Есть одна грязнокровка (гет)

I

О, этот дивный новый мир. Всё, как мечтал отец: власть — чистокровным, прислуживание — удел гнусных магглов. И я — на вершине всего этого. Повод для гордости, герой своего времени. Пример для сверстников — даже их отцы признают, что я лучший в своем деле. Слабак вроде Забини не смог бы работать на моей должности, мне же это доставляет некое удовольствие. Весь секрет в том, что нет правил для высшей расы. Нет абсолютно никаких правил, кроме одного. Маги — венец человечества. И не просто маги, а маги чистокровные.

В подвалах Министерства, где контролирую процесс по шесть часов в день, я видел этих мерзких тварей. Этих лжецов. От них исходит смрад. Грязнокровный, мерзкий запах отбросов. Моя задача — следить за тем, чтобы грязнокровки работали, и работали хорошо. Всё во имя Салазара. Всё во благо древнейшим традициям. Коли магглорожденным удалось украсть часть нашей магии, так пусть теперь отрабатывают, покуда она не иссякнет. Если я работаю в Министерстве по шесть часов, то в подвалах они трудятся по шестнадцать часов в сутки, и это справедливо. Я знаю, что могу выжать из них больше остальных, потому что для меня нет правил. Как лучший ученик Беллатрисы, я получил признание самого Лорда, а это нешуточное достижение для моего возраста. Мне нравится пытать. Не просто потому, что так хочет Темный Лорд, или потому, что это действенный метод в моем деле. Мне действительно нравится пытать.

Я никогда не знал жалости — и в этом мой секрет. Нестандартный подход к стандартным задачам. Я ценен своими взглядами. Я понял истину. Они не люди. Чертово жалкое отребье, которому психи вроде Дамблдора позволяли слишком многое. Но мы быстро исправим это, искореним. Я первый предложил использовать, кроме стандартного набора непростительных, еще и их методы: оружие, препараты, физическая расправа. Постепенно будут созданы колонии и отданы лучшим из нас. Разделяй и властвуй. Упивайся. Повелевай.

В двадцать четыре года в моей жизни есть все, о чем только может мечтать маг. Я чистокровен, красив, талантлив, стремительно продвигаюсь вверх по карьерной лестнице, моя жена — олицетворение аристократии. Зачем тогда я прихожу к вам по четвергам, спросите вы? Все очень просто: я болен. Болен психически, и вы должны мне помочь с этим справиться.

Все дело в том, что есть одна грязнокровка.

Еще со школы я не мог взять в толк, почему этой суке многое дается проще и быстрее, чем чистокровным. Кому она продала душу? Как сумела украсть столько магии, не имея при этом родовой защиты?

И вот ее поймали и отправили в подземелья под мое начало. Сперва я отводил на ней душу, припоминая былую ненависть и школьные распри. Еще тогда меня насторожило собственное поведение. Из-за придурка Дамблдора я по привычке воспринимал её как ведьму, почти ровней себе — можете в это поверить? Даже говорил с ней.

Несколько часов пыток систематически, на протяжении двух недель — и она стала похожа на всех остальных. Молчаливая, работящая, даже кроткая. Но меня беспокоит другое: я не слышу от нее смрада. Черт, звучит безумно, но она приятно пахнет. Я специально пытаю её (хотя она все выполняет как нужно), чтобы в который раз проверить. Но запаха нет. Ее кожа почти как у Астории — молочно-белая, только с россыпью родинок. Но почему-то они не противны. И эта слабость сводит с ума… Время истекло, у вас неделя, чтобы найти решение, а пока приготовьтесь к Непреложному обету, доктор.

* * *

Да, многие Пожиратели (особенно не резиденты) частенько забавляются с магглорожденными пленными и полукровками. Я слышал, что большинство выпускников Дурмстранга, чьи жены с детьми дожидаются их дома на Балканах, живут в Лондоне с хорошенькими полукровками, которые на правах любовниц получают защиту и красивую жизнь… Но, право, не понимаю, почему вы спросили об этом?..

Оу, я понял… Не мой случай, уважаемый доктор. По-вашему, мне стоит поддаться искушению, дабы оно отпустило меня? Я думал об этом. Но, поверьте, мои убеждения таковы, что секс с грязнокровками все равно что сношение со скотом. Кто-то любит извращения, и не мне их судить, пока они полезны Темному Лорду, однако я не из их числа.

Тем временем моё состояние ухудшается. Вчера я замарал руки о её грязные волосы, стараясь их остричь. Не понимаю, почему зациклился на этой мерзкой тяжелой копне. Я, как и обычно, делал обход и привычно находил её взглядом. Понимаете, будто она особенная, будто отличается от прочего сброда в камерах. На сером фоне их постных лиц её каштановая копна раз за разом цепляла мой взгляд. И это выводило из себя. Почти потеряв контроль, чего практически никогда со мной не случается, я схватил канцелярский нож и стал корнать ее лохмы настолько коротко, насколько это вообще возможно. Всё было как в тумане; не уверен, что до конца осознавал свои действия. Она сопротивлялась — но я же явно сильнее! — вроде бы даже пищала что-то. Я отчетливо мог слышать только удары собственного сердца. Все, что было в моей голове в тот момент, это желание услышать смрад грязной крови. Чтобы убедится, что я не сумасшедший. Я лихорадочно вдыхал воздух, но кроме едва уловимого аромата её волос не было ничего. Блядь, мне даже сейчас противно! «Аромат» волос! Как будто говорю о женщине, о маге вроде нас с вами!

И знаете что? Сегодня я понял, что она по-прежнему… выглядит как ведьма. Как привлекательная, абсолютно обычная ведьма. Это безумие, но короткие волосы ей к лицу. Кажется, эта сука издевается надо мной, но у неё даже нет волшебной палочки. Как это может быть?

Да, вы правы, я кое-что скрыл. Не привык настолько признавать свою слабость. Черт. В общем, когда вчера вышел из её камеры и немного пришел в себя, я осознал, что мне тесно в брюках… ну вы понимаете… И вот, когда я это осознал, меня стошнило. Вырвало прямо там, в коридоре, у входа в её камеру.

Я бы с радостью убил суку и избавил себя от этих неправильных ощущений. Всего два слова, зеленая, как слизеринское знамя, вспышка — и её бездыханное тело у моих ботинок. Всё как и должно быть, но, как назло, именно она является стратегической фигурой в играх Лорда. Она же подружка Поттера и организатор чертова Сопротивления.

