Джаз и немного магии (гет)

Запах… Горелым тестом пахло еще за несколько кварталов до дома, и, несмотря на противно моросящий дождь, Тина замедлила шаг — возвращаться резко расхотелось. Это могло быть совпадением, вот только в совпадения она не верила — по крайней мере, не сейчас, чувствуя этот запах уже в третий раз за месяц. Невольно она стала перебирать в голове дела, ради которых можно было бы вернуться на работу, но тогда, учитывая, что время и так уже перевалило за девять вечера, пожалуй, придется провести в аврорате всю ночь — а этого ей хотелось ещё меньше.

Подойдя к подъезду, она остановилась и с тоской посмотрела на окна собственной квартиры, пытаясь оттянуть момент возвращения. Она старалась дышать глубоко, про себя отсчитывая вдохи, одновременно пытаясь успокоиться и насладиться кислородом, прежде, чем поднимется наверх. Мимо, громко завывая клаксоном, промчалась машина, из ее салона доносился веселый смех, и Тина остро позавидовала тем, для кого пятница — это маленький праздник, а не один из череды однообразных, похожих друг на друга дней.

В квартире на первом этаже играла музыка — кажется, она называлась джазом. Тина слышала ее несколько раз, встречаясь в барах со своими осведомителями, но не понимала, отчего она так популярна. На их этаже горелой выпечкой пахло куда сильнее, и даже странно было, что квартирная хозяйка до сих пор не возмущается таким безобразием. Хотя, может быть, даже она нашла более интересное занятие, чем сидеть дома в этот пятничный вечер.

Первым, что она увидела, открыв дверь, был горящий штрудель, мирно летящий по воздуху. Рефлексы сработали быстрее, чем она успела сообразить, что происходит.

— Агуаменти, — и в комнате послышался шипение, а пары понемногу стали разогнять легкий смог, заполнивший комнату. Дышать стало легче, но вместе с тем навалилась дикая усталость, казалось, заклинание забрало последние крохи сил, которые оставались у нее после очередного сумасшедшего дня на работе.

Взглянув на Куинни, Тина пожалела о своем поступке — она не могла понять, плачет ли сестра, или это просто струйки воды стекают по ее щекам.

— Привет, — делая вид, что не происходит ничего необычного, поздоровалась Тина. Прекрасно понимая, что Куинни и так все расскажет, она никогда не лезла первая, не устраивала допросы, которых ей хватало и на работе. К тому же такая ситуация уже действительно практически перестала быть необычной.

Куинни молчала, она смотрела перед собой, но, судя по всему, мыслями была где-то далеко — возможно, даже в прямом смысле этого слова. Такой взгляд иногда до сих пор пугал Тину, хотя, казалось бы, она должна была давно привыкнуть. Но, к сожалению, она научилась прятать только собственные мысли, забивая голову рабочими проблемами даже дома, и от этого еще больше уставая.

Все так же не говоря ни слова, Куинни прошла через комнату и рухнула на кровать, успев по пути высушить на себе одежду. Двигаясь, как всегда, грациозно, она будто бы каждым жестом пыталась показать свою обреченность. Ее поведение вообще всегда отличалось легкой театральностью, которая в такие моменты достигала апогея.

— Я не хочу быть магом, — Тине не надо было подходить ближе, чтобы сказать, какое выражение лица сейчас у сестры. Она слишком хорошо знала сценарии ее истерик, которые практически не изменились с тех пор, как та была подростком. Куинни задаст несколько риторических вопросов, а когда Тина не ответит, обвинит ее в бесчувствии, переходя в следующую стадию. Потом будут слезы, крики и, возможно, стихийные выбросы магии. Если им очень повезет, примерно к трем часам ночи они будут пить какао на слегка разрушенной кухне, Тина станет думать, что, несмотря на выходной, ей через каких-то четыре часа надо собираться на работу, и у Куинни, возможно, даже хватит совести смутиться.

Тина вздохнула — такой план на вечер радовал ее даже меньше, чем перспектива провести его в аврорате.

— Почему все так сложно? — подтверждая ее предположения, вопросила Куинни у потолка над кроватью, будто надеясь, что он ей ответит.

— Что случилось? — надеясь успокоить сестру до того, как начнется полноценная истерика, Тина присела на край кровати.

— Он спросил, кем я работаю, — простонала Куинни, закрывая лицо руками, явно предполагая, что по такому невнятному ответу Тина должна оценить весь масштаб трагедии, едва не приведшей к пожару в их квартире.

