Редактор отклонил фанфик (джен)

Город спит, неширокие улочки замерли до утра. Густая непроглядная темень превращает оконный проём в стену, отрезающую от внешнего мира. Ни один звук не доносится из открытой форточки, лишь промозглый и холодный весенний воздух воровато пробирается в дом, заставляя невольно ёжиться. На диване неясно угадывается мужской силуэт, с ноутбуком на коленях. Желтоватый отсвет экрана, словно угасающий костёр, в котором сгорели без следа надежды и мечты, выхватывает из темноты помертвевшее лицо и кисти рук, судорожно сжатые в кулаки. Казалось, на лице живут одни лишь глаза, снова и снова перечитывающие короткое сообщение.

Редактор

Отклонил фанфик

* * *

Профиль Фобос

Двадцать четыре года, не женат, род занятий — вынос мозга, геймер

Фобос тяжело вздохнул: делу всей его жизни — грандиозному макси-кроссоверу, задуманному как зубодробительный экшен, — ни за что не увидеть свет. Но почему, чёрт побери?!

Экшен был хорош, как казалось несостоявшемуся автору. Множество ярких персонажей, перекочевавших в его фанфик из аниме и популярных фильмов, море красочных сцен и действий, куча локаций, которые рисовались в мозгу так же ярко, как скрины игр, но...

Фобос был косноязычен просто до ужаса. То, что казалось идеальным и крайне интересным при озвучке внутренним голосом, в письменном изложении на редактора впечатления не произвело. Точнее, произвело, но совершенно не такое, на какое рассчитывал Фобос. Редактор работу зарезал: одним росчерком своего красного виртуального карандаша перечеркнул и погони, и перестрелки, и кучу атакующих зомби, а горе-автору настоятельно порекомендовал кардинально менять стиль изложения, если он хочет, чтобы его творение — хоть когда-нибудь — увидело свет.

Легко сказать — меняй стиль. Как?

Во-первых, Фобос в упор не видел, где конкретно в текст закрались неточности, во-вторых, ему казалось — стоит только начать править, как фанфик потеряет свою изюминку, лишится индивидуальности. А в-третьих, обиженный Фобос с горечью в сердце вообразил, что редактор просто придирается. Поэтому он не придумал ничего лучше, как безобразно сорваться: грубо обматерил редактора, лихо занес его в чёрный список, потом выпустил, опять обматерил и вновь усадил под арест.

Настроение было — хуже некуда, о публикации даже мечтать не хотелось. По настоятельной рекомендации ошалевшего от неожиданности редактора можно было бы найти бету, но тут врождённый пессимизм Фобоса по-гадючьи поднял голову. С ужасом он думал о том, что нужно будет обратиться к блогожителям за помощью, выставив на всеобщее обозрение кусок из раскритикованного редактором текста, и черпануть от души — большой ложкой — язвительной критики и насмешек. А хуже всего было то, что после перенесённых страданий на вопли о помощи никто не отозвался бы.

Эта безрадостная картина, рисующаяся в голове несчастного автора, угнетала настолько, что он недрогнувшей рукой безвозвратно удалил своё творение и решил больше никогда даже не заикаться о публикациях.

* * *

Фобос лениво зевнул и почесал пузо под майкой. Игра "Правда или вызов", которую он временно администрировал на одном из форумов некоего литературного сайта, совсем зачахла, и инициативу перехватила Слейпнировна — местная неугомонная знаменитость и королева троллинга. Участники заметно оживились: в основном желая посмотреть, как Слейпнировна будет жечь и троллить игроков, но она была на удивление адекватна и командовала уверенно и чётко. Страсти поостыли, игроков осталось всего пятеро, и ответы на нехитрые вопросы потекли рекой.

Там-то Фобоса и свела судьба с Прапором — новичком на сайте.

Профиль Прапор

Двадцать восемь лет, женат, род занятий — суровый

Прапор был любопытен, болтлив и лез в каждое обсуждение, докучая юзерам. Ему все было внове и интересно, а блогожители не разделяли его любопытства и чрезмерной активности. Заткнуть словесный поток было невозможно, как извергающуюся Фудзияму тощей японской задницей, и потому Прапора, мягко говоря, здорово недолюбливали на сайте.

Но, несмотря на недолгое пребывание на сайте и на остракизм, которому колоритный пользователь порой был подвергнут, у него уже имелось некоторое количество фанфиков — добротных, как СССРовские банки с тушёнкой, припрятанные в каптёрке. Прапор метал свои опусы на редактуру, как гранаты из окопа, и модераторы взирали на его сочинения вполне благосклонно.

И вот после игры несчастный гонимый автор и поделился с Прапором тоскливой информацией о своём бедственном положении.

Тот задумчиво почесал макушку пятернёй.

Производя впечатление человека недалёкого, простоватого и даже отчасти глупого, Прапор между тем прекрасно понимал, что редактор и фанфик тесно связаны, и узы эти святы и нерушимы, примерно как узы брака — только смерть разлучит их. И если предположить, что если даже Фобос вытащит своё детище из корзины, пригладит и вновь вздумает отправить на редактуру, редактор-то будет прежним. Или того пуще — может достаться другой редактор, не такой снисходительный, как первый, который даже не ввёл никаких санкций за темпераментные проклятья в свой адрес.

Также Прапор давно уже постиг смысл нехитрой, но очень полезной поговорки: ласковый телёнок двух маток сосёт, а бодливому и одна не даётся.

— Выход тут один, — решительно заявил добровольный консультант. — Вести себя вежливо и тихо, извиниться перед редактором и всё-таки попытаться реанимировать несчастное произведение.

Фобос по другую сторону монитора упрямо сопел; в груди его вновь клокотал праведный гнев, и изъясняться он мог только междометиями, из набора которых Прапор вынес следующую информацию: даже если Фобос и извинится, его слова будут не нежнее рёва медведя-шатуна. А это означало только одно: взять на себя роль переговорщика-парламентера и побыть телятей предстояло именно Прапору, почему-то проникшемуся к Фобосу сочувствием.

Что Прапор и проделал с блеском. Он подкатил к редактору умело, шаркая ножкой, отвешивая выверенные комплименты и рассыпаясь в извинениях за грубого и темпераментного Фобоса. Вежливо поинтересовался, какие же телодвижения необходимо сделать Фобосу, чтобы загладить свою вину и вновь попытать счастья.

Редактор был зол.

Несмотря на довольно покладистый характер, на вопли и проклятья темпераментного горе-автора он всё же обиделся и некоторое время отвечал парламентеру-Прапору суховато и отчасти официально. Но знания о ласковых телятах сделали свое дело, и редактор под мощной лавиной Прапоровых комплиментов оттаял, сменил гнев на милость и объяснил, что Фобосу, как ни крути, исправлять своей шедевр придётся. И лучше бы найти для этого хорошую и терпеливую бету, потому что работы там — конь не валялся. А редактор будет стро-о-ого следить за тем, чтобы на проверку пришли именно качественные материалы, а не криво переписанные Фобосовы бредни.

— Хе-хе, — злорадно сказал редактор.

На том Прапор, собственно, откланялся и отчалил.

Надо сказать, что Фобос в глубине души надеялся на то, что проныре-парламентёру, который умел быть очень вежливым и приятным в общении, если ему того было нужно, всё же удастся умаслить редактора пропустить текст без изменений. А потому естественную информацию о том, что придётся много работать, нахалёнок воспринял уныло и без энтузиазма — даже весть о том, что редактор вроде как больше не сердится, не порадовала. Халтурщик пытался со слезами и воплями броситься Прапору на виртуальную грудь, одновременно предаваясь словесному самобичеванию, но Прапор пресёк несанкционированные попытки близкого контакта.