Мне кажется, вся эта ситуация сведет меня с ума. Должно же быть зелье или — я не знаю! — что угодно. Мы с вами — чистокровные волшебники! Если способа нет, нужно изобрести его. И немедленно. Вы же знаете, что не стоит со мной шутить, да?.. До встречи.

* * *

Блядь-блядь-блядь! Как же я зол! И до конца не понимаю, почему! Не хочу понимать.

Нет, ничего не случилось, просто я получил повышение. Заслуженное повышение, которого так ждал. Потому-то и пришлось прийти к вам раньше положенного. Отчасти мне помогла наша с вами беседа на прошлой неделе. Я задумался о тех шлюшках-полукровках, которые сейчас сожительствуют с чистокровными магами в Лондоне. Потом вспомнил о том, сколько раз слышал истории об изнасилованных Пожирателями Смерти грязнокровках (для закрепления пыток, да и не без получения удовольствия).

И вот я подумал, что, раз уж этого не избежать, то стоит обезопасить магический род от нежелательных последствий. Вы, должно быть, уже слышали о новом законопроекте, который скоро вступит в силу? Обязательная стерилизация грязнокровок.

Если магглы — это скот (а скот должен давать регулируемый приплод, ведь это, как ни крути, наша рабсила), то грязнокровки — это явление нежелательное, и мы обязаны его искоренить.

Темный Лорд оценил мои идеи, и теперь у меня новая должность, связанная с контролем популяции магглов.

Почему я недоволен? Через неделю мне предстоит передать нынешние полномочия — какая ирония! — Блейзу Забини, моему бывшему сокурснику. Уверен, что этот тюфяк завалит все показатели, которые я так усердно поддерживал на высоте. Но дело не в показателях — это головная боль Темного Лорда и самого Забини. Просто я его знаю, слишком хорошо знаю. Он-то перетрахает всех более-менее симпатичных (а в скором времени еще и бесплодных) грязнокровок в министерских подвалах. Тем более что в его власти даже вынудить их к какой-никакой взаимности в обмен на сокращение объемов труда (вот тут пиздец с показателями и начнется). Но главное — главное то, что Забини уж точно не упустит возможности сделать Грейнджер своей персональной шлюхой.

Казалось бы, что мне от этого? С глаз долой — и мне даже будет спокойнее. Какая, по сути, разница, кто будет трахать или насиловать это бледнокожее вместилище грязной крови?

Но почему-то я постоянно думаю об этом, представляю, как Забини, не побрезговав, касается ее кожи, волос, губ. Мерлин! Это немыслимо. И главное: я никак не могу на это повлиять. Пойти и себе в ущерб отказаться от повышения? Бред! Да и ради чего? Не все ли мне равно, что ждет это косматое отродье? Я же сам бил её, унижал, пытал столько раз. Но представлять, что кто-то, кроме меня, поднимет на неё палочку… Неприятна сама мысль об этом. Я даже пытался порекомендовать на своё место Грега, давнишнего товарища, который довольно апатичен по своей натуре и практически безобиден, если его не разозлить. Но Лорд не терпит, когда его решения пытаются корректировать. Каким бы искусным манипулятором я ни был, с ним эти игры не пройдут. Положение до смешного безвыходное. А между тем моя щекотливая проблема все еще не решена. Если бы не повышение, я бы усомнился в рациональности траты галлеонов на эти наши сеансы. Я все еще нуждаюсь в том, чтобы с вашей помощью избавится от этого… наваждения! Не могу нормально трахать Асторию, потому что возбуждают меня только мысли о Грейнджер. А когда, закрыв глаза во время секса, я вижу перед глазами её (Грейнджер) образ, то меня начинает тошнить. И тошнит, кажется, уже от себя самого. Астория понимает, что я устаю от столь ответственной работы, но долго это продолжаться не может.

* * *

То зелье с запиской, что вы прислали мне после моего последнего визита. Вы написали, что оно решит мои проблемы с женой. Что ж, ваше варево действительно решило проблемы с Асторией, но не так, как я ожидал.

Я разложил его на компоненты, и оказалось, что принцип действия состоит в подавлении моего отвращения. Это умно, но не совсем то, что было нужно. Я бы сказал, что это совсем не то. Я отличный зельевар. Теперь и сам могу его сварить, однако не уверен, что когда-либо еще приму его.

В постели с женой я по-прежнему думал о Грейнджер, но больше не чувствовал отвращения. Утром Астория осталась довольной. Но я — нет.

Сегодня я вводил Забини в курс дела и заметил, что не чувствую отвращения совсем. Не только к ней, а вообще ко всем грязнокровкам, что попадались на глаза. Забавный побочный эффект, не правда ли? Словно лишился части себя. Пальца или даже руки. Ненависть, отвращение — все это жило во мне, сколько себя помню, и вот оно пропало. Это было непривычно. Словно фантомные боли. Отец лет с десяти твердил мне о чистоте крови и её предателях, о родовой магии и о грязнокровных крысах, которые эту самую магию воруют. И вот я обнаруживаю, что меня это не заботит больше. По истечении действия зелья как будто небольшая часть меня вернулась приятным грузом.

* * *

Блядь, я так и знал, что вы не поможете, доктор. Все это ваше гребанное: «поддайся соблазну», «выпей зелье, которое подавляет отвращение!».

Вы сломали мою жизнь — и, я обещаю, заплатите за все сполна!

Что случилось?! Ах-ах-ах-а! О, я расскажу, что, блядь, случилось. Да, это кровь. Экспеллиармус! Акцио!

Я был на волосок от нормы. Последний день, последний драклов день, когда я полностью передал полномочия Блейзу. Новая работа, где я никогда бы больше её не увидел. Со временем все встало бы на круги своя. Но нет, я вернулся за какой-то мелочью в свой бывший кабинет, а Забини там не оказалось.

Утром Астория хотела меня порадовать перед работой и заодно поздравить с повышением. Но ничего не получалось. Я принял ваше чертово зелье, думая, что это в последний раз. Я знал, что не спущусь в подземелья сегодня, ведь встреча с Забини была формальностью. Мы поболтали в его новом кабинете, пожали руки, и я отправился на новое место работы. Но — вот незадача! — вернулся за визитницей, которую оставил в столе. Её мне подарила мать, а я редко носил её с собой.

И вот Забини нет на месте. Я спускаюсь вниз — и вижу, что он в камере Грейнджер.

Охранник отсутствует. И Блейз на ней. Роба разорвана, лицо грязнокровки перепачкано её грязной кровью… а на вид будто обычной. Просто темной с легким запахом металла и соли. И я не чувствую отвращения.

