Опасности анимагии (джен)

Преподавать в Хогвартсе Эйвери нравилось.

Во-первых, здесь не было Тёмного Лорда — собственно, одного этого было бы достаточно, чтобы он счёл это место самым лучшим на свете. Во-вторых, его слушали — что удивляло Эйвери безмерно и вызывало у него воодушевление и искреннюю признательность к ученикам, быстро сообразившим, что их новый профессор раз — добр и мягок, два — удивительно терпелив, три — талантлив, и четыре — находится в отличных, едва ли не приятельских отношениях с новым директором. Последнее, правда, для многих гриффиндорцев было, скорее, минусом — но даже они прощали новому профессору этот недостаток за его умение объяснять и равное ко всем отношение. А ещё за то, что с ним, почему-то, никогда не спорили Кэрроу — даже когда Эйвери с неожиданной для него решительностью уводил с их отработок наказанных студентов к себе.

Как-то раз после обеда по дороге в библиотеку Эйвери услышал из-за приоткрытой двери класса голос МакГонагалл, которая как раз в это время вела свой факультатив по анимагии. Постеснявшись подслушивать, он постоял под дверью совсем немного и ушёл, но вечером, после ужина, остановил декана Гриффиндора и, смущаясь, спросил, что она могла бы посоветовать почитать по этому предмету и нельзя ли, в случае, если у него возникнут вопросы, обращаться к ней за небольшой консультацией — а, со своей стороны, он всегда будет рад ей помочь чем только сумеет.

Минерва оценивающе на него посмотрела — и с неожиданной любезностью предложила коллеге свою помощь, легко согласившись на частные консультации и пообещав к следующему утру составить список соответствующей литературы. На её изучение у Эйвери ушло около месяца — и чем больше он читал, тем больше утверждался в мысли о том, что процесс является не таким уж и сложным. Требовалась, конечно, определённая концентрация, но сосредотачиваться он всегда умел хорошо — а больше никаких подвохов он не нашёл. Конечно, задача была непростой — но, в конце концов, если даже Петтигрю овладел этим искусством, у него тоже обязательно должно получиться.

МакГонагалл, которую он, по старой памяти, немного побаивался, к его удивлению, в качестве коллеги оказалась весьма любезна и охотно отвечала на все его вопросы — и ближе к весне Эйвери, наконец, решил, что, пожалуй, готов. Поначалу он хотел попросить Снейпа подстраховать себя, но тот выглядел настолько замученным и усталым, что Эйвери решил его не тревожить. Обращаться же к МакГонагалл он попросту постеснялся.

Начал он поздним пятничным вечером, надеясь за выходные всё опробовать и в понедельник уже спокойно приступить к урокам. Даже если что-то пойдёт не так, у него будет время добраться до той же МакГонагалл или Снейпа и попросить их о помощи — но он очень надеялся, что без этого обойдётся.

Превращение прошло на удивление легко — однако понять, каким животным он стал, у Эйвери не получилось. Он растерянно разглядывал свои маленькие, с огромными толстыми когтями, ручки, покрытые треугольными, как у дракона, острыми жёсткими чешуйками, пытаясь соотнести увиденное хотя бы с одним известным животным, но ничего, кроме означенных драконов, ему на ум не приходило. Однако драконом он быть точно не мог — анимаг не может превратиться в волшебное существо, это он наверняка знал. Тогда кто же он?

Осторожно ступая — и слыша при этом постукивание ещё более длинных когтей нижних лап по каменным плитам пола — Эйвери добрался до специально повешенного на стену перед началом эксперимента большого зеркала…

И онемел.

Тварь, глядящая на него оттуда, напоминала помесь дракона, вытянутой сосновой шишки и муравьеда, особое сходство с которым придавал ему слегка высунутый им от удивления длинный узкий язык, напоминающий липкий розовый хлыст.

Эйвери занервничал. Наверное, что-то пошло не так, и он… он… Мерлин, а что, если он так и останется в этом облике? Ощущая быстро нарастающую панику, он попытался сосредоточиться и вернуть себе человеческий вид — и с ужасом понял, что у него ничего не выходит. Мысль, что он может навсегда остаться в этом обличье, лишь усилила его страх, и Эйвери, отчаянно жалея, что постеснялся МакГонагалл, или Снейпа, или хотя бы кого-нибудь, в панике заметался по комнате. Надо было… надо было срочно придумать что-нибудь — не может же быть, чтобы это нельзя было исправить! Ведь есть заклинания, возвращающие анимагу его настоящий вид — надо только найти того, кто ими владеет…