— Ну, давай я посмотрю и, может, помогу тебе отбетить, — предложил великодушный, но глупый Прапор, совершая фатальную ошибку.

Фобос из нытика и самого несчастного в мире существа тотчас превратился в расчётливого рабовладельца, и над Прапоровой головой звонко щёлкнул кнут. Вот так подписывать договоры, не читая текста.

Фобос предъявил фронт работ, и только ознакомившись с текстом, Прапор понял, как глубоко и безнадёжно влип.

Во-первых, Фобос любил экшен — много экшена, когда герои, забыв свое имя, пол и возраст, палили с обеих рук из пулеметов по врагам, и именно эти сцены предстояло оформлять глупому Прапору. Тот иногда писал и экшен — добротно и толково, но умеренно, дозированно, как вишенку на торте. Фобосу же было нужно нескончаемое количество страниц предельно жестоких схваток, горы трупов и размотанных кишок, море кровищи, захлёстывающей читательские мозги до такой степени, что они начали бы щёлкать, как отстрелянные гильзы об пол.

Второе, что предстояло сделать взгрустнувшему Прапору, это поправить корявые речевые обороты, коими тексты Фобоса просто кишели, как болото ядовитыми змеями.

И всё бы ничего: Прапор был человеком терпеливым и в какой-то мере даже трудолюбивым, он разгрёб бы — рано или поздно — дебри Фобосовых безумных мыслей, если бы не одно "но", досадное, как клоп — маленькое, но вонючее.

Фобос начал щёлкать бичом.

Нависая над душой, он то ныл и рыдал:

— Ничего не получается, никто меня не любит, а жизнь настолько уныла, что легче сброситься со скалы!

То хищно рычал и завывал:

— Скорее, давай скорее, читатель требует и ждёт! — словно капая раскалённым воском на неподготовленные к насилию Прапоровы мозги.

Это два обстоятельства очень угнетали Прапора, потому что его-то читатель тоже требовал и ждал своей тушёнки — добротного неторопливого обновления. А автор, связанный клятвой помочь хитрому Фобосу, вынужден был сидеть и катать лапшу быстрого приготовения — длинно, однообразно и очень остро. И чем дальше Прапор катал "Доширак", тем неугомоннее становился Фобос. Он вдруг окончательно превратился в рабовладельца и абсолютно игнорировал намеки Прапора на то, что ему иногда нужно подумать и о своей работе, а на любой демарш отзывался либо жалобным воем о жестокости мира, об одиночестве и беспомощности, давя на совесть и на жалость своему "литературному негру", либо лихорадочными воплями вроде "читатель ждёт!". И щёлкал кнутом, приговаривая садистски: "Ты обещал, ты мне обещал!"

Прапор страдал.

Он, несомненно, верил — да, самому Фобосу вовек не справиться — и своё обещание помочь хотел сдержать. Но вопли в ночи напрочь отбивали у Прапора всяческое желание работать, тяга к своей тушёнке становилась нестерпима, уже банально хотелось водки и обнять березку.

Муки творчества привели мозг недалекого и глуповатого гастарбайтера в рабочее состояние, и он чересчур быстро, хитро и здраво рассудил, что вовсе не обязательно быть единственным рабом на плантации. Достаточно поймать ещё несколько зазевавшихся простачков, и вуаля! И обещание выполнено, и ты на плантации надсмотрщик.

Эту мысль он и озвучил, когда Фобос в очередной раз начал заламывать руки.

— Давай найдём бету, — предложил Прапор, игнорируя ставшую уже привычной истерику.

Тут работодатель снова зарыдал, переходя практически на ультразвук, и Прапор восторженно зацокал языком, изумляясь и отчасти восхищаясь тем, как могут в одном человеке так причудливо совмещаться две крайности — хронический чернейший пессимизм и замашки эгоистичного тирана-рабовладельца.

— Никого мы не найдём, — подвывал Фобос. — Я более чем уверен. Кому нужно такое говно, как я? Вот ты добрый человек, ты один согласился, и то теперь меня покидаешь...

Но доведённый до ручки Прапор тоже заупрямился — упёрся рогом и хладнокровно курил, слушая вопли отчаяния, включив свою безжалостность на полную мощь.

— Ты пробовал написать призыв в блогах? — спросил Прапор, делая глубокую затяжку.

— Нет, но я и без этого тебе скажу, что ничего у нас не получится, — заныл хитрый Фобос.

— Так подай какое-нибудь интересное объявление, — назидательно проговорил Прапор, твёрдо решивший скинуть рабовладельческий строй.

— Я не у-ме-ю! — не менее твёрдо заявил Фобос, становясь в свою излюбленную позу великомученика. В ней удобно было как предаваться самобичеванию, так и принимать летящие в лицо помидоры. — Ну, вот такой я некреативный! Я просто не знаю, что писать. Да, такое я ничтожество и дурак.

— Ты хоть попробуй, — упорствовал жестокосердный Прапор.

— Не хочу, — отвечал Фобос стойко, не меняя позы. — Я знаю, что ничего не выйдет. Может, ты сделаешь?

Прапор усмехнулся: кажется, он начал лучше понимать Фобоса в частности и жизнь в целом.

— Вообще-то, это тебе нужно, — веско заметил он.

— Я так и знал, — замогильным голосом произнёс Фобос вслух, глядя на безжалостные строчки на экране. — Ты тоже меня бросаешь. Впрочем, я не сомневался.

— Ыть!.. — непечатно ответил взбунтовавшийся раб. Из его слов следовало, что он советует всем и каждому заниматься сексом с лошадью покрупнее до полного просветления рассудка.

Пока хитрый Фобос потирал лапки, разъярённый Прапор быстро накропал конструктивную просьбу, добавив в неё известную толику юмора и всяких витиеватостей. Озорное объявление, вывешенное в блогах, говорило о некоторой нестандартности его автора, и первый наивный раб попался в расставленные сети очень скоро.

Профиль Селена

Двадцать семь лет, не замужем, род занятий — тайна, покрытая мраком

— После такого пылкого объявления, — написала некая Селена, — я просто не имею права тебе отказать!

— Ты согласна стать бетой? — недоверчиво отозвался Фобос.

— Нет, я согласна выйти за тебя замуж, — ехидно ответила девушка. — Что, растерялся от счастья? Тащи сюда свой шедевр, посмотрим, что там за смертельный вынос мозга.

А пока обалдевший от неожиданного внимания недоавтор распускал перед Селеной павлиний хвост, превознося себя любимого, не менее счастливый Прапор устроил себе заслуженный выходной и радостно окунулся в привычную атмосферу блогов…

День-без-забот оказался на редкость удачным для Прапора. Вероятно, блогожители соскучились и не слишком клевали его. Неспешно переходя от одного обсуждения к другому, Прапор задержался в каком-то посте.

Профиль Куратор

Сорок шесть лет, в свободном полёте, род занятий — по призванию

Судя по информации в профиле и содержанию сообщений, Куратором была женщина. Прапор пересекался с ней в блогах и раньше, конфликтных ситуаций в общении никогда не возникало, и что-то — возможно, эйфория от неожиданного отдыха — подтолкнуло профессионального бригадира задать вопрос в лоб:

— Не могли бы вы помочь с редактурой? Мне и моему другу — только он стесняется сам искать бету.

Хитрый Прапор собирался убить двух зайцев сразу. Во-первых, он действительно решил предложить сначала собственный макси для вылавливания "блох" — в качестве небольшой компенсации за невольный творческий простой, а во-вторых, текст Фобоса предъявлять неподготовленному морально человеку было преступлением, совершаемым с особой жестокостью.