Я на автомате оглушил его, её выволок под дезиллюминационными чарами. Она еще не отошла от шока после попытки изнасилования. Охрану отпустил сам Блейз, мне никто не встретился по пути к лифту. И вот я здесь перед вами.

Нет, её кровь я вытер, это моя. Пришлось вырезать Метку. Это охуительно больно, но иначе Лорд достанет меня, прежде чем я смогу покинуть страну.

Нет, уже ничего не исправить, Блейз очнется. Они сложат два и два. Побег подружки Поттера… Возможно, меня уже ищут.

Не делать глупостей?! Я уже наделал их. Наделал из-за вас. Вашего зелья. Вашего нихуя не действенного лечения. Одна единственная слабость — и я проебал всё, что имел. Всё, над чем мы бились столько времени. Отец, я сам. Но Малфои не так просты...

Уверен, вы понимаете, почему я пришел сюда. Ни Обет, ни ваша колдомедическая клятва не гарантируют моей матери и жене безопасности. Лорд — сильнейший окклюмент.

А я? Я отправлюсь в Австралию или Африку, туда, где пока у него нет власти.

Я сказал бы, что было приятно вас знать, но это неправда. Прощайте, доктор.

Авада Кедавра!

II

Мы не хозяева собственной жизни. От рождения и до смерти мы связаны с другими, прошлым и настоящим. И каждый наш проступок, как и каждое доброе дело, рождает наше будущее.

Облачный атлас

Я согласилась на эту беседу по нескольким причинам. Одна из них — маги вне острова должны узнать правду. Пусть даже спустя столько лет.

Как все началось? Все началось с конца. Ведь это действительно был конец: смерть Гарри и победа Волан-де-Морта.

Тот мир, тот режим, который установили Пожиратели Смерти, ведомые властным фанатиком-полукровкой. Сейчас мало кто помнит, что великий Темный Лорд — это выпускник не только Хогвартса, но и маггловского детского дома.

Когда Министерство и Орден Феникса пали, то самым разумным решением было бежать. Семья Уизли как предатели крови понимали, что от Норы не останется камня на камне. Благодаря связям Флер они бежали во Францию, а оттуда… даже мне неизвестно, где они сейчас. Мне также организовали портал в Австралию, пока еще была возможность перемещаться без обязательной регистрации, но я выбрала Сопротивление.

Реальными основателями Сопротивления были вовсе не магглорожденные волшебники и волшебницы. Ими были чистокровные Невилл Лонгоботтом и его жена Полумна. Они оба могли воспользоваться правами и привилегиями чистокровных, но жить в утопичном обществе, воссозданном нездоровыми фанатиками по прихоти жестокого тирана, не захотели.

В первые годы Сопротивлению удавалось проводить множество успешных операций, убивать Пожирателей Смерти и вербовать бойцов. Однако магглорожденные чаще выбирали побег из Британии, нежели бой.

Лонгоботтомы понимали, что им нужен символ, обоснованная легенда. Кто-то, кто мог бы поднять их знамя и повести остальных против системы. Таким человеком для Ордена был Гарри Поттер. И об этом же Сопротивление попросило меня. Стать «лицом», как бы пошло это ни звучало. И я стала.

Ведь кто еще смог бы лучше исполнить эту роль? Подруга Гарри Поттера, бывший член Ордена Феникса. Меня называли умнейшей ведьмой своего поколения, но главное — я была магглорожденной ведьмой.

Шесть лет мы были в подполье. Те немногие члены Ордена, кто все еще оставались в Британии, оказывали помощь в качестве кураторов Сопротивления или личных советников Лонгоботтомов. Покидая Хогвартс, Минерва Макгонагалл сумела умыкнуть портреты Снейпа и Дамблдора и переместить их на Гриммо, 12. Родовое поместье Блэков оставалось ненаносимым, а потому продолжало выступать штаб-квартирой. Так же, как дома Лавгуд и Агаты Лонгоботтом, защищенной заклятием Хранителя.

Благодаря моему знакомству с Виктором Крамом нам удалось наладить связи с Болгарией, через Била и Флер мы тайком переправляли беженцев через Ла-Манш, а оттуда на Балканы. Многие магглорожденные волшебники бежали, но еще больше их попадало в плен. После поимки и пыток шло распределение по режимным объектам. Грязнокровок могли запытать до смерти или казнить без суда и следствия. Даже не знаю, кому повезло больше: тем, кто умер сразу, или же тем, кто, подобно мне, попадал на каторжные работы.

По каждой полукровке решение принимали индивидуально. Кому-то даровали относительно спокойное существование, работу на новое Министерство и скудное жилье. Я слышала, что меркантильные девицы, вроде Лаванды Браун, даже оставались с приспешниками Лорда в качестве любовниц. Конечно, я не вправе их осуждать. Процедура подтверждения статуса крови проходила сродни игре в рулетку. Неугодных могли приравнять к грязнокровкам, и они уже шли по привычному сценарию. Женщин и девушек могли сдавать в бордели, а детей забирали в специальные интернаты, где, по слухам, их обучали темным искусствам, чтобы в дальнейшем у Лорда были спецотряды и личные солдаты, воспитанные по его образу и подобию. Личная силовая структура, члены которой не связанны семейными узами, не знают своей истории и своего прошлого.

Новый мир принадлежал чистокровным, но преимущественно аристократам, которые уютно устроились под пятой Волан-де-Морта.

Магглов приравнивали к скоту. Учащались массовые теракты, нападения на ничего не подозревающих обычных людей. Через маггловского министра был взят под контроль весь парламент (не без помощи Империо, конечно же).

Всё как по нотам. Островная Британия превратилась в закрытую территорию. Тотальный контроль и новые порядки. Все это подтверждалось силой и удерживалось под контролем. Удерживается и до сих пор.

* * *

Что происходит с грязнокровками в плену, если им не посчастливилось умереть от пыток? Я могу подробно рассказать об этом на собственном примере.

Но давайте по порядку. Меня взяли в плен во время одной из операций по переправке беженцев. Сопровождающих членов Сопротивления обычно было трое или четверо. У каждого своя группа из пяти-восьми человек. Каждый из нас вёл свою группу к одному из мест аппарации, разбросанных по Лондону и окрестностям. Переходы должны были происходить одновременно, чтобы при возможном нападении понести минимум потерь.

