Он должен успеть (джен)

Снова шел дождь. Серый, беспощадный ливень заливал улицы, асфальт масляно блестел в жёлтом свете фонарей. Сквозь стёкла витрин смутно просвечивало тёплое сияние ламп.

Персиваль упрямо шёл сквозь шумную пелену, надвинув шляпу. С широких полей стекали ледяные струи, едва не попадая за шиворот.

Он никогда не брал зонт.

Он любил дождь. Любил мир, сотканный из причудливых капель, расплывчатый свет фар. Любил ощущение чистоты, которое давал дождь.

Это началось не так давно.

Год — год и три месяца назад, после выхода из больницы. Персиваля восстановили в должности, как ни странно. Целители считали память, залечили тело, измученное пытками в подвалах Гриндевальда, и признали годным к работе.

Персиваль тщательно скрывал усмешку, выслушивая рассуждения о том, как Департамент нуждается в таком опытном руководителе.

Они уговаривали его. Наивные. Им было невдомёк, что теперь работа для него — единственное, что приносит в жизнь смысл. Нет! Не для того, чтобы чем-то заполнить саднящую пустоту в душе, исцелить горечь поражения и муки совести. Нет.

Никаких бесплодных терзаний.

Персиваль презирал их.

Он поставил вполне конкретную цель — для которой ему нужен весь аврорат. Сыщики. Целители. Лаборатории. И за пару месяцев вынудил Министерство санкционировать исследования. Но умолчал, какого рода результата желает достичь.

Не всё сразу...

Персиваль замедлил шаг. Перед ним в пелене дождя проступили витые столбы — украшения моста. Свет фонарей казался розоватым.

Маршрут выверен до метра.

Раз — сойти с тротуара, обогнуть ограду.

Два — спуститься по ступеням к воде.

Три — вдохнуть запах тины и камня.

Четыре — нырнуть под склизкие от сырости своды, доставая волшебную палочку.

Пять — зажечь слабенький жёлтый люмос и прошептать:

— Сэм, не бойся, это я.

Щуплый мальчишка лет шести, в мешковатом пальто с чужого плеча и вязаной шапке, испуганно вжался в холодную опору моста.

— Тише, Сэм, — Персиваль протянул руку — на ладони появился белый пластиковый контейнер. — Держи, я принёс тебе еду.

Мальчишка несмело отлепился от стены.

— Вас давно не было, сэр, — тоненьким голосом сказал он. — Я думал, вы больше не придёте, и испугался.

— Ешь. Что ты здесь делаешь в такую погоду? Ты разве не должен быть в приюте?

Сэм опустил глаза, грея ладони о горячий контейнер. Персиваль вздохнул и присел на корточки рядом.

— Старшие опять били тебя? Покажи спину.

Панический взгляд чёрных, как сама тьма, глаз — блестящих, чуть-чуть навыкате. Персиваль едва заметно вздрогнул. Как и всегда, встречая этот взгляд.

Он быстро научился маскировать своё смятение, но совсем отделаться от болезненных воспоминаний было трудно.

— Сначала поешь. А потом я посмотрю твою спину. Всё будет хорошо, Сэм.

Мальчишка сгорбился над контейнером, поглощая обжигающий куриный суп. Спутанные волосы грязно-каштанового оттенка упали на лоб.

Персиваль наблюдал за ребёнком со странным ощущением дежа вю. Болезненно сжималось сердце, а в пелене дождя мерещилась нескладная фигура другого сироты…

— Сэр? — робкое прикосновение к рукаву. — Спасибо, сэр.

Персиваль, очнувшись, наложил на мальчика согревающие чары и велел снять пальто. Тот загнанно дёрнулся, но повиновался.

— Дьявол… — спина была покрыта широкими неровными ранами. Края некоторых потемнели и начали гноиться.

— Сэм! Ты что, не ходил в лазарет? Почему, я же просил тебя?

Тот сжался, в уголках глаз набухли слезинки. Но не проронил ни слова.

Персиваль взял себя в руки. Криками тут не поможешь, только всё испортишь. Осторожно положил ладонь на костлявое плечо — по телу Сэма пробежала крупная дрожь. Успокаивающе погладил и повёл палочкой вдоль позвоночника, дезинфицируя и залечивая.

— Ну, вот и всё. Одевайся, твоя одежда сухая теперь, — Персиваль выждал, пока мальчик натянет футболку и закутается до подбородка в пальто. Бережно взял его руки в свои, заставил сесть ближе.

— Сэм, расскажи мне. Ты же знаешь, я хочу помочь. Почему ты боишься идти в лазарет? Я не всегда успею залечить твои раны. Ты можешь умереть.

Большие глаза налились слезами, но тонкие губы упрямо поджались.

