли воздух раньше, чем капрал отдал приказ.

* * *

Аоминэ орал так, что непременно сорвал бы глотку, кричи он вслух. Мысли взрывались пёстрыми красками, сапфировый канат гудел от напряжения, а вибрирующая ярость Фантома ледяным пламенем хлестала по нервам. Он видел, как идиот Кисэ схватил Куроко за плечо, должно быть, пытаясь образумить его хотя бы так, и в следующее же мгновение спиной влетел в кирпичную стену — находиться поблизости во время трансформации никогда не было хорошей идеей. Видел, как замер Мидорима, как остановил отряд Акаши и как яркой вспышкой мимо пронёсся Мурасакибара.

Он видел, с каким безумным торжеством Паук смотрел на перекинувшегося Тэцую и чёрт возьми! Аоминэ никогда не был так зол.

— Дай-чан, — негромко прошелестела Сацуки и почти повисла у него на руке.

— Найди Рико, приведите в чувство Сейрин и уберите Киёши у них из-под ног, — глухо скомандовал он.

— А ты?

— А я дважды на одни и те же грабли не прыгаю.

Тогда, когда Паук рвал Огивару на части, а воющий от боли и бессилия Куроко тщетно пытался разбить не позволяющий перекинуться барьер Акаши, он был слишком занят собой, толпой безмозглых Титанов вокруг и мыслями о том, что самоуверенного не по силам и уму мальчишку уже всё равно не спасти. Он не пытался лезть к вышедшему из себя Императору, не стал, вопреки обыкновению, возражать. Он ничего не сделал, и, на самом-то деле, ядовитый упрёк в словах ни черта не знающего Такао был справедливым.

Теперь же всё было иначе. Он поймал взгляд Сейджуро, тот еле заметно качнул головой, предупреждая его о глупостях, но Дайки и без того не планировал перекидываться: не сейчас. Те, судя по всему, понятия не имели как много среди разведчиков Перевёртышей, а сдавать козырь раньше времени пусть и излюбленная манера Аса, но Аоминэ хорошо понимал разницу между оправданной и беспочвенной самоуверенностью.

Дать отмашку Кисэ, взлететь и… Он делал это сотни тысяч раз.

Не сделал лишь однажды. Наверное, Шигехиро уже тогда видел в нём нечто, чего не видел он сам.

В глазах Фантома не мелькнуло ни капли узнавания, но и ярость была направлена мимо снующих у него под руками Дайки и Рёты. С опозданием на полгода, но за сказанные когда-то на крыше Кадетского Училища слова Аоминэ отвечал.

Тогда

— Он догадался, — пробормотал Шигехиро и прислонился спиной к дымоходной трубе.

— Ага. — Аоминэ уселся прямо на черепицу и зажал между зубами травинку. — Но головомойка будет позже, расслабься.

— Знаю.

— Ещё бы.

Огивара хмыкнул, радуясь, что ничуть не ошибся в прогнозах относительно тона разговора, и, немного подумав, тоже сел.

— Опустим ту часть, где я предупреждаю тебя о падающих с его головы волосках, а ты вежливо напоминаешь мне, что его голова больше не моя забота?

Аоминэ весело хохотнул и оглянулся через плечо.

— А ты интересней, чем кажешься.

— А ты именно такой придурок, каким выглядишь, — не остался в долгу Огивара, однако удержаться от улыбки в ответ на довольный оскал лучшего из кадетов не смог. — Я не об этом хотел поговорить.

У костра на плацу зазвучала музыка, и первые весельчаки пустились в пляс вокруг высокого столба пламени. Такао Казунари откуда-то раздобыл фейерверки и теперь к рыжему свету от огня прибавились разноцветные блики от взрывающихся хлопушек.

— Он в Кадетское училище не из-за меня пошёл, — заговорил Огивара, растерянно смотря на пляшущую толпу, и Аоминэ повернулся к нему лицом. — Скорее я из-за него, потому что в одиночку он бы никогда не решился.

— Он хотел в Разведкорпус?

— Да, но в отряд учёных: Куроко-сан была врачом, его с детства из-за заумных книжек было не разглядеть, но дело было не только в этом. Просто в училище собирался поступать Сейджуро.

— Сей… Акаши? — Дайки выпрямился и непонимающе нахмурился. — При чём здесь Акаши?

— А ты никогда не замечал, что если сделать скидку на нездоровую тягу к острым предметам, цвет волос и глаз, то… они похожи?

Нехорошая догадка робко замаячила где-то на периферии сознания, и Аоминэ гулко сглотнул.

— Хочешь сказать, они родственники?

— Братья, — уточнил Шигехиро. — От разных матерей. Председателю Военного Совета Акаши Масаоми не к лицу иметь детей на стороне, поэтому о том, что у него в Шиганшине ещё одна семья, никто не знал. Деньги он, впрочем, исправно высылал, да и Тэцуя с Сейджуро какое-то время общались, но, сам понимаешь, при такой разнице в воспитании и окружении стать ближе у них бы никогда не вышло.

«— Акаши всегда близок к убийству.

— Откуда ты знаешь?

— Люди говорят».

Аоминэ мотнул головой, отгоняя непрошеное воспоминание и отбросил надоевшую травинку.

— Он поступил в Училище из-за брата?

— Скорее, чтобы доказать отцу, что он не хуже, но результат всё равно один. Видит Бог, старший Акаши ни одного из своих сыновей за человека не держит.

Дайки шумно выдохнул и пятернёй зачесал волосы назад.

— Вот так номер. И ты мне это рассказал, потому что...

Огивара сцепил руки в замок, запрокинул голову и прижался затылком к трубе.

— Потому что Куроко не всегда понимает, когда нужно остановиться. Он многое может, но не всегда верно оценивает свои силы. И… вряд ли он когда-нибудь попросит, но иногда, чтобы справиться со злостью, болью и обидой, ему нужен кто-нибудь ещё.

Шигехиро ненадолго прервался и, неловко поведя плечами, поднялся на ноги.

— Поверь, никому бы из нас не хотелось, чтобы в один прекрасный день на отца он стал похож больше, чем на мать. Поэтому ты просто будь рядом. Большего не прошу.