Иногда ищейки Лорда нападали на след одной из групп — на этот случай у каждого провожатого был с собой порт-ключ. Ведь трансгрессию могли легко отследить. Не знаю, случайно ли Пожиратели узнали о моей точке аппарации или это было утечкой, но они узнали. Услышав характерные хлопки появления врагов, я отправила последнего беженца и принялась отбивать летящие в мою сторону заклятия. Нужно было потянуть время и дать Флер возможность отправить беженцев из Франции в Болгарию. Ранив двоих, я потянулась за порт-ключом, но тот не сработал. До сих пор не понимаю, почему. Впрочем, я сама виновата — не проверила выданный мне предмет перед операцией. Итог вам известен: доли секунды, которую заняло у меня осознание того, что путь к отступлению отрезан, хватило Пожирателям, чтобы застигнуть меня врасплох и схватить.

Меня не могли просто убить. Волан-де-Морт посчитал, что, раз я являюсь символом Сопротивления, то меня нужно просто подчинить. Показать всем, где истинное место грязнокровок. Ими было принято решение: отправить меня в типовой концентрационный трудовой лагерь при новом Министерстве.

После установления личности, статуса крови и распределения магглорожденных ведут в гигиенаторы. Грубо говоря, это большие общие душевые, как в тюрьмах, но там не разделяют по половому признаку. Мантии и остальную одежду сжигают, выдав после санитарной обработки стандартную робу.

Насколько мне известно, сейчас магов еще и стерилизуют. Декрет об обязательной стерилизации еще не был принят, когда меня поймали, поэтому нас привели к доктору из Мунго, посреди трудодня. Это действительно страшное зрелище. Тогда они еще только пытались наладить конвейерные операции, не знаю, как сейчас. Мне так и не провели эту процедуру. Помню слегка раздраженный и уставший голос колдомедика, который, осмотрев меня, озвучил свой вердикт: «Нет надобности, она уже бесплодна». Я, конечно, была шокирована. Оказалось, что поиски крестражей не пошли на пользу моей детородной функции. Ведь мы ночевали в лесу и не всегда могли воспользоваться магией, чтобы даже согреться.

Впрочем, я отклонилась от темы. После прохождения всех стандартных процедур заключенных отводили в камеры в подвалах Министерства. Оттуда каждого из нас выводил охранник и отправлял в цехи. Шестнадцатичасовой рабочий день. Конкретно меня отправили в цех по варке зелий. Довольно опасные зелья, многие ингредиенты токсичны, минимум защиты, а главное — никаких волшебных палочек. Те, кто после десяти часов непрерывной работы с химикатами терял бдительность, часто получали сильнейшие ожоги или другие травмы. Медицинская помощь была минимальной. Тем не менее, наш цех был лучшим по производительности. Не то чтоб это как-то поощрялось или вроде того. Вовсе нет. Просто если показатели падали, то виновники (либо все заключенные) несли наказание.

А наказывал нас Драко Малфой. Тот самый Пожиратель Смерти, который придумал Декрет об обязательной стерилизации грязнокровок. Тот самый, кто спас меня от изнасилования и вытащил из оккупированного Лондона, из-под стражи… Я смотрю, вы шокированы…

Смешно, но именно этот Декрет, который покалечил стольких людей, стал причиной, по которой смогли выжить жена Драко и его мать. Никто не сопоставил факты моего побега и исчезновения Драко. По официальной версии нового Министерства Сопротивление подготовило операцию по моему освобождению. Мои друзья якобы обезвредили Блейза Забини и вступили в бой с Малфоем, взяли его в плен, а меня освободили. Малфой долгое время считался пропавшим без вести, а когда требований об обмене или выкупе так и не поступило, его жена обрела статус вдовы.

Но на самом деле не было никакой операции Сопротивления по моему освобождению.

* * *

Так как речь зашла о Драко Малфое, то я попрошу вас дать мне Непреложный обет о том, что я и только я буду решать, что из сказанного о нем пойдет в печать.

И его, и Забини, и основателей Сопротивления я знала еще со Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. Когда Гарри пожертвовал собой ради нас, это вдохновило многих дать бой, пусть и в последний раз. Но силы были не равны. Школу разрушили, и волшебный мир начал окончательно меняться.

Узнав, что бывший школьный враг будет моим персональным палачом, я пришла в оцепенение. Вначале он, как и ожидалось, сводил со мной счеты за еще детские обиды. Он пытал и остальных заключенных, явно получая от этого удовольствие. Но меня… меня он оскорблял гораздо изящнее, переходя на личность, надавливая на болевые точки. Если он брезгливо морщился и старался не касаться остальных, то ко мне подходил предельно близко, чтобы сильнее напугать, явственнее давая понять, где моё место в этом новом мире. После очередного Круцио (просто за то, что посмела поднять на него взгляд) я поняла, что проще идти по пути наименьшего сопротивления. И перестала отвечать, перестала даже смотреть на него. Только работа. И со временем он также стал делать вид, что меня попросту нет. Он все еще оставался властным садистом, но ненависть его сменилась напускным безразличием. Как будто все магглорожденные — просто тараканы, за которыми он имеет неудовольствие наблюдать. И я — абсолютно такой же таракан, ни больше ни меньше. Эта перемена дала мне возможность вздохнуть с облегчением и максимально сконцентрироваться на том, чтобы не покалечиться, выполняя каторжный труд по варке зелий.

Но это относительное спокойствие продлилось не дольше недели, в какой-то из дней он просто ворвался в мою камеру и стал остригать мои волосы канцелярским ножом. Я понимала, что это делалось с целью еще раз унизить меня. Но он, хоть и грубо хватал меня, ни разу не ударил, не поранил ножом кожу. Я не понимала, зачем он сделал это. Ведь ему не обязательно было подходить так близко и прикасаться ко мне. Он просто мог использовать магию.

Чистокровные очень любят фразу: «марать руки о грязнокровных». Якобы им настолько неприятно касаться нас, что это отвращение вызывает почти физическую боль. Я часто думала, что это очередная уловка, чтобы унижать. Но, когда мой мучитель, выскочив из камеры, опустошил свой желудок прямо в коридоре, мне даже стало немного жаль его. Нет, я не переживала за состояние здоровья Драко Малфоя. Просто осознала, насколько психика его и ему подобных была подвержена влиянию извне. Нездоровому влиянию, с навязанными идеалами и ценностями, которые способствуют лишь приумножению власти конкретных лиц.

Со временем пошли слухи между охранниками о том, что Малфоя якобы переводят на другую должность, а вместо него поставят Блейза Забини. Еще позже оказалось, что Малфоя действительно повысили за недавние заслуги. Ведь стерилизация пленников — его идея.