— Сэм, пожалуйста. Прошу тебя. Я не хочу, чтобы ты попал в беду.

«Снова. Я сойду с ума, если кто-нибудь снова погибнет».

Персиваль крепче сжал дрожащие ладошки. Наверное, что-то отразилось на его лице, потому что Сэм отвёл глаза и тихо прошептал:

— Простите, сэр. Мне так неловко, что вы беспокоитесь обо мне. Но… я не могу пойти в лазарет. Старшие запретили мне лечиться. И если я… они… — его голос сорвался, плечи затряслись в рыданиях.

Проклятье!

В груди похолодело. Значит, сегодня Сэма ждёт очередная расправа — потому что он, Персиваль, ему помог. Но если бы оставил, как есть — шестилетний ребёнок получил бы заражение крови и умер. Не говоря уже о мучениях, которые ему доставляли раны.

«Не паниковать. Выход найдётся».

Мордредовы законы, не позволяющие непосредственно вмешиваться в жизнь не-магов и сквибов, которые у них воспитываются!

— Сэм, хороший мой, тише, я что-нибудь придумаю, слышишь. Я обязательно что-нибудь придумаю, — Персиваль безостановочно гладил худые плечи и слипшиеся волосы, притягивая мальчишку ближе. Тот вдруг отчаянно всхлипнул и рывком уткнулся ему в живот, вцепившись обеими руками в складки пальто.

Персиваль выругался сквозь зубы, замер на секунду. Перед глазами встала другая сцена… черные кудри на его плече, вздрагивающие пальцы, комкающие лацканы пиджака….

Будь проклят Гриндевальд.

Персиваль крепче прижал к себе Сэма, нежно гладя по спине. На этот раз он не упустит ни одного из этих детей.

Сквибы. Он разыскивал сирот-сквибов по всей стране. Составил программу по предотвращению перехода связанной магии в обскуры. По распознаванию обскуров. Но на самом деле… Он желал создать отдельные приюты для сквибов и латентных магов. Под ведомством Департамента.

Персиваль был убеждён, что если дети выросли в нормальных условиях и получили достойное образование — никаких спонтанных выбросов магии не будет. А если дать работу, где нужен хотя бы минимум этой магии — то она будет потихоньку находить выход, и взрыва тем более не произойдёт.

Персиваль ласково ерошил слипшиеся волосы Сэма и пытался понять, чем его привлёк именно этот мальчишка. Из всех сирот-сквибов именно он. С невероятно яркими чёрными глазами, совсем как у…

Мерлин! Очевидно, но ведь это не единственная причина. Должно быть что-то ещё.

Сэм чуть больше года назад пережил клиническую смерть. Ему повезло, в тот момент в приюте находился с благотворительным визитом кандидат в мэры города, и обрадовался случаю оказать дорогую помощь сиротке.

Сэм выжил.

Но стал ещё более странным, чем раньше. Замкнутым, пугливым. Шарахался от людей и безошибочно чуял волшебников. И не доверял им.

Персивалю понадобилось почти полгода, чтобы хоть немного завоевать его доверие. А чтобы он вот так сам обнял его — это вообще произошло впервые.

— Сэм… Я постараюсь добиться, чтобы тебя перевели в другой приют, слышишь? Всё будет хорошо. Поверь мне. Потерпи ещё немного.

«Мерлин, что я говорю? А если у меня не получится — как не получалось до сих пор? Но я дам прочесть свои воспоминания…»

Недетские чёрные глаза впились прямо в душу. Персиваль содрогнулся, непроизвольно стискивая плечи Сэма.

— Вы сами боитесь, сэр. Я чувствую… Простите, сэр, — он осекся. Вытер слёзы тыльной стороной ладони, неловко поднялся и побрёл прочь, под дождь.

— Стой! — Персиваль ухватил его за рукав. — Опять промокнешь. Закрой глаза.

Они уже делали так.

Рывок — и перед глазами возникла высокая мрачная громада приюта.

— Сэм, я постараюсь. Я очень хочу помочь тебе. Это правда.

Мальчик задрал голову, глядя Персивалю в лицо странно-серьёзным, внимательным взглядом.

— Я помню. Хорошо, сэр, — и пошёл к воротам. Крошечная фигурка в пелене дождя, под давящими стенами здания, где жила только боль. Мордред подери эти законы.

Стоп.

«Я помню» — что он имел в виду?

Дыхание перехватило. Нет. Не думать. Просто показалось...

Персиваль оглянулся — никого, — и аппарировал.

…

Он проснулся внезапно, как от толчка. Происходило что-то ужасное. Где-то… кому-то было очень больно. Кто-то умирал. Душный ужас, лёгкие горят огнём, боль сжигает тело… Персиваль с криком подскочил на постели, на ходу натягивая брюки и мантию, нащупал палочку.