Пламя костра выдохнуло гигантский сноп искр, несколько особенно нервных девушек испуганно охнули, преувеличенно храбрые парни тут же притянули их за талии к себе и закружили вокруг костра. Крылья свободы на плащах некоторых из них ловили алые отблески и казалось, словно бело-синие перья горят в рыжем огне.

— Мог бы и не просить.

Ханамия не мог выбрать лучшего момента, чтобы появиться, а у Акаши не было времени на всё это дерьмо.

Когда он понял, что предложенный Аоминэ план не сработает, он тут же принялся за разработку плана Б. Гарнизон был почти бесполезен в бою против Титанов, но заделать брешь в стене те могли, и пусть выходить за пределы было рискованно, а драться с Гигантами на открытой местности — почти самоубийство, места для манёвра оставалось не так уж и много. Выбора не было, шансов обойтись малой кровью с каждой минутой становилось всё меньше, а трансформация по-прежнему представлялась крайней мерой.

Появление Паука проблем только добавило.

Он всегда знал, что Тэцуя — это тщательно замаскированная, скрытая катастрофа. Сейджуро подспудно ожидал даже, что если не Дайки, так Куроко точно выкинет какую-нибудь глупость. Перекидываться здесь, на глазах у всего Разведкорпуса и Гарнизона было худшим из всех возможных вариантов, и не было ничего удивительного в том, что именно к нему-то Тэцуя и прибегнул.

Отчаянная из отчаянных мер: когда Куроко заявился к нему в палатку, Акаши понял, что тот многое в себе переборол.

— Ака-чин.

Мурасакибара бесшумно приземлился возле, и Сейджуро отвернулся от сражающихся у подножья Стены разведчиков.

— Не вздумай перекидываться, — осадил он и бросил взгляд на Рёту и Дайки, гарцующих вокруг Паука и Фантома.

Те дали шанс остальным разведчикам выйти за Стену, а Гарнизону заняться брешью, но как бы благополучно всё не складывалось сейчас, Сейджуро был уверен: стоит угрозе исчезнуть, и люди развернут пушки на Тэцую.

— Муро-чин сказал, что уходить тогда, когда никто не хочет, чтобы ты уходил, глупо.

Акаши закатил глаза.

— Боже, избавь меня от…

— Это я просто так сказал, — никак не отреагировав на раздражение в голосе бывшего командира, перебил Ацуши. — Куро-чин не контролирует Титана.

В этом Мурасакибара был прав, и тот факт, что Фантом всё ещё не атаковал их, объяснялся исключительно присутствием Паука. Из возможных целей он выбрал наиболее ненавистную, но стоит ему потерять интерес к убийце лучшего друга и, возможно, спасаться придётся всем остальным. Легко коснувшись стального цвета заслонки, что отделяла его от сознания брата, Сейджуро понял, что пытаться надавить и уж тем более взять силой, как и раньше, не вариант. Тэцуя никогда не поддавался внушению, но и воле Фантома не уступал. Как быть с вышедшим из себя Призраком Акаши представлял плохо, и чем яростней разгоралась их схватка с Перевёртышем, тем резче и смертоносней становились движения Тэцуи. Дайки и Рёту спасали исключительно ловкость и привычка выкручиваться из более плачевных ситуаций.

— Вижу, — пробормотал он и неуютно повёл плечом. Раздражение Мидоримы неприятно жужжало за спиной и неизбежно напоминало о былых временах: снайпер, как и прежде, сжимал в руках арбалет и всем видом пытался показать, что он вовсе не ждёт приказа.

— Нужен точный выстрел.

— Это ты сейчас так пошутить пытался? — мрачно поинтересовался Шинтаро и занял позицию.

На шутки, как и на прочее дерьмо, у Акаши по-прежнему не было времени. Жестом показав Ацуши следовать за ним, он присоединился к сражающемуся за Стеной Разведкорпусу. Четыре секунды, если он всё верно помнил. Ровно столько потребуется Шинтаро, чтобы попасть Пауку точно в шею.

* * *

Кисэ приземлился возле Аоминэ, упёрся руками в колени и попытался отдышаться.

— Он всегда был настолько шустрым, или я что-то упустил? — выдохнул он, посмотрев на танцующих друг напротив друга Гигантов.

Мельтешащие перед глазами Дайки и Рёта бесили Фантома ничуть не меньше, чем Паука, и шансов быть расплющенными огромными руками Призрака было ровно столько же, сколько и шансов погибнуть под внушительными ступнями убийцы. Так себе перспектива, но чем больше Паук отвлекался на них, тем больше возможностей было у Куроко выйти из схватки живым: он уступал противнику и в размере, и в силе, но плохо заканчивал обычно тот, кто его недооценивал.

— Он никогда не выходил из-под контроля, — нахмурившись, ответил Аоминэ. — Это не Тэцу, это Фантом. Вот увидишь: не окажись у него под рукой Ханамии, он схватит за горло нас.

— Думаешь?

— Знаю. — Дайки посмотрел на Стену, где как раз стояли Акаши, Мидорима и Мурасакибара, и угрюмо фыркнул. — Блеск.

Кисэ выпрямился и обернулся.

— Уверен, он не приказывал.

— В этом-то и дело. Мы как кучка заложников, пускающих слюни на своего тюремщика. У этого должно быть какое-нибудь название. — Дайки осёкся и слегка смутился под неожиданно потеплевшим взглядом Рёты. — Что?

— Ты сказал «мы».

— Оговорился.

— Ага, — легко согласился Рёта и снова посмотрел на Куроко. — Что будем делать?

— Мидорима, очевидно, будет стрелять.

— Да. Но что мы будем делать потом?

Аоминэ перевёл взгляд с явно запыхавшегося, но ослеплённого яростью Призрака на огромных размеров валун в черте города и подумал, что, вероятно, с ними со всеми что-то кардинально не так. Что способность перекидываться приходит на место банального инстинкта самосохранения, а храбрость не граничит с глупостью — заступает за черту.

Подумал и подумал, не то чтобы время подходило для праздных размышлений, а заставить Куроко закрыть дыру в Стене было проще, чем подчиняющихся чужому приказу Гигантов.

