Избранные судьбой (джен)

На сей раз духи предков оказались милостивы к Мулан — возвращение в мир живых было неспешным и менее мучительным, чем в прошлый раз. Не били больно по ушам громкие голоса и лязг оружия, не ныло надсаженно измученное тело, не жалили оводы, не жгло солнце, никто не тормошил и не пихал ее, оставив наконец в покое. Первое, что ощутила девушка, осознав себя, — что-то мягкое под собой, похожее на шкуру или охапку сена. Приятное разнообразие после многих ночевок на вытоптанной каменистой земле. Воздух тоже казался на удивление прохладным, отдающим привкусом сушеных трав и дыма, приятно ласкающим пересохшее горло. Но самое главное — ни души вокруг, что особенно радовало. Может, она все-таки умерла и попала на небеса?

Вздрогнув, Мулан наконец разлепила глаза, повернулась на бок, с удивлением осознав, что не связана. Куда-то исчезли не только путы с рук и ног, к которым она успела немного притерпеться за время пути сюда, но даже ременная привязь, удерживающая ее возле шатра. Не веря своим глазам, девушка развела в стороны руки, согнула-разогнула колени, осторожно вытянулась на неведомом ложе, заново ощущая каждую клеточку тела. И... замерла, завороженно рассматривая явленное взору.

В месте, подобном этому, бывать ей еще не доводилось. Оно напоминало одновременно домашнее святилище и лавку травника, у которого Мулан покупала снадобья для отца. Маленький очаг в дальнем, самом темном углу, не мог разогнать тени, отчего невеликое пространство шатра выглядело еще меньше и загадочней, а немногие увиденные предметы казались причудливыми и удивительными, даже закопченный горшок, стоявший почти у самого огня. А может, и не казались. Мулан вдруг вспомнилось, что до того, как лишиться чувств, она видела старика-шамана. Должно быть, ему и принадлежит шатер и все, что в нем. И оно просто не может быть обыкновенным, преображенное колдовством и мороком.

Девушка снова вздрогнула, зябко потерла плечи. Полумрак шатра неожиданно показался ей зловещим, таящим в себе множество потусторонних угроз. Навряд ли старый колдун притащил ее сюда только для того, чтобы оказать помощь. Кто их знает, этих невежественных дикарей — может, жертва их идолу должна быть в сознании, полностью ощущать творимое над ней изуверство? Зря ли говорят, что Тэнгри-хану — будь навеки проклято его имя — нужны не тела пленников, не их предсмертные муки, а сами души человеческие? Да, скорее всего так — а значит, отсрочка подошла к концу, и не время разлеживаться. Бежать, покуда старик отлучился куда-то по своим делам, и как можно скорее.

Поднявшись с ложа, и впрямь оказавшегося неплохо выделанной шкурой, Мулан с неудовольствием ощутила слабость в теле и головокружение. Должно быть, недолгий отдых не дал полностью восстановить силы, да и перекусить не помешало бы. Девушка мельком окинула взглядом шатер и отказалась от этой мысли. Хватит с нее тутошней отравы, уже напробовалась.

На цыпочках прокравшись к выходу, Мулан осторожно отодвинула полог и выглянула наружу, стараясь держаться в тени шатра. Сердце упало на самое дно живота: куда ни глянь, впереди и по бокам, простирались шатры и палатки. Сама линия горизонта терялась за ними, бесчисленной отарой усеявшими вытоптанную равнину. Похоже, жилище старика находилось в самом центре лагеря, а значит, выбраться незамеченной почти невозможно, да и прорваться с боем, с пустыми-то руками... Мулан еще раз окинула взглядом пустое пространство перед шатром — ни камушка, ни кости, даже несчастной веревки, и то нет.

Но может, задняя сторона палатки выходит на окраину? Продуваемую всеми ветрами и открытую взору, но все же безлюдную, дающую шанс на спасение. Мулан изо всех сил постаралась понадеяться на это — не для того же боги сохранили ей жизнь, чтобы отвернуться сейчас, в миг, когда нужнее всего? Про себя девушка попыталась припомнить уроки Шанга — с ума сойти, сколько в ее жизни оказалось связано с ним! Вверенные молодому командиру новобранцы были собраны с городков и селений, разного происхождения и умений, выяснять же, что и кому ведомо, было совершенно некогда. Так что помимо боя, рукопашного и оружного, пришлось учить их выживать в лесу и поле, врачевать раны и болезни и исследовать местности, ну и, конечно же, затаиваться на ней от зверя и человека. А вот насколько удастся воспользоваться самым нужным уроком...

