Нарисуй мне небо (джен)

Сегодня ему опять снились звёзды.

Он был сильным-сильным, не задыхался, вместо хилых ног у него были могучие крылья, распахнешь — и обнимешь луну. Он летел вверх, к звёздам, казалось, ещё немного — и достанет до огоньков, которые светят, но не обжигают.

Старая Гретчель рассказывала, что каждая звезда — человек, которого Семеро взяли к себе, в золотые чертоги Отца. И он летел — вдруг одна из звёзд — мама?

Звёзды запели ему. Он попытался им ответить, но остановился. Они пели не так.

Они пели голосом мертвого человека.

Роберт вскрикнул и проснулся. Он дрожал, простынь под ним была мокрой. И голос, голос никуда не делся, он продолжал петь, без лютни или арфы, он просто пел, и от этого голоса становилось так тошно!

Ему так страшно каждую ночь! Почему лорд-отчим до сих пор не сделал так, чтобы голос полетел? Почему он только сидит в кабинете, взаперти, и пишет разные письма? Роберт не понимал.

Мальчик встал с кровати и, запинаясь на каждом шагу, толкнул дверь. Как хорошо, что она была не заперта! А иногда была. Те дни были самыми страшными, он лишь сжимался в комочек, затыкал уши и пытался заснуть. В одиночку не получалось.

Мелкими шажками по холодному камню он пошел по темному, широкому коридору в ту комнату, которую он ночью посещал чаще остальных. А голос все пел. Или выл? Раньше у него были такие красивые песни, но теперь он звучал будто из самих глубин семи преисподних, которыми его стращала Мадди, если он не будет есть кашу. Он ненавидел Мадди. Жаль, что его тут не слушаются, и она не может полететь.

Он зашёл туда, куда хотел, и позвал:

— Алейна!

Она поднялась с кровати мгновенно, будто и не спала.

— Чего тебе, мой маленький?

Она единственная, кто всегда слушает. С ней тепло, с ней не так грустно. Она почти как мама.

— Он опять поет. Мариллон.

В темноте были видны лишь очертания вещей. Роберт не видел выражения лица Алейны.

— Он не может петь, Зяблик. Он уже умер.

— Ты это говорила раньше, но он все равно поет!

Роберт топнул ногой. Как она может не слышать? Алейна вскочила с постели и подбежала к нему.

— Тише, голубчик. Хочешь, я почитаю тебе? Сказку про Крылатого Рыцаря? Сейчас позову Мадди, чтобы она зажгла лампу...

— Не надо Мадди! — испуганно ответил Роберт, отшатнувшись. Его затрясло. — Лучше... Лучше нарисуй мне небо.

Алейна растерянно развела руками.

— Но как я это сделаю, милорд? Темно, да и где я найду краски?

Роберта затрясло сильнее.

— Спокойно. Я... Попробую завтра днем поискать их. Или рано с утра. И я нарисую тебе небо. Договорились, мой маленький?

Роберт хлюпнул носом. Дрожь постепенно начала уходить.

— Рисунок... И сказку! — сказал Роберт напоследок, прежде чем уснуть в постели Алейны.

* * *

— Как странно. Раньше юный Роберт никогда не просил такого. Ему было достаточно лишь сказок.

Алейна с некоторым содроганием оторвала лорда Петира... то есть отца от важных дел с подобной безделицей. Но чего она не ожидала, так это лёгкой улыбки... Хотя, если подумать, всё-таки ожидала. Ее лорд... отец очень хорошо владел своим лицом. Даже когда рядом не было посторонних.

И она постепенно постигала это искусство.

— Отец, мне кажется, что он не забудет эту просьбу.

Петир Бейлиш прикрыл глаза, будто что-то рассчитывая.

— Когда он последний раз пил сладкое молоко?

— Вчера.

Лорд-протектор не изменился в лице. Но Алейна догадывалась, что Петир слегка разочарован, что не может отвязаться от мальчишки, вогнав его в сон.