Но, во-первых, Акаши, судя по всему, до этого не додумался. А во-вторых, четыре секунды. Именно столько времени требовалось Мидориме, чтобы попасть в цель. Когда тяжёлая стрела со свистом рассекла воздух, на размышления оставалось слишком мало времени. Остриё вошло чуть ниже, чем если бы Шинтаро действительно планировал мерзавца убить, Паук покачнулся и с грохотом рухнул на землю. Вспыхнул свет, от туловища Титана повалил дым, а Кисэ и Аоминэ сорвались с места.

Просто и трудно одновременно: вытащить ублюдка Ханамию из плоти Гиганта, отвлечь Фантома и не умереть самим. Рёта буркнул себе под нос что-то, отдалённо напоминающее «придурок», и спикировал вниз, прямо к истекающему кровью Макото. Стрела прошла насквозь, чуть ниже рёбер, левее позвоночника. Ровно так, как нужно было, чтобы обезвредить, но не убить, и у Кисэ оставалось примерно две минуты на то, чтобы вытащить стрелу, и ещё около получаса, прежде чем Ханамия придёт в себя. Мидорима не мог быть уверенным в том, что они поступят так, как поступят, но Акаши — Акаши мог, и в чём-то Дайки был прав: привычка следовать за Сейджуро отдавала слюнявым нездоровьем, а заведомая уверенность Сейджуро в их действиях слегка действовала на нервы.

Рёта рубанул по тлеющим сухожилиям, что цеплялись к коже Ханамии, и мысленно поблагодарил Аоминэ за оперативность: Фантом вмешательства явно не оценил. Здоровенная ладонь замахнулась на бессознательное тело и в тот самый момент, когда он почти размазал Паука вместе с Рётой по земле, ему в предплечье воткнулся трос. Дайки сделал вокруг Тэцуи круг, и этого хватило Кисэ, чтобы взвалить чёртового гада на плечо и оттащить того за ближайший дом.

Было бы неплохо, имей они, что предъявить суду, когда придётся разгребать последствия, и один из напавших на Шиганшину — лучший для этого кандидат. Удержать Перевёртыша от трансформации в принципе трудно, удержать от трансформации Ханамию почти невозможно, но если он всё правильно понял тогда, в Шиганшине, то Акаши способ знал.

Знал, однажды не дал перекинуться Куроко и никогда не отказывал себе в удовольствии держать всё под контролем. Алый барьер скользнул мимо Кисэ и полупрозрачным коконом окутал бледного от кровопотери Паука.

Ханамия в своё время много крови попортил, но каким бы он гадом не был, Тэйко бы и пальцем не пошевелили, чтобы его устранить: риск явно перевешивал предполагаемое одолжение миру. Так что зря он поднял руку на Огивару: в живых Сейджуро оставлял лишь тех, кого действительно планировал помучить, и если они доживут до конца дня и их не попросят со двора, то Макото ждёт очень тяжёлая ночь в клетке.

Рёта поморщился от громоподобного, злого рыка Призрака и искренне понадеялся, что у Дайки хватит сил и выдержки достаточно долго маневрировать у того между рук. Снова взвалив Ханамию на плечо, он потащил того по полуразрушенным улицам к городской тюрьме — о том, чтобы преступник оказался за решёткой, следовало позаботиться заранее.

* * *

Дорогу к лагерю перегородила груда камней, счёт шёл на минуты, а времени беспокоиться о санитарных нормах не было совсем. За лазарет сошёл первый попавшийся, покинутый хозяевами дом. Старый, деревянный, со скрипучей лестницей, но чистый — в нём явно жили небогатые, но бережливые люди. Момои приходилось работать и в много худших условиях, а за неимением лучшего приходилось довольствоваться тем, что есть.

Она жестом дала указание бледной Рико набрать воды и принести полотенец и одним движением смахнула всю кухонную утварь со стола.

— Клади его сюда.

Кагами пригнулся, проходя в невысокое жилище, и бережно уложил Киёши на деревянный стол. Вслед за ним в помещение забились все остальные Сейрин, и света из небольшого окошка стало очевидно мало.

— За Стеной нужна ваша помощь, — разрывая рубашку и брючину Тэппэя, твёрдо проговорила Сацуки. — Мы справимся, идите.

— Он… в порядке? — тихо спросил Коганей и неосознанно впился пальцами в предплечье Тайги.

— У него сломано колено, — не дрогнувшим голосом ответила Момои и быстро пробежалась пальцами по рёбрам. — Три ребра. Он ударился головой, и я пока не могу поручиться за то, что угрожающих жизни внутренних повреждений нет. Но он жив. И чем быстрее вы покинете помещение и дадите нам с Рико работать, тем больше я смогу для него сделать.

— Ты не говоришь, что он будет жить, — подметил очевидное Изуки.

— Потому что не могу обещать, — честно отрезала Сацуки. — Идите, чёрт возьми. — Никто не пошевелился и Момои зло посмотрела на застывшего Джумпея. — Хьюга, возьми себя в руки!

Командир крупно вздрогнул, глянул на рассерженную учёную и усилием воли повернулся к Киёши спиной.

— Выходим за Стену, Гиганты сами себя не убьют.

Сейрин неохотно подчинились. Замыкал процессию Тайга, и Сацуки, недолго поколебавшись, отступила от импровизированного операционного стола и легко придержала того за локоть. Кагами встретился взглядом с горящими упрямством и вызовом глазами и вымученно улыбнулся.

— Я знаю, — проговорил он. — Куроко на нашей стороне.

— Убеди в этом остальных.

Тайга кивнул и, ненадолго загородив свет, вышел из одолженного ими хлипкого дома. Момои проводила его взглядом, вздрогнула от прорезавшего тишину рыка и искренне понадеялась, что ребятам хватит сил сдержать и решимости — привести в чувства.

— Момои, вроде… — раздался за спиной дрожащий голос Рико. — Вроде внутреннего кровотечения нет.

Сацуки ненадолго прикрыла глаза. Вдохнула, выдохнула и выкинула из головы творящийся в городе ужас, перекинувшегося Куроко, летающих вокруг него Дайки и Рёту, проклятого Ханамию и сходящую с ума от волнения Айду. В мыслях тут же стало холодно и пусто, руки перестали подрагивать, а перед глазами были только Киёши и цель — вытащить его с того света.

Это она могла.