В любом случае подобное предложение малознакомому человеку было достаточно нахальным поступком. Но, к своему удивлению, Прапор услышал в ответ:

— По-человечески вы мне симпатичны, давайте ваш текст.

— Да-да, и главное, текст друга, — быстро проговорил бывший раб. — Только предупреждаю: у него непростой характер, — честно добавил он.

— Та-ак, — отозвалась Куратор. — С вами я договариваюсь сейчас, а ваш друг пусть обращается лично, чтобы потом не было недоразумений.

Операция "познакомь автора с бетой" была проведена в считаные минуты. Вымуштрованный Фобос был вежлив и предупредителен, и вторая муха увязла в паутине.

— Аллилуйя, — прошептал взмокший от волнения Прапор.

…И только гораздо позже он узнал правду: головокружительный успех такого безнадёжного предприятия объяснялся вовсе не личным обаянием парламентёра. Просто Куратор была в этот вечер слегка нетрезва и оттого благодушно настроена.

* * *

Сам же Прапор, набрав работников, почувствовал себя свободным, как надсмотрщик на плантации. Копаться в виршах Фобоса ему больше было не нужно, но всё же в команде он остался — предприимчивый и пронырливый гений пера теперь выполнял обязанности администратора и парламентёра к редактору.

С наслаждением закурив и пуская дым в потолок — иногда он так делал, за что ему нагорало от супруги, — Прапор понял, что своё обещание он выполнил.

— А теперь, — написал он Фобосу, — вытаскивай свой план из корзинки и начинай работу заново.

Недаром говорят: за весельем жди похмелья. После такой удачной ловли на объявление заговорщики неожиданно почувствовали себя неловко — вместо одной беты нашлись сразу две, а неподражаемое произведение было — скорее, к счастью для всего человечества — одно. Хитрый Прапор, умнеющий от общения с Фобосом прямо на глазах, предложил автору самому решить, которая из отозвавшихся на его мольбы девушек станет той единственной, что впишет свое имя золотыми буквами в шапку будущего шедевра.

Иными словами, Прапор коварно предложил Фобосу устроить кастинг и потом, на основании его итогов, корректно отказать одной из бет. Сам Прапор решительно самоустранился от подобных действий, ибо не хотел прослыть неблагодарной свиньей. Жизнь фикрайтера изобиловала неожиданными поворотами, в бетинге он мог внезапно начать нуждаться, а если раз отказать человеку, которого сам же и пригласил, то до другого раза можно просто не дожить.

Но Фобос не утруждал себя моральными терзаниями, а поступил ещё интереснее: он просто не стал заморачиваться, чем мастерски поставил Прапора в неприемлемую для него позу пресноводного членистоногого.

Каким же неподдельным оказалось на следующий день изумление Прапора, когда Фобос отправил приглашение обеим девушкам, и те, неприятно удивлённые, встретили друг друга в обсуждении фанфика. На Прапоровы очумелые вопросы Фобос отвечал лишь захлёбывающимся от счастья хихиканьем, а звук потираемых им ладошек пронзал пространство и время. После чего напакостивший автор тихо исчез из сети, а бедный парламентёр, зажмурившись, пошёл в чат:

— Что происходит?

— Странно, появилась ещё одна бета, не ответила мне и исчезла, — растерянно отозвалась Куратор. — Я плохо представляю, как можно двоим работать одновременно.

— Я тоже, — мрачно произнёс Прапор, — но, может, по очереди? По главе? Работы-то хватит, клянусь!

— Хотелось бы заслушать мнение тёмной стороны. Ну правда, надо же как-то договариваться.

— Да, дождемся этого рабовладельца.

— Фобоса? Что-то терзают меня смутные подозрения... С ним вообще как лучше общаться?

— В каком смысле?

— У меня есть вопрос — я его тебе задала — ты ответил. А с ним как? И в какое время он бывает на сайте? Если проблема возникнет — к кому обращаться?

— Давай ты будешь задавать вопросы обоим. Если не отвечает он — отвечу я.

— Вот тебя мне уже почему-то жалко, — вздохнула Куратор. — Ладно, справимся.

* * *

Новые работницы оказались дуэтом закалённым и суровым, как шахтёры, выходящие из забоя — с такими же крепкими нервами, несокрушимым бесстрашием и могучими плечами. Мало того, что они не перессорились и не передрались — а обескураженный Прапор ожидал каких-то неловких немых сцен и мучительных объяснений, — так ещё и сплотились, встав плечом к плечу. То, что девушки сразу же не сбежали с криками ужаса, как Прапор, малодушно струсивший от осознания того, что фанфик практически придётся переписать заново, чтобы он пролез через частый гребень редактуры в массы, вселяло в Фобоса надежду, а внимание к творческим планам и вовсе вскружило голову. Более того, обе беты смиренно и почтительно называли автора не иначе как Создателем, и это поглаживало его раздувающееся чувство собственного величия в самых интимных местах.

Фобос неожиданно понял, что в этой небольшой команде он — центральная фигура, на которую все смотрят, на которую все работают и которую все слушаются. Прапор, разумно полагая, что своими бетами Фобос должен командовать сам, тактично самоустранился от управления, и это подействовало как хорошая понюшка кокаина. Создатель вдруг почуял сладкий вкус власти — огромной, по его скромным взглядам, прямо-таки вселенского масштаба. Власть сразу над тремя людьми! Он был их Солнцем, Луной и всеми звёздами сразу. Он пригубил эту хмельную чашу, и орбита Фобоса окончательно потеряла стабильность.

"Аз есмь царь!" — подумал Фобос, задыхаясь от нахлынувшего на него ликования.

И тотчас принялся командовать.

Следует отметить, что, на счастье редактора, Создатель отправил ему на рассмотрение всего шесть глав, и тот не успел поседеть на всю голову, вычитывая безумные идеи автора. Эти-то несчастные главы, проклятые после отказа редактора темпераментным Фобосом, потоптанные ногами и выброшенные в виртуальную корзину, бетам и предстояло изучить, переделать, а после — вновь заслать на редактуру.

Селена с Куратором мужественно вставили между век балки, как в шахте — чтобы не завалило породой — и приступили к работе, появляясь в общем чате с найденным очередным потрясающим перлом. Свист бича рабовладельца сливался с их дружными прокуренными голосами, которые гудели: "Даешь главу нам на обработку!"

Звон кайла приятно ласкал слух Фобоса, матерная брань воспринималась им как должное. Приказчики на рудниках часто слышат, как бранятся прикованные в забое рабочие, но кто же обращает на такие мелочи внимание? Вот и Фобос не обращал. В команде наступила блаженная тишина — практически гармония. Беты явно не нуждались в пинках и тычках, побуждающих их к работе, и потому внешнее руководство — да и вообще любое вмешательство Фобоса — было абсолютно не нужно и даже опасно.

А ему до зуда в подмышках хотелось ощутить ещё разок свою важность и причастность к такому ответственному делу. Поэтому он затаился, как диверсант на железной дороге, постанывая от нетерпения и потирая ручки.

Вдруг стук кайла в забое стих, и наступившая тишина привлекла всеобщее внимание.

— Готово, — грубым голосом произнесла Селена, выплёвывая огромный, пережёванный могучими зубами бывалой беты кусок пустой породы — все найденные огрехи, сплющенные в один ком. — Первая глава готова.

Первая из шести!

Глава была безупречна, как свежепроложенная штольня в породе, по-праздничному поблескивающей алмазными вкраплениями. Она была выметена, вычищена и даже выскоблена так, что ни песчинки лишней в ней не осталось. Она сияла.