— Ладно. Думаю, Нестор Ройс поднимет сюда все требуемые краски через несколько дней. Он расшибется в лепешку для своего маленького лорда, — он усмехнулся.

— Но милорд... Отец, краски нужны ему сейчас.

— Попроси у Колемона, может, у него что-то есть. Алейна, а ты умеешь рисовать?

— Нет... Септа не считала рисование достойным леди занятием.

— Жаль. Кэт любила рисовать. И рисовала прекрасно...

Девушка не изменилась в лице, когда уходила. Она Алейна Стоун, и Кейтилин Талли — не ее мать.

* * *

— Это неправильный цвет, — всхлипнул Роберт.

— Это всё, что нашел мейстер Колемон, — возразила Алейна.

Роберт угрюмо уставился на простынь, которую для рисования выделил мейстер. Алейна специально взяла его с собой, чтобы он своими глазами видел, как мейстер нервно реагирует на его требование, чешет длинную шею, копается в своих банках и находит две банки с тирошийской краской. Пухлые хрустальные сосуды, один с синим содержимым, другой с жёлтым, губка, чтобы наносить краску... Но цвет был неправильный!

— Небо со звёздами не синее. Оно темное, почти чёрное. Я его видел.

— Ты смотрел в окошко ночью, мой маленький? Один? Это опасно, ты мог бы позвать кого-нибудь, чтобы тебя поддержали.

— Нет. Я летал во сне. Хочу небо! Не синее!

Алейна провела губкой по ткани.

— Так, кажется, темнее. Ты в таком небе летал?

Роберт посмотрел на простынь. Это было похоже, но все равно неправильно.

— Оно пустое! Это неправильно! Там звёзды! Надо лететь к ним!

Алейна выпрямилась и пошла прочь. Роберт оцепенел.

— Алейна? — он кубарем скатился со стула и, спотыкаясь, поспешил ей наперерез.

— Тише, Зяблик. Я просто помою руки, прежде чем рисовать звёзды. Заодно и небо остынет.

И она ушла. Роберт сначала хотел пойти за ней, но быстро передумал. Алейна оставила жёлтую краску открытой: может ли он сам попробовать?

Сомнения были легко отброшены. Он же лорд, а Алейна, хотя и хорошая, просто бастард лорда-отчима. А ещё она не была в его мне и не слышала, как звёзды поют. Они пели неправильно, но это можно исправить!

Роберт храбро подошёл к банке с жёлтой краской и засунул палец в маслянистую жидкость. Затем он посмотрел на свой изменивший цвет палец, подошёл к простыни и нажал на синее небо.

Оно было липким, и Роберт быстро убрал палец. По краям расползались зеленоватые мутные разводы.

В голове опять начал звучать голос мертвого человека. Он выл зелёным цветом.

— Это неправильно! Это не так! Звёзды не должны быть такими!

Маленького Роберта Аррена охватил припадок.

* * *

У него снова были могучие крылья. Он летел вверх, обнимая луну, стремясь коснуться звёзд. Они пока молчали. Боялись? Мальчика захлестнул азарт, он поднимался все выше. Ему не хватало воздуха, но он не сдавался. Во сне не было гадких служанок, непочтительного мейстера и не желающего слушать лорда-отчима. Было лишь небо.

Он услышал голос. Другой, который он не слышал очень давно.

— Мой милый... Мой хороший... Я тебя никогда не оставлю...

И он удвоил усилия. Выше, в темноту неба, ближе к звёздам! Точнее, к одной звезде, единственной, которая важна!

— Сынок...

* * *

Слишком рано. Всё-таки он надеялся, что Колемон хоть немного компетентен.

Ничего. Уэйнвуд уже куплена, а Санса Старк... Его безупречное творение. Она приподнесет ему Гарри Хардинга, который так скоро официально станет Арреном, на золотом блюде.

Хорошо, что мелкий паршивец хотя бы дал ему время на пару хороших планов, а не сдох сразу после мамаши.

Петир Бейлиш со скорбным выражением лица вышел из замка — возглавлять траурную процессию в сторону Лунных Врат. Хоронить мальчишку лучше на виду у всех.