* * *

Фантом двигался быстрее, чем помнил Аоминэ. В движениях Титана по-прежнему проскальзывала свойственная Куроко импульсивность, но в отсутствии контроля атаки начинали повторяться. Стереотипность делала его предсказуемым, и хотя ярость придавала сил, те ошмётки эмоций, что долетали до Дайки сквозь стальную заслонку, мало походили на совершенно потрясающее по своей сути чувство единства с Гигантом — на Зону.

Аоминэ потратил не день и не два, прежде чем научился самостоятельно доводить себя до неё. Он не сразу понял, что стремление в Зону попасть оправдывается только в случае полного отсутствия подобного стремления. Не раз рисковал шеей, думая, что ключ — это потенциальная угроза для жизни, а когда, наконец, разложил всё по полочкам, смог в Зону войти и из неё выйти, то открыл для себя своего Титана заново. Трансформации больше не приносили былого дискомфорта, а побочные явления в виде ожогов в половину лица и непроходящей головной боли перестали быть проблемой. Он больше не чувствовал себя подавляемым и перестал теряться в сознании Аса. Зона позволяла воспринимать Титана частью себя самого.

То, что происходило с Куроко, Зоной не было.

— Тэцу, перестань! — с натянутым весельем в голосе воскликнул Аоминэ и едва увернулся от цепких и стремительных пальцев. Главным здесь было не перестараться: излишним напором не вывести его из себя окончательно и, напротив, не дать ему сойти с места хотя бы до тех пор, пока Рёта не отойдёт на безопасное расстояние. — Ещё немного, и я решу, что ты действительно пытаешься меня убить!

Будь на месте Тэцуи любой другой, всё было бы проще. Умом Дайки понимал, что царапина на теле Фантома не означает царапину на теле Куроко, но заставить себя причинить какой-либо существенный вред всё равно не мог. Дело было даже не в проклятой сентиментальности — Аоминэ хорошо понимал разницу между допустимой жестокостью и чрезмерной. Просто он знал, как Куроко и Призрак мыслили: Фантом обрадовался бы возможности порвать Ханамию голыми руками, но Тэцуя никогда бы не простил себе сопутствующего ущерба.

Однако, несмотря на кажущуюся непохожесть, Куроко не испытывал моральных проблем с тем, чтобы убить того, кто заслужил.

В том, что Ханамия получит по заслугам в любом случае, убедить нужно было сначала его.

— Ладно! Возможно ты и пытаешься, — выдохнул Дайки, выходя из виража. — Но знай, ты разбиваешь мне сердце!

Ожидаемого отклика шутка не нашла. В прозрачных голубых глазах Призрака мелькнуло раздражение, по опасно натянутой связи полыхнуло хлёстким гневом, и вспыхнувший всеми оттенками синего и серого клубок эмоций был до того знакомым, что ответ пришёл сразу.

Аоминэ понял, что нужно делать. Оглядываясь назад, мысль была слегка безумной, но Дайки не стал бы ничего менять. Ни за какое золото мира, ни за одно, даже самое убедительное обещание свободы.

Он ослабил тросы, сбавил скорость и сам дал себя поймать.

Худая, но сильная рука Фантома обхватила его за туловище, едва не выдавливая жизнь. Баллоны УПМ врезались в бёдра и предупреждающе заскрежетали. Рёбра прошило острой болью — всего два, насколько Дайки мог судить. Призрак определённо контролировал силу, но дыхание всё же предательски спёрло, сердце истошно заколотилось в груди, а голос на мгновение отказал.

— А, впрочем, ладно, — прохрипел Аоминэ и заставил себя расслабиться. — Я заслужил.

За спиной Фантома маячил подорвавшийся со Стены Мидорима, но Дайки не рискнул отвлекаться от внимательно разглядывающих его глаз. Он искренне надеялся, что снайперу хватит ума и хладнокровия не вмешиваться прямо сейчас. Да, со стороны, вероятно, выглядело плохо, но Шинтаро не мог чувствовать, как чуть дрогнули судорожно стиснутые пальцы, и не имел возможности видеть, как потемнели блеклые глаза. Слабое утешение, но хотел бы Призрак убить — Аоминэ не успел бы даже пикнуть.

Секунды тянулись мучительно медленно. Сухой ветер на высоте тридцати футов бил прямо в лицо. Чертовски хотелось моргнуть и закашляться. Вдохнуть глубже и хотя бы каплю шевельнуть плечами. Хотелось снова заговорить, но…

Серебристая, совсем тоненькая ниточка нерешительно коснулась щеки, скользнула по векам, словно ощупывая. Призрак склонил голову к плечу, чуть ослабил хватку и замер соляным столбом посреди разрушенной ими с Пауком улицы.

Секунда, две, три — Аоминэ не знал, сколько они так стояли. За Стеной продолжалась битва, но он краем глаза видел, как Мидорима схватил за руку собравшегося было на помощь Мурасакибару, как покосился на подошедшего Акаши и еле заметно качнул головой. Должно быть, они все что-то почувствовали, потому что три пламени — изумрудное, лиловое и алое — чуть подрагивали, а мир перестал видеться таким, каким виделся раньше. То, что раньше было звуками, теперь ощущалось слепками чужих эмоций, обрывками бесконечного множества человеческих мыслей, полных гнева, страха и надежды. Шум превратился в тишину, собственное тело в воздух. Запахи стали цветами, а чёткие образы — тенями. Он чувствовал тонкие нити, что до трансформации крепко цепляли их всех к нему, к Куроко и… О!

Аоминэ позволил себе глубокий, медленный вздох и прикрыл глаза.

Прошло больше полугода с тех пор, как он в последний раз видел мир таким. Убрав последние щиты, Дайки отпустил себя и нырнул в чужое сознание.

С головой.

Тэцу?

* * *

О едва затихшем шторме напоминал только сырой песок, выброшенные на берег водоросли и густой, солёный запах. Море шелестело еле слышно — лишь эхо тех высоких, тяжёлых волн с пушистыми гребнями, что обрушивались на песчаный берег не так давно. Словно кистью нарисованные облака покрывали крупными мазками посветлевшее, жёлто-красное в закатных лучах небо, а потревоженные непогодой чайки громко кричали со скал.

Было хорошо и очень спокойно.

— Ну вот. Замок размыло.