Тина лишь поморщилась. Нет, в общих чертах она изначально понимала, что причиной сегодняшнего срыва опять был Якоб. С тех пор как Куинни снова начала с ним встречаться, практически все их вечера в той или иной степени были посвящены исключительно Ковальски.

— Зачем надо было стирать ему память? — услышала она уже набивший оскомину вопрос, ответ на который не хотела озвучивать. Через пару недель после отъезда Ньюта она смогла все обдумать и в глубине души даже порадоваться такому стечению обстоятельств. Она искренне полагала, что Ковальски — абсолютно не пара ее сестре, привыкшей во всем и всегда полагаться исключительно на магию. Но потом они встретились вновь. И начался кошмар, длящийся уже несколько месяцев.

— Мы могли бы сейчас быть вместе, — продолжала страдать Куинни, к счастью, то ли не замечая, то ли просто игнорируя то, что ее не слушают. — Я бы уволилась из министерства, и мы бы вместе управляли его булочной. Мы могли бы продавать штрудели.

Тина посмотрела в сторону стола, на котором сейчас лежало четыре абсолютно одинаковых и абсолютно сгоревших штруделя, и с трудом проглотила смешок. Нет, возможно, в чем-то Куинни и была права, но Тина совершенно не верила, что у мага и немага могут быть нормальные отношения, и сочувствие к сестре она испытывала скорее потому, что предполагала: ничем хорошим это не кончится, а не потому, что реально переживала за этот, по сути, несуществующий роман.

— Даже ты не веришь, что мы можем быть счастливы, — обвиняюще произнесла Куинни и, наконец, разрыдалась, заставляя Тину остро пожалеть, что она отвлеклась и позволила себе думать о таких вещах в присутствии сестры.

Не зная, что сказать, и практически не имея возможности соврать, она сидела рядом с Куинни и просто гладила ее по волосам, через окно глядя на ночное небо. В квартире все еще пахло сгоревшими штруделями, снизу доносился джаз, а с улицы слышался постепенно стихающий смех припозднившихся прохожих, ищущих, где продолжить этот пятничный вечер. По щеке скатилась одинокая слеза, которую Тина предпочла бы не заметить. Наверное, ей и вправду стоило провести этот вечер на работе, закончить лежащий уже месяц отчет, который надо было сдать неделю назад, перечитать показания свидетелей, проверить рапорты. Возможно, тогда бы она не испытывала такой тоски, тисками сжимающей сердце.

Начавшие бить полночь часы на камине заставили ее вздрогнуть. Она отвела взгляд от окна и на секунду прикрыла глаза. Ей так хотелось, чтобы желания Куинни исполнились — ведь тогда, может, и у нее появится шанс на счастье.

Тина не видела, как по ночному небу полетела падающая звезда.

* * *

Куинни проснулась от абсолютно непривычного сочетания холода и тишины, причем ей показалось, что холод идет изнутри, из-под кожи, распространяется по всему организму, не давая пошевелить и пальцем. А вот тишина была абсолютного иного рода, и ни поющий за окном соловей, ни проезжающие машины не мешали ее слышать. Тишина была такой, словно вокруг то ли не осталось людей, то ли они все просто перестали думать. Стремясь продлить это редкое ощущение, Куинни закрыла глаза и попыталась силой магии натянуть на себя одеяло. Оно не двигалось, только холод стал чувствоваться как-то острее и навязчивее.

Куинни открыла глаза и села в постели, пытаясь снова прислушаться к мыслям людей, но слышала только их голоса. Выбравшись из постели, она нашла волшебную палочку и, не зная, что можно еще сделать, подошла к столу, чтобы уничтожить испорченные штрудели, которые все еще лежали там, словно напоминание о ее вчерашней истерике. Невербально произнеся заклинание, она взмахнула палочкой и…

Ничего не произошло, только запах гари стал будто бы сильнее. Она повторила заклинание еще раз, теперь четко выговаривая вслух слова, но и это не помогло. Попыталась с помощью акцио призвать стакан, но он даже не пошевелился, а подушка издевательски лежала, когда к ней применили левиосу.