За пару дней до так называемого побега я обратила внимание на взгляд Малфоя. Который немало удивил меня. Вводя Забини в курс новой должности, он показывал наши камеры. Я впервые не заметила в серых глазах презрения к заключенным. В его взгляде не было брезгливости и ненависти, только усталость.

В первый же день на новой должности Блейз Забини, похоже, отпустил охранника. И вошел в мою камеру. Имея горький опыт общения с его предшественником, я старалась не провоцировать. Тактика Забини разительно отличалась от малфоевской. Он начал с легких подколок, а когда не получил от меня никакой реакции, по-деловому перешел к тому, за чем, собственно, пришел. Сперва мне были предложены особые условия работы и дальнейшего пребывания в плену — взамен на особые услуги ему лично. Когда Забини понял, что я не намерена возглавить список его потаскух, он вздохнул с деланным сожалением и набросился на меня. Толкнув к стене, он ударил в меня заклинанием немоты. После того, как я стала отбиваться, не давая стянуть мою робу, он наотмашь ударил меня (кажется, разбив мне нижнюю губу). Оглушенная ударом, я стала сопротивляться чуть слабее, но он попросту разорвал мою робу и заломил мне руки. Когда я почувствовала, насколько он сильнее, и одновременно с этим осознала всю безнадежность своего положения, я почувствовала, как его тело с силой оседает на меня.

Оказалось, что Малфой зачем-то вошел в камеру и оглушил своего бывшего сокурсника. У него был тот же усталый взгляд, что я заметила пару дней назад. Взгляд без презрения, но полон обреченности. Он оттащил Блейза и произнес надо мной заклинание невидимости. После чего поволок меня, находящуюся в полной прострации, вон из Министерства. Перенес с помощью трансгрессии в свой особняк, где наспех собрал кое-какие вещи и деньги.

Затем где-то в полях Уилтшира Малфой еще и обездвижил меня. Без голоса, без возможности пошевелиться и под дезиллюминационными чарами я могла лишь наблюдать за тем, как он истошно орет. Он понимал, что Черная Метка — это не просто средство связи, это способ контроля и слежения. Потому стал срезать верхний слой кожи со своего предплечья, глуша боль захваченным из кабинета огневиски и заливая кровавую рану настойкой бадьяна.

После того, как дело было сделано, и Малфой слегка пришел в себя от боли, мы снова аппарировали. На сей раз он перенес меня в кабинет, как я узнала позже, своего психолога. Он выкрикивал гневную тираду о том, что его жизнь кончена, и винил в этом старого колдуна. Обезоружив, спрятал палочку психолога в свой карман и убил его. Вот так просто. После своей истерики он устало произнес непростительную Аваду и, схватив меня за руку, достал порт-ключ.

* * *

Порт-ключ перенес нас в небольшую лачугу внутри скалы. Думаю, кроме Драко о ней мог знать разве что Люциус, который, скорее всего, её и приобрел на крайний случай. Но, как вам известно, Малфой-старший погиб в битве за Хогвартс, ведь Волан-де-Морт отобрал у него волшебную палочку как раз перед её началом. Собственно, сейчас я понимаю, что у Люциуса не было выхода. Он должен был погибнуть, чтобы заплатить за свой промах в отделе Тайн и, тем самым, не обрекать Драко на ужасную участь — отвечать за ошибки отца.

Когда Малфой произнес надо мной Фините Инкантатем, оказалось, что меня расщепило во время одной из недавних трансгрессий. Адреналин не дал мне понять этого сразу, хотя я все равно не смогла бы как-либо сигнализировать об этом, будучи под Силенцио. Как только я очутилась на полу, резкая боль пронзила мое правое предплечье. Часть кожи с огромного шрама от пыток Беллатрисы осталась в одном из мест, в которых мы недавно побывали с Малфоем. Кровь не останавливалась в месте расщепа. Кажется, Малфой тогда истерически рассмеялся и со словами: «У нас слишком много общего с тобой, Грейнджер» стал лить настойкой бадьяна на мою руку. Это действительно забавное совпадение: мы оба лишились своих меток вместе с кожей в тот день. Он сам срезал с себя Темную Метку, а мою надпись «грязнокровка» повредило расщеплением. Когда он обрабатывал мне рану, то странно смотрел на мою кровь. Я ожидала, что Малфой придет в ярость от того, что я пачкаю все вокруг своей грязной кровью, но он не был зол. Его взгляд казался скорее удивленным. Уже позже он признался, что его поразил тот факт, что моя кровь ничем не отличалась на вид и запах от его собственной.

Естественно, на первых порах я боялась Малфоя и не понимала, что происходит. Эмоционально мне нужно было время, чтобы пережить увиденное в день «побега». Попытка изнасилования, похищение Малфоем и затем убийство, свидетелем которого я невольно стала. Все это шокировало, кроме того, я не понимала действий и мотивов своего похитителя. А он молчал, пил и мало что предпринимал. Наверняка знал, что рано или поздно нам придётся поговорить, но сам не делал никаких попыток.

Из табуретов в лачуге он трансфигурировал кое-какие койки, на которых мы спали в первую ночь. Хотя у меня и не было палочки, он связал мне руки перед тем как уснуть. К утру они сильно затекли, а рана на предплечье снова открылась. Малфой попытался вновь обработать её, но ему вдруг резко стало плохо. Лишь выпив какого-то зелья из тех, что он захватил с собой из Мэнора (я могу по виду и запаху определить большинство известных зелий и отваров, но то, что он принял, ни на что не было похоже), Драко смог прийти в себя и помочь мне. Затем сменил и свою повязку, кажется, снова удивляясь тому, что наша кровь на бинтах ничем не отличалась, разве что моя была свежее.

Когда я начала требовать вернуть меня Сопротивлению или хотя бы объяснить, что здесь происходит, он рассказал вещи, которые в итоге навсегда изменили мое мировоззрение. Малфой сказал, что по собственной глупости погубил свою жизнь и, скорее всего, еще и жизни жены и матери. Сказал, что не намерен отпускать меня обратно в ряды Сопротивления, ведь они уже однажды предали меня, а значит, и ему не стоит рисковать, стараясь устроить обмен. В ответ на мой недоуменный взгляд рассказал, что Пожиратели получили четкие инструкции извне о том, где именно я буду переправлять беженцев. Оказалось, что Лорд до последнего не верил, что ему и правда преподнесут героиню Грейнджер на блюдечке, но когда меня быстро и легко поймали, сомнений не осталось. Первым порывом Лорда было казнить меня, и все, кроме Малфоя, поддержали идею. Но позже Волан-де-Морт согласился с доводами Драко. Всё было слишком уж просто. Малфой сказал, что и сам толком не понимал, почему выступил против моей публичной казни. Однако тот факт, что без анонимного предателя Пожиратели самостоятельно никогда бы не поймали меня, говорил о том, что ими пытались манипулировать. Затем он стал бормотать что-то о благих намерениях и дороге, которая ими вымощена. По его словам, он сам себе оказал медвежью услугу. В итоге Лорд с присущим ему одному чувством юмора отправил меня именно в цех Малфоя, что в итоге привело к полному краху его жизни.