МакГонагалл! Кто-кто, а она точно поймёт, что случилось и, конечно, поможет. Эта мысль немного его успокоила — и Эйвери, с трудом открыв дверь (для чего ему пришлось опереться на свой длинный широкий хвост), осторожно потрусил по коридору, вздрагивая с каждым шагом от стука и шелеста своих чешуек, бьющихся друг о друга. Была уже ночь, и он очень надеялся, что все студенты, как и положено, находятся в своих гостиных — и поначалу коридоры и вправду были пусты, и Эйвери почти уже добрался до комнат МакГонагалл, когда за очередным поворотом наткнулся на высокого широкоплечего юношу и рыжеволосую девушку, в которой с трудом, ибо зрение у него сейчас было и слабым, и странным, опознал Джинни Уизли.

Она-то его и заметила.

— Ой, — сказала она, присаживаясь на корточки. — Невилл, ты посмотри, какой зверь!

— Ух ты! — восхитился юноша, в котором Эйвери с не меньшим трудом узнал виденного им лишь в Главном зале Невилла Лонгботтома. — Наверное, новый питомец Хагрида. Вернуть надо.

— Давай пока его к нам в Выручай-комнату, — решила девушка, бесцеремонно подхватывая Эйвери на руки. — Ай! — воскликнула она, обрезавшись об одну из чешуек — Эйвери ощутил запах крови и, ужасно расстроившись и смутившись, почувствовал настоятельную потребность свернуться в клубок, однако сделать это у неё на руках у него не вышло. — Ух… да они как бритвы! — девушка решительно протянула Эйвери Невиллу. — Наколдуй перчатки какие-нибудь, или хотя бы тряпку, — предупредила она. — Я себе все руки изрезала.

— Точно хагридов питомец, — кивнул Лонгботтом, трансфигурируя себе перчатки и осторожно беря Эйвери под передние лапы. — Тяжёлый… и такой странный. Никогда такого не видел.

Подхватив несчастного Эйвери, который побаивался слишком активно сопротивляться, не желая, чтобы его обездвижили, и опасаясь поранить своих неожиданных пленителей, Невилл с Джинни побежали по коридору и через несколько минут вошли вместе со своей странной находкой в Выручай-комнату, где были встречены радостными восклицаниями пары десятков студентов.

Появление их с такой необычной зверушкой вызвало у них бурное оживление. Откуда-то появилась корзинка, в которую уложили большую подушку и водрузили на неё Эйвери, радостно его трогая, тыкая, теребя и, наконец, просто гладя.

— Давайте его покормим! — предложил кто-то, и почти тут же несколько рук протянулись к Эйвери, разложив перед корзинкой мисочку с молоком, половинку апельсинового маффина, сэндвич с сыром, слегка надгрызенную морковку и половинку куриной жареной ножки. Пахло всё это до того вкусно, что обнюхивающий всё своим длинным и необыкновенно чувствительным носом Эйвери, успевший сегодня только позавтракать, растерялся. Он понятия не имел, чем питается тот, в кого он сейчас превратился, и решил послушаться инстинктов, которые, кажется, склоняли его к курице и к молоку. Но если пить у него получилось довольно легко, то, как оказалось, жевать ему было попросту нечем: зубы у странной чешуйчатой твари отсутствовали. Впрочем, когда кто-то догадался разломать курицу на маленькие кусочки, Эйвери, наконец, удалось поесть — а потом весь вечер с некоторой грустью наблюдать, как девушки, хорошенькие и не очень, но все — юные и прелестные гладили его, чистили мягкой тряпочкой его чешуйки и когти и умилительно ворковали всякие приятные глупости. «Надо было превратиться в неведому зверушку, чтобы, наконец, кому-то понравиться», — с печалью и юмором думал Эйвери. С женщинами у него как-то не складывалось — ну не вызывал он у них нужных чувств. Нет, бывало, что он кому-нибудь нравился — но те, с кем это происходило, относились к нему, скорее, не как к мужчине, а как к милому и нуждающемуся в защите и заботе ребёнку. Что было даже по-своему мило, но развитию романтических чувств — в особенности со стороны Эйвери — не способствовало.

Ночевал Эйвери в Выручай-комнате, а утром Джинни и Невилл отнесли свою удивительную находку к Хагриду. Тот, конечно же, пришёл от неё в полный восторг и, немедленно утащив необыкновенную зверушку в свою хижину, с огромным удовольствием принялся за изучение своего нового питомца, ужасно смутив Эйвери сперва подробнейшим осмотром, а затем и напугав некоторыми комментариями, из которых тот с ужасом понял, что, возможно, ему предстоит стать участником очередного селекционного эксперимента любопытного лесника.