Куинни выронила бесполезный кусок дерева из рук и обхватила себя руками за плечи, пытаясь согреться. Ей все еще было холодно, а теперь еще и страшно. Теперь царящая вокруг тишина вызывала лишь ужас и дискомфорт, и где-то на периферии сознания ей чудился даже чей-то злорадный смех. Ей хотелось закрыть уши руками и, как в детстве, залезть под одеяло. От тишины и холода хотелось спрятаться точно так же, как когда-то от чужих мыслей, ворвавшихся в ее жизнь и изменивших ее навсегда. Вот только ей уже было не пятнадцать лет…

Постаравшись успокоиться, она сделала глубокий вдох и досчитала до десяти — как ни странно, но это немного помогло, паника отступила, и даже холод перестал быть таким обжигающим. Пузырек с успокоительным нашелся на тумбочке и Куинни, разбавив зелье водой из-под крана, залпом выпила его, зажевав неприятный вкус последним лежащим на комоде яблоком.

Оставаться одной в квартире, где все было завязано на магию, не хотелось, связаться с Тиной тоже не было никакой возможности. По-хорошему, стоило отправиться в больницу — вот только Куинни не представляла, как туда попасть, не прибегая к аппарации. Тишину, которая воцарилась в голове, неожиданно захотелось заполнить разговорами. У нее даже не было желания жаловаться на случившееся, но остро хотелось поддержки, и она знала, кто мог ее дать.

Оставив Тине записку, что уезжает на выходные к Якобу, Куинни по привычке положила палочку в сумку и вышла из дома. С недавних пор у нее всегда водились в кошельке маггловские деньги, и их вполне должно было хватить на такси.

Даже не входя в булочную, она почувствовала запах пирожков с яблоками, который напомнил ей о вчерашнем срыве и заставил смутиться. А еще она вспомнила свои собственные слова, отчаянное “я не хочу быть магом” и злые слезы, которые текли по лицу и впитывались в и без того промокшую подушку. “А что, если попробовать?” — пришла в голову неожиданная мысль. Ведь она этого хотела, так почему же сейчас так остро переживает, что магия вдруг исчезла?

Куинни улыбнулась и толкнула дверь в булочную, делая своеобразный первый шаг в новую жизнь. Впервые за последние два месяца она чувствовала себя свободной.

* * *

По дороге домой она опять попала под дождь, мелкие капли, словно заколдованные, проникали даже под широкий ворот осеннего плаща, заставляя еще больше ненавидеть сырость, накрывшую Нью-Йорк этой осенью. Тина так торопилась, что даже не взглянула на окна квартиры, быстро входя в подъезд и поднимаясь наверх мимо двери, за которой опять играл джаз.

В квартире было темно, в воздухе все еще витал запах горелой выпечки, а на столе обнаружилась записка.

“Уехала к Якобу. Куинни”

Тина нахмурилась, глядя на небрежный почерк, абсолютно не свойственный ее младшей сестре. Обычно ровные и аккуратные, буквы в этот раз плясали, наклоняясь в разные стороны, словно Куинни очень торопилась или волновалась. И это было странно.

Готовой еды дома не оказалось и, потыкав пальцем окаменевший штрудель, Тина поплотнее закуталась в плащ и уныло пошла к выходу. Возвращаться на улицу абсолютно не хотелось, но сил, чтобы попытаться что-то приготовить, не было, а организм требовал пополнения жизненной энергии. Казалось, все в этот вечер сговорились, чтобы окончательно испортить Тине настроение.

В ближайшем баре было полно народу, играла музыка, и почти не было свободных мест, но Тине повезло, и она нашла свободный стул в темном углу. Она надеялась провести там как можно меньше времени, поскорее вернуться домой и лечь, но вместо этого заказала себе пиво, а потом еще одно, а потом еще… Сама от себя такого не ожидая, она радовалась этому вечеру, принесшему, оказывается, такое долгожданное расслабление. Да и, если быть честной, ей не очень хотелось домой: где-то в глубине души она опасалась, что Куинни вернется от Якоба, и вечер снова свернет в обычную колею.

Зайдя во второй раз за сегодняшний вечер в темную квартиру, она даже выдохнула с облегчением — сил и желания волноваться у нее не было, она лишь надеялась, что с сестрой все в порядке.

Куинни вернулась лишь в воскресенье вечером и выглядела при этом как-то странно. Прическа растрепалась, макияжа на лице не было вообще, а блузка “радовала” взгляд неглаженными складками и, кажется, даже маленьким пятнышком. Тина лишь удивленно посмотрела на все это, пропуская сестру в квартиру и гадая, почему та не вошла сама, а позвонила в дверь.