Куроко хмыкнул и обнял колени руками.

— Это был не замок, а песочный Эверест.

— Когда это ты видел Эверест?

— Ты показывал, в той книжке про путешественников.

— Ха! Нельзя сравнивать настоящий замок с нарисованной горой.

— Допустим. Но замков я видел предостаточно, и, поверь, то, что ты слепил, замком не было.

Огивара недоверчиво фыркнул и с досадой шлёпнул ладонью по размытой горе песка. Отпечаток ладони тут же заполнился мутной влагой, а песок по краям посветлел. Не бог весть что, но в узких кругах за произведение искусства вполне сойдёт.

— Тебе не обязательно тут сидеть, — как бы между прочим заметил Шигехиро.

— Мешаю?

— Я в твоей голове — ты не можешь мне мешать.

Тэцуя глянул на него мельком и снова растерянно уставился на садящееся солнце.

— Я помню.

— Ну так иди. В Стене брешь, твой призрачный берсерк сейчас порушит половину Троста, а Аоминэ с Кисэ однажды всё-таки устанут — дел невпроворот.

— Он убьёт его.

— Если ты не помешаешь, — возразил Огивара и принялся лепить новую гору. — Мидорима промахивается только если хочет промахнуться, а Ханамия нужен вам живым. Не угомонишь большого парня, и тот расплющит Макото по земле, едва стрела настигнет цель. Это только моё мнение, но выйдет херово.

— Ты у меня в голове.

— Да, слово «хер» тебе знакомо.

Тэцуя улыбнулся и снял с одного рукава липкую паутину.

— Акаши и Кисэ. Пока Аоминэ прыгает у Призрака перед носом, Сейджуро не даст Ханамии перекинуться, а Рёта…

— …запрёт его в тюрьме, — закончил Шигехиро и одобрительно кивнул. — Недурно.

— Да, ничего так.

Шигехиро прилепил комок мокрого песка поверх комка побольше.

— Глупость сделает.

— Кисэ?

— Нет. Аоминэ. Жопой чую.

Ветер подул чуть сильнее, а сидящая у воды чайка вдруг вспорхнула в воздух. Солнце висело над водой неподвижно, как и положено ненастоящему солнцу, а море зашумело громче. Следующая волна почти достала до ног, и когда вода всё же коснулась грубой кожи сапогов, Куроко неуютно поёрзал на сыром песке и недовольно покосился на Огивару.

— Кто тебя просил?

— От наличия или отсутствия у тебя интуиции его поступки не зависят, — глубокомысленно изрёк тот и бросил копаться в песке. — Так что?

— Два ребра, — буркнул Тэцуя.

— Довольно… милосердно.

— Он ему нравится.

— Но он обижен. Большой парень дуется совсем как ты.

— Я не дуюсь, — ощерился Куроко. — Я…

— …наказываешь его.

— Нет. Вовсе нет, я никогда не хотел и не думал ни за что его наказывать. Ни его, ни кого бы то ни было из них. Я злюсь немного, но, мне кажется, у меня есть на это право.

— В отряде шесть человек.

— Он убивал тебя, — не громко, но тяжело проговорил Тэцуя. — Он убивал тебя, Акаши видел, но не дал мне перекинуться. Я едва не рехнулся, но Аоминэ даже не попытался…

Куроко осёкся, мотнул головой и яростно оттёр скатившуюся по щеке слезу.

— Закрыть тебе глаза? — почти шёпотом подсказал Огивара.

Да.

Волны вновь успокоились. Тревожный крик чайки оборвался на самой высокой ноте. Шигехиро потянулся к нему и снял паутину со второго рукава.

— Он сломал бы мне позвоночник, едва увидев трансформацию. Ты бы всё равно не успел, ты знаешь это, а Император спас вас всех от разоблачения. Он спас, но Акаши подумал, что предал, и не справился. Вы с Аоминэ на тот момент уже два месяца как не разговаривали, а он ни за что не протянет руку, если не будет уверен, что ты её пожмёшь. — Шигехиро замолчал, будто бы к чему-то прислушиваясь, и улыбнулся. — Не протянул бы. Раньше.

Солнце свалилось за горизонт, и песчаный пляж теперь освещали пять разноцветных огоньков. Один, тёмно-синий, но самый яркий, висел над головой как полярная звезда и, вопреки обыкновению, светился ровно и чего-то ждал.

— Мне жаль, — так же негромко продолжил Шигехиро. — Мне очень жаль, что меня нет, но ты сейчас споришь сам с собой.

Тэцу?

— Валун?

— Нужно залатать брешь в Стене, — глухо отозвался Куроко. — Титанов контролируют, Акаши не может приказать никому из них.

— О, так ты теперь заместо вьючного животного!

— Что-то вроде того. Вряд ли мне это зачтётся и, как только Гарнизон придёт в себя, у пушек будет новая цель.

Мы не позволим. Тэцу, мы не позволим.

— Я не с ним говорю, — нахмурился Куроко.

— Зато он говорит с тобой, — пожал плечами Шигехиро и снял паутину теперь уже с макушки. — Отвратительная способность, честное слово.

— Говорить со мной?

— Нет, паутина. Сколько Перевёртышей из-за него обратно перекинуться не смогли, страшно представить.

Куроко попытался разглядеть в сгущающемся мраке силуэт Шигехиро и, поняв, что тот с каждой секундой растворяется в темноте всё больше, зацепился взглядом за поблескивающие в свете пяти огоньков глаза.

— Я скучаю.

— Знаю, — кивнул Шигехиро и сочувственно вздохнул: — Чертовски тяжёлый камушек.

— Шагов десять, не больше.

Мне жаль, Тэцу.

— Он не врёт.

— Не врёт.

Тьма сомкнулась над ним плотным куполом. Здоровенный валун упал с плеч на землю, закрывая брешь в Стене, Шигехиро издал победный клич, а Куроко закрыл глаза.

* * *

Мгла лопнула подобно мыльному пузырю, по глазам полоснул яркий свет настоящего солнца над Тростом, в нос ударил запах пыли, металла и крови, а в ушах эхом отразился звук перезаряжаемого оружия.

Блять.

Аоминэ.

Ну, благодарности я и не ждал.

Голос даже в мыслях звучал хрипло.