Медленно выдохнув, Мулан мысленно одернула себя: не время отвлекаться. Тихонько отодвинула полог всего на чуть-чуть, уже готовая протиснуться в получившуюся щель... и тут же отпрянула, сжатой пружиной застыла у входа. Кто-то направлялся к палатке и едва не засек ее. Попалась! Впрочем... прислушавшись к еле слышным шагам, приглядевшись к упавшей из-под полога тени, Мулан прикинула, что пришелец невысок ростом и не слишком крепок телом. А значит — девушка не успела даже удивиться неожиданно дерзкой мысли — можно захватить неосторожного в плен и заставить вывести ее отсюда. Хотя бы до окраины лагеря, а может, и до мало-мальской рощицы. Она постаралась не думать о метких гуннских стрелках, положивших немало неосторожных бойцов из ее отряда. Если всего бояться, можно на всю жизнь остаться рабыней у этих нелюдей. Нет, уж лучше погибнуть с боем... хотя выжить, конечно же, будет еще лучше.

Шаги приблизились; отодвинув полог, человек шагнул внутрь. Мулан же, напротив, подалась назад, на ощупь нашаривая что-нибудь, чем можно оглушить пришельца, желательно — надолго, пока она не отыщет хоть какое-нибудь оружие. Ладонь сомкнулась на палке лишь немногим тоньше шеста, с которым ее учили драться. Мулан резко потянула его на себя, и... шатер тут же провис, упав на голову: найденная деревяшка оказалась его подпоркой.

Конечно же, незнакомец, заметив неладное, тут же отпрянул назад. Наплевав на осторожность, Мулан бросилась за ним, замахнулась, целя по голове пришельца — он и впрямь оказался низкорослым и хрупким, хватило бы и одного удара. и тут пошло не слава всем богам: пошедший вверх конец палки на долю мгновенья запутался в провисшей овчине — и этого хватило, чтобы незнакомец на удивление ловко уклонился от удара, а на втором и вовсе перехватил палку, шагнув навстречу. С удивлением девушка узнала в нем давешнего старика-шамана, но рука его, несмотря на возраст, была крепка и сильна.

— А ты обучен искусству боя, мальчишка, — в голосе старика прозвучало невольное уважение. — Видать, дела у вейнов совсем плохи, раз они посылают воевать детей. Кто тебя учил этому, дитя?

— Не твое дело, — огрызнулась Мулан, тщетно пытаясь освободить палку. На глаза навернулись слезы бессильной злости, сменившей недавний страх — да что же это такое, она и со стариком сладить не в силах? Правильно ее сочли позором армии!

— А вот вежливости, кто бы он ни был, тебя не научил, — покачал головой шаман. — Или все вы, спесивые горожане, таковы — не имеете ни капли уважения к тому, что старше?

Насупившись, Мулан молчала. Было чертовски обидно, что этот варвар ее не боится... да и рассуждает разумнее и правильнее ее, жительницы цивилизованных краев. Которые она еще раз опозорила собственным невежеством.

— Не все, — буркнула она, отводя взгляд и разжимая пальцы. Перед глазами снова поплыло, но усилием воли Мулан удержалась на ногах. Кто бы ни был этот старик, он не увидит ее слабости и страха.

— Значит, так повезло лишь мне. Понятно, — шаман нахмурился и стукнул палкой оземь, как посохом. Подвески на его поясе глухо брякнули, привлекая внимание. — А теперь слушай меня, дитя. Мне все равно, где ты рожден и кем был до попадания сюда — хоть ханским сыном. Здесь и сейчас ты мой раб и помощник. Повелитель Тэнгри-хан покуда не желает жертвы и не выказал своего решения насчет тебя. Так что смерть тебе не грозит пока что. Будешь помогать мне, и никто не посмеет тебя тронуть.