— Хоть бы патронус прислала, — проворчала себе под нос Тина, которая за день успела переволноваться и едва сама не отправилась на поиски сестры.

Куинни в ответ как-то странно посмотрела и промолчала, что опять же было на нее не похоже.

— Я переезжаю к Якобу, — сев на диван, наконец заговорила Куинни. — Поможешь мне собрать вещи?

Тина отчего-то абсолютно не удивилась, будто и сама подспудно ожидала, что это вот-вот произойдет. Отговаривать сестру она не собиралась — просто не считала, что имеет на это право. Да и устала от постоянной жизни вдвоем с Куинни.

— Конечно, — Тина кивнула и пошла в кладовку за чемоданом. — Ты рассказала ему о магии? — уточнила она.

— Нет, — голос Куинни звучал абсолютно безэмоционально. — Теперь в этом нет необходимости.

— В смысле? — Тина вытащила средних размеров чемодан в центр гостиной и теперь проверяла, все ли отделения пусты.

— Я больше не могу колдовать, — Куинни сказала это таким тоном, словно говорила о погоде.

— Что? — Тине показалось, что она ослышалась.

— Я не могу колдовать, — практически по слогам повторила Куинни и беззаботно добавила: — Давай не будем об этом, меня все устраивает.

— С каких пор? Почему ты мне ничего не сказала? Ты была в больнице?

— Сейчас говорю, — спокойно отозвалась Куинни. — И нет, в больнице я не была и не пойду, меня все устраивает.

— Как долго? — Тина попыталась вспомнить, когда в последний раз видела, чтобы сестра колдовала. По всему выходило, что в пятницу все было нормально.

— Со вчера, — подтвердила Куинни ее подозрения и, не дав Тине вставить и слова, продолжила: — Давай закроем тему. Я не буду пытаться лечиться. Точка.

Вид она имела при этом весьма решительный, так что Тина не осмелилась спорить. Возможно, оно и к лучшему.

Несколько недель спустя она уже так не считала — возвращаться каждый вечер домой в абсолютно пустую квартиру ей надоело уже к среде. Делать было нечего, готовить она никогда не любила, да и не умела, от постоянного чтения глаза очень быстро уставали, а других развлечений и не было. Разве что слушать доносящийся снизу джаз. В итоге она стала еще больше времени проводить на работе, но очень скоро обнаружила, что и там количество дел резко сократилось — по крайней мере, над головой перестали висеть давно числившиеся за ней “хвосты”, а текучка занимала не так много времени. Поэтому, когда от Куинни пришло приглашение в гости, Тина искренне обрадовалась и тут же отправила подтверждение. К тому же за сестру она все еще волновалась.

* * *

Дверь за Тиной захлопнулась, и Куинни смогла выдохнуть с облегчением. Она не знала, о чем волновалась больше всего: что не найдется общих тем для разговора, что Тина скажет что-то, о чем Якоб знать не должен, или что она сама разрыдается на плече у сестры.

Куинни уже практически привычно опустила руки в раковину с водой и принялась мыть посуду, вспоминая прошедший вечер. Едва ли не главной причиной, по которой она затеяла этот ужин, была попытка доказать самой себе, что все хорошо, что она справляется и не хочет возвращаться. Вот только теперь было еще паршивей.

Жизнь в маггловском мире выматывала хуже любой работы в Министерстве. Она никогда не задумывалась, насколько облегчают существование бытовые заклинания, не знала, что приготовление банального штруделя может занимать несколько часов, а уборка кухни — и того больше.

Но хуже физической усталости была усталость моральная — Куинни не представляла, что так трудно может оказаться жить с любимым человеком, особенно когда у вас практически нет общих интересов. Якоб не знал, чем жила Куинни до их второй встречи, а Куинни было так тяжело понять Якоба, к тому же, как ни странно, но у них на это и времени не было.

Чтобы вовремя открыть булочную, Якоб был вынужден вставать еще до рассвета. Куинни пришлось смириться с тем, что после его ухода она не могла заснуть в одиночестве, поэтому все утро она тратила на приготовление еды и была искренне рада, что этого никто не видит, поскольку от одних воспоминаний ей было стыдно. С тех пор, как она переехала к Якобу, ее пальцы почти всегда были “украшены” пластырями, и поделать с этим она ничего не могла. В начале их совместной жизни она надеялась, что хотя бы время, проведенное в булочной, будет приятным, раз они будут вместе — но и тут ее ждало полное разочарование.

