Метаморфозы (гет)

Мартин, как истинный художник, понимал толк в красоте — его студенческие натюрморты отобрали для нескольких выставок в Париже. Она была прекрасна! Светловолосая, тонкая, изгибистая, как лилия, с пушистым ореолом выбившихся из прически волос; тонкие руки, тонкий, вкрадчивый голос, тонкий вкус во всем, что касается самых обыденных вещей: еды, интерьера, одежды, выпивки, кино…

— Куда пойдем сегодня?

Она подняла ресницы, лукаво улыбаясь. У неё была славная, чуть асимметричная улыбка.

— В «Синеполисе» сегодня артхаус. Если тебе не надоело.

С ней ничего не могло надоесть.

Они поехали на его машине, взяли билет на диванчик в последний ряд («Синеполис» славился своим комфортом) и просидели весь сеанс, держась за руки. Блики с экрана падали на её чудесный тонкий профиль, и от того, как она потягивала напиток из трубочки, у Мартина сосало под ложечкой. От ожидания, от предвкушения долгой, как он надеялся, бесконечно долгой жизни вместе в общем доме, который у них появится сразу после свадьбы, где она устроит всё по своему вкусу.

Рассеянно глядя на экран, Мартин верил, что они проведут много радостных дней и горячих ночей, и точно знал, что никогда не сможет на неё наглядеться. Потому что она светится изнутри. Она серьезная, начитанная и умная, и скоро станет преподавать в средней школе в Портиморе, куда берут далеко не всех! Она честна и пунктуальна: не возьмет лишнюю сдачу и не позволит себе опоздать на свидание даже на пять минут…

В полумраке кинотеатра её пальцы были прекрасны — он бы с удовольствием сделал несколько скетчей в карандаше.

После кино они ели морепродукты на Хай Стрит, почти не разговаривая — он любовался тем, как кальмар попадает ей в рот и медленно исчезает, становится частью её. Мартин готов был всё отдать, чтобы тоже стать частью её, но немного в другом смысле. Через месяц они поженятся, и у них непременно будут дети, пусть и не сразу. Она станет замечательной матерью! Мартин нарисует свою большую семью и отправит портрет на выставку в Арни.

— Ты такой славный…

Свет фонарей играл с её желтым плащом, и Мартин специально немного приотстал, чтобы получше оглядеть и запомнить её стройный силуэт. Утром, когда она убежала на работу, он вернулся в студию и нарисовал по памяти тот вечер.

* * *

— Мартин!

Голос скрипел в голове, как тормоза на мокром асфальте.

— Мартин! Ты собирался встать пораньше!

Он поднял руку, пытаясь защитить глаза от яркого света. Почему они не выбрали спальню с окнами на запад? Солнце било в лицо, будто софит на авансцене. Да ещё эти безвкусные оранжевые портьеры…

— Я сама опаздываю, — уверенным движением собрав волосы в пучок, она повернулась к Мартину и принялась застёгивать пуговицы на платье. — Сегодня у нас проверка из комитета, ужас… Возможно, даже министр приедет. И зачем они только свалились на нашу голову? Миссис Брэнсон три дня на ушах — в туалете нашли бычок от подозрительного курева… Мартин, смотри не усни! Завтрак на столе, и не забудь перезвонить Джексонам насчет оплаты за квартиру — сколько можно повышать, это же немыслимо…

Мартин сел на кровати и, зевая до боли в скулах, посмотрел на жену. В новом платье её слегка располневшая фигура казалась сарделькой, перетянутой в нескольких местах — сочной, но неаппетитной. Черт побери, куда девался его голод? Какая удача, что они не успели завести детей… Этот скрипучий голос и кривая улыбка сводили его с ума.

— О, чуть не забыла: полотенца для бассейна в сушилке. Ты пойдешь с нами плавать?

Он помотал головой.

— В офисе завал.

— Ну, как знаешь. Чёрт, где моя сумочка? Вчера оставляла на стуле. Ты не видел?

Два стула, комод и подоконник были завалены вещами и косметикой. За приоткрытой дверцей платяного шкафа давно поселился хаос. Мартин пожал плечами и кисло улыбнулся.

— Конечно, я же её внизу оставила!

Чмокнув его в щёку, она вышла из спальни и стала громко спускаться по лестнице. Для Мартина оставалось загадкой, как она вообще умудрялась отрывать ноги от пола в этих своих туфлях на платформах. Ему почему-то вспомнилась школьная учительница, которую дети прозвали кобылой за вечно грохочущие каблуки.

— Буду поздно! — раздалось снизу.

Мартин вздохнул с облегчением и отправился на кухню. Кофе оказался горьковат, тосты подгорели. От чёрной кухонной мебели клонило в сон, но он, быстро позавтракав, оделся и решил пройтись.

Работы действительно хватало: через неделю ему нужно было представить образцы для рекламных комиксов в «Пати». Вот уже год, как нарисованные им Бедолага Джастин и Зануда Сильвия стали настолько популярными, что рекламируемый ими стиральный порошок взлетел в цене. Это был успех. Заказчики остались довольны, но требовали чего-то нового. Шагая в офис, Мартин придумывал новый комикс, в котором Джастин сбегает от жены в Антарктиду, знакомится с пингвинихой, но та вдруг скидывает перья и оборачивается Сильвией. Какое разочарование!

Он ненадолго остановился у ворот галереи, чтобы проверить имена выставляемых художников — ни одного знакомого. Его старая студия уже лет пять как сдавалась в аренду студентам из художественной академии. Горько усмехнувшись, Мартин продолжил путь в офис по Сайд Стрит, любуясь по дороге остатками листвы в грязных лужах.