Тот наш разговор закончился ничем. Я отказывалась верить словам своего похитителя, хотя несработавший порт-ключ раз за разом всплывал в памяти. Малфой был рад моей подавленности, ведь я перестала что-либо от него требовать и просто снова и снова молча прокручивала в голове все случившееся. Моя апатия давала ему возможность напиваться и тоже уходить в себя. Впрочем, он никогда не терял контроль, а потому у меня не было никаких шансов сбежать из этой лачуги. Время от времени он исчезал, чтобы принести продукты, кое-какие вещи и прессу. Именно из газет мы узнали, что его посчитали павшим героем, а не предателем, а Сопротивление, в свою очередь, не отрицало того, что мой якобы побег — это их заслуга.

Я понимала, что мы находимся вне Англии, но Драко не называл даже часть света, в которой мы пребывали.

После очередной перевязки оказалось, что у него заражение крови, левая рука стала гнить. Как выяснилось, он не способен колдовать в полную силу, так как был левшой. Именно поэтому не трансфигурировал нашу скудную обитель во что-то более уютное: просто не мог. Он также не мог позволить себе проявить слабость и попросить меня о помощи. Впрочем, он вряд ли мог доверять мне, а потому терпел и глушил адскую боль в руке при помощи дешёвого огневиски, пока однажды не потерял сознание от жара.

Впервые за столь долгое время получив доступ к волшебной палочке, я испытала лёгкую эйфорию. Первым моим желанием было как можно скорее выбраться из этой окружённой морем и скалами ловушки, чтобы найти ближайший штаб Сопротивления или любых союзников. Однако сомнения, которые посеял в моей голове Драко, а также его тяжёлое состояние не дали мне этого сделать.

Первым делом я левитировала его на койку и наколдовала компресс, чтобы хоть немного сбить жар. Ему стало полегче, но он продолжал бредить. Сделав все, что было в моих силах для стабилизации его состояния, я направила на Малфоя палочку и произнесла заклинание, которое должно было помочь мне принять главное решение на тот момент.

Я была не самым искусным легилиментом, но сознание Малфоя слишком ослабло из-за горячки, чтобы сопротивляться.

Одно за другим я просматривала его воспоминания.

Я быстро листала детские, школьные годы, его страх перед заданием Лорда на шестом курсе Хогвартса, когда Драко так и не смог убить Дамблдора, скорбь об отце… Затем его служба Лорду, женитьба и вот, наконец… Все, как он и сказал. Мое местонахождение было передано Пожирателям через анонимный источник. Затем воспоминание о том, как Малфой уговаривает Волан-де-Морта не убивать меня. А в самых сокровенных глубинах его сознания… четыре встречи. Четыре разговора, в которых он нехотя признаётся психологу и самому себе в том, что я небезразлична ему.

С трудом помню, как выныриваю из его воспоминаний и оседаю на пол. Его все ещё колотит от жара — меня колотит вместе с ним. Сопротивление предало, мне абсолютно некуда больше идти.

* * *

Немного совладав с собой, я вернула Малфою палочку, а в его кармане нашла ту, которую он отобрал у своего доктора. Трансфигурировав лохмотья своей робы в подобие маггловской одежды, я решила отправиться на поиски провизии. У Малфоя обнаружилось не так много денег, но на еду и лекарства должно было хватить. Мне пришлось аппарировать рывками от одной видимой дальней точки к следующей, так как я не знала, где именно нахожусь, а трансгрессировать напрямую в Лондон не получалось. Каждая аппарация была болезненна, ведь рана на руке не полностью зажила. Могу представить, как больно было Малфою отправляться за продуктами каждые несколько дней. Конечно, он четко знал точки назначений, в отличие от меня, ему хватало всего двух-трех перемещений, но и рана его была значительно серьезнее.

Примерно через полчаса я сумела найти небольшое поселение. Кажется, убежище Малфоя находилось где-то во Франции, на берегу Средиземного моря. Люди в небольшой деревушке так быстро говорили по-французски, что мне пришлось хорошенько напрячь память, дабы приобрести у них еды и нужные маггловские медикаменты, не привлекая при этом лишнего внимания. Также я собрала необходимые травы, чтобы сварить укрепляющее зелье.

Малфой находился без сознания четыре дня, я постаралась максимально обеззаразить его рану и наложить подобие магических швов. Одновременно с этим пришлось давать ему маггловские антибиотики, чтобы помочь справиться с лихорадкой.

Когда он наконец очнулся, то первым делом спросил, почему я все еще здесь? Я ответила, что идти мне некуда. Как, собственно, и ему.

После того как он пошел на поправку, мы стали трансфигурировать хижину в подобие уютного жилья. Драко не пытался отобрать «мою» палочку и больше не связывал мне руки на ночь.

Дни тянулись один за другим, превращаясь в недели. Мы проводили их в молчании, но Драко ел мою стряпню, а я радовалась книгам и газетам, которые иногда ему удавалось приносить. Бывали дни, когда Малфою было сложно находиться рядом, и он вновь тянулся за неизвестным мне зельем. Примерно через месяц он перестал его принимать совсем, так и не рассказав мне, для чего оно было предназначено. Мы редко разговаривали и старались не касаться темы наших прошлых жизней, но однажды, во время обсуждения школьного курса зельеварения, невидимый барьер рухнул и мы сумели найти друг в друге интересного собеседника. Это не было дружбой, просто два отчаявшихся человека, вынужденных постоянно находится вместе, старались мирно сосуществовать. Я не нашла сил признаться ему в том, что знаю о его странном влечении ко мне. Он с трудом мог признаться в этих чувствах даже себе, и вот куда они его привели.