Дайки фыркнул, тут же осёкся и, поняв, что ему ответили, резко обернулся. По правую и левую сторону от него стояли Кисэ и Кагами с мечами наизготовку. Рыжие лучики играли в темных, встрёпанных волосах, в глазах плясали смешинки, а в улыбке сквозило облегчение весом в несколько спасших их валунов.

— Сложить оружие, солдаты!

Голос у Вермана прорезался как всегда в самый неподходящий момент. Куроко на пробу повёл затёкшими плечами, глубоко вздохнул и, не отрывая глаз от пытливо разглядывающего его Дайки и стирая из памяти нарисованные горы, улыбнулся.

Так что? Какой план?

В темноте над нарисованным морем по-прежнему кричали чайки.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

19 апреля 854 года

Во время обороны Троста погибло 356 человек. Из них 95 военных, в числе которых Сатоши, Хироши, Накамура и Юя Мияджи. Остальные — гражданские.

Вторжение длилось три часа и двадцать две минуты. Ещё никогда Разведкорпус и Гарнизон не теряли столь многих так быстро, но Вермана и Дока беспокоили лишь мы — Перевёртыши в военной форме.

356 человек…

До Стохеса Куроко сопровождал конвой. В Тросте его возглавил жизнерадостный Пиксис, он же вызвался присматривать за Гигантом в экипаже. Всю дорогу до города Дот напевал себе под нос какой-то военный марш и курил трубку. Взгляд лукавых глаз то и дело намертво прилипал к лицу Куроко и слегка нервировал, но, пожалуй, это был лучший из возможных вариантов, потому что Верман едва не выстрелил из пушки сам. По Куроко, Аоминэ, Кисэ и Кагами. Вовремя прибывший Пиксис и воистину устрашающий Акаши ситуацию спасли, но Китс, поддавшись первобытному страху, контролировал себя плохо и оставлять его наедине с Тэцуей было нелучшей идеей.

Эрвин прибыл прямо перед выездом из Троста, однако к конвою ему присоединиться не позволили — боялся ли Гарнизон, что тот знал обо всём с самого начала, или же подозревал его в желании организовать Перевёртышу побег, Тэцуя судить не брался. Посоветовал лишь глаз с Паука не сводить и замолк. Предупреждающе покачал головой, когда так и не присмиревший под взглядом сначала Акаши, а потом и Эрвина Аоминэ снова открыл рот, и позволил заковать себя в кандалы. Те бы его не сдержали, думать так было наивно, но ощущение мнимой безопасности успокаивало жаждущих расправы военных.

— Вы наделали шума, Тэцуя, — заговорил Пиксис

Перекричать шум колёс и стук копыт по земле он не старался, но голос был до того ровным и уверенным, что Куроко услышал бы его, даже не будь у него настолько острого слуха.

— Сделал необходимое. Это формулировка нравится мне больше.

Дот весело улыбнулся и закинул ногу на ногу.

— Капрал Верман будет настаивать на обратном.

— Он боится. И, по совести, его трудно в этом винить.

Пиксис отодвинул штору на крохотном окошке экипажа, давая себе время подумать, и, коротко вздохнув, вновь повернулся к смотрящему на него в упор Куроко.

— Когда ему было столько же, сколько вам, Китс хотел стать разведчиком. Престиж Разведкорпуса в те времена был выше, чем сейчас, вот только присоединялись к нему те, кто не был готов выйти за Стены. Вермана хватило лишь на одну вылазку: за первый час в Лесу выжрали весь его отряд. По возвращении он подал рапорт, к службе уже в Гарнизоне вернулся спустя полгода. — Дот пожал плечами и добродушно улыбнулся. — Так что Эрвин скорее исключение, чем правило, а вам очень повезло.

— Повезло? — сбитый с толку, переспросил Куроко.

— Мы все выросли под защитой Стен, — пояснил Пиксис. — Не осталось никого, кто мог бы рассказать, как было до и что там, за порогом. Те немногие, кто присоединялся к Разведкорпусу, понятия не имели, с чем столкнутся, едва за ними закроются ворота. А вы пошли в разведчики, мечтая о свободе, остались же осознанно. Шиганшина дала вам стимул, убедила в необходимости борьбы, познакомила со страхом не метафорическим — настоящим. Вы знали, с кем вам предстоит бороться и боролись так, как мы никогда не могли.

— Однако стоит вам подумать о том, что один из разведчиков — Титан, и запереть его кажется лучшим вариантом, чем использовать, — не удержался Куроко.

— Что вы, Тэцуя. Верман боится, но даже он понимает, сколько новых возможностей появится у нас, окажись вы на нашей стороне. — Пиксис снисходительно склонил голову и подался вперёд. — Но если один из людей оказался Гигантом, то что мешает всем остальным Гигантам быть людьми?

Куроко отвёл взгляд, и Пиксис, довольный реакцией, снова откинулся на спинку жёстких кресел.

— Вот видите. Вас заковали в кандалы из страха, что каждый из ваших товарищей превратится в монстра. В этом нет логики, но, повторю: Эрвин скорее исключение, чем правило. Большинство людей страх отупляет.

— А вас?

— О! — Дот искренне рассмеялся и достал из кармана фляжку. — Мне просто интересно, что будет дальше.

Звон ворот оповестил их о прибытии в Стохес. Стук копыт и шорох колёс по брусчатке в ночном городе казался особенно громким, свет уличных фонарей робкой полоской проникал за шторку, а отсутствие беснующейся толпы на улицах говорило о нежелании правительства предавать огласке случившееся в Тросте. Конвой неспешно двигался к Суду, где-то позади ехал экипаж со связанным по рукам и ногам Ханамией, а серебряные нити, коими Тэцуя обыкновенно цеплялся за своих, теперь крепко держали пять пар рук.

Слегка поколебавшись, Куроко коснулся беспокойных мыслей Кисэ и принялся неловко ждать.

Вести мысленный диалог с Аоминэ было просто: Дайки не обладал ментальными способностями, но долгая мыслесвязь с ним позволила им беспрепятственно общаться, не открывая рта. С остальными было труднее. Каким бы хорошим телепатом ни был Тэцуя, диалог с каждым, у кого не было невербальных способностей, обычно либо получался односторонним, либо состоял сплошь из слегка блеклых, брошенных ему в ответ картинок.