Нет-нет, чудес не бывает, глава не превратилась в отрывок бессмертного романа "Идиот", она по-прежнему повествовала о героях и зомби, но! Все запятые в ней были расставлены по местам, корявые речевые обороты выправлены, логические дыры аккуратно заштопаны, и, в принципе, теперь фанфик можно было начинать читать.

Можно. Но…

— Ахтунг! Требуется пара уточнений, — едва успела произнести Куратор. Поздно…

С криком "Ура-а-а!", словно партизан, идущий в атаку, зловредный Создатель, до того не подававший признаков жизни, выпрыгнул из своей засады и накинулся на фанфик, как диверсант на сошедший с рельсов состав. Недолго думая, внося в ряды своих подчинённых ужас, непонимание и шок, он быстрым движением авторской руки швырнул текст на рассмотрение редактору, и это произвело поистине невообразимое воздействие на умы ошалевших шахтеров, так и оставшихся стоять с растопыренными руками и отвисшими челюстями.

Если Прапор метал вяленькие гранатки, то Фобос швырнул ни много ни мало — атомную бомбу, выжигающую всё живое. Вертикально над головой, да.

На что надеялся доморощенный камикадзе? Редактор четко дал понять, что тщательным образом вычитает всё, а не только первую главу. Фобос же посчитал, что вылизанное, как у кота яйца — до блеска, — начало усыпит бдительность редактора, и тот даст зелёный свет. Автору не терпелось опубликоваться. В радужных мечтах тот видел толпы читателей, восторженные отзывы и обильный дождь из фидбека, льющийся на благодатную почву его фантазии.

— Скоро попрут комменты, и угадайте, кто первый мне напишет? — мечтательно произнёс диверсант.

— Знаю. Редактор, — обречённо отозвался проваливший миссию парламентёр.

Прапор, дольше бет знакомый с Фобосом, уже наперёд знал все итоги этой жесточайшей ядерной атаки. Когда обгоревший, но выживший после первого ядерного удара редактор нанесёт ответный, то есть пришлет фанфик обратно на доработку, Фобос непременно взорвётся сам, и тогда облаком от ядерного взрыва накроет всех — и автора, и Прапора, и бет. Фобос в истерике и приступе саморазрушительной ярости растерзает своё творение, но теперь уже с первой главой, политой кровью и потом шахтёров, лелеющих и пестующих её, как родное дитя. А за это шахтеры могли и отомстить.

Словом, не выжил бы никто.

— Какого... органа это было?!

— На какой... орган ты это сделал?!

— Редактор снова покажет тебе... орган!

Селена, Прапор и Куратор заорали все сразу, одновременно, и воцарился хаос, столь милый сердцу Фобоса: всё пришло в движение, и всяк взывал к Создателю, как во времена гибели Помпеи. Тот же молча смотрел, как мечутся возбуждённые, ничего не понимающие люди, и наслаждался вниманием, которое теперь было заострено только на нём, и осознанием собственной значимости.

Перед командой встал животрепещущий вопрос, так любимый всеми русскими людьми: "Что делать?"

"Кто виноват?" — и так было понятно и в обсуждении не нуждалось.

И тут три незадачливых "литературных негра" повели себя совершенно как Лебедь, Рак и Щука в бессмертном творении классика. То есть каждый из них предлагал своё решение проблемы. А так как автор, которому одно из этих решений предстояло принять и реализовать, молчал, работники забегали ещё быстрее — примерно как муравьи, которым в муравейник льют кипяток.

Беты матерились суровыми прокуренными голосами. Прапор, который в реале имел какую-никакую власть над людьми и всё же умел немного руководить, пребывал на грани безумия от злости. По его здравом размышлении, так дела не делались: сначала надо было наметить план мероприятия, потом этот план реализовать в точности и уж затем устранять недочеты, если таковые имелись. Действовать вот так — с кондачка, на авось — Прапору было непонятно и дико. Опять же, кто опрометчиво выступил посредником между редактором и автором?

Но Фобос жаждал немедленной публикации. Его змей-искуситель нашёптывал о соблазнительных перспективах, и горе-автор упрямо желал рискнуть. Он ясно дал понять, что редактуре быть, и обсуждать тут нечего. Прапор готов был рвать волосы в подмышках клочьями.

— Удали, — замогильным злым голосом вещал он, — удали все неотбеченные главы! Редактор не пропустит их, твой авось тебя не вывезет! Это не сработает! Ещё раз — Только! Первую!! Главу!!!

Но у бет был другой взгляд на случившуюся трагедию.

— Верни! — кричали шахтёры печальными голосами чаек. — Верни фанфик, мы продолжим его бетить, зашлёшь потом!

— Закрой неотбеченные главы! — молили они, только пятью минутами позже. — Их не будет видно! И если редактор опубликует фанфик, мы опять-таки продолжим их бетить!

— А вдруг закрытые главы редактору будут видны?! — испуганной ланью начали метаться стахановцы ещё чуть погодя. — Как он вообще видит написанное — целиком или только то, что ему показываешь?!

Гвалт в чате стоял до небес, и несчастный Прапор ощущал себя пребывающим в дурдоме для особо буйных. Хотелось плакать и на ручки.

В конце концов победили дружба и здравый смысл.

Вдоволь натешившись, наигравшись в большого человека, разворошившего муравейник, Фобос внял голосам, слившимся в дружное трио, напевающее тревожно, как в драматической опере: "Забери! Забери!" — и фанфик с рассмотрения вернул.

Конец света в очередной раз откладывался...

Прапор на радостях даже потребовал:

— Надо дать бетам передохнуть! — на что получил в ответ ехидную реплику Куратора:

— В слове "передохнуть" ты где ударение ставишь?

Прапор предпочёл на цыпочках удалиться.

— И теперь, когда над душой не будут стоять нервные Создатели с корвалолом... жизнь покажется веселей, — добавила ему вслед Селена.

* * *

Работа продолжалась, и в команде снова воцарились тишь, гладь и идиллия. Чат медленно, но верно превращался в общагу...

Однако за согнутыми спинами бет зоркий глаз Фобоса разглядел всё-таки непорядок, а именно маленького легкомысленного Прапора, беззаботно перепархивающего из темы в тему в блогах. Так легко и привольно летали мотыльки-однодневки, наслаждаясь своей короткой и прекрасной жизнью.

Хороший удар Фобосова хлыста ожёг Прапорову задницу, и Создатель интеллигентно поинтересовался у нерадивого администратора:

— А где, чёрт тебя возьми, экшен?!

Прапор замер.

— Ты мне обещал, — злорадно и страстно шептал Фобос, как заправский маньяк в хорошем триллере, и у Прапора кровь стыла в жилах. Да, он обещал, и час расплаты пробил.

Однако Прапор уже научился довольно сносно пользоваться мозгами. Схема "ловлю негра — он работает вместо меня" была им опробована и себя оправдала. А если всё так просто, то зачем выдумывать что-то ещё?

Профиль Сорвиголова

Пользователь не заполнил профиль

Так что в качестве очередной жертвы — умеющей и любящей писать экшен-сцены — предприимчивый Прапор сосватал не менее хитрому Фобосу свою давнюю знакомую — молоденькую девушку с ником Сорвиголова, отчаянную и весёлую, практически совсем без тормозов. Когда-то давно, в детстве, она засыпала под Рамштайн, а теперь с упоением писала сцены особой жестокости и насилия, подкармливая тёплой кровушкой своего внутреннего садиста. Размотать пару километров кишок для неё было в радость, и работать на Фобоса она согласилась сразу же, без уговоров.