— Я не раб... — Мулан осеклась. Вот, снова чуть снова не выдала себя. Она же парень! Парень...

— Можешь считать себя младшим служителем бога, если так тебе больше нравится, — старик слегка улыбнулся, глядя на взъерошенного паренька. Похвальная сила духа для слабохарактерного горожанина. Лишь волей духов он не рожден гунном... и это явное их упущение. — Хотя слово — всего лишь слово и не меняет сути.

Мулан угрюмо молчала, лихорадочно пытаясь сообразить, что же дальше. Кажется, этот старик пока не намерен убивать ее, более того, его раба никто не посмеет тронуть, боясь проклятья и порчи. Губы скривились с презрением и болью. Раба. Докатилась... Про себя девушка поклялась себе, что это ненадолго. Лишь выиграть время, затаиться, развеять подозрения. Потом же...

Она безропотно приняла из рук шамана и вдела в ухо медную серьгу с закрепленными на нем тремя колечками поменьше — знак ее теперешней принадлежности ему, как поняла Мулан. До боли прикусив губу, опустила глаза, приветствуя новообретенного хозяина почтительным поклоном — и не видя, как, усмехаясь в усы, тот качает головой. Однако от предложенной помощи решительно отказалась, с трудом удержавшись, чтобы не оттолкнуть протянутую к ней сухую морщинистую руку.

— Не надо, — голос гадко дрогнул, и прокашлявшись, Мулан продолжила более уверенно: — Рана давно зажила, иначе я бы давно отправился к предкам. Да и вообще — я сам могу о себе позаботиться! Правда!

Шаман снова усмехнулся, однако усмешка эта не показалась девушке злой — так смотрел, бывало, отец на петушиные сшибки мальчишек-соседей по самому пустяшному поводу. Похоже, этот старик и ее считает таким несмышленышем. Мулан отчего-то стало обидно, хотя, с другой стороны, — ей же лучше.

— Как пожелаешь, — пройдя вглубь шатра, старик вскоре вернулся с большим сосудом в руках. — В таком случае, первое задание на сегодня — починить разрушенное твоими руками, — шаман кивнул на покосившийся шатер, — а потом принести воды из источника. Он на окраине селения.

Мулан с неожиданной робостью покосилась на посудину. Та была раза так в два больше горшка, примеченного ранее, простой лепки, однако украшенной замысловатыми фигурками, нанесенными на бока. "Колдовские знаки", — рассудила про себя Мулан. Мысленно отругала себя за суеверность, более достойную тутошних дикарей, однако прикасаться с коварной посудине совсем не хотелось. Если уж не колдовство, так какая-нибудь отрава найтись там определенно может. Мало ли, почему она не действует на самого старика...

Однако рабу не должно рассуждать, а уж тем более спорить, и, собравшись с решимостью, она таки взяла сосуд. На поверку тот оказался не таким уж и страшным и даже почти не грязным. На посудине нашлись даже ловко вмурованные стальные ручки — удивительное дело для примитивных дикарей. Впрочем, про себя Мулан решила, что скорее всего, посудину выменяли, а то и вовсе отобрали во время очередного набега у какого-нибудь торговца. Неприятно удивило, что она была тяжелее, чем показалась Мулан на первый взгляд. Недоверчиво прищурившись, она даже встряхнула сосуд — но нет, тот был пустым. Неужели она так сильно ослабела?

— Вот и ладно, — кивнув каким-то своим мыслям, старик направился к выходу, бросив по пути: — И перекуси немного, прежде чем приниматься за дело — уж больно заморенный. Смотреть жалко!

Мулан скривилась на последние слова, однако возразить не смела. Дождавшись, пока запахнувшийся за спиной хозяина шатра полог не погасит свет дня, она радостно улыбнулась, как легко и быстро сбылось ее желание — попасть за пределы поселка. Даже не понадобилось брать пленника, чему она была рада особенно. Боги не забыли о ней, и она, Фа Мулан, не разочарует их. Будет тише воды, ниже травы и сумеет-таки вырваться на волю, вернуться в родной дом. Ведь именно для этого они раз за разом хранят ее во всех злоключениях!