В следующую секунду темноту спальни прорезало синеватое сияние патронуса. Крупная выдра выговорила запыхавшимся голосом секретаря:

— Сэр! Чрезвычайное происшествие в приюте на Блейн-стрит! Активация обскура, мы не можем удержать… — треск, и патронус пропал.

Сердце оборвалось.

Сэм.

Персиваль аппарировал, молясь успеть — успеть сам не зная что…

В лицо пахнуло жаром и дождём одновременно. Приют горел. Языки пламени лизали выщербленные стены, а ливень размазывал по земле хлопья сажи и обгоревшие обрывки ткани. Вой пожарных сирен, струи воды, мелькание огней полицейских машин…

Гигантский смерч в небе над зданием — такой… знакомый. По ощущениям. С крыш соседних домов сверкали вспышки заклинаний. Что они делают? Только больше разозлят. Или… уничтожат.

— Сэм… Криденс, — одними губами прошептал Персиваль. — Я снова не успел, я… Нет. Я успею.

Он расправил плечи. Скулы свело судорогой, ток холодной решимости пронзил позвоночник.

К дьяволу правила и законы.

Обскур может быть стабильным. Может, чёрт возьми!

— Говорит Персиваль Грейвз! — авроры на крышах замерли. Голос начальника звучал в их головах. — Всем прекратить огонь. По моей команде активировать защитный купол, три, два, один — делаем!

Небо вспыхнуло. Широкий серебристый щит накрыл обскура, оставив, впрочем, место для манёвра. В ту же секунду Персиваль был на крыше — прямо у подножия беснующегося смерча.

— Никому не вмешиваться без моей команды!

Яростный ветер ударил в лицо, от мощной магии заломило виски.

— Сэм! Послушай меня, Сэм, это я… я пришёл за тобой. Мне разрешили забрать тебя от злых людей, слышишь? Сэм, послушай меня… Ты нужен мне.

Голова раскалывалась от боли. Чёрный вихрь вверху ревел и метался, грозя в любую секунду разнести купол.

— Ты нужен мне, — отчаянно прохрипел Персиваль, хватаясь за металлические перила.

«Ты мне нужен, Сэм… Нужен, Криденс… Вернись. Я знаю, что это ты. Пожалуйста!» — бессвязно металось в пылающем мозгу.

Давление в висках усилилось, смерч упал с неба и свет померк. Персиваль рухнул на колени, царапая пальцы об острую черепицу.

— Не стрелять, — прохрипел он аврорам, зная, что они продолжают слушать. Сознание уплывало.

«Криденс, я чувствую тебя. Умоляю, прости меня. Криденс, ты мне нужен. Криденс, я… люблю тебя. Вернись…»

Вспышка.

Голова вдруг стала лёгкой-лёгкой, и Персиваль жадно глотал воздух вместе с каплями дождя — они таяли на языке, отрезвляя.

Возле вентиляционной трубы напротив скорчился мальчишка. Изорванная одежда промокла от крови, на лбу красовался длинный порез — чёлка прилипла и лезла в глаза.

Чёрные, жуткие, недетские глаза.

Те самые.

...

— Криденс, — кашляя, шепчет Персиваль.

— Сэр, — глухо отвечает тот и смотрит, смотрит с какой-то отчаянной жаждой.

Персиваль осторожно протягивает руку:

— Криденс, пожалуйста. Иди ко мне. Я клянусь защищать тебя. И таких, как ты — всех вас. Я изменю законы. Криденс… я никогда больше не оставлю тебя.

— Сэр… — мальчишка неловко встаёт. Персиваль поднимается тоже и очень медленно идёт навстречу, смертельно боясь спугнуть.

Шаг, ещё и ещё. Ноги скользят на скользкой крыше. Криденс спотыкается, и Персиваль, не думая, бросается вперёд, ловит, стискивает за плечи, обнимает.

Тот дёргается и застывает, дыша, как испуганный загнанный зверёк. Но не делает попытки вырваться. Только крепче вцепляется в подол мантии и молчит.

Нет нужды спрашивать, что произошло, или смотреть воспоминания — Персиваль и так знает. Как и знает, что те отморозки, которые издевались над беззащитным ребёнком, мертвы.

Нужно продумать, как защитить Криденса от Министерства. От магов, от людей. Как спасти всех остальных.

Но это потом.

Он уже знает, что говорить, какие доказательства привести.

А пока можно просто прижимать к себе щуплое тельце и ощущать, как в груди разгорается давно позабытое щекочущее тепло.

...

Персиваль Грейвз стоял на крыше обгоревшего дома и счастливо улыбался, гладя по голове маленького мальчика. Тот вжимался лицом в скользкую от влаги мантию и дрожал.

Дождь усилился, скрывая мир за серой пеленой, смывая… всё.