— Ну, теперь-то я совершенно свободен, — радостно подумал Прапор и совершенно по-фобосовски потёр ручки.

Великий писатель, изобретатель обоснуя и двигатель сюжета окончательно и бесповоротно заскучал…

Он, конечно, продолжал самозабвенно строчить своё зубодробительное произведение, и Сорвиголова с удовольствием вертела ручку огромной мясорубки, перемалывая энное количество персонажей в фарш и наматывая их кишки на виртуальную огромную бобину, но свежий авторский трэшачок мало чем отличался по качеству от первых глав и небрежно отодвигался бетами в угол. Дата публикации была по-прежнему далека, как Альфа Центавра: шахтёры делали свою работу тщательно и медленно, так что слава и знаменитость Фобосу пока не светили.

Ему казалось, что все о нём забыли, забросили и уделяют уже не так много внимания, как раньше. Автор чувствовал себя маленьким и одиноким. Беты по привычке продолжали называть его Создателем, но в их хитро прищуренных глазах уже прочно поселилась какая-то непонятная издёвка, а зубы, лихо прикусывающие папироски, неприятно скалились в ухмылках. Это были какие-то неправильные рабы: работать они не прекратили, нет, но Куратор гневно осаживала Создателя, лишь только тот пытался позволить себе любое, даже самое тихое, щелканье бичом, а Селена с места в карьер выдавала витиеватую матерную речь, призывая заткнуться и полюбить коня. И тогда Фобос испуганно затихал и зыркал настороженными глазками из-под стола, приподняв уголочек скатерти.

— Я будто попал в зомби-хоррор! Только вместо "мозги-и-и!" вы стонете "гла-авы-ы-ы!" — тихо бормотал себе под нос Создатель.

К тому же шахтеры вдруг начали отказываться прокладывать штреки в намеченном Фобосом направлении и стали регулярно бастовать. Самовольно они вырезали целые куски из забоя — простите! — из глав, которые казались им не то чтобы позаимствованными... да просто бесцеремонно скопированными из Википедии. Гигантские шахты и подземные галереи — гордость Создателя — безжалостные шахтеры рубили алмазной киркой на несколько частей, а если Творец начинал брыкаться, ему многозначительно показывали кувалду.

— Острый приступ глобализма, — безапелляционно выносила вердикт Куратор. — Хорошо, что ты даёшь подробные описания, но проблема в том, что читателям такие большие порции давать не нужно. Не приведи господь, привыкнут.

— Ладно уж, распиливайте, — чувствуя себя депутатом при согласовании госбюджета, махал рукой Создатель.

К тому же в край обнаглевшие девушки потребовали от Фобоса, чтобы он латал логические дыры сам — вот ведь нахалки! Они напрочь отказывались додумывать, дописывать, расшифровывать и сводить концы с концами выпирающие нестыковки. Негодяйки заставляли автора работать самого, дёргая за свою цепь, на другом конце которой — вот же чудо! — незаметно оказался прикованным сам Создатель.

— С твоим шедевром я, пожалуй, реально курить начну, — мрачно заметила Куратор после неравной схватки с очередной сценой. — А курила я давно, в самом начале своей творческой карьеры.

— Вот видишь, — оптимистично воскликнул Фобос, — насколько всё было плохо тогда и насколько хорошо сейчас, когда я пишу про своих любимых зомби!

— Он пишет...

Рабовладельческий кнут, который так любил Фобос, Куратор демонстративно переломила надвое перед побледневшим Создателем и пыхнула ему в лицо сизым дымом "Беломора"…

После подобных демаршей беты разражались разнокалиберным грубым гоготом и вновь исчезали в забое, невежливо прервав разговор на полуслове и оставляя Фобоса в одиночестве.

— Нагадили мне в тапки и свалили довольные! — тихонько вздыхал автор, втайне страдая.

Он был совершенно одинок.

Остальные...

Беты активно общались: их связывали близкие интересы, общее дело и кайло, которым они крушили и заново создавали фанфик. У Прапора были горячо любимые блоги, музыка и болтовня, у Сорвиголовы — кишки и внутренний садист, требующий всё более извращённых жертв, и её собственное творчество, а у Фобоса никого, никого не было... Никто его не жалел, не ставил на табуреточку и не заставлял читать стишки, а так хотелось. Даже поныть о своей несчастной судьбе Фобос теперь не мог: ему помогали, его фанфик правили и писали, и жаловаться на жестокость людей было бы просто нелогично и нелепо.

А Создатель жаждал и внимания, и почитания, и уважения. Ему хотелось казаться важным и умным — буквально экспертом в каком-нибудь деле, притом экспертом настолько глубоким, чтобы все кругом ахнули и упали, подёргивая ногами, как тараканы под "Дихлофосом".

И Фобос решил добиваться признания единственным известным ему способом — эпатажем, привлекая внимание команды интересными вбросами.

Начал он очень издалека, этакой своеобразной артподготовкой, вероятно, прощупывая почву.

В чат был выброшен фонтан негодования, посвященный ФНАФу — Пять ночей с Фредди — и тому, что с хорошей идеей творят нерадивые разработчики.

Заламывая руки, брызжа слюной и тараща глаза, Создатель в одиночестве метался по чату, поливая головы правообладателей игры бранью. Истерика Фобоса, перемежающаяся с фанатичным страшным бормотанием, была настолько безумна, что казалось, он реально слетел с катушек оттого, что какой-то недотепа посмел пошатнуть общепринятую теорию касательно этой тупейшей игрушки. Фобос пересказывал перед очумевшей командой все прежние теории, которые мнились ему стройными и логичными, и с негодованием визжал, что новая никуда не годится. Он упоминал такие тонкости и нюансы, которые команда, далёкая от подобного рода развлечений, постичь не могла, а потому молча внимала гневным проповедям. Возможно, в пустоту канула самая великая экспертиза разработки, но увы: команде было наплевать на медведя-аниматроника.

Притом горе и отчаяние Фобоса были настолько полными и всеобъемлющими, будто у него преставилась любимая бабка, не меньше.

Беты побросали инструменты в забое, высунули головы в касках с фонариками из шахт и молча, с изумлением и любопытством, рассматривали безумца.

— Это что такое?! — поинтересовалась Куратор у очумевшего от такого темпераментного представления Прапора. — Мне кажется, или Создатель в хламину пьян?!

Прапор чувствовал себя неловко. Впрочем, неловко — не то слово, он ощущал себя жуликом, который завлёк девушку в наркоманский притон под предлогом почитать стихи.

— Я не знаю, под чем он, — неуверенно ответил Прапор, — но определённо под какими-то препаратами. Так убиваться из-за какого-то паршивого медведя...

Меж тем оратор, кажется, входил в терминальную стадию своего праведного гнева. На робкие попытки бет успокоить его Фобос отвечал мощными фонтанами горячечного бреда, и кое-кто в чате даже подумал, что он в перерывах между гневными тирадами заливается высокоградусным топливом по самые брови, и оно как подогревает его темперамент, вдохновляя на новые излияния, так и приподнимает крышу.

— Хозяин в запой ушёл: и поди пойми — в творческий или алкогольный, — шмыгнула носом Селена.

— Истинно говорю тебе, — мрачно заметила Куратор Прапору, — белочка пришла. Теперь ясно, почему у него такой... шедевр. Видимо, для его создания Фобос ищет вдохновения на той же заправке.

Команда единым фронтом накинулась на неадекватного автора, требуя прекратить эти пьяные выходки, заткнуться, лечь спать и больше в приличном обществе не выражаться. Это был совершенно не тот эффект, которого ожидал ошалевший от непонимания Фобос. Поворчав ещё немного, обиженный гений ушёл, раздумывая, чем бы еще поразить воображение неблагодарных слушателей.