Куроко мог проникнуть в сознание других Перевёртышей, но в случае, если его проникновению сопротивлялись, подобный манёвр отнимал слишком много сил. Вырывать из неразберихи чужих голов нужное и без того было непросто, так что пользовался он этим нечасто.

Сейчас же особого выбора не было. Вряд ли им позволят увидеться до суда, а удостовериться в том, что ничего не поправимого не случилось, хотелось немедленно. Спросить вслух было не у кого, а полгода назад единственным, кто не воспринимал его заступ за границу личного пространства в штыки, был Рёта. Даже Дайки, с энтузиазмом принявший идею общения по мыслесвязи, никогда не пускал его дальше метафорического сапфирового каната. Кисэ же, не имея за душой ничего фальшивого, распахивал двери с такой простодушной откровенностью и готовностью слушать, что порой становилось страшно, как бы поразительная способность поворачиваться к людям сердцем нараспашку не вышла ему однажды боком.

И хотя с тех пор много воды утекло, стоило Куроко сделать нерешительный шаг назад, как Рёта откликнулся так громко и так радостно, что растерявшийся Тэцуя не сразу вспомнил, чего ради обратил на себя его внимание.

Кашлянул негромко, отворачиваясь от Пиксиса к зашторенному окну, и прикрыл глаза.

…не бойся, мы тебя вытащим!

Вихрь солнечно-жёлтых мыслей походил на шторм при ясном небе. Куроко привычно отфильтровал всё лишнее, молча поблагодарил бывшего товарища по отряду за весьма неплохую попытку не цепляться за иные потоки сознания, кроме непосредственно разговора с ним, и как можно спокойнее произнёс:

Не части. Сосредоточься на моём голосе и выбери точку в пространстве, которая не будет отвлекать тебя от разговора.

Затылок Акаши?..

Тэцуя улыбнулся и еле заметно качнул головой.

Если красное тебя успокаивает. Но учти, он может почувствовать.

Рёта уставился на едущий впереди экипаж с Куроко, и тот мысленно похвалил его за сообразительность.

Хорошо. Что слышно?

У ворот к нам присоединился Найл Док. Злой, как сотня Верманов.

Сказал что-нибудь?

Перекинулся несколькими фразами с Эрвином.

Едем к зданию Суда?

Судя по всему. Вероятно, тебя решено поместить в темницы под собором.

Это обнадёживало. Думай они, что Куроко действительно представляет угрозу, держать его под главным собором Культа Стен никто бы не стал. Центр города был густо населён, случись что непосредственно там, жертв будет не избежать. Так что намерение запереть его поближе к Суду было пусть и не совсем понятным, но всё же успокаивало.

Хорошо. Вас не тронут?

Бледное от ярости лицо Аоминэ так живо появилось перед взором Кисэ, что на одно мгновение Тэцуя решил, что он на него посмотрел. Но Рёта тут же взял себя в руки, воображаемый Дайки исчез, а Кисэ сердито фыркнул.

Аоминэ напрашивался, но, кажется, Акаши всё уладил. Ты как?

Всё хорошо, — не солгал Куроко. — Присмотри за ними. И не наделайте глупостей.

Так точно, сэр. — Кисэ хмуро улыбнулся и не слишком умело попытался мысленно сжать ему плечо. Прикосновение скорее напоминало грубый толчок, нежели жест, призванный успокоить, но Тэцуя оценил. Кивнул и аккуратно покинул чужое сознание.

Через несколько минут они с конвоем разминулись. Он вышел из экипажа, сопровождаемый Пиксисом и десятком дрожащих солдат Гарнизона, позволил затолкать себя на узкую лестницу, ведущую в темницы под собором, и весь путь в подземелье думал о том, что это — к лучшему.

Ему порядком надоело врать.

* * *

Мидорима методично массировал ноющее колено, когда Аоминэ, громко хлопнув дверью, зашёл в комнату ожидания.

К Куроко их, разумеется, не пустили. К остальным Разведчикам тоже, и сюрпризом это не было: когда речь заходила о странных перевоплощениях одного из Тейко, подозрения падали и на всех остальных. Другое дело, что после изматывающего боя хотелось чуть больше, чем помещение, где из горизонтальных поверхностей был только пол. Как бы они могли воспользоваться стулом во вред обществу Шинтаро представлял мало, а если же их тюремщики всерьёз опасались трансформации, то четыре голые стены их точно не сдержат.

Сейджуро — Сейджуро мог бы. Но его здесь не было, и хотя Мидорима не имел привычки копаться в чужих тараканах, между этой комнатой и кабинетом Акаши Масаоми, он бы выбрал первое.

— Кагами пустили к своим, — тоскливо разглядывая пустой мешочек из-под орешков, заметил Ацуши.

— Он выглядел достаточно удивлённым, чтобы сойти за непричастного, — негромко отозвался Шинтаро и перестал тереть уже давно зажившее колено. Бросил исподлобья взгляд на натянутого как струна Дайки и с плохо скрываемым укором спросил: — О чём ты думал?

— А с хера ли тебе интересно? — вяло рыкнул Аоминэ.

Прозвучало и вполовину не так зло, как должно было: не отреагировал даже обычно чувствительный к грубости Кисэ. Мурасакибара с любопытством перевёл взгляд с Дайки на Шинтаро и, решив, что ссорой не пахнет, расслаблено сел прямо на пол. Вытянул ноги, перегородив половину комнаты, и чавкнул невесть откуда взявшейся ириской.

— Убей тебя Фантом, он бы никогда себя не простил, — не сдался Мидорима.

Дайки дёрнулся как от удара, и тут же перестал выглядеть злым, вот-вот готовым к прыжку зверем. Устало прислонился к противоположной от Рёты стене и запрокинул голову.

— Я знал, что он этого не сделает. Он меня слышал. Я… я это видел. — Аоминэ повёл плечами и громко сглотнул. — Ты не поймёшь.

В другом месте, в другое время и при других обстоятельствах, Шинтаро бы вспылил. Возможно, не будь той их ссоры, он бы тоже вспылил, но теперь и он, и каждый из Тейко знал, как говорит Аоминэ, когда на самом деле хочет оскорбить, а когда за словами не скрывается ничего, кроме сухой констатации: «Я вижу то, чего не видите вы. Так всегда было, вы это знаете, а потому хватит, чёрт возьми, ко мне цепляться».