Как вы знаете, все это время Сопротивление усердно делало вид, что после побега я вернулась в их ряды и возглавляла самые громкие успешные операции. На самом деле это было довольно разумным ходом. Общественность и магглорожденные вдохновлялись этими историями, которые подпольно публиковались и распространялись небольшими тиражами «Придиры». Враги Лорда продолжали восхищаться героиней Сопротивления, которая не только вырвалась из плена, но и активно действовала, оставаясь неуловимой год за годом. Более того, Сопротивление, как и мать Драко, знали о том, что он остался жив, вопреки официальной версии. Да, и я говорю не о каком-то материнском предчувствии или логических умозаключениях. Они определенно знали, что Малфой жив, ведь на фамильных гобеленах Малфоев и Блэков отображалось древо рода. Уверена, что Нарцисса спрятала от нежелательных глаз гобелен, на котором так и не появилась дата смерти её ребенка. На Гриммо, 12 находилось родовое древо Блэков, к которым принадлежали и Нарцисса, и Драко — полагаю, Макгонагалл или портрет Дамблдора должны были заметить отсутствие даты его смерти.

И новое Министерство, и Сопротивление вели свою увлекательную игру, правила и детали которой я стала понимать лишь сейчас. Рассказывая Малфою незначительные сведения о Волан-де-Морте, в ответ я получала от него информацию, которая помогала сложить весь пазл событий воедино. Я рассказала о крестражах и о том, как мы сумели уничтожить их все, кроме Нагайны. Битва за Хогвартс стала решающей, ведь после смерти Гарри Поттера пророчество обретало единственно возможный смысл. Один из них должен был победить другого, и так как Гарри погиб, то надежды больше не оставалось.

Убив последнюю надежду магического мира, Тот-Кого-Нельзя-Называть скрылся вместе со своей змеёй и окружил себя и её невиданной защитой. На долгое время все забыли о крестраже, ведь подобраться к Волан-де-Морту, не будучи его приспешником, было невыполнимой задачей. Малфой подтвердил мои слова о том, что сильнейшая охрана диктатора и Нагайны — не преувеличение. Только ближайшие соратники могли находиться с ним в одном помещении, змея всегда была рядом.

Я поражалась гибкости мысли Малфоя и тому, какие выводы он делал, слушая мои рассказы о жизни Гарри. По его мнению, Дамблдор сделал ставку на Поттера и умело манипулировал им на протяжении почти всей его жизни. Я никогда не думала об этом так. Продолжая свою мысль, Малфой высказал предположение, что я также оказалась разменной фигурой в этой шахматной партии. Вероятность того, что портрет, который принесла Макгонагалл на Гриммо, смог убедить Невилла пожертвовать мною ради каких-либо целей Сопротивления, казалась мне глупой. До сегодняшнего дня.

На долгие годы я отложила осознание этих событий и просто пыталась жить жизнью, дарованной мне Малфоем. Изредка он приносил в дом полевые цветы. Никогда не дарил, а просто оставлял на столе. Разбирая продукты, я всегда ставила цветы в воду, понимая, что это самый искренний жест, на который был способен Драко. Порою мы выбирались во всё ту же деревушку в поисках одежды. Иногда мы прятали небольшие подарки друг для друга, чтобы проходящие праздники казались хоть немного радостнее. Я учила его вызывать Патронуса, а он обучал меня азам родовой магии. В какой-то момент я стала все чаще ловить на себе его пристальный взгляд, не понимая, что именно Драко старается разглядеть во мне. Однажды он признался: несмотря на то, что чертовски скучает по дому, матери и прежней жизни, все же ценит эту возможность жить вне той системы, которую ввел Волан-де-Морт.

Спустя год мы поняли, что ничего не меняется. Вернуться в Британию не могли, для начала жизни с чистого листа в новом месте не имели достаточных средств, да это было и опасно. Хрупкого доверия, которое появилось между нами, не хватало на то, чтобы Драко смог отпустить меня жить своей жизнью. Мы разочаровались в идеалах, которые были навязаны нам, пусть и каждому свои. Всё, во что верили, ради чего жили раньше, оказалось обманом. Темы для разговоров понемногу иссякали, и вместе с молчанием приходила необоснованная злость. Мы злились не друг на друга, а на саму ситуацию, в которой оказались, но выплескивать свои эмоции было больше не на кого.

Во время одной из бытовых ссор, когда я переварила пасту, Драко не удержался от едкой ремарки по этому поводу — и я вышла из себя. Я возмущённо кричала и пыталась толкать его в грудь. Встав из-за стола, впервые наблюдая меня в таком состоянии, он заломил мне руки, а затем яростно впился в мои губы своими. И продолжал крепко держать и целовать меня, пока я не перестала вырываться. Вся ярость, вся страсть, которую мы сдерживали около года, вперемешку с отчаяньем, вылилась в тот поцелуй…

Мы так и не пообедали в тот день. И не поужинали. Я отдалась женатому мужчине прямо на полу нашей хижины. В его глазах я не видела презрения, только расширенные зрачки, которые, казалось, совсем скрыли платиновую радужку. В них плескались удовольствие и совсем немного опасений, что я оттолкну. В каждое объятье, в каждое прикосновение, в каждый толчок он вкладывал нежность, смешанную с болезненным желанием обладать. Больше, сильнее, глубже!..

С тех самых пор мы больше не ссорились. Открыв новые грани своих отношений, принялись изучать друг друга с новой силой. С той стороны, которую не решались показать друг другу раньше. Познавая женщину во мне, он признавал во мне волшебницу. Познавая мужчину в нем, я смирялась с его статусом бывшего Пожирателя.

Мы прожили рука об руку еще четыре года. Вечерами, лежа рядом и целуя мою обнаженную спину, он часто полушепотом вспоминал школьные годы, то время, когда нарочно задевал меня, не отдавая себе отчета, почему же его так сильно злило мое безразличие. Я не питаю иллюзий о том, что он изменился. Что внутри Драко добрый высокоморальный человек. Я знаю, что это не так. Но, слушая о его детстве, воспитании, юности, я постепенно понимала, почему он стал таким. И полюбила я его именно таким, приняв все то зло, которое он творил.

Однажды он попросил меня рассказать о том самом случае в отделе Тайн, ставшим роковым для его отца. Вспоминая события, свидетелем которых я являлась, мы перешли к обсуждению самого пророчества. Я пересказала разговор Гарри с Дамблдором после смерти Сириуса Блэка, который состоялся в директорском кабинете. Проговаривала пророчество, вспоминая слова директора, — и вдруг меня пробила дрожь. В одночасье все встало на свои места! Пророчество не касалось Гарри Поттера, оно касалось Невилла! Дамблдор ошибся. Гарри был важен потому, что был крестражем, но человек, способный убить Волан-де-Морта, это Невилл Лонгоботтом. Ребенок, рождённый на исходе седьмого месяца теми, кто трижды бросал вызов Лорду.