Наутро команда с любопытством поджидала явление Создателя, готовя скользкие и злые шутки про тяжесть похмелья.

— Злорадствуете, гадюки подлые? — буркнул тот вместо приветствия.

— Нисколько. Сопереживаем, — откровенно веселясь, заявила Сорвиголова. — Натворил ты дел…

— Ага, буянил не по-детски: кто хозяин в доме? — мстительно прищурилась Куратор.

— А женщин-то в доме всё больше... — лукаво улыбнулась Селена.

Означенные женщины протянули хором:

— Това-а-арищ Сухо-о-ов! — и покатились со смеху.

Некоторое время Фобос купался во всеобщем внимании и даже придумал, что он запойный алкоголик, чтобы подогреть интерес к своей персоне, и клятвенно обещал "это прекратить, собраться и зашиться". Но Прапор не впечатлился:

— Я всегда собран, но, видишь ли, я не умею так пугать народ, как ты.

— Ну ты это... завязывай, короче, — равнодушно добавили беты и исчезли в забое.

* * *

Фобос был разочарован.

Да как же так? Столько усилий, такая мастерская актерская игра, и всё насмарку? Этого допустить Создатель не мог. К тому же эпатаж работал — вброс помог расшевелить интерес команды к Фобосу, и тот решил действовать именно в этом направлении. Писать уже не хотелось, хотелось всеобщей любви.

Вращаясь в блогах, Фобос заметил, что многие юзеры любят обсуждать всяческие пикантные интимные сцены. И чем сцена резче и острее, тем вроде как юзер круче и уважаемей — ну, по крайней мере, непризнанному герою так казалось. С немым восхищением перечитывал Фобос некие циничные, такие небрежные и полные снисходительности посты альфа-самцов форума и колкие, язвительные выпады опасных, недосягаемых, а потому и привлекательных альфа-самок.

О, на таких обращали внимание все, их даже пытались куснуть, но уверенные в себе альфы обоих полов были непоколебимы, как сфинксы. Они царственно возлежали где-то на диванах в разных городах земного шарика, сыто щурились, глядя на экраны своих ноутов, на которых разгорались нешуточные страсти, и прущая из них безграничная самоуверенность соперничала с бездонностью космоса.

Фобос хотел того же: быть непоколебимым и циничным, безразличным к чужим укусам, прожжённым и многоопытным — чьи подвиги изумляли бы людей и ввергали в ступор.

Сказано — сделано.

Фобос напряг мозг — да-да, тот самый, сгенерировавший злосчастный фанфик, — и наутро команду ждала удивительнейшая история.

С утра Создатель прогуливался по чату, бросая какие-то короткие небрежные фразы, сетуя на недосып и усталость. Команда, уже немного привыкшая к подобным выходкам, насторожилась, предчувствуя очередной вброс.

— Что случилось? — поинтересовался смелый Прапор.

— Да, — небрежно ответил Фобос, — не выспался. Ночка та ещё выдалась.

И многозначительно замолчал.

Команда обратилась в слух. Ранее Фобос как-то помалкивал о "таких ночках", словно этого аспекта в его жизни не было совсем. Нынешний вброс был нов и свеж, команда уважительно покачала головами — мужик, что тут скажешь. Создатель ликовал.

— В клуб вчера ходил, с девушкой там познакомился, — всё так же небрежно продолжал Фобос. — Все дела. Понимаешь?

Прапор, как любой мужик и похотливый кобель в одном флаконе, понимал. Он одобряюще кивал и поддакивал. Фобос был на седьмом небе от счастья — маска альфа-самца была натянута мастерски. Цель была достигнута минимумом усилий, внимание и уважение обеспечены. Это был успех.

Но тут в Фобосовом мозгу, испытывающем перегрузку от радости, вдруг что-то пошло не так. То ли фраза о девушке, хорошо отрепетированная и выверенная до самой последней буквы, была единственной домашней заготовкой, то ли ещё что. Но только Фобос вдруг быстро-быстро стал выкладывать подробности вечеринки, так его утомившей.

— Смешная такая история в клубе вышла, — начал он, понимая, что его несёт хлеще Остапа, но остановиться он уже не может.

— Какая? — заинтересовался гадкий похотливый Прапор.

— Ну клуб, танцы, музыка, приглушённый свет, море народа, — начал Фобос. — Понимаешь?

Прапор понимал.

— И вижу я — красивая девушка стоит. Высокая, длинноногая, стройная. Джинсики, свитерочек, роскошная копна золотых волос, — вдохновенно пел Создатель. — И вот подхожу я к ней ближе и кладу руку ей на попку...

В этот момент он ясно почувствовал, как потрескивает наэлектризованный воздух. Команда перестала дышать, с замиранием сердец ожидая развязки Фобосовой истории.

— И вот я глажу эту упругую попку, — продолжил Фобос в наступившей похрустывающей тишине, — и даже слегка ее сжимаю, несильно так, а девушка стоит и не шевелится, как будто боится, что я уберу руку и отойду...

— Ы-ы-ы, — простонали женщины, тараща глаза и делая бурные жесты руками — мол, давай живее, ну!

— А потом она повернулась, — с придыханием продолжил Фобос, — и я увидел...

— Ну же?! — нетерпеливо взревел Прапор.

— Да мужик это был, — закончил Фобос. — Гей, то есть. Пот, кровь и слёзы, господа. Я пристал к мужику.

— Ыть! — прошептал Прапор. Ему почудилось, что где-то за спиной ломающийся голос прогнусавил: "О, май гарабэл, Герман!". В воздухе остро запахло стразами. — И после этого у тебя была бурная ночь? С этой подругой ты познакомился?

Хохот взлетел до небес, и по обрывкам фраз, прорывающихся сквозь массовую истерию, Фобос с ужасом понял, что зря придумал такую развязку. Очень зря.

— Потисканный жопец! — выла команда, утирая слезы, катящиеся из глаз и со щелканьем разбивающиеся о пол. Маска альфа-самца и опасного соблазнителя соскользнула с Фобосова лица и повисла на резиночках, зацепившихся за уши.

— Прапор, а ты что ржёшь?! — возмущённо поинтересовался Фобос. Он понимал, что ситуацию придётся исправлять, а для этого нужно что-то говорить, но на ум абсолютно ничего не шло. — Да мне вообще не понравилось!

Эта неловкая двусмысленная фраза вызвала новый взрыв хохота.

Фобос с кривой улыбкой попытался отшутиться, начав сочинять про ещё одну якобы девушку, оказавшуюся тоже мужиком, только уже с длинными чёрными волосами.

— И если бы я его затискал, я бы уже этого не вынес! — это заявление оказалось последней каплей.

— Блондин, значит, неплох оказался? — язвительно заметил злой и безжалостный Прапор. — Его вынес?

Провал был оглушающим.

Несчастный Фобос в течение нескольких дней имел счастье наблюдать смеховую истерику, стоило кому-то хотя бы намекнуть, хотя бы заикнуться и вписать в беседу слова "потисканный жопец".

Больше всех Фобосовыми похождениями почему-то вдохновилась Селена, и именно она начинала задыхаться от смеха, стоило кому-то хотя бы написать"жо...".

От великого восторга она даже подарила Фобосу герб с изображением поруганного места и увековеченным на золотой ленте его именем.

Герб Потисканного Жопца имел шумный успех. Его припоминали часто и с охотой, что оказалось самым действенным лекарством для мгновенного усмирения прототипа.