Поэтому когда лесник, наконец, оставил его в покое и отправился на свои грядки, Эйвери отчаянно начал искать путь к спасению: перспектива скрещивания с «небольшим дракончиком» или «с молоденькой мантикорой» придавала ему и сил, и активности.

* * *

Когда на следующее утро преподаватель Рун не явился на завтрак, директор Хогвартса в лице Северуса Снейпа очень встревожился, поскольку, достаточно хорошо зная Эйвери, даже представить боялся, что могло заставить того пропустить приём пищи — особенно с тех пор, как эльфы специально для него стали подавать на преподавательский стол булочки с изюмом и три джема на выбор. Даже не доев завтрак, Снейп отправился в его комнаты — и, никого там не обнаружив, занервничал ещё больше и отправился на поиски лично.

Когда ближе к полудню его действия не увенчались успехом, к розыскным мероприятиям были привлечены, во-первых, все члены Инспекционной Дружины (должна же в кои-то веки быть и от них какая-то польза), а во-вторых, у директора состоялся бурный и чрезвычайно эмоциональный разговор с братом и сестрой Кэрроу, под конец которого те клялись Тёмным Лордом, Мерлином, Основателями и всем, чем только будет угодно разъярённому господину директору, что ничего не знают о судьбе профессора Эйвери, и соглашались на веритасерум, легилименцию и, в принципе, даже Круцио, дабы доказать свою полнейшую непричастность к исчезновению профессора Рун.

К вечеру, когда совместные усилия директора, Дружины и всего педагогического состава по поиску пропавшего профессора успехом не увенчались, Снейп самолично отправился в Аврорат, откуда вернулся в компании Кингсли Шеклболта (на чьей кандидатуре он настоял), Джона Долиша, как одного из самых опытных ауроров, и Уильямсона, специализировавшегося, вообще-то, совсем в другой сфере, но чья ярко-алая мантия бесила Кэрроу до икоты, что вызывало у Снейпа ощущение смутного удовлетворения.

В Хогвартсе ауроры развернули сколь бурную, столь же и бесполезную, если судить по итогам, деятельность. Они обошли все классы и коридоры, попутно временно сняв с них все следящие заклинания, установленные Кэрроу — и, как выяснилось позднее, позабыв потом вернуть их обратно — обыскали все спальни и все гостиные и осмотрели все башни, но так и не нашли ничего. Впрочем, осмотром и обыском ауроры не ограничились и, лишь допросив все портреты и использовав несколько поисковых заклинаний, были вынуждены признать своё поражение. По всему выходило, что профессор Эйвери вообще не покидал своих комнат — однако же и в них его тоже не обнаружилось, сколько бы ауроры ни проверяли все имеющиеся там предметы на зачарованность.

— А он, похоже, франт, этот ваш Эйвери, — пошутил Уильямсон, указывая на зеркало. — Такое огромное ещё найти надо.

— Вы не уникальны, — сухо отрезал Снейп, которому всё происходящее категорически не нравилось. Однако зеркало на стене его озадачило: Эйвери, конечно, следил за собой, но в особенно трепетном отношении к своей внешности замечен никогда не был. Но в данный момент Снейпу было не до размышлений о его личных пристрастиях, и он попросту выбросил это из головы, занятой сейчас совершенно другим.

Явившийся к директору ближе к полуночи несчастный и расстроенный Хагрид поначалу был в достаточно грубой форме отправлен Снейпом обратно — однако лесник оказался весьма настойчив, и, поскольку это был, фактически, его первый контакт с проклятым им после смерти… да что уж — убийства Дамблдора — новым директором, Северус, в конце концов, заставил себя его выслушать. И повод, с которым тот заявился, заставил Снейпа задуматься, так ли лесник прост, как всегда ему это казалось — ибо не мог же тот всерьёз именно сейчас требовать от него приступить к поискам какой-то очередной странной твари, из тех, что он постоянно заводил в своём домике. Тварь, как оказалось, сбежала — и Хагрид утверждал, что душевная организация у неё очень тонкая, и вдруг кто да обидит его любимчика (который по описанию напомнил Снейпу бронированную помесь ящерицы, черепахи и кошки — последней за умение сворачиваться в шар).

— Вы, видимо, не заметили, — почти ласково проговорил Снейп, когда убитый горем Хагрид умолк, — но у нас тут небольшая проблема. Мы, видите ли, ищем профессора. Так что ищите свою… своего питомца самостоятельно, — сказал он и добавил, непонятно чему усмехнувшись: — Можете взять себе в помощь студентов со старших курсов. Только не Дружину — они заняты делом.

