Мех, чешуя и старый фетр (джен)

Их всегда было трое. С того дня, когда двери замка открылись, впуская под высокие своды испуганно озирающихся детей, они исполняли свою работу, вкладывая всю душу в то, что делали.

Ей доверили следить за порядком, воспитывать молодых волшебников и сохранять школу в чистоте. Ангвис, как самый доблестный воин окрестных земель, был бессменным стражем. А Хеттерн, непревзойденный знаток человеческих душ, выбирал для юных умов те области знаний, которые им предстояло постичь.

Год проходил за годом, десятилетие за десятилетием. Школа прославилась на многие мили окрест — в нее стали приезжать дети из далеких земель, а слава о великих Основателях звенела неутихающей песней по всей стране.

Но рано или поздно все подходит к концу. Старость взяла свое, и однажды могучий Ангвис не смог поднять тяжелый двуручный меч, Хеттерн стал забывать имена учеников, а она сама уже не могла ничего разглядеть в темноте коридоров.

К тому времени Основатели поссорились меж собой: уже не было того единства, что связывало их при создании школы, но в тот день они собрались вместе, как в былые времена, и сотворили великое волшебство, навсегда привязывая трех друзей, трех самых верных защитников к замку.

Ангвис стал могучим змеем. Если прежде его враги застывали при виде храброго рыцаря, то теперь они обращались в камень от одного его взгляда. Он был очень горд тем, что навсегда останется единственным защитником замка, хотя ему и предстояло впасть в спячку на долгие годы.

Мудрый Хеттерн, читающий души людей так же легко, как страницы любимых им книг, стал говорящей шляпой. Он как и прежде наставлял молодых волшебников, подолгу разговаривая с каждым, ведь теперь ему не требовались ни еда, ни сон.

Она же получила самые зоркие в школе глаза и гибкое сильное тело.

С тех пор прошла не одна сотня лет. По устоявшейся традиции каждый новый смотритель школы получал себе в компаньоны пеструю кошку, слишком умную для обычного зверя. Никто уже не мог вспомнить, почему было именно так, а она, лишенная дара речи, не могла рассказать старую историю о трех друзьях. Хеттерн последние пару веков предпочитал ее обществу разговоры с портретами в директорском кабинете, а о добродушном балагуре Ангвисе не было слышно уже очень давно.

В тот день, когда смутная угроза нависла над замком отзвуками прошедшей войны, она — как и год, как и столетие назад — шла по темным коридорам среди спящих портретов и потрескивающих факелов. Ей давно уже слышались шорохи, которых прежде не было в этих стенах, но ей так и не удалось понять, откуда они доносятся.

Коридор был залит водой — она недовольно фыркнула, когда ее лапы намокли. Ей не хотелось тревожить старика смотрителя — у того болела спина, на что он часто жаловался своей пушистой спутнице, но если неугомонное привидение устроит потоп, у Филча могут быть неприятности.

Она уже развернулась в сторону лестницы, когда с пола из отражения в натекших лужах на нее взглянули такие знакомые глаза. Она не успела обрадоваться, как потеряла сознание.

Приходила в себя она тяжело: все тело ломило, глаза застилала мутная пелена, и только сухие морщинистые руки смотрителя гладили ее по спине, принося облегчение.

— Ну все, все, девочка, просыпайся. Как же я без тебя...

Она, превозмогая боль в лапах, заползла к нему на колени и свернулась клубком. Как же иногда хорошо быть кошкой.

Только через несколько дней она нашла в себе силы прошмыгнуть в узкий, одной ей известный лаз, который пересечениями извилистых тоннелей, в конце концов, привел ее в высокий мрачный зал, в зеленоватом свете которого на полу, погрузив часть могучего тела в воду, лежал Ангвис.

Она подошла вплотную, запрыгнула на огромное тело, едва не поскользнувшись на гладкой чешуе, и легла на широкую голову между темными провалами глазниц.

Кошки не умеют плакать, и в тот день она просто долго лежала в тишине, слушая журчание воды в подземелье, вспоминала те уже почти забытые годы, когда они были еще людьми, а замок был молод.

Их эпоха заканчивалась — она чувствовала это. Не сразу, но уже скоро нерушимый договор, который скрепил трех друзей, сделает из нее обычную пеструю кошку, которая станет ловить мышей и ластиться к своему хозяину, а где-то в высокой башне вздохнет старая фетровая шляпа и не скажет больше ни слова.