Куратор, как самая адекватная из всей разнузданной веселящейся компашки, пару раз попыталась сгладить неловкие ситуации, вступившись за незадачливого Фобоса.

— Да оставьте этот жопец в покое! Это была минутная слабость Создателя! — писала она, но ей почему-то никто не верил, и все хохотали ещё сильнее.

Фобос пытался реабилитироваться и о своих неприятных ощущениях рассказывал точечно — Прапору, пытаясь того убедить, что жопец постороннего гея не имеет к нему никакого отношения..

Но Прапор задумчиво скреб макушку пятернёй и простодушно спрашивал в чате:

— А мне одному интересно, почему он со своим пощупанным жопцом только ко мне пристаёт? — и веселье набирало всё новые и новые обороты...

Авторитет Фобоса в глазах команды настолько пошатнулся, что над ним теперь потешались круглыми сутками. Со временем команда посмеялась бы и забыла, но вот незадача — Создатель сам не забывал сокрушительного поражения. Потрёпанная репутация не давала есть и спать, и он твердо решил исправить положение во что бы то ни стало.

Третий извилистый путь, который он избрал для этого, был таков: Фобос решил стать своим в доску парнем, лучшим другом и практически родственником каждому члену команды.

И в качестве своей первой жертвы он наметил почему-то Сорвиголову, штатного живодёра, любезно предоставленного Орденоносной Краснознамённой биржей труда имени Прапора.

В своей студенческой среде Сорвиголова имела репутацию тихони, скромницы и умницы, и ни одна живая душа в реале даже не представляла себе, какие черти плодятся на самом дне этого тихого и гладкого прекрасного омута. Сама же девушка умницей быть не собиралась: ей отчаянно хотелось стать злобной стервой, оторвой и вселенским злом в одном флаконе, и её до слёз угнетал тот факт, что общество в целом и бдительная мама конкретно принуждают её быть паинькой и хорошо учиться.

— Я пользуюсь мозгом, — тоскливо говорила она, — а это-то как раз плохо.

В её мозгу были установлены качественные тормоза, и пока они нет-нет, да срабатывали.

Сорвиголова в общем чате почти не появлялась.

Она практически постоянно пребывала в своих сладких, но мрачных фантазиях, полных каменных застенков, пыточных камер и вопящих жертв. Ручку мясорубки для Фобоса она вращала исправно — параллельно с написанием собственного фанфика, нисколько не затрудняясь, но общего буйного веселья не разделяла. Подумаешь, жопец. Вот если бы Создатель кого ножиком пырнул — вот это да.

Все её разговоры с Командой сводились к смачному описанию милой злодейскому сердцу трэшанины да демонстрации отрывков из её свеженаписанных глав, где мрачный злодей извращённо, разнообразно, с фантазией, кроваво и насмерть насилует зазевавшуюся героиню. На недоумённые вопросы вроде: "А тебе не кажется, что кишки — это нерационально?" следовал стандартный ответ:

— Зато зрелищно.

Когда Фобос просил Сорвиголову написать ещё кусочек экшена для его шедевра, она спокойно отвечала:

— Кстати, пытки переносятся, — и невозмутимо вращала мясорубку.

Сорвиголове было всего восемнадцать, и жила она на Дальнем-Дальнем Востоке. Поэтому, чтобы пообщаться с командой, разбросанной по всей огромной стране, но преимущественно в европейской её части, она частенько засиживалась глубоко за полночь, и это-то и показалось заботливому дядюшке Фобосу возмутительным.

Всю свою нерастраченную энергию, всю удушающую заботу, схожую с хлопотами доисторической нафталиновой бабушки, он обрушил на голову штатного палача-садиста-маньяка, чем вверг в немалый шок как саму Сорвиголову, так и всю команду.

— Сорвиголова, — трагически заламывая руки, вещал Фобос, — меня снова не слушается! Я не могу уложить её спать! Сделайте с ней что-нибудь!

— А с какого... известного органа, — вкрадчиво отвечал Прапор на тоскливые завывания Фобоса, — Сорвиголова должна тебя слушаться? Вообще-то она совершеннолетняя. Взрослый, самостоятельный человек. Она сама в состоянии решить, когда и что ей делать. Ты ей кто: муж, отец, брат? Так на какой... орган ты к ней лезешь и на основании чего вмешиваешься в её личную жизнь?

Да-да, тон, с которым к Фобосу начала обращаться Команда, тоже здорово изменился. Исчезла легкость и беззаботность в общении, фразы сделались язвительными, длинными и стали больше походить на нравоучения. Даже незлобивый глупый Прапор, когда-то первым протянувший руку помощи незадачливому автору, стал напряжённым и раздражительным. Это был уже не тот мягкий и покладистый человек, что собирал команду в самом начале.

Но Создателя невозможно было остановить и злобными Прапоровыми речами. С усердием наступая на одни и те же грабли, Фобос, сцепив зубы и потирая лоб, упрямо гнул свою линию. Он твердо решил позаботиться о Сорвиголове — так просто из его цепких ручонок она не вывернется.

Фобос квохтал наседкой, забрасывая её личку особо ценными советами. На правах старшего товарища он искренне переживал за будущее Сорвиголовы, которая только вступала во взрослую жизнь, или настолько хорошо вжился в придуманную роль, что сам в неё поверил. Будучи совершенно посторонним человеком, он навязывал ей очень личные задушевные беседы, в ходе которых давал пространные советы о том, как и с кем надо знакомиться, куда стоит и куда не следует ходить, что можно и чего категорически нельзя делать молодой девушке.

— Сорвиголова для меня как младшая сестренка, — трагически говорил Фобос. — Я чувствую за неё ответственность, я так хочу защитить её от всего мира, от ошибок, которые она может совершить! Я себе ни за что не прощу, я буду чувствовать себя виноватым, если с ней что-то случится!

— Ыть!.. — орала команда в ответ на эту пылкую речь.

— Слушай внимательно, С-создатель, — злым голосом сквозь зубы отвечала Куратор. — Это Её жизнь, это Её ошибки и Её право их совершать. Ты кто такой, чтобы мешать ей жить и читать нравоучения?!

— Я буду чувствовать себя виноватым... — звучала привычная песня.

Нужно отметить, что Фобос ни с того ни с сего, на ровном месте, начинал чувствовать себя виноватым в любой, даже самый неподходящий момент.

Прапор здорово злоупотреблял кофе — и Фобос замогильным голосом пророчил ему скорый инфаркт, смерть во цвете лет и слёзно умолял бросить эту вредную привычку, не то "я буду чувствовать себя виноватым".

Чувство вины начинало глодать Фобоса при каждом разговоре с бетами, стоило им хотя бы словечком обмолвиться о своей нелёгкой жизни, и шахтеры, матерясь, исчезали в своих штольнях, чтобы не слышать Фобосовы слёзные речи. От пустых назойливых советов и навязанной заботы обе на автомате отмахивались, пресекая всяческие попытки работодателя влезть под кожу, и лишь одна Сорвиголова зазевалась и в один прекрасный день попала в самый эпицентр схода лавины несанкционированной нежности.

Фобосовы ромашки, преподнесенные штатному живодёру, были настолько некстати, что Сорвиголова в бешенстве стянула красный колпак ката с взъерошенной головы и грубо, но безапелляционно послала Фобоса на... известный орган вместе с его заботой.

— Ёб!.. — сказала Сорвиголова и решительно покинула команду.

* * *

Отряд, несомненно, заметил потерю бойца: вместе с Сорвиголовой ушло что-то очень важное, необъяснимое и неосязаемое, и от этого стало немного грустно.