Хагрид, снова нахмурившись и замкнувшись, пробурчал что-то себе под нос и ушёл — а Снейп продолжал поиски, ломая голову, что же могло произойти с Эйвери. И, чувствуя, что начинает по-настоящему нервничать, даже стал подумывать о том, что, если они не отыщут его до следующего вечера, придётся идти к Лорду и просить его вызвать к себе незадачливого профессора. Способ был безотказным, но чреватым очень уж неприятными последствиями что для умудрившегося потеряться в Ховартсе Эйвери, что для самого Снейпа, и он отложил его на самый крайний случай.

А тот, сбежавший от Хагрида, пытавшегося накормить его какими-то жуками и муравьями — которые, возможно, и вправду были естественным кормом для того, кем Эйвери сейчас и являлся, однако воспринимать их как пищу он отказывался — тихонько пробрался в Хогвартс, надеясь отыскать Снейпа или МакГонагалл, которые, наконец-то, сумели бы вернуть ему человеческий облик. Однако переполох в школе, причины которого он не понимал, его напугал, и Эйвери, растерявшись, решил переждать его в каком-нибудь тихом месте, где никто — и прежде всего Хагрид — не станет его искать.

Подумав, этим местом он избрал Астрономическую башню: хотя ночь стояла и ясная — а значит, пригодная для астрономических наблюдений — он очень надеялся, что сможет тихо свернуться где-нибудь под скамейкой, а под утро, когда все, как он надеялся, угомонятся, выберется оттуда и доберётся, наконец, до тех, кто его спасёт.

Однако когда он добрался до открытой площадки — и лестница, что вела туда, показалась ему воистину бесконечной — он буквально свалился под ноги профессору Синистре, которая ни в каких поисках не участвовала, а невозмутимо продолжала свои ежевечерние наблюдения.

— Ты, наверное, очередная зверушка нашего доброго лесника? — спросила она, снимая со своих плеч накинутый на них тёплый плед. Обернув им зверька, Синистра взяла его на руки и, улыбнувшись, сказала, накладывая на себя согревающее заклятье: — Ну что же, дружок, похоже, мы с тобой тут сегодня будем одни… составишь мне компанию?

Эйвери только вздохнул. Убегать снова у него уже не было сил — да и куда тут было скрываться? Одна мысль о том, чтобы вновь преодолеть ту лестницу, да ещё вниз, отвращала его от этой идеи — к тому же плед, в который его завернула профессор, был мягким и тёплым, а сама профессор — так приятно спокойной…

Они так и встретили рассвет — вместе. Она рассказывала ему о звёздах и о созвездиях, и о том, насколько изменился Зодиак с тех пор, как его придумали, о Змееносце, о том, почему то, что магглы называют астрологией, не работает, и о массе всяких других интересных вещей — и единственное, о чём сожалел Эйвери, была невозможность адекватно поддержать разговор. Впрочем, он всё-таки умудрялся кивать в нужных местах, а в других — глядеть вопросительно, хотя и не был уверен, что эта умная, ироничная и спокойная женщина действительно правильно понимает его.

…Снейпа Эйвери отыскал тем же утром, сразу же после того, как профессор Синистра отнесла его к Хагриду, которого, к счастью, дома не оказалось. И директор не подкачал — почему-то ему хватило буквально одного взгляда на севшего прямо перед ним на пороге ведущей в его комнаты двери и умоляюще сложившего передние лапки зверя, чтобы, испепелив того своим фирменным взглядом, втащить его внутрь и произнести, наконец, нужное заклинание.

— Ты хоть знаешь, что это за животное? — спросил он после долгой паузы, во время которой Эйвери почёсывался, потягивался, отряхивался и вновь привыкал к своему родному и такому уютному телу.

— Нет, — вздохнул Эйвери. — Но, думаю, я сумею найти его в какой-нибудь энциклопедии. А что у вас тут случилось? — добавил он немного встревоженно.

— Уже ничего, — отмахнулся Снейп. — У тебя уроки вчера пропали.

— Прости, — опечалился Эйвери. — Я…

— Иди уже, — отмахнулся Снейп. — Муравьед бронированный.

— Я не…

— Иди, — повторил тот. — Мне ещё с Авроратом объясняться. Не регистрировать же тебя. Страх такой.

Эйвери, тихо вздохнув, ушёл — а после ужина, вместо того, чтобы отправиться спать пораньше вместе с какой-нибудь интересной книгой, решил, что сегодня отличный вечер для того, чтобы освежить свои знания астрономии — и, захватив с собой пару пледов, термос с горячим чаем и несколько пирожков с лимоном и имбирём, двинулся в сторону Астрономической башни.