— Ладно.

Дайки выпрямился и удивлённо вскинул брови.

— Ладно? И всё?

— И всё, — твёрже повторил Шинтаро и раздражённо отвернулся. Тут же напоролся на всезнающую улыбку Кисэ и всплеснул руками. — Да бога ради!.. Плевать я на вас хотел.

— Как в старые добрые времена, — почти пропел Рёта.

Грустно улыбнулся и неловко замолчал, потому как, в действительно, как раньше не было. Они разошлись по четырём стенам как можно дальше друг от друга, в жестах, взглядах, словах — во всём скользила какая-то болезненная нервозность, и каждый, разве что за вычетом меланхолично жующего Ацуши, боролся с малодушным желанием сбежать.

Поговорить стоило о многом, но до Троста, до этой проклятой минуты никто из них и не думал, что придётся. Когда-то зудящая под кожей потребность себя изжила. В груди тлело смутное ощущение недоговорённости и тёмное сожаление. Обида, злость, отчаяние, страх — все чувства выдохлись, как забытое в графине вино, и теперь, когда случай вновь столкнул их лбами, тщательно замурованное и забытое едкой заразой лезло наружу. Невысказанные упрёки и проглоченные извинения горчили на языке, а просторная комната словно бы сжималась с каждой минутой всё больше.

Глупо и смешно, но ссоры им всегда давались проще.

— Ничего страшного не произойдёт, если мы хотя бы сейчас не станем собачиться, — очень тихо заметил Рёта. — Не стыдно переживать. Стыдно притворяться равнодушными.

Мидорима покосился на склонившего голову бывшего товарища и отчего-то сконфуженно отвёл взгляд. Природное умение Кисэ взывать к совести не было доведено до уровня рефлекса, как у Куроко, да и пользовался он им не так профессионально, но Рёта был мастером подгадывать момент.

Сейчас был выбран крайне удачный: даже Ацуши на мгновение перестал жевать. Дайки же поморщился, отмахнулся, как от большой, назойливой мухи и тихо проворчал:

— О, лучше бы заревел.

Кисэ вскинулся в наигранном возмущении, Дайки расплылся в широченном, довольном оскале и едва заметно, так, что Мидорима бы и не заметил, не смотри он на него со всем вниманием, кивнул.

Было похоже на «прости».

Напряжение лопнуло как мыльный пузырь. Рёта улыбнулся сначала неуверенно, затем шире и, наконец, почти счастливо, и сжавшиеся было стены комнаты снова встали на свои места.

* * *

— От одного твоего взгляда я не перекинусь, — негромко заметил Куроко и открыл глаза.

Кагами, смутившись, отвёл взгляд и крепче стиснул на груди руки. Ткань форменного пиджака с шорохом потёрлась о каменную кладку стены, и подозрительная тишина в тюремном коридоре стала особенно очевидной.

— Не думаю, что тебе разрешено сюда спускаться.

— Я и не спрашивал, — проворчал Тайга.

— В таком случае советую подниматься по чёрной лестнице.

Кагами проигнорировал беззлобную попытку пошутить и, оторвавшись от стены, сделал несколько шагов из стороны в сторону. Полумрак не позволял как следует разглядеть выражение его лица, а кандалы подойти поближе к решётке, но напряжённые плечи, тяжесть каждого нервного шага, скорбно опущенная голова — всё в нём словно бы кричало не о злости или страхе, а об обиде.

— Я не мог тебе рассказать, ты же зн…

— Ты хотя бы вообрази себе сколько жизней можно было спасти, не молчи вы всё это время.

Негромко сказанная фраза ужалила больнее, чем любой из укусов Паука несколькими часами ранее. Кагами стоял возле решётки, смотрел точно в поблескивающие в темноте глаза Тэцуи и выглядел не рассерженным, нет. Много хуже — горюющим за всё человечество сразу. Едва только переступив порог Сейрин, заново узнав бывшего товарища по училищу, Куроко посчитал, что простота, искренность и широта души не доведут его ни до чего хорошего. Тайга отличался от всех тех, к кому он привык, как Солнце отличается от Луны.

Привычка давать больше чем брать, грудью бросаться на остриё копья и природная честность — такие либо умирали сразу, либо спасали мир.

В Тейко подобных не было. Они предпочитали выживать.

— Не говори о том, о чём не имеешь ни малейшего понятия, — глухо попросил Куроко. — Скажи мы, сидели бы в клетке вместе.

— И кандалы бы вас сдержали? — с щедрой долей яда в голосе поинтересовался Тайга. — Хочешь, чтобы я поверил, что уйти тебе решётка мешает?

— Война на два фронта…

— Какое решение сегодня вынесет суд?

— С чего ты взял, что я…

— Потому что ты знаешь!

Тэцуя выдохнул сквозь зло стиснутые зубы и яростно дёрнул приковавшие его к стене цепи. Кагами до побелевших костяшек стискивал прутья, и будь на его месте любой из них, стальная решётка уже бы помятой грудой металла валялась в углу.

Ссадины на запястьях зажили прежде, чем струйки крови потекли по ладоням, Куроко стиснул кулаки и еле слышно проговорил:

— Удачно подвернувшимся Титаном воспользуются как оружием.

— Именно…

— Но с чего ты взял, что я хочу им быть?

Вопрос вырвался раньше, чем Куроко успел как следует его обдумать.

Из коридора послышался звук шагов. Спустя ещё несколько секунд на стене забрезжил отсвет факела. Кагами разжал стиснувшие прутья пальцы, отошёл на шаг назад и тихо, но твёрдо, проговорил:

— Если ты всерьёз думаешь, что у тебя, у любого из вас, есть выбор, то я никогда тебя не знал.

Отряхнул ладони от ржавчины и ещё тише добавил:

— И знать бы не хотел.

На узкой лестнице Кагами плечом едва не сшиб двух охранников. К Залу Суда Тэцую вели в очень тонких, хрупких наручниках. Никто из них всерьёз не думал, что он решит сбежать.

19 апреля 854 года

…356 человек.

Все они могли выжить.