— Доигрался? Легче стало? — спросила как-то Куратор.

Фобос промолчал в ответ, переваривая этот внезапный удар.

Некоторое время Создатель переживал расставание с членом свой команды. Сорвиголова словно воткнула ему ножик в печень и провернула пару раз, садистски глядя в его затухающие глаза, и Фобос верещал на весь чат о своём вселенском горе и бесконечной вине, строя фантасмагорические планы того, как вернуть её обратно. Команда с остервенением плевалась и вяло бормотала что-то в ответ. Фобос начал всем действовать на нервы, его переносили уже с трудом, тщетно уговаривая уняться и замолчать во избежание новых потерь.

Некоторых жизнь ничему не научила: Фобос с неиссякаемой энергией всё же решил продолжать свое разрушительное дело — быть лучшим другом.

Для начала он стал посвящать окружающих в особенности своей личной жизни, показывая, какой он простецкий парень. Вероятно, таким образом он попутно хотел продемонстрировать, что ничего особенного в том, чтобы интересоваться чужой личной жизнью, нет, но план снова не выгорел.

Может, потому, что все Фобосовы вбросы касались почему-то физиологии в самых интимных её проявлениях.

Однажды он явился в чат, охая и стеная, что зверски обожрался, ему трудно сидеть и вообще дышать, и, общаясь с командой в таком незавидном состоянии, он проявляет прямо-таки чудеса героизма. На небрежное замечание Куратора о том, что он, Фобос, привычно преувеличивает, мол, посмотрите на него, нашёл подвиги Геракла, тот разразился пылкой речью:

— Куратор, ты попробуй в себя вместить целый горшок борща, навернуть до кучи пять пирогов с мясом, дополнительно с этим съесть полбулки хлеба со свиным салом, навернуть вареники с капустой, потом ещё пироги с картошкой и грибами и запить всё это добро четырьмя стаканами сока — и поймёшь, почему для меня это были истинные двенадцать подвигов!

— Двенадцать подвигов, говоришь? — зловредно воскликнул Прапор. — Геракл ты наш! Завтра, чую, конюшни после тебя тоже убирать придётся.

Беты негромко посмеялись, но уже как-то вяленько, скорее по инерции. Не было ни прежнего энтузиазма, ни огонька в глазах. Шедевр давно уже не вдохновлял, звон кайла становился все ленивее и тише, и Фобос понял, что команда начала откровенно скучать.

Он снова предпринял попытку расшевелить бригаду, честно принеся себя в жертву и припомнив злосчастный жопец с плавным переходом в тему секса. Но сказ о потисканном жопце, так любимый Селеной когда-то, сейчас вдруг привел её в тихую ярость.

— Дайте мне закончить главу, — лютым зверем рычала она, — а потом трахайтесь, с кем хотите!

— А трахаться команды не было, — встрял Прапор, но на его дежурную шутку никто не среагировал.

Команда стремительно распадалась; Селена почти не высовывала головы из шахты. Она остервенело долбила твёрдую породу Фобосова фанфика, мечтая только об одном — поскорее закончить каторжный труд и сложить с себя полномочия шахтёра. Её голос в чате совсем зачах, и Селена как-то плавно отсеялась из общего обсуждения. Да и чат наполнился уж вовсе какими-то глупостями. К примеру, Фобос объявил себя убеждённым закоренелым холостяком, то ли от скуки, то ли эпатажу ради, и теперь называл брак идиотизмом, а всех женатых людей — недалёкими дураками, чем очень обижал женатого Прапора.

Прапор попытался было доказать Фобосу, что тот не прав, вернув ему эпитет с дураком, но Фобос выдал блестящую фразу:

— Я не дурак, а социопат, аки Шерлок Холмс — оба понимаем, что женщина нас погубит!

И Прапор от Фобоса отстал.

Создатель уныния команды как будто не замечал. Вероятно, ему казалось, что все уже просто просмеялись и успокоились, и теперь никто не станет вспоминать о его прегрешениях и неосторожно произнесённых глупостях.

Работа над первыми шестью главами плавно подходила к концу, близился час публикации, Фобос потирал ручки и шумел в чате, пытаясь вдохновить бет на новые трудовые подвиги.

Ему не терпелось скорее явить свой шедевр миру.

— У нас священная миссия! — вещал он молчаливым рабам, тихо вкалывающим на просторах его фанфика. — Явить миру суперкрутой кроссовер! Больше никто такого не писал, я слово даю!

— Это уж точно, никто! — соглашалась Куратор, которой приходилось выгребать лопатой то, чем качественно фанфик Фобоса отличался от любого опубликованного.

* * *

Наутро тихо сбежал Прапор.

Вот так запросто, промямлив какие-то невнятные слова, что, мол, фанфик он уже не пишет, а потому считает некорректным, что его имя значится в шапке. Это было отчасти правдой, но об истинной причине своего ухода он промолчал.

В чате повисла гробовая тишина.

Не стало весёлой болтовни и хохота, шуточек и обсуждений, ничего. И Фобос вдруг по-настоящему ощутил себя одиноким.

— Ну что же, — произнесла Куратор, единственная, кто ещё появлялся в обсуждении фанфика. — Вот теперь всё окончательно готово. Можешь смело засылать свой шедевр на редактуру, и он пройдёт.

— А ты? — быстро спросил начавший подозревать недоброе Фобос.

— А я тебе на фига? Как только ты опубликуешься, редактор от тебя отстанет, и ты сможешь вывешивать какие тебе угодно главы — даже неотбеченные. Мы свою великую миссию выполнили и больше тебе не нужны.

Куратор не сказала напрямую, но Фобос её прекрасно понял. Как и все остальные, она тоже хотела уйти и оставить Создателя одного — с фанфиком, конечно, но одного, как в самом начале.

"Вот к этому ты так стремился? — зло спросил себя Со… — Да какой ты, к чёрту, Создатель! Что ты создал? Шедевр? И пустоту вокруг… Другой жизни хотел, мечтал, заново начинал… И не ушёл никуда — по кругу бегал. Нужна тебе такая жизнь?"

Эта мысль, бомбой взорвавшаяся в голове Фобоса, вдруг превратила его в человека, мгновенно научив нормально общаться с людьми.

— Ребята, да вы что?! — завопил Фобос всем и каждому в личку. — Да какая, в баню, миссия?! Вы с ума сошли?! Вы-то мне нужны больше фанфика! Мы же команда, да мы больше, чем команда — мы друзья! Вы — мои друзья, мне будет без вас скучно и плохо.

Эта нехитрая речь, лишенная диких Фобосовых фантазий, была, несомненно, лучшей из его речей. Ради неё он отбросил прочь свои амбиции и свои многочисленные маски и предстал перед озадаченно взирающей на сообщения командой таким, каким он бы на самом деле — простым парнем, растерянным и удручённым.

Вот теперь его отчаянию и огорчению хотелось верить. И Команда постепенно, один за другим, оттаивая, снова собиралась в одном чате, словно возвращаясь домой. Не для работы. Просто так.

* * *

Майский вечер. Та же скрипучая форточка и тот же диван. Парень вновь сидит с ноутбуком — маленьким окном в большой мир. Последние штрихи перед финальным щелчком мыши: волнительное, предпраздничное и наполненное сладкой тревогой предвкушение. На этот раз нет гнетущего ощущения безнадёжности и одиночества, ведь по другую сторону монитора — друзья, и каков бы ни был итог самых длинных в жизни парня двух недель, они останутся. Останется Команда. А всё остальное — в корзину.

Вдох. Выдох. Скольжение курсора.

Фобос

Отправил фанфик на рассмотрение