Вместе с Малфоем мы осознали план Дамблдора, который также понял свой промах. Очевидно, он объяснил Невиллу его роль в победе Темного Лорда и они придумали гениальный способ выманить того вместе с Нагайной. Публичная казнь символа Сопротивления. Моя казнь. Но Волан-де-Морт обыграл Сопротивление в их же игре, проявив несвойственную ему милость и сохранив мне жизнь.

Я рассказываю вам все это не затем, чтобы очернить Сопротивление или Невилла. Я даже не виню Альбуса Дамблдора — понимаю, насколько важно наконец свергнуть Темного Лорда и его зверский режим.

Мы с Малфоем долго обсуждали все это и понимаем, что сейчас, когда силы Сопротивления особенно велики, самое время закончить эту шахматную партию. Я прошу лишь достойно осветить в прессе все, что случится вскоре.

Мы связались с Лонгоботтомами; бывшие члены Ордена уже взяли под защиту Нарциссу и Асторию Малфой. Когда завтра я открыто нападу на Министерство, Драко проведет Невилла в обитель бывшего повелителя. Мы рассчитываем, что Лонгоботтому удастся уничтожить Нагайну при помощи меча Годрика Гриффиндора. В расчете на это мы жертвуем всем, что имеем. И я, и Драко рискуем жизнью ради этого. Вот почему я прошу вас, независимо от исхода этой битвы, не позвольте, чтобы что-либо осталось забытым.

Я не знаю, выживу ли, поэтому не смогу защитить Малфоев в случае победы Сопротивления. Вы знаете, как переписывают историю победители, а потому прошу раскрыть людям правду. Чем бы ни окончился завтрашний день.

Эпилог

Мягкие теплые пальцы Гермионы нежно зарылись в густую рыжую шерсть, чем пробудили Живоглота ото сна. Книззл недовольно зыркнул на неё и, потягиваясь, выгнул спину. Спрыгивая с дивана, он задел лежащий рядом с собой пульт, и тот полетел на пол. Сработала кнопка выключения, и «Список Шиндлера», который последние два часа смотрела хозяйка Живоглота, исчез с экрана маггловского телевизора. Она чуть раздраженно вздохнула и потянулась за волшебной палочкой, чтобы призвать пульт. В её положении было проблематично наклоняться и поднимать что-либо с пола.

Услышав проворачивающийся во входной двери ключ, Гермиона с трудом поднялась с дивана и медленно пошла встречать любимого мужа, который работал медбратом в больнице Святого Мунго.

— Здравствуй, дорогой. Как прошел день?

— Если честно, то немного напряженно, — признался тот. — А как дела у моих любимых?

— Наш малыш снова брыкается. — Улыбнулась Гермиона и погладила большой округлившийся живот. — Ему не терпится скорее появиться на свет.

— Ну, это нормально, ведь роды уже совсем скоро.

— Да, так что случилось у тебя на смене?

— Привезли еще одного. Снова безнадежный случай, положили на стационар, но вряд ли есть шансы.

— Это кто-то из знакомых?

— Ну... — Рон замялся. — В каком-то смысле мы хорошо знали его. Это Драко Малфой. Оказалось, апатия и депрессивность появились у него еще после смерти Дамблдора. А потом эта война и еще суд над его семьей после нашей победы… — Мистер Уизли тяжело вздохнул. — Его сознание окончательно закрылось и перестало реагировать на внешний мир, он сейчас больше напоминает овощ, чем волшебника.

— Это ужасно… хорошо, что я сейчас в декрете и его будет лечить кто-то другой. Меня всегда расстраивают пациенты, которым я не имею возможности помочь.

Рон крепко обнял свою супругу и поцеловал в висок. После того, как в битве за Хогвартс Волан-де-Морт был повержен, они с Гермионой поняли, как ценна человеческая жизнь. Сначала помогали раненым, ведь медперсонала в Мунго катастрофически не хватало, а потом Гермиона выучилась на целителя. Он тоже нашел себя в оказании посильной медицинской помощи. Когда раненых стало меньше, оказалось, что психические поствоенные травмы в той или иной степени были у каждого, кто пережил эту войну. Поженившись, Рон и Гермиона по-прежнему работали в одной смене в больнице вплоть до седьмого месяца её беременности. Должен был родиться мальчик, и они планировали назвать сына Фредериком — в память о Фреде Уизли, который погиб во имя справедливости и мира.

* * *

В палате с мягкими стенами, обхватив себя руками, сидел худощавый молодой мужчина. Он давно уже замкнулся в себе. Драко Малфой смотрел в одну точку невидящим взглядом красивых серых глаз. В его голове сознание создало совсем другой мир. Мир, в котором Темный Лорд победил, в котором род Малфоев обрел власть, а его мать живет в безопасности и достатке. В котором он сам больше не трус, ведь его взгляды навсегда изменила одна грязнокровка.

В своей голове Драко Малфой переписывал историю мира и вершил судьбу величайшего темного мага столетия. Ради своей грязнокровки, подарившей ему пять лет свободы и счастья, он рисковал собственной жизнью, проводя Невилла Лонгоботтома в логово Пожирателей.

В мире, созданном сознанием Драко Малфоя, одновременно с их операцией, Гермиона Грейнджер вела армию магглорожденных волшебников к стенам Министерства Магии. Они штурмом брали эти стены, порождая эффект неожиданности.

* * *

В зал, где находился Волан-де-Морт, вбежала Беллатриса Лестрейндж. Она кричала о том, что сумела убить поганую грязнокровку Грейнджер. Что наконец чертово Сопротивление на коленях! Не помня себя от ярости, Драко Малфой бросился на кровную тётку. Выкрикнув "Авада Кедавра!", он дал возможность Невиллу сбросить мантию невидимку и разрубить Нагайну пополам. Беллатриса отразила заклинание племянника, и оно отскочило в своего создателя. Растерянно взглянув на то место, где еще несколько секунд назад сидел её обожаемый повелитель, она не обнаружила никого. Кровавые останки Нагайны и бездыханный труп Драко Малфоя — вот и все, что миссис Лестрейндж удалось увидеть перед тем, как Невилл Лонгоботтом убил и её.

* * *

Драко Малфоя нашли мертвым в собственной палате на следующее утро после госпитализации. Его сердце остановилось, а на тонких губах навсегда застыла легкая улыбка. В своей голове он победил и отправился в лучший мир, к своей грязнокровке.