Куинни выключила воду и вытерла руки. Сверху донесся храп Якоба, теперь ничем не заглушаемый. Подавив желание оставить мокрую посуду на столе и тоже пойти спать, она взяла в руки полотенце и принялась вытирать тарелки. Сегодня был очередной выходной, который она практически не заметила, готовясь принимать в гостях сестру. И теперь до следующего шанса на отдых надо было прожить еще шесть дней.

Она посмотрела на часы — будильник сработает через каких-то пять часов. Замечательное начало рабочей недели.

* * *

По дороге с работы Тина заглянула в бар, где прекрасно изучивший ее вкусы бармен сразу налил ей темного пива. Жизнь, наконец, вошла хоть в какую-то колею и приобрела некоторое подобие стабильности, пусть и слегка неправильной. Нет, ей все еще не хотелось возвращаться домой по вечерам, но это оказалось не всегда обязательно.

Она вошла в подъезд, подпевая доносящейся из квартиры на первом этаже мелодии, поднялась наверх — и тут же уткнулась взглядом в сидящую на полу Куинни.

— Что случилось? — Тина присела на корточки, пытаясь заглянуть сестре в лицо, но едва не упала, когда та кинулась ее обнимать.

— Тина-а-а… — она почувствовала, как ее одежда стала пропитываться слезами.

От объятий, от ощущения собственной нужности по телу разлилось приятное тепло. Тина, как раньше, похлопала сестру по спине и хотела по привычке провести рукой по волосам, но пальцы задели лишь концы непривычно короткого ёжика на затылке.

— Что случилось? Что болит? — Тина гладила сестру и понимала, как же она соскучилась, как же ей не хватало Куинни все эти дни, и как же пусто без нее было в квартире.

— Рука, — прошептала Куинни куда-то в ключицу, — но это не важно. Я хочу снова стать магом.

И вновь Тине показалось, что она ослышалась, но на этот раз она не рискнула переспрашивать. Она помогла сестре встать, и они вместе зашли домой, как будто бы не было этих недель.

— Ты поможешь мне? — тихо спросила Куинни, пока Тина обрабатывала ей обожженную руку.

Тина только кивнула и продолжила свое занятие. Она была очень рада, что сестра вернулась, и не собиралась этого скрывать.

— Расскажи, что произошло, — попросила она, когда они сели пить чай, почти как раньше, разве что без какой-либо выпечки.

И Куинни рассказала, то переходя на слезы, то слегка истерично смеясь, несколько раз сходив умыться. Рассказала, как спала по четыре часа, как опалила волосы, неосторожно приблизившись к открытому огню, как боролась с постоянными порезами на руках, которые не заживали из-за того, что она слишком часто их мочила, и как в конце концов сегодня опрокинула на руку чайник с недавно закипевшей водой. И поняла, что больше не может, а главное — не хочет терпеть. Что хочет вернуть магию, вернуть свою прежнюю жизнь.

Они так и заснули в обнимку на диване. Тина даже забыла погасить свет.

Как ни странно, но в больнице к ним отнеслись с пониманием и обещали помочь. Правда, на время лечения Куинни пришлось остаться там, но они обе посчитали это небольшой платой за возможность вернуть магию.

А еще Тина очень надеялась, что на этом закончится роман сестры с Ковальски. Она была совершенно уверена в этом в тот вечер, когда Куинни вернулась домой, но с каждым днем все чаще и чаще замечала знакомое грустное выражение на лице сестры, которое никуда не исчезло, даже когда магия стала возвращаться. И не надо было читать мысли, чтобы понять, откуда оно берется.

Тина злилась на сестру, злилась на Ковальски, злилась на ситуацию, в которую они все попали. И даже злилась на министерство, которое заставило стереть память Ковальски — но ничего с этим поделать не могла. Если она что-то и поняла за недели одиночества, так это то, что она не хочет потерять сестру. И у нее оставался только один выход.

Выйдя в очередной раз из больницы, она сосредоточилась на воспоминании и аппарировала. Колокольчик над дверью зазвенел, когда она вошла в небольшое помещение, в котором аппетитно пахло свежей выпечкой.

— Мистер Ковальски, я должна вам кое что рассказать…

Возможно, так всем будет лучше.